Текст книги "Любовь четвертого уровня (СИ)"

Автор книги: Ольга Паг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 11.

Ура! Каникулы. Майка чмокнула маму на прощание и прошла на регистрацию в самолет. Через пять часов он прилетит в Горно – Алтайск, а там киломметров девяносто на каком-нибудь «чепердыхе» по горам и кочкам, и она в деревне у бабки. Накануне позвонила Марта и с радостью сообщила, что куда-то уезжает. Майка потребовала подробностей, но видимо у подруги в телефоне села батарейка или произошло еще что-то, но связь пропала. Дозвониться не получилось, о чем Майка жалела, ведь в бабкином селении сеть поймать можно было только при цветении папортника, то есть никогда.

Бабку Алену Майка специально не стала предупреждать о своем приезде, что бы удивить, а при возможности и напугать. Но знахарка как-будто почувствовала ее приближение и с довольной улыбкой стояла, облокотившись о забор. Увидев Майку, она крикнула: "Иди, иди! Картошка стынет". Майка прибавила ходу, но не удивилась бабкиной прозорливости, ибо давно усвоила, что находится в родстве с ведьмой. Как приятно было вернуться в детство. Майка опять скакала верхом (Алена работала ветеринаром на конезаводе), наслаждалась ветром, купалась в речке и помогала бабке собирать лекарственные травы. Неделя пронеслась, как один день.

Однажды утром Майка, потягиваясь, вышла на улицу и услышала до боли знакомый голос. Бабка Алена уже копошилась на улице – кормила коз и кур – и ее тоже заинтересовал звук из двора соседки, которой в деревне не было уже много лет. "Никак Октябрина вернулась, – удивленно хлопнула руками по бедрам Алена, – а ну, Майя, посмотри-ка". Майка и без просьбы бабки готова была прыгнуть выше забора, что бы увидеть, кто там щебечет таким знакомым говорком. Вдруг к нему добавился мужской голос, и слышно было, что два этих человека очень близки друг другу.

– Выше, выше, еще, – говорил мужчина, – Да! Еще!

– Я уже устала, – вторил знакомый женский. – Чеши сам.

– Еще чуть-чуть!

– Не надо было спать на сеновале!

Майка заглянула в дырку в заборе и увидела картину совсем не соответствующую той, которую представила, подслушивая разговор. На лавке, в одних шортах сидел парень, а девушка двумя руками чесала ему спину.

 – Ааааа! – постанывал парень, – проклятые комары, помажь меня чем-нибудь.

 – Чем я тебя смажу? Здесь даже аптеки нет. – Девушка засмеялась и Майка узнала свою подругу.

– Марта, – крикнула Майка, – Джульетта моя любезная, это так ты любишь своего Ромео?

А вот здесь давайте, как говориться, прервемся на рекламу. В свете последних событий вам просто необходимо познакомиться с жизнью Марты и немного с ее семейным древом. Её маму звали Екатериной, и была родом из небольшого городка в Самарской области, где закончила школу, и рано выскочила замуж. Прошло меньше года, и ее брак лопнул. Она застукала своего мужа с женщиной намного старше себя. Не было никаких переживаний и истерик, она просто собрала вещи и ушла. Вскоре Екатерина познакомилась с приехавшим в отпуск морским офицером и начала жизнь сначала, переехав в Мурманск. Муж ее – Максим – оказался с секретом, он один воспитывал двухлетнего сына, мать которого умерла при родах. Сначала Екатерина испугалась, но постепенно привязалась к мальчишке и полюбила его всем сердцем. Максим часто уходил в походы, и они оставались вдвоем: читали книги, варили варенье и катались на санках. А когда через три года родилась Марта, их семья еще больше сдружилась. Брат лелеял свою сестренку, никогда не давал ее в обиду, короче, с первых минут жизни Марта чувствовала его заботливое плечо.

После окончания школы брат уехал в столицу и сходу поступил на филфак. Он с детства мечтал стать писателем, был жутким романтиком и его сочинения по литературе часто выигрывали всероссийские конкурсы. Одно пугало и настораживало родителей. В двадцать четыре года у него не было подружки. Совсем. Никогда. Ну, вы поняли. Он отшучивался в ответ на настороженные вопросы родителей: "Я еще не встретил свою единственную. Она меня где-то ждет!"

Два месяца назад к ним из нотариальной конторы пришло странное письмо. В нем говорилось, что Максим является единственным наследником некой Октябрины Ивановны, о которой тот и слыхом не слыхивал. Но у своего отца он узнал, что это его тетка, пославшая к черту всю свою семью и уехавшая куда-то в глухую деревню. Много лет о ней никто ничего не слышал, и вот "здрасте", нашлась. В конторе Маким выяснил, что последние два года тетка жила в доме престарелых и скончалась там от тяжелой болезни, перед этим составив завещание.

Посоветовавшись с женой, Максим решил отправить принять наследство своего сына, тем более тот как раз окончил университет. Учась на пятом курсе, он написал свой первый роман, который с небольшой коррекцией был принят в издательство. И теперь у него был контракт на новое сочинение. "Я поеду в деревню, подышу чистым горным воздухом и напишу чего-нибудь потрясающее, – с радостью принял он предложение, – а моя сестренка поедет со мной, что бы кормить, поить и обстирывать своего гениального братца".

Через две недели они были на Алтае.

 – Майка, а ты откуда здесь? – увидев подругу, входящую в перекосившуюся от времени калитку (Поваленный когда-то забор был подперт со стороны двора двумя бревнами) радостно воскликнула Марта. И не дожидаясь ответа, продолжала, – А мы наследники этого богатства. – Она, смеясь, показала руками на довольно ветхий дом, заросший сад и пустую собачью будку. Девушки обнялись, и Майка продолжила допрос.

 – Так здесь же тетка Октябрина жила. Ты что ей родственница?

 – Не я! Мой брат, – к подругам, на ходу надевая футболку, приближался парень, – знакомься.

 – Елизар! – протянул он руку.

 – Как? – удивилась странному имени Майка.

 – Елизар! – повторил парень, продолжая держать Майкину руку. – Это мой отец постарался.

– Майя! – ответила девушка и резко выдернула ладонь.

Она возненавидела его сразу. За слегка растопыренные уши, за полноватые губы, за мягкий, почти женский подбородок, прикрытый легкой щетиной, за необъяснимый контраст светло-русых волос с темно-карими глазами и главное за три родинки в ряд с левой стороны груди над сердцем, которые она успела заметить, пока он надевал футболку.

 – Представляешь, – продолжала щебетать Марта, – Елизар приходится этот Октябрине племянчетым внуком.

 – Мартуша, – перебил сестру Елизар, – сколько раз говорить тебе: внучатым племянником.

За забором раздался сдержанный вскрик, и звук разбитого стекла. (Это бабка Алена, подслушивающая разговор, от неожиданности разбила банку с цеплячьим кормом. Свершилось! Они встретились! Должен же настать конец этому двустороннему проклятью).

Глава 12.

В отличие от Майки, Елизар, как настоящий писатель вел дневник, и в этот вечер в нем появилась такая запись: «Я никогда не видел такой красоты. Я чувствую себя мотыльком, который рвется в пламя ее волос, чтобы сгинуть там навеки. Ее глаза, зеленые, глубокие, манят, чтобы или заморозить или убить разрядом тока. Как прекрасно ее тело, об одном воспоминании о нашей встрече меня бросает в жар. Я умираю. Что за чувство? Влюбился я что – ли? ДА!!!»

А Майка в это время мчалась на лошади, которую бабка звала Чумой, прочь от дома. Она была похожа на фурию, злую и безжалостную. Бабка Алена пригласила новых соседей на ужин и теперь хлопотала на кухне. Майка сказала, что не будет ужинать, и готовить для этого Елизара ничего не станет.

 – А чего ты взъелась на него, ведь и не знаешь совсем, – пыталась усмирить внучку Алена.

 – Бесит он меня, и все, – крикнула Майка и умчалась со двора.

Она гнала лошадь несколько минут, до самого ручья, где соскочила с седла, упала на траву и зарыдала. "Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Всех ненавижу, – била она кулаками по земле. Перед ней стояли лица всех парней, которым она готова была отдать себя всю и Елизар, с невинными карими глазами. – Не верю. Не хочу «. Майка вскочила и прямо в одежде бросилась в ледяной ручей. Истерика закончилась, но слезы продолжали бежать по щекам, смывая все дурные воспоминания, все ее грязные желания, все плохое, чего и не было в ее жизни, но о чем она так страстно мечтала.

Майка замерзла, но вылезать на берег не хотела. "Заболею и помру, – решила она и побрела по колено в воде по каменистому дну ручья. Чума тем временем почуяв свободу, потихоньку направилась к дому, оставив наездницу одну. Начинало темнеть. Майка очнулась от своих мыслей, обнаружила пропажу лошади и решила вернуться. И как это бывает, (и многие посчитают это предсказуемым) поскользнулась на мокрых камнях и охнула от резкой боли в лодыжке. На четвереньках она вылезла из ручья и добралась до дерева, вокруг которого валялись сухие, довольно крепкие сучья. Одна коряга вполне годилась для передвижения. Насколько она смыслила в медицине, перелома у нее не было, скорее всего, просто растяжение, но лодыжка болела, и наступать на нее было невозможно. Майка стянула мокрую рубашку и, как смогла, перевязала ногу, оставшись в коротком топе. Судя по сгущающимся сумеркам, ужин в честь соседей уже давно должен был начаться, и лошадь – предательница, скорее всего, добралась до своего стойла. "Бабка, наверное, там с ума сходит. Надо идти". Майка сжала от боли зубы, поднялась, хватаясь за воздух, и поковыляла вдоль ручья в сторону дома. Скорость, конечно, была еще та. Майка несколько раз останавливалась и отдыхала. К тому времени, как она добралась к месту, где оставила Чуму, было уже совершенно темно. Она похромала по тропинке, петляющей среди кустов и деревьев почти наощуп, и вдруг услышала фыркание лошади: "Чума, ты что ли?" – обрадовано спросила Майка, и в этот момент, споткнувшись обо что-то в темноте, кубарем покатилась в заросли лопуха, вспомнив по дороге лексикон железнодорожных рабочих, с которым познакомилась прошлым летом.

Выбравшись из лопухов, она поползла к месту падения искать свою клюку, и обнаружила лежащего поперек тропинки мужчину, об которого она и споткнулась. Глаза ее уже привыкли к темноте, и Майка к огромному своему удивлению, узнала Елизара. Он был без сознания.

– Елизар! – закричала Майка и со всей силы потрясла парня за плечи, – Что с тобой? Он застонал, приоткрыл глаза и, не видя ничего перед собой, протянул руку, запутавшись в распущенных Майкиных волосах.

 – Майя? Ты? Майя, я тебя искал, – прошептал Елизар и снова отключился.

 – Как тебя сюда занесло? – ворчала Майка, ощупывая лежащего без движения парня, в надежде найти мобильный телефон и совсем забыв про свою ногу. – Как я тебя дотащу? У! Ненавижу!

Телефона не было, оставалась одна надежда на бабку с Мартой. Должны же они отправиться на поиски. Майка почувствовала, как она замерзла. Зубы выстукивали морзянку, и ее всю трясло, а рядом лежало такое теплое, такое притягательное, а главное недвижимое мужское тело. И майка сдалась. Она прижалась к Елизару и положила голову на грудь, как раз там, где три родинки в один ряд. Когда через пол-часа свет фонариков выхватил из темноты двоих лежащих на тропинке молодых людей, испуганные бабка и Марта облегченно вздохнули и улыбаясь замерли в сторонке. Обе пропажи, крепко обнявшись, спали.

Утром Майка открыла глаза и поняла, что лежит в кровати в бабкином доме. "Как я сюда попала?" – Майка хотела встать, но боль в ноге остановила ее попытку. К тому же она ощутила неприятные ощущения в горле. – "Простыла-таки", – подумала Майка и закрыла глаза. Но что-то было не так, ее не покидало ощущение чужого присутствия. Майка снова открыла глаза и повернула голову. Предчувствия ее не обманули, у противоположного окна, на бабкиной кровати в ворохе подушек лежал Елизар и с улыбкой смотрел на Майку. Его голова была перевязана, а у изголовья стоял табурет с бабкиными отварами в стаканах. Майка вспомнила, как ночью прижималась к этому ... что б его... и покраснела до корней волос, но взгляда от парня не оторвала.

– Привет! – так ласково, что у Майки остановилось дыхание, сказал Елизар, – а я тут у вас болею.

 – Я тоже, болею, – прохрипела Майка. – Горло болит. В комнату, гремя тарелками, вошла бабка Алена.

 – Проснулись, лазаретники? Ох, и напугали вы нас! Сейчас будем бульон кушать, я по случаю вашего нездоровья петушка забила. Наваристый петушок! – бабка налила в тарелки ароматного бульона и сунула одну в руки Майки, – ты сама поешь, чай руки целые. – Сама же уселась на кровать к Елизару и начала кормить его с ложки, не смотря на всего его попытки сопротивляться.

 – А ну цыц! – прикрикнула она на парня, – сотрясение у тебя, лежать надо.

 Елизар смирился и послушно тянул с ложки теплый бульон, причмокивая, как младенец. И Майка поймала себя на мысли, что с удовольствием заменила бы свою бабку за этой работой. В комнату влетела Марта: "Ну, вы даете, то одна пропала, то второй. Вы нас чуть с ума не свели. У тебя нога, у этого голова, – подсела она к Майке, – как ты себя чувствуешь?

 – Хорошо, – ответила Майка и шепотом спросила, – а как Елизар там оказался?

 – А мой брат – рыцарь печального образа, – нарочито громко ответила Марта, – лошадей только в кино видел, а туда же, спасать: "Где Майя, где Майя?". Вот с Чумы и свалился, индеец фигов.  Хорошо, что голову не свернул, а только шишку набил. – Елизар, что-то хотел ответить, но бабка Алена, засунула ему в рот ложку с бульоном, а на Марту прикрикнула, что бы "не шумела при больных, а пошла бы лучше курей покормила". Марта чмокнула в щечку Майку, показала язык брату и выскочила на улицу.

С помощью бабкиных примочек Майка уже на следующий день встала с кровати. Елизару бабка подниматься не разрешала: шишка на лбу превратилась в большой синяк и заплывший глаз. Марта стала называть брата одноглазым Джо и регулярно меняла ему повязки, а Майка наотрез отказалась даже входить в комнату к своему спасителю и собиралась ехать домой, потому что... она просто хотела домой.

Парень рвался поговорить с Майкой, но она даже слушать об этом не хотела к полнейшему недоумению Марты и к молчаливому пониманию бабки Алены. Если разобраться, то Майка сама не понимала, почему так поступает. Её тянуло к Елизару так, что сводило скулы, что слезы текли даже во сне, когда ей снились его карие глаза, его родинки, его перебинтованная голова и крепкие руки, обнимающие ее там, на тропинке. (Почему она сопротивляется своим чувствам? Почему не делает того, чего желает всем сердцем? Не понимаю я женщин. Дуры вы все!)

Через два дня Майка собрала вещи и купила билет на автобус. Напоследок она все-таки решила зайти к Елизару. Он спал, и девушка тихонько присела рядом с кроватью, не сводя глаз с его лица. За время болезни он немного похудел, романтичная трехдневная щетинка превратилась в небольшую бородку. Опухоль с глаза сошла, но синяк еще держался, делая лицо гораздо старше. Майка вздохнула и закрыла лицо руками.

 – Майя, – услышала она голос Елизара, – Маечка. Ее рук коснулись его теплые ладони и убрали их от лица, – я так рад, что ты пришла. Я ждал.

  – Я уезжаю.

  – Почему?

  – Так надо.

  – Кому?

  -

 – Кому?

 – Тебе.

 – Мне нет. Останься.

 – Я не нужна тебе, поверь. Я плохая.

 – Ты глупая. Чуть-чуть. И очень хорошая.

 – Ты не знаешь меня.

 – Знаю. Я ждал тебя много лет.

 – А я не ждала. Я... Я искала других.

 – Нашла?

 – Нет!

 – Потому что ты моя.

 – Прощай. Я ухожу.

Майка встала и медленно вышла из комнаты. На улице она простилась с бабкой и Мартой и направилась в сторону остановки автобуса. До отъезда оставалось чуть более двух часов.

 Два часа до отъезда от районного центра, а автобус с бабкиного селения уже отправился и Майка усевшись на заднее сидение, молча рыдала, жалея себя и убеждая в том, что поступила правильно. Мысли в голове путались, чувства тоже. Она не понимала, что с ней творится. Раньше было все понятно: переход на третий уровень – это немного секса с любым представителем противоположного пола, без обязанностей, без продолжения, а главное без всяких там сердечных мук. Это казалось естественным и нормальным. И вдруг он, парень со странным именем, добрыми глазами, вызывающий удивительные ощущения и необъяснимые эмоции. Майка чувствовала себя грязной шлюхой рядом с ним, хотя была невинной, как ни одна другая девчонка в ее возрасте. Бежать – вот единственный способ спасти его от себя.

Майка доехала до районного центра. Время было достаточно, и она посидела в кафе, походила по рынку, купила какой-то простенький сувенир для мамы и вернулась на вокзал. Объявили посадку. Автобус тронулся и, шурша шинами по пыльной мостовой, покатился, набирая скорость, в сторону выезда из города. Майка надела наушники, загрузила аудиокнигу и закрыла глаза. О чем говорилось в книге она не слушала, мысли ее были далеко. На той самой тропинке, где она спокойно и счастливо спала на его груди. И эти три родинки в ряд. Она тряхнула головой, чтобы отогнать назойливые мысли. В это время автобус резко затормозил, и Майка ударилась головой о спинку переднего сиденья. Она вырвала наушники и удивленно осмотрела салон. Все пассажиры прильнули к окнам и что-то с интересом обсуждали. Майка встала и, увидев этот источник повышенного внимания, застыла зажав рот рукой.

Вокруг автобуса верхом на Чуме гарцевал Елизар с перевязанной головой, синяком вокруг глаза и голым торсом, заглядывая в окна и ища глазами Майку. Впрочем, как гарцевал? Скорее, как желе, бултыхался в седле. Видно было, что ему не здоовится, и что дорога, которую девушка преодолела на автобусе, а он верхом, далась ему с трудом. Майка не собиралась выходить из автобуса и присела на свое место, прикрывшись кофтой и притворившись спящей. Но Елизар сдаваться не собирался. Он слез с лошади и потребовал у водителя открыть дверь. Войдя в салон, он прошел вдоль сидений, заглядывая за каждое из них, пока не наткнулся на спрятавшуюся Майку. Он, молча, стянул с нее кофту, улыбнулся, одной рукой взял ее рюкзак, а второй потянул ее из автобуса. Так, не произнеся ни слова, они и покинули транспорт. У двери он остановился и сказал:

 – Извините, добрые граждане, за беспокойство, – сказал он, – девушка дальше не поедет.

– А может ты ее воруешь, – выкрикнул кто-то из салона и все засмеялись.

– Правильно! Я ее ворую, потому что очень люблю, – ответил Елизар и махнул водителю рукой. Дверь закрылась, и автобус тронулся под улюлюканье и приветствия пассажиров.

Глава 13.

Майка не проронила ни слова. Она молча проводила глазами автобус, надела кофту, сняла ее, снова надела, совершенно не сопротивляясь, позволила посадить себя на лошадь и никак не отреагировала на то, что Елизар тоже запрыгнул в седло и прижался к ней горячим телом. Парень молчал, но она слышала, как бьется его сердце. Оно просто ломилось в ее левую лопатку, будя ее собственное, заставляя кровь двигаться быстрее. Ей вдруг перестало хватать кислорода, и она сделала большой глоток воздуха и задышала часто-часто. Елизар обнял ее и прижался головой к ее щеке.

– Что ты сказал?

     – Когда?

– Там у автобуса.

– Я сказал, что очень тебя люблю.

– За что?

     – Не знаю, но я без тебя умру.

 – А если я не люблю тебя?

– Нет! Ты любишь! Я знаю.

И с Майки вдруг спала пелена, она просто физически ощутила, как с ее тела сползла какая-то чужая, покрывающая ее все это время, кожа. В ее глазах блеснули слезы, но в них не было ни капли горя, одно счастье, необъятное и необъяснимое:

– Я люблю тебя.

– И я люблю.

– Я люблю тебя, парень со странным именем и тремя родинками в ряд.

 Елизар остановил лошадь, слегка повернул Майкину голову и, наклонившись над ней, нежно поцеловал даже не губами, а почти дыханием. Если бы это был мультфильм, то над Майкиной макушкой сейчас бы закружились птички, искорки и ангелочки. Но это была действительность, и она, обхватив его голову рукой, впилась в его губы, наслаждаясь близостью любимого и его ответными жаркими поцелуями.

Домой они вернулись за полночь и получили по полной программе от Марты, которая уже собралась идти в полицию и объявлять их в розыск. Бабка Алена, счастливая от того, что проклятие, брошенное когда-то в сердцах, так удачно разрешилось, шутливо поворчала на молодежь, осмотрела голову Елизара и сняла повязку.

 – Вот и хорошо. Здоров уже. Вы тут оставайтесь, а меня соседка ждет, у нее корова отелиться не может. Пойду, помогу. Возни много предстоит, на всю ночь, пожалуй, – бабка собирала в пакет какие-то травы и делала Марте секретные знаки. Та сидела на стуле и продолжала тарахтеть об отвратительном характере брата и глупости Майки. Наконец, до нее дошло, что бабка пытается ей сказать, вскочила и, притворно зевая, произнесла: "Надоели вы мне оба, пошла я спать. Надеюсь, за ночь вы никуда не исчезните". Они с Аленой вышли за дверь, но Марта не выдержала и крикнула: "Поздравляю, голубки!", за что получила от бабки шлепок по мягкому месту.

Елизар подошел к Майке, притянул ее к себе, нырнул лицом в ее волосы, а потом немного отодвинул ее от себя и с озорным блеском в глазах сказал: "Я могу отгадать, что ты сейчас хочешь больше всего на свете?" Майка сглотнула:

– Скажи.

– Того же чего и я, – и засмеялся. – Ты ужасно хочешь есть.

Майка, стукнула его кулачком в грудь, тоже засмеялась и, удирая от Елизара, который хотел дать ей сдачу, побежала на кухню, где бабка предусмотрительно оставила пирожки и крынку молока.