Текст книги "Похождения копирайтера"
Автор книги: Ольга Новикова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
"Автор считает нужным предупредить, что в «Воспоминаниях» этих не найдет читатель ни прославленных героических фигур описываемой эпохи с их глубокой значимости фразами, ни разоблачений той или иной политической линии… Если приходится говорить автору о себе, то это не потому, что он считает свою персону для читателя интересной, а только потому, что сам участвовал в описываемых приключениях и сам переживал впечатления и от людей, и от событий… "
Тэффи "Воспоминания".
" У ч и т е л ь: Дети, запишите предложение:
«Рыба сидела на дереве».
У ч е н и к: А разве рыбы сидят на деревьях?
У ч и т е л ь: Ну… Это была сумасшедшая рыба…"
Братья Стругацкие «Понедельник начинается в субботу». Пролог.
Пожалуй, мой путь отечественного копирайтера начался с мамы. Вернее, с маминой проницательности и дальновидности, когда она поняла, что ее девятимесячную дочь (то есть меня) могут унять… журналы и газеты. С того дня, когда мама бросила мне в манеж, где я тщетно пыталась ходить, старую подписку «Науки и жизни», мамина жизнь превратилась в «почти рай». Я самозабвенно листала и рвала, рвала и листала журнальные страницы, пока не научилась читать – где-то до шести лет. До этого я только запоминала тексты, чем нехорошо поражала воспитателей в детском саду и наводила на противоречивые подозрения. Например, когда мне в четыре года дали выучить стихотворение С. Есенина «Белая береза», я не только выучила, но и без запинки прочитала его на детском утреннике, вызвав скандал между воспитателями и родителями.
–Да, она подглядывала! – Кричали одни.
– Так нечестно, наши дети тоже имеют право на шпаргалки! – Возмущались другие.
Когда мама вплыла в зал, где рядом со мной, жующей яблоко и рассматривающей чей-то журнал, ссорились раздраженные взрослые, то сразу бросилась на амбразуру: "Как она могла подглядывать?! Она же читать не умеет! Вот, убедитесь!" Все, кто должен был убедиться, посмотрели в мою сторону, где я аккуратно вырывала из журнала листы с текстом, безразлично склыдывая их в стопку, но с интересом и умилением разглядывала картинки… Мамину логику приняли, успокоились, отобрали у меня остатки журнала и разошлись. А мы с мамой молча пошли домой; она, с мыслями о том, что приготовить на ужин, я – с только что зародившимся и непонятным чувством вины. С тех пор мне стало ясно, что надо учиться читать.
И годам к шести я-таки научилась…
Это умение мне здорово пригодилось, когда моим родителям (это было в тысяча девятьсот… году) вздумалось на лето отправить меня в детский пионерский лагерь. Отдать в такое заведение с непререкаемой репутацией еще даже не октябренка и не школьницу ( в школу я должна была пойти только осенью) было, в то время, весьма непросто. Помогли связи: бабушка – завхоз с многолетним стажем. На ней и только на ней держалось все лагерное хозяйство. Договорившись с кем надо, бабуля записала меня в смешанную группу восьмилеток. То есть, где меня еще не должно быть примерно года два. Так в шесть с половиной лет я стала блатной в подмосковном советском лагере под названием… Мои привелегии спасали меня от нескольких вещей: от тихого часа, от занятий в рисовальных, вязальных и паяльных кружках, но от лагерной еды не спасала даже бабушка. За две с половиной недели, которые я провела в этом инкубаторе, где все ходят строем, встают в семь утра на зарядку и едят на завтрак манную кашу, я пыталась сбежать два раза. Но лагерь, как средневековый замок, был окружен непроходимом лесом… поэтому мне удавалось только добежать до ограды и спрятаться в кустах часа на два. Я брала воспитателей измором. Попытки оказались небезрезультатны: мне разрешили читать по ночам (под грифом "Совершенно секретно" для заведующей) и вернули книги и карманный фонарик.
В то время я читала под одеялом детскую фантастику. Кир Булычев и Александр Беляев стали моими проводниками в иные миры, в которых я попеременно находилась все время, пока была под лагерным надзором.
Однажды в нашу шумную обитель наведалась комиссия из Москвы, и мы , пионеры и октябрята, должны были подготовить концерт для наших Больших советских "братьев". Мне дали учить стихи об Октябре, Партии и Ленине.
Наотрез и со слезами отказавшись, я спряталась в чулане с инвентарем, Киром Булычевым и его Алисой. После долгих поисков позвали бабушку, предварительно выдвинув ей ульматум:" Или Она, или мы!". Бабуля с чутьем Вольфа Мессинга без труда вычислила мое место дислокации и, следуя педагогике Макаренко и Песталоцци, коих вряд ли читала, пригрозила мне публичной поркой, "если сейчас же не выйду"!
В глубокой, похоронной тишине, после слов грозной бабушки, я покинула укрытие и поплелась учить стихи про Ленина и Партию.
На следующее утро я сорвала концерт. Так случилось, поскольку на бис ( кстати, приехала мама) меня вызывали три раза. Почувствовав свою безнаказанность, в третий раз я прочитала кое – что из своего репертуара: Пушкина и Есенина. Меня увели за кулисы, и больше декламировать никогда ничего не давали.
Через несколько дней начались дожди, и я попала в лазарет. Так в лагере называлась больница. И неслучайно, поскольку все там напоминало военный госпиталь. Больные пионеры лежали на узких койках с перевязанными шеями и руками, потому, что из медикаментов в лазаретной аптечке были только бинты, зеленка и йод… У меня же болели уши, и я тоже оказалась на больничной койке и была похожа на Щорса из эпической песни про Щорса, визуализируя собой строки: "…Голова обвязана, кровь на рукаве…". Рядом с девочкой из старшей группы, которой уже было двенадцать с половиной. Она считала себя очень взрослой и разбирающейся в вопросах физиологии, в чем мне было еще рано разбираться. Соседство оказалось роковым: новая знакомая всю ночь в красках рассказывала мне (неуравновешенному ребенку с неустойчивой психикой) "страшные" эротические истории про ЭТО (про мужчин и женщин). При этом она так брызгала слюной и закатывала глаза, что я решила, что передо мной будущая актриса. Ночью мне снились постэротические кошмары. А утром моя соседка выписалась, оставив меня наедине с первыми сильными впечатлениями и потрясениями из реальной жизни. Спасение опять пришло от Булычева… Если бы не его фантастика, мое пребывание в лагере неминуемо закончилось походом к психологу…
«Творческих профессий вообще надо избегать. Не можешь избежать, тогда другой вопрос. Тогда выхода нет. Значит, не ты ее выбрал, а она тебя…»
Сергей Довлатов «Наши».
В восемь лет мне порядком надоело просто читать, и я начала творить. Творчеством это было назвать трудно, скорее – имитацией текстов, подражанием чужому. Но делала я это хитро и с энтузиазмом, причем, развивая проявившиеся способности, как в речи, так и на бумаге. Постоянно что-то сочиняла. Как-то раз, прочитав сказку про войну зверей и птиц, я сделала глубокомысленный рерайт и написала «фолклор» под названием «Война грибов и ягод». Моим слушателям: маме, папе, сестренке и бабушке лесной опус понравился. Кризис творчества начался сразу же после восторженной критики. Продолжился он лет до девяти. Как раз в то время меня обязали написать стихотворение для школьного плаката. Эти двенадцать четверостиший (также, как в детсадовский период) вызвали массу подозрений у дизайнеров и редактора плаката (моих подруг-одноклассниц), которые накануне сдачи проекта извели весь месячный запас акварели, гуаши и кисточек на креативный дизайн и кота Рыжика, перекрасив последнего в небесно-голубой оттенок. В общем, даже после этих жертв, они отказались подписывать мое имя под новогодним стихотворением, усмотрев в нем некий плагиат. Такой удар не прошел бесследно. Поэтому, когда на уроке литературы нам было задано написать басню, я не сумела прочитать ее перед всем классом. Вместо этого я разревелась и убежала в туалет. Мои способности в литературе в тот период остались нераскрытыми. Но творчество настойчиво требовало выхода, и вскоре оно нашло новую жертву – алгебра! Несмотря на то, что учительница по алгебре давно поставила на мне крест, я методично сдавала ей контрольные на пяти листах с «решением» задач. После того, как Татьяна Сергеевна (так звали мою учительницу по алгебре) перевела на мой математический поток сознания все казенные красные чернила, она сдалась и поставила мне четверку в четверти и за год. Но геометрию алгебраичка мне так и не простила. Вернее, не простила того, что я переключилась на физику. К счастью мамы и учителей, помотавшись по точным наукам, мое творчество все – таки вернулось в литературу. Правда, вместе с дислексией. Дело в том, что где-то в шестом классе (может это связано с каким-то переходным возрастом) у меня стали проявляться некие незначительные отклонения: я путала слоги и перестала соединять буквы на письме. Мои учителя, следуя заветам педагогики реального гуманизма, забили тревогу, и бедную маму стали вызывать на собрания чаще, чем она ходила на работу. Через полгода домашней муштры, уговоров, запугивания и мелкого шантажа, я, наконец-то, стала нормально писать. А где-то еще через месяц писать сочинения всему классу. У дверей в квартиру толпилась очередь, дома не успевали покупаться конфеты и печенья – все съедали одноклассники. Когда я стала литературным рабом, выявилась закономерность – чем выше была успеваемость одноклассников, тем ниже падала моя. Как я умудрялась написать для соседа по парте сочинение на пять, а свое на ту же тему на три с минусом, оставалось загадкой даже для Татьяны Ивановны (моего педагога по литературе и русскому). Помогла многолетняя учительская практика. Устав исправлять одни и те же ошибки (я была слаба в запятых) в сочинениях моих однокласников, наша русичка поставила всем двойки, чем освободила меня от рабских оков «словесности» навсегда.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
