Текст книги "С русскими не играют"

Автор книги: Отто фон Бисмарк

Соавторы: А. Петрухин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Еще в Версале я боялся, что участие Франции на Лондонской конференции по вопросу о статьях Парижского мира относительно Черного моря может быть использовано с такою же наглостью, какая наблюдалась у Талейрана в Вене, для того чтобы пристегнуть франко-германский вопрос к программе конференции. Поэтому, я при с помощью внешних и внутренних влияний воспрепятствовал участию Фавра в этой конференции, несмотря на обращения с разных сторон. Сомнительно, чтобы в 1875 г. сопротивление Франции нашему нападению на нее было бы таким слабым, как думали наши военные. Надо не забывать, что в договоре от 3 января 1815 г. между Францией, Англией и Австрией побежденная (и частично еще оккупированная неприятелем) Франция, изнуренная двадцатью годами войны, все же была готова выставить для коалиции против Пруссии и России 150 тысяч солдат немедленно и 300 тысяч позднее. 300 тысяч старых солдат, которые были в плену у нас, вновь вернулись во Францию. Наконец, сильная Россия в качестве союзника оказалась бы, конечно, не на нашей стороне, как в январе 1815 г., и не благожелательно нейтральной, как во время германо-французской войны, а возможно, и проявила бы враждебность у нас в тылу. Из циркулярной депеши, разосланной Горчаковым в мае 1875 г. всем русским миссиям, видно, что русскую дипломатию уже тогда провоцировали действовать против нашей мнимой склонности к войне. За этим последовали суетливые старания русского канцлера испортить наши (и в особенности лично мои) хорошие отношения с императором Александром. Эти старания проявились, между прочим, в том, что Горчаков через посредство генерала Вердера вынудил меня отказаться дать обещание нейтралитета в случае русско-австрийской войны. Тот факт, что после этого русский кабинет непосредственно и притом тайно обратился к венскому кабинету, опять-таки знаменовал такую фазу горчаковской политики, которая препятствовала моему стремлению к монархически-консервативному тройственному союзу.

* * *

Граф Шувалов был прав, говоря, что мысль о коалициях вызывает у меня кошмары. Мы вели победоносные войны против двух великих держав Европы. При этом важно было удержать по крайней мере одного из обоих могущественных противников, с которыми мы уже встречались на поле сражений, от искушения, состоявшего в возможности взять реванш при с другим.

Для всех знающих историю и галльскую национальность было ясно, что о Франции здесь и речи идти не может. Также было ясно то, что если возможно было без нашего согласия и ведома заключить секретный договор в Рейхштадте, значит, не было ничего невероятного и в старой коалиции Кауница между Францией, Австрией и Россией [76]76
  Австрийский канцлер (с 1753 г.) Кауниц, имея в виду при содействии Франции и России подавить возраставшее военное могущество Пруссии, организовал во время Семилетней войны, в 1756 г., союз с Францией и Россией.


[Закрыть], как только в Австрии у правительственной кормушки оказались подходящие для этого скрыто существующие элементы. Они могли подыскать повод для того, чтобы снова оживить старое соперничество, старое стремление к гегемонии в Германии как фактор австрийской политики либо опираясь на Францию, как это намечалось во времена графа Бейста [77]77
  Граф Бейст, будучи главой саксонского кабинета, ориентировался на союз с Австрией и проводил политику, приведшую Саксонию к участию в войне 1866 г. на стороне Австрии. После поражения Австрии настаивал на включении Саксонии в Южногерманский союз. Так как Бисмарк, зная его враждебность к Пруссии, не желал принять его для переговоров, Бейст был вынужден выйти в отставку и вступил на австрийскую службу, где в 1867 г. сделался министром-президентом и министром иностранных дел.


[Закрыть]и зальцбургского свидания с Луи-Наполеоном в августе 1867 г. [78]78
  Луи-Наполеон вел переговоры с австрийским императором Францем-Иосифом 18–23 августа 1867 г. в г. Зальцбурге (Австрия).


[Закрыть], либо сближением с Россией, как это проявилось в секретном соглашении в Рейхштадте.

Принимая во внимание историю Семилетней войны [79]79
  В Семилетней войне (1756–1763) Англия выступила в качестве союзника Пруссии; однако к 1762 г. Англия отказалась возобновить договор о субсидиях Пруссии. В результате Пруссия оказалась в чрезвычайно тяжелом положении и была спасена лишь выходом России из войны после смерти Елизаветы Петровны и вступления на престол Петра III.


[Закрыть]и Венского конгресса, я не могу дать немедленный ответ на вопрос о том, какую поддержку в этом случае могла бы ожидать Германия от Англии, скажу только, что если бы не победы, одержанные Фридрихом Великим, то Англия, вероятно, еще раньше отказалась бы от защиты интересов прусского короля. Эта ситуация требовала попыток в ограничении возможности появления антигерманской коалиции путем обеспечения прочных договорных отношений хотя бы с одной из великих держав. Так как английская конституция не допускает заключения союзов на определенный срок, а союз с одной Италией не мог служить достаточным противовесом коалиции трех остальных великих держав (даже в том случае, если бы будущее поведение и внутреннее устройство Италии были совершенно независимы не только от Франции, но и от Австрии), то выбор мог быть сделан только между Австрией и Россией. Для того чтобы уменьшить возможности образования коалиции, нам оставался только указанный выбор. Союз с Россией я считал более сильным в материальном плане. Прежде он также казался мне и более надежным, так как традиционная династическая дружба, общность монархического чувства самосохранения и отсутствие каких-либо исконных противоречий в политике казались мне более важными, чем изменчивые впечатления венгерского и славянского общественного мнения, а также и католического населения габсбургской монархии. Абсолютно надежным и долговременным не был ни один из этих союзов – ни династическая связь с Россией, ни популярность венгерско-германских симпатий. Если бы в Венгрии всегда брали верх разумные политические соображения, то эта храбрая и независимая нация четко понимала бы, что, будучи островом среди необъятного моря славянского населения, она при своей небольшой численности может оградить себя, только опираясь на немцев в Австрии и Германии.

* * *

Еще в Гаштейне, перед отъездом императора Вильгельма в Александрово, я имел свидание с графом Андраши, которое состоялось 27 и 28 августа. После того как передал ему суть положения, он заключил из моих слов: «Естественным ответным ходом против франко-русского союза будет австро-германский союз». Так он сам и сформулировал вопрос, для обсуждения которого я подготовил наше свидание. Без труда пришли мы к предварительному соглашению о сугубо оборонительном союзе против русского нападения на одну из сторон. Но мое предложение распространить союз и на случай других нападений, кроме русского, граф оставил без внимания. Я, не без усилий получив от его величества полномочия на официальные переговоры, с этой целью поехал обратно через Вену.

10 сентября, перед отъездом из Гаштейна, я написал баварскому королю такое письмо:

«Гаштейн, 10 сентября 1879 г.

Ваше величество были прежде столь милостивы выразить мне высочайшее ваше удовлетворение моими стараниями сохранить в равной степени мирные и дружественные отношения Германской империи с обеими соседними великими империями – с Австрией и Россией. Задача эта в течение последних трех лет становилась тем труднее, чем сильнее русская политика подпадала под влияние отчасти агрессивных, отчасти революционных веяний панславизма. Уже в 1876 г. нам неоднократно предъявляли из Ливадии требования заявить в бескомпромиссной форме, останется нейтральной Германская империя в случае войны между Россией и Австрией. Уклониться от этого заявления не получилось, и русская военная буря пока перенеслась на Балканы. Успехи русской политики, достигнутые в результате этой войны, достаточно значительные даже после Берлинского конгресса, к сожалению, не смогли охладить возбужденность русской политики в той степени, как это было бы желательно для миролюбивой Европы. Амбиции России по-прежнему выглядят беспокойно и воинственно, а влияние панславистского шовинизма на настроения императора Александра усилилось, поэтому вместе с серьезной, по-видимому, неприязнью к графу Шувалову император подверг осуждению и его дело – Берлинский конгресс. Руководящим министром, если таковой вообще имеется в настоящее время в России, является военный министр Милютин. Теперь, после заключения мира, по его требованию последовали немыслимые вооружения, несмотря на то, что России в настоящее время никто не угрожает. Вопреки всем финансовым жертвам, коих потребовала война, численность русской армии в мирное время увеличена на 56 тысяч, а численность армии военного времени на западной границе увеличится почти на 400 тысяч человек. Эти вооружения могут быть предназначены только против Австрии или Германии, а расположение войск в царстве Польском соответствует этому назначению. Военный министр и в технических комиссиях открыто заявил, что России надлежит готовиться к войне «с Европой».

Если нет сомнения в том, что император Александр, сам не желая войны с Турцией, все же вел ее под давлением панславистов, и если учесть, что с того времени эта партия только усилила свое влияние благодаря тому, что агитация, стоящая за ней, производит теперь на императора более глубокое и опасное впечатление, нежели прежде, то можно опасаться, что панславистам удастся точно так же получить подпись императора Александра для дальнейших военных действий на Западе. Таких министров, как Милютин или Маков, не могут испугать европейские затруднения, с которыми Россия может столкнуться на этом пути. Это правда, если справедливы опасения консерваторов России, что партия движения (Bewegungspartei), стремясь втянуть Россию в тяжелые войны, хочет не столько победы России над заграницей, сколько переворота внутри страны. При этих условиях мне сложно избавиться от мысли, что в будущем и, быть может, даже в самом близком, миру угрожает Россия, и притом толькоРоссия. По нашим данным, сведения, которые Россия собирала за последнее время затем, чтобы выяснить, найдет ли она, в случае если развяжет войну, поддержку во Франции и Италии, дали, конечно, отрицательный результат. Италия была признана бессильной, а Франция сообщила, что на данный момент не хочет войны и в союзе с одной Россией не чувствует себя достаточно сильной для наступательной войны против Германии. В этом положении Россия предъявила нам в течение последних недель требования, в результате которых мы должны сделать окончательный выбор между Россией и Австрией, предписав германским членам комиссий по восточным делам в спорных вопросах голосовать только с Россией. Однако, по нашему мнению, постановления конгресса были правильно поняты большинством в составе Австрии, Англии и Франции; поэтому Германия голосовала вместе с ними, в результате чего Россия осталась в меньшинстве: отчасти с Италией, отчасти – без нее. По сравнению с миром между великими державами такие вопросы, как, например, положение моста у Силистрии, уступленная Турции военная дорога в Болгарии, управление почт и телеграфов, пограничные споры относительно некоторых деревень, сами по себе очень незначительны. Несмотря на это, русское требование, чтобы по этим вопросам мы голосовали не с Австрией, а с Россией много раз сопровождалось недвусмысленными угрозами о последствиях, которые наш отказ, возможно, будет иметь для внешнеполитических отношений обеих стран. Этот факт, привлекающий к себе внимание и совпавший с отставкой графа Андраши, конечно же, смог возбудить опасение, что между Россией и Австрией состоялось тайное соглашение в ущерб Германии. Но опасение это не подтверждено. Ведь к беспокойной русской политике Австрия испытывает такое же неприятное чувство, как и мы, и, кажется, склонна к союзу с нами в целях совместного отражения возможного нападения России на одну из обеих держав. Если бы Германская империя заключила с Австрией такой договор, который ставил бы себе целью по-прежнему заботливо сохранять мир с Россией и в то же время обеспечивал бы помощь друг другу в случае нападения на одну из держав, я бы считал это существенной гарантией европейского мира и безопасности Германии. Взаимно застраховавшись таким образом, обе державы могли бы вновь посвятить себя укреплению союза трех императоров.

В союзе с Австрией Германская империя не нуждалась бы в поддержке со стороны Англии, а при мирной политике обоих великих имперских систем европейский мир был бы гарантирован 2 миллионами воинов. Чисто оборонительный характер этой взаимной опоры двух немецких держав не носил бы ни для кого вызывающего характера, потому как с точки зрения международного права эта взаимная страховка уже существовала в Германском союзе на протяжении 50 лет – с 1815 г. В случае, если соглашение подобного рода не состоится, никто не сможет упрекнуть Австрию, если, под давлением русской агрессии и не будучи уверена в Германии, она в конце концов будет искать сама более тесного сближения с Францией или с Россией. В последнем случае Германия, учитывая наши отношения с Францией, окажется совершенно изолированной на континенте. Если же Австрия сблизится с Францией и с Англией, так же как и в 1854 г., то Германия не сможет обойтись без России и, чтобы не остаться изолированной, должна будет соединить свои пути с ошибочными и опасными путями русской внешней и внутренней политики. Если Россия заставит нас сделать выбор между нею и Австрией, то я думаю, что Австрия укажет нам консервативный и мирный путь, а Россия – неблагонадежный. Зная политические взгляды вашего величества, я имею смелость надеяться, что вы всемилостивейше разделяете мнение, высказанное мною. Я был бы счастлив получить этому подтверждение. Трудности задачи, которую я поставил перед собой, сами по себе огромны, к тому же они значительно усугубляются необходимостью по такому большому и многогранному делу письменно вести переговоры отсюда, где я могу надеяться лишь на собственную работоспособность, в результате сильного переутомления совершенно недостаточную. По состоянию моего здоровья мне уже пришлось продлить нахождение тут, но я надеюсь после 20-го числа этого месяца отправиться через Вену обратно. Если до тех пор не получится добиться чего-либо определенного, то опасаюсь, что настоящий благоприятный момент будет упущен, а с отставкой Андраши, трудно сказать, представится ли он когда-либо вновь. Я считаю своим долгом почтительнейше довести до сведения вашего величества мой взгляд на положение и политику Германской империи и прошу ваше величество всемилостивейше принять во внимание тот факт, что граф Андраши и я взаимно обязались держать втайне вышеизложенный план и что до сих пор только обоим императорам известно о намерении их руководящих министров достичь соглашения между их величествами империи».

В дополнение приведу ответ короля на это письмо:

«Любезный князь Бисмарк!

С искренним сожалением узнал я из вашего письма от 10-го числа сего месяца, что действию киссингенских и гаштейнских вод помешали ваши усиленные и утомительные занятия делами. С вашим доскональным изложением о современном политическом положении я ознакомился с величайшим интересом и приношу вам свою живейшую благодарность. Если между Германской империей и Россией дойдет дело до военных осложнений, то столь глубоко прискорбная переменаво взаимоотношениях обеих империй доставит мне величайшее огорчение, но я все еще надеюсь, что такой поворот дела можно предотвратить, оказав умиротворяющее влияние на его величество российского императора. Во всяком случае вашим стараниям заключить тесный союз между Германской империей и Австро-Венгрией с моей стороны обеспечены полное одобрение и сильнейшие пожелания счастливого успеха. Желая вам с новыми силами вернуться на родину, с удовольствием повторяю свое заверение в совершенном уважении, с каким я всегда пребываю к вам.

Берг, 16 сентября 1879 г.

Ваш искренний друг

Людвиг».

«Гаштейн, 19 сентября 1879 г.

С почтительной благодарностью получил я милостивое письмо вашего величества от 16-го числа сего месяца и к своему счастью увидел в нем согласие вашего величества с моими стараниями к взаимному сближению с Австро-Венгрией. Всеподданнейше замечу, что в отношениях с Россией нам пока не предстоит непосредственная опасность военных осложнений, которая глубоко огорчила бы и меня не только с политической, но и с личной точки зрения. Эта опасность скорее возросла бы лишь в том случае, если бы Франция согласилась на совместное выступление с Россией. До сих пор этого не произошло, и, согласно с намерениями его императорского величества, наша политика приложит все усилия к тому, чтобы по-прежнему поддерживать и укреплять мир империи с Россией путем прямого воздействия на его величество императора Александра. Переговоры с Австрией о более тесном взаимном сближении имеют лишь мирные, оборонительные цели, а наряду с этим также развитие путей сообщения. Предполагая завтра выехать из Гаштейна, я надеюсь в воскресенье быть в Вене. С всеподданнейшей благодарностью вашему величеству за благосклонное сочувствие здоровью, честь имею быть, с глубочайшим почтением, всеподданнейший слуга вашего величества

ф. Бисмарк».

* * *

Договор, который мы заключили с Австрией для совместной защиты от русского нападения, является publici juris (общеизвестным).

О заключении же этими державами такого же оборонительного союза против Франции доступных сведений нет.

Австро-германский союз не несет в случае войны с Францией (которая в первую очередь угрожает Германии) тех гарантий, какие он дает в случае войны с Россией, более вероятной для Австрии, чем для нас. Между Германией и Россией нет такого расхождения интересов, которое содержало бы зачатки непримиримых конфликтов и разрыва. Наоборот, совпадение интересов в польском вопросе и последствия традиционной династической солидарности в противоположность стремлениям к перевороту дают все основы для совместной политики обоих кабинетов. Эти основы ослабила десятилетняя фальсификация общественного мнения, осуществляемая русской прессой, которая в читающей части населения порождала и питала искусственную ненависть ко всему немецкому. Царствующая династия вынуждена с этим мнением считаться, несмотря на то что император желал поддерживать дружбу с Германией.

Но едва ли русские массы настроены против немецкого влияния более враждебно, нежели чехи в Богемии и Моравии, словенцы на территории бывшего Германского союза и поляки в Галиции [80]80
  Богемия, Моравия, Галиция – населенные славянами области, входившие в то время (XIX в.) в состав Австро-Венгрии.


[Закрыть]. Правильно сказать, что, остановив свой выбор на союзе с Австрией, а не с Россией, я ни в какой мере не закрывал глаза на сомнения, затруднявшие этот выбор. Я считал, что необходимо, как и раньше, длить добрососедские отношения с Россией, наряду с нашим оборонительным союзом с Австрией, ибо у Германии нет гарантии, что избранная ею комбинация не потерпит крушения, но зато есть шанс сдерживать антигерманские стремления в Австро-Венгрии до тех пор, пока германская политика не разрушит моста между Берлином и Петербургом и не вызовет непреодолимого разрыва между Россией и нами. Пока такого необратимого разрыва нет, Вена будет в состоянии усмирять элементы, враждебные или чуждые союзу с Германией. Если же разрыв или даже полное охлаждение между нами и Россией будут казаться непоправимыми, то и у Вены вырастут претензии, которые она и предъявит своему германскому союзнику. Во-превых, она потребует расширить casus foederis (оговоренное условие союза), который до сих пор, согласно опубликованному тексту, распространяется только на защиту от русского нападения на Австрию; во-вторых, Вена попросит подменить указанный casus foederis защитою австрийских интересов на Балканах и на Востоке, что с успехом пыталась сделать даже наша пресса. Логично, что у жителей Дунайского бассейна имеются потребности и планы, которые выходят за нынешние границы Австро-Венгерской монархии. Конституция имперской Германии показывает путь, на котором Австрия может достичь примирения политических и материальных интересов, существующих между восточной границей румынской народности (Volksstamms) и Каттарским заливом. Однако в задачи Германской империи не входит жертвовать своим статусом и кровью своих подданных для исполнения желаний соседа. Германии необходимо сохранение Австро-Венгерской монархии как независимой, сильной великой державы, прежде всего для общеевропейского равновесия. Только ради этого в неизбежном случае мир страны со спокойной совестью может быть поставлен на карту. Вене все же следовало бы воздержаться от попыток сверх этой гарантии выводить из договора о союзе требования, которые не предусмотрены при его заключении. Непосредственная угроза миру между Германией и Россией едва ли возможна иным путем, чем путем искусственного нагнетания или в результате тщеславия русских или немецких военных вроде Скобелева, которые, прежде чем слишком состарятся, желают войны, чтобы как-то отличиться. Чтобы думать и утверждать, будто германская политика руководствовалась воинственными тенденциями, заключая австрийский, а затем итальянский оборонительный союз [81]81
  Присоединение Италии к австро-германскому союзному договору 1879 г. произошло 20 мая 1882 г.


[Закрыть], необходима невероятная степень глупости и лживости общественного мнения и печати России. Лживость здесь имеет польско-французское происхождение, а глупость – скорее русское. Польско-французская хитрость одержала на почве русского легкомыслия и невежества победу над недостатком ловкости у нас. В этом (зависит от обстоятельств) заключается сила или же наоборот – слабость германской политики. Но чаще всего честная и открытая политика успешнее старомодных хитросплетений, однако для ее успеха необходима большая доля личного доверия, которое легче утратить, чем приобрести.

* * *

При оценке Австрии даже сейчас было бы ошибкой забыть о возможности враждебной политики, которую проводили Тугут, Шварценберг, Буоль, Бах и Бейст [82]82
  Руководители внешней политики Австрии в период напряженной борьбы Австрии с Пруссией за гегемонию среди немецких государств. Барон Тугут, ученик Кауница, был министром иностранных дел с 1793 г., вел враждебную Пруссии политику. Князь Шварценберг после происшедшего при его активном участии подавления революции 1848 г. стал главой кабинета и министром иностранных дел, стремясь к восстановлению гегемонии Австрии в Германии. Под руководством Шварценберга был восстановлен в 1850 г. германский Союзный сейм, в котором главенствовала Австрия. Граф Буоль был с 1852 г. после смерти Шварценберга преемником последнего на посту министра-президента и министра иностранных дел. Бах – бывший участник революции 1848 г., затем перешел в лагерь реакции, с 1849 г. в течение десяти лет был министром внутренних дел.


[Закрыть]. Разве не может повториться в другом направлении та же, укорененная изнутри, политика неблагодарности, которой Шварценберг кичился в отношении России? [83]83
   «Неблагодарность» Шварценберга, о которой упоминает Бисмарк, состояла в том, что, несмотря на военную помощь со стороны русского царя, в результате которой австрийской монархии в 1849 г. удалось подавить венгерскую революцию, Австрия через несколько лет, во время Восточной войны 1858–1856 гг., заняла позицию, весьма враждебную по отношению к России. Князю Шварценбергу, австрийскому министру-президенту и министру иностранных дел (умершему за год до начала Восточной войны), приписывают заявление: «Мы еще удивим Европу своей неблагодарностью», сделанное им по адресу России.


[Закрыть]Эта политика и поставила нас в 1792–1795 гг., когда мы сражались вместе с Австрией, в затруднительное положение, так что мы оказались брошенными на произвол судьбы. Все это делалось с целью выглядеть в польских глазах сильнее, чем мы. Эта политика едва было не навязала нам войну с Россией, в то самое время как мы в качестве официальных союзников сражались за Германскую империю с Францией, а на Венском конгрессе и чуть не довела дело до войны против России и Пруссии [84]84
   В первый период работ Венского конгресса Англия и Австрия пытались вызвать столкновение между Россией и Пруссией по вопросу о Польше и Саксонии; однако эти попытки окончились неудачей, и тогда Англия, Австрия и Франция заключили союз, направленный против Пруссии и России (3 января 1815 г.).


[Закрыть]. Попытки выступить подобным образом в настоящий момент встречают препятствие в личной честности и верности императора Франца-Иосифа. Ведь этот монарх уже не так молод и неопытен, как тогда, когда, поддавшись влиянию личного озлобления графа Буоля против императора Николая, он решил оказать политическое давление на Россию несколько лет спустя после Вилагоша [85]85
   В венгерском местечке Вилагош 13 августа 1849 г. руководитель венгерских повстанцев Гёргей капитулировал перед русскими войсками. Это означало разгром венгерской революции 1848–1849 гг. «Политическое давление», о котором говорит Бисмарк, заключалось в демонстративной посылке Австрией во время Восточной войны 1853–1856 гг. войск на границу занятых русскими княжеств Молдавии и Валахии.


[Закрыть]. Но его гарантия имеет чисто личное свойство: она испарится вместе с переменой монарха, и тогда вновь могут возыметь влияние те элементы, которые в различные эпохи лелеяли политику соперничества. Любовь галицийских поляков и ультрамонтанского духовенства к Германской империи носит характер явления переменного и приспособленческого, равно как и то, что сейчас наблюдается перевес понимания пользы в германской опоре над тем чувством презрения, какое чистокровный венгерец питает к швабу [86]86
   Швабы – жители Швабии (на юго-западе Германии). «Шваб» иногда употребляется вместо «немец».


[Закрыть]. В Венгрии и в Польше до сих пор живут симпатии к Франции, а среди духовенства всей габсбургской монархии католическо-монархическая реставрация во Франции могла бы снова реставрировать те отношения, которые в 1863 г. и между 1866 и 1870 гг. выражались в общности дипломатических выступлений и в более или менее созревших проектах договора. Только личность нынешнего императора австрийского и короля венгерского может быть гарантией против этих возможностей. Но дальновидная политика должна угадывать все случайности, спрятанные в границах возможного. Как во времена Ольмюца, возможность спора между Веной и Берлином из-за русской дружбы может возникнуть вновь, или может вновь подавать признаки жизни, как во времена Рейхштадтского договора, при очень благосклонном к нам графе Андраши.

Учитывая такую возможность, мы считаем выгодным то, что Австрия и Россия имеют на Балканах противоположные интересы, тогда как между Россией и Пруссией-Германией нет таких интенсивных противоречий, могущих дать повод к разрыву и войне. Но при русском государственном строе все еще достаточно личного неудовольствия или небрежной политики, чтобы преимущество это испарилось с такой же легкостью, с какой императрица Елизавета из-за острот и едких замечаний Фридриха Великого примкнула к франко-австрийскому союзу против нас. Те сплетни, вымыслы и скабрезности, которыми пользовались в то время для озлобления России, в избытке существуют при обоих дворах и теперь. Но мы способны поддерживать свою независимость и достоинство по отношению к России, не обижая её и не задевая ее интересов. Недовольство и злоба, вызываемые без всякой причины, в настоящее время так же редко остаются без воздействия на исторические события, как во времена российской императрицы Елизаветы и английской королевы Анны. Но теперь влияние событий, вызванных ими, на благосостояние и будущность народов мощнее, чем 100 лет назад. Коалиция России, Австрии и Франции, как в Семилетнюю войну против Пруссии, теперь в связи с другими династическими конфликтами, так же опасна для нашего существования, в случае ее победы она еще тяжелее отразится на нашем благосостоянии, чем тогда. Было бы неразумным и нечестным из-за личного раздражения разрушить этот мост, который сближает нас с Россией.

* * *

Я всегда пытался не только оградить Германию от нападения России, но и усмирить русское общественное мнение и поддерживать уверенность в мирном характере нашей политики. Мне всегда вплоть до моей отставки удавалось благодаря личному доверию ко мне императора Александра устранять сомнения, которые провоцировали искажениями фактов иностранного и отечественного происхождения, а иногда и подводными течениями наших военных кругов. Когда на Данцигском рейде [87]87
  9 сентября 1881 г.


[Закрыть]я увидел императора впервые после его вступления на престол, а также и при всех встречах в дальнейшем, он, несмотря на ложь, распространявшуюся о Берлинском конгрессе, и несмотря на то что знал об австрийском договоре, был ко мне благосклонен. Эта благосклонность, основанная на том, что он верил мне, нашла истинное свое выражение в Скерневицах [88]88
   В городке Скерневицы 15–17 сентября 1884 г. состоялось свидание русского, германского и австрийского императоров.


[Закрыть]и в Берлине. Даже впечатляющая своей бесстыдной дерзостью интрига с подложными письмами, подброшенными ему в Копенгагене, была тут же нейтрализована простым моим заверением [89]89
  Император Александр III был в Берлине проездом из Копенгагена (Дания) 18 ноября 1887 г.


[Закрыть]. При встрече в октябре 1889 г. мне точно так же удалось рассеять сомнения, снова внушенные ему в Копенгагене, за исключением лишь одного, а именно – останусь ли я министром. Конечно, он был осведомлен лучше, чем я, когда спросил у меня, уверен ли я в прочности своего положения у молодого императора. Я отвечал то, что думал тогда: я убежден в доверии ко мне императора Вильгельма II и не думаю, что когда-либо буду уволен в отставку, не имея на то желания, ведь при моем многолетнем опыте на службе и при доверии, которое я приобрел как в Германии, так и при иностранных дворах, его величество имеет в моем лице слугу, которого трудно будет заменить.

Император Александр выразил глубочайшее удовлетворение моей уверенностью, хотя, кажется, не вполне разделял ее.

* * *

Опасность внешних войн и того, что в ближайшей войне на западной границе в бой против нас точно так же, как сто лет назад трехцветное, может выступить красное знамя [90]90
   Трехцветное знамя – знамя французской буржуазной революции конца XVIII в.


[Закрыть], была очевидна во времена Шнебеле [91]91
   Французский полицейский комиссар Шнебеле 21 апреля 1887 г. был схвачен германской полицией на территории Германии, куда был вызван по делам пограничной службы. Это вызвало резкий протест со стороны Франции.


[Закрыть]и Буланже [92]92
   Буланже – французский военный министр в 1886–1887 гг. С его именем связано реакционно-шовинистическое и реваншистское движение во Франции во второй половине 80-х годов – буланжизм.


[Закрыть], сохранилась она и теперь. Вероятность войны на два фронта [93]93
   М.Н. Катков – русский публицист, редактор газеты «Московские ведомости», умер в 1887 г. М.Д. Скобелев – русский генерал, умер в 1882 г. Оба энергично выступали в защиту политики, направленной к созданию союза между Россией и Францией.


[Закрыть]в некоторой степени уменьшилась со смертью Каткова и Скобелева: совсем необязательно, чтобы французское нападение на нас с той же неизбежностью повлекло за собой выступление против нас России, с какой русская агрессия повлечет выступление Франции. Склонность России сохранять спокойствие зависит не только от настроений, а еще сильнее от технических вопросов морского и сухопутного вооружения. Когда Россия решит, что в отношении своих ружей, качества своего пороха и силы своего Черноморского флота она уже готова, тон, в котором ныне ведется русская политика, станет, быть может, гораздо вольнее. Нет вероятности того, что, вооружившись, Россия без дальнейших церемоний, заручившись французской поддержкой, нападет на нас. Германская война так же невыгодна России, как русская война – Германии. Русский победитель мог бы оказаться в более благоприятных условиях в отношении размера военной контрибуции, но вряд ли он вернул бы свои издержки. Вряд ли проявившаяся во время Семилетней войны идея о приобретении Восточной Пруссии найдет еще приверженцев. Если для России уже невыносима немецкая часть населения ее прибалтийских провинций, то едва ли ее политика будет стремиться к усилению этого опасного меньшинства таким крупным довеском к нему, как Восточная Пруссия. Также вряд ли желает она увеличения числа польских подданных царя путем присоединения Познани и Западной Пруссии. Если изолированно рассматривать Германию и Россию, то невозможно отыскать хоть какое-то веское основание для войны. Пожалуй, в балканскую войну можно вступить лишь для удовлетворения воинственного задора или для предотвращения опасности от ничем не занятых армий. Но германо-русская война слишком тяжелое дело, чтобы та или другая сторона применила ее лишь как удачное занятие для армии и офицеров. Также я не могу считать, что Россия, когда она будет подготовлена, бесцеремонно нападет на Австрию, теперь же я придерживаюсь еще и того мнения, что консолидация войск на западе России имеет в виду не прямой агрессивный выпад против Германии, а только защиту на случай, если действия России против Турции вынудят западные державы к репрессиям. Когда Россия будет считать себя достаточно вооруженной, а для этого ее флот на Черном море должен набрать большую мощь, то петербургский кабинет, подобно тому как это было сделано при заключении Ункяр-Искелесского договора в 1833 г. [94]94
   Ункяр-Искелесский договор заключен между Россией и Турцией 8 июля 1833 г. Турция особой секретной статьей обязывалась закрыть проливы в случае, если Россия будет вести войну с какой-либо державой. Россия обязывалась оказывать Турции военную помощь не только в случае внешних столкновений, но и для подавления внутренних движений, направленных против султана.


[Закрыть], настоятельно предложит султану ссудить ему Константинополь и оставшиеся у него провинции, если он в обмен на это передаст России ключ к русскому дому, т. е. к Черному морю, имеющему форму русского замка на Босфоре. Согласие Порты [95]95
   Высокая Порта – в тот период официальное название правительства Турецкой империи.


[Закрыть]на такой русский протекторат при искусном ведении этого дела более чем возможно. В прежние десятилетия султан мог думать, что споры европейских держав дадут ему гарантии против России. Сохранение Турции было традиционной политикой для Англии и Австрии; но гладстоновские декларации [96]96
   Вильям Гладстон (1809–1898) – лидер английских либералов; в 1880–1885 гг. во второй раз был премьером. В своей речи в палате общин 23 июля 1880 г. Гладстон заявил: «Как бы мы ни желали избежать осложнений, которые будут порождены распадом турецкой державы, тем не менее исполнение турецким правительством своих обязательств по отношению к его подданным не является больше второстепенным вопросом; это вопрос первейшей важности, это цель наших усилий. Если Турция не решится на выполнение своих обязательств, она должна будет сама, как сможет, спасать свою целостность и независимость».


[Закрыть]отняли у султана поддержку не только в Лондоне, но и в Вене; ведь нельзя думать, что венский кабинет откажется в Рейхштадте от традиций меттерниховского периода [97]97
   Князь Меттерних (1773–1859) – руководитель австрийской политики в первой половине XIX в., вдохновитель европейской реакции. Его боязнь перед революцией и приверженность к сохранению «законного порядка» особенно ярко сказались в вопросе о восстании в Греции (1821–1829). Считая, что восстание подданных против своего государя ни в коем случае не заслуживает поощрения, Меттерних занял враждебную позицию по отношению к борьбе греков за независимость и препятствовал поддержке восставших со стороны других держав.


[Закрыть](Ипсиланти [98]98
   Александр Ипсиланти (1783–1828) – грек, офицер русской службы, в 1820 г. стал руководителем главного центра тайных обществ (гетерий), возникших в Греции и греческих поселениях вне Греции в начале XIX в. для борьбы за национальное освобождение. Возглавленное Ипсиланти в марте 1821 г. восстание против турок было быстро подавлено.


[Закрыть], враждебное отношение к освобождению Греции), если будет уверен в английской поддержке. Флер признательности императору Николаю был развеян уже Буолем во времена Крымской войны, а на Парижском конгрессе поведение Австрии резко вернулось к старому меттерниховскому направлению, ведь оно уже не смягчалось финансовыми связями ее государственных деятелей с русским императором, а напротив, обострялось уязвленной гордостью графа Буоля. Без разлагающего воздействия неловкой английской политики Австрия 1856 г. не отреклась бы ни от Англии, ни от Порты даже ценою Боснии.

Но при нынешнем положении дел мало вероятно, что султан еще ожидает от Англии или Австрии такую же помощь и защиту, какую Россия, не жертвуя своими интересами, может ему обещать и, в виду своей близости, с успехом оказать. Если бы Россия соответствующим образом подготовилась к совершению, в случае необходимости, военного нападения на султана и на Босфор с суши и с моря, после чего бы обратилась лично к султану с предложением гарантировать его положение в серале [99]99
   Сераль – дворец турецкого султана.


[Закрыть], а также все провинции не только по отношению к Европе, но и по отношению к его собственным подданным, в обмен на разрешение содержать достаточно сильные укрепления и достаточное количество войск у северного входа в Босфор, – то такое предложение было бы весьма заманчивым. Но если представить, что султан по собственному или постороннему побуждению отринет предложение русских, то новый сильный Черноморский флот может получить распоряжение еще до наступления решающего момента занять на Босфоре ту позицию, в которой Россия, по ее мнению, нуждается, чтобы заиметь ключ от собственного дома. Чтобы ни происходило в этой части русской политики и что бы я ни предполагал, здесь, во всяком случае, всегда возникнет такая же ситуация, как и в июле 1853 г. [100]100
   В июле 1853 г. русские войска заняли принадлежавшие тогда Турции княжества Молдавию и Валахию; однако, ввиду резко враждебной позиции Австрии, Россия была вынуждена отозвать их уже в августе 1854 г.


[Закрыть]: Россия возьмет себе залог и будет выжидать, не попытается ли кто-нибудь (кто же именно?) отнять его. Первым ходом русской дипломатии, после этих давно готовящихся действий, будет скорее осторожное прощупывание почвы в Берлине относительно того, могут ли Австрия или Англия, в случае их вооруженного сопротивления выпадам России, рассчитывать на поддержку Германии. По моему убеждению, здесь следует отвечать отрицательно. Если бы русские тем или иным способом, насильственно или дипломатически, укрепились в Константинополе и должны были бы отстаивать его, для Германии это было бы только полезным ходом. Мы бы избавились от роли гончей собаки, натравливаемой Англией, а когда и Австрией, на русские вожделения относительно Босфора. Тогда бы мы выждали, произойдет ли нападение на Австрию и наступит ли таким образом наш casus belli (повод к войне). Правильным ходом для австрийской политики было бы предотвращение влияния венгерского шовинизма до тех пор, пока Россия укрепится на Босфоре, что сильно обострит ее отношения со средиземноморскими государствами, в первую очередь с Англией и даже с Италией и Францией, ведь это усилит для нее необходимость дружеской договоренности с Австрией. Если бы я был на месте министра Австрии министром, то не чинил бы препятствий для русских в их желании идти на Константинополь, но только после их выступления я бы начал бы с ними переговоры о соглашении. Ведь участие Австрии в турецком наследстве может быть урегулировано только путем соглашения с Россией, и чем дольше в Вене сумеют выжидать и поддерживать русскую политику в занятии далеко выдвинутых позиций, тем большей будет австрийская доля. Если Россия займет Константинополь, то её позиция по отношению к Англии только улучшится, к тому же, пока она владеет Константинополем, для Австрии и Германии опасность в её лице очень мала. Тогда уже станет невозможным то неловкое положение Пруссии, при котором Австрия, Англия, Франция могли бы, как в 1855 г., использовать нас, чтобы унизить нас на конгрессе в Париже, любезно разрешив нам явиться туда и пожаловав нам почетное упоминание в качестве европейской державы. Если в Берлине ответят отрицательно или даже угрожающе на вопрос о том, сможет ли Россия в случае нападения на нее других держав из-за ее вторжения на Босфор рассчитывать на наш нейтралитет, поскольку Австрия здесь не подвергается опасности, то Россия сначала пойдет по тому же пути, как в 1876 г. в Рейхштадте, и попытается добиться сотрудничества с Австрией. У России очень широкие возможности для предложений не только на Востоке (за счет Порты), но и в Германии – за наш счет. Надежность нашего союза с Австро-Венгрией против такого соблазна будет зависеть не только от буквы договора, но и от личных дипломатических качеств, а также от политических и религиозных течений, которые на тот момент будут доминировать в Австрии. Если русские смогут привлечь на свою сторону Австрию, то можно считать, что коалиция Семилетней войны создана против нас. Ведь Франция всегда будет нашим противником, так как ее интересы на Рейне важнее, чем на Востоке и Босфоре.