Текст книги "Путница"

Автор книги: Ольга Громыко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава 2

Крысиные драки могут быть и бескровными, но оттого не менее жестокими: нападающий вздыбливает шерсть и, щелкая зубами, начинает кружить вокруг более слабой крысы, запугивая ее своими размерами и яростью. Это может длиться несколько лучин, пока жертва не погибнет от разрыва сердца.

Там же

– Объяснишь ты нам наконец, кто это был?! – настойчиво, но пока безрезультатно допытывался Жар. Тащить на хвосте непонятно кого, которому непонятно чего нужно, вору ну очень не нравилось.

– Старый знакомый. – Альк сосредоточенно о чем-то размышлял, уставившись на коровью холку. Желтые глаза то прищуривались, то начинали быстро-быстро двигаться, словно перед ними мелькали какие-то картины.

– Да мы заметили, что не молодой чужак! Кто он?

– Путник.

– Я имею в виду – тебе он кто?

– Старый знакомый.

Рыска засомневалась, что саврянин вообще слышит вора. У нее уже язык чесался задать Альку какой-нибудь посторонний вопрос вроде «а кто это там по небу летит?», но тут саврянин тряхнул головой и выпрямился, видимо приняв какое-то решение.

– Не дергайся, тебя он не тронет. Если сам не полезешь.

– А Рыску?

– Если сама не захочет.

– Вот еще, – возмутилась девушка. – Он мне совсем не нравится, и старый к тому же!

Альк фыркнул:

– Дура, в этом смысле ты его не интересуешь.

– А в каком?

– Ты его внимательно рассмотрела?

– Ну… да, – неуверенно подтвердила Рыска.

– Ну вот. – Похоже, саврянин задался целью напоследок довести спутников до белого каления.

Девушка обиделась и от Алька отвернулась. Примерно с тем же успехом можно было отступать с поля боя, пытаясь изобразить спиной, что единственная причина этого маневра – презрение к противнику. Жар еще немного побранился и тоже замолчал. Ладно, вон уже город виднеется, а там они с крысой расстанутся навсегда – и заодно с путником. Не разорвется же он надвое.

Въездная пошлина оказалась выше, чем в Макополе, как и стены, ворота и сами стражники. Пожалуй, одному из них даже Альк уступал, а по весу так и обоим.

– Зайцы есть? – сурово спросил великан.

– Нет, – растерялась Рыска. – А надо?

Стражники расхохотались, будто услышали хорошую шутку.

– Жалко, а то мы зайцев любим! Ну да ладно, проезжайте так.

Девушка недоуменно наморщила лобик, чем развеселила их еще больше. Вслед еще долго летел смачный гогот.

– Хорошо хоть обыскивать не стали, – вздохнул Жар, стягивая шапку и обтирая лоб обшлагом кафтана.

– А у нас есть что скрывать? – подозрительно покосилась на него подруга.

– Ну как же – деньги! – с излишней, на Рыскин взгляд, горячностью напомнил вор. – Придерутся еще, откуда у весчанки златы…

– Да там всего один с мелочью остался, на троих-то… – Девушка осеклась, заметив понимающую ухмылочку Алька, обращенную к Жару. Вор, что еще страннее, покраснел, захлопнул рот и нахлобучил шапку по самые брови.

– Ладно, забудь, – пробормотал он. – Это у меня так, привычка… не люблю стражу.

Рыска думала, что городом ее уже не удивить, но Зайцеград отличался от Макополя, как веска от хутора. Крыши и сами дома тут были ярко-рыжими по-настоящему, без крашеной соломы, – глины в округе хватало. Весело зеленели деревья, редкие, но оттого высокие и раскидистые. Ветер привольно гулял по широким улицам, выметая с них спертый городской дух. К тому же наместник обязал горожан держать в чистоте не только пороги, но и кусок улицы по ширине дома, чем сделал общину мусорщиков едва ли не самой уважаемой в городе. Ежедневно оттирать мостовую от коровьего навоза мало кому хотелось, проще всей улицей скинуться и уборщика нанять. А чуть заартачишься с платой – бросит метлу и уйдет задрав нос. Еще и сам стражникам наябедничает, гад, что там-то грязь развели. А те легки на подъем, страх сказать: даже за политую мужиком стенку штраф дерут. Нужду полагалось справлять в горшки и не выплескивать оные в окна, а идти до ближайшей сточной канавы. Поговаривали, что скоро и харкать на площадях запретят, вот ужас-то!

Жить в Зайцеграде с непривычки было неуютно и боязно. Но местные ничего, как-то приноровились.

– Что, нравится? – теребил Жар Рыску, видя, с каким детским восторгом подруга озирается по сторонам. – То-то же! А то заладила: озеро, озеро… Давай тут домишко снимем, а?

– Давай вначале с Альком разберемся, – осторожничала девушка.

– С собой я как-нибудь сам разберусь, – огрызнулся саврянин. – Купца ищите.

– Мы?!

– Это же у вас к нему расписка.

– Но ты обещал, что купец нам по ней выплатит!

– А искать его – не подряжался.

– Саший с ним, – хмуро сказал Жар. – Сами найдем. Заедем в центр, где лавки, и спросим. Этот Матюха – он хоть по какой части? Меха, посуда, коровы, оружие?

– Понятия не имею, – с нескрываемым злорадством сообщил Альк.

Окончательно махнув рукой на саврянина, друзья продолжили путь, рассчитывая, что такая широкая и добротно вымощенная дорога непременно выведет к площади. Альк тенью ехал следом – и на том спасибо.

Чем дальше, тем люднее и шумнее становилось на улицах. Впереди, сразу из нескольких мест, начала доноситься музыка, на ветвях деревьев, шпилях домов – и просто вывешенные из окон – развевались длинные узкие флаги. Пробежала собачонка, по виду бродячая, страхолюдная и облезлая, но украшенная аж двумя бантами – на шее и хвосте.

– Ой, да у них, похоже, праздник! – сообразила Рыска. – То-то стражники веселые такие.

Тут как раз и площадь показалась – прорезалась между домами, будто кулек с разноцветным бисером по шву треснул. Ох, сколько людей! Как Альк когда-то пошутил: впору друг у друга на головах сидеть. Даже не на сотни – на тысячи счет, и все это непрестанно бурлит, клокочет, перемешивается, как суп в котле!

Рыска натянула поводья, не решаясь окунуться в площадное варево. Альк нагнал ее и остановился рядом, тоже осматриваясь. На помосте для казней разыгрывали какое-то представление. Виселица была увита цветами и ветками, палаческая колода изображала то тсарский трон, то корову для отважного героя, то – в компании с огромным фальшивым топором – саму себя. По краям площади, на трех возвышениях поменьше, похлипче, наскоро сколоченных накануне, тоже выступали лицедеи: ярко разодетые девушка с жалейкой и парень с дудуком, наигрывающие грустную и одновременно бойкую мелодию; крутящийся волчком акробат-жонглер и пожилой благообразный мужчина, который просто стоял и что-то рассказывал. У каждой лавчонки, да что там – вынесенного на площадь лотка с безделушками толпилось столько народу, что к ним протолкаться-то невозможно было, не то что о купце расспросить.

– Да-а-а, – растерянно протянул Жар, выехавший было вперед, но быстро вернувшийся к подруге и саврянину, – сыщи горошину в мешке чечевицы… Придется ждать, покуда гулянье схлынет.

Рыску это вовсе не огорчило. Вокруг было столько интересного, что расписка вполне могла подождать лучинку-другую. Альк тоже, похоже, никуда не торопился. Может, неожиданно подумалось девушке, он потому и отказался искать купца, что оттягивает миг расставания? Куда ему теперь идти, с кем? А если он снова в крысу превратится?! За последние три дня такого, правда, не случалось, но это только усиливало напряженное ожидание.

В обтекающем всадников людском потоке ловко пробиралась толстая опрятная тетка с лотком пирогов.

– С мясом, горохом, капустой, картошкой, яблоками! – Луженой глотке торговки впору было позавидовать: голосила она и на вдохе и на выдохе, прерываясь только на расчеты с покупателями. Впрочем, тогда тетка тоже не молчала, расхваливая свой товар и обещая едокам неслыханное наслаждение. – Сытные, червячные и на крышечку!

– Это как? – удивилась девушка.

– По величине, – пояснил Жар, привычный к городским лотошникам и их меркам. В Макополе, правда, говорили не «на крышечку», а «в довесок», но смысл тот же. – Вон те большие – сытные, от пуза наесться, поменьше – червячка заморить, ну и самые маленькие – полакомиться после обеда. Хочешь?

Девушка задумалась. Пожалуй, маленький с яблочками влез бы, ишь как пахнут, небось горячие еще…

– Дай пару монет, – неожиданно попросил Альк и одновременно протянул руку, не допуская мысли об отказе. Застигнутая врасплох Рыска действительно положила в нее несколько медек, спохватившись, только когда саврянин сжал ладонь.

– Зачем?

– Эй, тетка! – окликнул Альк, свесившись с седла. – Подай-ка сытный с мясом.

Рыска ошеломленно глядела, как саврянин кидает торговке монету и жадно впивается зубами в длинный поджаристый пирог.

– Здра-а-асте! – возмутился Жар. – Три дня нас своей голодовкой изводил, а теперь жрет как ни в чем не бывало!

– Неужто ты так из-за меня переживал? – с интересом покосился на него Альк.

– Ну Рыску изводил, – поправился вор. – У нее самой из-за тебя кусок в горло не лез!

– Вовсе даже лез, – запротестовала уличенная и смутившаяся девушка. – Просто… беспокоились за тебя! Немножко.

– С чего бы это? – Альк критически изучил пирожную начинку, но счел безобидной и снова в нее вгрызся.

– Ты ж ходил такой смурной, будто вконец сдался! Если б не мы, так бы на дубу и повесился! – сгоряча выпалила Рыска свое потаённое опасение, не покидавшее ее всю дорогу и заставлявшее следить за каждым шагом саврянина.

– Я?! Девка, ты меня с кем-то путаешь. – Белокосый уставился на нее высокомерно-жалостливо, как на больную.

– А кто деду «прощай» сказал?! – настаивала разобиженная девушка.

– И что? Он же совсем старенький, больной, вряд ли долго протянет.

У Рыски не нашлось слов. Альк нагло глядел ей в лицо, жуя пирог. Пришлось, как ни позорно, потупиться.

От волны сдобного духа у девушки подло проснулся аппетит, но было поздно: торговка успела раствориться в толпе.

– Не надейтесь. – Саврянин вытер жирные пальцы о коровью шею. – Скорее все дубы в округе попадают, чем я какой-нибудь из них осчастливлю.

Рыска вздохнула, не зная, радоваться или огорчаться. Она уже немножко изучила Алька, и целеустремленный блеск, вновь появившийся в желтых глазах, наводил на нехорошие мысли о собственно цели. Не пирожок же так его взбодрил. Девушка подозревала, что это как-то связано со встреченным путником, – но ведь Альк отказался от его помощи! Нет, понять, что творится в дурной саврянской башке, было совершенно невозможно…

– Это еще что такое?! – перебил Рыскины мысли суровый оклик стражника. – Тут людям места мало, а они со скотиной приперлись, чужие ноги давить! Вон там коровязь платная, туда и ведите!

Пришлось подчиниться и вернуться на площадь пешком. Торговка пирогами снова орала где-то неподалеку, как кулик в камыше, но увидеть ее больше не удалось. Тогда Жар купил себе с подругой по берестяному кульку жаренных в меду орехов, золотистых и хрустящих. Рыска впервые попробовала это лакомство, и оно привело ее в восторг. Да и вообще – хорошо здесь! У всех лица веселые, довольные, поневоле в ответ улыбнуться хочется. Кто семечки лузгает, кто языки чешет, кто на карусели катается: к макушке столба крутящееся колесо приделано, а с него веревки свисают; ухватишься за одну, разбежишься, подожмешь ноги – и лети по кругу! Но туда только с тараном пробиваться – столько желающих.

Невдалеке стоял еще один столб, высокий и такой гладкий, что аж лоснится под солнцем. Может, даже чуток намаслен для пущей сложности – призы-то знатные, от огромного копченого окорока до красных сапог с подковками, снизу видно, как блестят. Возле него народу было поменьше, только глазели завистливо.

– Залезешь? – с подковыркой спросил Жар у Алька.

Тот брезгливо дернул левым углом губ:

– Делать мне больше нечего.

– А башмаки тебе уже не нужны?

– Не такой ценой. – Альк почесал левую ногу о правую. Подошвы у него были чернющие, еще и посбивал с непривычки, наверное, но ни за что ж не признается!

– Так бесплатно же, – не поняла Рыска. – И заодно потеха, весело!

– Вот именно, – проворчал саврянин. – Один идиот корячится, а остальные смотрят и ухохатываются. Жуть как весело. Я лучше босиком похожу.

– Странно, крысы должны бы хорошо по столбам лазить, – с невинным видом заметил вор, сплевывая случайную ореховую лушпинку.

– Я не «не могу», – раздраженно повысил голос Альк, – а «не хочу».

– Так докажи!

– Своих дружков на «слабо» подбивай, ворюга. Меня твои подначки не волнуют.

– Врешь, вон как желваки на лице играют!

– Это меня от твоей компании тошнит. – Саврянин отвернулся, намекая, что иначе точно вырвет.

На противоположной стороне площади словно махровые маки расцвели: из переулка пестрой лентой выползал табор. Цыганки взмахивали юбками, как яркими крыльями, и пускались в пляс по кругу, звеня бубнами и браслетами. Зоркая Рыска узнала идущего впереди вожака и, наклонившись вбок, гулко щелкнула Жара по гитаре:

– Иди верни!

Вор чуть слышно застонал. Он-то надеялся, что этот вопрос уже утрясли и благополучно забыли.

– Не бойся, – неправильно истолковала оный звук Рыска. – Скажи, что нечаянно взял. Он обрадуется, вот увидишь!

Жар в этом как раз не сомневался и предпочел бы влезть по столбу. Но подруга неумолимо жгла его желто-зелеными глазищами, так что пришлось подчиниться.

Альк с Рыской остались вдвоем. За время пути в Зайцеград это случилось чуть ли не впервые, Жар оберегал подружку с ревнивой пылкостью брата, не выпуская из виду дольше чем на пять щепок. Рыске казалось, что она уже притерпелась к саврянину, но сейчас все равно ощутила какую-то неловкость и поспешила перенести внимание на площадь.

Акробат уже закончил выступление, и его место занял заклинатель с толстой желтой змеей, взирающей на хозяина с усталым отвращением. Змей Рыска побаивалась и даже на ручных глядеть не хотела. Немножко послушав музыкантов и честно кинув им монетку за усердие, девушка начала проталкиваться к третьему помосту.

– А здесь что?

– Ерунда, уличные сказители, – нехотя отозвался Альк из-за ее спины. – Одни бездельники языками мелют, другие уши подставляют.

– И что, любой может сюда влезть и рассказать сказку? – поразилась Рыска.

– Сказку, историю, поэму, поучительную байку… да хоть свежую сплетню. Если какая-нибудь мура окажется, слушатели его мусором закидают, если интересно – монет в шапку насыплют. Пошли назад к коровязи, там дружка твоего и подождем.

– Погоди, – остановилась девушка, – давай хоть немножко послушаем!

Нынешний сказитель выглядел благообразно и располагающе: невысокий, в возрасте, но крепенький, хорошо одетый, с набегающей со лба лысиной и узкой, но не редкой, а просто подбритой с боков бородой. Мягкий голос ручьем журчал над толпой, заставляя ее то слаженно охать, то смеяться. Рассказ шел к концу, и уловить его суть Рыска не успела: вокруг захлопали, засвистели, зазвенела медь по доскам, и сказитель, откланявшись, величественно спустился с помоста. Несколько человек бросились ему наперерез, просительно взмахивая веревочками, чтобы завязал по узелку на память. Мальчишка-ученик остался подбирать монеты, торопливо сгребая их в кучу, пока уличные сорванцы не похватали те, что с краев.

– Кто это? – шепотом спросила Рыска у ближайшей женщины.

– Знаменитый странствующий мудрец Невралий, – благоговейно ответила та. – Он знает одиннадцать языков, владеет шестью видами оружия и пешком обошел восемь стран! Книги с его творениями хранятся в доме у каждого богача, и любой менестрель почитает за честь сложить песню на его стихи!

– Ой! – восхитилась девушка, глядя на сказителя совсем иным, почти влюбленным взглядом. Надо же, какой великий человек! Не каждому выпадает честь его хотя бы увидеть, а тут – послушать! – Альк, у тебя веревочки нет?

– Попроси, чтоб на косе завязал, – буркнул саврянин, на которого слова горожанки почему-то произвели обратное впечатление, глаза презрительно сощурились мудрецу в спину. – И год не расчесывайся.

– Злой ты, – обиделась девушка. – Завидуешь, наверное.

– Я? Ему?! – неподдельно возмутился Альк. – Чему тут завидовать-то – бороде козлиной?

– Уму!

– Борода и то завиднее.

Впрочем, сказитель так и так скрылся в толпе, догонять поздно. Сменять его на помосте никто не спешил, хотя веселая компания парней пыталась выпихнуть туда самого говорливого, но для похабных частушек тот выпил слишком мало, а для приличных – слишком много.

А на Рыску внезапно накатила тоска по хутору – особенно по длинным зимним вечерам, когда батраки и служанки собирались на кухне вокруг стоящей на полу плошки с жиром и поочередно рассказывали байки. Отблески пламени превращали лица в загадочные красно-черные маски, а за спинами шевелились тени, подслушивая и так мастерски воплощая сказочных чудищ, что боязно было обернуться. Однажды кот уронил прислоненный к печи ухват, так даже Цыка заорал от страха: Рыска как раз про медведя-оборотня рассказывала.

– На, подержи! – Девушка сунула Альку кулек с недоеденными орехами, ухватилась за край помоста и легко на него вспрыгнула. Чья-то сильная нахальная рука успела пихнуть ее под зад, больше помешав, чем подсадив. Рыска поспешно выпрямилась и развернулась, но кто это был, так и не поняла.

На новую сказительницу тут же уставились сотни глаз – одни с интересом, другие недоверчиво. Некоторые, особенно мужчины, разочарованно разворачивались и отходили, даже не дождавшись начала: ну что эта девчушка-простушка им рассказать может? Бабские истории только бабам и интересны, про любовь там или злую свекруху…

Смотрел и Альк, метко кидая в рот орехи из ее кулька. «Пока я тут стоять буду, все сожрет!» – мелькнуло в голове у Рыски, но тут же напрочь вылетело. Парни, которых она опередила, громко перебрасывались шуточками, от которых начинали хихикать и окружающие. Девушки-ровесницы глядели ободряюще, шикая на дружков. Что же им рассказать-то? Рыска торопливо перебрала в памяти свои лучшие байки. Страшные и печальные, пожалуй, не стоит – не то у людей настроение. Надо что-нибудь веселенькое и всем – а не только хуторянам – понятное…

Тут Рыска заметила девочку лет семи, прижавшуюся к самому помосту и росточком едва ли с него. Бедно, но чистенько одетая, гладко причесанная, а на конопатой, обращенной к сказительнице мордашке такое восхищение, что грех обмануть ожидания.

– В одной… – Рыска сразу поняла, что говорить надо намного громче, почти кричать. – В одной маленькой веске жила-была девочка, круглая сирота…

Толпа притихла, как дикий зверь, завороженный человеческим голосом. Можно было уже не так рвать глотку, изобразить и хрипатое лесное чудище, и визгливую бабу…

Первой шутке сдержанно улыбнулись, вторая заслужила несколько смешков, а потом словно снежный ком с горки сорвался. Чем охотнее отзывались на байку люди, тем искусней становилась рассказчица. Обилие народа уже не смущало – напротив, наполняло вдохновением, как птичьи крылья ветром. Рыска больше не стояла столбом: махала воображаемым мечом, скакала по помосту за корову, «чаровала» скрюченными пальцами за злого колдуна и за него же падала на колени, моля добру девицу не убивать его, почти совсем раскаявшегося…

Тем временем великий мудрец – видать, привлеченный громовым хохотом – вернулся и встал у помоста, внимательно слушая. Вокруг него тут же образовался почтительный кружок.

– …и вернулась она домой с победой. – Девушка закончила и выпрямилась, переводя дыхание и убирая с мокрого лба выбившиеся из косы и налипшие прядки.

Восторженный рев толпы стал Рыске лучшей – но не единственной наградой. Не успели отзвучать хлопки, крики и свисты, как по помосту застучали монетки. Одна подлетела к самым ногам сказительницы, и девушка, нагнувшись, подобрала ее и сжала в кулаке. Вот оно счастье – получать деньги за то, что умеешь и любишь больше всего!

Кто-то швырнул и тухлое яйцо, расквасившееся о доски и запачкавшее несколько монет, но это почти не омрачило Рыскиного торжества. Жар, невесть когда присоединившийся к зрителям, расторопно стянул шапку и начал собирать в нее выручку. Даже из яичной лужи не побрезговал вытащить.

– Еще, еще! – одобрительно орали вокруг. – Что там дальше с девкой было-то? А корова так и ускакала?

Воодушевленная Рыска не прочь была продолжить, но тут на помост степенно, по ступенькам, поднялся мудрец Невралий. Зорко осмотрелся, гася шум, как ворвань волны, и мягко, по-отечески обратился к благоговейно уставившейся на него девушке:

– Очень, очень похвально, милая. Язык у тебя хорошо подвешен, да и история забавная, необычная. У тебя определенно есть дар сказительницы, и немалый…

Рыска зарделась, чувствуя себя так, будто сама Хольга спустилась с небес, дабы похвалить ее за праведную жизнь.

– …поэтому мне больно глядеть, как ты растрачиваешь его впустую, – со вздохом закончил мудрец.

– Где ж впустую? – опешила девушка. – Вон как мне хлопали! Боль… Не меньше, чем вам, – деликатно поправилась она.

– Верно – потому что ты говорила то, что они хотели услышать, – грустно укорил мудрец. – Шуточки, прибауточки, герои даже перед боем друг друга поддразнивают… Пена на волнах истины.

Рыска по-прежнему ничего не понимала.

– А разве это плохо? Мне нравится веселить людей, им нравится смеяться, все довольны…

– Девочка! – в праведном возмущении воздел руки сказитель. – Свинья тоже довольна, когда ей чешут пузо. Людей же надо не развлекать, а увлекать! Пробуждать их разум, заставлять задумываться о вечном, просвещать и прививать мораль!

– Но это же была сказка, – растерянно пробормотала Рыска. – Разве она не может быть просто доброй и веселой, чтоб люди хоть ненадолго забыли о своих бедах?

– Настоящий мастер, – мудрец нравоучительно поднял палец, – не должен растрачивать талант на такую ерунду. Если ты не будешь работать над собой, он уйдет, как вода сквозь пальцы, оставив в горсти только избитые шуточки, над которыми не станут смеяться даже самые преданные в прошлом слушатели… И тогда ты наконец захочешь сотворить истинный шедевр красноречия, но уже не сумеешь и с горя повесишься на вожжах в коровнике.

Рыске показалось, что ее щеки превратились в два угля, пышущие жаром на три шага вперед. Как это – ерунда?! Да она в детстве только такими сказками от «вожжей» и спасалась! Девушка хотела возразить, даже слова половчее друг к другу в уме пригнала, но тут мудрец все с той же благожелательной улыбочкой ткнул пальцем в монетку, которую Рыска безостановочно крутила в пальцах, и заметил:

– А ты нервничаешь, девочка! Значит, сама чувствуешь, что неправа.

Это было так подло и обидно, что ответная речь застряла у Рыски в горле, а взамен из глаз брызнули слезы. Ну конечно, она нервничает: незнакомый город, первое в жизни выступление, беседа с таким великим и уважаемым человеком… Но какое отношение это имеет к предмету спора?! А вокруг ехидно захихикала толпа – та самая, что минуту назад так горячо ей рукоплескала. И начала поддакивать: верно-верно, куда тебе, весковой синичке, до благородного журавля. Самодовольное лицо мудреца поплыло у Рыски перед глазами, в ушах зазвенело.

Доски под ногами дрогнули: на помост вскочил еще один человек. Подошел к Рыске со спины, вежливо оттеснил ее в сторону и, широкой улыбкой призвав собеседника к вниманию, выдал длинную витиеватую фразу на саврянском языке.

Похоже, оный входил в число известных мудрецу одиннадцати, ибо сказитель потрясенно разинул рот, но им не воспользовался.

Альк улыбнулся ему еще раз, отвесил ироничный поклон и, ухватив девушку под локоть, свел с помоста и потащил сквозь толпу. Вслед им понесся многоголосый гогот, но над кем – непонятно.

– Что ты ему сказал? – Рыска неуверенно упиралась и оглядывалась, но саврянин неумолимо тянул ее прочь с площади.

– Да так, всего понемножку. О прелестях юной самки коровы, резвящейся на весеннем лугу после сытного обеда. О долгом и извилистом пути, который, несомненно, приведет уважаемого собеседника к исполнению его тайной мечты. О совершенстве ствола тополя, чья форма идеально подходит для…

– Альк!!! – наконец осенило Рыску. – Ты что, обложил мудреца матом?!

– Вообще-то я собирался оттягать его за бороду, – с сожалением признался саврянин, – но ради праздника решил проявить вежливость и тактичность.

– Ты с ума сошел! – Рыска остановилась. Альк – нет, и теперь девушка ехала башмаками по гладкой брусчатке, как волокуша за волом. – Это же великий мыслитель, он старше и мудрее нас, вместе взятых!

Саврянин жалостливо покосился на спутницу:

– Рыска! Этот тип мудрее тебя лишь потому, что лучше треплет языком! А нес он полную чушь, облекая ее в красивые выспренние слова.

– Мы должны вернуться и извиниться! – настаивала девушка. Она даже попыталась сесть на землю, но оказалось, что ткань штанов скользит еще лучше, а протирается в разы быстрее. К тому же саврянину одобрительно засвистели и заорали из окон какие-то пьянчуги: «Так ее, потаскушку! Ишь строптивая какая попалась!»

– Мы? – Альк, мерзавец, показал им победно согнутую руку.

– Хотя бы я!

– Чтобы он снова начал над тобой издеваться?

– Слово нужно побеждать словом, а не кулаком!

– А я что сделал?

– Я имею в виду – мудрым словом!

Переулки надежно погребли вид на площадь, и Альк наконец остановился, выпустил Рыскино запястье.

– Мудрость рождается в споре равных, а это было избиение младенца, да еще на потеху публике. Такие велеречивые узлы безнадежно распутывать, их можно только хорошенько рубануть.

– Но толпа…

– Что – толпа? Она как ребенок: тянется за цветастым фантиком, даже если внутри полное дерьмо. Ручаюсь – девять из десяти слушателей вообще не поняли, о чем вещал этот «мудрец», но им очень хотелось показаться умными.

Рыска понурилась, чувствуя себя выжатой, как виноградный жмых – одни царапучие семечки да горькие шкурки. Сок же остался там, на площади, жадно выпитый толпой.

– Зря я вообще туда полезла… – пробормотала она.

– Да ладно, – отмахнулся Альк, – я тоже постоял, послушал. Здорово треплешься, тебе бы в балагане выступать. Надеюсь, твой дружок успел прихватить шапку? Там вроде даже серебро блестело.

– Тебе правда понравилось? – недоверчиво встрепенулась Рыска. – А мудрец сказал…

Саврянин фыркнул:

– Еще бы, он ведь тоже в шапку заглянул. Которая могла бы быть его. Выбрось из головы, у тебя там и так мало места для умных мыслей.

Тут Рыску с Альком наконец догнал Жар – он действительно задержался, собирая монеты, а потом еще прохожих пришлось расспрашивать, куда саврянин с девицей пошли.

– Там до сих пор потеха, – с гнусным хихиканьем сообщил вор. – Мудрец принялся какой-то стих читать, прочувственный – аж зубы сводит. А в толпе нет-нет да как захохочут! Сказитель-то улыбается, едко отшучивается, а глаза злые-презлые.

Рыска до конца так и не успокоилась, но повеселела. Особенно когда Жар торжественно вручил ей шапку с деньгами.

– Может, вправду сказительницей заделаться, а? Мне понравилось! И доходно так, оказывается…

– Если бы, – разочаровал ее Жар. – Сегодня праздник, вот толпа и собралась, веселая да щедрая. А ежели каждый день тут байки травить, то хорошо если десяток человек остановится. К тому же тогда помост выкупать придется, а еще стражникам платить, чтоб пьянь и дураков гоняли… Ну его к Сашию!

– А это что? – возмутилась девушка, указывая на по-прежнему болтающуюся у Жара за спиной гитару.

– А? – Вор крутанулся, решив, что Рыска заметила кого-то позади. Злосчастная покража мотнулась вместе с ним. – Ах это… Слушай, совсем про нее забыл! Ничего, в следующий раз отдам.

– А вдруг мы этих цыган больше не встретим?!

«Вот и прекрасно», – читалось в глазах Жара.

– А я купца нашего нашел! – поспешил сообщить он. – Ну то есть узнал, где он живет. Тут недалеко, даже коров можно не забирать. Идем?

– Ага, – согласилась Рыска, покосившись на Алька. Саврянин резко помрачнел, но, не сказав ни слова, развернулся в указанную вором сторону.

Идти действительно пришлось недолго, десять щепок и два поворота, однако на месте кредиторов поджидало разочарование: дверь скобяной лавки была заперта на висячий замок, даже стучаться нет смысла.

– А это точно его дом? – усомнилась Рыска.

– Точно-точно, сказали – над лавкой живет, вход один. – Друг так обиженно уставился на замок, словно лично у него, Жара, с Матюхой было уговорено о встрече, а тот подвел.

– Да он, наверное, на заячьи бои подался, – сообщила не в меру любопытная и болтливая соседка, вытряхивающая половик из чердачного окна дома напротив. – Раньше полуночи не вернется.

– Полуночи?! – изумился-возмутился Жар. – Чего там столько времени делать-то, сейчас же только-только за полдень перевалило?

– Ну так вначале на гулянье, оттуда на боевище, а потом в кормильню, горе заливать, – пояснила горожанка и так взмахнула плотной тряпкой, что Рыску обсыпало песчинками, а на вора свалился дохлый таракан.

– Горе?

Женщина рассмеялась, втянула половик назад в окошко.

– Так он же невезучий, как первый блин, вечно не на того ставит!

– Невезучий купец? – подняв брови, пробормотал Жар. – Это что-то новенькое.

– Про торговлю ничего не скажу, вроде гладко идет, – признала соседка. – А с зайцами этими у него ну никак не складывается, хоть он их всех по кличкам и в морды знает. В этом году вообще решил свою зайчатню завести, заказал полдюжины аж в самом Шипоне, отдельного слугу клетки чистить нанял…

– Ага, спасибо, тетушка! – Про зайцев Жару было уже неинтересно. А вот страсть купца к ставкам сильно обеспокоила – вор знавал случаи, когда на таких боях спускались целые состояния. Особенно если своего зверя выставляешь, считая его лучшим из лучших. Надо ловить должника, покуда не проигрался в пух и прах! – А где то боевище?

– Да вон туда, под горочку и до самого канала. – Соседка захлопнула окно.

– Ой, а я никогда заячьих боев не видела! – округлила глаза Рыска. – Это как?

– Вот заодно и посмотришь. – Жар поправил шапку, покосился на Алька. Саврянин подозрительно вглядывался в узкий переулок, затемненный общей крышей между домами. Даже несколько шагов к нему сделал. – Чего там?

Из тени, будто отвечая на вопрос Жара, выбежали две крысы, большая и поменьше. Без видимой цели покрутились по мостовой и шмыгнули обратно.

– Ничего, – отвернулся от переулка Альк. – Уже ничего.