Текст книги "Шанс Гидеона (Шанс для влюбленных) (др.перевод)"

Автор книги: Памела Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Начало темнеть, и она решила повернуть к дому. Попрощалась с Дунканом, который с сожалением глядел ей вслед, и переступила порог Мертон-Холла, как раз когда Пиблз, дворецкий, разводил огонь в каминах, задернув на окнах длинные бархатные шторы. Так же, как накануне, Ким выпила чаю в библиотеке в компании собак.

То, что жизнь здесь оказалась несколько одинокой, ее, в сущности, не огорчало. Разве что хотелось начать отрабатывать свой хлеб, а то до сих пор она не заслужила даже символических денег.

Все здесь дышало простотой, удобством и невероятной роскошью. Невероятной для того, кто живет в двухкомнатной квартирке в одном из малопривлекательных районов Лондона.

Глава СЕДЬМАЯ

Прошло еще два дня, похожих друг на друга, и наступила пятница – день, когда ожидался приезд миссис Филип Хансуорт.

Утром миссис Фейбер положила начало своим мемуарам. Она сумела подобрать материал, достаточный для хорошего вступления, и по мере того, как история развивалась, Ким по-настоящему ею увлеклась.

Маленькая девочка в огромном доме делит детскую на четвертом этаже со своей старшей сестрой, которая в конце концов выходит замуж за судью Верховного суда. Жизнь яркая, какая бывает только в книгах или мечтах, дни протекают в бесконечном неспешном параде детей, собак, пони, нянь, горничных, карет, подкатывающих по аллее, и гостей, заполняющих огромные комнаты смехом и весельем с рассвета дотемна.

Ни один из этих людей, видимо, не знал, что такое зубная боль или приступ невралгии, или переедание, которое, должно быть, встречалось не так уж редко в то время, когда трапезы были такими обильными, или падение и вывихнутая лодыжка, или даже шишка на голове. В той жизни не было места неприятностям, никто никогда не терял самообладания, и не было ни одного несчастливого человека.

Все равно, что оглянуться назад в длинном розовом коридоре и увидеть позади себя одни лишь дружественные лица.

В то утро они так хорошо поработали, что даже добрались до свадьбы миссис Фейбер и медового месяца, который молодая пара восхитительно провела в специально оборудованном домике, который составлял часть отцовского подарка к свадьбе.

Домик назывался «Шанс Гидеона», и именно в нем родился Гидеон Фейбер.

Миссис Фейбер рассказывала свою историю.

– Отец купил этот домик, потому что он находился в одной из наших деревень и всегда нравился мне, с самого детства. С ним была связана весьма романтическая история. Гидеон был разбойником, а его девушка служила в этом доме горничной. Однажды ночью, удирая от погони после нападения на дилижанс, Гидеон свернул к домику, в котором был тайник, надеясь, что там он будет в безопасности, но, к несчастью для него, его схватили, прежде чем он достиг ворот. После казни – а беднягу казнили – домик стали называть «Шанс Гидеона».

– А вам не было грустно, когда вы там жили? – спросила Ким.

– Вовсе нет! Атмосфера там была очень приятная, к тому же горничная получила этот домик в наследство от своей хозяйки, она обзавелась большой семьей и была очень счастлива… вместе с мужем, конечно! В конце концов разбойник знал, на что он идет, не так ли? Его все равно обязательно поймали бы, и он шел на этот риск… довольно весело, я уверена. У него был приятный романчик, который мог бы продлиться и чуть дольше, если бы ему повезло. У него был шанс, но он не сумел им воспользоваться. А ведь иметь шанс – это уже очень много.

Да, наверное, – согласилась Ким, хотя не совсем понимала ход мыслей собеседницы. – А когда там родился ваш сын, вы были очень счастливы?

– Очень.

– А вам не показалось, что вы дали ему несчастливое имя? Гидеон?

– Разумеется, нет. Я надеялась, что у сына будет столько же огня и задора, сколько у того разбойника… хотя, естественно, я не желала ему такой судьбы. И я надеялась, что когда он влюбится в молодую женщину, его избранница с той же готовностью протянет ему руку помощи, как та маленькая горничная, которая, должно быть, немало потрудилась, чтобы обмануть свою хозяйку. Ведь ее тоже могли бросить в тюрьму за попытку спрятать беглеца.

На этот раз Ким согласно кивнула.

– Наверное она его любила.

– Конечно. А любовь – это самое важное в жизни… только мой Гидеон в это не верит, – с легким сожалением добавила миссис Фейбер.

Ким внимательно взглянула на хозяйку, и вдруг спросила себя, много ли известно миссис Фейбер о Монике Флеминг. А что, если Моника Флеминг и есть та молодая женщина, в которую нынешний Гидеон мог влюбиться? А может, уже влюбился?

– И этот дом все еще принадлежит вам? – спросила она, прежде чем снова приготовилась писать.

Миссис Фейбер кивнула.

– В настоящий момент он сдан в аренду, но скоро должен освободиться. Придется подыскать другого съемщика.

Нерисса приехала около трех часов дня, успев на поезд, который отправлялся из Лондона ранним утром. На вокзал была послана машина, и когда Ким впервые увидела дочь своей хозяйки, та как раз выбиралась из автомобиля, разглядывая окна фасада Мертон-Холла. Она очень напоминала Гидеона элегантностью, ростом и грациозной осанкой, а так как миссис Фейбер была необычайно миниатюрной, должно быть статью они пошли в отца или в какого-нибудь другого своего родственника. По портрету над камином в столовой, разумеется, нельзя было судить ни о росте, ни об элегантности изображенного. Однако если не считать, что брат и сестра были одинаково сложены, в остальном они совершенно не походили друг на друга. Волосы миссис Хансуорт, спрятанные под шляпкой, видимо, были темные – такие, как у Ким. А когда новую секретаршу впервые представили хозяйской дочери, Ким обнаружила, что у той удивительно красивые карие глаза, которые то и дело вспыхивали, словно их обладательница с трудом владела собой. Миссис Хансуорт обменялась вялым рукопожатием с Ким, на которую произвели впечатление норковое манто и отлично сшитый костюм под ним. Сняв шляпу, миссис Хансуорт открыла красивую прическу, придававшую ей царственный вид. Большой квадратный изумруд, сверкавший у нее на среднем пальце, был под стать изумрудным клипсам.

Эта женщина явно тратила много денег на одежду и внешний вид, в чем, несомненно, сказывалось влияние ее матери, с которой она ласково поздоровалась, но особого энтузиазма не было проявлено ни с той, ни с другой стороны. Ким, находившаяся в эту минуту в комнате, решила, что миссис Фейбер заранее собиралась с силами, чтобы поприветствовать дочь. И для этого она пожертвовала своим дневным сном.

– Очень надеюсь, что Гидеон не вернется до завтрашнего утра. До ужаса не хочется столкнуться с ним именно теперь, – Объявила его сестра, когда в комнату суетливо вошла Траунсер с чайным подносом в руках и поставила его перед Ким, чтобы та исполняла роль хозяйки. Миссис Хансуорт, пристрастившись к курению, редко выпускала из рук мундштук с дымящейся сигаретой, вот и теперь она вынула из большой крокодиловой сумочки платиновый портсигар и наполнила комнату сладковатым дымом, перебившим запах мускуса и амбры, исходивший от штор и подушек.

– Гидеон никогда не приезжает по пятницам, и о твоем визите он ничего не знает, – попыталась успокоить дочь миссис Фейбер.

– Очень надеюсь! – сказала Нерисса и стряхнула пепел в тонкую фарфоровую чашку, никак не предназначенную служить пепельницей. – Кстати, а эта Флеминг все еще живет в Фэллоу-филде? – поинтересовалась она. – Одно время мне казалось, она подцепит Гидеона, но видимо, он гораздо осторожнее, чем я предполагала. Или, возможно, она в последнее время ослабила натиск… одним словом, стала осмотрительней.

– Боюсь, что ничего о ней не знаю, – ответила миссис Фейбер так, словно этот предмет не представлял для нее никакого интереса. – У Гидеона есть какие-то друзья, – туманно продолжила она, – но я с ними незнакома.

– Но эта особа, я уверена, хотела стать ему больше чем другом. – Нерисса послала матери многозначительный взгляд. – Если тебя так мало заботят интересы Гидеона, в один прекрасный день тебе навяжут невестку, не спросив твоего согласия.

Миссис Фейбер пожала плечами в тонком кашемировом кардигане.

– А разве Гидеону не все равно, одобрю я его выбор или нет? – спросила она, и Ким впервые услышала в ее голосе холодок.

Нерисса отвечала, скосив глаза на кончик сигареты:

– Не знаю. Когда-то я думала, что ты пользуешься некоторым влиянием на него… по крайней мере, в пору его детства. Он всегда вел себя, как твоя любимая собачка, пока не вырос. Затем, признаю, он огрубел и стал тем Гидеоном, каким мы его знаем сегодня. Но чудеса иногда случаются, и влияние другой женщины, возможно, снова смягчит его.

Миссис Фейбер заговорила с непривычной резкостью.

– Но он не смеет жениться на вдове! – объявила она, словно ей никогда не приходило в голову, что он может так поступить. – Если он женится, то только на молодой… на ком-то, чье общество мне будет приятно! Я буду настаивать!

Нерисса глухо рассмеялась.

– И ты полагаешь, что твоя настойчивость может как-то повлиять на Гидеона, мама?

– Не знаю, но я хочу надеяться… В конце концов, я его мать. – Она бросила умоляющий взгляд в сторону Ким. – Было время, когда я много думала о жене Гидеона и даже отложила для нее свои сапфиры, – призналась она. – Я надеялась, что она окажется очень хорошенькой и миниатюрной, и будет любить красивые вещи… Мои бриллианты получит жена Чарлза, потому что она чуть колючая и твердая, как бриллиант. А тебе, Нерисса, достанутся изумруды… потому что ты их очень любишь. Но так как Гидеон старший из моих детей, то право выбора остается за его женой.

– Тогда не допусти, мама, чтобы она выбрала изумруды. – Но Ким поняла, что это было произнесено ради шутки.

Миссис Хансуорт пребывала в уверенности, что когда придет время, ее любимые камни окажутся у нее, полагая не без причин, что брат никогда не женится. А затем она тоже бросила на Ким чуть задумчивый взгляд, полный внезапного интереса. – Вы уже видели моего брата, мисс Ловатт? Насколько я знаю, вы здесь всего несколько дней, но наверняка уже познакомились. Надеюсь, его манеры не расстроили вас? Если он обращался с вами, как с младшей горничной, то в этом не было ничего личного. Можете поверить мне на слово.

Ким пробормотала несколько слов о том, что ей не на что жаловаться – мистер Фейбер не вышел за рамки поведения, принятого при приеме на службу, а затем воспользовалась возможностью и вышла из комнаты, оставив мать и дочь наедине. В конце концов, Нерисса приехала из Лондона обсудить с матерью срочное дело, а секретарь вряд ли должна при этом присутствовать. Хотя, если судить по тому, как Нерисса обсуждала при постороннем человеке своего брата, она не стала бы возражать.

Внизу, в освещенном холле, расхаживала экономка, проверяя, все ли в порядке и нет ли где хоть одной пылинки. Она то и дело выговаривала горничным за все, что считала промахом с их стороны, ее бдительное око не допускало и намека на запущенность в Мертон-Холле. Она и Пиблз вели дела во всем доме, независимо от того, находился ли хозяин в отъезде, или нет… Как всегда все было безукоризненно подготовлено к его возвращению, будь то через несколько дней или недель. А если неожиданно приезжали гости, то разместить их не составляло никакого труда. Комнаты постоянно проветривались, а кровати были застелены и готовы принять довольно частых гостей.

Когда Ким спустилась, экономка причитала над завядшим цветком, обнаруженным в вазе, и Ким с сочувствием подумала о девушке, которую теперь из-за этого вызовут на ковер. Она сама поймала на себе несколько критических взглядов, когда приехала из Лондона, но за прошедшие два дня экономка по отношению к ней несколько оттаяла. Ким решила, что, возможно, сыграл свою роль хороший отзыв миссис Фейбер о новой секретарше.

– К обеду приедет мистер Фейбер, – сообщила экономка, когда Ким присоединилась к ней возле роскошного камина, в котором потрескивали поленья. – Он только что звонил.

– О нет! – воскликнула Ким, перепугавшись.

Экономка поджала губы.

– Если вы подумали о миссис Хансуорт, то я не стала бы беспокоиться, – сказала она. – Они брат и сестра, и все их ссоры поверхностны. Да, я в курсе неприятностей с мисс Ферн, но если спросят меня, то я скажу, во всем виновата миссис Хансуорт… Воспитание ей дается не лучше, чем в свое время давалось миссис Фейбер. Это у них семейная черта.

– Но мне придется предупредить миссис Хансуорт, – воскликнула Ким, двинувшись к лестнице. – По крайней мере, я должна поставить ее в известность о приезде брата.

– Слишком поздно, – сказала экономка, улыбнувшись на этот раз не без удовольствия при виде знакомой черной машины, которая вывернула из-за угла дома и остановилась у ступенек, ведущих к парадному ходу. – Он уже здесь!

Ким обернулась и посмотрела на дверь, в то время как экономка осторожно растворилась в тени, а Пиблз, дворецкий, пошел открывать. Ей очень хотелось подняться наверх и предупредить женщин, уединившихся в гостиной миссис Фейбер, но экономка оказалась права… Было слишком поздно. Войдя в холл, Гидеон Фейбер сразу бросил взгляд на Ким, впрочем, благодаря ее ярко-красному шерстяному платью, на котором играли отблески пламени, ей все равно не удалось бы скрыться незамеченной.

Он был одет в толстое пальто, в руках держал портфель и замер на месте, словно эта яркая худенькая фигурка действительно приковала его внимание.

– Так, значит, вы все еще здесь! – воскликнул Гидеон Фейбер.

Ким медленно приблизилась к нему, чтобы поздороваться.

– А вы разве не ожидали увидеть меня? – спросила она.

К ее великому удивлению, он вдруг улыбнулся… Это была ослепительная, приятная, почти беззаботная улыбка, которую она один раз уже видела.

– По правде говоря, ожидал, – ответил он. – Мне показалось, вы человек настойчивый, а люди настойчивые никогда не сдаются…. они по своей природе не способны сдаться!

Она улыбнусь с напускной скромностью.

– Я приехала сюда работать, – сказала Ким, – и мы с миссис Фейбер уже начали. Рукопись продвигается довольно хорошо.

– Великолепно! – произнес Гидеон Фейбер, и она поняла, что на самом деле он так не считает. – Хорошо уже то, что вы не даете скучать матери. Хотя я ни разу не видел, чтобы она скучала, – добавил он, и на этот раз в его голосе прозвучало одобрение.

К изумлению Ким, в холл примчался из какого-то тайного укрытия Макензи и буквально бросился на хозяина. Неподдельный пыл, с каким пес приветствовал его, открыл девушке глаза, но еще больше они открылись, когда Гидеон наклонился и приласкал щенка, что-то тихо приговаривая, отчего Макензи пришел в полный восторг. Хозяин поднял песика на руки, поднес его к камину, и пока он пытался увернуться от радостных лизаний, приковыляла Бутс и уставилась на него близорукими глазами. Гидеон опустил Макензи на пол и мягко погладил старую собаку.

– Вы уже подружились с ней? – спросил он секретаршу матери. – Бутс немного привереда и не симпатизирует всем подряд.

– Думаю, могу честно признаться, она не сделала для меня особого исключения, – суховато ответила Ким. – Мы ладим, но не больше. Что касается Макензи, мы с ним закадычные друзья. И с Джессикой тоже.

Он взглянул на нее снизу вверх, сверкнув серыми глазами.

– С этим отвратительным животным? Как же, скажите на милость, вы миритесь с ней?

– Очень даже легко, кроме того, после нескольких хороших прогулок она начала понемножку худеть.

– Так значит, вы водите собак на прогулки? – мистер Фейбер достал из кармана портсигар и протянул Ким, к немалому ее удивлению. Она тоже смогла его удивить, отказавшись… А то, что он удивился, она поняла по тому, как он приподнял брови. – Вы не курите?

– Очень редко, – сказала она и могла бы добавить:

«Только не в обществе непредсказуемого человека».

– А что еще вы делаете?

– Сегодня утром мы начали мемуары. Как я вам уже сказала, по-моему, начало хорошее.

– И вам интересен тот вздор, который забавляет мою мать?

– Все, что составляет часть человеческой жизни, мне не кажется вздором… А если, диктуя свой рассказ, ваша мать становится счастливей, то разве это не весомая причина, почему следует поощрять ее занятия?

Он резко повернулся на каблуках и направился в рабочий кабинет. Эта комната более соответствовала мужскому вкусу, чем библиотека, а потому в ней легче было расслабиться.

– Зайдите на несколько минут, – пригласил он. – Мне бы хотелось перекинуться с вами еще двумя словами, прежде чем идти наверх переодеваться, а вы, быть может, согласитесь выпить рюмку хереса или чего-нибудь еще?

Гидеон Фейбер подошел к подносу с напитками, который был уже приготовлен на сервировочном столике, и налил ей хереса. Когда он протягивал Ким рюмку, она пожалела, что не сумела попросить экономку подняться на верхний этаж и подготовить Нериссу Хансуорт, которая не подозревала, что брат один раз отступил от своих правил и в пятницу после работы вернулся домой… А еще Ким подумала, что если пить вино медленно, экономка догадается сбегать наверх, хотя, видимо, она не такого уж высокого мнения о Нериссе и даже, кажется, радуется предстоящему столкновению между братом и сестрой.

– За мемуары, – сухо произнес Гидеон, приподнимая рюмку.

Ким машинально приподняла свою.

– Хочется думать, что работа сложится удачно. Книга доставит такое удовольствие вашей маме.

– А другим людям?

– Ну…

– Я почти уверен, что мне придется оплатить печать небольшого тиража, и как только мама получит свой экземпляр, остальные пойдут в огонь. – И хотя в голосе Гидеона слышался холод и неумолимость, Ким показалось, что внезапная легкая улыбка, коснувшаяся уголков его рта, не была лишена снисходительности, чего раньше она не замечала. – Однако, оставим работу. Как вы считаете, мисс Ловатт, вам удастся устроиться здесь с относительным комфортом?

Ким даже улыбнулась.

– Я уже устроилась с большим комфортом, мистер Фейбер, – сказала она. – Мне до сих пор не доводилось видеть столько роскоши вокруг.

– Вот как? – Он пристально посмотрел на нее, слегка наклонив голову, и были в его взгляде задумчивость и какой-то интерес.

– Да. – В ее темно-голубых глазах промелькнула улыбка. – Все мне здесь кажется невероятным. Огромный дом, хорошо вышколенные слуги, какие бывают только в кино, лошади, собаки… великолепнейшая природа…

– Вас привлекает деревенская жизнь?

– Я родилась и выросла в деревне. Наверное, это навсегда вошло в мою кровь.

– Вы не находите, что и в городах есть много привлекательного?

– Очень мало.

Он подошел к камину и стряхнул пепел на решетку.

– Не могу с вами согласиться. Для меня жизнь в деревне означает застой… Я приезжаю сюда на выходные, потому что так мне велит мой сыновний долг, но если бы матери не было в живых, я бы вообще сюда не приезжал. Я бы продал это место и жил в городе. Вероятнее всего, в Лондоне…

– В Лондоне у вас офисы?

– Да, но наша кровь течет здесь, на севере. – Он прислонился спиной к камину. – Чтобы держать палец на пульсе, приходится много времени проводить в здешних краях, но мне нравится жить в Лондоне. В столице столько возможностей и так много людей… А для меня важны люди.

Ким изумилась.

– Не каждый в отдельности, а все вместе. Они полны энергии и жизненной силы, и наблюдать за этим гораздо интересней, чем за трутнями, которым кажется, что мир вращается вокруг их ничтожных интересов, вроде послеобеденного чая и благотворительной распродажи. Я испытываю только крайнее презрение к женщинам, которые сплетничают за чашкой чая, устраивают приемы и званые обеды и из года в год ровным счетом ничего не делают, чтобы помочь обществу.

– Вам не кажется, что забота о семье и есть помощь обществу?

– Такие женщины поручают заботу о своих семьях кому-то другому.

– Понятно, – сказала Ким и подумала, как глубока его душевная рана. Легкомысленная мать, которая не уделяла ему внимания… А это означало, что она перепоручила его чужим заботам! – Между прочим, – сказала она, украдкой бросив взгляд на бокал с хересом и убеждаясь, что он опустошается не слишком быстро, – я познакомилась с вашим управляющим мистером Дунканом. Ему, кажется, нравится жить в деревне, а еще, кажется, у него здесь много дел.

– Вот как? – сказал он, и ей показалось, что изменилось выражение его глаз. В серой глубине вдруг появилась настороженность. – Где же вы с ним познакомились?

– Я смотрела на лошадей. Он предположил, что вы, вероятно, не будете возражать, если я иногда одолжу у вас лошадь для утренней прогулки.

– Вместе с ним?

– Я… в общем, я…

Лицо его посуровело.

– Вы здесь для того, чтобы работать, мисс Ловатт, – напомнил он ей, – а не для того, чтобы ездить на моих лошадях. Если у вас недостаточно работы, чтобы занять себя, я найду вам другое дело… Вы можете во многом быть мне полезной в течение недели, что не позволит вам праздно тратить время. Вы ведь не станете отрицать, что я плачу вам довольно щедрое жалованье?

– Да, да, конечно.

Лицо ее вспыхнуло, и она почувствовала себя как человек, который играл с гадюкой, полагая, что жало у нее удалено, но потом на свою беду убедился в обратном. Она разозлилась на себя, что допустила такую глупую ошибку, и это после того, как он показал, на что способен, во время их первой встречи.

– Что ж, тогда постарайтесь оправдать его. И, пожалуйста, помните, что мистер Дункан тоже у меня на службе.

– Разумеется.

Послышался стук в дверь, и прежде чем Гидеон Фейбер позволил кому бы то ни было войти, дверь распахнулась, и на пороге появилась его сестра.

За то короткое время, что прошло после чая, она успела переодеться и выглядела очень привлекательно – настоящая дочь богатого промышленника – в тонком черном вечернем платье, чуть тронутом золотой вышивкой, и рубиновым воротником, охватившим белую грациозную шею.

– Я слышала, ты вернулся неожиданно рано, – произнесла миссис Хансуорт. Лицо ее было чуть бледно, в красивых глазах читался вызов. – А так как я не готова к тому, чтобы удрать через черный ход, лишь бы избежать встречи с тобой, то решила накрыть тебя в твоем логове, Гидеон! Тем более, что мама сообщила мне новость, в которую я никак не могла поначалу поверить!

– Вот как? – спросил он, вновь прислоняясь спиной к камину. – И что же это, Нерисса?

– Ты пригласил погостить Ферн. И вовсе не ради мамы… Просто хочешь повлиять на ребенка. О, я знаю, ты считаешь, она тебя любит и из нее можно лепить что угодно, как из воска… если задаться такой целью! Но послушай меня, Гидеон, я никогда не позволю тебе этого! Ферн – мой ребенок, а не твой новый офис или станок… Ты можешь не любить маму за ее чувствительность, но я буду чувствительной по отношению к своей собственной дочери!

Гидеон Фейбер обернулся к Ким.

– Вы не против того, чтобы покинуть нас, мисс Ловатт? – спросил он с ледяной вежливостью и даже открыл перед ней дверь. – Могли бы предупредить меня, что приехала миссис Хансуорт, – добавил он с упреком.