Текст книги "Звездочка-Во-Лбу (Чакра Кентавра)"

Автор книги: Ольга Ларионова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Звездочка-Во-Л6у

Здесь было только три планеты, и две из них пришлось обойти стороной: они были густо заселены какими-то разумными существами. Может быть, в чьей-то душе и шевельнулось завистливое воспоминание о тех далеких временах, когда люди Джаспера свободно путешествовали по необозримым звездным просторам, исследуя чужие миры и радуясь даже отдаленному намеку на разум… Теперь для этого не было ни времени, ни людей. Исполнить сыновний долг – и скоренько возвращаться домой, где и без того слишком много забот и с каждым поколением – все меньше обитателей…

Поэтому высадились прямо на третью планету, молчаливую, с жиденькой атмосферой и громадной дымной впадиной, где чадили естественные выходы горючего газа. Здесь, похоже, жизнь и не думала зарождаться, тем не менее крэг, поднесенный к краю этого древнего метеоритного кратера, брезгливо отвернулся и скрежещущим голосом, каким говорят с людьми крэги (никто не слышал, чтобы они переговаривались между собой), произнес:

– Камни.

Все недоуменно переглянулись: камни как камни. Крэг не отказывался от планеты, но что значили его слова? Что камни следует убрать? Уничтожить?

Асмур бережно отнес материнского поводыря обратно на корабль и осторожно спустился в дымную долину. Здесь, на порядочной глубине, кислорода хватало, чтобы поддерживать горение естественных факелов, но чтобы жить… Почему же тогда крэг невзлюбил какие-то мертвые камни? Они попадались то тут, то там, и во всей долине их насчитывалось не более сотни. Их странно правильная прямоугольная форма наводила на мысль, что это – огромные кристаллы. Асмур провел по поверхности одного – под слоем пыли действительно заблестела изумрудно-зеленая грань исполинского берилла. Следующий отливал лиловато-сиреневым аметистом, а чуть дальше чернел турмалин. Чем они пришлись не по душе крэгу?

Вопрос был праздным: пожелание крэга – приказ. Взмахом руки командор созвал дружину, и все вместе они попытались поднять или сдвинуть с места самый скромный из этих кристаллов – поставленный на малую грань, он достал бы Гаррэлю до груди.

Но камень не сдвинулся с места.

Рукояткой десинтора Асмур попытался отбить уголок – камень был неуязвим. Острие кинжала о него тупилось, плазменный разряд не оставил на поверхности никакого следа.

Дружинники переглянулись. Борб пожал плечами и отправился к маку за переносным аннигилятором, а настойчивый эрл тем временем перепробовал на зеленом кристалле все возможные калибровки своего десинтора. Борб, волоча на загривке тяжелый агрегат, уже возвращался от корабля, как вдруг до дружинников донесся его изумленный крик:

– Древние боги! Они же движутся!..

И действительно – сиреневый каменный брус медленно приближался к Асмуру, словно его толкала невидимая сила. Эрл сделал знак дружинникам, и они расступились. Теперь в тишине, нарушаемой только потрескиванием пламени, отчетливо был слышен скрип песка – зеленый и лиловый камень ползли навстречу друг другу, наращивая скорость, а между ними стоял Асмур.

– Берегись! – крикнул Гаррэль, но эрл опередил его предостережение и, оттолкнувшись от упругой почвы, резко отпрыгнул в сторону. В тот же миг раздался громовой грохот, и радуга мельчайших осколков взметнулась над тем местом, где две монолитные глыбы столкнулись с такой силой, что обе рассыпались на куски.

– Эрл Асмур!..

Еще два камня сшиблись с орудийным грохотом, и снова Асмур, повинуясь какому-то инстинкту, успел отскочить. А слева и справа, набирая скорость, сближалась новая пара нападающих – теперь уже можно было отступать в сторону без паники, потому что глыбы подчинялись простейшим правилам игры: во-первых, приходили в движение те из них, между которыми оказывался предводитель дружины, и никто другой, а во-вторых, ползли они только по прямой, переходя в стремительное скольжение лишь тогда, когда между ними оставалось не более шести шагов.

Эрл нетерпеливо махнул рукой – всем отойти как можно дальше, чтобы люди или ползучий дым не помешали ему вовремя заметить надвигающуюся опасность. Быстро темнело, и красноватые блики естественных факелов, отражаясь в бесчисленных осколках уже разбитых камней, рассыпали кругом мириады разноцветных искр, придавая этой странной игре вид экзотического представления. Но теперь Асмур сам выбирал себе нападающих, становясь между ними и хладнокровно наблюдая, как кристаллы с тупой размеренностью набирают мощь для смертельного удара, не предполагая в противнике большей проворности, чем имели сами. И, недоступные воздействию человеческого оружия, погибали, разрушая сами себя…

Грохот и снопы каменных брызг прекратились внезапно – оглядываясь по сторонам, Асмур вдруг с удивлением увидел, что в долине не осталось ни одного целого камня. Мелкие осколки, по которым нельзя судить о строении, загадочных монолитов… Он покачал головой – жаль, увлекся. Эрл медленно пошел к кораблю, нагибаясь и подбирая сверкающую самоцветную мелочь, и Гаррэль, с непонятно почему пробудившейся жалостью глядевший ему вслед, мог бы прозакладывать голову, что с каждым шагом он все неохотнее и неохотнее подымается по склону.

Командор не хотел возвращаться!

Когда-то это промелькнуло невероятным предположением – теперь догадка стала уверенностью. Но – почему?

Эрл Асмур добрался до края кратера, где мерцающей нездешней громадой высился их девятигранный мак. Не оглядываясь, открыл раздвижной люк и исчез внутри. Спутники, не шевелясь, следили за его движениями – то ли всем передалось настроение Гаррэля, то ли они сами что-то почувствовали…

– Пусть он простится с Тарита-крэгом, – прошептал Эрм.

Они ждали, глядя в безлунное небо – белое крылатое существо, как бы быстро оно ни поднялось, не могло остаться незамеченным. Но время шло, а крэг не появлялся. От дыма и напряженного вглядывания в темноту глаза начали слезиться, что-то мелькало, и чудилось – как будто над кораблем расправило крылья нечто темное и бесплотное, словно сама ночь; ждать дальше было бесполезно, и все, движимые странным предчувствием, заторопились к маку.

Стенки центрального помещения были медово-прозрачны, и в кресле, уронив на пол толстую книгу «Анналов», полулежал эрл Асмур – совсем как в тот вечер, когда они вернулись после охоты на кентавров. Сколько с тех пор утекло времени, сколько чужих миров они повидали – и за все эти дни они не услышали от своего командора ни единого слова.

Страшная догадка перехватила дыхание, и Гаррэль понял, почему прославленный воин не торопится домой, к своей царственной невесте: он потерял дар речи!

Но в этот миг, словно в ответ на его догадку, эрл Асмур поднял голову, как всегда, защищенную непрозрачной пленкой скафандра, и рука в темно-лиловой перчатке инстинктивно сжала горло:

– Тарита-крэг не согласен, – послышался очень тихий, хриплый до неузнаваемости голос.

Рука в перчатке опустилась и легла на книгу, указывая на последнюю звезду, где они еще не побывали, – запретную Чакру Кентавра.

Ту самую, которую кто-то любовно прозвал Звездочкой-Во-Лбу…

К ней подходили неторопливо, заранее отметая неподходящие планеты, а таких было большинство: или чересчур жаркие, или слишком большие, а одна, к прискорбью, была заселена неведомыми гуманоидами с фантастической плотностью. Оставалась последняя – такая же каменистая и безлесая с жиденькой тухлой атмосферой, как и та, от которой Тарита-крэг уже отказался. Командор подвесил мак в безвоздушном пространстве, давая крэгу возможность полюбоваться на вакантное обиталище со стороны. Дружинники, уже насмотревшиеся на самые разнообразные планеты и вблизи, и издали, бесцельно слонялись по соседским каютам, готовые к возвращению домой – и всеми силами скрывавшие эту готовность; и только Скюз, меткий стрелок, разглядывал не планету, а точечное скопище чужих светил, словно высматривая себе подходящую цель.

– Командор! – внезапно разнесся по всем отсекам мака его голос. – Мы кого-то догоняем!

Перепрыгнув через коня, по своему обыкновению валявшегося посреди помещения, Асмур кинулся в малую каюту, откуда донесся призыв. Стена, которую Скюз почти всегда держал в состоянии кристальной прозрачности, была обращена не на красновато-бурую поверхность планеты, а в черноту межзвездного пространства. И оттуда, как бы рождаясь на глазах, неторопливо всплывал какой-то причудливый кокон, который в первый миг все приняли за живое существо, потому что на нем отчетливо виднелись многочисленные шипы, хвосты и глаза, правда, расположенные самым нелепейшим образом. Когда межзвездное чудовище, размерами чуть поменьше их мака, разинуло рот, кое-кто из дружинников, столпившихся за спиной своего предводителя, готов был бежать к пульту анн-защиты.

Командор молча наблюдал.

И тут из черного круглого зева медленно выползли два существа. Покрытые длинной белесой шерстью, отливающей металлом, с единственным красновато-фосфорическим глазом, они мерно покачивались возле своего жилища, сцепившись голыми крысиными хвостами, словно купались в черной ледяной пустоте. Мертвящей жутью веяло от этих циклопов, и непонятно было, что же внушает такой ужас – волчье мерцанье глаза, настороженное шевеление смертоносных клешней или чуткий, подрагивающий хобот, готовый, казалось, мгновенно высосать кровь из своей добычи.

И в этот миг за спиной прозвучал властный голос Тарита-крэга:

– Звездные волки! Уничтожьте их!

Дружина разом отпрянула от окна, готовая ринуться выполнять столь естественный приказ, но командор остановил их.

Эрл Асмур, как и в первый раз, невольно поднес руку к горлу. Голос его прозвучал еще тише – однако за немощью звуков стояла такая несокрушимая воля и столь укоренившаяся привычка повелевать, что не было на корабле ни единого человека, который посмел бы ослушаться могущественного эрла, когда он произнес:

– Захватить живыми.

Тарита-крэг, которому перечили впервые в жизни, возмущенно захлопал крыльями и взлетел к потолку командорской каюты, словно готов был покинуть мак прямо сейчас, а потом, гневно щелкая когтями, ринулся к себе в алтарный шатер. Если бы вся дружина не была занята поспешным натягиванием полных скафандров, может быть, кто-нибудь и заметил бы, что крэг словно хочет сказать что-то и не решается.

Один только Гаррэль вдруг на миг остановился и недоуменно перевел взгляд с пола каюты, где светился круглый иллюминатор, на командора: ведь с того места, где лежал старый крэг, была видна планета, но уж никак не обиталище звездных волков…

Однако его товарищи, уже одетые и застегнутые наглухо, торопливо выметывались навстречу неведомым и отвратительным хищникам, и он заторопился вслед, не подозревая о том, что с этой минуты круто меняется судьба не только командора и его дружины, но и всего Джаспера.

А с другой стороны…

Что-то тяжелое шлепнулось рядом на пол, послышался скрежет, потом на долю мгновения словно раздвинулся театральный занавес, и в проеме означилась медовая желтизна, в которой плавало изваяние дракона; что-то мелькнуло, но слишком поспешно, чтобы в нем можно было распознать человека или животное. И занавес сомкнулся.

Навалилась абсолютная темнота.

Юхан полежал еще несколько минут, потом осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, перевалился со спины на бок и включил нагрудный фонарь.

Полукруглая стена, переходящая в потолок, а с другой стороны – крупноячеистая решетка, превращающая этот сегмент в темницу. И на полу – второе тело в скафандре, лицом вниз. Юхан подполз, приподнял неподвижное тело за плечи, легонечко встряхнул. В шлемофоне послышалось сдержанное мычанье.

– Юрг! – позвал он шепотом. – Юрген!

Глаза под прозрачным щитком приоткрылись, и Юхан поспешно выключил фонарь.

– Больно, Юрик? – спросил он участливо.

Вместо ответа тот, кого он называл Юргеном, сел и в свою очередь включил фонарь.

– Перебьюсь, – ответил он, морщась. – Драться в гостях при погашенной иллюминации – дело дохлое.

– Было бы с кем, – вздохнул Юхан. – Впрочем, тут что-то нам подкинули…

– Где? – насторожился Юрген, шаря лучом по полу.

В световом круге заискрился морозным инеем какой-то кирпич. Две головы в шлемах разом нагнулись над ним – это был здоровый брус хорошо промороженного мяса.

– Бред какой-то, – оценил ситуацию Юрген. – Не трогай, Юхан, вдруг это человечина… Перейдем-ка к интерьеру.

Решетка из прозрачных прутьев в палец толщиной была явно раздвижной, но стык смыкался намертво, не поддаваясь прогибу и уж никак не желая отворяться. В крупные ячеи прошла бы рука, но для этого нужно было снять скафандр. К тому же никакого замка с той стороны видно не было. Зато справа, возле стены, к решетке была прикреплена поилка, наполовину наполненная прозрачнейшей водой, над поилкой виднелась дверца – по-видимому, отсюда и был заброшен мороженый деликатес. И чем дольше они глядели на откидную дверцу, небрежно закрученную проволокой, тем больше приходили в недоумение.

Дверца была не крупнее форточки, но мало-мальски тренированный человек мог пролезть в нее без особого труда.

– А ээти с прииветом, – пробормотал Юхан, как всегда, от волнения впадая в удвоение гласных. – Замууровали, называется!

Юрген посмотрел на часы.

– Так. Запас кислорода – на три часа. Из них два пятнадцать уже прошли. Я снимаю скафандр. Ты – только по моей команде.

– Это почемуу же?..

– Потомуу, что я – командир станции!

– Так где та станция…

Гражданин Финляндии, полковник военно-воздушных вооруженных сил Юхани Туурсвалу был человеком дисциплинированным, но обожал флегматично препираться. Это у него органично сочеталось.

Сейчас возражать дальше не имело смысла, потому что командир уже расстегнул скафандр.

Снял шлем.

– Дышится, – сказал он удивленно. – А ну подсади…

Оставшись в тренировочном костюме и толстых шерстяных носках, он двигался непринужденно и бесшумно и детскую задачку с форточкой легко мог бы решить и без помощи бортинженера. Очутившись по ту сторону решетки, он осторожно подкрался к занавеске, приоткрыл щелку и заглянул в слабо освещенное помещение. Несколько секунд он стоял, окаменев от изумления, потом тихо повернулся и махнул рукой – разоблачайся, и поживее!

Юхан, настороженно наблюдавший за каждым его движением, мог бы поклясться, что на лбу командира выступили крошечные капельки пота. Он в один миг скинул скафандр, радуясь тому, что именно в этом полете перешли на облегченную модель, подтянулся на руках и с обезьяньей гибкостью, не утерянной к тридцати семи годам, выскользнул наружу и встал плечом к плечу со своим командиром.

Юрген осторожно повернул голову и посмотрел на своего бортинженера с надеждой: может быть, его самого обманывали глаза, и открывшееся им – плод воображения? Но у Юхана тоже медленно отвисала челюсть – значит, не чудилось.

Мало того, что у противоположной стены спал, прикрыв морду крылом, иссиня-черный дракон; но на фоне этой темной громады на пестрых подушках, небрежно брошенных прямо на ковер, мирно почивало самое пленительное создание, какое только могло возникнуть в воображении земного мужчины.

– Сатана перкеле! – прошептал Юхан, исчерпывая этим весь свой арсенал крепких выражений.

Для человека, два часа назад взятого в плен посредством самого непостижимого и откровенно разбойничьего нападения со стороны каких-то лиловых головоногих, это зрелище было столь ирреально, что он перешел на язык жестов и красноречиво поднял большой палец. По-видимому, это должно было означать: «Если сия особа – предводительница пиратов, то я – руками и ногами за космический разбой!»

Командир орбитальной станции «Марс-3» летчик-космонавт Юрий Брагин, ценитель женской красоты и человек стремительных решений, что тоже в нем органично сочеталось, показал в ответ два пальца и выразительно пожал плечами: «Вот уж не ожидал от отца двоих детей!» – а затем повернул большой палец книзу, что со времен функционирования Колизея ничего хорошего не предвещало.

Сейчас же это значило одно: берем заложника.

Но не успели они сделать и шага, как сверху, из-под потолка, на них обрушилось что-то ослепительно розовое, бьющее мягкими крыльями и уже нацеливающееся изящным клювом прямо в лицо; однако реакция прекрасно натренированного космолетчика сработала прежде, чем разум смог оценить всю несерьезность такого нападения, и огромная блистательно-аметистовая птица через секунду уже самым непочтительным образом была зажата у Юхана под мышкой. Инициатива бортинженера оказалась в какой-то степени скованной, и Юрген, опасаясь, что эта пусть даже почти бесшумная возня может несвоевременно разбудить хозяйку дома, ринулся вперед, одним броском перекрывая несколько метров, – счет пошел уже на доли секунды. Дракон выпростал из-под крыла лошадиную голову и возмущенно топнул копытом; лицо спящей дрогнуло, и она, не открывая глаз, легко подалась вперед, отталкиваясь от подушки и гораздо быстрее, чем мог предполагать землянин, нашаривая лежащий рядом клинок, но в следующий миг Юрген одной рукой уже крепко держал ее за плечи, а другой зажимал рот, машинально бормоча что-то на космическом интерлинге.

При звуках его голоса она вздрогнула и замерла, но в этой неподвижности не было притворства затаившегося животного – нет, так замирают, когда напряженно ждут новых звуков, стараясь не пропустить их; у него возникло достаточно нелепое предположение – может быть, в довершение всей невероятности происходящего, она еще и понимает его?

– Потерпи, милая, – шепнул он, едва шевеля губами, чтобы показать, что благодарен ей за отказ от сопротивления, и тут же услышал серебряный звон: шпага выпала из разжавшейся руки и скользнула на пол; на всякий случай он инстинктивно подхватил оружие, отпустив ее руки, и тут же они легко метнулись к его лицу, и он почувствовал беглое прикосновение ее пальцев, как это делают слепые, но в этих движениях не было любопытства, нет, здесь сочетались недоверие и страсть, жадность и благоговение… И лицо ее, узкое смуглое лицо с закрытыми глазами – оно было обморочно напряжено, и только губы под его рукой, зажимающей рот, непрестанно шевелились, как будто она быстро-быстро повторяла одно и то же. Он напрягся, стараясь уловить это слово, его рука дрогнула и опустилась, и в тот же миг ее губы очутились возле самого его лица; едва ощутимо касаясь его, они жарким и влажным контуром очерчивали каждую его линию, безошибочно угадывая и изгиб бровей, и легкую горбинку носа, и по мере этого узнавания медленно раскрывались глаза – огромные, сияющие, гиацинтово-лиловые, как чароит, неподвижно глядящие в одну точку.

– Асмур… – рождалось, как заклинание, возле самого его лица. – Асмур, Асмур…

Он не знал, приветствие ли это или имя, земной или неземной язык звучит сейчас перед ним, но инстинктивно чувствовал одно: происходит ошибка, горькая и жестокая, и он – ее виновник. Ему нужно было как-то вмешаться, но он понимал, что это будет все равно что ударить по этому прекрасному слепому лицу.

– Асмур! – вдруг крикнула она с отчаяньем, и ее пальцы с неженской силой рванули ворот его костюма, так что брызнули во все стороны звенья молнии, и черные волосы скользнули по его груди – замерев, она слушала, как бьется его сердце…

И в тот же момент сиреневая птица, воспользовавшись полным ошеломлением Юхана, вырвалась из рук бортинженера и, самоотверженно ринувшись к своей хозяйке, точным движением спикировала ей прямо на плечи, прикрыв голову и руки девушки пушистым фламинговым покрывалом. Сияющие глаза, обрамленные розовым опереньем – зрячие, жадно ищущие его глаза, – вскинулись на Юргена… и за какую-то секунду только что счастливое лицо исказилось целой гаммой совершенно противоположных чувств, и они не чередовались, сменяя друг друга, а наслаивались – отвращение, разочарование, смертельный ужас; эмоциональный взрыв, который мог быть порожден лишь безумием, был настолько силен, что сменился даже не беспамятством, а каким-то окаменением – на руках у Юргена лежал сведенный ужасом манекен.

– Да помоги же мне, Юх! – в полной растерянности крикнул командир, подготовленный к любым экстремальным ситуациям, кроме подобной.

– Ппо-моему, – пробормотал Юхан, начавший удваивать не только гласные, но и согласные, – у мадемуазель температура…

Юрген наклонился над девушкой и сделал то, что было в данный момент самым естественным – дотронулся губами до ее лба.

Тем не менее она вздрогнула, как от удара электрического тока.

– Точно, – с некоторым облегчением сказал командир. – Под сорок. И сделай милость, убери этого розового гуся…

– Пошел, пошел, – Юхан взял крылатое существо за шкирку, собираясь вторично проявить по отношению к нему полнейшую непочтительность. – Тут не до тебя – видишь, человек болен!

«Гусь» вскинул голову и хрипло, нечленораздельно прокричал какое-то слово.

– Попугай… – разочарованно пробормотал Юхан. – Юрг, берегись!

Стены комнаты будто лопнули сразу в девяти местах, и в этих разом распахнувшихся отверстиях показались люди, вооруженные самым разнохарактерным оружием – от рапир до пистолетов, весьма напоминающих лазерные. И у каждого из них на плечах, положив клюв на голову человека, сидела диковинная птица. Изумление, ужас, восторг – самые противоречивые чувства отразились на их лицах, заставив землян заподозрить, что и эти девять – тоже безумны; но смятение это было столь велико, что, пожалуй, для его причин одного появления здесь экипажа орбитальной станции «Марс» было маловато.

Наконец восемь юношей, соскочив на ковер, благоговейно приблизились к смуглой леди и, преклонив колени, замерли в самой почтительной позе; и только один, самый юный, носивший на плечах что-то пестрое, напоминавшее курочку-рябу, ни секунды не раздумывая, бросился на Юргена с обнаженной шпагой.

Попытка была предпринята с явно негодными средствами – экс-чемпион Военно-воздушной академии по фехтованию, Брагин несколькими незамысловатыми приемами выбил оружие из рук юнца, а Юхан, экс-чемпион начальной школы по примитивным уличным дракам, подставил ему подножку.

Следующего претендента не нашлось. И вообще окружающим было явно не до землян – здесь происходило что-то из ряда вон выходящее, и постичь смысл этого без дополнительной информации было невозможно.