Текст книги "Расплата"

Автор книги: Оливер Пётч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 4

Дворец в Толедо, 22 апреля 1525 года от Рождества Христова

Погруженный в раздумья над картами, императорскими указами и еще не подписанными распоряжениями, Карл V сидел за большим письменным столом в зале для аудиенций и пытался сосредоточиться на делах своей обширной империи. Кайзер со стоном потер виски. Как обычно, его мучила слабая мигрень, геморрой отзывался болью при каждом движении, так что императора охватывал ужас при мысли о предстоящей поездке в один из многочисленных дворцов и резиденций. Но Карл научился не обращать внимания на собственные страдания. Все-таки сам Господь избрал его вершить судьбы мира. А с тех пор как Франциск I оказался в плену, не осталось никого, кто мог бы оспорить эту его роль.

Кайзер принялся спешно подписывать указы и ставить печати. Рука так и металась над документами. После грандиозной победы при Павии, одержанной пару месяцев назад над французами, следовало заново разметить карты. Необходимо распределить посты, покорить города и задобрить герцогов. Война в Италии продолжалась иными средствами. Но и это не главное. Пора наконец предъявить пленному королю условия, которые на долгое время обезвредили бы Францию. Выдать за Франциска свою сестру Элеонору Карл счел наиболее удачным решением. Будучи его тестем, он мог бы держать на поводу этого наглеца, считающего себя более достойным правителем Европы.

Если тот первым не доберется до цели…

Карл припомнил их единственную доселе встречу в крепости Пиццигеттоне. Он хотел лишить Франциска всякой надежды на предприятие в Васгау, но впоследствии понял, что допустил ошибку. Зачем он только сказал королю, что Габсбурги не оставили поисков! По блеску в глазах Франциска кайзер догадался, что надежда разгорелась в нем с новой силой.

В дверь постучали, и Карл поднял голову. В зал вошел канцлер Меркурино ди Гаттинара и с низким поклоном приблизился к столу. В сердце затеплилась слабая надежда. Гаттинара отвлекал его лишь по действительно важным делам. Может, канцлер принес вести из далекого Васгау? Может, поиски наконец позади?

– Что нового? – нетерпеливо спросил император.

– Касательно крестьян в Германии, ваше сиятельство, – Гаттинара сразу перешел к делу. – Похоже, этот Лютер заморочил им головы сильнее, чем мы предполагали.

– Так, значит, снова эти крестьяне…

Карл глубоко вздохнул и попытался скрыть разочарование. Как будто у него других забот не хватало! Бывший монах, а ныне доктор теологии, Мартин Лютер стал настоящей проблемой. После рейхстага в Вормсе Карл намеревался взять его под стражу, но курфюрст Саксонии принял его под свое покровительство и даже поручил ему перевести Новый Завет на немецкий язык. Между тем еретические мысли Лютера распространялись все дальше, и крестьяне поддавались их влиянию.

– Поручите это моему брату Фердинанду в Вене, – приказал Карл. – Он представляет меня в тех краях, вот пусть и занимается этим вопросом. Я и без того разрываюсь.

Гаттинара прокашлялся.

– Боюсь, положение приняло такой оборот, что и императору следовало бы знать об этом. Еще на прошлой неделе крестьяне в швабском Вайнсберге учинили расправу над графиней и несколькими дворянами. По всей Германии ополченцы сбиваются в отряды, множатся убийства и поджоги. Во Франконии, в Швабии, Эльзасе – всюду крестьяне выбираются из своих нор, жгут монастыри и крепости…

– Проклятье, Фердинанд обещал, что переговорами сдержит этот сброд до тех пор, пока мы не сможем переслать достаточно ландскнехтов из Италии! – Карл поискал по столу и взял в руки рваный документ. – Вот, Меммингерские параграфы. Отказ от оброка, право на охоту, свободная вырубка и далее в том же духе. Неужели это не успокоило бунтовщиков?

– На время. Но это как с торфяным пожаром. Затопчешь в одном месте, и тут же разгорается в другом, – эрцканцлер улыбнулся. – К счастью, благодаря грандиозной победе при Павии мы теперь в состоянии выделить достаточное количество солдат. Швабская лига[4]4
  Швабский союз 1488 года, или Швабская лига – союз, заключенный городами и князьями Швабии по предложению императора Фридриха III, с целью поддержания земского мира в стране. Войско Швабской лиги сыграло значительную роль во время описываемых автором событий.


[Закрыть] под командованием верного Трухзеса Георга фон Вальдбург-Цайля уже готова затушить пожар. Причем окончательно, – добавил он после некоторой паузы. – До сих пор Трухзес сдерживал крестьян мирным договором. Но резня в Вайнсберге все меняет. Армия ждет лишь вашего императорского приказа, чтобы вступить в бой.

Карл отмахнулся.

– И ради этого вы явились сюда, Гаттинара? Мелочи вроде этой можно уладить и письменно… – Канцлер не двинулся с места, и император покорно вздохнул. – Ладно, вот вам мой приказ. Разгоните этот крестьянский сброд, поубивайте мерзавцев. Не дело, когда слуга поднимает руку на господина. Это противно божественному порядку, – Карл усмехнулся. – Полагаю, даже этот Лютер со мною согласился бы.

Гаттинара преданно кивнул.

– Мудрое решение. Приказ уже лежит у вас на столе. Осталось только подписать. – Он помедлил. – Могу ли я обратить ваше внимание еще на одну проблему? Касательно французского короля. Агенты докладывают, что он до сих пор помышляет о побеге.

– До тех пор пока он лишь помышляет об этом, мне не о чем беспокоиться. Гофмаршал Ланнуа дал слово, что Франциск находится в Пиццигеттоне под надежной охраной.

Гаттинара вздохнул.

– Охотно верю. Но представьте, что будет, если Франциску действительно удастся бежать. Месть его будет ужасна. А вот смерть…

– Я не допущу, чтобы хоть волос упал с головы французского короля, – резко перебил его Карл. – Я уже говорил вам об этом, Гаттинара, и повторять не стану. Мы – люди чести, а не какие-нибудь мерзавцы и убийцы!

– Ну, честь и политика временами расходятся, – заметил канцлер.

– Для вас, может, и так. Но не для меня. А теперь оставьте меня.

Гаттинара низко поклонился и, словно тень, бесшумно скрылся за дверью.

Карл нахмурился и вернулся к документам на столе. Впредь надо бы удвоить наблюдение за Гаттинарой. Канцлер слишком часто стал перегибать палку.

Император тяжело вздохнул и продолжил подписывать бесчисленные указы, коими снабжал его Гаттинара. Смертные приговоры, акты о помиловании, назначения, долговые обязательства – и, конечно, приказ войску Швабской лиги выступить против крестьян.

Воистину, политика требовала неимоверных усилий.

* * *

Лодка неспешно скользила по водной глади Рейна. Мимо игрушечным пейзажем тянулись виноградники, крепости и деревушки. Совсем рядом проплыла рыбачья лодка, а следом за ней – плот, нагруженный бочками и досками; его тянули по берегу несколько волов. Плотогоны накрепко привязывали груз. Они были так близко, что Агнес наверняка до них докричалась бы. Однако она понимала, что это бессмысленно. Что еще сделают рыбаки, кроме как помашут ей?

Агнес сидела в носовой части, погрузив руки в прохладную воду. Она бы с удовольствием свесила ноги через борт, но Марек и Сопляк зорко следили за тем, чтобы пленница не перегибалась лишний раз. Один раз, на следующий же день после похищения, Агнес уже пыталась спрыгнуть за борт. После этого Барнабас велел связать ее. Здесь, посреди Рейна, главарь счел это необязательным, но все же предупредил Агнес.

– В следующий раз, если попытаешься сбежать, я свяжу тебя, – сказал он, – и сам сброшу за борт. Сомневаюсь, что ты сумеешь доплыть до берега.

Агнес не сомневалась в правдивости его угроз. Она представляла собой ценный товар, но барышник страдал припадками бешенства и в таких случаях терял над собой контроль. Кроме того, Барнабас так и не простил ей того, что во время ее похищения погибли сразу три его человека.

– Смерть французам! Смерть французам!

Пронзительный крик вырвал Агнес из задумчивости. Вопль донесся из ржавой клетки, стоявшей на сундуке посередине лодки. В ней на жердочке сидели и возбужденно махали крыльями две пестрые птицы с крупными крючковатыми клювами. В первый раз, когда они заговорили, Агнес жутко перепугалась. Но теперь поняла, что птицы лишь бездумно повторяли звуки. Барнабас называл их попугаями. Он купил их на рынке в Неаполе, как и Сатану, маленькую обезьяну. Привязанная поводком, она как раз балансировала по борту и глазела на берег. Обезьянка скакала до того взволнованно, словно где-то там притаился лев. Мужчины смеялись над выкрутасами Сатаны, кто-то подбросил ей орех. Обезьяна ловко его поймала и раскусила острыми зубками.

Агнес ненавидела Сатану. Хотя она быстро поняла, что это всего-навсего животное, а никакой не демон. И все-таки обезьяна мнилась ей чем-то зловещим. Маленькие красные глазки, казалось, следили за каждым твоим движением, она царапалась и кусалась. Кроме того, именно Сатана громким визгом сорвала ее первую попытку к бегству. Агнес иногда казалось, что зверек был куда смышленее собственного хозяина. Вот и теперь, разгрызая орех, обезьяна не спускала с нее злобного взгляда.

– Эй, графиня! А ну слезай с борта, пока не наподдал!

Стоя на корме у руля, Барнабас смачно сплюнул в воду.

– Не нравится мне, что ты так тоскливо пялишься на другие суда, – продолжал он. – Рыбаков еще с ума посведешь, как русалка.

Барнабас рассмеялся и отклонил руль в сторону, чтобы обойти крупный водоворот. Они подняли парус, что позволило им неспешно плыть против течения без помощи весел. Дул северный ветер. Для Агнес он служил лишним напоминанием о том, как она отдаляется от своей первоначальной цели.

Санкт-Гоар…

Молодая женщина тихонько вздохнула и перебралась на одну из передних скамей. Почти десять дней они были в пути. Сначала бурное течение Квайха домчало их до Рейна, и с тех пор плавание протекало спокойно и однообразно. Они плыли вверх по течению, и временами мужчинам приходилось садиться за весла, если поток становился слишком сильным. Иногда они останавливались в каком-нибудь порту, чтобы показать черни настоящего демона, двух говорящих птиц и несколько фокусов. Барнабас развлекал народ кичливыми речами, между тем как Марек и Сопляк обирали публику. А Самуэль в это время присматривал за девушками.

Самуэль был худшим из всех. В злобе он мог посоперничать с обезьяной, и ко всему прочему был столь же волосат. Разбойник, которого Матис прибил в таверне Альберсвайлера, приходился ему братом. Нередко Самуэль сально поглядывал на Агнес и на Агату, поигрывая при этом ножом, и отпускал двусмысленные замечания. До сих пор он их не трогал, но лишь потому, что Барнабас не хотел портить товар. Кроме того, барышник считал, что по крайней мере Агата была еще девственницей. Это повышало цену. Для обеих девушек Барнабас раздобыл тесные юбки и корсеты, какие носили шлюхи в городах. Когда они останавливались в каком-нибудь порту, Агнес чувствовала, как мужчины буквально ощупывали ее взглядами.

– Перестань плакать, малыш. Ты только устанешь и проголодаешься.

Агнес с сочувствием взглянула на дочку трактирщика. Та с заплаканными глазами свернулась на днище и обхватила колени руками, словно это делало ее неприкосновенной. Агате едва исполнилось тринадцать. Жила с отцом, портовым трактирщиком, мама и младшая сестра умерли два года назад от чахотки. Теперь отца тоже не стало, а саму ее ждала грязная и скоротечная жизнь дешевой проститутки или солдатской женщины.

– Может, рассказать тебе про короля Артура и рыцарей Круглого стола? – спросила Агнес и с улыбкой наклонилась к девочке.

Агата нерешительно кивнула. Тогда Агнес усадила ее рядом с собой на скамью и обняла за плечи. Будучи всего на несколько лет старше, она чувствовала себя едва ли не заботливой мачехой.

– Легенду… про Святой Грааль, – сказала Агата и вытерла заплаканные глаза. – Как Парцифаль нашел замок Короля-Рыбака.

Ровным голосом Агнес принялась рассказывать. Она до того хорошо знала легенду, что ей не составляло труда местами ее приукрасить или немного переиначить. Девочка слушала раскрыв рот. Хоть в эти минуты она забывала обо всех тревогах. Агнес подобной милости была лишена. Даже во время рассказа она думала о Матисе, об их неудавшемся побеге и о том, что сулило ей будущее. Барнабас продаст ее где-нибудь в верховьях Рейна или увезет дальше к Черному морю. Если повезет, то в какой-то момент ей удастся сбежать. Но что делать потом? Барнабас забрал у нее деньги и бо́льшую часть одежды. В том числе и кольцо, которое держал теперь в сундуке, расположенном в носовой части. Доберется ли она когда-нибудь до Санкт-Гоара? А если и доберется, то что с ней потом станется?

Агнес еще никогда не чувствовала себя так одиноко. К глазам подступили слезы, и лишь мечтательный взгляд Агаты не позволил ей сигануть за борт.

Я нужна ей. Ей нужны мои истории.

Вечером они причалили у местечка под названием Ротмюле. Городок располагал небольшим портом с таможенным пропуском и длинным молом, по которому слонялись несколько батраков. Едва прошел слух, что к берегу их пристала лодка из далеких стран с говорящими птицами и маленьким волосатым дьяволом, местные жители хлынули в порт. Из ящиков и тюков Барнабас со своими людьми выстроили на причале что-то вроде сцены. Расхаживая теперь по ней, барышник с важным видом рассказывал зрителям о чудесах грядущего представления.

– Птицы эти родом из заморских стран, где собаки, кошки и даже ужасные львы умеют разговаривать! – вещал он перед потрясенной публикой. – Они мудрее самого Папы и болтливее моей почтенной тещи!

Люди смеялись и галдели, а Агнес наблюдала из лодки за повторяющимся из раза в раз представлением. Ее вместе с Агатой привязали к скамье. Веревки натирали запястья, и Самуэль, как обычно, не спускал с нее глаз.

– Радуйтесь, что хозяин так за вас печется, – проворчал разбойник, ковыряя ножом под ногтями. – Будь моя воля, вы б давно рыбкам на корм пошли, – тут он ощерился. – Прежде я бы вас, конечно, как следует обиходил… На прощание, так сказать.

– Смотри, чтобы я не рассказала об этом Барнабасу, дубовая твоя башка, – ответила Агнес. – Мы ценный товар, не забывай. Шутки с нами плохи.

Она выяснила, что Барнабас уже несколько лет плавал по Рейну и Дунаю в поисках милых девушек. Он выкупал их у голодающих родителей, чтобы потом перепродать на Черном море как дорогих белокожих чужеземок. На обратном пути барышник привозил в Германию турецких рабов. Совсем недавно он продал одному пфальцскому графу двух десятилетних мавров, которыми тот с гордостью хвастался во время аудиенций.

– Ха, ценный товар! – Самуэль сплюнул в воду. – А кто вообще сказал, что ты графиня, а? Может, вшивые крестьяне нам наврали… А даже если и так, ничего страшного, если я тебя прежде как следует оприходую, – он смерил ее хитрым взглядом. – Должны же мы проверить товар перед продажей, верно?

– Только тронь меня, и я так закричу, что вся округа услышит! Посмотрим, что скажет на это твой хозяин.

Самуэль пожал плечами и принялся дальше чистить ногти ножом. Барнабас между тем достал из клетки двух попугаев и усадил себе на руки.

– Папа жрет как жаба, Папа жрет как жаба!

Барнабас научил его этому стишку, так как заметил, что люди в Германии настроены против Рима. Номер этот всякий раз вызывал оглушительный смех. Барышник сделал вид, будто одергивает птицу, после чего повернулся ко второму попугаю.

– Если и дальше так будешь кричать, скоро угодишь в суп к какому-нибудь инквизитору, – пригрозил он. – Вот, бери пример со своего братца. Он-то знает, что к чему.

– Слава кайзеру, слава кайзеру! – закричал тот.

Однако в этот раз толпа странно притихла.

– Так где же этот кайзер, когда в нем такая нужда? – крикнул вдруг кто-то из задних рядов. – Священники, графы и герцоги обирают нас до нитки. Но это ненадолго! С юга надвигается буря, она сметет всех господ!

С разных сторон донесся одобрительный ропот.

– Во Франконии крестьянские отряды сбились в огромную армию, – выкрикнул кто-то другой. – Среди них даже рыцари есть. У Боденского озера их целые тысячи, и они вынудили Трухзеса пойти на уступки… Ха, вот и нам бы такое провернуть!

– Не нужен нам кайзер! – закричали сразу несколько голосов. – Ни Карл, ни его братец Фердинанд. Мы сами возьмем, что нам полагается!

Барнабас заметил, что положение становится опасным. Он примирительно поднял руки.

– Смилуйтесь! Обещаю вам сегодня же общипать птичку, – сказал он с улыбкой и выдернул перо из хвоста попугая. – Тогда посмотрим, как этот гнусный льстец впредь будет славить императора.

Некоторые из зрителей рассмеялись, и Барнабас принял из рук Сопляка злобную обезьяну. Настало время кульминации.

– Довольно с нас этих подхалимов; вот вам демон, которого я собственными руками поймал в дремучих лесах Вест-Индии. Там находятся врата в преисподнюю, и, готов поклясться, монстр выбрался из самого жерла.

Агнес отвернулась. Она уже раз десять видела это представление. Барнабас рассказывал увлекательно, но ей трудно было смотреть, как Марек с Сопляком незаметно выуживали деньги из карманов потрясенных зрителей. Однако не успела она повернуться к маленькой Агате, как заметила что-то блестящее на дне лодки.

Нож Самуэля.

Разбойник тем временем сидел в носовой части и со скучающим видом бросался камешками в крикливых чаек. На пленниц он не обращал никакого внимании. Нож, должно быть, выпал у него из кармана.

Агнес вытянула ногу насколько могла, но до клинка не достала. Тогда она подтолкнула Агату, которая сидела ближе. Девочка было возмутилась, но потом проследила за многозначительным взглядом Агнес, кивнула и ногой пододвинула к ней нож.

Девушек привязали руками к скамье. Но на Агнес не было обуви, так что она сумела ухватить маленький нож мысками обеих ног. Медленно подтянула его к себе, покуда клинок не оказался под левой голенью.

– Черт, долго он там еще трещать будет? Я бы еще выпить сходил, пока совсем не стемнело.

Самуэль неожиданно развернулся в их сторону, окинув при этом безучастным взором толпу на пристани. Агнес вздрогнула, нож едва не выскользнул у нее между ступнями. Она почувствовала, как по спине заструился пот. Рядом тихонько всхлипнула Агата.

– Что такое? – спросил Самуэль и недоверчиво уставился на девочку.

– Э… хочешь выпить? – быстро проговорила Агнес. – На том берегу есть портовая таверна. Если повезет, Барнабас позже наведается туда.

– Где? – Самуэль снова повернулся к реке. – Ничего не видно, черт бы вас драл.

– Да вон же, слепец ты! Под тремя липами, где плот разгружают.

Пока Самуэль беспомощно глазел на другой берег, Агнес пододвинула к себе нож настолько, что смогла ухватить его пальцами, и с облегчением спрятала его в ладонях.

– Ой, свет в окнах погас, – она напустила на себя удивленный вид. – Наверное, уже закрылись.

– Глупая девка!

Самуэль бросил в нее камень, но Агнес ловко извернулась. Нож приятно холодил руку. Женщина даже подумала тут же разрезать веревки, одолеть как-нибудь Самуэля и уплыть на лодке. Но потом вспомнила, что представление Барнабаса уже подходило к концу. Слишком велика была опасность, что он вернется прежде, чем она воплотит задуманное. Поэтому Агнес спрятала нож в рукаве. Еще представится более удобный случай.

В скором времени мужчины действительно вернулись в лодку.

– Скупые ублюдки, – ворчал Барнабас, а Сатана яростно скакал у него на плече. – Черт бы драл их всех разом! Трясутся над каждой монеткой, а уж про восстание мелют… я уж думал, стражники на нас собак спустят. – Он ухмыльнулся. – Но кошель-другой мы все-таки облегчили.

– Поговаривают, что во Франконии и Эльзасе дело к войне идет, – задумчиво заметил Марек; самый рассудительный из всей четверки, он был кем-то вроде правой руки Барнабаса. – Там неспокойно. Крестьяне всюду сбиваются в шайки и жгут монастыри и крепости. Может, нам лучше переждать здесь и…

– А ерунда! – грубо перебил его Барнабас и водрузил на сундук клетку с попугаями. – Знать еще приструнит крестьян. А если и дойдет до войны – мы ни крестьяне, ни ландскнехты. А шлюхи на войне нужны даже больше, чем в мирное время.

Барышник рассмеялся и взглянул на девушек.

– Для тебя, милочка, мы наверняка подыщем в Страсбурге щедрого сутенера. А что до тебя, графиня… – Он перевел взгляд на Агнес, и губы его растянулись в ухмылке. – На твой счет у меня особые планы. Один плотогон рассказал мне, что на Черном море как раз орудуют работорговцы Каира ад-Дина.

Агнес нахмурила лоб.

– Каира чего?

– Правитель Алжира. Кровожадный корсар и могущественный военачальник, хоть и проклятый язычник. Говорят, он подыскивает в свой гарем белокожих знатных девиц. Я неплохо заработаю на тебе, птичка моя. Очень даже неплохо.

Обезьяна на его плече обнажила зубы и издала пронзительный визг, словно насмешливо рассмеялась.

* * *

С яростным воплем граф Фридрих фон Лёвенштайн-Шарфенек швырнул бокалом о стену и стал наблюдать, как вино кроваво-красным пятном стекло на пол. При этом ему представилось, что вино это на самом деле кровь, а бокал – череп, которым он изо всех сил бьет по каменному полу. Снова и снова.

«Хорошо бы то был череп Агнес, этой вероломной мерзавки, – пронеслось у него в голове. – Или менестреля, с которым она вот прямо сейчас где-нибудь случается…»

Фридрих присел на край широкой кровати, закрыл глаза и попытался успокоить дыхание. В последнее время он все чаще предавался кровожадным фантазиям. Еще ребенком граф представлял себя на поле битвы, умытым кровью. Но вот уже несколько месяцев подряд они становились все более реалистичными. Порой Фридрих задавался вопросом, уж не эти ли старинные стены медленно сводят его с ума.

Стены или Агнес…

Только что в Шарфенберг явился посыльный с сообщением, что поиски ничего не дали. Посланные Фридрихом ландскнехты не смогли разыскать ни Агнес, ни этого проклятого менестреля. След их терялся в расположенном неподалеку Альберсвайлере, откуда они – вероятно, в сопровождении кого-то еще – сбежали на лодке. Перед этим сообщники Агнес прикончили трактирщика и нескольких постояльцев. Куда они отправились, оставалось загадкой. Германия была велика, а Мельхиор фон Таннинген наверняка знал ту или иную крепость, где они могли укрыться. Поначалу граф даже подумал, не попросить ли ему о помощи своего влиятельного отца. Но он скорее палец себе отрежет, чем признается старику, что ошибался в Агнес.

Агнес…

Фридрих прикусил нижнюю губу – с такой силой, что выступили капельки крови. Хоть поначалу ему и не хотелось этого признавать, он действительно полюбил эту девушку. Более того, он почитал ее, как в старину миннезингер почитал хозяйку замка. Агнес была красива, но этим могли похвастаться и другие девицы. В большей степени графа пленяли ее острый ум в сочетании с необузданной резвостью. Агнес походила на хищного зверя, которого следовало усмирить. Кроме того, их объединяла общая страсть к прошлому и старинным историям. С детских лет Фридриха занимали рассказы о рыцарях и оруженосцах – чем больше крови, тем лучше. Его до безумия увлекали предания о битвах, сокровищах и древних тайнах. Когда он впервые, десяти лет от роду, услышал о сокровищах норманнов, величайших сокровищах христианского мира, они его словно околдовали, и с тех пор ничто не могло рассеять чар. Ради возможности отыскать их граф отказался от внушительной крепости и уважения, подобающего отпрыску его династии. Он женился на дочери простого наместника и вместо того, чтобы стать хозяином роскошного замка, поселился в жалких развалинах.

А теперь получилось так, что он потерял и Агнес, и сокровища…

Фридрих потер виски и попытался вытеснить кровавые образы, то и дело возникающие перед глазами.

Я кожу с него сниму, с этого барда, медленно его освежую… И Агнес будет смотреть!

А может, сокровища норманнов существовали только в его мечтах? Все источники, им изученные, указывали на то, что Трифельс скрывал в себе великую тайну. Но вот какую тайну, об этом источники умалчивали. Что если все эти легенды – лишь выдумки, вроде саги о спящем Барбароссе? Граф искал повсюду: и в самой крепости, и в окрестных лесах. Даже убивал, чтобы избавиться от возможных свидетелей.

И это все напрасно?

Фридрих направился было к письменному столу, чтобы изучить несколько старинных пергаментов, но тут заслышал отдаленный шум. Казалось, он доносился с внутреннего двора.

Шарфенек сердито подошел к окну – и, едва распахнул тяжелые ставни, в считаных сантиметрах от него просвистела стрела. Древко задрожало, застряв в гобелене у противоположной стены.

Какого черта…

Перепуганный, граф прижался спиной к стене. Шум во дворе только нарастал. Помедлив в нерешительности, Фридрих придвинулся к оконному проему ровно настолько, чтобы можно было выглянуть.

Во дворе царил настоящий хаос.

Внизу с криками носились стражники и ландскнехты. Несколько солдат уже бились в агонии на земле, другие молотили клинками группу оборванцев. Сначала граф решил, что в крепость ворвались какие-то грабители. Но потом увидел, как из лаза под стеной выбираются все новые люди. Вооруженные рогатинами, кинжалами, серпами и небольшими луками, они градом стрел теснили защитников. Точно усердные муравьи, нападавшие вылезали из люка и бросались на растерянных ландскнехтов. Только теперь Фридрих понял, кто эти люди на самом деле и как они проникли в крепость.

Господи, это же бунтующие крестьяне! Они прознали о потайном туннеле!

До сих пор граф пропускал мимо ушей любые предостережения. Он знал, что произошло в Ойссертале, и слышал про другие крепости, взятые за последние недели крестьянами. Но Шарфенберг после недавнего ремонта был хорошо укреплен. Кроме того Фридрих располагал куда большим числом людей, чем остальные феодалы. Только какой от всего этого толк, если противник проник в крепость по секретному проходу?

Это Агнес! Агнес сказала им, как пробраться внутрь!

Фридрих еще раз выглянул во двор, чтобы оценить положение. В его сторону летели новые стрелы, но лишь отскакивали от стены. На лестнице, ведущей к донжону, стоял горбатый мужчина. Он не сражался, а только смотрел с довольным выражением лица на свалку внизу, точно военачальник с вершины холма. Внезапно горбун посмотрел на окно, и губы его растянулись в ухмылке.

– Граф наверху, друзья! – закричал Йокель и указал трехпалой рукой в сторону Фридриха. – Хватайте его! Повесим его на самой высокой башне, посмотрим, как он попляшет!

Граф бросился к письменному столу и сгреб самые важные документы. Кто бы мог подумать, что он будет спасаться от горстки крестьян! Хоть документы о сокровищах, столь дорогие сердцу, следовало уберечь… Все прочее, скорее всего, пожрет пламя. Фридриха переполнял страх вперемешку со злобой. Кровь прилила к голове.

Ты пожалеешь об этом, Агнес. Ох, как ты об этом пожалеешь!

Граф в последний раз выглянул во двор. Там по-прежнему царила неразбериха. Он лихорадочно огляделся в поисках возможного пути к бегству. Но сколько бы ни искал, бежать было некуда.

За дверью разъяренным чудовищем уже гремели шаги.

* * *

Матис покачивался во сне и не знал, лежит ли он в кровати или едет верхом. Эта качка неизменно сопровождала его в лихорадочных сновидениях. При этом перед глазами то и дело возникала Агнес. Она тянула к нему руки, а потом ее затягивал черный вихрь. Вихрь этот был в форме кольца и вращался все быстрее и быстрее. Матис хватал ее, но руки выскальзывали, и Агнес скрывалась во тьме.

– Агнес! Кольцо, кольцо!

Он с криком открыл глаза и увидел над собой источенный червями дощатый потолок. Тело его, точно саван, укрывала сырая, изъеденная молью простыня. Матис откинул ее в сторону, приподнялся и понял, что лежит в кровати. Она стояла в чердачной комнате, пол которой устилал старый провонявший тростник. В открытое окно светил красный диск закатного солнца.

Где я? И как долго проспал?

Матис вытер пот со лба, и память понемногу начала возвращаться. Едва они покинули Альберсвайлер, его свалила лихорадка, и им пришлось немного передохнуть. После этого они целыми днями ехали верхом. Сначала вдоль Квайха, затем по долине Рейна – все время вверх по течению, ибо Мельхиор не сомневался, что бандиты направлялись на юг, в сторону Дуная и Черного моря. В каждом трактире они расспрашивали о группе мужчин с двумя девушками и маленьким волосатым чудищем, но так ничего и не выяснили.

Между тем рана на бедре воспалялась все сильнее. Травы, которые Мельхиор отыскал в трактире Альберсвайлера, не возымели желаемого действия. Сотрясаемый новыми приступами лихорадки, юноша продолжал ехать, пока не перестал отличать сон от яви. Качка стала его неизменным спутником. Зеленый пейзаж: липы, березы, болотистые луга – все расплывалось перед глазами в вязкую жижу, грозившую задушить. В какой-то момент он просто свалился с лошади. С тех пор воспоминания состояли из каких-то обрывков, в которых Мельхиор поил его горячим бульоном или менял повязки.

Агнес! Мы должны ее найти! Или, может, менестрель оставил меня?

Матис торопливо поднялся, но у него тут же закружилась голова. Он покачнулся и растянулся на досках, опрокинув при этом миску с водой, стоявшую у кровати. Грохот разбитой посудины встряхнул тишину комнаты.

Вслед за этим с лестницы послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась. На пороге стоял Мельхиор фон Таннинген с тарелкой дымящего супа в руках.

– Кто разрешил вам вставать? – произнес менестрель и шутливо погрозил пальцем. – Вы еще слишком слабы. Только посмотрите, что вы наделали!

Он собрал осколки и помог Матису вернуться в постель, после чего протянул ему тарелку с супом.

– Вот, поешьте. Крепкий мясной бульон вернет вам силы.

Матис отодвинул тарелку.

– Нет времени. Нам нужно…

– Вам нужно в первую очередь встать на ноги. Днем больше, днем меньше – роли не сыграет.

– И долго я здесь валяюсь? – спросил Матис.

– Три дня.

– Целых три дня? – Матис в ужасе приподнялся, но Мельхиор положил ему руку на плечо.

– Радуйтесь, что остались живы. Еще один день в седле, и лихорадка вас доконала бы. Последние мили к этому трактиру пришлось нести вас, как мешок зерна, – менестрель успокаивающе улыбнулся и влил в Матиса ложку супа. – К тому же еще не все потеряно. Если я прав и эти мерзавцы по-прежнему движутся против течения, им приходится грести, тянуть лодку по берегу и возиться с парусом. А это занимает время. На лошадях мы куда быстрее их.

– А что если они двинулись вниз по течению? – спросил Матис.

– Это вряд ли, – Мельхиор подмигнул ему. – У меня для вас хорошие новости, мастер Виленбах. Пока вы тут болели, мне довелось пообщаться в порту с несколькими путниками. Они едут с юга и припоминают группу мужчин с обезьяной и двумя говорящими птицами. И две девушки тоже, судя по всему, были при них. Так что я не ошибся в своем предположении, – он зачерпнул ложку супа и демонстративно подул. – А теперь ешьте. Чем скорее вы встанете на ноги, тем быстрее сможете отправиться в путь и настичь Агнес. Ну, чего вы ждете?

Матис со вздохом повиновался и принялся за еду. Суп оказался на удивление вкусным: жирный, наваристый и соленый. Каждая ложка наполняла его новыми силами.