Текст книги "Море Имен"

Автор книги: Ольга Онойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

И роман у них выходил странный, не такой, какие бывали у Алея прежде. Ему нравились девушки, похожие на Поляну – милые простые болтушки, уютные и понятные. С ними было легко. С Осенью было по-иному. Она не жеманилась, не имела вкуса к капризам, недомолвкам и беспричинным обидам, но зато с нею не получалось и расслабиться, поболтав о пустяках. Она заставляла держать разум в тонусе: не тёплая кошечка, а фиал с таинственной мудростью.

Алей не мог понять, что он чувствует к ней. Порой он предполагал, что очарование Старицы и восторг, который он испытал во время первого рейда, неразрывно связались в его сознании с образом Осени, и влюблён он на самом деле не в девушку, а в загадочные интерфейсы вселенских админов. Но не с интерфейсами и не с семантическими же пространствами он разговаривал часами по телефону, ICQ и просто с глазу на глаз, не идеальными прообразами вещей любовался. Не стоило сбрасывать со счетов и то, что Осень была упоительной любовницей – несмотря на то (а может, благодаря тому), что Алея не покидало чувство, будто он занимается любовью с ИскИном.

Она обещала прийти этим вечером.

Алей улыбнулся, и мысли его потекли в ином направлении.

Осень говорила, что находясь возле Старицы, можно найти ответ на любой вопрос. Ворон Вежин сказал, что никому ещё не удалось разобраться в устройстве самой Старицы, найти все функции её интерфейса. Почему? Известно, что из старицы нельзя выйти в реку – доступ заблокирован. Но закрыта ли возможность найти пароль? «Что сказал броненосец? – припоминал Алей. – Что это может у кого-то получиться… значит, это не запрещено».

Потом его осенило.

Он вспомнил, что – теоретически – к Старице может попасть любой человек. «Стало быть, – подумал Алей, чувствуя, как проносится от уха к уху жгучая искра, знак верной догадки, – стало быть, админы Старицы не блокировали доступ: они доступ открывали. Это демо-версия, она даёт крайне ограниченные возможности. Если попасть к Старице естественным путём… но как попасть к Старице естественным путём?!»

Этот вопрос уж точно задавал себе не только он. Алей предполагал, что немало умов и немало лет было посвящено решению проблемы. Наверняка перебраны уже все очевидные варианты. Ещё никто не ступал на берег Старицы без использования дарёной уловки…

Осень сравнивала кодовую цепочку с цепочкой взлома Предела. Откровенно говоря, Алей не считал, что сравнение справедливо. Пусть до Пределов способен добраться далеко не каждый, пусть лайфхакеров считанные единицы, но рядом с тайнами Старицы эти задачи кажутся мелкими, слишком простыми… Вспомнился парень-поисковик из сказки Ворона Вежина: сорвиголова, ринувшийся в другую параллель за ответом на мучивший его вопрос. Алей не был настолько рисковым, но хорошо понимал чувства безымянного коллеги. Немыслимой сложности задача будоражила ум и бросала вызов, который невозможно было не принять.

Самым поразительным во всем этом оказывалась структура параллелей, которая на деле не имела ничего общего с теорией Эверетта-Дойча. Алей пришёл к выводу, что Ворон Вежин поминал физиков исключительно солидности ради и ещё затем, чтобы подготовить почву. Слушая Ворона, Алей предположил, что раз Ялику десять лет, то и точки расхождения контактных вселенных не могут быть старше.

Но отчества вместо матичек! Невозможно было представить, насколько давно разошлись параллели, – и в то же время там, в этом неимоверно далёком мире, некоторые районы Листвы носили привычные имена. Тёплый стан, Воробьёвы горы, Охотный ряд… сама Листва называлась иначе, но всё это в любом случае представлялось крайне нелогичным.

…Алей положил на стол последний лист из оставленной Вороном распечатки. Ни одной ловушки при простом чтении он не нашёл. Фильтр дал ложную тревогу? Это вполне вероятно. Всё просто…

Что-то не позволяло счесть задачу решённой.

Кончики пальцев будто залили свинцом. Бумага в них стала шершавой, как наждак. Тяжёлые наушники сдавливали виски. Алей снял их, и в уши ворвался ровный гул рабочего пространства. Джипег закончил печатать, теперь только кликал мышкой.

Алей в задумчивости сложил ладони у губ.

Перечитывать списки ещё раз было нерационально: на сегодня имелись и другие задачи, а времени оставалось всё меньше.

Значит, предельный поиск.

…Ловушка. Опасность.

Опасный контент в интернете. Зловредные файлы.

Вирус.

Вирусный маркетинг. Вирус как микроорганизм. Риск заражения.

Товарно-денежные отношения. Вирусная инфекция.

Поток расщепился. Алей крепко зажмурился: удерживать одновременно два русла ассоциативного потока было тяжеленько.

Игра на бирже. Женщина – опасная игрушка.

Курс валют. Кожвендиспансер.

Доллар. Шлюхи.

На этом цепочка внезапно закончилась. Алей изумился: несмотря на абсурдность итога, интуиция уверяла, что это и есть ответ.

Валютные проститутки? Чушь какая-то… Первым же запросом в списках честно значилось: «курс доллара» – и ничего криминального в нём не было.

Он устало перевернул страницу и наткнулся на шлюх: порнозапросы шли сплошным потоком.

Лучшие сиськи

Негры пялят

Проститутки Листвы фото отзывы

Мальчик нежно целует азиатку

Суку выпороли ремнём

Доллар умер

Девочку заставили

Порноролики

И Алей взялся за голову: задумавшись о высоком, он умудрился пропустить классическое рассечение сети.

Вздохнув, он обвёл непотребную ловушку маркером, с долей раздражения отложил лист и мгновенно забыл о нём, углубившись в базу задач.

Пригревало.

Солнце клонилось к вечеру, над тропками и цветочными клумбами тёк алый свет. Институтские корпуса отбрасывали глубокие холодные тени. Пыльные с зимы стёкла, на первом этаже забранные гнутыми решётками, снаружи казались непрозрачными; с решёток облезала голубая краска. Под выщербленными ступенями крыльца сохла лужа.

Алей перепрыгнул лужу с предпоследней ступеньки и направился к дальней скамье, белевшей под елями.

Там пили пиво.

Завидев сокурсника, Сон помахал рукой. Ветер и Волк что-то слушали, поделив наушники, качали головами в такт и как будто ничего вокруг себя не видели. От киоска неторопливо шли к скамейке Зелень и Юла с мороженым в ярких обёртках.

– Ты чего так долго? – поинтересовался Сон и смахнул с белых досок мелкий мусор, жестом предлагая садиться.

– А! – махнул рукой Алей, принимая из его рук бутылку, купленную за компанию. – Оленев в коридоре поймал.

– Чего ему надо было?

– Интересовался, куда я после диплома пойду.

Сон поднял бровь.

– А ему-то что?

Алей засмеялся.

– Он всё уговаривает в науку идти, диссертацию писать. По-моему, его совсем склероз одолел, он мне третий раз одно и то же талдычит и каждый раз думает, что первый.

– Старость не радость, – печально сказал Сон и сделал подобающее лицо.

– Это конечно…

Юла поставила ножку в узкой туфле на скамейку рядом с алеевым бедром, осторожно провела ладонью по широкому верху спинки, уселась. Подол короткой юбки оказался вровень с глазами Алея. Тот запрокинул голову, ища взглядом лицо девушки: Юла кокетливо улыбнулась.

– Алик, хочешь мороженку?

– Да я тут с пивом, – Алей зачем-то продемонстрировал бутылку.

Тихая дурнушка Зелень переминалась с ноги на ногу, не зная, куда себя деть; мороженое капало с её рук на асфальт. Зеленоватые глаза под тяжёлыми сросшимися бровями поблёскивали испуганно и влюблённо.

Сон рядом подавил вздох и полез за сигаретами. Сокурсницы, конечно, считались за сестёр, а Зелень так вообще была никудышная… Сон никак не мог найти себе девушку. Однажды в сердцах он сказал Алею: «Ты, гад, как котёнок. Хлипкий – в чем душа держится. А девки стонут от умиления. С тобой куда ни придёшь, они все на тебе виснут. Слушай, за тебя девки никогда не дрались?» Алей хотел было отмахнуться, но вспомнил Поляну, засмеялся и ответил, что если бы Сона девушки защищали от хулиганов, ему, Сону, это бы вряд ли понравилось. Сон мрачно засопел. Здоровый, накачанный, с квадратным подбородком, он был как раз из тех, кто способен защитить девушку от хулиганов. Только случая всё не выпадало.

Зелень судорожно вздохнула и что-то невнятно сказала себе под нос. Алей вопросительно поднял взгляд. Зелень замялась, уронила половину эскимо и покраснела.

– А ты не хочешь диссертацию писать? – выдавила она, наконец.

– Я ещё не знаю, – Алей откинулся на спинку скамейки; Юла с интересом смотрела на него сверху. – В следующем году решу. Я работать хочу по-человечески, деньги нужны. Если получится совмещать, если тему интересную найду… в общем, не исключено, но желанием не горю. Оленев меня армией пугал.

– А ты? – спросила Юла.

– А я бы в армию пошёл, да меня не берут.

– Это за что же? – осведомился Сон и с долей мстительности прибавил: – Белобилетник?

– Дистрофик, – Алей развёл руками.

– Это да, – согласился Сон, – это невооружённым глазом видно. А чего так? Воздухом питаешься?

– Конституция такая.

– В качалку пойти можно.

– Собираюсь.

Сон умолк и выпустил дым через ноздри. Несколько минут он смотрел, как Юла лижет мороженое, так и этак складывая длинные ноги и невинно щебеча что-то о зачётах, как Зелень таращится на Обережа коровьими глазами… Сон страдал. Он ничего не имел против самого Алея, тот был славный парень, только завидовать ему было противно, и хотелось, чтобы девичий любимчик уже куда-нибудь провалился.

– Ладно, – сказал Алей, – пойду я.

– Да посиди еще, – противореча самому себе, сказал Сон.

– Нет, никак. Тороплюсь, – Обережь поднялся и с улыбкой развёл руками: – Ко мне девушка в гости прийти должна, а у меня срач до потолка.

Юла выпрямила спину и поджала губы. Зелень помертвела.

– А-а, – сказал Сон, не глядя, – ну это дело хорошее. Счастливо там.

«Надо отпуск попросить на время экзаменов, – думал Алей, шагая к метро, – а то никаких нервов не хватит. Так, две курсовые сделаны, ещё две осталось… в воскресенье одну добью».

Потом он подумал, что фильтр надо перенастроить – он работает почти вхолостую. В распечатке на сорок листов отыскалась одна-единственная несчастная ловушка, а кроме того, Алей готов был поклясться, что файл создан здесь, а не в какой-то другой параллели.

Сама по себе ловушка не представляла опасности, тем более – затерянная в глубинах спамерских файлов, участь которых в любом случае была незавидна: их выкидывали из индекса. Даже оказавшись в осмысленном документе, ловушка не могла натворить особых бед.

Она всего лишь увеличивала риск.

«Язык, – цитировала Осень кого-то из маститых гуманитариев, – инсталлирует в мозг образ мироздания… Мы мыслим стереотипами, устойчивыми образами, заученными фразами. Это нормально. Наш мозг не способен постоянно обсчитывать всю информацию, поступающую с рецепторов. Невозможно каждую секунду воспринимать реальность как совершенно новую. Стереотипы – это конспект мира, разметка, которая помогает в нём ориентироваться. Частотные запросы к поисковым системам – квинтэссенция такого конспективного мышления. Они создают образ абсолютно понятной материальной вселенной. А семантическая ловушка разрушает гладкое, простое течение слов. Помимо сознания она вкрадывается в память как вирус и открывает доступы, которые по умолчанию закрыты».

Чем больше ловушек застревало в памяти юзера, тем выше были его шансы заметить отличие чужого документа от здешнего и вдуматься в эту чуждость – или даже увидеть в знакомом переулке материальный тоннель. Разрушительные последствия для психики в том и другом случае были почти равны.

Светел Тишин предполагал, что так можно не только калечить, но и лечить – хотя бы исправлять последствия. Только проверять эту гипотезу было слишком опасно, да и некому.

Алей надел наушники и спустился в метро, оставив все мысли на поверхности.

Против обыкновения, баба Медя не сидела на любимой скамейке; Алей даже удивился, а потом услышал её громкий голос и приметил, как она вдали за гаражами гуляет с внучкой.

Вечер выдался светлый, безмятежный и будто бы сладкий, как карамель. Меж тихих деревьев плыли солнечные лучи. У дверей подъезда лежала белая кошка и внимательно смотрела прозрачными ледяными глазами. Кошка была незнакомая и очень строгая с виду, Алей не рискнул с нею фамильярничать.

За дверями распахнулась темнота, почти непроглядная для привыкших к солнцу глаз. На одном дыхании взбежав на этаж, Алей едва не налетел на брата.

Иней сидел на полу у дверей квартиры, руками и ногами обняв школьный рюкзак. Он не повернул головы – так и смотрел в стену, безразлично и внимательно, как белая кошка.

«Вот те раз», – озадаченно подумал Алей. Он обрадовался, что Иней не остался сидеть взаперти в квартире Шишова: то, что мальчишка сам пришёл поговорить – хороший знак. Но сегодня он ждал Осень… Иней про неё ещё ничего не знал. Неудачные получались обстоятельства для знакомства, совсем неудачные. Хуже не придумать, чем просить девушку уйти. «Осень-то поймёт, – подумал Алей. – Но Иня… он же ко мне с горем своим пришёл, расстроенный весь, а тут чужой человек, да ещё и девушка. Он застесняется…»

Стесняться было чего даже на взрослый алеев взгляд. Неведомо, что взбрело в голову Шишову, где он нашёл такого косорукого цирюльника, но мальчишку не просто побрили как новобранца, а оставили, точно в издевательство, гнусную жидкую чёлочку. «Не замечу», – решил Алей.

Он покусал губу – и улыбнулся.

– Толстый! – весело сказал он. – Ты чего тут делаешь?

Иней перевёл на него взгляд.

Не был он толстым, даже пухленьким не был, но по сравнению с худым как кость старшим братом казался приземистым и коренастым. Алей в шутку обзывался Толстым, когда хотел немножко его растормошить. Иней мог так замечтаться, что ничего вокруг не видел и не слышал…

– Я со дня здоровья ушёл, – медленно ответил брат.

В раскосых глазах Инея точно тьма стояла. У Алея морозец подрал по коже.

– Ты хоть обедал? – спросил он как мог беспечно.

– Неа.

– Ну чего сидишь? – Алей отпирал дверь. – Пойдём лопать.

Иней помедлил, потом всё же встал и шагнул за Алеем. Он тащил рюкзак за лямку, и рюкзак бил по ногам. Иней будто не замечал этого.

– Разувайся, руки мой, – бодро велел Алей и шмыгнул в комнату.

С трудом попадая пальцами по кнопкам мобильника, он вызвал номер Осени. Та наверняка уже вышла из метро. Алей сознавал, что это непростительное хамство – вот так сейчас просить её «не приезжай», но приходилось выбирать меньшее из зол. Иней был не в порядке. Совсем не в порядке.

В ванной шумела вода.

«Осень поймёт», – мысленно повторил Алей, беспокойно барабаня пальцами по подоконнику. Какое счастье, что ИскИны не умеют обижаться…

«Аппарат абонента выключен или временно недоступен».

Алей тихо выругался.

«Она ещё в метро, – нервно сказал он себе. – Надо не забыть позвонить минут через пять», – и пошёл на кухню. По пути он случайно скользнул взглядом по зеркальной дверце шкафа и даже остановился: из зеркала смотрел мрачный, бледный как вампир тип с чернотой под глазами и кривой улыбкой. «Тьфу ты, горе луковое, – тоскливо подумал Алей. – Иньку надо успокоить, развеселить надо, а тут утешитель с такой мордой… как из гроба встал».

Пальцы уже дрожали. Это был плохой знак. Алей стиснул зубы и беззвучно застонал от безысходности. Что лучше сказать? Как поступить? Ещё и Осень вне связи. Он растерялся. Ещё немного, и он от волнения совсем перестанет соображать. «Да меня самого успокаивать впору, – Алей разозлился. – Тоже мне…»

Сердце неприятно колотилось. Чаще и чаще.

Шаркая, прошёл по коридору Иней – из ванной на кухню. Сел на стул.

«Стартовать цепочку, – подумал Алей, цепляясь за эту идею как утопающий за соломинку. – И… найти нужные слова. Только я же не знаю, сколько времени это займёт. Рехнуться можно… никто, наверно, не использовал предельный поиск для такого».

Не было времени.

Стараясь не смотреть на Инея, Алей направился мимо него к холодильнику. Открыл дверцу и застыл, уставившись внутрь. «Сейчас, – думал он, – сейчас сообразим…»

– Аля? – тихонько сказали рядом.

Алей выпрямился. Попытался улыбнуться: нервно дрогнули углы губ, но получилось. Совладав с собой, он с облегчением заметил, что выражение лица Инея переменилось. Теперь брат был хотя бы на себя похож, а не на кусочек бездны…

– Что, Иня?

– Ты пельмени варить будешь?

– Что?.. А! Нет, – Алей улыбнулся уже легче, – ко мне Поляна приходила, хавчика наготовила. Вот, борщ настоящий!

Иней внезапно рассмеялся – напряжённым, звенящим смехом сквозь слезы.

– Знаешь, чего баба Медя говорит? – сказал он. – Наш, говорит, Алечка в людях не пропадёт, он такой тощий (Иней, передразнивая бабку, произнес «тошшай»), худенький мальчик, что его каждому покормить хочется.

– Баба Медя скажет, – фыркнул Алей.

Он разлил борщ по тарелкам, поставил их в микроволновку и сел, облокотившись о стол. Руки всё ещё дрожали, пусть почти незаметно. Идея стартовать ассоциативный поиск так и не ушла: Алей по-прежнему не знал, что говорить.

– А нам оценки четвертные объявили, – сказал Иней.

– И как у тебя дела?

– У меня по математике тройка. А так всё пятёрки и четвёрки.

Алей задумчиво потеребил нижнюю губу.

Потом враз надулся и пригорюнился.

– Горе ты луковое! – с наигранным унынием сказал он и закатил глаза. – У тебя такой брат! Всю школу на доске почёта висел! А у тебя тройка по математике. Тьфу!

Иней опустил голову.

– В году четвёрка выходит, – виновато ответил он и вдруг вскинулся: – Аля, позанимайся со мной, а?

– Когда, летом?

– Ну да.

– Толстый, ты чего? – изумился Алей. – Летом надо отдыхать.

– Да ну… – неопределённо сказал Иней.

– Летом надо отдыхать и набираться сил, – наставительно сказал Алей. – А вот со следующего года чтоб никаких троек!

– Ага. Аля… – Иней моргнул, помялся; Алей наклонился к нему, – а меня перевести хотят в другой класс.

Алей на миг задержал дыхание. «Хорошо, что мне об этом Лёнька рассказал, – подумал он. – Всегда лучше знать заранее».

– Никто тебя не переведёт, – твёрдо заверил он. – Я сказал.

Иней вздохнул и умолк.

Алей покусал губу. Не стоило тянуть время. Иней был по натуре парень замкнутый и не то что жаловаться – разговаривать с людьми не любил. Если заболтать его всякой чушью, пытаясь развлечь, есть риск, что он вообще передумает и так и не расскажет о своей беде…

– Ну что ты, Инька? – тихо спросил Алей. – Мама с дядей Лёвой ругаются?

Лицо брата потемнело.

– Нет. Не ругаются, – сказал он таким голосом, что ясно стало: лучше бы ругались.

– А что?

– Алька, возьми меня к себе жить.

Алей оторопел.

Этого он не ждал.

Иней слез со стула и стоял посреди крохотной кухоньки, умоляюще глядя на брата. «Но…» – начал Алей и смолк. Он не знал, что ответить. Если бы нужно было просто забрать брата оттуда, где ему плохо, вопрос бы не стоял. Но в квартире Шишова жил не только урод Шишов…

Алей уронил голову на руку.

– Ты чего, Толстый? – грустно сказал он. – Я же учусь, работаю, дома почти не бываю. Кто тебя кормить будет?

– Я сам! – выпалил тот.

– Пельменями питаться? Тебе расти надо, нормально есть.

– Аля, пожалуйста! – Иней подошёл вплотную, дотронулся до его рукава.

– Инька, – Алей заглянул ему в глаза. – Я же не мама. Ты пойми. Ты тут будешь один сидеть, не смогу я с тобой возиться. А если случится что – а меня нет?

– Я тихо буду, Аля.

– В интернете станешь сидеть целыми сутками, в игрушки играть?

– Не стану, – ровно сказал Иней. Губы его сошлись в ниточку. – Аля, вот хочешь, поклянусь? Я всё буду делать, как ты скажешь. Я мешать не буду. Если вдруг что… если я хоть четвёрку получу – ты меня сразу выгонишь.

– Толстый, ты с ума сошёл.

– Не сошёл, – сбивчивым шёпотом заговорил Иней, схватив его за руку, – не сошёл, Аля, я же… Аля, он меня постриг, а я не хотел, я хотел чтоб как у тебя было… Аля, он хочет, чтоб я его папой называл! Чтоб я фамилию поменял, Алечка! Иней Шишов, блик, как это клёво!..

Он задохнулся и умолк. Чёрные глаза беспокойно блестели, слёзы плыли по ресницам.

Алей закрыл лицо ладонью.

– Тьфу ты… – пробормотал он, – блик…

– Алечка, – беспомощно, отчаянно повторил Иней.

– А о маме ты подумал?

Наступило молчание. Даже холодильник перестал гудеть. Звякнул таймер микроволновки. Алей поднялся, достал горячие тарелки. Иней стоял возле стола, опустив голову, бледный, как восковой. Невыносимо было на него смотреть. «Нельзя так, – думал Алей, – нельзя же так», – и сам не понимал, чего именно нельзя.

– Давай поедим, – сказал он, наконец. – А потом я маме позвоню и скажу, что ты у меня переночуешь.

Иней вскинулся, быстро смахнул слёзы, улыбнулся несмело.

– А там посмотрим, – строго и печально добавил Алей. – Утро вечера мудренее.

Над чаем Иней совсем успокоился и даже как будто перестал замечать присутствие брата, погрузившись в свои таинственные размышления. С ним такое случалось. Неприметный, неслышный, он замирал над тетрадью, над книгой, над монитором с надписью «game over», и даже дышал, кажется, медленнее, чем положено. Только зрачки вздрагивали порой, словно он следил взглядом за чем-то, чего не видели остальные. «Привидение, – говаривала мать. – Сам привидение и с привидениями разговаривает».

Спрашивать, о чём он думает, нельзя было ни в коем случае – Иней односложно отвечал, что ни о чём, и начинал шарахаться от любопытных. Только Клён знал тайну. Алей в ту пору, когда работал репетитором, пробовал шутки ради выпытать её у Комарова. Но болтун Комаров, должно быть, поклялся молчать. Не по возрасту ловко он переводил разговор на другие темы. Славный парень Лёнька…

– Аль,– внезапно сказал Иней. – А поставь папу?

– Ага, – с готовностью ответил Алей, – сейчас.

Он давно оцифровал все старые видеозаписи, на которых был Ясень, даже самые короткие и бестолковые – там, где отец проверял, работает ли камера. Ясень на них корчил рожи и говорил какие-нибудь смешные глупости.

Алей включил компьютер и пододвинул к нему второе кресло; Иней забрался в кресло с ногами.

Качество видео было никудышное, никакими программами не поправить, но звук Алею удалось вычистить. Ясень неплохо пел. Алей страшно жалел, что отец не записывал свои песни; чаще он пел чужое, но сочинял и сам. Песен было гораздо больше, чем сохранилось на видеозаписях. Алей помнил из них какие-то обрывки строк. Целиком осталась только одна, эта – «Зеленым-зелено пламенел лес».

 
…в земляничной глуши заяц рыскал.
Был с небес глас,
И шептал бес:
«Не живи тихо, не летай низко!»
Если сила нужна, то бери вес.
Не бывает удачи без риска.
Забирай приз,
Обходись без,
Не живи тихо, не летай низко!
А приходит пора – надо знать честь,
И со всем рассчитаться по списку:
Выходил в плюс,
Не туда лез,
Не живал тихо, не летал низко!
 

Ясень сидел на старом, выцветшем до серого цвета диване бабы Зури – диван этот давно выбросили, теперь вместо него была тахта, – а баба Зуря стояла у стены, скрестив на груди руки, донельзя довольная, счастливая сыном. Тёмно-вишнёвая гитара гремела в ясеневых руках, сам он улыбался во весь рот и пел-кричал слова с таким вкусом, что невозможно было не подпевать.

– Не летай низко! – шёпотом повторил Иней. Он пожирал отца глазами и даже разрумянился чуть-чуть.

Алей отвёл взгляд. Томило в груди. «Папа не летал низко, – в тоске подумал он, откидываясь на подголовник кресла: люстра на потолке была старая-старая, та же, что на записи. – Папа не жил тихо. Папа… если бы ты был жив».

Гулко загремел дверной звонок.

Осень переступила порог.

На ней был светлый деловой костюм, в золотых волосах запутались искры, и в тёмной прихожей словно бы стало светлее.

– Привет, Алик, – сказала она. – Извини, что не позвонила, у меня телефон разбился. Прямо в сумке, кажется, в метро о поручень. Придётся новый покупать.

– Привет, – туповато ответил Алей.

Он умудрился совершенно о ней забыть.

Такое с ним случалось. Чем сильнее он нервничал, тем меньше информации получалось держать в голове. Пару раз из-за этого он даже проваливался на экзаменах… Но сейчас было хуже, чем экзамен. Намного хуже.

Из комнаты вышел Иней.

– Привет, – Осень улыбнулась ему, глянув мимо алеева плеча. – Алик, это кто?

– Это брат мой, Иней.

– Иней? Вы очень похожи.

Алей медленно обернулся. Иней стоял посреди коридора, глядя на Осень безо всякого выражения, как маленький робот. Не в силах отвязаться от сравнения их с двумя ИскИнами, Алей пробормотал:

– Инь, это Сеня, Осень. Мы работаем вместе. Вот, она в гости пришла… мы давно договорились.

Иней молчал.

Алей задержал дыхание, как перед прыжком в воду.

– Осень, – тихо сказал он, – пойдём выйдем, мне тебе кое-что сказать надо, – и добавил громче: – Иня, я щас приду!

…не получилось.

– Ладно, – сказал Иней равнодушно и чуть грубовато, – я пошёл, – влез в расшнурованные ботинки и рывком поднял с пола рюкзак.

Ни на кого не глядя, он вывалился в открытую дверь, задев Осень плечом, и скрылся на лестнице, не обернувшись.

Алей беспомощно смотрел ему вслед. Потом закрыл глаза и прислонился спиной к стене.

– Что-то случилось? – Осень коснулась его руки.

– Беда, – Алей вздохнул, не открывая глаз. – Брат… С отчимом поссорился.

– Это нормально, – Осень легонько сжала его пальцы. – Твоя мама не так давно вышла замуж?

– Полгода.

– Ему тяжело. Он уже совсем большой, привык жить втроём с вами.

Осень мягко переступила, выскальзывая из туфель, и стала ниже Алея. Тот обнял её.

– Ты грустишь, – утвердительно сказала Осень.

– Да.

– Что мне лучше сделать сейчас? Уйти, отвлечь тебя, утешить? Но я плохо умею утешать.

Сейчас, говоря о чувствах, она как никогда походила на компьютер… Алей понимал, что её слова искренни. Он вздохнул, зарываясь лицом в её мягкие благоуханные волосы.

– Только уходить не надо, – сказал он. – Пойдём лучше поужинаем. Я думал романтический ужин устроить, даже свечи купил…

– Подожди со свечами.

Осень взяла Алея за плечи и медленно, легко поцеловала. Руки её пробрались к его затылку, стянули резинку, скреплявшую вороной хвост. Осень расчесала пальцами алееву гриву и отступила на шаг, любуясь.

– Так мне нравится больше, – сказала она.

Алей усмехнулся.

– Я похож на парня из мультика?

– Да, – Осень, не глядя, заперла входную дверь. – Из моего любимого мультика. У него тоже был маленький брат с трудным характером.

– У Иньки не трудный!.. тьфу ты, горе, и правда трудный…

– Не переживай. Это нормально.

– Переживать – это тоже нормально, Сень.

– Ты прав.

– Ничего у меня не получилось, – тоскливо сказал Алей, уставившись в потолок. – Он ко мне пришёл за поддержкой. К старшему брату. А я хреновый брат. Всё… провалил.

– Прекрати. Он сам ушёл. Вам обоим нужно успокоиться. Тогда вы ещё раз подумаете и всё решите правильно. Так?

Алей тяжело вздохнул и сдался. С Осенью трудно было спорить.

– Так.

Она кивнула, улыбнулась краешками губ и притянула его к себе. Алей прикоснулся щекой к её бархатистой щеке и застыл так. Близость Осени успокаивала. В голове стало яснеть, по телу разливалось тепло. Он смежил веки.

– Пойдём в комнату, – сказала Осень ему на ухо, – не в коридоре же стоять.

Монитор уже запустил заставку: на нём крутился, шевеля бахромой точно щупальцами, логотип операционной системы. «Четыре цвета, – мелькнула смутная мысль, – четыре стихии…» – но Алей успел забыть, с чем они связаны, а вспоминать было не с руки.

Осень откинулась на спинку дивана, улыбнулась мягко и загадочно, вытянула длинные ноги. Узкая кисть правой руки живописно легла на подлокотник, а левой Осень поманила Алея к себе. Тот уселся на ковёр у её ног, чуть сбоку, и положил ей голову на колени.

– Хочешь апельсинчик? – пробормотал он.

Осень наклонилась и поцеловала его в макушку.

– Не надо меня кормить, я уже накормилась.

– Я же знаю, что ты забываешь.

– Заботливый, – она погладила его по голове. Алей поймал её руку и поцеловал пальцы. Рукав блузки пах причудливыми благовониями. Алей прижал ладонь Осени к своей щеке и закрыл глаза.

– Осень, – спросил он полушутливо, – скажи честно: что ты во мне нашла?

– Ты очень красивый. Только очень тощий.

Алей скис.

– Ну вот, – проворчал он. – Сказали тёплые слова, называется.

– Ты же знаешь, – сказала Осень, – я плохо умею это делать. Извини.

– Ладно уж, – Алей поднялся, навис над нею, упершись коленом в сиденье, и поцеловал её, придержав затылок ладонью. Губы у Осени были упругие, в меру влажные, в меру тёплые – безупречные губы ИскИна, который зачем-то инсталлировался в человеческое тело… Красивые, ловкие руки Осени огладили алеевы плечи и грудь, расстегнули несколько пуговиц на чёрной рубашке, взялись за чёрный кожаный ремень с серебряной пряжкой.

– Ужасно тощий, – повторила Осень со странным выражением; вероятно, это была насмешка, – но тебя это даже красит.

– А ты, – неловко ответил Алей, – ты – идеальная.

– Я знаю, – сказала Осень. – Меня отрисовал отличный дизайнер, – и улыбнулась ошалевшему Алею, – шучу. Иди ко мне.

Алей сполз на пол, сел на подогнутые ноги. Осень, взглянув на него сверху вниз, медленно провела языком по губам и наклонилась. Алей осторожно снял с неё блузку, поцеловал ровные, точно из мрамора выточенные ключицы. Её грудь мерно вздымалась, словно у настоящего живого человека… «С ума сойти», – он поёжился. Каждый раз ему в голову приходили такие ассоциации, впору было забеспокоиться, ведь для поисковика и лайфхакера ассоциации, даже самые абсурдные и мимолётные, значили очень много, но Осень всё-таки была прекрасна, прекрасна, совершенна и неимоверно притягательна… Алей погладил её круглые колени и поцеловал левое сквозь гладкий нейлон, медленно сдвигая вверх подол юбки. На Осени были чулки с поясом и кружевное бельё. Белые бёдра, сжатые юбкой, манили.

– Подожди, – сказала она внезапно.

– Что?.. – Алей оторвался от неё, поднял голову, в тревоге гадая, не сделал ли чего неугодного или неправильного.

Но Осень улыбалась – особенной, мягкой, совсем человеческой улыбкой. Таким её лицо было возле Старицы. Алею вспомнился рейд: калейдоскоп ярких вспышек пронёсся перед внутренним взором.

– Я подумала, что можно совместить приятное с полезным, – сказала Осень.

– Что?

– Включи компьютер.

Вот уж чему сейчас, кажется, было совсем не время.

– Осень! – возмущенно начал Алей. – Сколько можно…

Она подалась вперёд. Улыбка её превратилась в азартную, почти хищную; дымчатые глаза стали ясны и ярки, засверкали.

– Ты помнишь кодовую цепочку? – приглушённым голосом спросила она. – Не важно, я помню. Мне всегда хотелось узнать, как это – заниматься любовью возле Старицы.

Алей изумлённо смотрел на неё, не веря своим ушам. Потом вскочил и кинулся к компьютерному столу.

…Над ними вспыхнуло зелёное пламя.