355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Паола Маршалл » Секретная миссия » Текст книги (страница 1)
Секретная миссия
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 03:01

Текст книги "Секретная миссия"


Автор книги: Паола Маршалл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Паола Маршалл
Секретная миссия

Глава первая

– Правы те, кто говорят, что у тебя нет души, Девениш. Так оно и есть. Недаром тебя называют Дьяволишем. Вчера ты с таким хладнокровием обыгрывал этого бедного мальчика, словно стриг овцу.

Тот, к кому была обращена эта тирада, Генри Девениш, четвертый граф Девенишский и Иннескортский, поднял тонкие черные брови и голосом, выражавшим полнейшее равнодушие, сказал:

– Мальчику, о котором ты говоришь, двадцать два. Он играл на деньги, ему не принадлежащие, и нуждается, чтобы ему преподали урок.

– Но разве обязательно было его разорять? Я о тебе лучше думал, Девениш.

– Напрасно, Джордж. Пора бы уже знать: я не слишком-то хорош.

Джордж Хэмпден, полагавший, что он единственный друг Девениша, пристально посмотрел на своего дальнего родственника в надежде увидеть на его красивом холодном лице признаки раскаяния. Девениш походил на прекрасного карающего архангела с картины эпохи Возрождения, чуждого всякого милосердия.

– Значит, ты собираешься потребовать оплаты долговых расписок?

Он поставил на кон свой фамильный дом – и проиграл…

– Он сам решил рискнуть. – Голос Девениша звучал почти безразлично.

– И ты вот так просто можешь погубить человека? Уж не ждешь ли ты, что я после этого останусь твоим другом?

– Я ничего ни от кого не жду. Во всяком случае, решать тебе. Как его переубедить?

Джордж горячо заговорил снова:

– Я не могу поверить, что ты способен на такое. Деньги этого мальчишки тебе не нужны, врагом он тебе никогда не был…

– Сколько я выигрываю, как выигрываю и что собираюсь делать с выигрышем – это тебя не касается. Прости, если я откажусь продолжать этот разговор. Мне надо быть после обеда в палате лордов.

Джордж опустился на стул.

Дело происходило в библиотеке Иннескорт-Хауса недалеко от Пиккадилли. Стены этой великолепной комнаты в промежутках между книжными шкафами были увешаны морскими картами в дорогих рамах: первый Девениш прежде, чем получил титул, был моряком. Его правнук стоял теперь у массивного бюро, на котором стопкой лежали долговые расписки, нацарапанные Джеком Алинсоном.

– Я никогда тебя не пойму, Девениш. Как можно поступить так бессердечно по отношению к бедному юноше и тут же спешить в палату лордов? Это просто выше моего понимания!

– Ну и не старайся, приятель. Пойдем лучше в палату, послушаешь споры, получишь удовольствие.

– Прости, Девениш, но мне на сегодня уже хватит споров. Надеюсь, мы увидимся вечером у Леоминстеров. Говорят, там будет эта красотка Бэнбери. Слыхал я, она проявляет благосклонность к молодому Орвиллу. А ведь все думали, ты собираешься сделать ее графиней. Девениш рассмеялся.

Он собрал расписки и рассеянно их перелистал.

– Никогда не верь слухам обо мне, Джордж, они всегда врут, – заговорил он наконец. – К тому же я ни за что не женюсь на женщине, которая не умеет вести беседу, а Бэнбери полностью лишена этого дара. К несчастью, у красавиц нет дара краснореложения… Разжечь любопытство – вот чего хотел Роберт, это же ясно! Напиши такое письмо кто-нибудь другой, Девениш и не подумал бы обращать на него внимание, но Роберт – другое дело.

Девениш вздохнул. Вздохнул потому, что Роберт был одним из немногочисленных людей, кому он доверял, так что придется ехать. Девениш хотел было вызвать Торпа, чтобы продиктовать письмо, но передумал и принялся писать сам.

«Черт бы тебя побрал, Роб, – начал он без всяких предисловий, – ты должен как никто понимать, насколько мне не хочется возвращаться в Трешем, но я все-таки вынужден выполнить твое требование, потому что зная тебя, смею предположить, у тебя есть весомые основания…» Писать дальше ему не пришлось. В коридоре послышался шум, дверь распахнулась, и показался дворецкий Тресидер, причем его появление было лишено обычной величественности – он двигался спиной вперед, подталкиваемый юным Алинсоном, который грозил ему пистолетом.

– Милорд, – начал, задыхаясь, Тресидер, которому испуг придал говорливости, – я не мог его остановить. Он заявил, что хочет вас видеть, а когда я ему сказал, что вы приказали вас не беспокоить, он выхватил пистолет и пригрозил, что убьет меня.

– Именно так, – прорычал Алинсон, отпуская дворецкого.

Алинсон теперь размахивал пистолетом перед Девенишем, который, поднявшись, направился к нему.

– Скажите ему, пусть уйдет, черт вас подери, Девениш. У меня к вам дело. Еще один ваш шаг – и я стреляю.

Девениш подался назад и, опершись спиной о бюро, застыл неподвижно, сложив руки на груди, – воплощенное спокойствие.

– Да, оставьте нас, Тресидер, – лениво проговорил он. – Уверен, у вас нет никакого желания участвовать в этом непристойном фарсе, который Алинсон, кажется, принимает за трагедию.

– Будьте вы прокляты, Девениш, – прошипел Алинсон, угрожающе размахивая пистолетом. – Сначала разоряете меня, а потом еще и смеетесь! Я пришел забрать свои расписки, но, клянусь, пристрелю вас на месте, если не перестанете так обращаться со мной! Вы меня разорили, мне больше нечего терять.

Если Алинсон рассчитывал устрашить своими угрозами стоявшего перед ним человека, то он глубоко ошибался. При всей опасности положения, в котором оказался Девениш, он был полон решимости не позволить безмозглому юнцу испугать его.

– О, я бы относился к вам серьезно, Алинсон, если бы вы выказали готовность признать, что разорили себя сами. И прекратите махать пистолетом. Ведь он заряжен, не так ли? Или, может, вы забыли его зарядить, отправляясь на этот спектакль?

Алинсона затрясло от ярости, и он сдавленным голосом проговорил:

– Конечно, заряжен. Итак, давайте сюда мои расписки, и я не стану в вас стрелять, хотя вы этого заслуживаете…

– Прекрасно. Рад услужить человеку, который угрожает мне смертью. Мне бы очень не хотелось испачкать кровью мой лучший персидский ковер. Между прочим, привезен из Константинополя. Предполагается, что ему лет пятьсот, не меньше. Моему наследнику – Бог знает, кто им станет, я как-то не потрудился выяснить – вряд ли понравится, если он будет испорчен, – доверительным тоном проговорил Девениш, не делая ни малейших поползновений выполнить предъявленное ему требование. – Одна из самых ценных вещей в этом доме, знаете ли.

Эта легкомысленная болтовня привела Алинсона в такое состояние, что он начал заикаться.

– Прекратите нести чепуху! И давайте мои расписки. Я говорю серьезно.

Все так же размахивая пистолетом, Алинсон продолжал наступать на противника, пока не приблизился к нему почти вплотную.

– Я вижу, вы решили во что бы то ни стало попасть на виселицу. – Девениш устало улыбнулся. – Придется вас уважить. Суровая необходимость, хотя бы ради ковра.

Он медленно повернулся к бюро, словно собираясь взять лежавшие там расписки, и вдруг, в какую-то долю секунды, краткую, словно бросок змеи, развернулся. В руке его было тяжелое стеклянное пресс-папье, которым он и ударил Алинсона по лицу.

Вскрикнув от боли и неожиданности, тот инстинктивно вскинул руки в запоздалой попытке защититься, пальцы его сами собой нажали на курок, прогремел выстрел.

Пуля попала в дурно написанный портрет третьего графа, висевший довольно высоко, проделав в нем дырочку прямо посередине лица.

Алинсон выронил пистолет и упал на колени, зажав лицо ладонями; сквозь пальцы текла кровь.

Девениш поднял пистолет и осторожно положил его на бюро, после чего резко дернул юношу за плечи, заставив подняться.

– Дурачок и неумеха, – дружелюбным тоном произнес он. – Разве можно быть таким опрометчивым? Впрочем, я другого и не ожидал. Я вас не упрекаю, что вы испортили никудышный портрет, но не хотел бы, чтобы вы забрызгали кровью ковер. Вот, возьмите.

Девениш протянул стонущему юноше безукоризненно чистый платок. В это мгновение дверь с шумом распахнулась и в библиотеку ворвалось несколько лакеев, предводительствуемых старшим конюхом Джовитом.

– Долгонько же вы, – заметил Девениш. Меня уже десять раз могли убить.

Джовит, хорошо знавший своего хозяина, ухмыльнулся:

– Ну не убили ж, милорд. Эта задница Тресидер, простите за выражение, милорд, от страха языком не ворочал, пока очухался да сказал, в чем дело… Но вы, как я вижу, и сами справились, как всегда. Послать за полицией?

– Ни в коем случае. Лучше б позвать лекаря из сумасшедшего дома, было бы больше толку. Впрочем, можете идти, я все сделаю сам. Мистер Алинсон выстрелил нечаянно, когда показывал мне свой пистолет. Стоит ли из-за этого звать полицейских? Их дело – преступники, а не неумехи. Так, Алинсон?

– Как скажете, милорд, – глухо пробормотал несчастный.

– Я скажу еще кое-что, когда уйдут мои запоздавшие спасители. Джовит, захвати пистолет. Бери, не бойся. Он уже не заряжен

– Я знаю, милорд, – весело сказал Джовит. – Я слышал выстрел. Зная вас, я был уверен, что ничего страшного не случится.

– Твоя вера в меня трогательна и может однажды нас подвести. Но не сегодня. Разумному человеку нетрудно обыграть глупого мальчишку.

Алинсон поднял голову. Его нос больше не кровоточил. Он угрюмо произнес:

– Наверное, вы вправе смеяться надо мной.

– Никаких «наверное». Убей вы меня сейчас, вас ждала бы виселица. А окажись у вас в руках ваши расписки, вы так бы и катились вниз, громоздя один долг чести на другой. Считайте, вам повезло, что отделались разбитым носом. И стойте прямо, не изображайте испуганного дурачка. Я намерен прочесть вам мораль и требую внимания.

– Я весь внимание, милорд. На меня, наверное, умопомрачение нашло – такое сделать. Но потерять все… вы понимаете…

– Скажу откровенно – не понимаю. Я вообразить себе не могу, как бы это я вдруг взял и проиграл чужие деньги и свой собственный дом. И еще стал бы угрожать убийством. Нет, нет и нет, не понимаю… а вы понимаете?

Алинсон опустил голову. Видимо, придя в себя, он мучился теперь раскаянием.

– И все-таки я разорен, – пробормотал он. – А ждать от вас милости я не могу.

– Как раз перед тем, как вы явились сюда разыгрывать свою трагедию или, скорее, мелодраму, один мой чувствительный родственник просил меня вас пожалеть. Но я намерен оставить ваши долговые расписки у себя…

– Я так и знал, – пробормотал Алинсон со сдавленным стоном.

– Ничего вы не знаете, поскольку не дослушали меня до конца. Советую вам научиться впредь обуздывать свои страсти, если не хотите кончить виселицей. Слушайте же меня. Я не стану предъявлять их к оплате столь долго, сколько вы будете воздерживаться от игры. Стоит вам приняться за старое, я без колебаний разорю вас.

– Дамоклов меч, – проговорил Алинсон после некоторого молчания.

– Приятно отметить, что вы что-то почерпнули в… Оксфорде?

– Да. Вы, кажется, все знаете.

– Достаточно много. – Девениш встал. – Ну как, договорились?

– Вы не оставили мне выбора…

– Неужели? Выбор у вас остается, хотя, мне кажется, ваше замечание означает, что вы принимаете, пусть и с неохотой, мое великодушное предложение.

– Вы опять надо мной смеетесь. Я же ваш заложник, – простонал Алинсон.

Девениш в один миг оказался рядом с Алинсоном и схватил его за франтовской галстук.

– Слушайте, вы, неблагодарный глупец. Лишь благодаря моей снисходительности вы избежали виселицы, куда непременно привела бы вас ваша безрассудная эскапада. Я предлагаю вам свободу и возможность покончить с беспутной жизнью, которую вы ведете, – а вы еще упираетесь. Отвечайте – да или нет, без оговорок!

– Да, да. – Глаза Алинсона блеснули, словно его осенило. – Я… я куплю патент, стану военным… это избавит меня от соблазнов.

Девениш с коротким смешком разжал руки.

– Ну, в таком случае, Господи, спаси британскую армию! А сейчас идите. Мне надо писать письма и готовить речь. И, кстати, дайте Тресидеру гинею за испуг, который он испытал по вашей милости.

– У меня нет гинеи. Мои карманы пусты.

– Ну, тогда подарите ему булавку из галстука – и прощайте.

Юноша живо выскочил из комнаты, на ходу вынимая из галстука булавку. А Девениш, повернувшись к простреленному портрету деда, громко сказал:

– Прости меня, Господи, – хотя вы бы, сэр, не простили – за то, что отпустил его. Что-то я в последнее время подобрел.

В тот вечер он появился у леди Леоминстер с опозданием. Днем он дописал письмо Роберту, в котором назначил дату своего прибытия в Трешем, и закончил следующими словами: «…и да поможет тебе Бог, если ты позвал меня из-за ерунды».

Его речь в палате лордов с призывом к милосердию и помощи голодающим ткачам центральной Англии, взбунтовавшимся в Локборо, вызвала всеобщее удивление, если не сказать больше.

– Чьи интересы вы представляете? – возмущенно прокричал ему один из пэров. – Одну неделю вы виг, другую – тори.

– Ничьи, – отрезал Девениш. – Я сам по себе и советую вам об этом не забывать.

– Отвязавшаяся корабельная пушка катится по палубе, палит куда попало, и горе тому, кто попадется на ее пути. Так и вы, – с апатичной миной произнес сидевший рядом лорд Гренвилл.

– Господи, Гренвилл, – сказал Девениш. рассмеявшись, – да вы были б уже премьер-министром, будь ваши речи хоть вполовину столь остроумны, как ваши частные суждения.

– Ну, о вас такого не скажешь, – ответил Гренвилл. Его язвительность была тщательно укрыта за безукоризненной учтивостью. – У вас нет приватных суждений. Все, что вы говорите, рассчитано на публику.

Девениш улыбнулся, вспомнив этот обмен репликами, когда увидел Гренвилла с супругой у Леоминстеров. Они стояли в дальнем конце зала и разговаривали с министром внутренних дел лордом Сидмаутом Бес противоречия, не оставлявший сегодня Девениша, заставил его направиться к ним

– А, вот и наш благородный заступник убийц-луддитов, с которыми я пытаюсь справиться! Что на вас нашло, Девениш, почему вы их защищаете? – удивился министр.

– Я не одобряю насильственных действий этих людей, но понимаю их причину, – сказал Девениш. – По моему мнению, необходимо выплачивать пособие тем, кто хочет работать, но не имеет такой возможности.

– Значит, никаких якобинских тенденций и революционных настроений, так, Девениш? – спокойно, не повышая голоса, проговорил Сидмаут. – Нет, не говорите ничего. Я уверен, вы в этом смысле не очень отличаетесь от нашего друга Гренвилла и выступаете за умеренные, постепенные перемены. – Министр мгновение помолчал. – Надеюсь, вы простите нас, лорд и леди Гренвилл. То, что я встретил Девениша, очень кстати, мне нужно с ним перекинуться парой слов наедине. Прошу прощения за нас обоих.

Сидмаут провел Девениша в холл и плотно закрыл двойные двери. Затем, без всякого предисловия, спросил:

– Вы не собираетесь в ближайшем будущем посетить Трешем?

– Да, я думаю съездить туда, – ответил Девениш. – Я там не был много лет. Мой человек оттуда из месяца в месяц шлет письма с упреками, почему не приезжаю, поэтому я его уведомил, что приеду, как только палата будет распущена на каникулы.

– Я вижу, вы относитесь к своим обязанностям серьезно. Я спросил вас, потому что там в последнее время происходит что-то странное. Лорд-наместник Суррея сообщает, что за последние несколько лет там исчезло двое мужчин, причем один из них – дворянин. Он был найден позже убитым Исчезло также несколько женщин из низших слоев, последняя около месяца назад Причины их исчезновения до сих пор раскрыть не удалось, и, за исключением джентльмена, ни одного тела не обнаружено. Лорд-наместник выражает пожелание, чтобы было проведено расследование.

Я беседовал со своим старым другом – кстати, это Веллингтон, – и он мне сказал, что, когда дело касается опасных, кризисных ситуаций, вы – тот самый человек, который нужен. Учитывая это, я хотел попросить вас по возможности осторожно расследовать это злосчастное дело.

– Я полагаю, герцог переоценивает мои способности, но я в вашем распоряжении. А не поднимал ли этот вопрос еще кто-нибудь из землевладельцев?

– Да, там есть один чудаковатый малый по имени Леандр Харрингтон, ему принадлежит Маршемское аббатство. Так вот. он обращался к лорду-наместнику по поводу исчезновения второго мужчины. Это был его камердинер. Вещей этого человека на месте не оказалось, из чего можно заключить, что он покинул хозяина по доброй воле.

– Какая информация у вас об убитом джентльмене?

– Есть кое-что. Это Джереми Фолкнер, состоятельный молодой человек, владелец поместья Лайфорд. Его нашли в лесу в нескольких милях от дома. Тело было изуродовано – возможно, обгрызли звери. Об исчезновении мужа сообщила его вдова, миссис Друсилла Фолкнер, дочь покойного Годфри Стоуна, тамошнего судьи.

– Лайфорд находится менее чем в миле от моего дома в Трешеме. Теперь я понимаю, почему вы подумали обо мне.

– Если добавить к этому рекомендацию Веллингтона, то да.

Ну что ж, по крайней мере это поможет скоротать время в Трешеме, да и от нежелательных воспоминаний как-то отвлечет.

– Я ничего не буду обещать, – медленно произнес Девениш, – но сделаю что смогу.

– Прекрасно… но я не стану сообщать лорду-наместнику, кто будет моим эмиссаром. Чем меньше людей об этом знает, тем лучше. Дело может оказаться много опаснее, чем представляется. – Сидмаут помолчал. – Вы хороший малый, – добавил он с теплотой в голосе. – Я был уверен, что вы не откажете мне.

– И это при моей-то репутации… – Девениш рассмеялся. – Во всяком случае, это оживит несколько скучных недель, что мне предстоят.

Позже он вспомнит эти слова и каким был беспечным болваном, когда произнес их.

Глава вторая

– Друсилла, душа моя, не пора ли тебе снять, наконец, траур? Джереми нет уже почти два года, думаю, он бы тоже не одобрил, что ты прячешь себя от света. – Мисс Корделия Фолкнер бросила озабоченный взгляд на вдову своего племянника.

– Дорогая тетушка, – начала Друсилла, поднимая голову от вышивания, – разве то, что я ношу, можно назвать трауром? Мне всегда нравилось одеваться скромно, да и жить так же, и я вовсе не прячу себя от света. У меня много дел в общине, на этой неделе, например, я договорилась с пастором Большого Трешема, что ежегодный благотворительный праздник в пользу неимущих детей нашего прихода состоится у нас в саду

– Ты меня не поняла. Тебе нужно снова выйти замуж, душа моя, а не сидеть тут и тосковать по моему бедному племяннику. А где, как не в Лондоне, легче всего найти мужа?

Что ответить на это? Друсилла взглянула на свое отражение в высоком венецианском зеркале.

Оттуда на нее спокойно смотрела женщина с ясными серыми глазами, лет двадцати, в платье с завышенной талией, бледно-лилового цвета, который приличествовал молодой вдове. Блестящие волосы были собраны в высокую прическу. Джереми всегда говорил, что ее губы просто напрашиваются на поцелуй, и в те два года, что длился их брак, часто целовал ее. Правда, последние полгода, с грустью поправила себя Друсилла, он почти к ней не притрагивался.

Именно эти печальные шесть месяцев и возвращали ее постоянно к воспоминаниям о муже. Что такого произошло с их браком, что отдалило его от нее не только физически, но и духовно? Что превратило его из беспечного улыбчивого юноши в постоянно погруженного в какие-то тягостные думы мужчину? Может быть, это она, сама не сознавая того, что-то сделала не так?

Друсилла, вздрогнув, очнулась. Почувствовав пристальный взгляд мисс Фолкнер, она отложила вышивание.

– Простите, тетушка, задумалась. Вы же знаете, общество меня не интересует, да и замуж я больше не собираюсь.

– Придет время, непременно передумаешь, – возразила мисс Фолкнер. – Одиночество – это не то, что я могла бы тебе посоветовать, – грустно заметила тетушка. – Когда я была молода и глупа, я отказала одному достойному человеку, потому что витала в облаках. Ну а когда поняла, что недостаточно хороша и богата и согласилась бы выйти за того солидного мужчину, он уже нашел другую партию. Так я и жила до того дня, когда Джереми любезно предложил мне стать твоей компаньонкой. Не следуй моему печальному примеру. Ты такая молодая, ты красивее и богаче меня. Выбери хорошего человека и выходи замуж.

Друсилла снова взялась за вышивание. Сама не понимая почему, она вдруг сказала тетушке Джереми то, чего не намерена была говорить никому:

– На этот раз я выйду замуж только по любви. Не поймите меня превратно. Наш брак с Джереми устроили мои родители, но я была с ним счастлива. – Только не в последние полгода, коварно поправила память. Друсилла отмахнулась от этого напоминания и продолжала: – Я не жду какого-то страстного чувства, нет, просто нежной привязанности, какая связывала моих родителей. То же, что было у нас с Джереми, скорее можно назвать дружбой. Вероятно, это глупо, и я соглашусь когда-нибудь на меньшее, но только не теперь, прошу вас.

– Очень хорошо, дорогая, если только ты не станешь ждать слишком долго… или тебя не обманет какой-нибудь охотник за состоянием.

– О, я непременно с вами посоветуюсь, если кто-то появится. Вы же не будете против, если я остановлю свой выбор на ком-то, кто будет молод, хорош собой… и добр?

– Ну, боюсь, такие попадаются не часто, – засмеялась мисс Фолкнер.

На этом разговор был прерван появлением Вобстера, старшего конюха Друсиллы.

– Что там, Вобстер?

– Да господин Гиле, мадам. Он настаивает, чтобы я и Грин позволили ему взять Бренди вместо Дэпла. Боюсь, он не отстанет, если вы с ним не поговорите.

Друсилла, побледнев, вскочила. Мисс Фолкнер испуганно вскрикнула. Гиле, восемнадцатилетний брат Друсиллы, сильно хромал на одну ногу, искалеченную в детстве болезнью, из-за которой он много месяцев был прикован к постели.

Дэпл – так звали спокойную, послушную лошадку, на которой врач позволил Гилсу кататься, хотя и сделал это неохотно. Ну а Бренди – это самый строптивый конь.

– Я сейчас приду, – торопливо проговорила Друсилла. – Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он сел на Бренди.

– Я тоже это говорил, но он разве послушает?

– Надеюсь, меня-то он послушает. Я не хочу запрещать ему ездить верхом, но такой скакун, как Бренди… он же сломает себе шею!

Прибежав на конюшню, Друсилла обнаружила, что Гилс уговорил Грина позволить ему оседлать Бренди.

– Мне так хочется посидеть на настоящей лошади, а не на том ходячем стуле, который мне подсунула Дру, – страстно убеждал он конюха.

– Она права, господин Гиле, вы не удержите Бренди. Он подчинялся только мистеру Джереми.

Увидев сестру, Гилс горделиво посмотрел на нее сверху вниз.

– Погляди, Дру, как я хорошо на нем сижу, сказал он. – Умоляю, позволь мне прокатиться хотя бы несколько ярдов.

Друсилла печально смотрела на брата. Вот так, верхом, это был красивый, прекрасно сложенный юноша – его высохшую ногу скрывали бриджи и до блеска начищенные сапоги. Гиле был очень похож на нее.

– Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. Это будет нарушение правил, которые врач установил ради твоего же блага.

– Ой, да забудь ты о нем! У меня сильные руки, удержат любого коня. Я больше не хочу, чтобы надо мной все тряслись. Разреши по крайней мере немножко проехать, а Вобстер и Грин пусть ведут его под уздцы. Полюбуешься, как у меня хорошо получается.

Гиле смотрел на нее горящими глазами.

– Хорошо, – смягчилась она, – но только обещай, что будешь хорошо себя вести.

– Ой, Дру, да я всегда себя хорошо веду! – Его лицо просияло.

– Уж конечно, – возразила Друсилла, но все же показала знаком Грину и Вобстеру, что они могут вывести Бренди со двора на дорогу, что вела к Большому Трешему. Вобстер шагал, недовольно покачивая головой: хозяйка опять уступила упрямцу, и ничем хорошим это не кончится.

Он оказался прав. Первые сто ярдов Гиле ехал спокойно. Бренди, правда, вскидывал голову и пофыркивал, недовольный тем, что его ведут под уздцы. Один из работников конюшни, Джексон, оседлал лошадь, на которой всегда ездила Друсилла, и присоединился к ним. Сама Друсилла, в легких туфельках, в которых выбежала из дома, замыкала шествие.

И вдруг Гиле все испортил. Он неожиданно дал шпоры Бренди, и тот, словно только того и ждал, вскинул гордую голову и полетел вперед.

Грин выпустил свой конец веревки сразу, Вобстер еще какое-то время тащился волоком. Джексон, подгоняемый отчаянными криками Друсиллы, бросился в погоню.

Словно желая показать, кто теперь хозяин, Бренди немедленно свернул с дороги и помчался по полю, где на его пути возникла высокая изгородь, которую он и перемахнул. Джексон прыгнул следом, а Друсилла, Грин и Вобстер, добежав до изгороди, стали искать, где перелезть.

Когда они наконец оказались на другой стороне, то увидели, что Джексон валяется на земле, а Бренди до сих пор не удалось сбросить своего седока, хотя тот и держится в седле как-то боком. Лишь необычайно сильные руки и мужество позволили Гилсу избежать участи Джексона.

Но ненадолго. Перед следующей изгородью своевольный Бренди круто повернул, и Гиле полетел на землю. Освободившись от седока, Бренди взлетел в воздух и чуть не столкнулся лоб в лоб с конем, который прыгал через изгородь с другой стороны. Сидевшему на нем всаднику удалось разминуться с Бренди, лишь резко направив своего коня в сторону.

Когда Друсилла открыла глаза – она зажмурилась, увидев, как Гиле упал, а Бренди чуть не столкнулся с кем-то прямо над изгородью, – то увидела, что всадник спешился и наклонился к Гилсу, пытающемуся сесть.

– Не надо, – строго сказал незнакомец, опускаясь на колени рядом с ошеломленным юношей и ощупывая его руки и ноги, нет ли переломов.

Он как раз прощупывал искалеченную ногу Гилса, когда подбежала Друсилла.

– Гилс, ты ранен? – запыхавшись, спросила она.

Незнакомец поднял на нее глаза и произнес:

– На первый взгляд ничего серьезного. Но не следовало позволять ему скакать на полубешеном коне. Вам еще повезло, что он не убился.

Друсилла молча, не отрывая взгляда, изумленно смотрела на незнакомца. Золотистые волосы, слегка волнистые, коротко подстрижены по последней моде, глаза голубые, губы – большие, изящно очерченные. Однако эта классическая красота не делала его женственным.

От него веяло холодной силой и уверенностью, и Друсилла не осмелилась промолвить в ответ ни слова.

Гиле с усилием приподнялся и возмущенно проговорил:

– Вам не подобает так разговаривать с моей сестрой. Я поплатился за свою же строптивость. А кстати, кто вы такой?

Незнакомец со смехом выпрямился.

– Я – Девениш и приношу извинения вашей сестре, а вы кто?

Брат и сестра посмотрели на него в растерянности. Наконец Гиле заговорил:

– Извините, милорд. Я не имел понятия, что вы находитесь в Трешеме. Я Гиле Стоун, а это моя сестра Друсилла Фолкнер, вдова покойного владельца Лайфорда.

– Если бы вы были моим младшим братом и сели на коня, которого не способны удержать, я бы хорошо подумал, прежде чем назначить вам наказание. Я уверен, ваша сестра поступит так же.

– Но вы мне не брат! – возразил Гиле, пытаясь подняться с помощью Девениша. – И это ей решать, как меня наказывать. Разве не так, Дру?

– Ах, эта горячая молодежь, – пробормотал Девениш. – А кстати, что у вас с ногой? От рождения?

Обыденный тон, каким был задан вопрос о физическом недостатке Гилса, подкупил обоих – и брата, и сестру.

К Друсилле внезапно вернулся дар речи. Итак, это граф Девениш, прозванный Дьяволишем. Не дав Гилсу открыть рот, она заговорила:

– Детская болезнь, милорд. Началось с лихорадки, потом стала сохнуть нога. Почти все дети в здешних краях, заболевшие одновременно с братом, умерли.

– Ну что ж, он по крайней мере сохранил жизнь… и свою дерзость в придачу. Вы сможете дойти сами до моего коня, господин Гиле, или предпочтете, чтобы я вас понес? Я могу проводить вас до дома, если ваша сестра покажет дорогу.

– Не надо, Грин доведет нас, – возразила Друсилла.

– Это слишком неразумно, – произнес Девениш. – Я нуждался сегодня в каком-нибудь развлечении, и вы мне его предоставили. Я и не предполагал, что в сельской местности случается столько происшествий.

После этих слов Девениш помог Гилсу добраться до коня, с помощью Вобстера усадил его в седло, и они отправились в Лайфорд.

Девениш не мог и мечтать о столь удачной возможности проникнуть в дом покойного Джереми Фолкнера и познакомиться с его вдовой. Правда, он не подозревал о существовании бойкого братца.

Что же касается миссис Друсиллы, она оказалась очень милым созданием с отличной фигурой. Неужели она до сих пор носит траур по усопшему мужу? Судя по цвету платья, так и есть. И это через два долгих года? Можно ли из этого заключить, что существует вечная любовь?

Во всяком случае, первое впечатление таково. Да, должно быть, это и есть вечная любовь, эдакая сентиментальщина.

Эти циничные мысли крутились в голове Девениша, пока он знакомился с мисс Корделией Фолкнер. Сама же хозяйка дома пожелала самолично отвести брата в его комнату и послать за врачом. Лишь после этого она присоединится к ним за чайным столом.

Чаепитие в неурочный час нисколько не привлекало Девениша. Девениш любил кофе, но на этот раз решил пойти на самопожертвование.

– Долго ли вы намерены оставаться в своем поместье? – спросила мисс Фолкнер.

– О, это зависит от того, найду ли я здесь что-нибудь, что меня заинтересует… или развлечет, – ответил Девениш. – Сегодняшний день в этом отношении был замечателен. Едва не попасть под копыта коня без всадника, едва не задавить насмерть отважного юношу, познакомиться с очаровательной вдовой – разве не сюжет для романа?

Мисс Фолкнер ответила на это сияющей улыбкой. Какое обаяние! Какие прекрасные манеры! Разумеется, она не подозревала, что речи Девениша и его мысли нисколько не сочетались между собой.

– Думаю, что ваши сегодняшние приключения напоминают скорее романы мисс Джейн Остин, чем зловещие истории миссис Рэдклифф. Никаких убийств, загадочных монахов или страшных склепов, – возразила она.

Девениш тактично не стал напоминать ей, что прежний хозяин Лайфорда пал жертвой таинственного убийства, тем более что в этот момент появилась миссис Фолкнер, а следом служанка внесла поднос с чаем.

Девениш встал и поклонился. Друсилла мельком отметила, что костюм его столь же безупречен, как он сам. Ей всегда казалось, что человек, получивший прозвище Дьяволиш, должен быть черноволос, угрюм и одет соответственно.

Ничего подобного. Единственное, что перекликалось с его прозвищем, была его манера говорить.

– Я надеюсь, господин Гиле оправится после того, что произошло, – сказал он, обращаясь к Друсилле.

– Господин Гиле, – откликнулась та, – ведет себя так, словно ему все на свете безразлично. Я порой спрашиваю себя, есть ли что-нибудь, что может вывести его из равновесия.

Улыбка на лице Девениша напоминала скорее ухмылку.

– Вы знаете, лучше уж так, чем видеть все в черном свете.

– Да, вы правы. Я должна признать, он был очень расстроен смертью моего мужа. Они великолепно ладили друг с другом. Далеко не всякий муж радушно принял бы в свой дом калеку.

– Я ничего не слыхал о смерти вашего супруга, – мягко проговорил Девениш. – Как вы знаете, это мой первый визит в Трешем после десяти лет отсутствия. Надеюсь, его смерть не была следствием долгой болезни? – Увидев, как она меняется в лице, он поспешил добавить: – Прошу вас, простите за мой бестактный вопрос.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю