Текст книги "Улыбка бешеной собаки"
Автор книги: Ольга Клюкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
И он бросил свирепый, выразительный взгляд в сторону москвича. Ледик слегка побледнел, и это доставило Киру что-то вроде наподобие мстительного удовлетворения.
Он улыбнулся и добавил, передразнивая слегка шепелявую речь Ледика:
– Но это я так, к слову – в порядке полезной информации.
И действительно, как Кир не старался, но лодка Водяного приближалась очень быстро и уверенно, словно её сзади, из воды подталкивала какая-то невидимая сила.
Кир ещё больше подналег на весла.
Можно было все же постараться улизнуть у старика из-под самого носа, по крайней мере, такой шанс ещё оставался. И пускай Кавако потом машет сколько угодно вслед кулаками, топает по дну своей лодки сапогами, и даже палит из ружья в бессильной ярости в воздух.
Будет знать, как связываться с членами тайного общества "КОЛ"!
Только бы успеть сейчас благополучно смыться! Теперь вся надежда была на крепкую мускулатуру, которую Кир вовсе недаром наращивал в неустанных тренировках – такого преимущества, хотя бы одного, у Водяного и в помине не было.
– Эй, вы там! – донесся до старческий, дребезжащий голос Водяного. Вы чего тут делаете?
Никто и не подумал ему отвечать.
Кир был озабочен лишь тем, чтобы ещё сильнее ускорить греблю, Олька обеими руками крепко держала фотоаппарат, у которого внутри была пленка с уникальными кадрами.
Неожиданно Ледик, который сидел на носу лодки, поднялся на ноги, и прошептал трагическим голосом:
– Он нас совсем догоняет. Ой, мамочки. Слушай, Кир, давай вместе грести. В два раза быстрее получится.
– Отстань, сядь на место, – процедил Кир, не разжимая губ.
От напряжения его лоб и щеки были покрыты мелкими капельками пота, и он даже не хотел тратить даже лишней капли энергии на пустые слова.
Но Ледик, похоже, и впрямь на полном серьезе вообразил себя ненужным балластом, который в критическом случае товарищи смогут принести в жертву, и выбросить за борт.
– Я тоже могу грести. Давай, я тоже...
Ледик схватился одной рукой за весло, и Киру пришлось довольно грубо на ходу его оттолкнуть.
– Ты лучше не мешайся, – сказала Олька, но Ледик уже снова схватился за весло, и попытался молча пересесть на место возле Кира, со всего размаха на него плюхнулся...
Лодка резко качнулась и перевернулась на бок.
Дети и понять ничего не успели, как все трое уже очутились в воде.
– Ой-ой-ой, спасите, тону! Я же плавать совсем нисколько не умею, завопил что есть силы Ледик, вцепляясь пиявкой в плечо Кира, показавшееся из-под воды.
– Тону, спасите, помогите!
Он действительно захлебывался, и бестолково молотил по воде руками, ещё больше зарываясь в брызги.
Олька ловко вынырнула из-под лодки – переворачиваясь, она накрыла её с головой, и хорошо еще, что ударила сверху не слишком сильно, не до потери сознания.
– Пленка. Фотоаппарат. Все, – проговорила Олька, показываясь из воды возле Кира.
Это говорило, что с сознанием у неё хотя бы было все в порядке.
Но Киру теперь было не до пропавших снимков.
Ледик уже вовсю пускал пузыри, и норовил скрыться под водой.
– Тону...Тут водоворот. Меня затягивает, ой, не могу...
Кир только теперь понял, как хорошо, что у москвича имелись такие длинные волосы, которые при необходимости можно было бы быстро накрутить на руку и выдернуть из воды. Он умудрился кое-как вытащить Ледика из глубины, и крикнул в его обезумевшее от ужаса лицо:
– Плыви, слышишь? А ну, плыви! Учти, я больше не буду тебя держать...Быстро плыви сам.
Ледик с новой силой замолотил руками и ногами, и потом сумел кое-как самостоятельно зацепиться за скользкое днище лодки, и немного перевел дыхание.
Олька тоже держалась за лодку с другой стороны, и уже потихоньку подталкивала её к берегу.
Пока дети шумно барахтались в воде, Водяной успел подплыть совсем близко, и теперь, мрачно усмехаясь, глядел на них сверху вниз, не предлагая помощи, и вообще не говоря не слова. Но у него было такое выражение лица, что Кир нисколько бы не удивился, если бы старик принялся бы лупить им по головам веслами и топить, как котят, расстреливать в упор без суда и следствия.
Черт возьми, как-то так незаметно получалось, что все они снова находились в полной власти этого дряхлого, немощного старика с седыми космами и белыми глазами.
Он опять был хозяином положения, и это никак не удавалось объяснить иначе, как колдовством, или каким-нибудь другим похожим словом из мистических рассказов проклятущего Ледика, который снова оказался во всем виноват.
– Проклятье! Это опять вы! – вдруг воскликнул старик, внимательно вглядываясь в ребят, и только теперь из узнавая. – Я же предупреждал, вы что... вы что тут...
Старик прямо-таки задыхался в бессильной ярости, и даже с трудом подбирал слова.
– Мы случайно, мы тут рыбку ловили, дедушка, – пискнула Олька из-за лодки.
Она умела в нужный момент изобразить из себя маленькую и совершенно беззащитную девочку. Но Водяной был не из тех, кого с легкостью можно было подцепить на эту удочку.
– Ах, рыбку? Я вам покажу – рыбку! А кто лазал на остров? Ну, признавайтесь, поганцы! Я видел, как кто-то из вас вылезал из камышей! А ну, быстро говорите!
Кир лишний раз удивился про себя: вот так старенький, подслеповатый дедушка!
Да у него дальнозоркость, как у пушки со снайперским прицелом, и слышимость ушей, как у локаторов, хоть он и притворяется слепым, да глухим.
– Я туда ходила, – призналась Олька, пока Кир собирался взять вину на себя.
– Ты лазала? А чего ты там потеряла? На кой? – взвился дед.
– По-маленькому...
– Чего?
– Ну, пописать захотелось. По-маленькому. Но я тут рядышком, в камышах.
Кир чуть было не наглотался воды от подступившего смеха: ну, девчонка! Такой палец в рот лучше не клади.
– А чего вы здесь рыбачить взялись, а? Другого места вам, что ли, мало? – уже несколько спокойнее спросил Водяной, окидывая взглядом территорию острова, и беспокойно вглядываясь в кусты. – Последний раз предупреждаю, учтите, гаденыши...
– Да конечно – места мало, – вдруг проговорил Ледик, державшийся обеими руками за лодку, и даже посиневший от напряжения.
Кир подумал: смотрите-ка, он ещё и голос подает!
– Конечно, мало. Туда, где мы всегда рыбачили, мужчина незнакомый пришел в золотых очках. Тоже говорит: идите отсюда, и всех выгнал. Говорит, я здесь человека дожидаюсь, а вам здесь нечего делать. Такой худой, с большим рюкзаком, и очки у него ещё в золотой оправе, как у профессора.
Старик, который уже собрался было плыть дальше, притормозил лодку, и резко повернулся к ребятам.
– Говоришь, в золотых очках? Где?
– Да там, на турбазе. Он в том же самом домике остановился, где вы собачку из ружья убили...
Ледик простодушно глядел на старика большими, серыми глазами.
– Он сказал, что будет ночевать, и тоже предупредил, чтобы мы ему ни разу на глаза не попадались. Вроде бы утром он уже уйдет. Вообще уже – все только гонят отовсюду, нигде нам места нет...
Сейчас Ледику было легко изображать обиду, потому что у него и без того был очень жалкий, напуганный и обиженный вид.
Он мечтал только об одном – скорее выбраться из воды, или хотя бы ощутить под ногами дно.
Старик с тоской поглядел на дальний берег, а потом на небо, словно пытаясь сообразить, сколько ещё осталось времени до наступления ночи, чтобы под покровом темноты пробраться к домику.
Олька пожалела, что теперь её фотоаппарат оказался в нерабочем состоянии.
Сейчас особенно было заметно, какие у старика были светлые, почти что белые глаза, в которые невозможно было смотреть слишком долго. Настоящие глаза Водяного.
Увы, теперь это лицо могло запечатлеться только у неё в памяти.
Старик последний раз скользнул взглядом по ребятам, и погреб к камышам.
И как только он скрылся из вида, Кир нащупал под ногами дно.
Бред какой-то – ну почему не раньше, тогда бы они не были перед Кавако такими беззащитными и жалкими! В этом году на Волге появилось много новых отмелей, и рыбаки жаловались, что даже посередине реки есть опасность напороться на мель, и повредить лодочный мотор.
Зато теперь можно было наконец-то немного отдышаться, и попытаться понять, что произошло.
Кир подумал, что хорошо бы сейчас для профилактики подержать немного Ледика под водой, чтобы он в следующий раз не самовольничал, и слушался на борту старших с единой команды.
– Может, он все-таки герметичный? – спросила вслух сама себя Олька, но когда раскрыла фотоаппарата, оттуда сразу же полилась вода.
Надежда на уникальные снимки окончательно утонула в мутноватой, волжской воде.
– Это что, а я снасти Ивана, кажется, все-таки утопил! – вдруг вспомнил Кир, и выразительно повернулся к Ледику, который и без того дрожал без остановки.
Чертыхаясь, Кир снова поплыл на глубину, и принялся нырять в том самом месте, где предположительно перевернулась лодка.
Но он и сам понимал тщетность своих попыток – драгоценные снасти утонули. И теперь Киру не было пощады.
Снова громко прокричала пролетевшая над головами детей крупная чайка.
Птица зорко всматривалась в плавающие повсюду на поверхности воды запасные поплавки и бумажки, которые она сверху сначала приняла было за рыбок.
Олька проводила полет птицы горестным вздохом – ей захотелось даже зареветь от обиды, и на глазах выступили невольные слезы.
Столько усилий – и все напрасно! Старик снова победил, опять оставил всех в дураках.
К счастью, слезы на лице девочки были сейчас не заметны, потому что смешались с брызгами и струйками воды, стекающей с волос по лицу.
Олька поглядела на Ледика, у которого, наоборот, почему-то было на редкость же сияющее, радостное лицо, несмотря на то, что зубы уже выбивали от холода морзянку.
Нужно сегодня же исключить его из членов тайного общества – только бы узнать, как сделать, чтобы клятва кровью оказалась недействительной. К тому же они все равно не успели довести ритуал до конца.
Кир явно будет не против...
– У меня появился отличный план, – проговорил вдруг Ледик торжественно. – Ты думаешь, я зря сказал ему сейчас про Очкарика? Дудки теперь Водяной в точно наших руках...
– А по-моему, пока мы в его лапах, – вздохнула девочка.
– Нет, пока ты в моих руках – ну, теперь берегись! – выкрикнул Кир, выныривая совсем близко, и хватая под водой Ледика за ноги.
– А-а-а! – раздался новый отчаянный вопль москвича. – Тону-у-у!
Олька подумала, что от такого крика из камышей выбежит целая толпа разных потревоженных и разбуженных водных оборотней.
Но из кустов никто не появился, ни единой души.
Складывалось ощущение, что заболоченный островок и заводи вокруг него и впрямь были заколдованными, и с удивительным упорством скрывали все свои тайны от любопытных глаз.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ПРАЗДНИК САТАНЫ.
... Была глухая ночь, когда к берегу, к большой коряге, неслышно причалила лодка.
К ночи снова начал накрапывать дождь – климат этим летом выдался просто субтропический: то жара, то дожди – и в такую погоду на берегу, а тем более в лесу, не было ни единой души.
В темноте коряга ещё больше напоминала тело испуганного человека, который поднял руки вверх, и пятился в воду. Из лодки медленно выбралась небольшая фигурка в мокром, длинном, до пят, плаще.
Старик, кряхтя, кое-как выбрался на скользкий берег, с трудом удерживая равновесие, и чуть не упал, поскользнувшись на мокрой от дождя траве. Некоторое время он постоял, глядя себе под ноги, и, по всей видимости, пытаясь получше рассмотреть дорожку, а потом, тихо чертыхаясь, направился в глубину леса.
От усталости и недоедания старик уже еле держался на ногах, но мысль, что сегодня, совсем скоро, да что там – прямо сейчас, все его мучения могут закончиться, значительно придавала ему решительности.
На подходе к турбазовскому домику старик ещё сильнее замедлил шаги, и начал озираться по сторонам, вгядываясь в чернеющие кроны деревьев, и вслушиваясь в ночные звуки.
Но вокруг все было тихо, спокойно.
Лишь под ногами чавкала вода, успевшая на лесной дорожке собраться в небольшие лужи, да ещё капли дождя то и дело срывались с промокших насквозь веток.
В лесу пахло грибами и немного дымом костра. Старик принюхался, потянул носом: нет, ничем съестным, вкусным здесь не пахло... А уж могли бы о нем и побеспокоиться, и хоть что-нибудь приготовить к его приходу, пока он тут терпел лишения и голодал, как последняя собака...
С того дня, когда из-за чертовых детей, которые привели к турбазовскому домику безусого мента, ему пришлось спешно перебраться на затопленный остров, старик ни разу не ел вареной пищи, потому что боялся лишний раз зажечь костер и обнаружить свое присутствие. Не мудрено, что от такой непривычной "диеты" у него заметно побаливал живот.
К тому же на затопленном островке практически не оказалось дров. Лишь один раз удалось набрать сухих прутьев и разжечь костер, на котором пришлось согреть воды для этой...
Старик подошел к домику, и несколько раз тихо кашлянул, давая знать, что он уже явился. Но никто не отозвался ему в ответ.
На всякий случай, старик вскинул на плечо ружье, и ещё несколько минут подождал возле закрытой двери.
– У-у-у, – кто-то тонко то ли пропищал, то ли проскулил в кустах, и старик узнал ночную песню летучей мыши.
Летучие мыши в этом лесу были не редкостью, и он даже однажды нашел под деревом одну мертвую тварь с перепончатыми крыльями, и так напугал девчонку, что она вообще стала бояться подавать голос, и слушалась его молчаливых приказов даже с первого взгляда.
Старик ещё раз кашлянул, и вошел в домик.
Он хорошо видел в темноте, и очень быстро убедился, что внутри помещения, ни в первой, ни во второй маленькой комнатушке, никого не было.
Странно, но где же в таком случае спрятался долгожданный гость?
Потоптавшись в затхлой темноте, повздыхав, и снова прошептав себе под нос проклятия, старик собрался снова выйти на улицу, толкнул дверь плечом...
Но теперь она оказалась закрытой с обратной стороны.
– Что за шутки, эй, Глеб? – прохрипел испуганно старик. – Открой, это же я.
Эй, ты что там задумал? Открой! Если ты вздумал меня убить, то не узнаешь, где девчонка. Открывай...
Из-за двери никто не отвечал, и старик забеспокоился ещё сильнее.
– Ты что? Думаешь, тебе это просто так пройдет?
Он застучал что есть мочи кулаками в запертую дверь, и метнулся к окну, накрепко забитому досками, примериваясь, как их лучше отодрать, но тут же отшатнулся в испуге.
На улице внезапно загремел барабан, затрубила какая-то пронзительная дудка.
Старик приложился глазом к щели между досками, и увидел, что на поляне вдруг быстро, словно сам собой вспыхнул костер, как если бы в него плеснули бензином, и за окном сразу же сделалось светлее. А возле костра появилась странная, маленькая фигура в белом балахоне, наподобие привидения, которая принялась бегать вокруг огня, издавая какие-то непонятные, душераздирающие звуки – и голосом, и при помощи музыкальных инструментов.
Среди нечленораздельных воплей можно было различить слова, которые исполнялись на разный мотив:
– Праздник сатаны! Праздник сатаны! – извиваясь, выкрикивала фигура, размахивая факелом, и то и дело пропадая в тени деревьев.
Старик перепугался ни на шутку, но вовсе не приведения.
Он испугался факела, и вообще – огня. Ведь если сейчас это непонятное существо вздумает поджечь домик, то тогда ему за запертой дверью точно прийдет конец.
Доски к окну были прибиты так крепко, что он ни за что не сумеет их оторвать.
Поэтому старик что есть силы замолотил ногами в дверь, и ещё раз поднажал на неё всем телом.
Но самое удивительное, что дверь внезапно поддалась, и старик выкатился на освещенную поляну, и с ошалелым видом принялся озираться по сторонам, прикидывая, в какие лучше всего ему поскорее метнуться кусты.
Щурясь, старик ещё раз вгляделся в темноту, и собрался уже сорваться с места, как замер от неожиданности в нелепой позе, растопырив в разные стороны руки.
Из-под того самого дерева, где он пристрелил собаку, вдруг отделилась черная собачья тень, и раздалось грозное рычание, перешедшее затем в безостановочный, заливистый лай.
– Сатана, фас его, фас! – скомандовал чей-то голос. – Вот твой убийца, хватай его, фас! Пусть и ему тут тоже прийдет конец!
Собака заливалась лаем и рвалась с цепи, с трудом сдерживаемая своим невидимым грозным хозяином. Старик, согнувшись от ужаса напополам, бросился было в противоположную сторону, но из других кустов тоже раздался ещё более громкий, и прямо-таки душераздирающий лай, заставивший его вновь остановиться на месте в смертельном испуге. К тому же Сатане ответила воем и рычанием собака, спрятавшаяся совсем в другой другой стороне, возле самого домика.
Казалось, в этом лесу собралась целая свора свирепых псов, которые собрались, чтобы отомстить за убитую овчарку – черный призрак Сатаны требовал отмщения.
И тогда к лаю примешался ещё один неприятный звук – короткий, сдавленный крик старика, который больше не раздумывал ни минуты, и побежал, не различая пути, к тому самому месту, где оставил лодку, то и дело спотыкаясь и падая на мокрой тропе.
Ему мерещилась, что промедли он лишнюю секунду, и собаки-призраки догонят его, настигнут, набросятся сзади, и начнут разрывать в клочья. Поэтому старик ни разу не оглянулся назад, и не остановился, хотя то и дело путался в полах своего длинного плаща.
Он почти что щучкой прыгнул в лодку, одной ногой отпихивая её на ходу ногой от берега, и стараясь как можно скорее затеряться от ужасной погони в спасительных камышах.
Через некоторое время на поляне сделалось совсем тихо.
Лишь из-под дерева доносилось смачное похрустывание, с которым собака разгрызала честно заработанную кость.
– Молодец, Шарик, ешь. Заслужил, ешь, умница, – приговаривал Кир. – Из тебя получилась отличная Сатана.
Он гладил по спине большую, беспородную дворнягу, которая и правда с блеском справилась с полученным заданием.
Шарик был псом хоть и ничейным, но очень умным, а главное – своим в доску. Он постоянно ходил купаться с местными мальчишками, или часами сидел возле них, слушая дворовые блатные песни под гитару, и даже иногда тихо что-то подвывая в такт нехитрым мелодиям.
– Эх, жалко, что баба Сима никак не хочет взять Шарика к себе, сказала Олька, вылезая из-под мокрого куста, и по-собачьи отряхиваясь. Ну, и погодка, как назло. Я боялась, что батарейки отсыреют, но вроде бы все прошло нормально.
И ребята засмеялись при воспоминании, как сильно старик испугался собачьего лая, записанного Олькой на переносной кассетный магнитофон.
Хотя Шарика под видом Сатаны все-таки гораздо больше.
Когда Олька включила магнитофон на полную громкость, ей и самой поначалу сделалось не по себе от грозного собачьего рыка, но она все равно успела перебежать со своей переносной аппаратурой в другие кусты, чтобы зловредному старику собак-призраков померещилось ещё больше.
Ледик в изнеможении присел рядом с ребятами, убирая в карман губную гармошку, до сих пор зажатую в руке – остальные музыкальные инструменты валялись разбросанными где-то в траве.
Конечно, он знал, что взрослые люди не слишком бояться привидений, но все равно не смог отказаться от идеи изобразить возле костра Силу Возмездия.
Ведь именно костер во все времена был самой надежной защитой от злых духов, а Ледик упорно верил, что злополучный Водяной принадлежит именно к их числу.
И потом, как предисловие к основному номеру с появлением Духа Черной Собаки, его танец с соответствующим музыкальным сопровождением смотрелся не так уж и плохо.
– Слушайте, люди, а я все-таки успела сделать несколько фотографий нашего Водяного, – поговорила Олька, показывая на фотоаппарат. – На вечную память. Сдается мне, что больше он здесь никогда не появится. Здорово мы его припугнули.
– И отомстили тоже, – отозвался Кир. – За собаку. Подумаешь, укусила разок кое-кого для профилактики. Да я иногда и сам бы его так куснул, честное слово.
Но не убивать же меня теперь из-за этого.
Ребята тихонько рассмеялись, за исключением примолкнувшего Ледика.
– А ты, Ледик, все равно молодец, – повернулась к нему Олька, пытаясь разглядеть за слоем белой краски с красными разводами выражение лица троюродного брата. – Здорово придумал. И сам завывал хорошо – почище настоящей собаки.
Олька знала, что говорила.
Никто из мальчишек не представлял, сколько поначалу ей пришлось помучаться, прежде чем записать на магнитофонную пленку высококачественный собачий лай.
Наверное, целый час Олька была вынуждена бродить по чужим дворам, и дразнить всех попавшихся собак, чтобы взять у них "интервью".
Но Кир все же придерживался насчет Ледика совсем другого мнения.
Общий замысел был, конечно не плох, тут ничего не скажешь, но все-таки...
Вообще-то, положа руку на сердце, ему до сих было не по себе подходить к тому месту, где была застрелена собака. Не то, чтобы он боялся.
Кир самолично как следует прикопал мертвую овчарку землей, и даже отпилил с дерева цепь, чтобы она не гремела во время сильного ветра.
Просто Кир до самозабвения любил собак, и в упор не понимал, как их можно бояться. А ведь если бы тогда Ледик не бросился от овчарки в кусты, все сложилось бы совершенно по-другому.
А для овчарки по клички "Сатана" – особенно.
– Знаешь, Ледик, а когда ты начал визжать возле костра, я подумал, что ты теперь по-настоящему взбесился, – усмехнувшись, проговорил Кир. – Я думаю, надо тебя все-таки проверить. Говорят, бешенство проявляется не сразу, а через пару дней. Как раз пришел срок.
– Опять начинаешь? – шепотом спросил Ледик.
Он и сам не понимал, почему вдруг охрип – то ли орал слишком сильно, то ли от сырости у него снова разболелось так все ещё не долеченное до конца, простуженное горло.
Как бы то ни было, но говорить он теперь снова мог только шепотом.
– А чего скрывать? Тут все свои – бешенство – штука серьезная. Чего доброго, ты теперь весь наш район заразишь, – продолжил Кир, сделав при этом на редкость озабоченное лицо. – А потом Москву. И потом ещё Испанию. Представляешь, от тебя одного весь мир пострадать мажет? Начнется мировая эпидемия собачьего бешенства, почище всякого СПИДа...И все потому, что мы тебя не заставили вовремя сделать несколько укольчиков.
– Значит, начинаешь?
– Ой, как ты смотришь – того и гляди, сейчас укусишь, – не унимался Кир. – Ну, давай – гав, гав, гав! Если укусишь – значит, точно бешенство.
Шарик лениво оторвался от своей сахарной кости, и посмотрел на лающего мальчика с превеликим удивлением.
Но Кир и сам не понимал, что это такое на него вдруг нашло.
Наверное, он все ещё никак не мог так быстро остыть после эффектной, запоминающейся сцены с устрашением Водяного.
– Слушайте, люди, да прекратите вы, что ли! Вы же побратались, или забыли?
Может, не до конца, поэтому клятва и правда пока так плохо на вас действует? Ну почему, почему вы снова начинаете...собачиться?
– Ага, вот и я говорю – оно во всех проникает, поэтому мы уже все и пересобачились, – подхватил Кир. – А на нас с тобой его бешенство скажется быстрее всего. Это потому что мы тогда друг друга кровью перемазали...Видишь, я уже начинаю лаять. Смотри, прямо ничего с собой не могу поделать – р-гав, р-гав! Дайте мне скорее кого-нибудь загрызть!
– Да что с вами, в самом деле? Слушайте, люди, а давайте сейчас произнесем общую клятву? Теперь нам никто не помешает. Все равно это надо было делать ночью – мы немного перепутали, и поэтому так все получилось.
– Я согласен, – сказал Кир. – Но если только клятва должна быть на собачьем языке. У-у-у...Р-р-р, гав, гав, гав! Что же вы? Помогайте!
Он поднял вверх лицо, и завыл, подражая Ледику, потом вскочил, и начал носиться возле костра, размахивая в разные стороны руками.
– У-у-у! Праздник Сатаны! Мы духи бешеной собаки. Праздник Сатаны!
– Вот дурак, – рассердилась Олька. – То вроде бы ничего, а то совсем, как маленький...
– А я не могу, у меня горло пока болит, – извиняющимся шепотом сказал Ледик сестре.
– Чего ты не можешь?
– Ну, тоже погавкать...Чтобы все вместе.
– Странно...Ты как будто на него и не обижаешься...
– А зачем? Кир – отличный пацан. Я никогда таких раньше не встречал. Да и ты тоже...Хорошо все-таки, что у меня есть такая сестра. Хоть и троюродная. Но все равно – лучше всех.
Олька удивленно поглядела на Ледика:
– Неужели нисколько-нисколечки не обижаешься?
Ледик совсем по-взрослому покачал головой.
– У него энергетический срыв, что тут особенного? Просто человек никогда прежде не имел дела с потусторонними силами, вот и все. Но это я просто к слову, в порядке полезной информации. Пусть гавкает, сколько влезет. Зато я благодаря ему немного плавать научился. Нет, правда. Я вечером потом ещё раз один попробовал – уже получается немного на воде держаться...
– Вечером? Под дождем? Один? – всплеснула руками Олька, и в этот момент сделалась как никогда похожей на свою бабушку Симу. – Да вы оба чокнутые, со сдвигом. Все пацаны, что ли, такие глупые? Представляю, что теперь скажет баба Сима, когда услышит твой ангельский голосок...А вдруг она случайно проснулась среди ночи, и увидела, что нас нет? Скажи что-нибудь.
– Гав, гав, – шепотом пролаял Ледик. – Громче не получается. А ещё я в лодке старика снизу одну заплатку отлепил, она из автомобильной шины была сделана.
– А он не утонет?
– Кто? Да ты что? Он же Водяной.
Потом Ледик подумал, и добавил.
– Но даже если он и не вполне Водяной, то все равно как-нибудь доплывет до своего логова. Но только будет очень, очень сильно мокрым.
– Дальше рисковать нельзя – нужно успеть залезть обратно в окно до того, как баба Сима вздумает среди ночи проснуться. А то нам с тобой тоже будет – очень, очень, очень плохо.
И схватив брата за руку, Олька, не говоря больше ни слова, потащила Ледика, как маленького, скорее домой.
Она хорошо знала, что Кир сначала покривляется, побесится, а потом все равно не забудет погасить костер, и все сделает, как надо.
В этом смысле на него можно было положиться.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ПОСЛЕДНЕЕ КВА-КВА.
... Было не слишком раннее утро, когда Кир потихоньку отворил калитку, удивившись, что на этот раз в саду почему-то никого из ребят не оказалось.
Он уже было попытался высвистать Ольку через окно, но никто не отозвался, и даже не выглянул из-за занавески.
Кир догадался, что Олька и Ледик просто-напросто до сих пор на него обижаются за вчерашнюю дурную выходку с собачьим лаем.
И правда, что это на него вдруг такое нашло?
Кир хотел было уже пройти в дом, но откуда-то вдруг появилась баба Сима с мотыгой в руке, и с воинственным видом загородила мальчику дорогу.
– Куда, голубчик, нацелился?
– К ребятам...
– Ишь, гуленый какой выискался! Опять собрался детей моих куда-то увести? Не выйдет, все. Они у меня теперь под арестом. Никого весь день из дома не отпущу. Пока Леонид совсем до конца не излечится, даже и не думайте никуда идти. Не пущу!
Кир не сразу понял, что баба Сима так назвала Ледика, и чуть заметно улыбнулся.
– А как он там? До сих пор шепчет, или голос уже прорезался? Может, я схожу проверю?
– Ну, конечно! Ни за что – и так всю ночь снова где-то шлялись, бесстыдники. Мокрые явились, грязные. А я не спала, думала, пропали совсем мои дети. С ног сбилась, не знала, где искать, даже соседей вон из-за этого среди ночи подняла. Все, зато сегодня я всех на ключ заперла, так что никто даже носа на улицу высунуть не сможет...Вот пусть родители приезжают – и сами освобождают, а я потом за них отвечать не желаю. Надо, надо проучить...
– Да зачем так? Каникулы все же... – пробурчал Кир.
Баба Сима даже всплеснула руками от возмущения:
– Смотри, какие умники! Вот и Олька тоже говорит, мол, ты, бабушка, применяешь против нас жестокие репрессии. Смотри чего придумала репрессии, говорит, как Сталин. А сама и знать не знает, что у нас в городе дети пропадать стали. Вы же радио не слушаете, а там все время передают, и по телевизору вчера показывали, и даже в газете написали... Но где вам читать? Вы за свои каникулы забываете, небось, даже как буквы пишутся, только по ночам где-то гоняться можете до полного одурения...
– Да сказки все это, выдумки, – попытался оправдаться Кир, заглядывая бабе Симе через плечо. – Кто там ещё пропадает? Кому мы сто лет нужны? Может, конечно, инопланетяне уносят? Они, говорят, снова где-то тут поблизости объявились.
Кир нарочно заговорил про инопланетян, желая хоть как-то заглушить воинственный настрой бабы Симы, и переключить её внимание на другие, не менее интересные темы.
Можно ещё и про Шарика рассказать, который умеет на людей, которые ему сильно не нравились, лаять: "Гад! Гад! Гад!"
Кир осторожно заглянул старушке через плечо. Обычно распахнутая входная дверь с тюлевой занавеской от комаров, ведущая в сени дома бабы Симы, сегодня и впрямь была закрыта.
Похоже, баба Сима нисколько не шутила, и перешла к крутым мерам. К самым настоящим репрессиям.
– Но я их точно не украду, я только на минутку зайду. Я Ледику специальной травы принес, чтобы горло полоскать, только отдам, научу как надо делать – и сразу назад.
– Травы? – недоверчиво спросила баба Сима. – А ты покажи сначала. А иначе – не пущу.
Кир порылся в своем рюкзачке.
Вообще-то он всегда носил с собой в целлофановом пакетике пучок душицы, на случай, если закончиться заварка, а где-нибудь в лесу или на рыбалке вдруг захочется выпить чая. А сейчас душица, похоже, выполняла совсем другую роль – помогала размягчить душу бабы Симы.
– Смотри-ка, и правда, не врешь, – сказала она, разглядывая и даже обнюхивая пакетик. – Ладно уж, иди, но только не на долго. А то там теперь такой лазарет, на приведи Господь...
В доме у бабы Симы и впрямь стоял больничный полумрак, и почему-то сильно пахло горчицей.
В главной комнате, на диване спал Ледик с большим компрессом на горле.
Возле него, на столе, были расставлены какие-то микстуры, пузырьки, бутылочки, ровной стопочкой лежали горчичники.
Судя по всему, баба Сима была настроена очень серьезно, и на этот раз собралась долечить своего московского внученка до победного конца.
– Ты чего, все спишь? – спросил Кир, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Ты кончай болеть-то других дел полно...
Вообще-то Кир по дороге сюда придумывал, как бы так незаметно, в виде шутки извиниться перед Ледиком за вчерашние приколы про бешенство.
Но Ледик посмотрел на него такими голубыми, сияющими глазами, что можно не говорить никаких лишних слов.
– Ура! – шепотом сказал почему-то Ледик, и хотел ещё что-то добавить, но из его горла вырвался только непонятный шепот и свист.
Похожее на "ква-а-а, ква-а-а."
– А Олька где?
Ледик показал рукой на дверь в соседнюю комнату.
Кир туда осторожно зашел и...остолбенел.
Олька лежала на огромной кровати бабы Симы, сооруженнной из многочисленных пуховых перин, словно мертвая – безжизненно свесив к полу тонкую руку и приоткрыв перекошенный рот. Кир даже подумал, не позвать ли поскорее кого-нибудь на помощь – он никогда не видел прежде, чтобы лицо человека выражало такое невыносимое страдание. Но тут один глаз девочки приоткрылся, а в следующий момент она уже села на кровать и засмеялась.
