Текст книги "Домик с крокодилами"

Автор книги: Ольга Степнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Я вышла из спальни с тяжёлым сердцем.

Домик, в котором жил Бизя, произвёл на меня приятное впечатление.

Бизон действительно не закрыл дверь, и я без труда залезла в святая святых – его холостяцкое логово. Логово оказалось чистым, уютным и со всеми техническими прибамбасами, которые необходимы для жизни.

Я перерыла всё, что возможно, в поисках своей фотографии, но не нашла даже маленького снимочка, глядя на который, Бизя ностальгировал бы и страдал по мне. Всё было – автомобильные журналы, огромное количество дисков с фильмами и даже домашние тапки, которые Бизон никогда не признавал, а моей фотографии не было. Я могла утешить себя тем, что он носит мой снимок у сердца, но не стала.

Нет, так нет.

Может, он и правда решил начать новую жизнь, в которой для меня нет даже маленького местечка?

Своей фотографии я не нашла, зато в заднем кармане джинсов, валявшихся в корзине для грязного белья, обнаружила записку, написанную девичьим почерком: «В моей смерти винить Глеба Сазонова».

Во как! В моё отсутствие всё зашло гораздо дальше, чем я могла ожидать. Оказывается, девки топятся, вешаются и режут вены от безответной любви к Глебу Сазонову.

Я сожгла записку, подпалив её зажигалкой, а вместо неё сунула в карман новую: «Как живёшь, Казанова? Постирай штаны!» Это была детская выходка, но удержаться от неё я не смогла.

Прямо перед домиком находился огромный бассейн с бирюзовой водой. Зачем он был нужен в такой близости от моря – непонятно, но мне вдруг очень захотелось нырнуть с вышки, чтобы ощутить свободный полёт и восхищённые взгляды из окон. А что, если мне позволено побывать в доме у Бизи, то почему я не могу воспользоваться бассейном, тем более, что всегда ношу под одеждой купальник?..

Я вышла из дома и разделась на лавочке.

– Эй! – окликнул меня звонкий голос. Я оглянулась, но никого не увидела. – Эй, вешалка, что за стриптиз на моей территории?!

Из зарослей кустарника на дорожку вышла девица примерно двадцати лет с внешностью, которую принято называть «рыжая бестия». «Вешалкой» меня уже лет пять никто не называл в силу моего звёздного статуса, поэтому я сделала вывод, что девица вообще не умеет читать – ни классиков, ни современников.

– Ты кто? – подбежала она ко мне, подметая дорожку длинным голубым сарафаном, через который как на рентгене просвечивало её юное тело.

– Ты не поверишь, но я Элла Тягнибеда.

– И что? – уставилась она на меня миндалевидными глазами. – Что это даёт, что ты Элла, да ещё какая-то там Беда?

– Ты что, не смотришь телевизор? Не читаешь глянец? Не рассматриваешь обложки книг?!

– Слушай, я бы на твоём месте оделась и никогда не раздевалась.

– А я бы на твоём месте никогда не разговаривала, – не осталась я в долгу.

Она вдруг прищурилась, посмотрела на меня очень внимательно и воскликнула:

– Да ты Джулия Робертс!

– Пусть будет хоть так, – со вздохом согласилась я, хотя была похожа на Джулию Робертс как муравьед на утконоса.

– А почему ты сказала, что мне нельзя разговаривать?

– А почему ты сказала, что мне нельзя раздеваться?!

– Я вредная.

– А я ещё вреднее, – парировала я. – Голливудская закалка!

Она села на лавочку и закурила, достав сигареты из крошечной сумки.

Я села рядом.

– Ты дочь Ирмы?

Она кивнула и прищурилась, глядя на воду, в которую я так мечтала нырнуть.

– Что ты думаешь по поводу похищения своего брата?

– А что я должна думать?

– Может, подозреваешь кого-то?

Она затянулась и ещё больше прищурилась. Я вдруг подумала, что девчонка только притворяется полной дурой, а на самом деле…

– Если я даже и подозреваю кого-то, кому есть до этого дело? Кому есть дело до моих мыслей и подозрений?

– Мне.

Она усмехнулась и встала.

– Иди, Джулия Робертс, книжки свои пиши!

Ага, всё-таки, она узнала меня, всё-таки, дуру валяла, всё-таки, за своим показным дебилизмом скрывает детские комплексы и тонко чувствующую, обиженную натуру!

– Стой! – схватила я её за руку. – Мне есть дело до твоих мыслей и подозрений! Поверь, я не каждому говорю такие слова! Насколько я поняла из разговора с Ирмой, тебя зовут Настя?!

– Уже всех обработала! И имя моё узнала! – Настя села рядом со мной. – Да, я Настя. Так и пиши в своей книжке – нелюбимая дочь, которая ненавидела своего брата!

– Запомни, я не пишу в своих книгах про реальных людей. Это чревато судебными разбирательствами, обидами и неприятностями. Почему ты ненавидела Прохора?

– Потому что он только притворялся идиотом, чтобы его все любили, а сам… Ничего он не боялся, только придуривался!

– Тебе не кажется, что такому маленькому ребёнку невозможно всегда притворяться? Ты ревнуешь его к матери? Считаешь, что тебе уделяют мало внимания?!

Она пожала плечами.

– Не нужно мне её внимание! Что я, маленькая, что ли?!

– Ты сама себе противоречишь. То говоришь, что Прохор притворялся ненормальным, чтобы перетянуть на себя внимание и любовь матери, то заявляешь, что уже взрослая и тебе наплевать на мать! Скажи, когда в два года Прохор вывалился из окна второго этажа, ты случайно не помогла ему?

Настя захохотала звонко и весело.

– Нет, ну тебе точно только детективы писать! Нашла злодейку! Прошка с двух лет идиотом прикидывался. Ему говоришь – нельзя, а он лезет! Ему говоришь – не трогай, а он хватает! В тот день нянька придти не смогла, заболела, а у мамаши дел, как всегда, на работе невпроворот было, вот братика на меня и повесили, будто я крайняя. Я его за ногу к столу привязала, чтоб не нос не совал, куда не надо, а сама села в наушниках музыку слушать. Ну и что ты думаешь? Это придурок от стола отвязался, стул к подоконнику подтащил и из окна вывалился! Дальше – картина маслом. Никас орёт, Прохор визжит, мамаша, которая невесть откуда взялась, в истерике бьётся… Меня тогда поездки во Францию лишили. Денег два месяца не давали. А парню, с которым я дружила, сказали, чтобы он не звонил мне. Вот так. А ты говоришь – ревнуешь! Да не ревную я, просто жизни мне в этом доме не стало, как он родился. Да если бы я захотела вытолкнуть Прохора из окна, он бы шишкой на лбу не отделался, уж поверь мне!

– Верю, – вздохнула я, поражённая её цинизмом. – Скажи, а что насчёт твоих подозрений? Кому могло взбрести в голову похитить Прохора, учитывая неприкосновенный статус твоей матери?!

Настя затушила сигарету, сунула бычок в щель между досками лавки и сжала коленки, стиснув между ними миниатюрную сумочку. Она хотела мне что-то сказать – важное и разоблачающее, – я видела это по её заблестевшим глазам и задрожавшим губам, но… она передумала.

– Пишите свои детективы на вымышленные сюжеты, – отрезала Настя и встала.

У меня был последний, маленький, никчёмный вопросик, который я не могла не задать.

– Скажи, кто в этом доме покончил с жизнью из-за Глеба Сазонова?

– Я, – усмехнулась она и пошла по дорожке, ведущей к дому. Ветер трепал её голубой сарафан, под которым просвечивало полудетское тело.

Я всё-таки прыгнула с вышки, потому что не привыкла себе отказывать в маленьких, осуществимых желаниях, а когда вынырнула – увидела волосатую руку, протягивающую мне блокнот и ручку.

– Автограф, пожалуйста, – взмолился огромный, высокий парень, который провожал меня к Никасу.

– Вы читаете мои книги? – удивилась я, беря ручку.

– Да! Читаю! – горячо заверил меня охранник. – Все, все, все и по два раза.

– Трогательно, – я подтянулась на руках и села на бортик. – Вас как зовут?

– Арно. Вернее, Арнольд. Как Шварценеггера меня зовут!

«Арно от Эллы Тягнибеды с пожеланием стать губернатором Калифорнии», – подписала я листок в блокноте и размашисто расписалась.

– Спасибо, – прижал он блокнот к груди. – Большое спасибо!

– Трогательно, – повторила я, разглядывая его квадратную челюсть, и маленькие, глубоко посаженные глазки. Честно говоря, он не производил впечатление человека, умеющего читать.

– Ты секьюрити? – уточнила я.

– Охранник, – кивнул Арно, присаживаясь рядом со мной и не боясь намочить тёмный, безупречный костюм. – Личный охранник Ирмы Андреевны! Уже два года на неё работаю, – хвастливо сообщил он.

– А что, это долго?

– Очень. До меня тут дольше шести месяцев парни не удерживались.

– Почему?

– Ну… Требования у хозяйки слишком высокие. А я в спецподразделении служил, Чёчню прошёл. У меня реакция как у снежного барса!

– А что, есть опасность, что на Ирму могут напасть? По-моему, она уверена в своей неприкосновенности в этом городе.

– Уверена-то уверена… – Он взял маленький камушек и швырнул его в воду. – Только осторожность никогда не помешает. Громова по статусу не может без охраны передвигаться.

– Что ты думаешь о Насте?

– Шалава.

– Разве можно так говорить о хозяйской дочери?

– Но ты же не хочешь, чтобы я тебе врал?

– Какие у неё отношения с Глебом?

– Вроде бы никаких. Я сразу предупредил Глеба, что старшенькая у Ирмы нимфоманка. Впрочем, он и без моих предупреждений человек с головой.

– Кто же тогда покончил с собой из-за моего мужа?

Вопрос повис в воздухе как жужжащий шмель.

– Никто. – Арно снова швырнул камушек в воду. – Вернее, Настька пыталась утопиться, но Глеб её спас.

– И чего ж она топилась, если между ними ничего не было?

– Хотела наказать за то, что он остался к ней равнодушным. Она всех наказывала: и тех, кто от неё шарахался и тех, кто на неё западал. И записки писала с именем виновника! Меня она своим вниманием обошла, потому что уж больно у меня вид грозный! Настьку всегда спасали, а «виновника» из дома под зад выгоняли. Хозяйке шашни дочки с прислугой не нужны были. Только про Глеба Ирма сказала, что он жену любит и ни на какие интрижки с её дочкой не пойдёт! Пожалуй, он первый человек, который так обаял Громову.

Я улыбнулась. Мне была приятна точка зрения Ирмы Громовой.

– Как ты думаешь, кто мог похитить Прохора?

Арно нахмурился, хотел опять швырнуть камень, но передумал.

– Не знаю. Иногда мне кажется, что только нечистая сила. На Ирму Андреевну действительно мало кто рискнёт замахнуться. Разве что… приезжий.

– Ты на что намекаешь? – возмутилась я. – В доме приезжий только один – Глеб!

– Что ты! – испугался Арно, по-бабьи замахав руками. – Что ты! Нет, конечно! В городе полно туристов!!

– Бред какой-то, – усмехнулась я. – Сына влиятельной и богатой женщины похищает турист? Зачем?!

– На органы! – выпалил Арно.

– Какие? – задала я наиглупейший вопрос.

– Ну… печень, почки, сердце… мозги, наконец.

– Вот уж не слышала, чтобы пересаживали мозги, – пробормотала я, поражённая такой дикой версией. – Послушай, но если даже на органы… Разве не проще украсть ребёнка из неблагополучной семьи, которого никто не хватится?

– Насколько я слышал, в этом деле есть проблема совместимости, – прошептал Арно. – Ну, в смысле не любой орган подойдёт любому человеку! А Ирма Андреевна Прохора с самого рождения по врачам таскала! Его анализы в десяти клиниках есть! А вдруг нечистый на руку врач…

– Так, всё! – остановила я его, вскинув руку. – Эту версию не рассматриваем, она бесперспективна. Это тупик. Даже если это действительно так, Прохора уже нет в живых. Мне больше нравится версия с выкупом, тогда у мальчишки есть шанс выпутаться без особого вреда для здоровья.

– Тебе видней, – сказал охранник. – Ты детективы пишешь.

– С хорошим финалом, – подмигнула я. – Ты можешь представить, чтобы хоть одного героя моих книг разобрали на органы?

– Ну… если это второстепенный герой, которого не жалко разобрать на запчасти, то очень даже могу представить! – справедливо заметил Арно.

– Прохор – главный герой! – я решительно встала, подошла к лавочке и оделась. – Хоть я и отрицаю, что беру сюжеты из жизни, только где их ещё брать?! Где? На другой планете?

Я вдруг заметила вдалеке двухцветную старую «Волгу», которая ни возрастом, ни дизайном, ни своим советским происхождением не вписывалась в обстановку этого богатого дома.

– Это что за раритет? – кивнула я на машину.

– Памятник блондинкам, – улыбнулся Арно. – Глеб купил эту машину себе, но Прохор утопил её в бассейне на уроке вождения как настоящая блондинка!

– Нет, ну точно, Прохор – главный герой! – захохотала я. – Такой воскреснет даже из пепла!

Арно подошёл ко мне и преданно заглянул в глаза.

– Я бы тоже хотел быть главным героем твоего романа, – расплылся он в широкой улыбке. – Которого никак нельзя умертвить!

– Будешь, – похлопала я его по плечу. – Скажи, в доме есть прислуга?

– Тётя Маша, кухарка.

– А горничные? Такой большой дом, и без горничных?!

– Горничные только приходящие. Две девушки приходят с утра, убирают, поливают цветы и уходят. Ирма Андреевна очень не любит посторонних людей в доме.

Я опять ударила его по плечу, взяла сумку и пошла в дом, решив во что бы то ни стало поговорить с тётей Машей.

Иногда прислуга знает о хозяевах то, чего хозяева не знают о себе сами.

Кухарка, как ни странно, нашлась на кухне.

Она резала лук и рыдала, будто только что отправила в армию любимого сына.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась я с благообразной тётушкой в фартуке.

– И тебе не болеть, – кивнула тётя Маша, тыльной стороной руки утирая слёзы. Она вполне подходила под возраст, внешность и профессию моих читательниц, но экстаза при моём появлении почему-то не испытала.

– Меня зовут Элла! – Я присела возле стола, не дожидаясь её приглашения.

– И чё?! – всхлипнула тётя Маша. – Обед в пятнадцать ноль-ноль, раньше и не рассчитывай!

– Да я вообще мало ем, – я выхватила из-под ножа кусок лука и съела его, не поморщившись.

– Наглая ты какая-то, – вроде как удивилась кухарка, прекратив шинковать лук и вытерев руки полотенцем. – Ты кто?

– Новая кухарка, – ляпнула я.

– Батюшки! – всплеснула тётя Маша руками и… вдруг вылила за окно кипевший в кастрюле борщ.

– Блин… – растерялась я, глядя, как кухарка нервно снимает фартук. – Вообще-то, я пошутила.

– Сама вари! – теперь уже настоящими слезами залилась тётя Маша. – А я в деревне корову заведу! Молоком торговать буду! Что, Ирма захотела по-японски питаться?! Ишь, какую тощую повариху нашла! Это ты на креветках под два метра вымахала?! – Она швырнула в меня полотенце.

– Я пошутила! – вскочила я. – Извините, шуточки у меня такие… идиотские…

– У меня тоже шуточки идиотские! – Тётя Маша вдруг схватила высокую стойку со специями и шваркнула её об пол. Склянки разбились, в воздухе зависли перец, корица, молотый имбирь и ещё какая-то дрянь, от которой засвербило в носу, и потекли слёзы. Я начала чихать. Так сильно я никогда не чихала – казалось, что земля свернула с орбиты, мир перевернулся, потолок стал полом, а пол потолком.

– Вот и готовь теперь, как хочешь! А я в деревню, молоком торговать! – заорала кухарка и сделала решительный шаг, очевидно, в сторону деревни.

– Стойте! – схватила я её за руку. – Я не повариха! Я писательница!

– А в поварихи зачем пошла? – уставилась на меня тётя Маша.

– Да пошутила я!

– А смысл?

– Я всегда без смысла шучу.

– Батюшки, – оглядела разгром кухарка. – Сколько добра угробила!

Она тоже начала чихать, и я её поддержала. Мы чихали минут пятнадцать, пока перец, корица и другие специи не осели на пол. Тётя Маша полила их водой из чайника, чтобы они не порхали больше от малейшего колебания воздуха.

– Первый раз такую дуру вижу, – покачала головой кухарка.

– Это вы про себя?

– Про тебя, болезная! Теперь обеда даже в семнадцать ноль-ноль не будет, и не рассчитывай!

– Я не рассчитываю. Я детектив, хотела задать вам пару вопросов.

– Опять шутишь? – Тётя Маша уселась на стул. – Учти, я в деревню уеду, будешь тут одна шутить, без соли и перца.

– Фу-у… – Я так переутомилась от последствий своей дурацкой шутки, что действительно захотела есть. – Я детектив, – повторила я, достав из сумки волшебную тысячу. – Хотела бы задать вам пару вопросов.

– Задавай, коли не шутишь, – вдруг легко согласилась кухарка, схватив деньги. – У меня на корову всё равно ни сил, ни средств, ни подходящей деревни, – вздохнула она.

– Что вы думаете об отношениях Ирмы и Никаса? Она ведь намного старше мужа!

– Ничего не думаю. Моё дело кормить, а не думать.

– Неужели вы кормите хозяев, не замечая, как они друг к другу относятся? На вас это не похоже.

– Да господи! Странно они друг к другу относятся! Как я к коровам. Вроде и хочется завести, да негде.

– Не поняла связи…

– А чего понимать?! Никас для Ирмы – корова, для которой нет стойла. По первости она к бизнесу его приучить пробовала, но он же тупой, Никас!

– Что-то я этого не заметила.

– Знаешь, кем он был до того, как Ирма его подобрала? Стриптизёром! Голой жопой на сцене крутил. А она его – в бизнес, да сразу начальником отдела! Он ей пару объектов запорол, так она его в секретари перевела. А какой из такого разгильдяя секретарь?! В общем, дома он засел, как украшение интерьера. Тьфу, срам! Ирма побаловалась красивой игрушкой, налюбовалась и… по-моему, охладела. Всю свою любовь на Прохора переключила.

– И что же, Никас, такой молодой и красивый, сутками сидит дома и ничего не делает?

– Нет, почему же не делает? Купается, загорает, мышцы на тренажёрах качает, боевики свои поганые смотрит, на яхте по морю шастает. А из дома выезжает только с Прохором в дельфинарий.

– В дельфинарий? – удивилась я. – Прохор же, вроде, всего боится?

– А дельфинов очень любит, – вздохнула кухарка. – Прямо души в них не чает и даже согласен среди людей потолкаться, только чтобы с этими умными рыбами пообщаться! И папку он тоже очень любит. Как увидит его, со всех ног несётся, готов на край света за ним бежать.

– Значит, Никас к Ирме не охладел? Он примерный муж и хороший отец?

– Как же, охладеет он! Да где этот стриптиз, тьфу, такие деньги ещё найдёт?! Где?! Богаче Ирмы только Абрамович, и то не факт. А насчёт отца… Сомневаюсь я, что он хороший отец. Мне кажется, что он Прохора специально запугивал! Я как-то слышала, как он ему про смерть рассказывал. Страшно так рассказывал, не для любимого ребёнка этот рассказ был. У меня самой мурашки по спине побежали и ноги подкосились.

– Где Настин отец?

– Умер, когда дочке исполнилась два года. У него обнаружили рак в последней стадии. Ирма ничего не смогла сделать. Убивалась она недолго, это был брак по расчёту.

– А Настя Прохора любит?

– А кто из старшеньких младших любит? Редко это бывает. Прохор как родился, мать про Настю совсем забыла. Настёна учёбу забросила, с парнем своим разругалась, стала нервная, неприкаянная… А в прошлом году забеременела от кого-то. Скандалище был! Ирма её на аборт таскала, хотя срок уже больше четырёх месяцев был. После аборта Настёна словно сдурела. Работать не хочет, учиться тоже, замуж не собирается.

– Понятно. Значит, у Ирмы на шее сидит парочка великовозрастных бездельников. Кто мог похитить Прохора, как вы думаете?

– Никто. Я думаю, пацан сам сбежал.

– Как – сам?!

– Так. Тот тип, которого Ирма наняла воспитателем, знаешь, какой бандюган? Он мальчишке быстро мозги вправил и от всех страхов его отучил! Развратник! Я сама видела, как он Настёну насильничал! Прохор после его так называемого воспитания запросто сбежать мог! Сел в поезд и – тю-тю! – в дальние страны!

– Тю-тю, – недоверчиво повторила я. – Прохора же вроде из танцшколы кто-то увёл?

– Ну, не знаю. Не мог его никто увести. Проша уж больно подозрительный мальчик, с чужими не разговаривает. Хотя… бандюган этот, воспитатель, мог чему угодно его научить.

– Спасибо, – я встала.

– Не мог мальчишку никто похитить, – твёрдо сказала тётя Маша. – Ирму в городе уважают и боятся. Она депутат горсовета, фонд благотворительный держит для больных СПИДом, праздники всякие спонсирует, детям-сиротам помогает. Не мог её никто из местных тронуть, разве что турист…

– Опять турист, – вздохнула я. – Зачем туристам воровать местных детей?

– На органы!

– Тьфу! – Я выскочила из кухни, дивясь стандартности человеческого мышления.

– На обед раньше восьми вечера не рассчитывай! – крикнула мне вслед тётя Маша. – И учти, борщ будет несолёный!

Идея поговорить с учительницей танцев лежала на поверхности, но в клубе, где располагалась самая дорогая и престижная школа танцев, мне сказали, что Ирина Петровна, преподававшая у Прохора Громова, уволилась.

Я ушла несолоно хлебавши.

Было ли это внезапное увольнение связано с исчезновением Прохора? Этого никто сказать не мог. Адреса её мне тоже никто не дал. Все, с кем мне удалось поговорить – директриса, охранник, и даже коллеги Ирины Петровны, – в один голос уверяли, что она уехала к маме «куда-то на Север». Летом! Скорее уж, мама должна навестить дочку у моря… К гадалке не ходи, увольнение смахивало на поспешное бегство.

Я вышла из здания клуба и закурила.

Разговоры с домашними ничего не дали, кроме укола ревности, когда кухарка сказала, что Глеб «насильничал Настю».

Осмотрев окрестности, я увидела недалеко от автостоянки продавца семечек. Он сидел на раскладном стульчике перед перевёрнутым ящиком, на котором лежал полотняный мешок с семечками, и крутил из газеты кулёчки. Один глаз продавца скрывала чёрная пиратская повязка.

От удивления я присвистнула.

Вот уж не думала, что до сих пор встречаются типы, которые носят пиратские повязки и продают семечки в газетных кулёчках!

Отбросив сигарету, я ринулась к нему.

– Здорово, папаша! – не рассчитала я с приветствием.

Вблизи «папаша» оказался едва ли не моложе меня.

– Семечки жареные, крупные, чистые! – заорал парень как оглашенный. – Налетай! Раскупай! Лузгай!

– А что, бывают мелкие и грязные? – удивилась я.

– Бывают даже обкаканные.

– Кем, господи?

– Птицами, разумеется. Кстати, меня зовут Пётр, а не господи. Налетай! Раскупай! Лузгай!

Оценив его юмор, я протянула волшебную тысячу.

– Стакан – двадцать рублей. У меня с ваших денег сдачи нет!

– Это не за семечки. Ответишь на пару вопросов?

– Вы думаете, у меня есть ответы на ваши вопросы?! – Он посмотрел на меня единственным глазом, цвет которого трудно было определить из-за прямого солнца.

– Думаю, да. Что у тебя с глазом?

Он забрал деньги и спрятал в карман.

– Встречался с замужней женщиной. Её муж хорошо метал ножи. За мой глаз ему дали всего год условно, признали состояние аффекта. Я был ювелиром, теперь вот семечками торгую. Всё?

– Почему протез не вставишь?

– А оно надо? Видеть всё равно лучше не стану. Ещё есть вопросы?!

– Вчера ты торговал тут семечками?

– Я всегда торгую.

– Вспомни, ты не видел мальчика лет десяти… – Тут я вдруг поняла, что у меня не хватило ума попросить у Никаса фотографию Прохора, и я не могу описать его внешность. – Мальчика, которого запихивали в машину? – договорила я без всякой надежды на успех.

– Видел, – кивнул одноглазый. – Какого-то пацана вывели чуть раньше, чем всех остальных детей. Я удивился, что он не переобут в уличную обувь. На нём были танцевальные тапки.

– Кто его вывел?

– Симпатичная девушка в тёмных очках. У девушки были светлые волосы, ей лет двадцать пять, не больше. Одета как все – джинсы и розовый топик. Я почему запомнил, пацан сначала вроде как радостный шёл, болтал с ней, а как в машину садиться, вдруг заупрямился, закапризничал, упираться стал. Девушка его практически силой на заднее сиденье запихнула. Я ещё удивился – почему ребёнка после занятий не переобула?

– О чём они говорили?

– Мне отсюда не слышно.

– В какую машину она его затолкала?

– В белую «восьмёрку» без номеров. Стёкла тонированные.

– Здрасьте, приехали, – выдохнула я.

След, взятый с таким трудом, обрывался… Белую «восьмёрку» без номеров с тонированными стёклами можно искать с фонарями до окончания века.

– Я ответил на тысячу рублей?

– Да. Спасибо.

Я разочарованно поплелась к машине.

– Налетай! Раскупай! Лузгай! – заорал одноглазый. И вдруг: – Стой! Я вспомнил! У той «восьмёрки» на заднем правом крыле продольная вмятина! Очень сильная, металл почти рваный!

– Спасибо, – я помахала ему рукой.

Рваная вмятина – тоже не бог весть какой опознавательный признак, учитывая, такие машины сразу после совершения преступлений или сжигают, или бросают на свалке.

Уже отъезжая от клуба, я вдруг заметила знакомый голубой сарафан. Его подол мелькнул, скрываясь в красном «Пежо».

Настя?!! Следит за мной?! Скорее всего, это было не так, потому что «Пежо» нервно рванул вперёд, не дождавшись, когда тронется моя «Ауди». Скорее всего, мне придётся следить за Настей, и в этом есть много смысла: ведь хотела же она что-то сказать мне, хотела, но не сказала! Испугалась?! Чего? Впрочем, скорее – кого.

Машинка моя для слежки совсем не годилась – слишком яркий цвет, слишком приметная марка. Приходилось шкериться за поворотами, а на светофорах занимать совсем другой ряд, демонстрируя намерение повернуть не туда, куда я собиралась поворачивать. Настя ехала нервно, тормозила резко, и так же резко срывалась с места, забывая выключить поворотники. Следить за ней оказалось чрезвычайно трудно, мне пару раз чуть не влетели в бок, а пару раз я сама чуть не «поцеловала» дисциплинированных водителей.

Наконец, «Пежо» вклинился на забитую автомобилями стоянку и затормозил, перекрыв выезд как минимум трём машинам. Не успела я сориентироваться, как Настя выскочила из салона, и, небрежно звякнув сигнализацией, торопливо пошла к большому зданию. Наплевав на правила парковки, я бросила «Ауди» поперёк стоянки и помчалась за ней.

Здание оказалось лишь воротами и переходом к открытому павильону с выходом в море. Здесь пахло рыбой и стоячей водой. По запаху, восторженным воплям и плеску воды я догадалась, что попала в дельфинарий. Вокруг сновало много раздетого народу с детьми, возбуждённые голоса сливались в один сплошной гул, а атмосфера праздника, царившая здесь, закружила так, что я потеряла Настю из вида.

Купив в кассе билет, я помчалась к тихой заводи, где плескались дельфины, под пятки подбрасывая пловцов до небес. Насти не было ни среди зрителей, ни среди купающихся. Ко мне подошёл высокий молодой парень в одних плавках и забрал у меня билет.

– У вас абонемент на тридцать минут, – сказал он. – Переодеться можете в раздевалке.

– Да? – удивилась я тому, что приобрела какой-то абонемент. – Но я не хочу к дельфинам, мне нужна девушка в голубом сарафане!

– Вы пришли в дельфинарий, чтобы встретиться тут с подружкой? Тогда не советую искать её по цвету одежды.

Моя тупость меня поразила. Я высматривала голубой сарафан среди людей, которые поголовно были в купальниках! Настя наверняка разделась…

– Я дура, – пожаловалась я инструктору, или кто он там был.

– Это прекрасно лечится общением с дельфинами. Может, небольшой заплывчик, в качестве тренировки ума?!

Ответить я не успела. Кто-то сильно толкнул меня в спину, я упала на что-то скользкое, мокрое и очень подвижное. Инструктор и пикнуть не успел, как я оказалась в воде. Плавала я как рыба, но от неожиданности пошла ко дну. Опять что-то мощное толкнуло меня под зад, и я вылетела на поверхность, догадавшись, что стала игрушкой какого-то невоспитанного и слишком игривого дельфина, привыкшего вести себя с посетителями по-хозяйски. Едва я успела глотнуть воздуха, как этот интеллектуал пихнул меня носом под пятки, и я взлетела в небо со скоростью баллистической ракеты. Космос был близок, как никогда… Уж не знаю, какое люди получают от этого удовольствие, но я почувствовала себя маленьким мячиком в лапах монстра. Едва я спилотировала обратно в воду, как этот дикарь снова поддел меня носом под пятки, и я полетела вверх, отчётливо видя в открытом море линию горизонта и множество яхт с раздутыми парусами.

Перспектива летать так бесконечно долго, меня не обрадовала, поэтому я сгруппировалась, максимально изолировав свои пятки от внешнего мира. Дельфин не растерялся и поддел меня носом в бок. Я успела отпихнуть его ногой, и удар получился не слишком сильным. Пока эта скотина раздумывала, что бы со мной ещё сделать такого интересненького, я со спринтерской скоростью подплыла к берегу, дав себе зарок никогда в жизни не посещать дельфинарии.

– Я же говорил, что нужно раздеться, – инструктор помог мне выбраться на берег. – Это Сенечка, он ещё очень молод, поэтому иногда безобразничает. Хотите его покормить?

– Я бы хотела отыскать на дне свои очки. Они у меня одни, и без них я вообще ничего не вижу. Я даже не пойму, парень вы или девушка.

Инструктор молча нырнул и через минуту вернул мне мои окуляры – целые и невредимые. Я протёрла их и нацепила на нос.

– Ну как? – поинтересовался инструктор. – Я перестал походить на девицу?

– Да, перестали.

– Зато вы стали мне кого-то напоминать.

– Не берите в голову. Я очень похожа на известную писательницу Эллу Тягнибеду.

– Ах, да! Она в прошлом году посещала наш дельфинарий. Осталась очень довольна!

– Да-а?!! – поразилась я этому факту своей биографии. – Что вы говорите?! А мне она показалась особой, которая не в восторге от воды и всего, что в ней плавает.

– Отойдите подальше от края, а то Сеня…

Я еле успела отпрыгнуть, прежде чем Сеня винтом вылетел из воды, и, прыгнув на берег, попытался сделать мне подсечку и утащить в бассейн.

– Вот привязался, – покачала я головой.

– У вас ещё есть двадцать три минуты, – посмотрел на часы инструктор. – Может, познакомить вас с Эльзой? У неё чудесный характер и…

Уж не знаю, Эльза это была, или ещё какой хрен моржовый, но огромная туша, вылетев из воды, игриво трепыхнулась в воздухе.

– Послушайте, я не любительница всех этих экстремальный купаний! Можно задать вам пару вопросов?

– Смотря каких.

– Вы знаете семью Ирмы Громовой?

Инструктор отступил на шаг и как-то по особенному осмотрел меня с головы до ног.

– Весь город знает семью Ирмы Громовой, – лаконично ответил он. – А почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что… – сказать, что Прохора похитили, я не могла. Я вообще не могла ему ничего сказать! – Я подруга Насти Громовой и потеряла её здесь десять минут назад.

– Пойдёмте, – махнул он рукой в неопределённом направлении.

Через минуту я сидела в небольшом кабинете, где всё – стол, кресло, телефон, многочисленные фотографии на стенах, – воняло рыбой.

– У Насти Громовой нет подруг, я это точно знаю, – с усмешкой сказал инструктор, усаживаясь в кожаное кресло. В трусах и резиновой шапочке он выглядел за рабочим столом очень комично. – Зазнайство этой девицы не знает границ. Моя сестра Линда пыталась с ней подружиться, но у неё ничего не вышло. У Насти вздорный, склочный характер. Она на дух не переносит рядом с собой особ женского пола. И потом – вы не могли с ней здесь разминуться! Настя никогда не ходит в дельфинарий, уж не знаю, почему.

Если он рассчитывал, что загнал меня в тупик, то просчитался. После ударов по пяткам дельфиньим носом, меня ничего не страшило.

– И где же ваша сестра пыталась подружиться с Настей, если та не ходит в дельфинарий? – усмехнулась я.

– Они учились в одной школе.

– Ирма Громова отдала свою дочку учиться в обычную школу?