Текст книги "Звездочка-Во-Лбу (Чакра Кентавра)"

Автор книги: Ольга Ларионова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Храм и пропасть

Дорога скользнула по краю обрыва, и он обрадовался, что с нижней петли серпантина его увидят даже самые последние. Ну, скоро и финиш. А то этот часовой грохот за спиной порядком поднадоел, да и коня все время приходится сдерживать, чтобы несвоевременно не взмыл в небо. Чуть подальше дорога вольется в ровное и довольно широкое ущелье, там можно будет до предела раззадорить преследователей, выжав из них максимальную скорость и в то же время не позволив заглянуть вперед, где им уготован такой сюрприз…

Он послал голос вперед, к стенам храма:

– Гэль, все готово?

– Да, мой командор!

– Возвращайся к дружине. Как только первые покатятся вниз, перекройте дорогу назад и не дайте никому уйти.

– Будет выполнено, могучий эрл!

Жеребцы, наседавшие сзади, тревожно заржали, словно почуяв второго врага.

– Хэ-хэй! – крикнул эрл, концентрируя на себе их внимание. – За мной, кровопийцы!

Ржанье и гортанные крики, не несшие явно никакой смысловой нагрузки, превратились в неистовый шквал. Последнее ущелье легло впереди, как стрела, и в конце его засветилась утренним светом известняковая стена полуразрушенного храма, которая, казалось, запирала это ущелье, превращая его в тупик. Кентаврам, несомненно, эти места хорошо известны – следы это выдают; теперь они гонят вперед незадачливого чужака, как обычные волки загоняют на обрыв оленя, движимые охотничьим инстинктом, а не разумом. Но лишь чужак знает, что впереди их ожидает не широкий мост, на котором его собираются припереть к храмовой стене и окружить – нет, впереди только пропасть, в которую оборвется ущелье, и будет поздно затормозить на самом краю, да и задние не дадут – слишком могуч напор и чересчур круто взят разбег.

Все ближе белая стена, сейчас из зияющего впереди проема пахнет холодом, и лишь благодаря бешеной скачке обладающие несомненной чуткостью кентавры не успеют ничего заподозрить, вот только не испугался бы конь, которому невдомек, что хозяин не только знает о зияющей впереди ловушке, но и сам ее приготовил. Асмур положил руку на гриву коня, дружески потрепал ее:

– Я с тобой, вороной, ничего не бойся, прыгай смело!

Но конь словно не узнавал хозяйского голоса, искаженного скафандром, и не признавал властной руки, и крылья его сами собой расправлялись, готовясь поднять его вместе со всадником над предательской пустотой, подстерегающей впереди…

– Не сметь!!! – крикнул Асмур, потому что преследователи, увидев взлетающего коня, могли понять всю бесцельность дальнейшей погони и в последний момент остановиться.

Он рванул застежку скафандра и, глотнув с наслаждением летящего навстречу свежего воздуха, прижался губами к теплому уху коня:

– Вперед! – и конь прыгнул.

И в тот же миг, выпрямляясь в седле, Асмур увидел, как распахнулась неразличимая доселе дверь в стене, отделенной от него провалом пропасти; седой кентавр, двойник вчерашнего, только весь в сверкающих браслетах, лентах и крапчатой татуировке, на долю секунды застыл в дверном проеме, а потом с гортанным криком метнул в падающего Асмура короткую бронзовую стрелу, напоминающую арбалетный болт. Жгучая, ядовитая боль впилась в горло, в узкую щель расстегнутого скафандра, парализуя тело, туманя рассудок и все дальше отодвигая зыбкую, существующую только в воображении границу реального мира – и того неведомого, которое называлось простым словом «ничто», ибо было слишком сложно для понимания; Асмур падал вместе с конем, а сверху, раскидывая копыта и путаясь в собственных гривах, валились обезумевшие от ужаса кентавры, и у человека оставался единственный выбор – разбиться об острые камни на дне пропасти или быть задавленным этой лавиной…

И все это видел Гаррэль.

Почему он не выполнил приказа и не вернулся к дружине после того, как разрушил мост? Он не смог бы ответить на этот вопрос, потому что ответ был чересчур прост: обыкновенное мальчишечье любопытство. То, что затеял эрл Асмур – непобедимый командор Асмур, предмет рыцарского поклонения всей дружины, – просто не могло, не смело остаться никем не увиденным такие подвиги и создавали легенды, проходящие через поколенья и века.

Но кроме Гаррэля, увидеть было некому, некому было бы и потом рассказать…

Он вернется к дружине, – сказал себе юноша. Вернется, но – чуточку позднее. И он спрыгнул с коня, взял его под уздцы и осторожно поднялся на скалу, образующую роковое ущелье. Могучий эрл и следом за ним вся эта копытная свора промчатся внизу, так что никто ничего не заметит. Гаррэль перегнулся через обломок скалы, чтобы поподробнее все рассмотреть, но не успел приготовиться, как все уже было кончено: закованный в естественную броню вороной промелькнул, как ураган, и следом за ним в клубах пыли – распаленные преследователи. Юноша с невольной гордостью проводил глазами последний прыжок крылатого коня, как вдруг напротив, точно привидение, возник разукрашенный кентавр, и мелькнуло бронзовое оружие, и вот уже вороной падал, скрежеща по камню крыльями, которым негде было развернуться, и почему-то не происходило главного – эрл Асмур не уходил в ничто, а продолжал падать в ледяную черноту расщелины. Гаррэль вдруг понял, что эрл не в силах совершить этот переход, и уже не раздумывал ни единой доли секунды.

Оттолкнувшись от уступа, юноша прыгнул вниз, представив себе зыбкую грань перехода и сразу же за ней – близкое дно пропасти; в следующий миг он уже был там и падал, но лететь ему оставалось совсем немного и главное – недолго; сверху на него уже рушился обезумевший от страха конь с бесчувственным всадником, и Гаррэль, коснувшись гривы вороного, последним усилием воли захлестнул себя, Асмура и коня в единый волевой кокон, послав все это в спасительную пустоту, доступную только джасперианину, и дальше, через нее – на ковер командорской каюты.

Ему не хватило сотой доли секунды – донные камни ущелья полоснули по скафандру, но сверхпрочная ткань выдержала; зато не прикрытые защитной пленкой штаны и сапоги лишь в виде лоскутьев донеслись до корабля на порядком ободранном теле их хозяина. Почесывая ссадины, он осторожно приподнялся – прямо перед ним, занимая всю середину центрального помещения, распластался крылатый конь, судорожно вздымающий бока и заходящийся хрипом; командор лежал по ту сторону конской туши, и пепельный Асмур-крэг, осторожно вытягивая крылья из-под лиловой ткани, выбирался из расстегнутого скафандра. Наконец, это ему удалось, он взлетел на спинку командорского кресла и встряхнулся – кровавые брызги полетели по каюте.

– Асмур-крэг, ты ранен? – крикнул юноша, инстинктивно порываясь прийти на помощь сначала поводырю, а затем уже – человеку.

Крылатое существо еще раз брезгливо встряхнулось и отвернуло голову в сторону, не удостаивая юношу ответом. Ну и ладно. Самое время заняться командором. Гаррэль оперся о бок коня, намереваясь без околичностей перебраться прямо через это естественное заграждение, но вороной, почуяв руку чужака, тут же вздыбил отточенные пластинки чешуи, так что юноша едва успел отдернуть ладонь.

– Фу ты… – пробормотал он и побрел в обход, опираясь о стены каюты, потому что известный своим норовом вороной мог еще и лягнуть в избытке благодарности; но когда Гаррэль добрался, наконец, до окровавленного тела командора, он застыл в нерешительности – короткая бронзовая стрела торчала из горла, и даже неопытный воин прекрасно понимал, что значит тронуть ее.

Между тем Асмур медленно открыл глаза, упершись невидящим взглядом в потолок. Гаррэль в отчаяньи обернулся к пепельному крэгу, но тот и не подумал вернуться к своему хозяину. Понимал ли эрл, что находится уже в безопасности, в собственном корабле? Или мысли его были далеко?

– Мой командор… – прошептал юноша.

По тому, как мгновенно исказилось залитое кровью лицо, Гаррэль понял, что тот прекрасно представлял себе – и где он, и что с ним; одного предводитель звездной дружины не мог даже вообразить: что кто-то из подчиненных посмеет без его позволения проникнуть в его каюту.

– Ты… – прохрипел он, – не в бою?..

Красная струйка побежала у него из уголка рта.

– Пока… хоть один… – больше он говорить не мог, но рука в лиловой перчатке поднялась и твердым жестом показала Гаррэлю – «уходи!».

– Повинуюсь, великий эрл! – проговорил юноша сквозь стиснутые зубы, перебрасывая свое содрогающееся от рыданий тело туда, на вершину скалы против храма, где ждал его боевой конь и еще восемь крылатых всадников, паря над лесом, зорко высматривали отставших хищников, готовые и без приказа командора не знать ни сна, ни отдыха до последней минуты их кровавой охоты…

И длилась она еще два дня.

Когда же на исходе второго дня оранжевое солнце, истекая неистовыми протуберанцами, клонилось к притихшему океану, истомленные кони в последний раз облетели зеленый остров с его лесами и пирамидами, оврагами и руинами храмов. Мелкое зверье копошилось в траве, ужи и ящерицы ловили последнее тепло уходящего дня, но ни одного чудовища не было больше на планете, принадлежащей созвездью, где от кентавров осталось одно название. Длинные вечерние тени от летящих коней прочерчивали необозримый кратер, оставленный аннигиляционным взрывом на месте семейства вулканов; если бы не след движения заряда – спиральная борозда, усыпанная пеплом, этот кратер легко можно было бы принять за место падения крупного метеорита; теперь же непосвященный встал бы в тупик, пытаясь объяснить это чудо природы – оставалось предположить, что здесь когда-то прилегла отдохнуть улитка с диаметром раковины в несколько десятков километров.

Когда-нибудь и это порастет травой и кустарником, да и вопросов задавать будет некому – планета, как священным табу, охраняется присутствием старого крэга.

– Пора возвращаться, – усталым голосом проговорил Эрромиорг из рода Оргов, старший дружинник.

Жалея коней, они образовали единый кокон и перенеслись в одно мгновение к подножью серых пирамид. Спешились, не решаясь войти внутрь корабля. Гаррэль ловил на себе невольные взгляды – после того, что он рассказал своим товарищам о трагическом завершении эпопеи с ловушкой, все почему-то ждали от него новых сведений о командоре. Да и он сам ждал, ждал напряженно, каждую минуту, днем и ночью – какого-нибудь шепота, призыва, может быть – даже слов прощания…

Ничего не было. А пропустить он просто не мог.

Вот и сейчас смотрели на него, а вовсе не на старшего, и юноша, сжав губы, помотал головой – он скорее согласился бы умереть, чем еще раз услышать это хриплое «а как ты посмел…»

Кони, изогнув шеи, склонились над редкими травинками, пробивающимися в трещинах между плоских камней, но ни один не коснулся губами тощей зелени. «Дурной знак, – прошептал Скюз, знаток примет и предзнаменований. – Дурной знак…»

И словно в ответ на его слова матово-желтая, как человеческая кожа, стенка мака треснула, образовавшийся проем распахнулся, как будто раздвинутый руками на полный размах, от плеча до плеча, и, чуть не задев дружинников по шлемам скафандров, оттуда вылетел редкоперый белесый крэг, которого Гаррэль, отправляясь на охоту, оставил в командорской каюте. Древние боги! Да это было как подарок, как глоток родниковой воды, как слово из уст невесты! Дружный вопль раздался под вечерним небом, куда подымался, не издав ни одного прощального звука и даже не оглянувшись, сивый крэг. Но не этому согласию на отвоеванную у монстров планету радовались юноши – стена раздвинулась, произойти же это могло только тогда, когда человек посылает приказ-импульс. А человек внутри корабля был только один.

Значит, он жив!

Гремя подковками походных сапог и сбрасывая на бегу клейкую пленку скафандров, они вбежали внутрь, в галерею окружных малых кают, и замерли, положив ладони на выпуклую стену центрального помещения. Стена была непрозрачна.

– Командор, – негромко проговорил Гаррэль, посылая свой голос туда, в самое сердце мака. – Крэг моего отца принял эту планету…

Это значило, хотя и было не договорено – «следовательно, нам пора уходить».

Он ждал в ответ голоса, но вместо этого стена под его ладонями начала светлеть, приобретая дымчатую прозрачность топаза, и командорская каюта, блекло мерцающая отсветами настоящей свечи, открылась их взорам.

Конь по-прежнему занимал всю середину помещения, расправив израненные, но уже смазанные бальзамом крылья, а возле него, в откидном кресле, полулежал эрл Асмур – готовый к походу, в застегнутом поясном скафандре. Раскрытый том «Звездных Анналов» покоился на ковре возле самого кресла.

Рука в темно-лиловой перчатке поднялась в повелительном жесте, призывающем к вниманию, и затем опустилась вниз, коснувшись раскрытой страницы. Двух мнений быть не могло: командор указывал на схему, изображавшую систему Серьги Кентавра. Под указующим пальцем скрылась красная точка – третья, следующая от центрального светила планета.

Миры для крэгов

Зато следующие четыре планеты были к ним благосклонны. Почти одинаково прохладные, покрытые причудливой растительностью, но не обремененные даже намеком на зарождающийся разум, они, казалось, были специально созданы для тихого уединения, и еще четыре крэга покинули мак, по своему обыкновению не попрощавшись и даже не взглянув на людей, рядом с которыми провели столько лет.

Командор поправлялся. Сначала его вороной выходил на прогулки один – пощипать бледно-розовую травку или выкупаться в пенящемся бесчисленными пузырьками озере; но на последней планете Серьги, где имело смысл устраивать привал, эрл Асмур вывел своего коня сам – впрочем, как всегда настороженный, готовый к любой неожиданности, ни на секунду не расстегивающий скафандра. Молодежь тихонечко покачивала головами – похоже, что пора безрассудной удали ограничилась всего-навсего одной охотой.

Серьга Кентавра была исчерпана, приходилось искать другие звезды с удобоваримыми планетами, и ближайшей оказалась Уздечка. Правда, из трех звёздочек, составляющих почти прямую линию, планета обнаружилась только у одной, да и то весьма сомнительная – острые, как сталагмиты, частые пики, подножье которых обросло розовой мимозой. Из этих пушистых зарослей выскальзывали покрытые радужным опереньем питоны; они обвивались вокруг каменистых торчков и, цепляясь за мельчайшие неровности, поднимались до самого верха – видимо, из чисто спортивных соображений, так как охотиться на крутом пике было не на кого. Достигнув верхушки, они свивались в сказочное кольцо и бросались вниз, на зонтичные кроны деревьев. Люди, плавно кружа на своих крылатых конях, никак не могли оторваться от захватывающего зрелища, но старого крэга, которому предназначалась эта планета, переливы красок на пернатых гадах в восторг не привели. Он облюбовал себе несколько острых пиков и попросил выжечь лес до самого горизонта.

Пожеланье крэга – закон, и дружинники ринулись было за портативными огнеметами, когда властный жест эрла Асмура остановил их.

Он уже по-прежнему сидел в седле, но до сих пор никто не услышал ни единого слова, которое вырвалось бы из его изуродованного горла. Не сказал он ничего и сейчас, а просто спустился к маку, приземлившемуся на лавовом плато, и вскоре вынес оттуда две седельные сумки, набитые дымовыми шашками. Это была добрая игра – гнать пернатых змеев и прочее непернатое зверье из обреченного леса, и приунывшие было дружинники натешились всласть, с раннего утра и до темноты с гиканьем и свистом гоняясь между ощерившихся каменных пиков, облюбованных крэгом. Дымом и ракетами гнали они непонятливых питонов прочь, и предводитель – единственный молчаливый всадник – во всем остальном не отставал от их рыцарской забавы.

Пристрелить пришлось только одного змея – в какой-то миг зазевавшийся Пы, вообще не отличавшийся особым проворством, спустился до самых древесных крон – и тут же был схвачен перистой живой петлей. Он не успел даже вскрикнуть, как следовавший рядом Скюз, и без того прославившийся своей меткостью, послал точечный заряд десинтора прямо в глаз агрессивному пресмыкающемуся. Это послужило уроком остальным, и до самого захода солнца звездная дружина на деле постигала истину, что бескровные игры веселее и азартнее кровавых.

Когда же солнце село и быстрая темнота сделала дальнейший гон бессмысленным – да и гнать, собственно, уже было некого, лес запылал. Черно-алое море огня, из которого выступали редкие торчки скал, разливалось все шире и шире, то взрываясь снопом искр, то покрываясь змеящимися струями дыма. Вообще-то приказ крэга был уже выполнен, и дальше следить было не за чем, но оторваться от величественного зрелища было просто невозможно, и крылатые всадники парили в ночном небе, то уходя к волнистым облакам, то спускаясь так низко, как только могли выносить опаляющий жар их кони, опьяненные этой огненной скачкой.

И вдруг… Все случилось слишком быстро, чтобы кто-нибудь смог вмешаться – хотя и вмешиваться-то было не во что; но на одном из таких виражей вороной конь Асмура, явно направленный властной рукой своего седока, резко пошел вниз и вдруг камнем упал в дымный, еще не успевший вспыхнуть куст.

Дружный вопль ужаса пронесся над пылающим лесом, и все девять оставшихся всадников тут же повернули коней, чтобы броситься следом, но вороной уже взлетел, подрагивая опаленными крыльями, и, сделав над пожарищем последний круг, направился к стоянке мака.

Когда не успевшие оправиться от этого потрясения дружинники опустились на стоянку, Асмур как ни в чем не бывало сидел возле маленького водопада, и вороной подставлял под искрящиеся от лунного света струи свои многострадальные крылья.

Никто не посмел задать ни одного вопроса – да в этом и не было необходимости: командор был волен поступать как ему вздумается. Тем более что юноши поняли, какая причуда толкнула в огонь их предводителя: рядом с ним на черных камнях лежал ворох радужных перьев. Мона Сэниа… Ради нее любой из них пошел бы и не на такое безрассудство.

И этот поступок раненого рыцаря, вырвавшего из моря огня сказочный подарок для своей невесты, сделал их отношение к нему равным поклонению.

Но оказалось, что это – только начало. Бес удальства и собирательства вселился в воинственного эрла, да и планеты, как на грех, все оказывались с изъяном – приходилось прикладывать немало трудов и смекалки, чтобы удовлетворить капризы крэгов и… неожиданные причуды командора.

На Уздечке планет больше не было – пришлось отправляться к дальним звездам, Седлу и Крестцу. Было, правда, еще одно солнышко – в «Анналах» оно носило интригующее название Чакра Кентавра; поскольку же на старинном рисунке, изображавшем рахитичного кентавра, это светило размещалось как раз в середине лба, между ушами и глазами, то у дружинников оно получило завидное прозвище Звездочка-Во-Лбу.

Но странное дело – за полторы тысячи лет побывать здесь было некому, и тем не менее название этого солнца было зачеркнуто жирным крестом, а на полях страницы твердым мужским почерком значилось: «Звездные волки!».

Командор не нуждался ни в советах, ни в одобрении – он попросту оставил Звездочку-Во-Лбу в стороне и пошел прямо на Крестец.

Оставалось еще четыре крэга, из них больше всего опасений внушал отцовский поводырь Дуза – привыкший к тропической жаре, он отказывался от одной планеты за другой, предоставляя свою очередь тем, кто был не столь теплолюбив. Целая цепочка планет Крестца, однако, тоже не обещали быть жаркими, к тому же большинство было просто газовыми гигантами. Одна, правда, оказалась так хороша, что даже напомнила звездным скитальцам их родной Джаспер; но на дневной стороне, постоянно обращенной к светилу, самое удобное для обитания место было занято какой-то доисторической башней, совершенно очевидно сооруженной звездными пришельцами с других планет.

Башня не помешала бы крэгу и даже, наоборот, служила бы ему превосходным насестом, если бы не одно обстоятельство: уходя своей вершиной в грозовые облака, она служила превосходным коллектором для собирания атмосферного электричества, а так как не имела громоотвода (по всей вероятности, когда-то он был, но за давностью пришел в негодность), то каждые тридцать секунд с венчающего ее шара срывалась мощнейшая молния, бившая во что попало – и, естественно, ни крэгу, ни людям отнюдь не улыбалось, чтобы попало именно в них.

Однако пожелание крэга – закон, а ему возжелалось стереть злополучную башню с лица планеты. Сделать это было чрезвычайно легко, и младшие дружинники решили, что сия задача непременно перепадет именно им. Сразу же после слов крэга Гаррэль, Ких и Пы шагнули вперед, вызываясь добровольно изничтожить обреченную башню.

Но эрл Асмур словно и не заметил их порыва. Обиженная молодежь недоуменно переглядывалась, а он, надменным движением руки запретив им даже подыматься в воздух на своих конях, отправился неторопливым шагом вперед, где на желтом песке еще не попадалось стеклянистых пятен от ударов электрического разряда. Он не дошел примерно двухсот шагов до хорошо видимой границы реальной опасности, как вдруг четкий контур его фигуры размылся и исчез: осторожный эрл ушел в ничто.

И в ту же секунду громовой удар потряс воздух – и на том месте, где только что виднелся темно-лиловый силуэт, ослепительный столб огня врезался в землю.

Молодежь заметно присмирела.

Асмур же, вернувшийся к кораблю так своевременно, точными скупыми движениями перебрасывал зарядные шашки к самому подножью башни. А затем он вскочил на коня и, все так же жестом запретив себя сопровождать, удалился в сторону горных озер.

Трудно сказать, сколько времени ждала звездная дружина, не зная, ЧЕГО им нужно ждать. Наконец, справа от башни, шагах в пятистах, возникло какое-то движение – на песке растекалось озерцо, тускло и тяжко поблескивающее при каждой вспышке молний. Оно стремительно росло – угадывалась умелая переброска вещества, несомненно производимая руками и волей их командора, и по мере этого роста молнии, словно притянутые, нацелились именно туда, в стылую поверхность, в которой юноши только сейчас признали самородную ртуть.

Молнии, уже не отвлекаясь в другие стороны, били исключительно в подставленную им мишень, подымая облако ядовитых испарений, а у подножья башни появлялась на десять-пятнадцать секунд и тут же исчезала гибкая проворная фигура в темном полускафандре, со знанием дела размещавшая заряды возле башенных опор. Да, он умел сочетать удаль с осторожностью, их командор, и когда последние капли ртути испарились под ударами молний, все было сделано. Дрогнула земля, и десять коней разом заржали, пригибая головы, а башня, изламываясь и прочерчивая в грозовом небе медленную дугу, уже падала, рассыпаясь ржавым прахом.

И седьмой крэг пошел в высоту, покинув корабль.

Осталось трое.

Нужно было перебираться на следующую планету, но Асмур и здесь помедлил – вернулся на то место, где его чуть не испепелил дальний разряд, и выкопал из песка трубчатый стеклянистый сгусток – след удара, след промашки судьбы.

И – еще один перелет.

Четвертая Крестцовая была ординарна и, как того опасались все дружинники, снова напугала теплолюбивого Дузова крэга. Зато Сорк получил простейший приказ – всего-навсего спустить воду из горного озера, расположенного в самой середине причудливо изогнутого полуострова. Что-то трепыхалось в его глубинах, безобразное и неповоротливое, изредка показываясь на поверхности и вступая в явный конфликт с эстетическими концепциями крэга.

Спустить воду, подорвав перемычку, отделявшую озеро от соседней долины, было бы делом нескольких минут, однако и тут Асмур почему-то задержался. Он снова собственноручно разместил заряды, и когда прогремел взрыв, вода потекла весьма умеренной струей, постепенно обнажая покрытые тиной откосы. Кружа над понижающейся поверхностью воды, Асмур внимательно всматривался в глубину мелеющего озера, и дружина постепенно присоединилась к нему, хотя он не делал никакого знака и даже не пытался разъяснить, что задумал. Наконец воды осталось не более чем в человеческий рост, и тогда в ней панически забились, подыхая от ужаса, головастые сине-зеленые твари.

Многие из них были раза в два крупнее самого большого коня; бесформенная голова с необъятной круглой пастью и пучком гибких усов над нею переходила в конусообразное тело, окаймленное двумя полотнищами плавников. Это была помесь гигантского бычка со скатом, и было в неповоротливых тушах что-то бесконечно безобидное и жалкое.

Звездная дружина – существо крайне пластичное и податливое на внешнее воздействие; возможно, у другого командора эти же самые юноши сейчас с восторгом принялись бы расстреливать подыхающих животных – то ли от охотничьего азарта, то ли из стремления как можно скорее закончить затянувшийся поход и вернуться, наконец, на желанный Джаспер.

Но здесь никто не выказал ни малейшего нетерпения, и все, наверное, одновременно почувствовали жалость к этим нелепым тварям.

Командор взмахнул плащом, привлекая их внимание, и широким жестом указал вдаль – туда, где уступы гор спускались к едва видимому отсюда морю. Но юноши уже поняли, они улавливали каждую мысль своего предводителя если не с полуслова, то с полужеста; и когда он, снизившись до самой воды, привстал на стременах и, оттолкнувшись от шеи коня, перескочил на хребет водяному чуду, все последовали его примеру, и десять замерших от изумления тварей вместе с людьми на их спинах разом растаяли, словно их и не было, чтобы через долю секунды очутиться уже в морской безбрежной стихия.

И это тоже была добрая охота, и дружинники, мокрые с головы до ног, состязались друг с другом в скорости, а воды в бывшем озере уже совсем не осталось, и к последним страдальцам пришлось брести по колено в тине, и началось новое состязание – погоня за детенышами, которые старались зарыться в ил. Тут в дело вмешались кони, зараженные порывом людей, и их чуткий нюх и сильные копыта помогли откопать несколько десятков препотешных головастиков, которых можно было уже не переносить в морскую пучину, а просто туда швырять; но когда последний был спасен, все, не дожидаясь приказа, ринулись в воду – смывать грязь и тину, которая делала их похожими на водяных духов.

Море было прозрачно и безопасно, и обнаженные тела юношей, разгоряченные рыцарской потехой, плескались и кувыркались в пенистой голубизне волн, и только эрл Асмур, первым окунувшийся в воду, не снимая, как всегда, скафандра, стоял на страже, зорко оглядывая берег и небо с прибрежного утеса. Да, если подумать, странный получался поход… Как будто бы и битвы были, и опасности, и трудности. И в то же время подвиги всегда были добрыми, перелеты – всегда удачными, забавы – всегда благородными. Словно не тяжкий сыновний долг отдавали они, а показывали удаль и доблесть на славном турнире. И еще одно: была во всем этом какая-то ненасытность, неутоленность, словно предстояло натешиться на всю жизнь, которая больше никогда не будет ни такой радостной, ни такой беззаботной, ибо самую тяжкую долю всегда нес на себе их командор. Вот и сейчас: они плещутся, гоняясь за морскими угрями, а он застыл, как изваяние, на прибрежной скале, и белый гибкий ус спасенного чудовища намотан на лиловую перчатку. В этом тоже была какая-то странность: не было планеты, с которой благородный эрл не унес бы подарка для своей царственной невесты.

И в то же время не возникало ни одного повода заметить, что он спешит на Джаспер…

Мокрые и счастливые, уносящие в волосах кристаллики соли и на губах – морской ветер, юноши вскакивали на коней и возвращались на корабль. Последним покинул берег эрл Асмур.

Перелет оказался счастливым: планета, на которую они опустились, прожаренная солнцем и окутанная плотными сернистыми газами, не позволила бы людям сделать ни единого вдоха, но тем не менее привередливый крэг, за которого так боялся Дуз, благосклонно кивнул в знак согласия и навсегда покинул мак, напустив в раскрывшуюся на миг Дузову каюту нестерпимой вони. Да, неисповедимы причуды крэгов… Но теперь остался только один – поводырь матери командора, Тариты-Мур. И одна звезда – Седло Кентавра.