Текст книги "За гранью грань (СИ)"
Автор книги: Ольга Романовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Вердейл сразу подхватил в объятия, унес вместе с людским потоком к площади. Я не противилась: затем и пришла, чтобы на горожан посмотреть, последние сплетни послушать.
А вот и шатры актеров. Не удержавшись, свернула к ним, поглазеть на ряженых. Разыгрывали традиционную для здешних мест комедию об отце, не желавшем благословлять брак влюбленных. Но те не сдавались, не накладывали на себя руки, а шли к намеченной цели. По традиции, актеры надевали гротескные маски и соревновались друг с другом в яркости костюмов. Хохотала, наблюдая за проделками переодетого нотариусом жениха. Комедиант так потешно хмурился и строил рожи.
– Дария?
Вздрогнула и обернулась на голос. За спиной стоял человек в сером плаще. Несмотря на жаркий день, незнакомец не спешил разоблачаться, наоборот, кутался в ткань, будто мерз. Нахмурилась. Странно это. Наши от людей не хоронятся, а тут словно наемный убийца. Сердце екнуло. Рука нащупала и сжала призывный медальон.
– Не надо, – в голосе сквозила усмешка, – я не причиню зла. Пока не причиню, – подчеркнул незнакомец и предложил: – Прогуляемся?
По этим словам, тембру голоса, прорвавшемуся сквозь звуковую иллюзию, догадалась, кто передо мной. Испуганно огляделась, гадая, стоит ли прямо сейчас затеряться в толпе или остаться и узнать, что же потребовалось Геральту. Ума ни приложу, как он выбрался за ворота! Пленных из замка не выпускают, внешний контур замкнут, ошейник непременно среагирует.
– Не привлекай внимания, – посоветовал Геральт и протянул за руку.
Испуганно отшатнулась и тут же оказалась тесно прижата к темному. От него разило кровью – запах резко ударил в нос, будто бы вскрылись раны. Но нет, готова поклясться, Геральт пышет здоровьем. Неужели кого-то убил? Но ошейник?.. Будто в продолжение моих мыслей, темный наклонился и потребовал снять символ рабства.
Замычала, замотала головой. Палец Геральта надавил на губу, и навсей настойчиво повторил просьбу. Вокруг люди, шумный праздник, а ему плевать. Где же стражники, почему они не спешат водворить беглого на место?
– Хорошо, – прошипел Геральт, убедившись, что я не намерена помогать, – сделаем после. Магия иссякнет, лишившись подпитки.
Темный убрал ладонь ото рта и потащил прочь, к берегу, уступами спускавшемуся к заливу. Я всячески сопротивлялась, в ужасе сообразив, что не могу кричать. Совсем! Горло будто льдом сковало.
Светлые верили, ошейник полностью блокирует магию навсеев, причиняя нестерпимую боль при попытке потянуться к источнику, а темный спокойно колдовал. Как? Когда? Я ничего не почувствовала и не заметила.
За меня попытался заступиться какой-то парень, но навсей только взглянул, и горожанин поспешил пройти мимо. Остальным же и дела не было. Все так же взрывались хохотом зрители комедии, кричали разносчики кренделей, стремились переиграть друг друга дуделки и рожки. Шум и суета ярмарки сыграли на руку темному, и он беспрепятственно выбрался из города.
Мы свернули с дороги и направлялись прямиком к морю, куда бы не долетели отголоски веселья.
Осознав, сопротивление бесполезно, покорно плелась за навсеем. В конце концов, это территория светлых, ничего плохого не случится, скоро подоспеют сестра, браться. Каких-то пара минут: я успела дернуть за медальон. Геральта скрутят и жестоко накажут. Представляю, как разъярятся отец и дядя, какую взбучку устроят Алексии! И поделом, старые правила недаром писаны. Не приводи врага в дом.
– На-ре, – снисходительно улыбаясь, произнес Геральт. Будто бы это что-то проясняло! – Ты маленькая, глупая, позволила установить связь. Теперь я могу пользоваться чужой энергией за неимением доступа к своей.
Замотала головой, прислушиваясь к собственным ощущениям. Да ну, бред какой-то! Невозможно не чувствовать чужого присутствия, значит, навсей блефует. Высказала все ему в лицо. Геральт сипло рассмеялся и, обжигая дыханием, прошептал:
– Стыдно жить невеждой! Может, до твоей энергии я и не добрался, зато забираю все то, что отдают тебе. Все эти колечки, медальончики и прочее, они ведь не для красоты. Так папочка и мамочка защищают дочурку, позволяют колдовать, черпая энергию из общего магического поля. Ты дала ключик к бесконечному источнику. Тяжело жить за счет чужой энергии, но мы это исправим, верно?
Остановившись, он ухватил за подбородок и вновь погладил большим пальцем по губам. Странное ощущение: немного щекотно и будто жгучим перцем по коже прошлись. Не противно, хотя должно быть. Широко распахнув глаза, я смотрела на Геральта, а он странно улыбался из-под капюшона. Готова поклясться, глаза у него светились, как у кошки.
– Нравятся ошейники? – Пальцы навсея легли на шею, заставив сжаться. Неужели задушит? – Светлые девочки с грязными мыслями!
Темные они и есть темные! Пошлые, мерзкие и… как оказалось, непредсказуемые.
Геральт сдавил горло и отпустил, чтобы крепко зафиксировать запястья и выкрикнуть непонятное слово, напоминавшее гортанный сигнал к атаке. Воздух сгустился и защипал кожу, как случалось, когда братья залезали в энергетическое хранилище. В него «загружали» свободную энергию, в том числе, забранную у пленников. Любой член семьи в трудную минуту мог ей воспользоваться.
Виски сжало железным обручем. Мне стало плохо, так плохо, что подкосились ноги, и я рухнула на землю. Тело сотрясали судороги.
Геральт навис надо мной, как жрец над жертвой, только ножа не хватало, и глумливо улыбался. Контуры навсея начали расплываться. От него отделилось на-ре, та самая вторая сущность, питающаяся чужой магией, и накрыла меня. Тело пронзили невидимые иглы, кости сдавила небывалая сила. Я не могла пошевелиться, даже толком дышать. Зрение медленно гасло, и вот на смену дню пришла тьма. Потом пропал слух. Последним ушло осязание, унося в безвременье. Наверное, я умерла – глупо, бесславно, сгорев от забранной Геральтом из хранилища силы. Ее оказалось слишком много: навсей использовал меня в качестве проводника.
Последней мыслью стало воспоминание о родителях и Алексии. Несмотря на все разногласия, я их любила.
Глава 2
Очнулась от холода. Сначала решила, будто попала в загробный мир, тот самый легендарный, в который никто на словах не верил, но все внутри боялись, но потом сообразила: души ничего не чувствуют. Значит, жива. Или мы ничего не знаем о мироздании.
Тело ломило, ладони горели, тяжелые веки не желали разлипаться.
С трудом пошевелила пальцами. Кажется, подо мной камень. Гладкий камень. А еще какая-то жесткая ткань. Странно, берег не скалистый, а уж ковру – та ткань, безусловно, ковер с коротким ворсом – на улице точно не откуда взяться. В замке тоже нет подобных вещей. Где же я тогда?
Преодолев боль, разлепила глаза. Оказалось, я лежу на лестнице. И не обычной, деревянной, а мраморной. Подо мной действительно ковер – практически гладкий, зеленый. Чтобы не сползал, он крепился к лестнице специальными бронзовыми штырями, продетыми через парные кольца, ввинченные в камень. Рядом с левой рукой как раз такое кольцо.
Дуло от окна. Оно распахнуто настежь. Что за ним, не видела, только слышала: пели птицы, шелестела листва.
Взгляд выхватил странную деревянную решетку под окном. Она скрывала странный короб, от которого разбегались по стене и уходили в пол не менее странные трубы. По виду на водопровод похоже, но зачем на лестнице водопровод?
Попыталась сесть. Это далось с трудом и не с первого раза. Потирая виски, раздираемые страшной головной болью, прислонилась к металлическим перилам.
Итак, внизу – межэтажная лестничная площадка. Наверху, кажется, еще одна. Всего пролетов восемь, значит, в доме четыре этажа. Не замок, но и не особняк. В Вердейле нет домов выше трех этажей: слишком дорого. Значит, я попала за море. Но откуда тогда цветочки на потолке – живописная гирлянда на бежевом фоне. Никогда таких не видела. И стены не каменные, не панелями облицованы, а цветные, бежевые. Кажется, штукатурка. Определенно, в людских землях так не строят. Тогда где я? У темных? Тем более нет. Они живут в угрюмых замках, а тут в окно целый отряд без труда влезет. И стекла такие огромные, прозрачные. У нас переплеты мелкие, мир через них видится в сиреневом цвете: стекла искажают свет из-за примеси марганца.
Оглядела себя: вдруг тоже изменилась? Вроде, нет, только руки в синяках, а платье порвано и в грязи. Оставалось только гадать, где навсей и что он со мной сделал.
– Очнулась?
Вздрогнула и вцепилась в перила. Пошарила рукой на груди и обомлела. Медальон, его нет!
– Добро пожаловать! – с издевкой приветствовал Геральт. Судя по всему, он стоял этажом выше.
– Куда? – испуганно поинтересовалась я и задрала голову. Нет, не видно.
– Ко мне домой. Тебе понравится, обещаю.
От глумливого «обещаю» жить расхотелось.
Геральт спускался медленно, видимо, чтобы нагнать еще большего страху, но достиг иного эффекта: недоумения. Даже ущипнула себя, чтобы понять, не сплю ли. Просто выглядел темный в высшей степени непривычно. Обут в подобие обрезанных по голени сапог на шнуровке. Начищенные до блеска, из гладкой черной кожи, они отражали солнечные блики. Несомненно, не работа людских кустарей! Выше шли штаны из серого тонкого материала с продольной складкой. Хоть и свободные, они идеально сидели по фигуре. У пояса – два прорезных кармана. Сквозь специальные полоски ткани продернут ремень с простенькой пряжкой. Никаких волчьих голов – полукружье металла и язычок. В штаны заправлена рубашка с кармашком. Вместо шнуровки пуговицы до ремня. Такие мелкие, что невольно пожалела мастериц, которые шили чудо-рубашку. Но это еще что – на манжетах поблескивали странные украшения, походившие на зажимы, только золотые, с камушками.
– Ну, чего уставилась? – невежливо прервал осмотр навсей.
Внешность его тоже претерпела изменения: побрился, постригся, избавился от «синяков» под глазами. А еще от Геральта приятно пахло. Чем, понять не могла, пестрая смесь ароматов. Работа парфюмера, а не вытяжка вереска или ириса. Странно, я полагала, мужчины не душатся.
– Аа-а, – с ленцой протянул Геральт, окинув презрительным взглядом, – вы ж до сих пор в бредни верите. Навсеи, замки, казематы, хлев… Увы, дорогая, мы живем совсем не там и совсем не так. Ланги, они такие наивные и отсталые, до сих пор паровое отопление не изобрели.
– Что? – недоуменно переспросила я, окончательно перестав что-либо понимать.
Ошейник, кстати, Геральте снял, вместо него темнела повязка.
– Ничего! – передразнил темный и встал напротив меня. От его взгляда стало не по себе: будто сначала одежду снял, а потом и плоть до костей. – Юбку задери.
– Зачем? – На всякий случай, прижала платье к коленям.
– Хочу посмотреть, не кривые ли ноги. Давай, или сделаю сам, – мрачно поторопил он.
Разумеется, и не подумала подчиниться. Тогда навсей со смешком ухватил за талию, задрал юбки и ощупал бедра. Я попыталась извернуться, дать ему коленом, но в итоге оказалась прижатой к перилам. Голова опасно запрокинулась, грозя падением.
– Ну, отпустить тебя?
Геральт поднял, как котенка. Ноги болтались над пустотой. Посмотрев вниз, поняла: упаду, разобьюсь. Внизу мозаичный каменный пол, а лететь два с половиной этажа. Потолки в доме высокие, шансов выжить мало. Даже если вдруг, останусь калекой.
– Нет, – сдавленно пробормотала я и взмолилась: – Пощадите!
– Уже пощадил, раз здесь. – Темный поставил обратно на ступеньку. – Сестренке не повезло, а вот ты счастливица.
– Алексия, она где?
Догадываюсь, что мертва.
На глаза навернулись слезы. Почему я не стихийница? Тогда призвала бы силу и расправилась с напыщенным навсеем.
– Ублажает всех желающих, – равнодушно ответил Геральт. – Для иных целей непригодна.
– А я? – пискнула, не узнав собственного голоса.
Перед глазами вставали кошмары. О развлечениях навсеев ходили жуткие байки, это хуже пыток.
– Посмотрим. – Геральт знакомым жестом коснулся губ. – В любом случае, оставлю себе. Дальше только от тебя зависит. Можешь остаться игрушкой, можешь подняться до наложницы. Пока же тебя учить и учить.
– Чему учить и чем наложница лучше игрушки? – пока я не видела разницы.
– Узнаешь, – напустил туману навсей. – Наложницы детей рожают – почетная и важная миссия. Думаю, справишься. Здоровая, на мордочку симпатичная, покладистая. Сколько твой отец убил? Столько и родишь.
– Я не смогу столько! – ужаснулась незавидной перспективе.
Действительно, не смогу, даже если каждый год. Это же сотни! Ну, полсотни точно. Я же от силы двадцать за сто лет выношу и то, если организм справится. Вопреки всеобщему мнению, частые беременности не полезны.
– Значит, сколько сможешь, – равнодушно ответил Геральт и подчеркнул, видимо, желая, чтобы прониклась благодарностью: – Хоть и забрал ради детей, до совершеннолетия обожду. Но только с ними.
От намека, таившегося за этими словами, стало не по себе. Навсей между тем хлопнул в ладоши и велел кому-то вымыть и переодеть меня.
– Учить начну вечером, – предупредил темный.
Он глянул так, что поняла, вечер вряд ли переживу. В зеленых глазах плескались презрение и ненависть. Одно сжигало, другая замораживала. Оставалось только гадать, почему меня не убили во время перехода, не выпили всю жизнь и силу без остатка.
Волновала судьба сестры. Видимо, навсей хитростью заставил ослабить действие ошейника или… Закрыла лицо руками и завыла. Я сама виновата! Пожалела, проложила ткань – и убила сестру. Только сдается, погибла не только она.
– Страшно, ланга? – Геральт упивался моими терзаниями.
Похоже, он передумал уходить. Как же, такое представление! Рука с перстнем-печаткой потянулась к щеке. Отшатнулась, но темный все равно ухватил за лицо и заставил смотреть в глаза. Нервно сглотнула, приготовившись к боли, однако ее не последовало. Навсей просто смотрел, гипнотизируя ледяными глазами. Мнимое спокойствие: видела, как дергается жилка на шее, как заострились скулы. Я сейчас олицетворяла всех светлых и, похоже, отвечу за погибших темных на нашем дворе.
– Симпатичная мордашка! – Губы Геральта скривились в усмешке. – Напомни, сколько тебе лет?
– Шестнадцать. – Слова застревали в горле.
– Люблю девочек! – бархатным баритоном мурлыкнул навсей. – У них нежные цветочки, одно удовольствие срывать. Тебе тоже понравится, жалостливая ланга. Только благодаря сочувствию и жива. – Темный отпустил, и я с облегчением перевела дух. Пусть ненадолго, но все же. – Но пальчики хорошо помню.
Плохо. За простыми словами скрывалась угроза, не оставлявшая сомнений в сути будущих развлечений. Ох, какие после этого дети? Живой бы остаться!
Пока Геральт занимался запугиванием, к нам незаметно подошла служанка в синем платье и белом переднике, лежавшем странными четкими складками. Волосы гладко зачесаны на затылок и собраны в пучок. У нас так не ходят. И губы не красят. Юбка не до полу, до лодыжек, из-под подола выглядывают тонкие, явно не шерстяные чулочки и туфельки с пряжками. Странная мода. Наши женщины носят платья свободного кроя на шнуровке, тут же все по фигуре, как застегивается, непонятно.
– Вот, – ткнул в меня пальцем темный.
Служанка стрельнула глазами. Показалось, или у нее с хозяином что-то есть? Ну да, навсей же, они неразборчивы в любовных связях. Наморщив носик, горничная презрительно выпятила нижнюю губу. Видимо, по ее мнению, я нечто жалкое и кошмарное.
– Сможешь привести в порядок?
Позабыв о страхе, обиженно фыркнула. Да, платье порвала, испачкала, но не уродина же! И неприлично, между прочим, обсуждать человека в его присутствии.
– Какие-нибудь особые пожелания?
Служанка достала из-под передника скрепленные тончайшей проволокой листы бумаги, в осьмушку обычного листа, и кусочек дерева, на поверку оказавшийся пишущим грифелем.
– Пока нет. Вымыть, переодеть, причесать и привести к ужину. Можешь рассказать, куда она попала, а то дуреха не сообразила.
Горничная присела в реверансе и кивнула мне.
– Идемте, госпожа!
Опасливо косясь на скалившегося Геральта, которого, несомненно, забавляло происходящее, поплелась за служанкой наверх.
Ой, а на этажной площадке окно витражное! Не удержавшись, подошла, чтобы лучше рассмотреть рисунок: венок из роз. Служанка терпеливо ждала, со скучающим видом взирая на потолок.
– Это загородный дом… – горничная осеклась, видимо, не зная, можно ли называть фамилию и титул – Его сиятельству, в общем, – нашлась она. – Тут парк красивый, погуляете. Дальше леса, где его сиятельство охотится. До города тоже недалече, верхами к ночи добраться можно. Почтовый двор в Миредене, захотите письмецо родным отправить, через конюха нашего можно, только разрешения у его сиятельства спросите.
Час от часу не легче! Какой парк, какой почтовый двор, какие леса для охоты? Навсей – граф?! Это загородный дом? Разве темные не в родовых замках живут? Ничего не понимаю. Тут все другое, настолько другое, что даже у людских магов нет, тех, которые за заливом живут.
И парк чудной. Из окна видела ровные дорожки, стриженые деревья и кусты, а еще разные беседки, фонтаны. И все тянулось насколько хватало глаз. На горизонте никаких башен, все мирно, буднично. Дом опять-таки никак не защищен. Такой любой отряд захватит за полчаса.
– Потом посмотрите, госпожа.
Похоже, горничной надоело ждать, и она потянула меня за рукав.
Комната оказалась шикарной. Стены обиты тканью в цветочек, светло, уютно, а на стене – картины. У нас вешали портреты, тут – разные виды и жанровые сценки. К примеру, река с водяной мельницей и мальчик с собакой. Пол не каменный, деревянный, мебель – легкая, ажурная. Мне, привыкшей к прямым линиям, казались в диковинку все эти завитки и разноцветные вставки. Раскрыв рот, смотрела на кровать под пологом. На такой только принцессе спать! Покрывало шелковое, тоже с цветочками, на столбиках – фигурки детей.
Для чего шкафчик с мелкими ящиками и столешницей не поняла. Горничная назвала его бюро. Потом сообразила: на нем пишут. Хихикнув, служанка показала занятное перо – трубочку, заключенную в футляр из ясеня. Она смотрела на меня как на несмышленого ребенка, значит, все эти вещи привычны для мира навсеев. Если так, вынуждена признать, они намного умнее.
– А где же замок его сиятельства? – воспользовавшись доброжелательностью горничной, продолжила расспросы.
– Какой замок? – нахмурилась та. – Нет у него никакого замка. Поместье и городской дом есть, замка точно нет.
Ничего не понимаю! Светлые ведь взрывали именно замки темных. Конечно! На меня в который раз снизошло озарение. Мы в другом мире, том мире, где темные живут, в нашем же только воюют. Понять бы зачем. Если так, я попала сюда через очень сложный портал. Он стационарный, а не самодельный, наверняка занимает целую комнату, как в святилищах. У Геральта с ним связь на уровне крови, иначе без настройки через миры не прыгнешь.
Сколько же еще тайн хранят навсеи? Оказалось, немало. И мылись они не в корыте, а в специальном бассейне, и слуги воду не носили, даже не грели магией, а просто поворачивали нужный рычажок.
От скорбных мыслей о горестной судьбе Алексии, да и своей собственной тоже отвлекли баночки на полочках – разнообразные эфирные масла и странные субстанции, дававшие приятную пахучую пену.
Для мытья мне выдали не ветошь, а кусок прессованных водорослей, которые горничная назвала мочалкой. Хоть мыло оказалось знакомым, лавандовым. С удовольствием намылилась, окунулась в теплую воду… и разрыдалась. До этого внутренние переживания сдерживало любопытство, а теперь они вырвались наружу.
Алексия, бедная Алексия! Жива ли она еще, можно ли ей помочь? Вдруг, если разрешу Геральту творить разные непотребства, он сохранит сестре жизнь? Усмехнулась. Дурочка, он и так будет делать, далось навсею твое согласие! И сам, и с друзьями – или как там у темных принято? Одна надежда, Геральту нужны дети, и он не станет пытать. Ничего, потерплю.
Снова всплыли в памяти скупые строки фолианта: «Темные столь безнравственны, желания их столь низменны, что невозможно представить. Они связывают пленниц и вступают с ними в близость всеми противными природе способами. Поговаривают, навсеев возбуждает вид крови, но, так или иначе, женщины после близости не способны двигаться». Скоро я во всех подробностях узнаю все эти способы. Надеюсь, умру быстро. Пусть уж лучше сразу сильное кровотечение, чем мучения до рассвета.
Горестные мысли прервало покашливание служанки. Она принесла полотенце и чистую одежду. Взглянув на нее, пришла в замешательство. Как это надеть? Ничего знакомого.
– Или вам пеньюар подать? – щебетала горничная.
– Пень… что? Нет, не надо!
Мало ли, что за зверь такой.
В итоге меня одевала служанка, попутно называя предметы одежды. Сначала панталоны – нечто вроде нашего нижнего белья, только тоньше, длиннее и кружевом отделано. Потом корсет – конструкция из ткани, шнуровки и зашитых в ткань металлических пластин, которая утягивала талию, выпрямляла спину и приподнимала грудь, выставляя добрую половину на всеобщее обозрение. Затем чулки – тончайшие, шелковые, крепившиеся с помощью завязочек и крючочков к специальному поясу, выглядевшему крайне развратно: одно кружево. Далее – нижняя юбка из батиста, которую, казалось, поставь, будет стоять. Горничная обмолвилась, она накрахмаленная. И, наконец, голубое платье точно по фигуре с полукруглым вырезом и хвостом из складок на попе. По словам служанки, последняя мода. В качестве обуви выдали туфельки на среднем каблучке. Они оказались не в пример удобнее тех, в которых некогда танцевала на балах.
– Женские дни у вас когда? – без стеснения поинтересовалась горничная, зачесывая волосы на затылке. Похоже, распущенные тут не носят, а обязательно скрепляют шпильками и разными заколками. На моей голове и вовсе соорудили «ракушку».
Покраснела и промолчала.
– Мне нужно знать, когда вам пакетики принести, – настаивала служанка. – Опять-таки его сиятельство спросит. В такие дни на обычном белье спать нельзя, да и может не захотеть его сиятельство пачкаться, другую наложницу выберет.
– То есть она у него не одна? А как ее сиятельство относится к такому… гарему?
Даже прислуга в курсе, что я не гостья, а постельное развлечение. Теперь понятно, отчего горничная свысока смотрела. Мерзко-то как!
– Не знаю, – пожала плечами служанка. – По-разному, когда больше, когда меньше. Ее сиятельство подобные пустяки не волнуют. Вы ведь ланга, поэтому не понимаете, – девица снисходительно растянула губы в подобие улыбки. – Это у вас жена для детей и попыхтеть под одеялом, а у нас жена может в спальню ни разу не пустить, если супруг не достоин. И ни полслова муж возразить не может.
Ну и мир! Пока я решительно ничего не понимаю. Видимо, у навсеев общество иначе устроено. Жены детей не рожают, мужья первую ночь вымаливают и кучу наложниц имеют. Но, как послушать, это мы ущербные, а не темные. Серые, отсталые, достойные жалости.
– Ужин подают в восемь, – поставила в известность горничная.
А сейчас сколько? Солнца не видно, а без него время не определить. Оказалось, можно: навсеи умели изготавливать крошечные часы, только не с одной стрелкой, как у нас, а с двумя. Первая, короткая и толстая, показывала часы, вторая, длинная, – минуты. До восьми еще целых три часа.
Из комнаты меня не выпускали, заперли, поэтому вынуждено осматривала свои хоромы. Спальня, гардеробная, ванная. И везде – непонятные штучки. Дерни – откроется, поверни – потечет вода или нагреется металлическая пластина за деревянной решеткой – близняшка той, которую видела на лестнице. Теперь-то поняла, она обогревала жилище. И никаких каминов, печей!
Гардеробная оказалась пуста, только сиротливо висело коротенькое платье с запахом из атласа длиной по колено. Неужели и такое тут носят? Держалось оно за счет пояска.
Ни одной книги, даже пялец нет. Оставалось только смотреть в окно на ряды стриженых кустов и лабиринт аллей. Повторюсь, я не стихийница, а лекарь, то есть максимум огонь в камине зажечь умею. С такими способностями не сбежишь.
Время тянулось мучительно медленно, поэтому обрадовалась, когда в замке заворочался ключ, и вернулась горничная.
– Его сиятельство приказали перед ужином надеть, – она протянула мне сверток. – Категорично приказали.
– То есть? – не поняла я.
– То есть проверит, – равнодушно ответила служанка и неожиданно снизошла до совета: – Вы не противьтесь, его сиятельство наиграется, потом дети пойдут, вздохнете с облегчением.
– С чего ты взяла, будто он?.. – Густо покраснела.
Дожила, прислуга обсуждается со мной же, как меня станут насиловать!
– Наложница ведь, – пожала плечами горничная. – Странно, – вслух рассуждала она, – его сиятельство взял в наложницы лангу. С ними обычно расправа недолгая. В любом случае, жизнь лучше смерти, госпожа, – подмигнула служанка и будничным тоном, будто речь шла о покупке мяса на рынке, доложила: – Его сиятельство велел передать, ваша сестра мертва.
Последняя надежда рухнула. Я упала на кровать и заревела. Так и пролежала оставшиеся два часа, оплакивая Алексию. Даже сверток не развернула. Плевать, что в нем, пусть навсей наказывает, хоть до смерти забьет.
Вновь заслышав скрежет ключа, даже не вздрогнула. Служанка несколько раз окликнула – головы не повернула. Так и лежала в обнимку с подушкой.
– Ну вот, всю прическу растрепали, глаза красные! – укоризненно причитала горничная.
Во мне зрела злость. По какому праву эта навсейка смеет меня трогать, надсмехаться, указывать? Кто она? Служанка? Так пусть и ведет себя соответственно. Откинула волосы с лица, села и велела мерзавке убираться вон.
– Может, я и наложница, но ты все равно прислуга.
– Я ваша горничная, госпожа Дария, – ничуть не смутилась нахалка и протянула носовой платок. Тоже необычный, как и все в этом мире, – кипенно-белый, с дорогущим кружевом по краям. У нас такие на свадьбу шили в качестве приданого. – Его сиятельство просил вас опекать.
– То есть шпионить? – сникла я.
– Лечить, помогать, одевать, отвечать на вопросы. Вы ту вещь надели? – служанка ткнула пальцем в сверток.
Мотнула головой и, вспомнив об Алексии, снова уткнулась в подушку. Прежде бы ужаснулась обмолвленному вскользь «лечить», а теперь все равно.
Зашуршала бумага, и рядом со мной легло что-то темное. Любопытство взяло вверх, и я глянула на содержимое свертка – конструкцию из двух ремешков. Верхний расстегивался, а нижний крепился к нему заклепками. Отдаленно похоже на уздечку.
– Это вместо панталон, – услужливо подсказала горничная и тактично предложила: – Я отвернусь, а вы наденьте.
Я – это? Щеки залились румянцем румянцев, вспомнился утренний разговор, когда Геральт тащил к берегу: «Нравятся ошейники?» Вот и расплата за горло навсея. Если узнает хоть кто-то, проклянут, из рода вычеркнут. Гадость, непотребство, пусть сам такое носит! Распалившись, швырнула конструкцию на пол.
– Его сиятельство проверит, – напомнила горничная. – Господин очень не любит, когда не выполняют его распоряжения.
Я не пошевелилась, сгорая от возмущения и стыда. Предложить надеть подобную вещь девушке – непростительное оскорбление. Воистину, навсеи – извращенцы! Это не «пояс верности», это пояс похоти!
– Кожа мягкая, тонкой выделки, – уговаривала навсейка, любовно поглаживая предмет местного дамского туалета. – Не натрет, зато так возбуждает!
– Что делает? – не поняла я.
Меня одарили изумленным взглядом, каким смотрят на того, кто не умеет ходить.
– Как вы, бедные, размножаетесь-то и удовольствие получаете? – сочувственно вздохнула горничная, но тему замяла.
Я перевела дух, позволила себя умыть и заново причесать. Только расслабилась рано: служанка задрала юбки и насильно сдернула панталоны, даже вскрикнуть не успела. Попыталась вырвать белье из рук мерзавки, та только заученно повторяла: «Не могу отдать до утра, госпожа», а потом и вовсе ушла. Вместе с панталонами!
Выбор невелик: либо без белья вовсе, либо с поясом шлюхи. Подумав немного, обреченно позволила ремешкам коснуться нежной кожи. Они сразу впились между ягодиц, да и в другом месте терли. При движении ремешки ерзали, давили между ног, вызывая странные ощущения. А еще они не полностью скрывали «срамное место». Я пробовала так и эдак – бесполезно. Сзади и вовсе будто голая.
– Ну, готова? – Дверь распахнулась, и на пороге возник Геральт.
Он успел переодеться и теперь красовался зеленой рубашкой и светлыми штанами прежнего кроя. В наглухо застегнутом вороте блестела большая булавка с яшмой. Навсей окинул пунцовую меня пристальным взглядом. Следующий приказ поверг в оцепенение:
– Юбки задери!
Кажется, краснеть дальше некуда, но я покраснела, даже язык отнялся.
Геральт, выждав для порядка, шагнул и безжалостно обнажил развратную вещицу. По губам навсея скользнула улыбка. Он погладил по попке и отодвинул ремешок между ног, чтобы коснуться пальцем нежного местечка. Взвизгнув, встрепенулась и ударила навсея по лодыжке. Тот зашипел, но палец убрал и вернул ремень на место.
– Долго придется учить, – констатировал Геральт. – Начнем со стеснительности. Пошли есть.
Что я могла? Покорно поплелась за мучителем, тайком поправляя ерзавший ремешок. Кожа под ним горела, только странно, не от боли. А еще там отчего-то стало влажно. Одним словом – срам! А навсей наслаждался. Довольная улыбка не сходила с лица.
– Нравится ошейничек? – Он неожиданно остановился и обхватил за талию.
От близости Геральта и сознания того, что навсей может взять силой в любой момент, стало страшно. Даже приятный запах, исходивший от темного, не успокаивал, наоборот, заставлял брыкаться.
– Дергаться будешь, когда насажу! – рыкнул навсей. – Запомни, здесь ты не дочка магистра Онекса, а пленная ланга. Наверное, понимаешь, как сильно мы вас любим?
Кивнула и сглотнула, встретившись в полными ненависти глазами Геральта. Точно так же он смотрел, когда я пришла его лечить. За доброту навсей отплатит кровью и унижением. Мелькнула мысль: наверное, Алексия издевалась? Как иначе она принудила спать с собой – только разными зельями. Мужчина желал телом, но не головой. Еще один повод для ненависти.
Пальцы навсея разжались, и я с облегчением отпрянула. Сердце колотилось в горле, кончики пальцев онемели.
– А ты знаешь, что вовсе не светлая, ланга? – огорошил Геральт.
Взгляд его вновь стал холодным и чуть насмешливым. Приступ ярости прошел.
– А вы не темный? – с сомнением переспросила я.
К чему он клонит? Лихорадочно припомнила историю семьи и мотнула головой. Нет, мать родила меня от отца, тут и сомневаться не в чем. В роду у нас никто на той стороне не бывал, а те, кого насиловали темные, не возвращались. Мертвые навеки оставались в подземельях и на полях сражений. Мы до сих пор чтили память двоюродной бабки, которую, как Алексию, пустили по кругу. Раненую, прямо на горе трупов. Во всяком случае, так гласила легенда. Тетка же сложила голову в горах. Сражалась достойно, умерла с честью.
