Текст книги "Своя Беда не тянет"

Автор книги: Ольга Степнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Мальчики, кушать?! – засуетилась Салима у печки.

– Неплохо было бы, – оживился Возлюбленный. – Неплохо.

Но мне не захотелось составить им компанию. Мне вообще ничего не хотелось. В коридоре я отодвинул изваяние-Надиру и вышел из квартиры.

– Эй, а мне что делать? – крикнул Женька мне вслед.

– Сиди тихо, кушай и не высовывайся. Жди Элку. Надеюсь, она знает, что делает.

Я хотел поехать в сарай, но по дороге передумал, представив, что полночи мне придется топить буржуйку, а потом мерзнуть в плохо прогретых стенах. Я приехал в квартиру к Ильичу, час провалялся в его джакузи, и завалился спать на просторном диване, не воспользовавшись постельным бельем.

Пару раз я набирал номер Беды, но автоматическая дама сменила репертуар, заявив, что «абонент отключил телефон». Я набрал ее домашний, но Салима, взявшая трубку, вздохнув, сказала, что Эллочки дома нет, что она первый раз не ночует дома.

Я поразмышлял над этим фактом и решил, что Беда завела любовника. Он был на машине и забрал ее от подъезда в тапочках и с собакой. Она завела любовника, и это ее ответ на мой геройский прыжок с балкона. Черт с ней. Нужно только забрать собаку. Это моя собака.

* * *

Проверки все-таки нагрянули.

На следующий день заявилась шумная комиссия из районо, и меня колбасили по полной программе: акты проверки, отчеты, прочие важные бумаги. Мне было простительно чего-то не знать или не ведать: ведь я же все-таки и.о. К полудню я обезумел, пошел перекусить в буфет и встретил там Ритку, которая брезгливо ковыряла манную кашу в тарелке.

– Ну, как? – кисло спросила она.

– Повешусь, – ответил я.

– Я тоже, – кивнула она. – У нас все на ушах, ищут твоего бомжа, ориентировки на каждом углу. С сегодняшнего дня объявлена операция «Сигнал», прочесывают все подвалы, чердаки и теплотрассы. Странно он как-то сбежал. По черной лестнице. Про нее только свои знают, и то, там дверь редко бывает открыта, только когда мусор выносят в контейнеры. – Она посмотрела на меня своими сверлящими глазами, и мне стало нехорошо. – И ведь кто-то на машине его там поджидал. Кто? Ведь не дружки же бомжи!

– Почему на машине? – я старался не смотреть ей в глаза. – Может, он ногами удрал?

– Наши там в округе такой чес устроили, что ногами бы он не удрал. И потом, видели, как двое в какую-то иномарь скакнули и с места рванули. Какую – не рассмотрели, темно было. Нет, все было запланировано.

– Да? – я, наконец, смог в упор уставиться на нее. – И землетряс запланирован? Ведь не тряхни вовремя, не случись паники, фиг бы он удрал!

Я смотрел на Ритку, а Ритка на меня – своим фирменным ментовским взглядом.

– А откуда ты, Дроздов, знаешь, что Возлюбленный сбежал во время землетряса? По телевизору об этом не докладывали.

Я открыл рот, закрыл, и мысленно попросил алтайских богов, чтобы и сейчас тряхнуло хорошенько. Я так привык, что трудные моменты моей жизни подкреплены подземными толчками!

– Я не знаю, я предположил. А что, было не так?

– Ладно, – Ритка отодвинула от себя тарелку с кашей. – Пойду я. Кстати, там твоя собака по двору круги пишет, ко всем бросается, скулит, тебя ищет.

– Рон?!

– Ну да. У тебя, что, две собаки?

– Собака одна. Имени два.

– Ну, это мне неведомо. – Она опять придвинула тарелку с кашей и ковырнула в ней вилкой. Впервые за все время общения с ней я услышал в ее голосе раздраженные нотки. Но мне некогда было думать об этом. Все-таки, Ритка была женщина, хоть и мент, и она имела право на перепады настроения.

– Держи, – я ссыпал ей в тарелку свои котлеты, но она не оценила мой рыцарский жест и мрачно заявила:

– Я на диете.

– Врешь, у тебя зарплата маленькая, – пошутил я, но Ритка не засмеялась в ответ, как всегда, а вилкой молча продолжала ковырять манку. Я уже пошел, когда она меня окликнула:

– Эй, Дроздов, тире Сазонов! Ребята из уголовки говорят, там много разных пальцев.

– Где?

– Да на пистолете этом, Макарове. И это пальцы не только бомжа этого.

Я разозлился.

– Ты не боишься разглашать служебную информацию?

– Не боюсь. – Она снова отодвинула от себя тарелку. – Убийство в школе! Дело на контроле у генерала.

Зачем она мне это сказала? Затем, что я – подозрительный тип с двумя фамилиями и темным прошлым. Я развернулся, и строевым шагом ушел из столовой.

В школьном дворе действительно носился Рон и громко лаял. Вообще-то, Рон не был брехливой собакой, поэтому я удивился тому, что он оглашает окрестности своим собачьим басом. Еще я удивился тому, что он был очень грязный. Его длинная белая шерсть свалялась серыми сосульками, которые появлялись у него осенью, в очень дождливые дни, когда на улице были грязные лужи. Сейчас кругом лежал белый снег, и я разозлился на Беду: где она таскала собаку? И с какой радости он прибежал? Рон бросился на меня, чуть не сбив с ног, и громко заскулил. На нем был ошейник, но не было поводка. Я оглянулся вокруг – может, и Элка бродит где-нибудь рядом? – но никого не увидел. Я открыл сарай, запустил туда Рона и сел на лежак. В дверь постучали, на пороге появилась Марина и сочувственно сообщила:

– Глеб Сергеевич, комиссия тир закрыла и опечатала. Говорят, до выяснения обстоятельств.

– Хрен с ним, с тиром, – я махнул рукой, давая понять, что она свободна, но Марина мялась на пороге.

– Хрен с ним, – повторил я жестче и набрал номер мобильного Беды.

«Абонент отключил...»

Я набрал домашний.

– Эллочки нет, Женечка спит, – грустно сообщила Салима.

Я набрал рабочий.

– Тягнибеда на работу не вышла, – сообщил голос, похожий на «абонент отключил...»

Я припомнил телефон ее подруги Ленки.

– Понятия не имею, – сказала Ленка простуженным голосом и добавила: – На твоем месте я бы не волновалась.

Я не стал уточнять, что она имеет в виду.

– Глеб Сергеевич, – только тут я заметил, что Марина еще не ушла.

– Что? – заорал я. – Что еще?

Марина вздрогнула, и глаза ее опасно повлажнели. Черт, я все время забываю, что не на плацу, а в женском коллективе.

– Извини, я думал, ты ушла.

– Там, – она махнула рукой в сторону школы, – один ученик стоит на подоконнике четвертого этажа и говорит, что спрыгнет, если ему... – она замолчала.

– Ну?! – я вдруг понял, что вполне могу залепить ей – жеманной и медлительной – звонкую пощечину.

– Если ему не принесут героин.

Я выскочил из сарая и помчался к школе.

– Глеб! – запищала сзади Марина. Я оглянулся на ходу. Она пыталась побежать за мной, но вместо этого дергалась на месте, словно прибитая к полу. Я вернулся и увидел, что высокая шпилька ее сапога намертво застряла в щели между досками пола. Рон отчаянно лаял: на меня, на Марину, на весь белый свет. Никогда в жизни он так не лаял. Я схватил Марину за ногу и дернул вверх. Она заорала, каблук отделился от пола.

– Петр Петрович! – к нам, запыхавшись, без верхней одежды, подбежала тучная Дора Гордеевна. – Пока вы тут барышень лапаете, там... – она пальцем-сосиской ткнула куда-то вверх.

Я закрыл собаку в сарае и побежал к школе.

* * *

В оконном проеме четвертого этажа стоял Ванька Глазков.

– Геру мне или сброшусь!

На нем была все та же потертая джинсовочка и сомнительные штанцы.

– Слава богу, проверяющие уехали, – тихо сказала Лилька, подбегая к нам. Внизу собиралась толпа из учеников, учителей и прохожих.

– Геру мне! – орал Глазков, и нога его опасно скользила вниз, нащупывая карниз.

– Эй! – крикнул я. – А где мы тут геру-то тебе возьмем?!

Ванька помолчал секунду и снова заорал:

– Геру мне!

– Звоните в милицию! – сказал кто-то сбоку.

– Нет, это не школа! – подбегая, озвучила свои мысли Аллочка Ильинична. – Это зона! Колония общего режима!

– Геру мне!

– Надо же! – ко мне быстрым шагом подошла Ритка. – И когда это Глазков на героин успел подсесть? Он все больше по кашке из конопли прикалывался, летом его пару раз к нам в инспекцию невменяемым доставляли.

– Легкие наркотики всегда провоцируют попробовать более сильные! – громко и назидательно, чтобы слышали дети, сказала математичка Валентина Антоновна и смахнула крупную материнскую слезу. – Эх, Ванечка! Без мамы, без папы растет, бабушка тянет!

Я прикинул: Ванька стоял на краю углового окна четвертого этажа, в кабинете химии. Заходить в кабинет и начинать с ним переговоры – опасно. С психикой у него явно проблемы, один неверный шаг – поскользнется и рухнет вниз на глазах у всей толпы. И хотя наша школа начинает потихоньку привыкать к мертвым мальчикам, нужно любым способом избежать трагедии. Можно попробовать тормознуть его с крыши.

– Геру мне!

– Будет тебе гера! – заорал я, и Глазков замер, выжидательно уставившись вниз, на меня.

– Говори, где геру брать! В школе геры нет!

– Видите, дети, до чего доводит ломка! – Валентина Антоновна продолжала использовать момент в педагогических целях.

– Адрес! – крикнул я.

– Березовая шестнадцать, квартира два! – проорал Ванька.

– Давай, Ритка, шуруй по адресу, заодно и хата тебе для галочки, где отравой торгуют!

– Деньги! – Ритка проявила полную готовность сгонять на своей «Оке» куда угодно, лишь бы Глазков хоть на шаг отступил назад с опасного карниза.

Я сунул Лильке ключи от директорского кабинета и сейфа.

– Выдай Маргарите Георгиевне на дозу!

Ритка с Лилькой умчались в школу. Я видел, как они через пару минут выбежали оттуда, запрыгнули в машину, и «Ока», стрельнув глушаком, умчалась в неизвестном направлении. Надеюсь, Ритка знает город лучше, чем я, и быстро найдет нужную улицу.

Полчаса я вместе с толпой болтался у школы. Глазков сидел на подоконнике, свесив ноги вниз. Ни «Скорая», ни милиция, вызванные сердобольной математичкой, все не приезжали. Я не стал упражняться в психологических этюдах и вступать в переговоры с юным самоубийцей. Я сел на лавочку и почувствовал, что очень хочу курить. Очень. Просто сил нет, как хочу курить. Я пару раз набрал Беду, но ответ был один: «Абонент отключил телефон». Голос, сообщивший мне это, уже не казался равнодушным, он был издевательским. Хоть бы она завела любовника! Я мысленно закурил воображаемую сигарету и глубоко затянулся.

Время шло, уроки опять были сорваны, Ритка с Лилькой не приезжали, и Ванька занервничал.

– Геру мне! – снова заорал он, и теперь уже обеими ногами встал на карниз. За эти тридцать минут успел подняться сильный, пронизывающий ветер и худого, как щепка, Ваньку, могло просто сдуть вниз. Я затушил воображаемый окурок и решил, что пора действовать.

Я сгонял в спортзал, взял толстую веревку, почти канат, накинул его на шею и полез по противопожарной лестнице на крышу. Я лез с торца здания и Ванька видеть меня не мог. Только бы стоявшая внизу толпа меня не выдала, но все внизу все поняли, стояли тихо и ничем не выдали мой маневр. Одна Марина пискнула «ой!» и побежала на своих шпильках ко мне, задрав голову. Я показал ей кулак, она заткнулась, опустила голову и, кажется, заплакала.

Я лез вверх, ветер хлестал меня по щекам, лестница была скользкая, но я ни на минуту не сомневался, что этот трюк у меня получится – с крыши схватить Ваньку за шиворот и устроить ему на свежем воздухе такую прилюдную трепку, что он навсегда забудет и про геру, и про ганджубас.

Крыша была обледенелая, ботинки скользили, и я решил передвигаться ползком. Меня вдруг осенило позвонить отсюда Беде, мне показалось романтичным – набрать ее номер, рискуя свалиться с крыши. Я это сделал, но зря старался, сеть почему-то здесь потерялась. Я пополз тихонечко, держа наготове веревку. Только бы не случилось очередного землетрясения, а то я скачусь отсюда, как бильярдный шарик. Скользко. Так скользко, что кажется, сдует ветром. Но я служил в десанте, а круче нас только морпехи, и то не факт.

Я нашел выход на чердак, закрепил веревку за трубу отопления, а другим концом обвязал себя. Стало легче передвигаться, и до края крыши над окном, где на карнизе стоял Глазков, я добрался быстро.

– Геру мне! – услышал я истеричный вопль, нагнулся и увидел клочкастую, плохо стриженую голову Ваньки. Он был близко, казалось, если перегнуться через невысокое ограждение, можно дотянуться рукой до его затылка. Снизу на меня смотрели десятки глаз, и я боялся, что невольно они выдадут мое присутствие.

– Где гера? – крикнул Ванька и поскользнулся.

Я кинулся вниз, перебросив корпус через ограждение. Видимо, оно давно сгнило, потому что под ударом моего тела решетка треснула, сломалась, и полетела вниз, разгоняя толпу. Веревка оказалась неожиданно короткой и я повис на ней, с трудом дотянувшись до Ванькиного загривка. Я схватил его за шиворот и проклял его бабку, которая наверняка покупала ему вещи в комиссионке. Ветхая джинсовочка затрещала по швам, но я успел зашвырнуть Ваньку на крышу, как паршивого котенка, подтянулся сам, и первое что сделал – вмазал ему по шее с риском ее сломать. Ванька отрубился и это было к лучшему: я беспрепятственно смог дотянуть его до входа на чердак, отвязал там веревку, и, взвалив нетяжелую ношу на плечо, стал спускаться на школьный чердак. В темном помещении, пахнувшем пылью и голубиным пометом, Ванька шумно всхлипнул и зашевелился. Я скинул его с плеча.

– Что, герой Чубаровец, подвиг не получился?

– Где я? – прошептал Ванька и я понял, что он может и не помнить своего чудесного спасения.

– На том свете, – зашипел я.

Ванька заорал так, что у меня заложило уши. Я решил, что роль Господа Бога выдается не каждый день, и взял быка за рога.

– Ну что, Иван, наркота не довела до добра? – спросил я замогильным голосом.

Ванька опять заорал.

– Да не визжи ты, как девица, а то на сковородку посажу и жарить буду без масла. Слышал про такие забавы?

Глаза стали привыкать к темноте, появились проблески света сквозь щели крыши. Пока Глазков не очухался, нужно его прессовать.

– Давно наркота по школе гуляет?

– Не, с месяц. Как мужские классы появились. – Ванька стал послушным.

– Кто, кроме Грибанова, торговал отравой в школе?

– Никто. Один он.

– Многие у него покупали?

– Человек десять, я всех не знаю.

– Чей адрес ты дал?

– Геры.

Ладно, с этим Ритка разберется.

– Что знаешь про Грибанова, почему его убили? Кто мог знать, что в это время он вышел в туалет из класса?

– Ничего не знаю! – снова истерично заорал Ванька. – Меня уже допрашивали! Мы с ним каждый день в туалете встречались, каждый раз в разное время. Во время уроков в туалете никого. Он мне утром говорил, во сколько с урока отпросится, я на часы смотрел и тоже отпрашивался. Никто об этом не знал! Я все это говорил следователю ... следователю...

– Питрову.

– Да.

– Кто бомжей ночами избивал в белых повязках с черными крестами? Грибанов? Ты? Кто еще?

Ванька замолчал. Наверное, он увидел свет и понял, что он не в преисподней. Я легонько дал ему по шее.

– Я. Грибанов. Из мужского одиннадцатого три человека: Сорокин, Малявин и Башмаков, и из шестой гимназии трое.

– И зачем вы их били? – искренне удивился я.

– Грибанов сказал, что всех убогих убивать надо. Старые и больные занимают место молодых и здоровых. Сказал, что мы чистим город от падали. А повязки с крестами затем, что мы не бандиты, а санитары. Хабаров, которого поезд зарезал, был его лучшим другом.

– Откуда у Грибанова оружие было?

– Не знаю, где он обрез достал.

Какой-то голубь взметнулся рядом с нами, захлопал крыльями, и Ванька, махнув рукой, утер лицо рукавом.

– А говорите – сковородка! Да тут говно на голову падает!

– То ли еще будет! – Я потянул его на выход, вниз, и он послушно спустился за мной по чердачной лестнице на площадку четвертого этажа.

Навстречу нам бежали Дора Гордеевна, Валентина Антоновна, Марина и два громадных санитара в белых халатах. Кто-то догадался вызвать скорую психиатрическую помощь. Один из бугаев, обняв Ваньку за плечи, повел его вниз. Ко мне подошла Марина и стряхнула с моих плеч чердачную пыль. Я мягко ушел в сторону и стал спускаться вместе со всеми.

Едва мы вышли на улицу, в школьные ворота на бешеной скорости влетела «Ока». Почти на ходу из нее выпрыгнула Лилька, за ней выскочила Ритка, и они вместе вытащили из салона какую-то девушку без шапки, с длинными черными волосами и испуганным лицом. Увидев живого невредимого Ваньку, которого в обнимку вели санитары, Ритка громко рассмеялась.

– Гера! – С Ванькой снова приключилась истерика.

Черноволосая девушка заплакала.

– Ну что, где доза? – усмехнувшись, спросил я у Ритки.

– Да вот же она! – Ритка указала на девицу. – Поругались они. Любовь у них!

Девица кинулась к Глазкову, но санитары отстранили ее.

– Гера! – орал Ванька.

– Ваня! – орала Гера.

Все кругом засмеялись: дети, санитары, Ритка, учителя. Только я не смеялся, я закурил воображаемую сигарету.

– Все равно подлечим! – сказал один из санитаров и повел сопротивлявшегося Ваньку в белую машину.

Права была вчера бабка – всем героям место на Владимирской.

* * *

Я снова набрал Беду.

« Абонент отключил телефон».

«На твоем месте я бы не беспокоилась», – сказала Ленка. Жаль, я не уточнил, что она имела в виду.

В четыре у меня был урок автомеханики. Я проводил его в гаражах: договорился с мужиками, которые занимались автоуслугами по ценам гораздо ниже тех, которые драли на СТО. Мужиков было двое – Сашка и Серега, специализировались они на «костоправстве» – кузовном ремонте, поэтому часто красили машины и в гараже у них, да и от них самих постоянно воняло краской, растворителем и прочей химией. Сашку прозвали Ацетон, а Серегу – Запах. Клички приклеились к ним намертво, и уже никто не помнил точно, как их зовут на самом деле. Клиентов у них было много, они не успевали, не справлялись со всем объемом работы, и я предложил, чтобы мои пацаны им помогали под моим присмотром.

Все бы ничего, да только квасили мастера по-черному. Пивная точка под завлекательным названием «Карасик» находилась прямо в гаражах, и какая тут работа, если мимо дефилирует народ с канистрами и пластиковыми бутылками, заполненными холодным, янтарным разливным пивом. Хозяева пивного ларька небанально подошли к рекламе заведения. На въезде в гаражи они поставили самодельный щит, на котором написали «За пивком? Чудненько! Не к нам? Странненько!» Пить пиво стали даже те, кто его не очень любил.

Ацетон и Запах гоняли за пивом по узким гаражным проездам на тех машинах, которые им отдавали в ремонт. Частенько они уезжали на тачке, у которой было помято только крыло, а приезжали с разбитым в хлам передком или задницей. Потом они быстро и старательно выправляли новые раны на битых машинах; все-таки мастера они были хорошие, только пили по-черному. Поэтому занятия проходили исключительно под моим присмотром. Ацетон и Запах немного приплачивали моим парням из денег клиентов и все были довольны.

Запах, встретивший меня в гараже, был уже хорошо поддатый. В углу валялась пустая канистра, в которой они таскали пиво из «Карасика», и воняло в гараже не краской, а пивным перегаром. Вместе с мужиками в гараже практически жил ученик моей школы Санька Панасюк. Из всей образовательной программы его интересовали только машины и возня с ними. Я долго боролся за его посещаемость уроков, но потом плюнул и решил, пусть посещает, как хочет. Главное – он теперь не на улице ошивается, а в гаражах машины ремонтирует. За последние два месяца у него не было ни одного привода в детскую комнату милиции, и это была победа.

– Здрасьте, Глеб Сергеевич, – вылез из-под машины Панасюк. На нем был замасленный комбинезон и даже рыжие кудри его были замаслены.

– Что сегодня? – спросил я у него.

– Да вот, тачку поцарапанную пригнали, красить надо. И подвеску подшаманить – разбита.

Я посмотрел на объект ремонта и снова в уме закурил сигарету. Передо мной во всей красе стоял белый «Ланцер», на котором мы с Бедой куролесили позапрошлой ночью. Это точно был он – правый руль, знак «инвалид за рулем», на месте простреленного колеса стояла запаска. У «Ланцера» был сильно поцарапан бок: все-таки Беда бортанула один из «Уралов».

– Ну, ерунда работка! – нарочито весело сказал я парням. Пока я осматривал машину, подошли еще пятеро моих учеников и начали переодеваться в рабочую одежду.

– Кто пригнал? – небрежно поинтересовался я у Ацетона.

Ацетон пьяно улыбнулся, зажал себе рот рукой и сказал сквозь грязные пальцы:

– Авторитет один. Смех, а не история. Остальное – секрет! Клиент серьезный, попросил не распространяться.

Я затушил воображаемый окурок и закурил новую сигарету. Этак я сегодня целую пачку высажу.

– Тачка только с виду скромненькая, на самом деле она по полной программе заряженная: движок турбированный, два глушака прямоточных...

– Кожаный салон, – зачем-то сказал я.

– А ты откуда знаешь? – удивился Ацетон и я заткнулся.

Работа закипела, я пообъяснял своим парням, что и как делать, вытер руки ветошью и засобирался.

Ситуация с Бедой засела у меня в печенках. Я решил заехать к ней на работу, заехать домой, к Ленке, я хотел найти ее хотя бы для того, чтобы узнать, где она с собакой нашла такую грязь. Еще нужно было решать, что делать с Женькой. Я понятия не имел, что с ним делать. Прятать? Сдавать его и сдаваться самому? Рассказать ментам все как есть? Ритка что-то подозревает – что? Может, меня скоро выловят как угонщика, как сообщника убийцы Грибанова, как... Ужас.

Нужно срочно найти Беду.

Есть же кто-то, кто нашел мой «Макаров», кто решил свалить вину за убийство на меня. Я сел в «аудюху» и завел движок, но дверь салона открылась и на переднее сиденье, рядом со мной, прыгнул замасленный Панасюк.

– Ну, что, прогульщик? Я тороплюсь.

– Вы же хотели узнать, кто «Ланцер» пригнал.

– Да не особо и хотел. Так спросил.

– Хотели.

– Так спросил.

– Никогда не спрашивали, чью тачку делаем, а тут спросили. И потом, я видел, как вы на нее смотрели. Ну, ладно, не надо, так не надо! – Панасюк открыл дверь и хотел уйти.

– Стой! Кто «Ланцер» пригнал?

– Четверка по истории во второй четверти.

– Тройка, гад!

– Четверка. А еще пятерки по физре и ОБЖ.

Я заржал.

– Не поверит никто!

– А вы всем расскажете, какой я хороший стал. Уроки дома делаю.

– Тебя же в школе не видит никто!

– Ладно, пошел я, работы невпроворот.

– Стой! По физре и ОБЖ тоже четверки. Или катись.

– Идет. «Ланцер» пригнал Лешка Гон. Лешка свою карьеру на угонах сделал, за что отсидел немеренно и все такое. Все думают, Гон – это погоняло, а это фамилия, чесслово! Его весь город знает. Он сильно хромает, где-то когда-то словил пулю и теперь еле ходит. Потом он, конечно, официальным бизнесом обзавелся – СТО и все такое, но начинал с того, что тачки дорогие под заказ угонял. Он крутой, Лешка этот, его все боятся, а тут он приехал на квартиру к бабе своей и пока у нее кувыркался, его «Ланцер» угнали! – Панасюк загоготал, показав щербатую пасть. – У него сигнализации отродясь не было! Его тачку все в городе знают и подальше обходят. Да он и не закрывал ее толком никогда. В общем, вышел он от бабы, а «Ланцера» нет! Угнали. Я слышал, как он Запаху все это рассказывал. Запах – племянник его какой-то двоюродный. В общем, он и заявлять-то никуда не стал, решил – сам разберется. Вернули ему машину часа через два поцарапанную и с простреленным колесом. За квартал от дома его бабы подбросили. Говорит, подстреленная машина. Гайцы его тачку по шоссе гнали, но он им бабки отстегнул, чтобы они там лапами не сучили и все такое. В общем, рвет он и мечет, кто посмел у Лешки Гона машину угнать? Говорит, это была показательная акция, вызов ему, и все такое. Говорит, найдет и убьет того, кто это сделал. Он в свои СТО ее даже на ремонт не погнал – стыдно, разговоры пойдут. Он машину Запаху подсунул. Сказал, подшамань, чтоб никто не знал, а я этого урода найду и разберусь. Вот, что я слышал, Глеб Сергеевич, если вам это интересно. Не забудьте про оценки.

– Лучше не забудь, что мне это было неинтересно.

– Понял, – скосил на меня Панасюк хитрый глаз и вышел из машины.

Я набрал Беду.

«Абонент отключил...»

Она никогда не отключала телефон. Даже когда спала, даже когда...

«Найду и убью», сказал Леша Гон.

Я дал задний ход и нагнал Панасюка.

– Эй! – крикнул я.

Панасюк змеей юркнул в салон. Парни, которых воспитывает улица, очень понятливы.

– Мне нужен адрес Лешки Гона, – сказал я ему и протянул две тысячи рублей – деньги, которые не понадобились на героин, и которые вернула мне Ритка.

– Не, нереально, – замотал Панасюк рыжей головой и отодвинул купюры.

– Я могу организовать тебе в четверти четверки по всем остальным предметам.

Панасюк подумал, кивнул, взял деньги и сказал:

– Заезжайте через пару часов.

Эти пару часов я потратил на то, чтобы убедиться, что Беда действительно пропала. Сначала я заехал к ней домой. Дверь открыла Салима в фартуке, и сказала, приложив палец к губам:

– Тсс! Женечка покушал и спит. Эллочка не появлялась. Может, она уехала в командировку?

– Может быть, – горько усмехнулся я.

Салима заулыбалась, идея, что Элка уехала по рабочим делам в тапках и с собакой, ей понравилась.

Из машины я позвонил Ленке и задал вопрос в лоб:

– Что ты имела в виду, когда сказала, что на моем месте не волновалась бы, что Элка пропала?

– А она пропала? – сонно спросила Ленка.

– Что-то типа того. Ушла в тапочках по снегу с собакой, и ее нет уже вторые сутки. Мобильный не отвечает, машина под домом, собака вернулась грязная.

– О господи! – зевнула Ленка, – скорее всего, ей кто-то позвонил на мобильный и сообщил, что где-то кто-то кого-то замочил при чрезвычайно интересных обстоятельствах. Собаку она отпустила, схватила тачку и помчалась куда-нибудь в область. Телефон, скорее всего, разрядился, она вечно забывает... Ты же знаешь, у нее есть информаторы, ты же знаешь, она репортер криминальной хроники, ты же знаешь, они за эксклюзив друг другу глотки пере... – Ленка снова зевнула. Значит, Ленку тоже устроила версия командировки в тапочках. Я нажал на отбой и поехал в редакцию.

Время с шести до семи, когда все нормальные люди уходят с работы, в редакции самое оживленное. Народ сновал в коридорах, перебегал из кабинета в кабинет, никто не курил на лестнице. Похоже, сегодня был тот день, который Элка с ужасом называла «номер сдаем».

Я попытался заговорить с двумя сотрудниками, но меня, не выслушав, отправили в комнату номер ноль. Я нашел дверь с изображением нуля, открыл и очутился в прокуренном туалете с грязным унитазом. Рассвирепев, следующего сотрудника я схватил за грудки и оторвал от пола, чтобы он не сбежал.

– Минуточку! – заорал сотрудник, засучив ногами в воздухе. – Вы же у нас не в штате! А раз не в штате, то гонорар по двадцатым числам!

– Сегодня двадцать первое, – зачем-то вспомнил я.

– Ладно, ладно, – миролюбиво согласился мужик, пытаясь ногами нащупать пол. – Идите к Леночке, скажите, Полянский распорядился выдать!

Я вспомнил, что Полянский – главный редактор этого вертепа, поставил его на пол, заботливо одернул на нем пиджак и вежливо сказал:

– Я не пойду к Леночке, если вы скажете мне, куда могла подеваться Тягнибеда. – Я вкратце описал ему картину ее исчезновения. Полянский выслушал меня по стойке «смирно».

– На вашем месте я бы не волновался, – высказал он «свежую» мысль. – Элка могла: а) нарыть потрясный материал, б) уйти к подруге, в) сбежать к любовнику. И все это она могла проделать в тапках. Уж вы поверьте. Никакого криминала с ней случиться не может, если вы это имеете в виду. Уж вы поверьте.

Он развернулся и трусцой побежал по коридору. Я не стал его останавливать.

До визита к Панасюку оставалось время и я решил заехать в сарай, выгулять Рона, а заодно убедиться, что Беда не дрыхнет преспокойно на моем лежаке, пока я трясу за грудки ее подруг и начальство.

Беды, конечно, в сарае не оказалось. Зато вокруг сарая бегал следователь Питров. Он стучал энергично в дверь, пытался заглянуть в окно, и даже зачем-то смотрел на крышу. Рон из-за двери исходил истеричным лаем, но, видимо, Питров не боялся собак, он упорно хотел проникнуть в мое жилище.

Не было никакой охоты встречаться с ним, я хотел дать задний ход, развернуться и уехать, но, оказывается, следователь хорошо знал мою машину, потому что даже в темноте, заметив «аудюху», бросился мне наперерез и замахал руками. Пришлось сделать вид, что я тоже страшно рад его видеть.

– Здравствуйте! – радостно крикнул Питров и протянул мне руку в перчатке. Я вяло пожал его лапку, боясь раздавить ее своей клешней.

– Вот, решил не вызывать вас на допрос, а так побеседовать, за чайком... – Он жестом пригласил меня в мой же сарай.

– Заварка кончилась. – Я открыл сарай и выпустил Рона на улицу. – Да и топить тут часа два надо, чтобы шапку снять и перчатки.

– Да, да, скромно живете. Что так?

– Как?

– Скромненько?

– Мне мало надо.

– Да? Я слышал, у вас есть средства.

Слышал он! Если минуту назад я еще раздумывал, не выложить ли ему все начистую, включая хранение оружия, организацию побега и исчезновение Беды, то теперь решил, что буду молчать, даже если он меня арестует и учинит настоящий допрос.

– Средства есть не у меня, а у моего деда, – буркнул я себе под нос.

– Да, да, странная история.

По-моему, он хотел сказать «темная».

Я молча уселся на единственный стул. Он тоже согнул в коленях ноги, зацепился худеньким задом за край лежака, да так и остался в загадочной позе – ни сидя, ни стоя; и это выводило меня из себя, мешало сосредоточиться.

– Убийца какое-то время проживал вместе с вами..., я сделал запрос по вашей личности...

Я, несмотря на холод, вспотел.

– И что, она вам не очень понравилась?

– Ну что вы! – Он радостно засмеялся. – Героическая личность! Из теплых краев вдруг переехать в Сибирь только за тем, чтобы учить детей! Чертовски благородно, особенно если учесть, что дедушка ваш – Сазон Сазонов внезапно разбогател! И вам кое-что обломилось.

Наверное, он имел в виду дом в Марбелье.

Я почувствовал, что вполне могу придушить этого весельчака Питрова, пусть к моим грехам прибавится еще один.

– Вы пришли рассказать мне обо мне? – Я постарался не орать.

– Не кричите, – поморщился Питров. – Я пришел спросить вас, что вы делали позавчера с девятнадцати до двадцати одного часа. Заметьте, без протокола пришел спросить.

Я подышал поглубже, представил сигарету, глубоко затянулся и расслабился. Я даже улыбнулся, представив его рожу, если я прямо сейчас, без протокола выложу напрямую, что тогда делал. Покурил ганджубаса из «ракеты», угнал машину у короля угонов Лехи Гона, вывел из ментовки через черный вход предполагаемого убийцу своего ученика, ушел от погони, отстреливаясь жирной самсой, а потом спрятался на квартире директора школы, отправив того ночевать к любовнице. Мне стало весело, но я вежливо, делая вид, что старательно вспоминаю, сказал:

– В это время я у своей гражданской жены Эллы Тягнибеды чаи гонял.

– Эллы Тягнибеды, – повторил Питров. – Она подтвердит?

– Запросто, – заверил я.