Текст книги "Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией"
Автор книги: Ольга Власова
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
«Метод межличностного восприятия» включал 720 вопросов, на которые испытуемый должен был ответить в течение 70 минут. Эти вопросы были разделены на 60 проблем, по 12 вопросов для каждой, а эти 60 проблем, в свою очередь, были сгруппированы в шесть групп: А. Взаимосвязь и автономия. В. Теплота отношений и поддержка. С. Унижение и недовольство. D. Разногласия: борьба/отступление. Е. Противоречия и непонимание. F. Категорическое отрицание автономии.
Ответы на предложенные вопросы должны были выявить отношение мужа к самому себе, отношение мужа к жене, отношение жены к самой себе и отношение жены к мужу. Каждый вопрос предполагал выявление прямой перспективы отношения, а также мета– и метаметаперспективы. Например:
A. Выберете какие-либо из следующих утверждений:
1. Она любит меня.
2. Я люблю ее.
3. Она любит себя.
4. Я люблю себя.
B. Какие утверждения выбрала бы она:
1. Я люблю его
2. Он любит меня
3. Я люблю себя
4. Он любит себя
C. Какие утверждения, по ее мнению, выбрали бы Вы:
1. Она любит меня.
2. Я люблю ее.
3. Она любит себя.
4. Я люблю себя.
На основании сопоставлении ответов обоих супругов по одной проблеме делались выводы о характере их восприятия друг друга. Так, сопоставление прямой перспективы (А) одного человека с прямой перспективой другого человека указывало на возможное согласие и разногласия. Сопоставление прямой перспективы (А) одного человека и метаперспективы (В) другого человека позволяло выявить понимание или непонимание. Сравнение метаметаперспективы (С) одного человека и его собственной прямой перспективы (А) указывает на то, чувствует ли он, что его понимают, или нет. Сравнение метаметаперспективы (С) одного человека и метаперспективы (В) другого выявляет возможность реализации или ее запрет. После таких множественных сопоставлений составлялась своеобразная карта отношений. В случае проведения психотерапии после прохождения курса тестирование повторялось.
По сути, работа имела конкретно-психологическую направленность и ее основная ценность была не теоретической, а эмпирической: тот огромный материал, который был получен с помощью авторского теста, так и не был достаточно теоретически осмыслен.
В каком-то смысле книгу «Межличностное восприятие» можно назвать сквозной для творчества Лэйнга. Ее призрак появляется во многих книгах и статьях, а сама идея специфического восприятия и его роли в развитии шизофрении, центральная для его творчества, была сформулирована впервые именно во время работы над этой книгой.
«Здравомыслие, безумие и семья»
Третья по времени выхода работа Лэйнга имела долгую историю. Ее он пишет в соавторстве со своим коллегой Ароном Эстерсоном. Лэйнг и Эстерсон были знакомы еще во времена студенчества в университете Глазго. Эстерсон учился двумя курсами старше, они были людьми с разными взглядами на жизнь и многие профессиональные вопросы, никогда не дружили, но тем не менее между ними было много общего. Они оба крайне негативно относились к традиционной психиатрии, считая ее постулаты необоснованными и не имеющими реального отношения к человеку.
Тогда, к концу 1950-х гг., за плечами у Эстерсона уже был опыт организации терапевтической коммуны, кибуца в Израиле, в котором статус психически больного был упразднен, и коммуной управляли сами пациенты. Они оба, и Эстерсон, и Лэйнг, много читали, они вращались в одних и тех же интеллектуальных кругах. Лэйнг влиял на Эстерсона, Эстерсон на Лэйнга. Так, к примеру, именно с подачи своего друга и коллеги Рональд познакомился с «Тибетской книгой мертвых».
Еще в 1958 г. Лэйнг вместе с Эстерсоном подают заявку в комитет по грантам Тавистокского института человеческих отношений. Во многом благодаря покровительству и помощи Джона Сазерленда проект находит поддержку. Однако эта работа стала самым изнуряющим и долгим проектом Лэйнга. Книга по материалам исследования была сдана в издательство только в августе 1963 г., а издана в апреле 1964 г.[169]169
Laing R. D., Esterson A. Sanity, Madness and Family. London: Tavistock Publications, 1964. Vol. 1. Families of Schizophrenics.
[Закрыть] Работа, стало быть, велась в течение пяти лет.
Для проведения исследования была сформирована исследовательская группа в составе Лэйнга, Эстерсона, Дэвида Шерритта и на некоторое время Питера Лоумаса, получившая название «Тавистокская группа по исследованию шизофреников и их семей». Кроме непосредственных членов группы, в качестве помощников в нее входило множество сотрудников Тавистокского института, поскольку силами трех человек такое исследование провести было невозможно.
Проект был направлен на исследование межличностного взаимодействия внутри семьи. Здесь Лэйнг представал как микросоциолог и исследовал психосоциальный фон семейной жизни. Но, несмотря на то что в центре исследования стояла семья, оно не было направлено, главным образом, на исследование патологии семейных отношений. Лэйнга интересовала коммуникация как таковая и особенности ее реализации в различных социальных, или семейных, системах:
Я хотел говорить не о семейной патологии… Меня интересовала феноменология той коммуникации, которая осуществлялась в семьях людей с диагнозом «шизофрения». <…> Идеографическое исследование образа семей, вовлекающее множество людей, не было настоящей целью. На самом деле она состояла в прояснении тангенциальной коммуникации – в исследовании коммуникации а la Бейтсон, а не в исследовании семей[170]170
Mullan B. Mad to be Normal. P. 274, 275.
[Закрыть].
Таким образом, Лэйнг продолжал идеи Бейтсона и стремился переосмыслить так называемую патологию коммуникации.
Что примечательно, эта работа связывала научные штудии Лэйнга с его биографией. Если внимательно вчитаться в его интервью и в автобиографию, в те фрагменты, где он рассказывает о собственном детстве, можно отчетливо увидеть, что семья, в которой был воспитан Лэйнг, подпадала под данное в работе «Здравомыслие, безумие и семья» определение шизофреногенной семьи.
Проект реализовывался в два этапа и был разбит на два подэтапа. Исследование на первом этапе сосредоточивало свое внимание на взаимодействии между людьми, диагностированными как шизофреники, и их семьей, т. е. на характере и особенностях отношений в семьях шизофреников. Второе исследование выступало по отношению к первому дополнительным, или контрольным, и касалось изучения семей, в которых людей, диагностированных как шизофреники, не было. При этом сами термины «шизофрения» и «шизофреник» использовались в специфическом контексте.
Лэйнг и его коллеги отказались от понимания шизофрении как факта, воспринимая эту систему описания специфического поведения как предположение, теорию, гипотезу. Они говорили не столько о шизофрении, сколько о шизофрениках, «шизофреником» называли человека, которому был поставлен диагноз «шизофрения». Авторы работы воздерживались от каких-либо суждений или комментариев относительно изменений личности шизофреника, их интересовал коммуникативный аспект. Единственное положение, которое они выдвигали, касалось того, что шизофрения не является болезнью, поскольку человек не страдает от нее в общепринятом медицинском смысле этого слова. Он лишь тот, чей опыт и поведение являются необычными по мнению его окружения[171]171
Laing R. D., Esterson A. Sanity, Madness and Family. Harmondsworth: Penguin Books, 1970. P. 18 (далее анализируется по этому изданию).
[Закрыть]. Поэтому исследование и касалось тех, кого назвали (т. е. диагностировали) шизофрениками.
Лэйнг и Эстерсон полагали, что сопоставление двух групп позволит обнаружить в семьях шизофреников специфический тип взаимодействия – так называемое двойное послание. Этот термин Лэйнг позаимствовал у Грегори Бейтсона, приспособив его для своих целей и несколько изменив суть.
Первоначально предполагалось, и это было авторской гипотезой Лэйнга, что в так называемых нормальных семьях только иногда могло присутствовать взаимодействие, основанное на двойном послании, мистификации или путанице. Но некоторое время спустя Лэйнг и Эстерсон отказались от первоначальной гипотезы. В заявке, поданной грантовому комитету в 1962 г., уже отмечалось, что, по предварительному предположению, в семьях шизофреников всегда присутствует мистификация и что в тех семьях, где мистификация не практикуется, нет даже малейшего уровня шизофреногенности. Эта гипотеза была проиллюстрирована Лэйнгом следующим образом: если «X» – личности, диагностированные как шизофреники, a «Y» – мистификация, то: 1) если есть «X», всегда есть «Y», 2) если нет «Y», нет и «X», 3) если есть «Y», иногда есть «X».
Исследование семей шизофреников было делом нелегким. Сама цель исследования предполагала, что будут опрошены все члены семьи, что перед наблюдающим взором исследователя предстанет вся семейная группа, но в семьях, в которые входили шизофреники, часто находящиеся в больницах, это было проблематично.
Проблема была решена следующим образом. Эстерсон тогда входил в штат двух больниц: Восточной и Западной больниц Ист-Энда, фактически они были структурными единицами одного учреждения. На базе этих больниц и было проведено исследование: были задействованы три семьи из Восточной больницы и восемь из Западной. Для исследования были отобраны: 1) женщины, 2) в возрасте между пятнадцатью и сорока годами, 3) которые были диагностированы как шизофреники, как минимум, двумя старшими психиатрами и так же оценивались персоналом, 4) у которых не было органических нарушений (травм головного мозга, эпилепсии и т. д.), 5) которые не имели выраженного снижения умственных способностей, 6) не имевшие мозговых хирургических вмешательств, 7) кто в год, предшествующий исследованию, получал не более пятидесяти и всего не более ста пятидесяти электрошоков[172]172
Ibid. P. 15.
[Закрыть]. Первоначально для исследования были отобраны двадцать пять семей. К концу исследования их осталось всего одиннадцать. Для их обозначения использовались псевдонимы, реальные фамилии скрывались.
В исследовании применялся своеобразный, как отмечали сами авторы, феноменологический подход: все проблемы органической патологии, психопатологии, патологии группы выносились за скобки, внимание обращалось исключительно на коммуникацию между людьми. В общем, Лэйнга и его коллег интересовали нормальные (как ни парадоксально это звучит в данном контексте), «сохранные» шизофреники. Кроме того, кто-либо из родителей этих больных должен был быть жив и проживать в Великобритании. Наличие братьев и сестер, а также детей было необязательно. В какой-то мере исследовательской группе повезло: ни одна из семей не отказалась от исследования, ни одна не вышла из него и не была против публикации результатов.
Эстерсон провел многочасовые беседы с членами семей. Сначала беседовали с родителями шизофреников, а затем в исследование вовлекали других членов семьи, включая и самого больного. Были проведены множественные парные перестановки: члены семей интервьюировались по отдельности, по парам, по тройкам и всей семейной группой. Члены исследовательской группы посещали семьи на дому или принимали их в больнице и проводили аудиозаписи бесед. Лэйнг и другие его коллеги выступали помощниками, при необходимости играя роль кого-нибудь из членов семьи. Были сделаны сотни часов магнитофонных записей, которые потом расшифровывались секретарями Тавистокского института.
Беседы были направлены на фиксацию так называемой тангенциальной коммуникации, т. е. той, при которой в ответ на вопросы двое или более людей говорили об одних и тех же вещах, но при этом демонстрировали совершенно противоположные цели и контексты. Такого рода коммуникация фиксировалась просто как факт без уточнения ее выраженности. По сути, Лэйнг и его группа стремились сравнить частоту встречаемости тангенциальной коммуникации в нормальных семьях и в семьях больных шизофренией.
Как бы там не было, но, несмотря на включенность обоих групп – и нормальных, и шизофреногенных – семей в исследование, интересы исследователей привлекали, главным образом, последние. Они демонстрировали многообразие вариантов коммуникации и представляли наиболее интересную информацию, в то время как нормальные семьи были, на взгляд исследовательского коллектива, однотипны и весьма скучны. Группа шизофреногенных семей и семей нормальных выступали в исследовании, соответственно как экспериментальная и контрольная группа.
Роль Лэйнга в исследовательской работе в качестве интервьюера не была при этом ведущей. Фактически он участвовал только в одной семейной сессии. Его участие было исключительно литературным – он был автором книги, но не исследования. Сам метод, сама гипотеза были разработаны и проверены Эстерсоном. А над расшифровками стенограмм семейных бесед поработать ему пришлось немало, поскольку именно он завершал исследование и на основании полученных многочасовых бесед выводил теорию семейной коммуникации.
Расшифровки стенограмм были составлены со всеми подробностями, но при написании книги Лэйнг не мог ограничиться сокращенными схемами и сокращенным анализом. Ему необходимо было изучение полных текстов, поэтому тогда работа полностью поглотила его. Можно даже сказать, и это не будет преувеличением, что работал он сутками: «Я понял, что при шестичасовом сне я никогда не смогу довести работу до конца, и поэтому каждую ночь я сокращал свой сон на пять минут, пока не сократил его до четырех часов. Четыре часа – абсолютный максимум»[173]173
Mullan B. Mad to be Normal. P. 276.
[Закрыть]. Пики его творческой и исследовательской активности тогда приходились на время между четырьмя и пятью часами ночи и семью и восьмью часами утра. С того времени всю свою жизнь Лэйнг будет любить писать именно по ночам и на рассвете, «когда я физически уже немного устал, но мысленно все еще бодрствую, когда тело засыпает, вокруг тишина, и я могу вариться в своей собственной мысли»[174]174
Hauptfuhrer F. R. D. Laing, Cult Hero and Baiter of Psychiatrists, Finds a New Phenomenon to Examine: His Own Birth // People. 1976. Vol. 5, № 17. May 03.
[Закрыть]. Не надо забывать, что в те времена он еще работал ординатором в Тавистокской клинике, практиковал на Уимпол-стрит и был отцом большого семейства, поэтому надо признать, что Лэйнг работал на пределе, если уже не за пределом, своих возможностей.
В этой работе Лэйнг оставляет за бортом вопросы о происхождении шизофрении и особенностях функционирования семьи, не погружаясь в теоретические споры и дискуссии и обращая внимание лишь на те моменты, которые непосредственно относятся к исследованию, а в центре исследования была семья как социальная группа. Оценивая книгу как единый проект, Лэйнг и Эстерсон, подчеркивают:
В этой книге мы надеемся продемонстрировать, что опыт и поведение шизофреников намного более социально заданы, чем считает большинство психиатров. В каждом отдельном случае мы попытаемся ответить на вопрос: до какой степени опыт и поведение того человека, который уже диагностирован как «шизофренический» больной, может быть осмыслено в свете практики или процесса его или ее семейной связки. Нам кажется, что изменение мировоззрения, которое воплощают и влекут эти описания, имеет историческое значение, не менее радикальное, чем состоявшийся около трехсот лет назад переход от демонологического к клиническому взгляду[175]175
Laing R. D., Esters on A. Sanity, Madness and Family. P. 27.
[Закрыть].
Лэйнг и Эстерсон строят свою работу на биологической, физиологической аналогии. Они понимают семью как гиперорганизм, который необходимо исследовать при возникновении шизофрении у входящих в нее членов. Реализуя целостный подход, они рассматривают группу как целостность, конституируемую практикой каждого из своих членов, поскольку семья и человек не могут существовать независимо друг от друга и которые всегда друг на друга влияют:
Однако человек и семья, по мнению Лэйнга и Эстерсона, не взаимодействуют друг с другом четко, закономерно и однонаправленно. Это пространство взаимодействия включает множественные связи, которые постоянно дополняются новыми и которые невозможно представить линейно. Человек не является лишь объектом в мире других, он не занимает определенное место в пространстве и времени семейного взаимодействия, он погружен с другими в общую семейную ситуацию и разделяет общий и одновременно специфический опыт. По этим причинам Лэйнг и Эстерсон выстраивают целостную перспективу многозвучия семейных отношений, обращая внимание на каждого члена семьи, на семью как целостную систему и на отношения между членами семьи. Этот метод исследования они называют социальной феноменологией.
В этом методе Лэйнг и Эстерсон отталкиваются от того факта, что вследствие непрерывных процессов интернализации и перепроектирования человек видит мир в рамках его изначального семейного опыта, поэтому переживание мира индивидом остается не индивидуальным, а социальным фактом[177]177
Ibid. Р. 74.
[Закрыть]. Такой ракурс исследования авторы сравнивают с просмотром футбольного матча. Для того чтобы понять, как играет футбольная команда, нужно смотреть не только и не столько на игру каждого из футболистов, нужно сосредоточиваться на их слаженном или неудавшемся взаимодействии во время матча. Исследования же семьи часто грешат индивидуальным подходом, семья при этом неизменно предстает лишь как сумма ее членов. Лэйнг и Эстерсон настаивают на рассмотрении семьи как связки, узла. Семья – это система, свойства которой не обязательно задаются характерами, опытом и поведением отдельных ее членов. Более того, к этой совокупности и нелинейности, непредсказуемости отношений отдельных членов прибавляется специфика семейной ситуации.
В работе, разумеется, по инициативе Лэйнга и под влиянием идей Ж.-П. Сартра предлагается использовать понятия практики, процесса и интеллигибельности, ряда и связки. «Анализ Лэйнга, – пишет Джила Хейм, – особенно ценен, поскольку основан на практическом использовании мысли Сартра. Несмотря на то что Лэйнг ничем не дополняет концепты серии и практики, его исследование семьи показывает, как можно использовать „Критику“ за пределами философии»[178]178
Hayim G.J. Existentialism & Sociology: The Contribution of Jean-Paul Sartre. New Brunswick, U.S.A.: Transaction Publishers, 2009. P. 98.
[Закрыть].
По мысли Лэйнга, психическое заболевание определяется в момент включения человека с его совершенно индивидуальной практикой в социальный процесс. Именно в этом двойственном характере человеческого бытия как практики и процесса, в точке их взаимоперехода и может быть определено это событие как социальный факт. В конце своего исследования Лэйнг и Эстерсон, в частности, пишут:
…Мы задавались определенной целью и, по нашему мнению, сейчас мы достигли ее. Мы могли бы, возможно, представить больше доказательств, обсудить еще множество аспектов функционирования этой семьи, но мы убеждены, что представили достаточное количество фактов в доказательство того, что два специфических симптома, обычно рассматриваемые как важнейшие симптомы органического шизофренического процесса – уплощения аффекта и несогласогласованности аффектов и мышления, – могут быть поняты как социальная практика[179]179
Laing R. D., Esterson A. Sanity, Madness and Family. P. 105–106.
[Закрыть].
И здесь нужно отвлечься и обратиться к другой работе того же времени.
Еще в 1962 г. в «New Left Review» у Лэйнга выходит статья «Ряд и связка в семье», которую во многих отношениях можно назвать эпохальной. Эта статья знаменует обращение Лэйнга к Сартру и первую попытку ввести марксизм и его понятия в психиатрию. «Критика диалектического разума» Сартра выходит в 1960 г., и уже через два года в этой статье Лэйнг задается целью «на примере семьи как конкретного поля представить отчет о двух теоретических полярностях, развитых Сартром в „Критике“, – практике и процессе, ряде и связке»[180]180
Laing R. D. Series and Nexus in the Family // New Left Review. 1962. № 15. P. 7.
[Закрыть].
В этой статье Лэйнг преодолевает дуальную ориентацию своей более ранней работы «Я и Другие» и начинает рассматривать отношения с другими во множественной перспективе. В самом начале статьи он пишет:
Люди не являются обособленными в пространстве объектами. Они – центры ориентации в мире. Эти различные центры и их миры – не острова, но природу их взаимного влияния и взаимодействия всегда было очень сложно выразить в межличностной теории. В рассмотрении человека в терминах метаморфоз группы, которой он принадлежит, вне теоретической или методологической определенности его абстрактного эго, экстраполированного от своего межличностного контекста, есть надежда, что радикальный прогресс… возможен. Это то, что уже начал реализовывать Сартр в своей… «Критике диалектического разума»[181]181
Ibid.
[Закрыть].
От двухэлементной перспективы Лэйнг совместно с Эстерсоном отказываются и в совместной работе «Здоровье, безумие и семья», подчеркивая, что семья представляет собой не двухэлементный набор аналогов, а множественную перспективу отношений[182]182
Laing R. D., Ester son A. Sanity, Madness and Family. P. 19–20.
[Закрыть].
Задаваясь целью подобного анализа понятий, Лэйнг сразу же отмечает, что будет трактовать их на примере семьи с незначительными модификациями: он не просто буква в букву следует за Сартром, а несколько переосмысляет его концепты применительно к конкретному пространству своего исследования.
Начиная с понятий практики и процесса, Лэйнг указывает, что происходящие в рамках семьи события, действия и т. д. неизменно представляются либо как результат деятельности ее агентов, либо как непрерывные серии не имеющих никакого агента операций. Если происходящее в группе может быть связано с тем, что делают ее агенты, – это практика. Если же то, что происходит в группе, не может быть представлено как результат чьего-то действия и никто не может понять, как это происходит, – это процесс[183]183
Laing R D. Series and Nexus in the Family. P. 7–8. Такое же разделение процесса и практики Лэйнг и Эстерсон предлагают и в «Здравомыслии, безумии и семье». См.: Laing R. D., Esterson A. Sanity, Madness and Family. P. 22.
[Закрыть]. По сути, практика и процесс различаются у Лэйнга по наличию агента ответственности: если кто-то ответствен за происходящее – это практика, если же агент ответственности настолько анонимен и неиндивидуализирован, что его установить невозможно, – это процесс.
Получается, что практика, будучи результатом человеческой деятельности, может быть возвращена к своим первоначальным истокам – осуществляющим ее агентам, их деятельности и ее мотивам и целям. Практика может быть осмыслена и понята. Процесс же так понят быть не может, поскольку агента не имеет. Здесь Лэйнг предлагает два пути. Во-первых, и это его новшество, процесс через социальный факт может быть возвращен к некой идее: «Если идея, к примеру, становится социальным фактом (мои соседи не любят „цветных“), если это просто вещь, то ее интеллигибельность возможна путем поэтапного возвращения вещь → социальный факт → идея → придумавшие ее люди: ее ни от кого не зависящая власть, ее анонимность, ее непонятное авторство интеллигибельны в той степени, что можно выяснить путь ее отчуждения от деятелей»[184]184
Laing R. D. Series and Nexus in the Family. P. 8.
[Закрыть]. Во-вторых, и тут Лэйнг следует за Сартром, одновременно все происходящее в группе может быть понято и прояснено, может стать интеллигибельным при условии возвращения от процесса к практике, к совокупности индивидуальных практик, от того, что происходит в группе, к тем конкретным действиям агентов, которые ее составляют.
Питер Седжвик, развивая эту идею Лэйнга и стремясь осмыслить с ее помощью его творчество, говорит о том, что идеи практики, процесса и интеллигибельности специфичны для творчества Лэйнга начала 1960-х гг. и отсутствуют в его первой книге. Он подчеркивает, что в «Разделенном Я» психотические симптомы и существование шизофреника понимаются Лэйнгом исходя из фрагментации или раскола «я». Для их осмысления они не включаются в формы практики – в формы коммуникации в пределах группы людей[185]185
Sedgwick P. R. D. Laing: Seif, Symptom and Society. P. 16.
[Закрыть]. Поэтому ранние работы представляют лишь внутренний план и не предполагают плана внешнего и, можно добавить, разделения на практику и процесс как такового.
Здесь мы наблюдаем перенесение концептов Сартра из пространства истории в пространство семьи. У Сартра при вхождении человека в социальную группу и общество его индивидуальная практика преобразовывалась в практику-процесс и становилась основой исторического процесса и, одновременно, гарантом его интеллигибельности. У Лэйнга практика отдельных членов семьи на уровне семьи как системы оборачивается процессом, но исследовать семью, осмыслить, понять и прояснить ее, сделать ее интеллигибельной можно лишь пройдя путь от семейного процесса к индивидуальной практике, при этом сохранив оба эти элемента, которые существуют лишь в единстве.
Таким образом, эти понятия должны были помочь преодолеть разрыв между процессами семьи как системы и поведением ее агентов – членов семьи. Но здесь есть одна трудность. Дело в том, что, как отмечает сам Лэйнг, каждый из входящих в семью людей, становясь ее членом, претерпевает ряд трансформаций. И здесь на сцену выходят еще два понятия статьи – серия и связка.
В статье 1962 г. Лэйнг разделяет все семьи на два типа: семьи-серии и семьи-связки. Серия – это начальная стадия формирования группы, на которой ее члены разделяют общую цель, но в ее практическом достижении друг от друга не зависят. Члены серии взаимозаменяемы, поскольку в серии не важна качественная определенность, и представляют собой своеобразное отрицательное единство. Они способны сформировать какую-то сырую идентичность на основании интерпретации поведения друг друга или обозначить общую цель их собственного индивидуального поведения. Такой серией является автобусная очередь или группа антисемитов: неструктурированное хаотическое единство. Серия объединена на основании отношения к какому-либо внешнему объекту: автобусная очередь ждет автобуса, антисемиты негативно относятся к евреям. Причем этот внешний объект не обязательно должен существовать в реальности. Главное, чтобы члены серии полагали, что он существует. Автобусная очередь является серией, даже если ожидаемый всеми автобус так и не придет.
Серия, по мнению Лэйнга, характеризуется отчуждением. Она всегда определяет себя как «они» и никогда как «мы», и эти «они» всегда «там», а не «здесь». Привлекая сартрово понимание серийности, Лэйнг поясняет:
Члены таких серий объединяются, в частности, присущими серии идеями, которых никогда не придерживается кто-то конкретно. Каждый полагает, что так думают другие. Другой, в свою очередь, думает, что так считает не он, а другие… Такая последовательная совокупность объединяется тем фактом, что каждый человек – сосед своего соседа[186]186
Laing R. D. Series and Nexus in the Family. P. 9.
[Закрыть].
Такая возможность появления другого укоренена в механизмах образования группы. Если человек говорит о том, что он солидарен с другими, или о том, что он не разделяет их позиции, он уже осуществил несколько актов того, что Лэйнг вслед за Сартром называет синтезом или тотализацией. Каждый из членов группы должен осуществить свой собственный синтез синтезов других, ибо группа как таковая не является непосредственным образованием «тебя» и «меня». Группа есть бесконечный синтез синтезов, разнообразие практик.
Более сложным и более прочным образованием, чем серия, является связка, члены которой объединяются для достижения общей цели. Так происходит в революционных объединениях, футбольных командах и т. д. Основанием связки является террор, на уровне индивида ощущаемый как страх ситуации предательства и возмездия. Связка – это группа, «единство которой достигается путем взаимной интериоризации каждым каждого другого и в которой нет ни общего объекта, ни организационной и институциональной структуры и т. д., изначально выполняющих функцию своеобразного „цемента“ группы»[187]187
Ibid. – P. 11. См. также: Лэйнг Р. Д. Феноменология переживания / Пер. E.H. Махнычевой // Феноменология переживания. Райская птичка. О важном. С. 88.
[Закрыть].
Существование связки зависит от каждого члена группы, и если один из них решает оставить группу, то узел, связка взаимных интериоризаций разрывается. Именно поэтому очень важным в функционировании связки и поддержании ее целостности является существование внешнего врага, который поддерживает ее внутреннюю сплоченность. Если для связки не существует никакой реальной внешней опасности, то она должна быть придумана. Охрана и защита группы от угрожающей опасности, по Лэйнгу, опирается на два предварительных условия: 1) сфантазированная характеристика внешнего мира как необыкновенно опасного, 2) генерирование террора с целью защиты от этой опасности. «„Работа“ связки – генерация подобного террора. Эту работу я называю насилием»[188]188
Laing R. D. Series and Nexus in the Family. P. 12.
[Закрыть], – пишет он.
Лэйнг переносит эту типологию социальных групп в пространство семейного функционирования. Семьей-серией он называет такую семью, члены которой совершенно не беспокоятся друг о друге и не испытывают никакого взаимного чувства; основания существования группы при этом находятся вовне, а не во взаимных связях ее членов. Семья-связка отличается от семьи-серии тем, что скрепляется взаимным страхом, беспокойством, виной, моральным шантажом и другими разновидностями террора. Здесь взаимная забота – только внешняя сторона и прикрытие взаимного запугивания. Впоследствии в своих книгах – и в «Здравомыслии, безумии и семье», и в «Политике переживания» – Лэйнг отказывается от этой типологии и признает, что все семьи функционируют по типу связки.
В связи с представлением группы как связки возникает очень тонкий момент, прояснение которого помогает избежать той ошибки, которую допускало множество критиков Лэйнга. Дело в том, что работа «Здоровье, безумие и семья» вызвала негативную реакцию общественности. Энтони Клэр писал:
Конечно, его интенсивная глазговская риторика перешла пределы дозволенного, и множество родственников психически больных, пытающихся справиться с этой проблемой, все еще не могут простить ему утверждений, что они ответственны за сами предпосылки того, с чем они пытались совладать…[189]189
Clare A. In the Psychiatrist’s Chair. London: Heinemann, 1992. P. 204–205.
[Закрыть]
Ко времени выхода книги, т. е. к середине 1960-х гг., в Великобритании исследование семей шизофреников было весьма новым, весьма революционным и весьма и весьма спорным. Фактически этим исследованием Лэйнг и Эстерсон бросали вызов биологической психиатрии. В 1962 г. во время своего посещения Америки Лэйнг обнаружил там целых пять центров, проводящих подобные изыскания. На его родине тогда не было ни одного.
Одним из таких центров была школа Грегори Бейтсона «Palo Alto». Теория и практика этого центра оказались для Лэйнга наиболее продуктивными. Он заимствовал у Бейтсона теорию двойного послания, а также характерное для американской традиции исследования семей шизофреников представление о последних как о жертвах. Однако, как отмечает Питер Седжвик, работа Лэйнга в самом своем замысле отличалась от исследований его американских коллег, в частности Бейтсона[190]190
Sedgwick P. R. D. Laing: Self, Symptom and Society. P. 20.
[Закрыть]. Дело в том, что американские исследователи понимали шизофрению как когнитивное или поведенческое расстройство и разрабатывали пути медицинского или психотерапевтического лечения. То, что такое расстройство является следствием патологического процесса, и то, что его необходимо лечить, никогда не ставилось под сомнение. У Лэйнга же все было немного иначе. Он определил шизофрению и психическое заболевание не как когнитивное или поведенческое, а как коммуникативное нарушение-нарушение системы коммуникации, а не ее отдельного элемента. И понятие расстройства, и адресат лечения при этом становились неясными. Более того, стала возможной критика психиатрии как социальной институции и общества в целом. Такая критика в американских исследованиях семьи не предпринималась.
Однако, исследуя семью как связку, Лэйнг – и в статье 1962 г., и в своей совместной с Эстерсоном книге – предостерегает от отождествления социальной группы и семьи с организмом. Для него подобные биологические, физиологические аналогии неприемлемы. Понимание семьи как организма приводит к допущению, что, как организм, семья имеет свою физиологию и патологию. И действительно, самыми частыми обвинениями, бросаемыми Лэйнгу в этот период, были обвинения в том, что он переложил ответственность за возникновение психического заболевания на семью. В рамках его собственных воззрений такая трактовка невозможна, поскольку семья не является организмом и поэтому не может заболеть. Трактовка семьи как организма предполагала бы понимание ее как закрытой целостности, как тотальности, что противоречит ее пониманию Лэйнгом (вслед за Сартром) как множественной тотализации. Лэйнг обозначает один очень важный момент: только процесс может быть патологическим, и только практика может быть понятной. И, поскольку в своих исследованиях он пытается перейти от процесса к практикам, о патологии речи быть не может.
