Текст книги "Край чудес"
Автор книги: Ольга Птицева
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Пацан! Пацан пришел! – причитал дед, хлопая пустыми глазами. – Маруся, пацан пришел! Украдет!
Тут уже в коридор выскочил папа, не успевший лечь спать после ночной смены. Вдвоем им удалось увести деда в комнату, уложить на кровать и сунуть между зубов таблетку. Дед тут же обмяк, засопел. В его беспомощности было столько тоски, что Кира подавилась слезами, выскочила из комнаты, наскоро обулась и побежала вниз по лестнице. Тарас смог догнать ее только на улице. Ничего не сказал. Стиснул так, что хрустнуло, и зашагал рядом. Они до вечера нарезали круги по району – от Руставели к Дмитровскому, через учебный комбинат по Яблочковой и обратно. Иногда их пальцы переплетались – сначала мизинцами, потом остальными, пока ладони не соприкасались. А потом у Тараса жужжал телефон, или у Киры начинал отчаянно чесаться нос, и рукам снова приходилось начинать медленное движение навстречу друг другу. Когда Кира вернулась домой, папа уже спал, а дед сидел на диване у телевизора. Маме она ничего не рассказала, чтобы не расстраивать.
А Тарас теперь заглядывал в гости с осторожностью заправского домушника. И даже пытался шутить.
– Ты чего не ешь? – спросил Тарас, обмакивая хлеб в мясную подливку. – Вкусно нереально. Мама твоя – топчик. Хоть на ютубе кулинарный блог заводи.
Кира выключила воду, села за стол и начала ворошить вилкой картофельную кучку. Мясо направо, жареный лук налево.
– А может, правда забацать нашей Марго канал. Будет рассказывать, как готовить нормальную жрачку, а не авокадо, тосты с фалафелями.
– Сам-то давно фалафели разлюбил? – Кира наколола на вилку самый поджаристый кусочек и засунула в рот.
Тарас хохотнул, вытер бороду ладонью. Он любил строить из себя простого парня, но к барберу ходил по строжайшему расписанию, а дважды в месяц устраивал себе смузи-детоксы. Любовь к жареной картошке это, впрочем, не отменяло.
– Как на учебе?
Кира пожала плечами.
– Пока установочные лекции. Препод по истории кино роскошный. Но пришлось уйти в перерыве. Мама вызвала.
– А дед чего?
– Значки перебирает.
Тарас сморщил нос.
– Не самый худший вариант.
– Средний по зашкварности, сам знаешь.
Кира подвинула к себе тарелку Тараса и вывалила на нее забракованное мясо с луком.
– Ешь давай.
Тарас перехватил ее руку и сжал в своей лапище. Посмотрел прямо, без вечной усмешки. Глаза у него были серыми, но темнели, когда он грустил, – становились цвета сырого асфальта.
– Эдик – кремень. Еще выкарабкается. И все наладится.
Эдиком он называл деда с первой их встречи, когда Кира притащила в гости из садика пухлого мальчика и провозгласила лучшим другом навсегда. Дед внимательно изучил пунцового от важности Тараса, наклонился и протянул руку.
– Эдик, – представился он. – Кирин дедушка.
– Тарас, Кирин друг, – пробормотал «лучший друг навсегда».
На том и порешили.
– Вот зачем ты сейчас это сказал? – Кира стряхнула его ладонь. – Зачем так говорить, если эта херь не лечится? – Она отвернулась, чтобы из глаз не полилось прямо в остывшую картошку. – Дед не выкарабкается. А наладится все, когда он умрет.
Сказала и подавилась словами. Открыть глаза было стыдно, лучше сидеть с закрытыми и не представлять, как Тарас смотрит на нее.
– Мне тут работу подкинули, – перевел тему Тарас, встал и начал убирать со стола. – Денег обещают.
– Хорошо. – Кира дождалась, пока зашумит вода в раковине, отвернулась к окну и начала рассматривать пыльные разводы с обратной стороны стекла.
– Там режиссер нужен. Я чего думаю. Может, возьмешься?
ТАРАС
Когда отжимаешься от пола, самое главное – перестать думать. Не представлять, как нелепо выглядит тело, медленно привыкающее к нагрузкам. Не раздражаться от пота, который щиплет в глазах и необъяснимым образом заливается в уши. И не злиться. Главное, не злиться. Потому что ты сам себя вначале распустил, а теперь пыжишься и пыхтишь, как идиот последний. Просто дышать, просто толкать тело вверх, а потом опускать вниз, и постараться в этом низу не рухнуть на пол, а снова вытолкать себя, трясущегося в девяносто второй раз наверх, а потом еще восемь раз – и все, баста, жирдяй ты чертов.
– Отец звонит!
Дверь распахнулась, сбила приставленный к ней штатив, тот пошатнулся и начал медленно заваливаться набок. Вместе с камерой. Вскочить и броситься к нему, чтобы перехватить, Тарас не смог бы при всем желании. Он шлепнулся на пол и остался лежать, наблюдая, как летит на пол единственный его шанс к спасению. Но мама оказалась проворнее. Ойкнула, перехватила штатив за ножку и осторожно вернула на место.
– Раскидаешь свои железяки, ходить невозможно, – пробормотала она, прижимая к груди телефон. – Отец звонит. На!
Тарас уперся лбом в пол и вытянул руку. Мама вложила в нее телефон, проворчала что-то о сквозняке, который обязательно выдует все легкие, если валяться на полу, но из комнаты вышла. И даже дверь за собой прикрыла.
– Ну что, бандит, какие дела? – бодро загудел отец из такого далека, что фантазии не хватало, чтобы представить.
– Да нормально, пап, работаю. Вчера за монтаж курсов заплатили. Я еще подвизался видеотрансляцию подкаста одного делать, пока непонятно, что выгорит. Гляну.
– Ага-ага… – Отец помолчал. – Я денег пришлю, ты не волнуйся, получка в конце месяца, все по расписанию.
– Есть у нас, не парься. – Тарас перевернулся на спину, в левом боку колоть еще не перестало, но дышалось уже легче. – Ты сам как? Не болеешь?
– Некогда болеть. У нас тут скважина знаешь какая – закачаешься. Во всех смыслах.
Тарас хохотнул. Отец подписался на вахту сразу, как решили взять ипотеку. Новый дом еще домом-то не был – котлован и грязное месиво, а мама уже принялась мечтать, какие шторы повесит на окошке, отрисованном в плане подрядчика.
– А здесь твою берлогу устроим, – решил отец, щелкая мышкой по боковой комнате.
Тарас кивал, но в уме подсчитывал, сколько ему будет, когда в квартиру можно будет въехать. Двадцать три? Двадцать четыре? Впору самому планировать, где и как жить, а не в родительском доме место выбирать. Но промолчал. Первый платеж получился большой, зато банк расщедрился на низкий процент, но и он сожрал все накопления.
– Да не надо, сынок, все хорошо, – говорила мама, когда Тарас подсовывал ей половину своей повышенной стипендии, но деньги все-таки брала.
А потом шарагу, в которой Тарас учился на видеографа, лишили лицензии. И стипендии вместе с отсрочкой от армии тоже. Усатый и толстый, совершенно карикатурный прапорщик долго листал личное дело Тараса, покачал головой и отправил его на медосмотр. Оттуда на медкомиссию. Потом в больницу. Врачиха с грустными глазами усталой лошади пощупала пульс, сделала ЭКГ, поглядела сумрачно и сжалилась – дала отсрочку до следующего призыва.
– Вам, Мельников, надо бы сердечко подлечить, вес сбросить. А осенью пойдете родину защищать, – вздохнула сочувственно. – Ничего не попишешь.
Маме Тарас сказать не решился. Она и так уже истосковалась по отцу, осунулась, стала суетливой и рассеянной. Вернулся домой, бросил рюкзак в угол, включил ноут и начал искать работу.
«Ну что, солдат, куда слать письма?» – бодро поинтересовалась Кира в телеграме.
«Из окна самолетиком». – Тарас добавил стикер с уточкой в солнцезащитных очках.
«Откосил?»
«До осени отсрочка, а там отмажусь. Не печалься, старушка».
Кира посмеялась в голосовом сообщении и вышла из сети. Но смех получился нервным.
Мама гремела на кухне посудой, потом включила телик, там бубнили что-то безрадостное про войну на пограничных территориях, авиаудары, потери – про всякую жуть, от которой Тарасу стало сразу и душно, и холодно.
– Мам, выруби телик, а! – крикнул он в коридор.
– Я смотрю! – Маму почти не было слышно из-за шумящей в раковине воды.
– Тогда переключи! – Тарас подошел к окну и распахнул форточку, глотнул талого, еще морозного мартовского воздуха.
Мама недовольно звякнула крышкой из-под кастрюли, но канал переключила: голос диктора сменился на невнятное бормотание очередного сериала. Тарас прикрыл форточку и вернулся за ноут. В телеграм успело прийти сообщение от отца:
«Какие новости? Годен?»
Тарас оглянулся через плечо, будто мама могла подсмотреть. Быстро напечатал:
«Пока нет. До осени отсрочка».
«Сердце?» – тут же переспросил отец.
Порок у Тараса нашли еще на осмотре перед школой. Думали, перерастет, но как-то не перерос. Зато от ненавистной физкультуры была постоянная справка, а что сердце колет временами или пропускает пару ударов, так не страшно: посидел чуток, капелек выпил – и как новый.
– Ты старик в теле мальчика, – издевалась над ним Кира, когда он отказался подниматься по бесконечной винтовой лестнице на обзорную площадку Ярославского кремля во время школьной экскурсии.
Вспорхнула вверх, будто совсем ничего не весила, и заливисто смеялась там с пацанами из параллельного класса, а Тарас потом дулся на нее до самого вечера. Пацаны те ушли после девятого в колледжи, и Кира быстро про них забыла. А Тарас остался рядом. Даже перейдя в шарагу, продолжал встречать ее из школы. Отшучивался – мол, по привычке. А на деле – чтобы легонько обнимать у подъезда.
«Сердце, – ответил Тарас отцу, подумал и вывалил всю правду: – Еще врачиха сказала похудеть».
Отец прислал ехидный желтый смайл. Сам он был подтянутым и моложавым – не важно, что совершенно седым.
«Вот худей. Давно тебе говорю. Сделаешь потом фильм об успехах».
Тарас захлопнул крышку ноутбука. Поставил камеру на штатив у двери, включил запись. Наклонился пару раз в одну сторону, в другую, чтобы размять спину. И опустился на пол. Если начать с десяти отжиманий, то к осени сумеет и сто.
⁂
Местную темень снимать было невозможно. Тарас крутил диафрагму объектива, раскрывая ее до чуть ощутимого скрипа, правда, лучше не становилось. Камера выхватывала неясные тени и сгущающуюся черноту по углам. Фонарь делал только хуже. В ярком луче света любой попадающий в кадр становился похожим на мертвеца. Грубела кожа, углублялись морщины – краше в гроб кладут. Тарас уже представил, сколько времени просидит над записью, вытягивая картинку. Но хорошие дубли обязательно запорются – так всегда бывает.
Благо снимать пока было нечего. Только шумело что-то по нижнему этажу. Вскрикивало неясно. Каждый раз в груди Тараса замирало от острого укола страха, но тут же оттаивало. Сквозняк гуляет по заброшке, воет в вентиляции. Не страшно. Не тупи.
Малахольный Костик вел их однотипными коридорами вглубь исписанной и загаженной заброшки, мало отличающейся от всех других, которые Тарас успел повидать, снимая гранжевые ролики для начинающих музыкантов. Те же ободранные стены, мусор по углам, битый кирпич под ногами. Удовольствие ниже среднего. Может, только масштабом эта больница и брала. Да его не особо покажешь, находясь внутри, а съемку с квадрокоптера Костик категорически запретил. Даже заикаться начал:
– Никаких полетов! Тут охрана! Тут сбивают! Раз-два, и нету!
Пятна, что расползлись по его щекам от натуги, долго потом горели, а Костик их тер плечом. Недоразумение какое-то, но главное, чтобы заказчику понравилось. Заказчик же ходил за провожатым по пятам, переспрашивал, наговаривал себе на диктофон, чтобы не забыть. Тарас прислушался было, чего они там бормочут, и с трудом удержался, чтобы не заржать.
– Если не знать, куда идти, то ничего и не найдешь, ходят тут по этажам толпами, на стенах рисуют, а толку? – говорил Костик, пока они шли от станции через заросший палисадник. – Не здесь все. Глубже.
– На нижних этажах? – Южин сбился с шага от нетерпения.
– В южном секторе, – многозначительно сказал Костик.
– И ты знаешь, как туда попасть?
Проводник остановился и задумался; Тарас представил, как он сейчас разведет хилыми руками, мол, не, не знаю, расходимся, пацаны. Но Костик очнулся, кивнул все так же весомо.
– Да, через северный.
За спиной Тараса фыркнула Кира, и тот снова обрадовался, что у него вышло уговорить ее идти вместе. Не очень-то хотелось оказаться запертым на целую ночь в заброшенной больнице с двумя фанатиками. И теперь они шли по узкому коридору между секторами, снимая по ходу невнятную ерунду, настолько пафосную, что сводило челюсти, а Кира тихонько хихикала в стороне, и от этого становилось веселее.
– Сейчас мы идем по узкому проходу, параллельному основному коридору северного сектора второго этажа, – щурясь в камеру, говорил Южин, а сквозь его надежно залаченную челочку пробивались первые признаки далекой еще, но вполне реальной залысины. – Если не знать, куда свернуть, то можно пересечь его за несколько минут, не отыскав ничего интересного, но с нами проводник, знающий тайные маршруты больницы.
Тарас следил, чтобы фокус не съехал с высвеченного фонарем лица Южина, но мельком поглядывал за Кирой, ушедшей по коридору вглубь и тут же утонувшей в его темноте. Мало ли какая арматура торчит из бетонного пола? Мало ли какая прогнившая плитка дернется? Или осыплется чего?
«Ты паникер, Мельников», – вечно ругала его за трусость Кира, а потом убегала со взрослыми мальчишками кататься на подножках медленных строительных поездов.
Правда, однажды их все-таки сняли с такой подножки и на полгода поставили на учет в детской комнате милиции. Тарасу же досталась роль сочувствующего дружочка с хорошим воспитанием – не то что ты, Кирка, оторви да выбрось. Кира в ответ храбрилась, а потом притихла и призналась, что кататься было страшно, кайфа никакого, только пыль в лицо, а теперь папа с ней не разговаривает. И даже всхлипнула. Больше Тарас над ней не потешался. И пообещал себе, что одну ее ни на какую авантюру не пустит. Пустить не пустил, а в ХЗБ притащил по собственной инициативе.
Южин наконец договорил и выжидательно уставился на Тараса.
– Сойдет, – кивнул тот.
Поднес камеру поближе, чтобы пересмотреть записанное. Южин вещал, стоя спиной к провалу коридора. Вид его подчеркивал готовность к приключениям и опасностям. Эдакий Харрисон Форд, только без кнута и шляпы. Голос его писался на петличку, так что за звук Тарас не переживал, а вот картинка зернила. Он приблизил кадр, сокрушительно вздохнул – вот же гадость! За плечом Южина что-то сгустилось и проплыло. Разряд холода пронесся от пяток к затылку и осел там, настороженно покалывая. Тарас перекрутил запись, запустил снова.
Вот Южин говорит, вот делает паузу, вот щурится в камеру. Вот за его плечом появляется что-то более плотное, чем окружающая полутьма, замирает на долю секунды. Тарас всмотрелся. Острый угол плеча неясной тени переходил в кривоватый овал головы, которая медленно вращалась вокруг своей оси. Тень постояла так, то скрываясь за Южиным, то вновь показываясь позади него. А потом скользнула в сторону. За границу кадра.
Пот выступил на спине. Под ребрами предупредительно заныло. Тарас сглотнул, выключил камеру и засунул ее в рюкзак. Показалось. Показалось. Приглючится же в темноте, а! Глаза, видать, отвыкли, а потом фонарик резкий, слишком ярко для них. Дыши давай, невротик. Тарас глянул на остальных, не заметил ли кто эту гадость, кроме него?
Южин снимал серую бетонную унылость на телефон со вспышкой, Кира топталась в темноте, дожидаясь их, а забытый всеми Костик мирно сопел у стены.
– Долго нам еще идти? Тут снимать нечего, – рыкнул на него Тарас и сам удивился внезапной злости.
– Чего?.. – уточнило эхо в темноте.
Или не эхо, а тень с крутящейся головой. Тарас сжал кулак, чтобы ноготь большого пальца впился в мягкое. Сконцентрируйся уже, тюфяк ты эдакий! Будешь пугаться каждого шороха, Кира тоже испугается. Вон стоит уже бледная как смерть.
Проводник покорно встрепенулся и повел их дальше. Из ниоткуда в никуда. А потом коридор внезапно закончился, просто завершился еще одним лестничным пролетом – странным, вытянутым в форме буквы Г. Можно было сразу пойти на третий этаж, но Костик завернул за угол и шмыгнул куда-то в сторону.
– Вот сюда, пожалуйста, – позвал он, как заправский гид. – Только пригнитесь, тут балка низкая…
Его голос звучал приглушенно, как через толщу воды или плотно запертую дверь. Кира остановилась перед выходом на лестничную площадку и растерянно оглянулась на Тараса. Тот пожал плечами. Надо было идти, не топтаться же по темному коридорчику, где снимать нечего, кроме пыли и бетона. Но первым не пошел, плотная тень, мелькнувшая на записи, еще холодила затылок.
– Не стойте столбом! – бросил им Южин, пригнулся и последовал за провожатым.
Кире и пригибаться не нужно было. Тарас же согнулся пополам, но все равно приложился все тем же затылком. За шиворот посыпалась пыль и липкая паутина, пахнуло гнилью и застоявшимся воздухом. Тарас огляделся – комнатка, в которую их так активно зазывал Костик, была скорее маленькой подсобкой. Глухая квадратная коробка с низким потолком и двумя порожками, которые вели к еще одной двери, чудом сохранившейся на петлях. Тарас посветил по углам, разглядывая детали. Деталей не было.
– Это рентгеновский кабинет, – объяснил Костик. – Здесь делают снимки, а там, – он кивнул на дверь, – сидит врач, расшифровывает и заполняет.
– А не опасно тут находиться? – озабоченно спросила Кира, отходя от стены, которую ощупывала. – Мало ли, излучение какое…
Костик обернулся. Тарас направил на него фонарик, в резком световом луче сверкнули оголенные внезапной улыбкой мелкие зубы. Будто не хилый сталкер, а мутагенная крыса скалится.
– Здесь не опасно, нет, – ответил он, делая особое ударение на «здесь».
– Сюда не успели завести никакой техники, откуда здесь взяться излучению-то? – насмешливо заметил Южин.
Он стоял в середине комнаты, задрав голову.
– Повешенный тот. Ты потому нас сюда привел?
Костик усиленно закивал, только что не подпрыгнул от восторга.
– Да! Прямо где ты стоишь, так он и того!.. – и гаденько захихикал.
– Так он или его? – с нажимом уточнил Южин.
– Руки-то связаны были! – зловещим шепотом ответил Костик. – Спереди!
Кира не выдержала первой, встала между ними, тоже уставилась в потолок и застыла. Нужно было перевести туда луч фонарика, разглядеть, на что смотрят остальные, но Тарасу вдруг стало тяжело дышать. Он оттянул воротник футболки и постарался делать глубокие медленные вдохи. Пыль, клубящаяся в воздухе, тут же запершила в горле.
– Мистификаторы, блин, – просипел он. – Что там такое?
Костик подошел ближе, дотянулся до плеча Тараса и тихонько прошептал ему на ухо:
– Сам посмотри.
Тарас дернулся в сторону от его шепота, но задрал фонарик вверх и посмотрел. С потолка свисал ржавый крюк. Просто крюк, на который обычно вешают люстры. Или экран аппарата для флюорографии.
– И все? – спросил он.
Южин хмыкнул:
– А ты ожидал тут повешенного увидеть?
– Да хоть что, лишь бы не уснуть, пока мы тут шляемся впотьмах, – огрызнулся Тарас, но Кира его не поддержала.
– Давайте здесь снимем! – загорелась она. – Очень атмосферный закуток. История опять же. Перескажешь? – Южин кивнул. – Шикарно. Давайте.
Пока Тарас выстраивал свет, Кира разматывала шнур петлички – методично и медленно.
– Повесь так, все равно потом запутается, – буркнул ей Тарас.
– Чего ты бесишься? – поинтересовалась она, продолжая распутывать шнур.
Низкий потолок давил. Тарас был выше остальных, он макушкой чувствовал, как близко к нему бетонная плита, а над ней еще восемь этажей заброшенного и прогнившего здания, которое может рухнуть от любого чиха.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
