Текст книги "Микерия (Нильская Лилия)"
Автор книги: Осип Сенковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
– Это он!.. это он!..
Отчаяние вспыхнуло в груди ее вместе с этим безотчетным совершением предательства. Но оно должно было тотчас уступить место изумлению и испугу. Быстрее стрелы незнакомец исчез с софы: он только мелькнул перед глазами Микерии, с отвагою гиганта бросаясь в ее спальню, чтобы спрятаться прямо под золотую кровать дочери земного солнца, и она даже не заметила, что рука его осталась в ее руках. Но когда, почти в то же самое мгновение, в комнату торжественно вкатилось само земное солнце, со множеством вооруженных людей и зажженных факелов, невозможно было вдруг не опомниться: толстая, жилистая, косматая мужская рука, оторванная по плечо, торчала в ее мягких, маленьких ладонях, между тем как таинственный владетель этой руки положительно лежал в другой комнате под кроватью… а может быть, и на кровати!
– Где же он? – с удивлением спросил мудрый царь Амосис, не видя никого чужого в комнате.
– Убежал!.. вот в эту сторону!.. в сени!.. – отвечала она в страшном замешательстве, но с большим присутствием духа, указывая на дверь, совершенно противоположную спальне. – Бегите!.. ловите!.. вы поймаете его на дворе.
– Бегите все поскорее! – закричал мудрый царь Амосис. Обыскать весь Лабиринт! Теперь уж он не ускользнет, – продолжал царь, оставшись один с дочерью, – из моего Лабиринта никому нет выхода; кто сюда попал, тот пойман непременно…. Это что такое у тебя?
– Это его рука, – робко отвечала царевна.
– Как может быть его рука?
– Подлинно, собственная рука его.
– Какие пустяки!
– Уверяю вас, батюшка. Я, по вашему мудрому наставлению, схватила его руку, и рука вдруг оторвалась. Он убежал в сени, а рука осталась у меня в горсти.
– Великие боги!.. что это значит! – воскликнул мудрый царь Амосис, взяв ночник со стола и с крайним любознательством рассматривая руку необъяснимого посетителя, но не дотрагиваясь до нее, как до нечистой вещи. – В самом деле, это – рука!.. и какая здоровая!.. И она так, вдруг оторвалась?
– Как лоскуток папируса, батюшка!
– Клянусь священным фивским крокодилом, в целом мире нет народа чудеснее моих Египтян! Что за удивительные люди! голова, рука, нога у них – нипочем!.. мешает? – они бросают ее, как старую тряпку, и идут своим путем далее! Поддеть, провести, надуть… надуть хоть самого меня, который всех надуваю… это уж их дело! Мастера, нечего сказать! Удивительно ли, после этого, что у нас бывают такие мудрецы, которые собственными глазами видят, как земля вертится кубарем и летает около солнца?
Посланные воротились с докладом, что беглеца нигде не найдено. Мудрый царь Амосис рассердился на верных слуг своих и прогнал их искать снова.
– Болваны! ничего не смыслите!.. – закричал он еще вдогон за уходящими. – Этот плут принял другой вид, вот и все тут! Осмотреть всех до одного людей в целом Лабиринте: пусть каждый покажет свои обе руки, и у кого одной не хватит, того молодца сейчас привесть ко мне. Поняли ль вы?
– Слышим, и рады повиноваться.
– Постойте!.. Только, смотрите же, не брать его ни за остальную руку, ни за голову, ни за ноги, потому что сейчас оторвутся, и он ускользнет из ваших лап, как угорь. Понимаете ли?
– Понимаем.
– Ступайте, ослы!.. ничего не понимаете! Вам должен я толковать все, как детям. Сами ничего не догадаетесь!..
Мудрый фараон с досады принялся теперь, наоборот, жаловаться на непостижимую тупость этих тюленей, черепах, Египтян, и подробно доказывать дочери, что без него, земного солнца, без его ума и проницательности, они бы не знали, как ступить ногою, а без его неисчерпаемых щедрот все через неделю перемерли бы с голоду.
Посланные снова воротились. Под великою клятвою они, все одногласно, утверждали, что чужого никого нет в Лабиринте, и что у всех решительно имеется налицо по две руки.
– Ну, так уж это, видно, был сам Тифон, сам черт! – сказал озадаченный до крайности мудрый царь Амосис, – а если не черт, так нельзя не сознаться, что, после меня, этот человек – самый мудрый и остроумный малый из всех Египтян!.. Клянусь рогами Аписа, и святым ликопольским волком, и бессмертною сиенскою кошкою, и клювом ибиса, вестника Изиды, что я ему прощаю!.. и отдаю ему в супруги мою возлюбленную дочь, лунолюбимую Микерию-Нильскую Лилию, царевну Верхнего и Нижнего Египта, Нубии, Мерой, Абиссинии, Ливии!.. если только он ей понравится… и сделаю его моим главным наместником!.. Пусть предстанет. Я прощаю! Иначе я никогда не найду его – с такими дураками, каких великие боги дали в исполнители моих приказаний.
– Вы ни под каким предлогом не откажетесь от вашего слова, батюшка? – тихо спросила Микерия.
– Я дал клятву, – важно отвечал мудрый царь-фараон.
– В самом деле, вы никогда не сыщете его с этими людьми! – продолжала она, подходя к отцу с самою пленительною из своих улыбок. – Станемте лучше искать его мы с вами. К вашей мудрости прибавив мой женский ум, мы тотчас откроем его где-нибудь.
Она взяла со стола ночник и повела мудрого царя Амосиса в свою спальню. Недолго нужно было делать поиски: заглянув под золотую кровать, они тотчас увидели преступника. Апопи ловко вылез из своего убежища и упал к ногам владыки.
– Дочь! – грозно сказал мудрый царь Амосис, обращаясь к Микерии. – Что это значит?., кто у тебя под кроватью?.. Это – другой!.. У него две руки!
– Это он, – твердо отвечала Микерия.
– Разве у него были три руки? – возразил фараон.
– Солнцелюбимый царь, ясное земное солнце, – покорно произнес Апопи, – третья рука не моя; она моя только по изобретению и искусству; я, от нечего делать, изобрел способ делать искусственные человеческие члены, даже полного человека, из фибр пальмового дерева, плев и жил бегемота и восковых красок, подражая в точности не только формам мускулов и природному цвету кожи, но даже мягкости и упругости живого тела.
Царь не хотел верить рассказчику, и пошел лично убедиться в истине признания. Совершенство этого подражания привело его в удивление. Он ворочал, щупал и гнул искусственную руку во всех направлениях, и, милостиво похвалив мастерство незнакомца, в глубине мудрости своей тотчас придумал для ней прекрасное место в своем кабинете любопытных редкостей.
– Однако ж… – примолвил фараон с угрюмым видом, – ты… обокрал меня!
– Никак нет, солнцелюбимый царь, – смело возразил Апопи, – я только принял смелость рассчитаться с вами по одному старому, случайно забытому долгу, который приходится нам по завещанию покойного отца. Я взял только то, что нам следовало и в чем справедливость ваша никогда бы нам не отказала… тысячу фунтов золота… по точному весу…
– Тысячу фунтов золота!.. не боишься ли ты богов?.. тысячу фунтов! по завещанию вашего отца! – с ужасом воскликнул царь. – Да кто же ты таков?
– Я сын верного раба вашего, Тописа.
– Тописа?.. Да мы с ним, кажется, рассчитались по условию?.. А впрочем, хорошо не припомню. Он так скоро умер!.. Сам виноват, если что-нибудь осталось за мною. Я любил его как друга, как родного брата…
– Как скоро вы, солнцелюбимый царь, благоволите так милостиво вспоминать о верном слуге своем, то мы этим уже удовлетворены сполна. Позвольте повергнуть к стопам вашим все золото, которое мы дерзнули отвесить себе.
– Встань, мой сын!.. встань! – вскричал мудрый царь Амосис с необычайною живостью, происшедшею от избытка внезапной радости. – Дай обнять себя!.. Ты еще ничего не промотал из этого золота?.. Поди сюда!.. я хочу прижать тебя к моему сердцу… Я не ошибся в тебе: ты – истинный сын моего верного и незабвенного друга Тописа… Великий был человек!.. Так золото еще цело?.. Вот это умно! Люблю мудрых и дальновидных людей… Боги внушили мне простить тебя в счастливый час… Микерия! Нравится ли тебе этот молодец?
– Батюшка, – скромно произнесла лунолюбимая царевна, – вы знаете, я всегда желала посвятить жизнь свою служению святым жертвенникам, совершенствованию себя в заветной мудрости, которой мы, по нашему сану, обязаны являться зеркалом и примером для всего света, и уединенному созерцанию ее глубоких истин в тишине храмов. В мудрости сказано: число 1 – совершенство, прямая линия, истина, радость, согласие, а число 2 – несовершенство, кривая линия, ложь, ссора, война, супружество…
– Пустое! – весело перервал мудрый царь Амосис. – В супружестве, неблагополучное число 2 недолго преобладает: через год будет 3, а это – треугольник и, опять, совершенство. Потом пойдет 4, еще большее совершенство… квадрат, душа моя!.. знаешь ли, что значит квадрат?.. великое блаженство! Квадрат – вовсе недурно! Я – земное солнце, фараон, центр всей подлунной мудрости с дедов и прадедов, и лучше твоего понимаю, какой род мудрости нужен молодой девушке.
– Но я боюсь, – продолжала царевна, потупив глаза, – чтобы со мною не сбылась притча о двух каплях воды.
– А в чем состоит притча о двух каплях воды? – важно спросил мудрый царь Амосис.
– В книгах мудрецов сказано, – отвечала царевна Микерия, – что, в глубокой древности, вскоре после царствования, на пустынной еще земле, святых бытий, прозванных впоследствии богами, – когда еще не было рукозданных храмов и стопа человека, только что начинавшего собираться в племена, еще не везде измяла первые и самые блестящие цветы природы, и рука его еще не расхитила богатств, щедро рассыпанных по лицу стран, – у первых порогов Нила, там, где проходит тропический круг и лежит, теперь плоский, остров Филон, возвышалась огромная яхонтовая гора, а в горе той была большая пещера, чудно освещенная мерцанием алмазов, изумрудов, аметистов и опалов, покрывавших ее стены и своды, а в пещере той великая богиня Изида, поставив свое изображение из чистейшего золота, учредила первый храм и первые Таинства, желая исполнять при них сама должность верховной жрицы для наставления людей. В своде пещеры находилась неприметная трещинка, и, с сотворения земли, две крупные капли влаги, тихо сочившейся из недр яхонта, две светлые и святые сестрицы, падали на пол, в ямку, выдолбленную ими в глыбе горного хрусталя у самых ног статуи, образуя перед нею природную чашу очистительной воды. Одной из двух капель, наконец, показалось это занятие слишком однообразным и вялым. Она сказала своей подруге: «Что мы тут вечно тащимся одна за другою? Это скучно!» – «Не говори этого, сестрица! – отвечала другая капля. – Грех молвить такие слова! Мы, напротив, должны почитать себя слишком счастливыми, что судьба поместила нас под этим тихим и уединенным сводом. Должность наша велика и свята: в праздник великой богини она благоволит умывать нашею водою свой жертвенник и ноги своей статуи. Мы здесь видим всю мудрость ее неисповедимых Таинств; мы в них участвуем, мы служим алтарю сестры и супруги Озириса: такой чести может позавидовать нам все его творение!» – «Как тебе угодно, – сказала первая капля, – а это очень скучно! Виси по целым часам под этим сводом, откуда ввек не увидишь ни солнца, ни луны, наливайся, дрожи, напрягай свои бока и – потом что? – кань смиренно в ямочку! Велика потеха! Слышишь ли, как шумит Нил? как он клокочет между гранитами? как гордо толкает скалы? как весело катается по ним каскадами в этих порогах? В других местах, говорят, он, разлившись в гладком, покойном русле, торжественно течет светлым и широким зеркалом: солнце, луна и звезды глядятся в нем с наслаждением; днем ходит в золоте, ночью спит в серебре. Великий Океан с нетерпением ждет прибытия прекрасной реки в свои хрустальные чертоги и, с восторгом, принимает славную невесту в исполинские объятия. Нил счастлив!.. Путники из дальних стран бегут любоваться на него как на диво. Племена, которых земли потопляет он ежегодно своими струями, разнося по ним плодородие, строят ему храмы и поклоняются как богу. А чем он лучше нас? Что такое Нил, скажи пожалуйста? откуда он взялся? из чего так вырос?.. Из такой же капли воды, как мы с тобой, любезнейшая сестрица! Вот мы служим великой богине уже с лишком семьдесят тысяч лет: какую мы за это получили награду? Неужели не может она, за наше верное служение, сделать нас реками? Попросим ее, сестрица!» – «Нет, я не желаю быть рекою, – сказала другая капля. – Злой Тифон усеял землю коварством и горем. Свет наполнен опасностями и бедами. Вне тихой ограды храма, куда гадкое начало зла не смеет проникнуть, нет настоящего счастия. Я люблю уединение, благочестие и мудрость. Я боюсь осквернения. Хочу быть всегда чиста. Я останусь здесь, и буду служить великой богине». – «А я хочу в свет! – возразила первая капля. – Хочу жить, шуметь, прыгать, кататься на волнах, отражать солнце, луну и звезды, одеваться в золото и серебро, шевелить твердые скалы, рвать преграды, потоплять обширные страны и, восторжествовав над всем, броситься в объятия моря, успокоиться и блаженствовать на его могучей груди. Хочу, чтобы меня видели, чтоб все удивлялись моей красоте, чтобы мне поклонялись, обожали, боготворили меня; когда я милостива, – чтоб свет был весел и счастлив; когда я не в духе и уменьшаю мои благодатные струи, – чтоб он был в отчаянии… Великая богиня! услышь мое горячее моление: пусти меня в свет и позволь сделаться рекою!» Богиня услышала честолюбивую каплю и тотчас исполнила ее желание. Недовольная своей завидною судьбою капля, прямо с яхонтового свода, упала далеко от святой пещеры в траву. Она тотчас начала шевелиться, силясь двинуться вперед. Бедный муравей попался ей навстречу: она потопила его и, гордая этим первым подвигом, пошла далее, стараясь прибирать к себе справа и слева серебряные капли росы, висевшие под листочками трав. Вот уж она сильнее стакана воды. Из-под камня вытекает тоненькая струйка: она приманивает ее и, подцепив, тащит с собою. Несколько других струек попадается ей на пути: она уже силою захватывает их; и вот наша капля – ручеек. По ней плывут сухие листья и даже сучки. Лягушки приходят в ней купаться. Нубийская царевна, которой загородила она дорогу, принуждена поднять свою золотую юбку и брести в воде черными ножками по самые лодыжки. «Вишь, как она высоко поднимает юбку!.. меня уже боятся!» – думает про себя капля с тщеславною радостью. Ручейку, на дальнейшем пути, удается покорить себе десяток ручейков поменьше и добиться до величины речки. Капля слышит, что в Эфиопии речкам привольно, потому что весною падают там сильные дожди. Она поворачивает на юг. Солнце жжет, палит, сушит ее скудную водицу; песок гложет ее со всех сторон; стаи птиц и диких зверей расхищают последние ее запасы; однако ж, с горем, с болью, сквозь тысячу бед и опасностей, тощая, оборванная, нищая, доползла она до обетованной страны. Там долго еще ждала она подаяния от скупых облаков. Наконец собрались тучи, и полилась со страшною силою небесная вода: в три дня, наша капля поднялась горою, сделалась потоком, и, с шумом, выступила из берегов. «Вот я сейчас наводню собою всю Эфиопию, – думает она, – расточу по этой пыльной земле сокровища плодородия; люди воздвигнут мне алтари, и я попаду в славные богини». Дожди льются. Воды стремятся со всех возвышений к счастливой капле. Поток ее клокочет еще страшнее Нила у сиенских порогов: она мчит камни, рвет деревья с корнем, разрушает насыпи, вторгается внезапно в ближайшие долины и стелется по ним широкими озерами. Ночью потопила она улус бедных негров, которые беспечно спали у своего родного источника, не ожидая подобного посещения; на другой день похитила стада богатого племени; далее, снесла несколько деревень и даже залила один городок. Она достигла цели своих желаний. Но счастлива ли она?.. Юрты, бараны, верблюды, мертвые человеческие тела плавают по ее мутной и грязной поверхности, но, изредка только, где-нибудь в луже, оставленной за скалою, удастся ей отразить солнце, луну или одинокую звездочку. Люди и звери с ужасом, с омерзением, бегут ее как злого духа. «Ничего! – говорит капля, – я скоро доплыву до великого моря. То-то удивится! Какое будет торжество!.. как море обрадуется прибытию юной и богатой супруги, посылаемой ему судьбою! Как оно будет весело! Всю эту дрянь, что плывет на моих струях и заражает их, я подарю его золотым рыбам, которые станут благословлять меня. Конец концов, рыбы умнее людей!» Утешив себя этими лестными размышлениями, она гордо стремится вперед. Но море далеко, пустыни велики, пески голодны, солнце могущественно. Чем далее подвигает она свой поток, тем приметнее уменьшаются его воды. Потом, приходит лето и начинает дуть знойный, удушливый хамсин: в три дня иссякли источники, раскаленная земля запылилась, воды улетели в воздух или ушли в недра земли. Из страшного потока осталась снова только одна капля, в сырой и темной дыре под камнем. Вместо воздаяния божеских почестей, люди прокляли ее память. Змея, умирающая от жажды, приползла к ней медленно, устремила в нее свой ядовитый взор и уже высунула скверный язык, чтобы поймать и проглотить. Капля ужаснулась, и закричала с отчаянием: «Великая богиня! спаси свою старинную служительницу от этого лютого гада!.. возврати меня в тихую и безопасную ограду твоего святого храма! смилуйся над бедною каплею! не хочу быть рекою…» Милосердая Изида не оставила несчастной странницы: в одно мгновение, с краю заслуженной погибели, грешная капля, прощенная и очищенная волшебством ее от всех осквернений, была перенесена снова в яхонтовую пещеру и повисла под мерцающим сводом, среди изумрудных и опаловых кристаллов. «Где же моя добрая, благочестивая сестрица? – спросила у них честолюбивая жертва мирской суеты. – Я нигде не вижу ее!.. что с нею сталось?.. разве и она также пошла удивлять свет собою?» – «Нет, она здесь, – отвечали разноцветные соседи, – за свое смирение, за свою верность алтарю, она получила удивительную награду!» Действительно, в отсутствие ветреной подруги, оставшаяся под яхонтовым сводом скромная капля воды сгустилась, отвердела и стала великолепным алмазом. В эту минуту она уже сияла дивным блеском на челе золотой статуи Изиды. Богиня сама, своей бессмертною рукою, украсила ею свое святое изображение. Повествуют, о! солнцелюбимый царь-батюшка, что это – тот же самый знаменитый алмаз, который еще и в нынешнее время озаряет таинственную темноту святилища великой богини в главном храме острова Филон, воздвигнутом нашими великими предками на месте яхонтовой горы, разломанной и расхищенной нечестивыми Нубийцами при царе Мейесе. Золотая статуя с алмазом, говорит местное предание, была унесена Изидою на небо и, впоследствии, явилась сама в рукозданном храме.
– В этой притче, – сказал солнцелюбимый царь Амосис, когда прекрасная Микерия кончила рассказ, – в этой притче содержится великая мудрость!.. Уединение и созерцательная жизнь в безмятежной тишине храмов… поистине… дело недурное! Боги всегда награждают своих верных поклонников, стремящихся к мудрости и совершенству. Но – какая же цель твоей притчи?.. Из твоего рассуждения я заключаю, что, коротко сказать, этот молодец тебе не нравится и что ты решительно хочешь…
– Этого я не сказала, батюшка! – быстро подхватила лунолюбимая царевна Микерия-Нильская Лилия. – Я только желала вам представить, что настоящее совершенство – единица, что она – символ разума, которым люди должны руководствоваться, и что число 2…
– Поэтому ты и хочешь остаться на всю жизнь единицей? – перервал мудрый царь Амосис. – А я так, в свою очередь, боюсь, чтобы с тобою не сбылась притча о том, как некогда из единицы вдруг вышло два!
– А в чем же состоит, – с любопытством спросила царевна, – притча о том, как из единицы сделалось два?.. Я нигде ее не читала.
– Ты и не могла читать ее, – отвечал мудрый царь Амосис, – потому что она писана в глубочайшей древности самыми старинными иероглифами, которых смысл теперь потерян. Не знаю даже, поймешь ли ты ее: ужасно глупомысленная!.. Сущность ее основана на том, что, примером сказать, у палки – два конца. Это – самая высокая мудрость, самая заветная тайна, которая открывается только нам, фараонам, земным солнцам, и одни мы хорошо ее понимаем. Но я могу дать тебе приблизительное понятие об этой удивительной истине. Слушай меня хорошенько. Палка – единица: не правда ли? Но если бы она была совершенная единица, то двух концов не могло бы существовать у нее!.. У совершенной единицы должен быть только один конец. Так ли?.. Зачем же у палки два конца? Затем, что она, собственно, состоит из двух палок. Найди середину ее тяжести и положи ее этим местом на своем пальце: она не перевесится и не упадет ни в ту, ни в другую сторону. Одна половина палки совершенно равновесна и равносильна другой половине. Значит, тут – не одна палка, а две, совершенно равные, и они только соединены, слиты друг с другом, двумя концами, обращенными внутрь, тогда два внешние конца остаются свободными. Значит, у всякой палки, по-настоящему, четыре конца, а не два. Видишь, как это глубоко! Тайны мудрости богов неисповедимы… Простым глазом мы видим только два конца у палки, но умственным оком мудрец видит их ровно четыре, и тогда-то понимает он, каким образом развились из единицы все прочие числа и как действовали бытия при создании всего существующего. Всякая единица состоит, следовательно, из двух единиц. Этого для тебя довольно. Теперь можешь слушать притчу. До проявления Озириса и Изиды и сотворения мира, существовал, как тебе известно, только один Разум. В Разуме заключалась Воля. Они составляли единицу. Разум был один конец палки, а Воля другой, или, все равно, две палки, слитые в одну. Они не могли никак перевесить друг друга, и оба оставались в бездействии: в пространстве не создавалось ничего!.. Разуму надоело это положение. «Отделюсь я, – думает он про себя однажды, – от этой упрямой Воли! Я – разум, у меня есть разные чудесные соображения. Мне стоит только быть совершенно свободным: и стану я созерцать да думать, и приведу всю мудрость в действие, и сострою нечто удивительное. Но здесь я никак не останусь: нас будет двое, родится число 2, начало зла, лжи, кривизны, несовершенства, ссоры; оно все мне перепортит. Я полечу вдаль по беспредельной тьме, чтоб всегда быть единицей и действовать во всем с полным единством». В то же время, Воля точно так же рассуждала с своей стороны. «Я – воля, – говорит она себе тихомолком, – у меня – бездна прихотей, одни затейливее других. Зачем мне вечно корпеть здесь с этим тяжелым Разумом? И я тоже полечу себе вдаль по тьме… с ним уж, конечно, не останусь!., явится число 2, будет беда!.. Там, стану я действовать по моему произволу, исполнять все свои капризы, и мне будет весело. Где-нибудь, в удобном месте, я создам такие чудеса, которые Разуму и во сне не снились». Как они составляли единицу, то, чтобы понять друг друга, договоры и объяснения были не нужны. «Ну, так разойдемся!» – сказали оба они в одно слово. – «Ты погнись немножко вот в эту сторону, – присовокупил Разум, – я сделаю то же, и мы переломимся». От первого соединенного усилия, великая единица лопнула. Разум и Воля разорвались, и Воля тотчас помчалась. Отлетев на некоторое расстояние, она, однако ж, оглянулась назад: ей желательно было удостовериться, в которую сторону отправился Разум, чтобы с ним опять где-нибудь не столкнуться. Смотрит она, и видит – что это такое? – Разум не трогается с места! Она возвратилась к нему и спрашивает: «Зачем ты лежишь здесь?.. ты хотел лететь вдаль». – «Не могу пошевелиться, сестрица… воли никакой во мне не имеется. Толкни меня, пожалуйста, хорошенько!» Воля дала ему толчок изо всей мочи, и Разум полетел во тьме, по направлению пространства, а Воля полетела по направлению времени. Пространство и время, любезнейшая дочь моя – те же два конца одной палки. Прошли века: Воля много напроказничала; она, поминутно, то создавала какой-нибудь странный мир, то уничтожала его, то починивала полуразрушенный, то бросала неконченный и начинала новый. После бесчисленных опытов, в которых не было никакого толку, утомившись, пожелала она посмотреть, как действует Разум, по каким законам производит он постройку миров в своей стороне. Она полетела по направлению пространства и вскоре нашла Разум. «Что это? – вскричала Воля с крайним изумлением. – Ты спишь? ты ничего не сделал?.. ты же хотел развернуть всю мудрость, созерцать, думать, выдумывать, сочинять удивительное!» – «Ничего не думается, сестрица! – печально отвечал Разум. – Не знаю, о чем и думать!.. нет никакого желания! Пока составляли мы единицу, ты рассуждала мною, разумом, я желал тобою, волею: мы разошлись, и мне ровно ничего не хочется без тебя; а ты, я думаю, ничего без меня не смыслишь?.. Вот и начало зла, сестрица! Мир еще не создан, а зло уже создалось само собою. Я обдумал одно только, а именно, что мы очень не хорошо сделали, уничтожив наш союз. Как бы мы теперь ни удалялись друг от друга, мы уже – двое, число 2 родилось, и зло существует. Будем ли бегать или искать друг друга, это дела не исправит: зло во все будет вмешиваться, потому что я и ты 2». Смотри, дочь! – сказал мудрый царь Амосис, глядя в глаза царевне. – Смотри, чтобы и твой разум, лишась воли и всех желаний, не заснул в бездействии!.. чтобы уединение, о котором ты столько мечтаешь, не сделалось для тебя источником скуки и горя: зло, с тех пор, присутствует в мире повсеместно…
– И нет средства оградить себя от него? – спросила царевна.
– Как не быть средству! – отвечал мудрый царь Амосис.
– На то – мудрость! Надо поступить так, как поступили Разум и Воля после неудачного опыта жить в уединении.
– Как же они поступили, батюшка?
– А вот как, любезная дочь моя, Микерия-Нильская Лилия. Когда Разум сказал Воле, что число 2 уже создалось из единицы и необходимо будет примешиваться ко всему, Воля, точно так же, как и ты, спросила: «Как же быть? разве нет средства оградиться от зла?» – «Одно только есть средство, любезнейшая сестрица, – отвечал Разум, если не совсем оградиться, по крайней мере уменьшить его действие, и оно состоит в том, чтобы мы жили вместе, как подобает числу 2, и общими силами произвели 5, которое пополнит нас и составит треугольник, новое и еще высшее совершенство». – «Как же это сделать, любезнейший братец?.. я готова! – сказала Воля. – Научи!» – «С моим удовольствием, – продолжал Разум. – Я буду муж, а ты будь жена, и мы произведем чадо». – «Что же это будет за чадо?» – спросила Воля. – «Это будет Любовь, – сказал Разум, – без Любви мира создать не возможно; одна она может умерить и усладить зло, нераздельное с условиями существования. Мы, конечно, будем с тобой иногда ссориться, потому что мы 2, две единицы, но Любовь примирит нас, и все пойдет ладно. Когда, через рождение Любви, создастся число 3, то 3 да 1 (наша первоначальная единица) произведут 4, квадрат; 3 да 2 составят 5, половину десятка; 4 да 2 дадут 6, или куб, и можно будет тотчас приступить к созданию мира на правильных и твердых законах. Из этих первоначальных чисел разовьются все прочие. Нужна только Любовь!.. Примемся, сестрица, за дело». – «Изволь, – сказала Воля, – я люблю всякую новость и не прочь от опыта». Разум и Воля поцеловались, и родилась Любовь[29]29
Eros – орфических Таинств.
[Закрыть].
– Удивительная притча! – сказала лунолюбимая царевна Микерия-Нильская Лилия. – Великая мудрость скрывается в ее словах!
– Да! – примолвил солнцелюбимый отец. – Мудрость любви – великая мудрость!.. Тебе следовало бы изучать ее предпочтительно.
– Я уже немножко знаю ее.
– Как так?
– Я привыкла всегда слепо повиноваться вашей воле, – прошептала, краснея, лунолюбимая царевна Микерия-Нильская Лилия.
– Дело! – воскликнул царь, и оборотился к незнакомцу.
– Видишь, любезнейший, какая у меня умница дочь?.. Вот она тебе – жена, по обету моему бессмертным богам. Как твое имя?
– Апопи.
– Да будет произнесено в счастливый час. Ну, Апопи, мой высокостепенный зять! Садись теперь передо мною и рассказывай без утайки, как ты умудрился, чтобы пробраться в мои недоступные кладовые, кто был этот человек без головы, и прочее.
Апопи начал рассказывать с совершенною откровенностью. Царь, слушая его, поминутно вскрикивал: – «Удивительно!.. удивительно!» – и, в заключение, объявил торжественно, что, после него, Апопи – действительно – самый остроумный из всех Египтян, которые, как известно, остроумнее всех народов в мире.
– Но вот чего я не понимаю в твоем поведении! – присовокупил мудрый царь Амосис. – Ты знал, по слухам или по предчувствию, что я желаю наказать тебя примерно и нещадно: как же осмелился ты прийти ночью, впотьмах, один, в мой дворец, в мой страшный Лабиринт, чтобы дерзко тщеславиться своими хитростями перед собственною моей дочерью? Очень умно ты предугадал, что моя лунолюбимая дочь действует по моему наставлению, и, следственно, мог быть уверен, что, в месте без выхода и без всякой возможности к скорому побегу, тщеславие твое неминуемо кончится для тебя погибелью; что тут нет спасения…
– После утренней попытки, от которой не предвиделось никакой особенной беды, – скромно отвечал Апопи, – я сообразил в ничтожном уме своем, о, мудрый царь, что когда женское любопытство возбуждено до такой степени, что молодая девушка согласна удовлетворить его с глазу на глаз без дневного Ока, так тут не предстоит большой опасности рассказчику: в нужном случае, сама она спасет его.
– Правда! – воскликнул мудрый царь глубокомысленно. – Правда!.. женское любопытство!.. совершенная правда!.. Эх, Тифон возьми! я – центр всей подлунной мудрости, и не сообразил такой простой вещи!.. простой до глупости!.. Вспало же мне на разум вверить успех своего дела распаленному женскому любопытству!.. Оно-то и есть число 2, источник всего зла в мире. Нет, ты остроумнее даже самого меня, который, бесспорно, остроумнее всех Египтян, которые… как это уж доказано… самый остро…[30]30
В этом месте начинаются большие пропуски, достойные всего нашего сожаления. Конец папируса истлел от времени, а уцелевшие части изорваны в лоскутки варварскими руками.
[Закрыть] заслуживает замечания… ста…. вместо…. некоторым обра-… оре после великолепной свадьбы… амой счастливой жизни… дети…
альнейшие… лупости… не стоит говорить… вскоре после кончины мудрого царя Амо-… великое прискорбие и неуто-… скончалась… суд страшного Озириса… идно на двух приложенных картинках… нь любопытно…
дрого царя Амосиса представляет Озирису сам Амун-Ра, Невидимое Солнце, а Анубис-Душевод весит на весах его добрые и злые дел необыкновенною строг… за Озирис… стоит Изид… было бы… скуч на другой…
Озирис сидит… главный наместник… ря Амосиса в образе мумии… тот самый Апопи грехи положены на весы… плечи. Адские духи на ступенях… рубит голову грешнику… в Аменти… по закону душепереселения…
душу наместника мудрого Амо… обратно везут на зем… в образе нечист… живот… и проч…
БАРОН БРАМБЕУС
