Текст книги "Разрушитель кораблей"
Автор книги: Паоло Бачигалупи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
8
Корабль лежал на боку, разбитый и полузатопленный. Он сломался посередине. Даже разбившийся, он был прекрасен, не то что ржавые железные посудины, на которых им приходилось каждый день работать.
Большой, предназначенный для океанских плаваний, чтобы возить людей и грузы через Северный Полюс, крышу мира, в Россию и Японию. Или через бурную Атлантику, в Африку и Европу. Подводные крылья были убраны, но через проломы в углепластиковом корпусе Гвоздарь разглядел механизмы. Огромные устройства, выдвигающие крылья, сложные системы механики, гидравлики и электроники.
Палуба корабля была наклонена в их сторону, на ней стояла пушка Баккела и высокооборотные катушки тросов высотных парусов. Однажды Бапи, будучи в хорошем настроении, рассказал Гвоздарю, как это работает. Пушка выбрасывает парус на сотни метров вверх, парус ловит высотный ветер, который разгоняет идущий на подводных крыльях корабль. Он может скользить над волнами на огромной скорости, больше пятидесяти узлов.
Гвоздарь и Пима резко остановились, глядя на нависающий над ними разбитый корабль.
– Норны, какой красивый.
Даже погибший, корабль выглядел царственно, как сокол, пусть и сломанный и побитый, но сохранивший свою хищную красоту обводов. Обтекаемая форма идеального охотника, каждый угол выверен, чтобы свести к минимуму сопротивление движению. Гвоздарь оглядел палубу, высокие борта, стабилизаторы, поломанные паруса-крылья, белые, сверкающие на солнце. Ни капли грязи и ржавчины, нигде. Ни капли масла не протекло, несмотря на то что корпус разбит.
Нефтяные танкеры и грузовые суда, которые они ломали на берегу, не шли с ним ни в какое сравнение. Словно ржавые динозавры. Они стали бесполезны, когда иссякла нефть, питавшая их. Теперь они стали всего лишь огромными разваливающимися остовами, с которых медленно стекали в воду масло, нефть и токсичные химикаты. Вонючие, вредоносные, они были построены в Эпоху Ускорения. Вредоносными они оставались и теперь.
Клипер оказался совсем другим, будто построенный ангелами. Название на носу они не смогли прочесть, но Пима разобрала другое слово, написанное ниже.
– Он из Бостона, – сказала она.
– Откуда знаешь? – спросил Гвоздарь.
– Я с командой когда-то работала на грузовом корабле из Бостона. Там такие надписи повсюду были, я их запомнила, пока мы его на куски разбирали.
– Я такого не помню.
– Это было до того, как ты пришел в команду.
Она помолчала.
– Первая буква «Б», а вот это «С», изогнутая, как змея. Да, то же самое.
– Что же с ним случилось?
– В шторм попал.
– Они должны были знать о нем. У них спутниковые говорилки, на этих кораблях. Большие глаза, за облаками. Они не должны были налететь на скалы.
Теперь уже Пима удивленно поглядела на Гвоздаря.
– А тебе-то откуда знать?
– Помнишь Старика Майлза?
– Разве он не умер?
– Ага, умер. Какая-то зараза в легких. Он работал на камбузе на клипере, ну, пока его не выгнали. Знал про все, что делается на клипере. Рассказывал, что у них корпуса из особого волокна, поэтому они скользят по воде, как по маслу. Компьютеры ими управляют, чтобы они шли ровно. Меряют скорость ветра и течения. Он точно рассказывал, что они получают информацию от спутников о погоде, точно так же, как в «Лоусон энд Карлсон» заранее знали, что будет ураган.
– Может, они решили, что смогут обогнать ураган, – предположила Пима.
Они глядели на разбитый корабль, не веря глазам.
– Столько добычи, – сказал Гвоздарь.
– Ага.
Пима помолчала.
– Помнишь, что я пару дней назад говорила? Что нужна удача и сообразительность?
– Ага.
– Сколько, думаешь, сможем сохранить это в тайне? – спросила она, мотнув головой в сторону берега, где ломали корабли. – От всех их.
– Может, день-два, – предположил Гвоздарь. – Если действительно повезет. Кто-нибудь точно его найдет. Рыбацкая лодка, торговец, если не другие береговые крысы.
Пима сжала губы.
– Надо заявить, что это наша добыча.
– Надежды мало, – ответил Гвоздарь, оглядывая разбитый корабль. – Мы не сможем защитить свое право на такую добычу. Его будут искать патрули. Громилы от корпораций. «Лоусон энд Карлсон» тоже захотят свою долю, как приз…
– Вот уж приз, да, – перебила его Пима. – Глянь на него. Ему больше никогда не плавать.
Гвоздарь упрямо мотнул головой.
– Все равно, не думаю, что мы сможем все взять себе.
– Может, мама с этим поможет, – предположила Пима.
– Она работает с командой по тяжелым грузам. Если она уйдет, чтобы прийти сюда и работать здесь, люди заметят, – ответил Гвоздарь, глянув в сторону берега. – Да, и если мы завтра не выйдем работать с нашей командой, то тоже задумаются, куда мы делись.
Он потер больное плечо.
– Нам нужны свои громилы. Но, если мы даже кого-то наймем, как только они увидят этот корабль, то сразу же захотят его присвоить.
Пима прикусила губу в задумчивости.
– Я даже не знаю, как полагается регистрировать такую добычу.
– Поверь, никто не даст нам ее зарегистрировать.
– А как насчет Лаки Страйка? У него связи с боссами. Может, он сможет. Прикрыть нас от «Лоусон энд Карлсон».
– И забрать у нас все, ага. Как сделал бы любой другой.
– Он сейчас людям еду раздает, – заметила Пима. – Другие так не поступают. Не кормят в кредит каждого, за которого могут поручиться двое друзей, что он все вернет, когда снова начнется работа.
– Мы для него – паршивцы мелкие. Ему не нужна ржавая рухлядь, которую мы собираем. Еда – одно дело…
Гвоздарь с тоской посмотрел на разбившийся корабль. Столько богатства, вот только сберечь они его не смогут.
– Глупо это. Мы все время думаем лишь, как медного кабеля натаскать. Понятия не имеем, что там внутри. Пойдем поглядим, о чем вообще разговор.
– Ага.
Пима тряхнула головой.
– Ты прав. Может, внутри есть что-нибудь ценное и небольшое, что мы сможем спрятать. А потом подумаем насчет остального.
– Ага. Может, нам положена какая-нибудь награда, если мы сообщим о корабле.
– Награда?
– Я как-то слышал о таком в радиопостановке, когда сидел в харчевне Ченя. Получаешь долю, если помогаешь кому-то спастись.
– Тогда почему ты не назвал это просто долей?
Гвоздарь корчил мину.
– Потому, что там они назвали это наградой.
Он сплюнул.
– Давай пойдем посмотрим.
Они полезли по скалам к кораблю. В отлив вокруг корпуса было воды по щиколотку. В лужах было несколько рыб, еще несколько лежало на песке, уже начиная гнить вместе с выброшенными на берег водорослями. Вблизи корабль показался им больше. Конечно, не как ржавые глыбы Эпохи Ускорения, но все равно большой. Пима взобралась по трещине в корпусе и полезла внутрь, быстро и ловко. Сказались годы работы на сломе старых кораблей. Гвоздарь лез медленнее, поскольку мог держаться только одной рукой, здоровой.
Корабль лежал на боку, так что по его коридорам нельзя было нормально ходить, это больше походило на то, как им приходилось лазать по тоннелям. Неожиданно привычное занятие там, где все должно было быть иначе. Гвоздарь оглядывался по сторонам. Блеск металлических деталей, куски одежды, разбросанные повсюду, всевозможный мусор, вонь тухлой рыбы.
– Шикарные шмотки, – сказал он, взяв в руку платье, на ощупь похожее на шелковое. – Только погляди.
Пима пренебрежительно глянула на платье.
– И кто только такое носит?
Через отверстие люка она выбралась на палубу и устроилась на борте. Поглядела, нашла другой люк.
– Камбуз нашла! – спустя минуту крикнула она. Присвистнула. – Иди, погляди на это!
Гвоздарь с трудом пробирался следом. На камбузе царил беспорядок, многое попадало и рассыпалось, но некоторое осталось цело и на месте, например рис и мука в плотно закрытых контейнерах. Пима начала открывать шкафчики, и оттуда дождем посыпались осколки стекла от разбившихся бутылочек, вперемешку с молотыми приправами. Пима сморщила нос и кашлянула.
– Потише, подруга, – чихнув, сказал Гвоздарь.
– Извини, – ответила она, снова кашлянув. Открыла шкафчик. Оттуда вывалилось мясо, уже протухшее от жары. Большие стейки, такие, каких они в жизни не видывали у себя на берегу. Оба прикрыли рты руками, стараясь не дышать глубоко, когда их окутала вонь.
– Думаю, у них холодильник был, электрический, – сказал Гвоздарь. – Они иначе не смогли бы хранить все это мясо.
– Проклятье. У них его хватало, а?
– Ага. Неудивительно, что Старик Майлз так огорчился, когда его выгнали.
– А что он натворил?
– Сказал, что напился, но, думаю, попался на торговле «ред рипперами».
Пима заглянула в шкафчик, ища, не осталось ли там чего-то хорошего. Тут же отдернула нос, когда ее едва не стошнило. Вонь от протухшего мяса была ужасная. Они пошли дальше, обыскивая корабль.
Первое тело они нашли в одной из кают, мужчину, голого по пояс, с выпученными глазами. В его внутренностях уже копошились крабы. Пима отвернулась, едва сдерживая тошноту. Запах внутри каюты был невыносимый. Потом снова заглянула внутрь. В небольшой луже рядом с головой мужчины плескались рыбки. Сложно сказать, утонул он или причиной его смерти была ужасная рана на лбу. В любом случае, он мертв.
– Ну, думаю, ему уже все равно, что мы здесь роемся, – пробормотала Пима.
– Хочешь его обыскать? – спросил Гвоздарь.
– У него карманы есть.
– Я к нему не притронусь, – сказал Гвоздарь, качая головой.
– Не будь дурачком, – сказала Пима. Сделала глубокий вдох и наклонилась к телу. Тучей взлетели мухи, жужжа в нагретом воздухе каюты. Пима пошарила по карманам брюк погибшего. Действовала смело, но Гвоздарь не сказал бы, что она не нервничает. Они слышали разные истории о такой добыче. Тела были добычей, если находились на территории, объявленной чьей-то, но все равно тяжело глядеть в глаза мертвецу, понимая, что еще несколько дней назад этот человек был жив и ходил по палубе корабля до того, как шторм забрал у него жизнь и сделал добычей двоих подростков, бродящих по берегу.
Гвоздарь осмотрел каюту. Большая. На полу разбитая фотография в рамке, на которой погибший был запечатлен в белом мундире с полосами по рукавам. Гвоздарь подобрал ее и разглядел повнимательнее.
– Думаю, это его корабль.
– Да ну?
Гвоздарь оглядел стены. Старомодная подзорная труба, закрепленная на стене кронштейнами. Листы бумаги с надписями, печатями и знаками. Эта фотография человека в белом мундире с галунами на плечах на фоне клипера. На фотографии он улыбался. Сложно сказать, тот же это корабль, что разбился, или другой, но мужчина на фотографии явно был горд собой. Глянув на труп, живот которому уже вспороли клешни крабов, Гвоздарь выдохнул и задумался.
Будто уловив его мысли, Пима прервала свое занятие.
– Вот она, удача, Гвоздарь. Удача и воля Норн. Все, что у нас есть.
Она покрутила найденными в кармане монетами, многозначительно. Этих денег им хватит, чтобы неделю есть нормально. Медные монеты и мокрая пачка красных банкнот, китайских.
– Сегодня нам повезло.
– Ага, – кивнув, согласился Гвоздарь. – А завтра может и не повезти.
Капитану корабля не повезло, в этом и заключалось везение Гвоздаря и Пимы. Как странно. Капитан корабля лежит мертвый, со вздувшимся лиловым лицом, вскрытыми внутренностями, над ним кружат мухи. Ползают по губам, глазам, крови на лбу, дыре в животе. Когда Пима отошла от тела, кружившие в воздухе мухи тучей опустились на него.
Гвоздарь снова задумчиво оглядел каюту. На стене куча латуни. Добыча. Роскошное судно, ничего не скажешь. Каюта капитана богато обставлена. Хотя корабль большой, почти как грузовой, вряд ли он коммерческий. Все слишком уж красиво, весь этот шелк, ковры в коридорах, медь, латунь, небольшие стеклянные светильники. Они пошли обыскивать остальные каюты. Увидели резную мебель, салоны, гостиные, бар с множеством разбитых бутылок, каюты пассажиров, картины на стенах, мятые и рваные, написанные настоящими масляными красками.
Ниже, в технических помещениях, где располагались механизмы корабля, они нашли другие тела.
– Полулюди, – прошептала Пима.
Трое, утонувшие и тоже уже выпотрошенные крабами. Их звериные морды походили на морды голодных псов, с длинными языками, свисающими поверх острых зубов. Желтоватые собачьи глаза невидяще глядели на Пиму и Гвоздаря, едва поблескивая в лучах тропического солнца, проникающих снаружи через иллюминаторы.
– Эти люди, должно быть, были весьма богаты, если могли позволить себе этих полулюдей.
– Вот этот на тебя похож, – заметил Гвоздарь. – Уверена, что никогда яйцеклеток не продавала?
Хрюкнув от смеха, Пима ткнула его локтем под ребра. Обыскивать полулюдей она даже и не предлагала. В этих созданиях, сотворенных при помощи генетики, было что-то настолько мерзкое, что к ним даже подходить не хотелось.
Гвоздарь и Пима разделились, принявшись обыскивать остальные помещения корабля. Пима нашла на верхней палубе еще одного получеловека, пристегнутого к штурвалу и тоже захлебнувшегося. Столько смерти,подумал Гвоздарь. Видимо, эти люди были полными идиотами, если попали под ураган-убийцу. Распахнув очередную дверь, он тихо присвистнул от удивления.
Наклонившийся набок стол из черного, как ночь, дерева съехал в сторону и уперся в стену. Везде битое стекло, разбитые бокалы, вокруг…
– Пима! Иди, посмотри!
Пима прибежала к нему. В комнате было полно серебра – серебряные подсвечники, серебряные столовые приборы, тарелки, чашки… такая удача, что и Лаки Страйку не снилась.
– Сколько добычи, – ахнув, сказала Пима.
– Хватит, чтобы выкупить наши контракты. Хватит, чтобы самим открыть дело по сбору добычи. Даже, чтобы выкупить место Бапи.
– Давай! – сказала Пима. – Надо собрать все прежде, чем кто-то еще здесь появится. Мы богатые, Везучий Парень!
Обняв, она расцеловала его в обе щеки и в губы, увидела на его лице удивление и расхохоталась.
– Ого, Везучий Парень! Мы богатые! Станем круче Лаки Страйка!
Поддавшись ее настроению, Гвоздарь тоже начал смеяться. Они принялись собирать серебро, складывая в одну кучу, которая быстро росла. Откидывали в сторону разбитые китайские вазы, бокалы и вычурные тарелки, доставая из-под них все новые сокровища.
Пима отправилась на поиски чего-нибудь, во что можно было бы все это сложить. Вернулась с полотняным мешком, который несколько минут назад они бы сочли хорошей добычей, которую можно было бы продать по цене пары кусков медного провода и считать, что день удался. Но теперь он стал всего лишь емкостью для настоящих сокровищ. Всего этого серебра. Подносы, вилки и ножи – все в мешок. Вилки такие маленькие, что умещались в ладони Гвоздаря, ложки, такие большие, что в харчевне Ченя, где кормили по сотне человек за раз, они сошли бы за половники.
– Пойду, погляжу что тут еще есть, – выпрямляясь, сказал Гвоздарь. – Может, еще что такое же найду.
Пима что-то буркнула в знак согласия. Гвоздарь выбрался в главный коридор и начал пробираться через гостиную, заваленную упавшими картинами и разбитыми статуями. Даже полноценной команде по легким грузам потребуется несколько дней, чтобы снять с клипера всю медь, латунь и провода. Когда он с Пимой соберет главную добычу, надо выработать план. Найти способ получить долю в остальной.
Удача и ум. Им нужна и удача, и сообразительность.
Проблема лишь в том, что добычи слишком много, чтобы знать, как ею распорядиться.
Увидев еще одну дверь каюты, он открыл ее ногой. Странная куча кукол и набивных медведей, пропитавшихся водой. Сверкающие вагончики поездов из дерева, точь-в-точь, как настоящие поезда на магнитной подушке. Порванная картина на стене, клипер с большой высоты, может, этот самый. Люди на клипере, задравшие головы. Художник нарисовал все отлично, почти, как сфотографировал. У Гвоздаря возникло пугающее ощущение, что он может упасть туда, в картину, и рухнуть на палубу корабля. На головы всем этим людям в роскошной одежде, спокойно глядящим на него. От этого кружилась голова. Отведя взгляд от картины, он снова принялся оглядывать каюту. На противоположной стене была еще одна дверь. Гвоздарь пополз вдоль стены, которая теперь стала полом, и с трудом открыл дверь.
Спальня. Покрывала, огромная кровать, сломанная. И красивая девочка, скрючившаяся и мертвая. Глядящая на него широко открытыми черными глазами.
Гвоздарь судорожно вдохнул.
Даже мертвая, покрытая синяками, погребенная под тяжестью своей огромной кровати, она была прекрасна. Черные волосы прикрывали ее лицо, словно мокрая сеть. Черные глаза, широко открытые. Блузка, рваная, пропитанная водой, из причудливой ткани, сплетенной из цветных и серебряных нитей. Молодая, не то что капитан и полулюди. Может, Пиме ровесница. Богатая девочка, пирсинг с бриллиантом в носу.
Будь она жива, он бы ей сильно позавидовал.
– Еще одного мертвеца нашел! – окликнул Гвоздарь Пиму.
– Получеловек? – отозвалась Пима. Гвоздарь не ответил. Не мог отвести глаз от погибшей девочки. Услышал шум, и в дверном проеме появилась Пима.
– Проклятье, как скверно, – сказала она.
– Хорошенькая, а?
– Не знала, что тебе трупы нравятся, – усмехнувшись, ответила Пима.
Гвоздарь с отвращением поглядел на нее.
– Если буду искать себе подругу, спасибо, вокруг живых хватает, – сказал он.
Пима ухмыльнулась.
– Ага, только эта не даст тебе пощечину, как Девочка-Луна дала, когда ты поцеловать ее попытался. Правда, губы, наверное, холодноваты будут. Поцелуешь ее, и она утащит тебя за собой, на весы Бога-Мусорщика.
– Бр-р, – скривившись, отозвался Гвоздарь. Пима слишком много общалась с людьми из команды по тяжелым грузам, работающими с ее матерью, и переняла от них привычку грубо шутить.
– На ней золото, – сказала Пима.
Гвоздарь не мог отвести взгляда от черных глаз девочки, но понял, что Пима права. Вон оно, золото. Цепочка на изящном горле, яркая, на смуглой коже. Кольца на пальцах, тоже золотые. Настоящее золото. Сокровище, ценнее всего того, что они нашли перед этим.
Они оба поползли вперед по обломкам к скрюченному телу. Девочку завалило мебелью. Ее не закрепили. Видимо, богатые идиоты думали, что никогда не попадут в шторм. Что ураган не посмеет нарушить их порядки. Будто они боги, и не просто способны предсказывать погоду со всеми своими спутниками и приборами, а могут приказывать ей.
Снова поглядев на искалеченное тело богатой девочки, Гвоздарь поежился. Вот урок, такой же серьезный, как те, которые преподала им мама Пимы. О том, как выжить, когда станешь взрослым. Гордыня и смерть ходят рядом, будь ты, как Бапи, считавший, что всегда будет хозяином команды, будь ты, как эта богатая девочка, со всеми своими чудесными игрушками, красивой одеждой и золотом с драгоценными камнями.
Они подползли к телу.
– Хоть тут крабов нет, – пробормотала Пима. Схватилась за цепочку на шее девочки и дернула. Голова девочки мотнулась, как у марионетки, цепочка порвалась. Перед глазами Пимы мелькнула золотая подвеска. У нее в кулаке было немыслимое богатство. Один рывок рукой, и они богаче всех на этом берегу, кроме, может, Лаки Страйка. Затем они принялись за кольца, пытаясь стянуть их с холодной плоти.
– Проклятье, – пробормотал Гвоздарь и потянул сильнее. – У нее пальцы совершенно окоченели.
– И у тебя застряло? – спросила Пима.
– Опухли и набухли от воды. Ни одно кольцо не снимешь.
Пима достала рабочий нож.
– На.
Гвоздарь с отвращением поглядел на нее.
– Ты хочешь вот так вот просто отрезать ей пальцы?
– Не сложнее, чем голову цыпленку срубить. По крайней мере, она не станет кудахтать и бегать, махая крыльями.
Пима приставила нож к пальцу девочки.
– Приступаешь?
– Где надо резать?
– По суставу, – показала Пима. – Кость не прорежешь. Вот так, и они сами отскочат.
Пожав плечами, Гвоздарь достал свой нож. Приложил к суставу так, чтобы было легче резать. Надавил, врезаясь в плоть девочки. Из-под ножа выступила кровь.
Черные глаза девочки моргнули.
9
– Кровь и ржавь! – воскликнул Гвоздарь, отшатнувшись. – Она не мертвец! Она живая!
– Что?
Пима поспешно отползла от девочки.
– У нее глаза двигались! Я видел!
У Гвоздаря заколотилось сердце. Он с трудом подавил желание выскочить из каюты. Девочка лежала неподвижно, а вот у него мороз по коже пошел.
– Я резанул ее, и она пошевелилась.
– Я не видела…
Пима умолкла на полуслове. Темные глаза утонувшей девочки поглядели на нее. Потом на Гвоздаря, а потом снова на Пиму.
– Норны, – прошептал Гвоздарь. По спине побежали мурашки. Будто их ножи заставили ее душу вернуться в тело. Губы умершей девочки зашевелились. Ни одного слова, только еле слышное шипение.
– Дрянь, какой ужас, – пробормотала Пима. Девочка продолжала что-то шептать. Непрекращающийся поток свистящих звуков, то ли молитва, то ли мольба о помощи, так тихо, что они едва могли разобрать слова. Преодолев страх, Гвоздарь подобрался ближе. Ее глаза, отчаяние в них, притягивали. Украшенные золотом пальцы девочки дернулись и потянулись к нему.
Пима подползла следом. Девочка потянулась к ним, но они держались вне ее досягаемости. Снова шепот, слова. Молитва, просьба, ужас, дыхание шторма и смерти. Она оглядела каюту, ее глаза расширились от страха, видя то, что видела лишь она. Снова поглядела на Гвоздаря, отчаянно, умоляюще. Продолжала что-то шептать. Он наклонился к ней, пытаясь разобрать слова. Девочка с трудом подняла дрожащие руки, пытаясь коснуться его лица, легко, будто это были крылья бабочки. Попыталась подтянуть его ближе. Он наклонился, позволив пальцам девочки вцепиться в него.
Ее губы коснулись его уха.
Она молилась. Тихие слова молитвы Ганеше и Будде, Кали-Марии Всемилостивой, христианскому Богу… молилась всем и сразу, умоляя Норн дать ей уйти от мрака смертного. Молитвы потоком лились с ее губ в отчаянии. Ее всю изломало, она скоро умрет, но губы продолжали шептать, непрерывно. Тум каруна ке саагар, Тум паланкарта, Мария Всемилостивая, Владыка Бодхисаттва, спасите меня от страданий…
Гвоздарь отодвинулся. Ее пальцы соскользнули с его щек, как опадающие лепестки орхидеи.
– Она умирает, – сказала Пима.
Глаза девочки потеряли фокус. Губы продолжали шевелиться, но, судя по всему, она теряла последние остатки сил, не в состоянии даже молиться. Ее слова еле слышались на фоне шума волн, криков чаек и скрипа разбитого корабля.
Постепенно все смолкло. Ее тело замерло.
Пима и Гвоздарь переглянулись.
На пальцах девочки сверкало золото.
Пима подняла нож.
– Норны, какая гадость. Забираем золото и убираемся к чертям отсюда.
– Ты собираешься резать ей пальцы, когда она еще дышит?
– Ей уже недолго дышать осталось, – ответила Пима, показывая на корабельные сундуки и прочий хлам, засыпавший тело девочки. – Не жилец. Если я ей горло перережу, то только от мучений избавлю.
Пима подползла ближе и взяла девочку за руку. Та не пошевелилась.
– Она уже мертвая, по-любому.
Пима снова надавила ножом на палец.
Глаза девочки распахнулись.
– Прошу тебя, – сказала она.
У Гвоздаря мурашки пошли по коже.
– Пима, не делай этого.
Пима подняла взгляд.
– Хочешь меня разжалобить? Думаешь, сможешь ее спасти? Быть ее рыцарем на белом коне, как в детских сказках, которые мама рассказывала? Ты – береговая крыса, а она – богачка. Она отсюда уедет, прихватив свой корабль, а мы ни с чем останемся.
– Откуда нам знать.
– Не глупи. Эта добыча наша, пока она не стоит на палубе и не говорит, что это ее корабль. А что со всем тем серебром, что мы нашли? Всем золотом, что у нее на пальцах? Ты же видишь, это ее корабль.
Пима махнула рукой, показывая на убранство каюты.
– Она не слуга, это уж точно. Она богачка, будь она проклята. Если мы дадим ей уйти, то потеряем все.
Она поглядела на девочку.
– Прости, богачка. Ты для нас ценнее мертвая, чем живая.
Поглядела на Гвоздаря.
– Если тебе так будет спокойнее, я сначала ее прикончу.
Она поднесла нож к гладкой смуглой шее девочки.
Глаза девочки глянули на него умоляюще. Но она уже ничего не сказала, только смотрела.
– Не надо ее резать, – сказал Гвоздарь. – Нельзя так удачу ловить… так, как поступила со мной Ленивка.
– И вовсе не так. Ленивка была из команды. Клялась на крови вместе с тобой. Она нарушила клятву. А эта богачка?
Пима коснулась девочки ножом.
– Она не из команды. Она богатая девочка, с кучей золота.
Пима скривилась.
– Если мы ее зарежем, мы богатые. Никогда в жизни больше не придется работать на берегу, так?
Золото блестело на пальцах девочки. Гвоздарь не мог понять, чего он хочет. Богатства здесь больше, чем он видел в своей жизни. Больше, чем может собрать целая команда за годы работы на кораблях, а девочка попросту украсила им пальцы, точно так же, как Девочка-Луна сделала себе пирсинг стальной проволокой.
Пима продолжала настаивать.
– Такое случается раз в жизни, Гвоздарь. Либо сделаем все по уму, либо проколемся на всю оставшуюся жизнь.
Но она дрожала, и у нее из глаз потекли слезы.
– Мне это тоже не нравится.
Снова посмотрела на девочку.
– Ничего личного. Либо она, либо мы.
– Может, она даст нам награду за то, что спасли ей жизнь, – сказал Гвоздарь.
– Мы оба знаем, что так не бывает, – ответила Пима, печально глядя на него. – Так только в сказках да в историях, которые рассказывает мама Жемчужного. Про раджей, которые влюблялись в девушек-служанок. Либо мы разбогатеем, либо умрем, работая в команде по тяжелым грузам. Если повезет. Может, собьем себе ноги, ища остатки нефти, или отец тебе голову проломит. Куда еще? К Сборщикам? К гулящим? Конечно, можем продавать «ред риппер» и «кристал слайд» торчкам, пока «Лоусон энд Карлсон» нас не прищучат. Вот все, что нам останется. А эта богачка? Просто вернется домой и будет жить припеваючи.
Пима помолчала.
– Либо мы выберемся. Со всем этим золотом мы точно выберемся.
Гвоздарь глядел на девочку. Всего пару дней назад он бы зарезал ее не раздумывая. Поглядел бы с сожалением в эти отчаявшиеся глаза и резанул ножом по горлу. Быстро, чтобы она не мучилась. Не стал бы ее мучить так, как любит мучить людей его отец, но зарезал бы, а потом снял все это золото с опухшего тела и ушел. Наверное, сожалел бы, может, положил бы подношение на весы Бога-Мусорщика, чтобы помочь ей в жизни после смерти, во что бы она там ни верила. Но она была бы мертва, а он смог бы называть себя везучим.
Но теперь, после мрака и вони нефти на корабле, воспоминаний о том, как он был по самое горло в смерти и глядел на Ленивку, наверху, со светящейся пастой на лбу… Спасение было в ее руках, если бы только он смог ее уговорить, если бы смог достучаться до нее, туда, где теплились остатки неравнодушия к другим, если бы знал, что где-то внутри нее есть место, на которое надо нажать, чтобы она пошла за подмогой. Тогда его бы спасли, и все было по-другому.
Он так отчаянно пытался уговорить Ленивку.
Но так и не нашел, куда надавить. А может, у нее и вовсе такого внутри нет. Некоторым плевать на всех, кроме себя. Таким, как Ленивка.
Таким, как папа.
Ричард Лопес уж точно не стал бы раздумывать. Резанул бы по горлу богатой девочке, срезал бы кольца, стряхнул с них кровь и еще посмеялся бы. Гвоздарь понял, что еще неделю назад поступил бы так же. Эта богачка не из их команды. Он ей ничего не должен. Но теперь, после той каюты, залитой нефтью, он думал лишь о том, как ему хотелось тогда заставить Ленивку думать, что его жизнь не менее важна, чем ее.
На пальцах девочки сверкало золото.
Что с ним такое? Гвоздарю захотелось ударить кулаком в стену. Почему он не может просто поступить разумно? Просто собраться, резануть ей ножом по горлу и забрать добычу? Ему показалось, что он слышит хохот отца. Издевающегося над ним, над его глупостью. Но Гвоздарь глядел в умоляющие глаза девочки и видел в них отражение своих.
– Прости, Пима, я так не могу, – сказал он. – Мы должны ей помочь.
Пима ссутулилась.
– Уверен?
– Ага.
– Черт.
Пима вытерла глаза.
– Я смогу ее зарезать. Ты меня еще поблагодаришь за это, потом.
– Нет. Пожалуйста. Мы оба знаем, что это плохо.
– Плохо? Что плохо? Погляди на все это золото.
– Не режь ей горло.
Пима скривилась, но убрала нож.
– Может, она позволит нам забрать хотя бы серебро.
– Ага. Может быть.
Он уже пожалел о сделанном выборе, видя, как рушатся его надежды на лучшее будущее. Завтра он и Пима снова будут ломать корабли, а эта девочка либо останется в живых и исчезнет отсюда, либо привлечет сюда всех остальных с Брайт Сэндз. В любом случае, он в проигрыше. Ему повезло, а он не воспользовался удачей.
– Мне жаль, – сказал он, в точности не зная, извиняется ли перед Пимой или перед собой. Или перед девочкой, которая, моргая, глядела на него большими черными глазами. Которая, если ему действительно повезет, не доживет до следующего утра.
– Мне жаль.
– Прилив начинается, – сказала Пима. – Если хочешь играть в героя и спасти ее, надо поторапливаться.
Девочку завалило всевозможным мусором, а еще корабельными сундуками и кроватью со столбиками и пологом. У них ушел почти час на то, чтобы все это убрать. Девочка больше не сказала ни слова. Только раз судорожно вдохнула, когда они сняли с нее сундук. Гвоздарь испугался, что они ей что-нибудь сломали, но, когда они убрали все, то увидели, что ее тело невредимо. Одежда на ней промокла и порвалась, она дрожала, кожа была покрыта кровоподтеками, но она была жива.
Пима оглядела девочку.
– Проклятье, Гвоздарь, она такая же везучая, как ты.
И скривилась, поняв, что с раненой рукой от Гвоздаря толку мало. Главным спасателем придется быть ей.
– Если не поможешь мне, она не поцелует тебя в знак благодарности, – ехидно сказала Пима.
– Заткнись, – тихо ответил Гвоздарь. Он внезапно разглядел изящную фигуру девочки, обтянутую мокрой одеждой, изгибы ее тела, блеск кожи на бедре и у горла, там, где порвались блузка и юбка.
Пима усмехнулась. Вытащила девочку из каюты и тащила по коридорам корабля, пока они не выбрались через дыру в корпусе. Девочка оказалась тяжелой, и идти она не могла. Все равно что труп тащить, подумала Пима, крякнув, когда вытаскивала ее наружу. Спускать ее вниз пришлось вдвоем, Гвоздарь остался сверху и едва держал ее, одной рукой, а Пима подхватила снизу, вытянув руки. Шатаясь, Пима потащила девочку на берег сквозь волны прибывающей океанской воды.
– Забери это чертово серебро, – с трудом сказала Пима. – Хотя бы сбрось мешок. Если кто-то найдет корабль, то надо раньше его спрятать.
Гвоздарь полез обратно за добычей. Когда вернулся к дыре в корпусе, Пима стояла в воде одна, по бедра среди волн. На мгновение он подумал, что она утопила девочку, но потом увидел светлое пятно на берегу, у скал.
– Думал, я ее зарезала, так ведь? – ухмыльнувшись, спросила Пима.
– Нет.
Пима рассмеялась. Волны плескались вокруг нее, омывая ее темные ноги, у нее намокли шорты. Корабль поскрипывал под напором воды.
– Прилив, – сказала Пима. – Надо идти.
Гвоздарь поглядел через залив, туда, где сверкал залитый лучами заходящего солнца пляж, на котором ломали корабли.
