Текст книги "Ррит Тираи (СИ)"

Автор книги: Ольга Онойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Но К’хириш встрепенулся и сказал:

– Мне трудно это тебе сказать. Не потому, что мне, а потому, что тебе.

– Уже что-то, – кивнул Р’йенра. – Эта песня как-то связана с моей расой?

– Напрямую, – К’хириш снова напрягся, так болезненно, судорожно, что Р’йенре стало его жалко. – Это о вас.

Сказать по чести, сейчас Р’йенру больше беспокоило состояние К’хириша, чем тайны, которые ему открылись. Тайны явят себя в свой срок, а вот срок жизни, отпущенный певчему хманку, может вдруг сократиться во много раз.

– Я надеюсь, ты будешь рад, – сказал певчий и странно прибавил: – В конце.

– Ты хуже анкайи, – сказал Р’йенра и заставил себя улыбнуться. – Как мы полетим?

К’хирилл прикрыл глаза и немного посидел так, потом встал, мягко отведя руки Р’йенры. Выражение болезненной усталости ушло из его черт, даже краска вернулась на щёки.Р’йенра вновь отметил странный эффект, о котором знал давно, но природы которого так и не сумел понять: каким-то образом он, Р’йенра, мог поделиться с К’хиришем своей силой, жизненной энергией. Это было как согреть замерзающего. Но всё же не вполне именно так. Иным образом, словно бы более глубинным и сложным.

Обычно это делали другие хманки – боевые хманки. Они умели согревать певчих, как холодные хманки умели успокаивать их чересчур возбудимую, расстроенную нервную систему. Холодные хманки снимали генерализованную тревожность, боевые – давали певчим силы жить, а сами певчие обладали властью. Нужно было досконально знать физику скрытых измерений, чтобы хоть отчасти понять природу этой власти. Тем, кто не занимался высокой наукой, оставалось лишь подмечать внешнее.

К’хириш был потомком нескольких поколений великих певчих. И он родился слишком сильным и слишком слабым. Много лет жизнь едва теплилась в нём, потому что ни одинхманк не мог согреть его по-настоящему. Отчаявшись, дед К’хириша обратил разум к музыке внешней бездны. Он искал пути спасти внука и нашёл их. Ответ, как часто случается, оказался совсем рядом и был очень простым. Помочь К’хиришу мог представитель другой расы.

– Дед увидел вероятность одновременно со мной, – сказал К’хириш уже нормальным голосом, строя речь в соответствии с нормальной логикой. – И он заранее обо всём позаботился. Корабль уже готов. Позвони М’рхайре.

Р’йенра уселся в своё кресло.

– Ты знаешь, что он согласится, конечно, – сказал он со смешком. Вот к чему трудней всего было привыкнуть: певчий никогда не задавал вопросов и не спрашивал согласия, потому что всегда знал заранее.

К’хириш улыбнулся.

– Прости. Я опять забыл.

В задумчивости Р’йенра облизнул клыки, и улыбка покинула его лицо.

– Ты ведь не только это знаешь, – сказал он К’хиришу.

– Да, – К’хириш опустил голову. – Почти минуту. Но не важно. Ты будешь. А!.. прости, –  и он перевёл со своего птичьего языка: – Я знаю заранее почти каждую минуту этого путешествия. Но это твоё путешествие, Р’йенра, а не моё. Твоё и М’рхайры. Вас ждут... разные вещи. Хорошие, плохие, очень важные.

Р’йенра приподнял уши, и его серьги звякнули.

– Вот как?

К’хириш кивнул и прибавил вдруг:

– Я хочу... поблагодарить вас. Я надеюсь, будет хорошая благодарность.

Р’йенра подошёл к нему и положил руку на плечо, чуть прихватив когтями его свитер в знак дружбы. К’хириш улыбнулся и сказал:

– Пойдём посмотрим корабль.

Лиловое небо Дикого Порта окрасилось розовым и зелёным – садилось солнце. Кроны деревьев парка согласно шумели. Р’йенра шёл рядом с маленьким хманком, внимательный, будто телохранитель, хотя К’хириллу и не могло грозить никаких опасностей, кроме тех, что крылись в его собственном разуме и теле. Певчий смотрел вдаль и улыбался чему-то. По дороге Р’йенра позвонил своему «второму лезвию» и фыркнул, поняв, что М’рхайра не просто согласен сорваться и лететь, а рад этому предложению, как ребёнок. Чего же было и ждать. К’хириш знал заранее...

Корабль стоял на парковой площади, стройный и тёмный. В центре площади бил фонтан с голубовато-серебряной водой, и в красках заката, на фоне летучей громады, вода искрилась и переливалась сиянием. Все космодромы в Ареале хманков давно демонтировали или просто бросили за ненадобностью... Немногочисленные прохожие подолгу задерживались перед кораблём, любовались.

Он был поистине прекрасен, такой же, как большинство кораблей хманков в эту эпоху. Изящный корпус ай’аххара людей, заключающий в себе людьми же созданную систему жизнеобеспечения – никто до сих пор не изобрёл лучшей. Три комплекта двигателей – хманкские антигравитационные, хманкские гиперпространственные, анкайские поглощающие. Гибридный искусственный разум, сочетающий в себе достоинства хманкских и анкайских систем. К’хириш подошёл к кораблю и некоторое время общался с ним, пока Р’йенрапросто разглядывал звездолёт, присев на бортик фонтана. Такой корабль взлетал легко, как птица, и не наносил природе ни единой раны; это было очень по-человечески, и оченьР’йенре по душе. Хманки от людей научились так беречь живое. Казалось бы, удивительно: ведь люди – хищники, а хманки – нет. Но ответ в том, что хищник не может ненавидеть добычу, равно как и пренебрегать ею. Он бережёт добычу до часа, когда ей суждено отворить ему свои артерии...

Быстрой побежкой приблизился М’рхайра и нырнул головой в фонтан. Р’йенра со смехом ударил его, когда «лезвие» тряхнул гривой и окатил его веером брызг.

– Так куда мы всё-таки летим? – сказал он.

– Далеко, – ответил Р’йенра загадочно и самодовольно. – На край мира, где скрыты тайны предков.

М’рхайра дёрнул его за косу, а потом сказал непоследовательно («Точно певчий», – с ухмылкой подумал Р’йенра):

– Знаешь, за что я люблю К’хириша?

– За что?

– Он умеет не рассказывать всего самого интересного.

«Да, – внезапно ответил хманк безмолвно, согласно прозвучав в обоих их разумах; К’хирилл не оборачивался, он продолжал общаться с кораблём и выглядел бесстрастным, а мысленный его голос словно воду в фонтане окрашивали серебряно-голубые тона, и он искрился от смеха. – Да. Я знаю. Я стараюсь. Ведь так намного веселей».

Позже Р’йенра думал: навряд ли они вели бы себя столь беспечно, знай, с чем столкнутся на самом деле. Может, К’хириш поступил бы честнее и добрее, рассказав им всю правду. Он, разумеется, лучше знал, как поступить... Если не выбирать выражений, то его поступок был похож на предательство. Однако, создав события и позволив им развиваться своим чередом, К’хирилл Васильев обернул их так, что они действительно стали благодарностью Р’йенре и всей его расе.

Таковы певчие хманки. Если не готов принимать, держись подальше.

Полёт длился почти неделю. Очень долго для новых двойных двигателей. Лет сто назад то же расстояние самый быстрый корабль покрыл бы только за пару месяцев. Звёздный сектор, в который они вошли, был плохо изучен. Р’йенра подумал, что его ещё много лет не начнут всерьёз изучать. Мало кто в Галактике сейчас поддерживал исследовательские программы. Разве только любительские общества хманков и лаэкно. Разум корабля в стремлении предоставить пассажирам максимум информации обратился к каким-то очень древним, не полностью расшифрованным архивам. К’хириш сказал, что данных ему достаточно, и уверенно указал кораблю цель. Р’йенра и М’рхайра в ту минуту стояли у него за спиной: обоим очень нравилось смотреть на то, как певчий ориентируется в трёхмерной карте. Карта брала такой масштаб, что К’хириш ходил среди звёзд, как у себя дома. Иллюзорные светила раскрашивали его кожу сетью бледных теней.

Хманк долго смотрел на планету, когда корабль вынырнул в пространство рядом с ней. Корабль отключил двигатели и выпустил вниз зонды, а сам стал искусственным спутником и задремал на высокой орбите. Взгляд К’хириша медленно скользил по зелёным лесам и белым горам, жёлто-коричневым пустыням и синим океанам. Р’йенра больше внимания уделял отчётам о химическом составе, климате и магнитном поле. Судя по ним, планета скорее напоминала Хманкан, нежели Кадару или Седьмую Терру. «Это здесь нас ждут тайны предков?» – иронично подумал Р’йенра. Он был отчасти разочарован. Только сейчас он понял, что неосознанно ждал увидеть копию Кадары, наподобие того, как Терра-без-номерабыла копией Хманкана.

Потом он подумал, что К’хириш сейчас видит именно Хманкан – древнюю прародину своей расы, куда К’хиришу и его народу путь был давно заказан. Большая война разделилахманков, расколола их, как скалу раскалывает удар молнии, и две части единой некогда цивилизации более уже не возвратятся к единству.

– Завтра, – сказал К’хириш.

Р’йенра понял его и без расшифровки. К’хириш знал нужное время с точностью до минуты. По какой-то причине не стоило сажать корабль сейчас, следовало обождать, пока сменится день. Завтра начинались события.

Р’йенра коснулся его руки в знак понимания и ушёл.

– Я останусь тут, – сказал К’хириш ему и М’рхайре. Он прошёл к креслу пилота и сел в него, отвернувшись от пульта управления. – Это – ваше. Ваши... – он запнулся, – ваши события. Я буду только помехой. Когда... если...

Р’йенра фыркнул. Хманк опять запутался – не в своих песнях, конечно, а в том, о чём стоило и не стоило предупреждать друзей.

– Говори как хочешь, – опередил его М’рхайра. «Лезвие» насмешливо улыбался, почти скалился. – Мы знаем тебя.

– Спасибо, – искренне сказал К’хириш. – Когда вам будет очень нужно, позовите меня, я постараюсь помочь. Я всё время слушаю.

– Непременно, – вновь перебил Р’йенру М’рхайра. Оскал его стал шире. Несмотря ни на что, М’рхайра до сих пор не признавал истинные масштабы власти певчих, и теперь он не верил, что им с «лезвием» может потребоваться помощь К’хирилла. В то, что К’хирилл способен им помочь, он тоже не верил.

Он просто недостаточно долго с ним общался.

Р’йенра – верил.

Больше того, он привык верить и не беспокоился уже, и потому сказал о другом:

– К’хириш, если тебе самому надо будет помочь – зови. Не терпи. Если тебе станет плохо, я рассержусь.

Хманк улыбнулся, оцепенело глядя прямо перед собой. Бледный, хилый, маленький. Абсолютно уверенный.

– Удачи, – сказал он.

О том, что на краю поля стоит человек, они знали – предупредил корабль. У М’рхайры грива дыбом поднялась от возбуждения: обещанные им тайны были не мертвы, не законсервированы в хранилищах данных. Живые собратья ждали их здесь! Р’йенра сам вновь и вновь дёргал ушами, чувствуя, как не в лад колотятся его три сердца.

– Это беженцы, – сказал М’рхайра. – Но я ничего не слышал о них. Когда они сюда прилетели? После Первой войны? После Второй? Что это за люди? Как они живут здесь? Что они нам скажут?..

– Замолчи, – взмолился Р’йенра. – Иначе мы будем похожи на детей. Выйдет глупость.

– Меня это не пугает, – сказал М’рхайра и расхохотался. – Такая новость! К’хириш не слукавил. Но интересней всего мне, что сохранили эти люди. Может, мы узнаем что-то ещё...

Весёлость ушла из его облика так же быстро, как появилась. Р’йенра вздохнул и провёл рукой по ушам. М’рхайра говорил уклончиво, и Р’йенра знал, почему. Знал, о чём. Две проигранные войны поставили человечество на грань выживания. С тех пор прошли многие десятилетия, численность неуклонно восстанавливалась; но была потеря куда горшая – невозвратимая. Полмиллиона лет культурного наследия канули во тьму. Жалкие остатки человеческой расы, цепляясь за жизнь, не нашли сил заботиться о сохранении информации. Они сберегли так мало, так страшно мало! Из памяти о прошлом уцелела лишь память о том, что прошлое было великим. Всё, что они знали о полумиллионе лет письменной истории человечества, теперь умещалось на нескольких страницах.

И ярче, чем радость встречи, была радость надежды: возможно, эти люди сохранили память. Пусть не многое, но хоть что-то.

Они вышли и остановились внизу, у трапа, в яркой жёсткой траве. Ветер принёс тысячи переплетённых запахов, по большей части растительных, но запахи крови и плоти также были среди них. Р’йенра и М’рхайра одновременно учуяли незнакомца и одновременно наставили уши.

Он был настороженным, и внимательным, и очень удивлённым. Он подозрительно принюхивался, щуря глаза. И не двигался с места; он напоминал бы статую, если бы ветер не покачивал его косы. В нём не было ни возбуждения, ни приветливости.

– Что нам правильней сделать? – пробормотал М’рхайра. – Пойти к нему самим или нет?

Р’йенра прижал клыками нижнюю губу. Настороженность незнакомца с запахом передалась и ему. Он задумался, разбираясь в доносимых ветром оттенках.

– Мы ему не нравимся, – определил он наконец. – М’рхайра, почему? Так сразу?

М’рхайра досадливо фыркнул, в горле его заклокотал и погас тихий рык: «Откуда мне знать?»

«К’хириш?» – подумал Р’йенра. Он чувствовал себя глупо: они ещё и словом не перекинулись со встречным, а он уже растерялся и обращается за помощью к певчему... В тот же миг он ощутил К’хирилла странным образом, некой частью сознания: хманк сидел на полу в кабине, скрестив ноги и положив руки на колени. Он был очень глубоко во внутренней бездне, и его разум накрывал луг и лес, точно купол силового поля. «Р’йенра, не надо говорить со мной часто. Действуйте сами. Сейчас: сравнивай. Я дам одно: вы говорите на чужом языке».

У Р’йенры холод стёк по спине. М’рхайра рядом замотал головой и выдохнул древнее ругательство, какое и с уст стариков уже не срывалось: ймерх-се! Великая смерть!..

М’рхайра быстро соображал.

Они говорили на лучэне, гибридном языке Седьмой Терры, взрывчатой смеси русского, путунхуа и астро-английского. В сущности, это и был их родной язык – тот, на котором они быстрей и точней всего выражали мысли. От богатства человеческих языков остался только упрощённый общий и пара медленно дотлевающих диалектов. На Кадаре общий язык вправду оставался живым, но Р’йенра и М’рхайра родились на Диком Порту, и их матери говорили с ними на астро-английском. В университете на факультете дипломатии цивилизаций лекции читали на русском, а на улицах и в информационных сетях говорили на лучэне.

– Значит, упрощённый общий, – медленно проговорил М’рхайра, и Р’йенра поморщился. Произношение у любимого друга было отвратительное – ни одной грудной рычащей, сплошь горловые.

– У нас будут проблемы, – пробормотал Р’йенра, и М’рхайра пихнул его кулаком.

– Говори по-человечески.

Порыв ветра отогнал лёгкое облако, и на высокую неподвижную фигуру незнакомца упал солнечный луч. В этот миг оба поняли, что проблемы их будут куда серьёзнее, чем просто дурное произношение и нехватка лексики.

Косы. Десятки – десятки! – кос незнакомца пылали золотом почётных зажимов, усыпанные ими едва ли не сплошь, от корней до кисточек. Такое Р’йенра видел только в исторической хронике. Даже у верховных вождей сейчас не было столько, потому что верховные вожди нынешней эпохи не вели войн... Сколько же лет этой колонии? Несомненно, она возникла задолго до Второй войны; во время Второй такой воин не мог бы, не позволил бы себе уцелеть... Значит, колония старше. Здесь сохранились традиции. Это и хорошо, и плохо. Р’йенра напряг память, пытаясь собрать воедино всё, что знал про обычаи старины.

– Я понял, – сказал он наконец М’рхайре, зная, что К’хирилл тоже слышит эти слова: – Мы не нравимся ему потому, что не имеем права на собственный корабль. И потому, что мы слишком взрослые при этом.

– А я не понял, – сказал М’рхайра и нахмурился.

Р’йенра взялся за височные косы обеими руками.

– У нас нет знаков доблести.

– Ну и что?

Р’йенра зажмурился. Да, у них действительно были проблемы...

– Герои древности убили бы тебя за этот вопрос, – хмуро сказал он.

– Герои древности мертвы, а я – нет.

– Я боюсь, – сказал Р’йенра вполголоса, – я боюсь, что один живой герой древности сейчас на нас смотрит.

«Хватит мяться, – ответил ему на это М’рхайра и прибавил: – Если ты прав, то чем больше мы будем осторожничать, тем сильнее ему это не понравится». Р’йенра хотел возразить ему, но самоуверенный и бесцеремонный М’рхайра уже зашагал вперёд. И Р’йенра поплёлся за ним, утешаясь мыслью, что «лезвие» выбрал меньшее из зол. Обычаи предков они знали разве что по сказкам и слухам, верно соблюсти их не смогли бы никакими усилиями. Значит, разумней всего было вести себя так, словно происходящее совершенно нормально и их ничего не смущает... «Это старейшина, – думал Р’йенра, безуспешно пытаясь подсчитать зажимы. – И для него мы... выглядим как дети-переростки. В лучшем случае. Но мы привели сюда корабль. Мы осмелились показаться на глаза старейшине и собираемся говорить с ним. Мы ведём себя очень нагло». Неприятно было сознавать, что исправить тут ничего нельзя, можно только сделать хуже. Десяток вздохов спустя Р’йенра решил во всём положиться на М’рхайру и надеяться, что «лезвие» в своём нахальстве не переступит каких-нибудь особенно важных границ.

Золотокосый воин равнодушно смотрел на них. Он не сделал шага навстречу. Молодые люди остановились, не сговариваясь, на изрядной дистанции и склонили головы.

Несколько мгновений только ветер шумел в кронах. Могучий старик взирал на юнцов сверху вниз. Он оказался на голову выше их и настолько широк в груди, что весил, должно быть, как оба они вместе. Руки и ноги его бугрились мышцами, а глаза были – зелёный лёд горных вершин. Наконец он заговорил. Голос его звучал низко, словно эхо землетрясения («И со всеми грудными рычащими», – мрачно отметил Р’йенра).

– Кто такие?

М’рхайра и Р’йенра переглянулись, и Р’йенра заговорил – неожиданно для самого себя:

– Приветствую... великий старейшина. Мы пришли... прилетели... прибыли в поисках... собратьев. – Он мучительно вспоминал слова языка, который должен был быть его родным, и стыдился этого. Хотя бы произношение удавалось не самое дрянное... Всё же на лице старика выразилось лёгкое презрение. Этому Р’йенра ничуть не удивился, только подавил вздох.

– Кто такие?

Р’йенра набрал воздуху в грудь.

– Я Р’йенра аххар Ренши аи Т’хайра. Это М’рхайра аххар Тареши аи Ц’ринга. Мы – парные лезвия.

Зелёные очи воина скользнули по фигуре М’рхайры: тот ответил дерзким взглядом. Старик вновь посмотрел на Р’йенру.

– Откуда явились?

– С Дикого Порта, – ответил М’рхайра.

– Там доверяют корабли бескосым?

«Началось, – подумал Р’йенра ещё более мрачно. – Что за нравы были у предков! Рычать на незнакомых людей». Его эмоции ему самому казались странными: он и боялся этого величественного старика, и в то же время не мог отнестись к нему всерьёз. Поразительная картина живого прошлого, фигура, шагнувшая прямиком с кадров исторической хроники... ей-же-ей, какой-то аттракцион. Косы, зажимы, традиции... прошлое, давно отжившее и погребённое.

Но старику надо было что-то ответить.

К счастью, М’рхайра опять нашёлся.

– Там отказались от обычаев и более их не чтят, старейшина, – сказал он. – Я знаю, что тебя не радуют мои слова, и сожалею об этом. Но я не решусь осквернить твой слух ложью.

Старик шевельнул ухом. Даже слух Р’йенры резало М’рхайрино кошмарное произношение. Зато М’рхайра помнил куда больше слов. Мало того, он и фразовые обороты помнил. Безмолвно, одним запахом Р’йенра выразил уважение «лезвию».

– Вот как? – сказал старик чуть менее церемонно. – Что же с ними случилось?

Сердца Р’йенры выровняли биение. До сих пор он побаивался, что старик, так похожий на монумент прошлых эпох, и мыслить будет как монумент: не заинтересуется новостями, не станет задавать вопросов, а обратит внимание лишь на огрехи, допущенные гостями в соблюдении обычаев. Но всё же старик был живым человеком, живым – и многие годы отрезанным от мира.

– Прости, старейшина, что спрашиваю не в свой черёд, – сказал М’рхайра. – Но как долго ты не слышал вестей с Кадары?

– Прощаю, – тот кивнул. – Сто двадцать кадарских лет.

Р’йенра со стуком захлопнул рот. М’рхайра так и моргал, потом мотнул гривой и вслух прошептал на лучэне: «Это же получается...» «Да, – подумал Р’йенра. Под сердцами что-то мучительно задрожало. – Не после Первой войны. До войны».

Всё стало понятней.

М’рхайра переступил на месте, когти его ног впились в землю. Собравшись с духом, он продолжил:

– Тогда... тогда я снова скажу, что сожалею и прошу прощения. И более не стану повторять попусту. Война проиграна. Кадара пала.

Зелёные глаза старика распахнулись. Раздулись ноздри, обнажились клыки, и на руке, спокойно лежавшей у пояса, вылетели из пальцев когти.

– Что?

М’рхайра стойко выдержал его бешеный взгляд.

– Мы готовы рассказать обо всём, – голос его звенел от напряжения, но он почти не запинался. – Это будет долгая повесть.

Внезапно старик оцепенел вновь. Он был похож на камень, застывший на склоне – перед тем, как обрушиться вниз всем весом и начать лавину. М’рхайра и Р’йенра тоже застыли, пожирая его глазами. Как бы то ни было, его древняя мощь завораживала их. Она казалась сродни стихийным силами природы. Пожалуй, в этот миг молодые люди впервые понимали, отчего их предков страшилась Галактика.

Старейшина размышлял несколько вздохов и ответил, наконец, бесстрастно, ровным голосом, только на тон ниже, чем прежде; в груди его рокотал рык:

– Да. Эту повесть должно произнести и должно услышать. Ацарши и всем другим.

Он скользнул взглядом по лицам юношей и приказал:

– Идёмте.

3.

– Что ты об этом думаешь? – спросил Н’йирра.

Они с Ацарши сидели на полу в тренировочном зале их чри’аххара, пустом и тёмном. Большинство систем корабля давным-давно были выключены, все его шлюзы – открыты. Всего лишь несколько дней назад Н’йирра и Ацарши обменялись грустными мыслями: когда перестанут работать вычислительные машины и корабль замрёт окончательно, он превратится просто в большое здание. Ветер и вода нанесут пыли, лианы оплетут острые крылья, и медленно, медленно гордый чри’аххар будет становиться зелёным холмом...Ацарши тогда молча обняла Н’йирру и зарылась лицом в его косы. Жили они вместе, и состарились вместе, и вместе лечь им в подножие того холма... До сих пор нос Н’йиррыпомнил её горький запах.

Но судьба решила иначе. Людей, совершивших в жизни столь многое, она не унизила тихой дряхлостью, плесневым тлением. На склоне лет вновь ждали их великие деяния, гром и яркость, ярость и мощь.

Ацарши задумалась, щуря глаза.

– Помню Р’харту аи Т’харргу, – сказала она тяжело. – Верю, что он недооценил противника. Верю, что никто не смог сместить его вовремя. Тупой цангхьяр! Ймерх-се! Эти бедные дети не знают даже, как шла та война. Но я уверена, что Цмайши разделяет вину брата. Найдись в штабе умная женщина – сумела бы заключить мир. Пусть позорный. Но Цмайшидовела до оккупации Кадары!

В груди её родился и погас гневный рык, а потом... Н’йирра замер, открывши рот: суровая, злобная, могучая Ацарши застонала в голос и повалилась на пол, сжимаясь в комок, как ребёнок. Она закрыла руками лицо и впилась когтями в собственные волосы. Струйки крови окрасили их. Несколько вздохов Н’йирра цепенел в растерянности. Опомнившись, он подался к Ацарши и привлёк её к себе, гладя её большую мудрую голову. Ацарши схватилась за него, пальцы её скрючивала судорога, когти раздирали одежду и кожу Н’йирры. Он не замечал физической боли. Ацарши дрожала и плакала в его объятиях.

– Ох, – шептала она, – ох... ничего нет... никого не осталось... Как они могли? Н’йирра, как?!

Н’йирра молчал. Что было тут отвечать ей? Тоска охватила его, как сильный противник, и болели его три сердца.

Признаться, иной раз он спрашивал свою душу: почему Й’ранла ничего не предпринял, когда стало ясно, что его «лезвие» задерживается сверх всякой меры? Пусть Й’ранла не из тех, кто одержим победами и ищет себе знаков доблести, но его слово много значит в Собрании Учителей. Ему не составило бы труда поднять в космос целую «малую свиту» и добраться до Тираи. Немыслимо ведь, чтобы парные лезвия предали свои клятвы...

Вот, значит, как оно было.

«Й’ранла, Й’ранла, прости меня за зловонные мысли. Верю, тогда, сто лет назад, ты забыл о своём мирном нраве и встретил светлую смерть», – Н’йирра закрыл глаза. С опозданием на сто лет он прошептал строки древней погребальной песни, которой «лезвия» прощались друг с другом. Её нужно было петь, но он не мог.

– Обещание светлой смерти: ни о чём не тревожься. К горизонту уходит ветер вслед за солнцем. Оставляет леса и реки, горы и долы – ради друга, не ради долга... Вечер. Уже скоро.

Слушая его, Ацарши перестала плакать. Некоторое время они сидели так, обнявшись, в темноте, и молчали, прислушиваясь к биению сердец друг друга.

Потом Н’йирра сказал ей:

– Так, Ацарши: ясно мне, в чём наш с тобой долг. Мы многое помним, и ещё больше помнит наш корабль. Кто мог бы предвидеть, насколько важным станет всё это! Даже развлекательные комплексы и те нынче дороже крови детей, потому что утрачено всё, всё... Люди Ррит Тираи ступят на Ррит Кадару, мир царствующий, и вернут ей душу прежних времён.

– Ты прав, воин и убийца воинов, – ответила Ацарши.

– Это ясно, – повторил Н’йирра, – и здесь нет вопросов, которые беспокоили бы меня.

Тогда Ацарши поднялась с его колен. Её огромные золотые глаза засветились в сумерках; линии тёмного пигмента на веках ещё оставались влажными от слёз, но взгляд вновь сделался твёрд и мрачен. Уши Ацарши приподнялись.

– Да, – вновь подтвердила она. – Беспокойства достойны другие вопросы.

– Если действительно утрачено всё, то кто, как и зачем сохранил координаты Тираи? – спросил Н’йирра.

Несколько вздохов Ацарши молчала. Затем усмехнулась:

– Вот ты о чём. Это мы спросим у мальчиков, так узнаем. Меня беспокоит другое.

– Что?

– Сами мальчики. – Ацарши села. – Что случилось с людьми? Меньше пары столетий прошло. Но я смотрю на наших гостей, и мне кажется, что минули тысячелетия.

Н’йирра не шелохнулся, когда она встала и прошла к стене, приказывая кораблю пробудиться. Энергии в чри’аххаре оставалось немного, ай’аххар гостей не нёс дополнительныхэнергетов, он вообще не нёс никаких, потому что двигали его иные устройства, созданные по иным принципам. Подзарядить корабль они не могли. Ацарши тратила неприкосновенный запас, но она была в своём праве. Вспыхнул огромный экран, озарив зал холодным зелёным и голубым светом. На экран выводилось изображение с крошечной летучей камеры, а саму камеру заякорили на генетический код Л’йарсы.

– Л’йарса, – велела Ацарши, – расскажи.

Качнулась череда светлых кос. Близко-близко показались ярко-зелёные, как у Н’йирры, глаза, и наконец камера сфокусировалась.

– Я полон удивлений, – сказал Л’йарса, – одно удивление нагоняет другое, как хвостатки в брачный период. Я запоминаю всё, но пока ничего не обдумываю.

– Чем заняты наши гости?

– Я собираюсь показать им пищевые стада, – ответил Л’йарса. Тёмные губы его чуть изогнулись.

Красавец Л’йарса был сыном Урши от Н’йирры, из их первого выводка. Несмотря на это, Ацарши любила его больше собственных сыновей. Л’йарсу по-настоящему занимала наука, та работа, которую Ацарши вела на Тираи. Он много помогал женщинам и сделал для них несколько важных исследований. Потому Ацарши и доверила ему это дело: знакомить гостей с колонией, одновременно без спешки, расчётливо и ненавязчиво изучая их самих. Л’йарса умел смотреть как биолог и этолог, а не как охотник и воин. Н’йирразнал, какие данные хотела получить Ацарши, но он не был учёным. Во время наблюдений ей приходилось постоянно напоминать ему, на что стоит смотреть.

Погрузившись в созерцание, старейшины много времени провели в безмолвии, неподвижные, как статуи. Золотые и зелёные лучи метались по их лицам и телам, огнями отражались в глазах. Камера следовала за плечом Л’йарсы, а Л’йарса присматривал за маленькими гостями. Н’йирре подумалось, что сын сам уже немолод, ему скоро исполнится сто лет. Но Л’йарсе ещё очень далеко было до старости, он и не вспоминал о ней. Превосходно тренированному, находящемуся на пике мужской мощи, ему не составляло труда следить одновременно за оробевшими мальчиками и за камерой, которая должна была давать старейшинам осмысленные и любопытные кадры.

Энергеты корабля умирали, но прочие системы всё ещё работали безупречно. Изображение было настолько чётким, что чудилось: перед старейшинами окно, распахнутое в летний лес. Чри’аххар проектировали и строили в полном соответствии с принципами Данши и Й’йерны, провозглашённым пять тысяч лет назад: принцип максимальной экологичности, вытекающие из него принципы максимальной надёжности и долговечности... Н’йирра покачал головой, понимая, что даже основные техно-законы, даже и самые имена величайших учёных человечества, известные в его время каждому ребёнку, ныне забыты. «Что же, – заметил он, сейчас уже более решительно, нежели горько, – мы напомним».

– Посмотри, как они двигаются, – задумчиво проговорила Ацарши.

Н’йирра хмыкнул.

– Я всё ещё воинский наставник, женщина. Как они двигаются, я учуял ещё до того, как их увидел.

– Да, да, – раздражённо отозвалась Ацарши. – Но я смотрю по-другому. Смотри по-другому, Н’йирра. Найди ответ: почему они так плохо двигаются? Почему именно?

На экране Л’йарса взбирался на дерево, удерживая свой вес только на когтях рук и ног. Мальчишки глядели на него снизу, глаза их были широко распахнуты, лица выражали чуть ли не суеверный ужас. Наконец тот, что посмелее, отчаянно пригнул голову и прыгнул... Н’йирра зашипел, увидев этот прыжок. Очень плохой прыжок. Неграмотный. Сейчас этот... как его, М’рхайра? Сейчас он сорвёт себе коготь или два.

«Но почему именно?» – так спросила Ацарши. Морщась, Н’йирра стал приглядываться.

До сих пор он полагал, что причины просты: недокорм в детстве, избыток консервированной пищи, плодов и злаков. Питаясь подобной дрянью, дети выживали, но росли мелкими и хилыми, старались избегать драк и ничем не интересовались. Люди должны пить кровь и есть живое мясо... Но чем дольше смотрел Н’йирра, тем ясней понимал, чтоАцарши права и дело не в этом. Да, мальчишки были мельче людей Тираи. Однако их грудные клетки сформировались достаточно широкими для их роста, а движения не стали вялыми, как то случается от неправильного питания. Они были не хилыми и не слабыми, а именно что неуклюжими, причём не из-за болезни или сковывающей робости, а из-за чего-то ещё... И это выглядело действительно странным.

– Да они же сидеть не умеют, – бросила Ацарши с досадой.

Н’йирра подтвердил её наблюдение, глухо зарычав.

В лучшем случае нелепость, в худшем – аномалия. Как ни силился Н’йирра, он не мог представить себе условий, сформировавших её. Истинно, это была сфера компетенции биолога, а не наставника воинов... Он нахмурился. Что случилось? Как это случилось?

Все нормальные люди прыгают из прыжкового упора. Поэтому он так и называется. Ещё в прыжковом упоре нормальные люди сидят. Это естественное, анатомически правильное, наиболее удобное положение тела. Тело принимает его само. Изредка Н’йирре доводилось переучивать неправильно сидящих детей, но причины дефектов всегда были серьёзными – плохо залеченные разрывы связок, забытые трещины в костях. Глупые мальчишки калечили друг друга в мелких драках и геройски пренебрегали болью. Лечить последствия приходилось долго, сложно и подчас – по-настоящему болезненно.