Текст книги "Путница"

Автор книги: Ольга Громыко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Ну вот, – трагично воскликнул Жар, обращаясь к Рыске, – мне ты воровать запрещаешь, а этот тип средь бела дня кого-то раздел!

– Уже ночь, – лениво уточнил белокосый мерзавец и дунул на лучину. Комната от печи до стола погрузилась во тьму, лари еще худо-бедно освещала луна из окошка. Разошлись-таки тучи, завтра жаркий денек будет.

– А может, и убил! – продолжал развивать мысль вор.

– Альк!!!

Саврянин понял, что они все равно не уймутся, и ворчливо признался:

– Я работу нашел, в кормильне. С полудня и до полуночи.

– Но почему ты нас не предупредил?! – Голос у Рыски был жалобный и срывающийся. Похоже, действительно волновалась.

– Вы ж только счастливы были бы, если б я не вернулся.

– Неправда!

– Потому что это означало бы, что ты опять во что-то влип, а нам расхлебывать! – уточнил Жар и тут же с жадным любопытством поинтересовался: – И как, много заработал?

– Еле доволок. – Альк, не обращая внимания на дальнейшие упреки, стянул штаны и ощупью, по звону, нашел выпавшую из кармана медьку, гнутую и поцарапанную. Да, богатая добыча! Кормилец начнет платить ему только послезавтра, когда саврянин отработает одежду, а потом нужно будет еще башмаки купить… Альк поморщился, осознав, что рассуждает, как скопидомный весчанин, и зашвырнул монетку в угол. Конечно, во время учебы в Пристани у него бывали проблемы с деньгами, и одалживать приходилось, и подрабатывать, – но тогда это было скорее забавой, с твердой уверенностью, что всегда можно достать еще. Он же не какой-нибудь безродный бродяга – хоть отец и заявил, что блудный сын ни медьки от него не получит, пока не бросит эту дурь. Да Альк и сам бы не взял – пока не вернулся бы на нетопыре, с крысой, доказав родителям, что сделал правильный выбор. Но теперь…

– Когда ж я наконец сдохну всем на радость, – с мрачной иронией пробормотал саврянин, уже уткнувшись лицом в подушку.

Что белокосый обосновался-таки на печи, в нескольких шагах от «незамужней девицы», друзья сообразили много позже, когда сами легли и немного успокоились. Но скандалить еще и по этому поводу ни у кого не осталось сил, так что бдительный «братик» просто оставил дверь между комнатами открытой, подперев ее башмаком.

* * *

Первая крыса пришла через три лучины, когда люди уже крепко спали. Ей пришлось потрудиться, чтобы проникнуть в дом, – окна и двери закрыты, стены проконопачены. Но потом крыса отыскала-таки лаз через подпол и мышиные норы. Остальные же пойдут по ее следам, как по нитке.

Кошки в доме не было, а людей крыса не боялась, по дыханию зная – их сейчас и гром не разбудит, слишком устали. Особенно этот.

Она с легкостью вскарабкалась по углу печи, пробежала по покрывалу до голой груди, до пульсирующей ямки между ключицами.

Человек спал беспокойно. Губы шевелились, глаза дрожали под веками, голова изредка моталась из стороны в сторону. На шее веточкой вздулись вены, тронь зубом – хлынет.

Но крыса не собиралась кусаться.

Да и пасть у нее была занята.

Глава 13

Ручные крысы ласковы и преданны, однако чужака кусают без колебаний.

Там же

– А это нам зачем? – озадаченно спросил Цыка. – Мы ж вроде как ров копать ехали.

Обоз с мужиками и охраняющие его тсецы остановились на краю леса. Коров загнали в тень, с одной из телег, откинув рогожу, сняли пук грубо обструганных палок.

– Накопаетесь еще, – пообещал следящий за раздачей знаменный[3]3
  командир сотни.


[Закрыть],– ко рву покуда лопат не подвезли. Вы ж защитники своей земли, а? Будете ее защищать-то, ежели что?

Мужики нестройно замекали, и только Мих громко, отчетливо пробасил:

– А от кого?

– Во-о-от, – довольно протянул тсец, делая вид, что не расслышал одинокого голоса. – А как вы ее защищать-то будете, если даже палку толком держать не умеете?

Мих презрительно фыркнул, выбрал палку покрепче и, к удивлению друга и Колая, ловко крутанул ее над головой, потом за спиной, с перебросом в другую руку, и перед собой, щитом.

Мужики вокруг попятились, знаменный заинтересовался, подошел поближе:

– Что, служил?

– Было дело, – нехотя признался батрак.

– Ну-ну… – Тсец внезапно ткнул Миха в живот своей палкой, тот без труда отбил. – Будешь «ладонью»[4]4
  «Ладонь» – главный в «кулаке» (шестерке); звание неофициальное, но остальные обязаны ему подчиняться.


[Закрыть],– решил знаменный. – Еще мастаки подраться есть?

Несколько мужиков робко подняли руки. Двух тсец забраковал, семерых утвердил.

– Ты не рассказывал, – с обидой заметил Цыка другу.

Мих появился на хуторе несколько лет назад, хмурый пришлый бродяга, – впрочем, он быстро прижился и оттаял, сдружился с батраками. Про родную веску, брошенную из-за ссоры с отчимом, Мих говорил много и охотно, но что между побегом и хутором что-то было, никто не догадывался.

– А, чего там рассказывать. – Чернобородый поглядел на зажатую в кулаках палку с одобрением, но без жадности, как на бывшую, случайно встреченную подружку, с которой разошлись полюбовно. – Покрутился три года в наемниках, вот кой-чему и научился.

– А почему бросил? – с завистью спросил Колай. В детстве он тоже мечтал стать бродягой-героем, но сначала отец подзатыльниками вразумлял, а потом свой ум отрос.

– Да ну. – Мих уткнул палку концом в землю, оперся на нее, как старик. – В батраках оно спокойнее. По молодости мечом машешь – вроде здорово. Дружки завидуют, девки улыбаются, в толпе дорогу уступают. А как ткнешь или ткнут им впервые… Катись оно все к Сашию! – Батрак сплюнул, заозирался: – Кстати, куда наш молец задевался?

– А, – отмахнулся Цыка, – совсем рехнулся. Ходит, вещает. Про Хольгу что-то там, про заповеди ее, про конец света, про знамения. Я вчера послушал чуток – чуть не стошнило. Помнишь, у нас в веске старика крысы сожрали? Ну так наш молец теперь это всем грешникам обещает, в подробностях, будто сам черепа обгрызал. Еще что-то там про гром с ясного неба, про волну приливную…

Мих уже и сам заметил мольца: тот стоял в окружении мужиков и вдохновенно блеял, яростно жестикулируя и время от времени воздевая посох к небу. Лица у слушателей были завороженные – еще бы, они ж не видели, как у этого придурка постепенно черепица едет. В молодости-то был мужик как мужик, и гульнуть и выпить, а сейчас, вишь, Хольга к нему в башку как к себе домой заходит!

– Так, кончай треп! – покончив с раздачей, рявкнул знаменный. – Разбились на «кулаки» и встали вдоль леса… лицом ко мне, дурачье! Да не толпитесь, как овцы, в рядок выстройтесь! Покуда время есть, заодно подготовим из вас ополчение. Еще спасибо за науку скажете, когда на ваши вески какая-нибудь шелупонь полезет!

* * *

К утру в избушке стало до того душно и жарко, что Рыска проснулась с рассветом и долго ворочалась, выставляя из-под покрывала то ногу, то спину, но задремать так и не смогла. Встала и начала готовить, щурясь от тупого нытья в висках. Отоспалась, называется…

Двигаться приходилось на цыпочках: Жар негромко похрапывал приоткрытым ртом, наполовину высвободившись из-под покрывала. Альк вообще сбросил свое на пол – а спал он нагишом и на спине.

Рыска раз прошла мимо этого безобразия, другой. Потом не выдержала, подкралась, подобрала покрывало и, затаив дыхание, попыталась осторожненько уложить его на место.

– Да. Не жалуюсь, – самодовольно сказал Альк, не открывая глаз.

Девушка от неожиданности чуть покрывало не выронила.

– Я тебя просто накрыть хотела! Замерз же, наверное, – неловко пояснила она и почувствовала себя еще глупее.

– Да ладно, любуйся, мне не жалко. – Саврянин зевнул и потянулся, выгнув хребет.

– Ничего я не любуюсь! – Рыска возмущенно набросила покрывало ему на голову. – Было бы на что!

– А есть с чем сравнить? – Альк выставил руку, и ткань стекла по ней.

Девушка прикусила губу. Ну… видела, конечно, но как бы в другом виде и лично ей, Рыске, не угрожающем! А саврянин еще и смотрит на нее так откровенно, бесстыже, недвусмысленно. Издевается, конечно, но девушка в который раз проиграла: покраснела и отвернулась.

– Одевайся давай, – с досадой пробормотала она, – скоро завтракать будем.

Друзья еще вчера расспросили хозяйку, что здесь да как, и, выбравшись на местный рыночек, потратили остаток денег на хлеб, крупу, лук, сало и яйца – готовить самим выходило много дешевле, чем ходить в кормильню. А хозяйка творог и молоко за полцены уступила, из не проданного с утра.

Но вся Рыскина радость от удачного дня испарилась, когда, вернувшись домой, девушка обнаружила, что Алька все еще нет. Даже Жар перепугался, хоть и костерил саврянина последними словами, желая ему не вернуться никогда. Друзья до темноты по поселку кружили, но заглянуть в кормильню не догадались – что безденежному человеку там делать?

– Могла бы и в постель подать, – нахально заявила пропажа, заставляя пожалеть, что она нашлась.

– Я тебе за вчерашнее вообще тарелку на голову надену! Ты нас больше так не пугай, – дрогнувшим голосом попросила девушка. – Если надолго уходишь, предупреждай хотя бы!

– Ладно, – согласился Альк. – Буду пугать по-другому.

Саврянин приподнялся за штанами – и на пол с веселым звоном хлынул водопад монет. В основном медьки, среди которых серебристыми карасиками проблескивали сребры; пару раз даже золотинка мелькнула, но Альк с Рыской не приглядывались – просто таращились с открытыми ртами.

– Что там у вас? – подскочил Жар. – Опа…

Отвисших челюстей стало на одну больше.

– Кем ты там в кормильне устроился? Менестрелем? Или нищим у входа? – Вор заглянул на печь. Весь промежуток между Альком и стеной оказался усыпан, как чешуей, монетами. – Или ты за выход деньги брал? Целым выйти – сребр, без руки – пять медек, без…

– Да я вообще не знаю, откуда они здесь взялись! – наконец обрел дар речи саврянин. – Мне пока не платили.

– Хочешь сказать, что они лежали на печи с вечера, а ты их не заметил?

– Да не лежало тут ничего! Только покрывало и подушка. – Совсем сбитый с толку Альк поднял ее и вздрогнул: в уголке сидел, сжавшись, маленький темный крысенок.

Саврянин завороженно протянул к нему руку, и зверек без колебаний тяпнул его за палец.

– Ах ты зараза!!!

– Это возмездие, – злорадно сказал Жар. – Погладь его еще раз, второй рукой, за меня!

Альк бросил подушку обратно, за кончик хвоста выудил из-под нее придушенного крысенка и поднес к лицу. Тварюшка с сердитым писком перебирала лапками, будто вызывая мучителя на кулачный бой.

– А сам за хвост не любишь! – с упреком сказала Рыска. По сравнению со взрослой крысой зверек казался трогательно маленьким и почти симпатичным.

Саврянин недовольно поморщился. Да, но зато он на собственном опыте знал, что из такого положения не покусаешься, а зубки у крысенка были преострые.

– Хочешь сказать, что одна маленькая крыска принесла столько денег?! – проницательно предположил Жар, тоже приглядываясь к зверьку.

– Подозреваю, что ключевое слово «одна», – задумчиво ответил Альк.

– Ой!!! – Рыска в мгновение ока очутилась на столе, представив, что сейчас изо всех щелей хлынет крысиная река, как в доме Бывшего.

– Успокойся, – не оборачиваясь, велел саврянин. – Остальные уже ушли. Этот просто отстал и заблудился.

– Откуда ты знаешь?!

– Чувствую. – Альк тряхнул головой, проморгался, сообразив, что это ему подсказал не дар. – Откуда-то.

Саврянин подошел к окну и осторожно кинул крысенка в бурьян. Писк прекратился, трава пару раз качнула макушками, когда удиравший со всех лапок зверек ошалело налетал на стебли, и снова замерла.

Чтобы пересчитать внезапно подвалившее богатство, друзьям понадобились две лучины, горшок и несколько сотен потрясенных вздохов и возгласов. Альк не вмешивался, рассматривая-подтачивая трофейные сабли и делая вид, что он тут вообще ни при чем.

– Почти шесть златов, – наконец объявил Жар. – Ну ничего себе! Ты теперь каждую ночь крыс на промысел отправлять будешь?!

Брусок сбился, скрежетнул по лезвию. Альк досадливо тронул яркую царапину на стали.

– Я понятия не имею, как это у меня получилось. И у меня ли.

– Но принесли-то их тебе, – справедливо заметил вор, запуская руки в почти полный горшок. Хоть и медь, но ощущение восхитительное! – А чего? Еще месячишко так поспишь – и должок отработаешь!

– Я и так отработаю, – огрызнулся саврянин, убирая сабли в ножны и вставая.

– Ты куда? – встревоженно окликнула Рыска.

– К колодцу, умоюсь. – Альк забросил сабли на печь, взял вместо них полотенце и нож – снять щетину. Жар побрился вечером; подбородок уже слегка кололся, но выглядел парень куда приличнее вчерашнего.

– Ну зачем ты его вечно этим долгом попрекаешь? – с досадой сказала девушка, когда саврянин вышел. – Дело ж вовсе не в деньгах!

– А в чем? – Вор отряхнул руки. – Только не говори, что он тебе нравится! Я этого не переживу.

– Вот еще! – возмутилась Рыска, отгоняя назойливое воспоминание о сброшенном покрывале. – А ты на него, наоборот, второй день по любому поводу бросаешься. Это из-за телеги, да? Или потому что он о гонце догадался?

За телегу Жар, конечно, злился, но, если бы саврянин тогда позволил заехать себе в рыло, вопрос был бы закрыт. А за гонца, пожалуй, вор даже испытывал благодарность – хранить эту тайну в одиночку было ох как нелегко.

– Эта крыса меня не уважает, – нехотя признался Жар. – Просто хочу поставить его на место.

– А за что ему тебя уважать? – прямо спросила Рыска, поспешив, впрочем, добавить: – Это я тебя с детства знаю, а он в тебе просто вора видит, еще и ругаетесь с ним все время!

– Он и тебя не уважает.

Девушка выглянула в окно. Альк стоял у колодца, упершись руками в сруб и наклонившись над вытащенной на него бадейкой, но не брился. Потом неожиданно разбил кулаком свое отражение, тряхнул косами и стал яростно плескать воду в лицо.

– Ему плохо, – тихо сказала Рыска. – И все хуже, только он не сознается.

– Это не повод делать плохо другим. – Жар помолчал, посопел и вдруг сказал: – Рысь, прости меня.

– За что? – растерялась девушка. – За Алька?

– Да гори он гаром! – возмутился друг. – Нет. Но эта крыса права: я здорово перед тобой виноват. Что не вернулся, как обещал. И что даже не подозревал, как это для тебя важно. Знаешь, воровская жизнь она такая… одинокая. И одновременно вольная. В смысле у тебя, конечно, есть дружки и девчонки, но ты никому ничем не обязан. Даже заказчикам можно просто вернуть аванс и спокойно уйти… ну почти всегда спокойно. И мне это здорово нравилось.

– А я бы все испортила, да? – понимающе спросила Рыска.

– Нет! То есть… Я правда был уверен, что на хуторе тебе лучше. А мне лучше в городе. Прости меня, пожалуйста. – Жар покаянно понурился и тут же снова вскинул голову: – Но что я поехал с тобой ради денег, белокосый врет! И за его спиной я вовсе не прячусь, если надо – хоть сейчас соберусь и уеду!

– Я знаю, – успокоила его подруга. – Но давай хотя бы попробуем вместе пожить, по-честному, а? Вдруг тебе понравится!

– Тогда простишь? – с надеждой уточнил парень.

Девушка рассмеялась и, привстав на цыпочки, звонко чмокнула его в щеку.

* * *

Когда Альк наконец вернулся, гладкий и посвежевший, Рыска отмывала деньги – старательно, с золой, а то мало ли какую заразу крысы вместе с ними притащили! На столе стояла сковородка с сытной, на шкварках, яичницей. Нетерпеливый Жар уже разделил ее на три части и облизал вилку. Несколько раз, так что теперь между частями зияли щели шириной с палец.

– Все-таки странно это, – задумчиво сказала девушка, бросая на расстеленную тряпку очередную горсть мокрых монет. – Почему вдруг крысы решили тебя озолотить?

– Омедить, – ехидно поправил Жар. – А чтоб еды притащили, можешь приказать? Или одежду новую?

– Ни-че-го я не приказывал, – уже с раздражением в который раз повторил Альк. – Даже и не думал. Разве что…

– Что?

– Я вчера медьку подобрал. – Саврянин поглядел на сохнущую кучку монет, но искать в ней вчерашнюю находку было бесполезно.

– Может, она волшебная была? – с приятным еканьем сердца предположила Рыска. – Из заколдованного клада? Кто одну нашел, к тому и остальные сбежались.

– Сказочница, – фыркнул саврянин, принимаясь за еду. В чудеса Альк давно не верил. По крайней мере в добрые.

– Тогда б они своим ходом прикатились, раз волшебные, – заметил Жар. – И почему именно крысы-то, а не мышки или птички?

– Ой, как представлю, что они ночью по всему дому бегали… брр. – Девушку передернуло. – Теперь спать буду бояться.

– А ты в ларе ложись, – с серьезным видом посоветовал саврянин. – И запрись изнутри.

– Там же душно! – купилась Рыска.

– Зато не страшно.

– Главное, чтоб он в следующий раз бобров не приманил, – захихикал Жар. – А чего? Та же крыса, только хвост веслом.

Девушку закончила помывку, пересыпала деньги обратно в горшок и с усилием поставила его на лавку рядом с Альком.

– Вот.

– Что? – не понял саврянин.

– Ну это же твои, забирай!

– В счет долга, – пренебрежительно отмахнулся тот.

Рыска хотела возразить: мол, ничего ты нам не должен, с распиской-то мы сами оплошали, но внезапно поняла – для Алька, возможно, это сейчас единственный смысл жизни. Пусть дурацкий, но другого просто нету.

– Ладно, – покладисто согласилась она, подхватывая горшок. – Тогда еще восемьдесят девять осталось. И полтора сребра.

– Я помню, – проворчал саврянин.

* * *

В «Стрелолист» Альк пришел как раз к открытию. Собравшаяся у входа толпа радостно рванулась внутрь: жарища стояла такая, что босиком по мостовой только бегать и можно – но бегать в такое пекло?! Лучше засесть в теньке с запотевшей кружечкой.

На вышибалу косились с интересом, наверняка обсуждая, однако нарываться никто не пытался. Служанка – та, смугленькая, что вчера подсмеивалась, – сменила тон на уважительный и даже слегка заигрывала, но безуспешно. Впрочем, от кваса саврянин не отказался, сдержанно поблагодарил, укрепив девчонку в желании проверить, так ли белокосый искусен в иных сражениях.

– Ты б хоть палку какую взял, – упрекнул его кормилец, проходя мимо. – Железяки те же Сивины.

– Зачем? Мне не нужна железяка, чтобы чувствовать себя мужиком, – непочтительно отозвался саврянин.

Хозяин осуждающе покачал головой: небось прогулял уже сабли, сразу видно – бедовый парень!

– Вот отобьют тебе всего мужика-то – и нечем будет похваляться, – пригрозил он.

Альк не ответил. Взял уже один раз. Палку с железякой. Нет, пусть лучше сабли дома лежат, так надежнее.

Кормилец поцокал языком, сокрушаясь о печальной участи упрямца, и вернулся за стойку.

К вечеру жара начала спадать, и народ ожил, зашевелился. Двоих пришлось выставить, одного – не впустить. Альк стал обладателем охотничьего ножа, левого сапога и длинной царапины поперек щеки. Сапог, правда, пришлось вернуть: оказалось, что он принадлежит местному кузнецу, с которым хозяин кормильни ссориться не желал. Но саврянин отвел душу, так запустив сапогом с крыльца, что кузнец еще два дня не мог подойти к горну.

Вечером пришел Сива. Вместо сабель у него за плечами сиротливо висел меч в потрепанных ножнах.

– Ну чего на пороге встал? – грубо обратился наемник к Альку, оторвавшемуся от косяка и словно невзначай заступившему гостю дорогу. – Я, может, просто пива попить пришел! Вкусное тут пиво! – Последние слова Сива почти выкрикнул, привлекая внимание хозяина кормильни.

– Альк, пусти его, – отсмеявшись, велел тот. – Вот если опять шалить начнет…

Саврянин посторонился, по-прежнему не говоря ни слова, однако проводил буяна таким выразительным взглядом, что Сива удрал в самый дальний угол, невидимый от двери. Прошло пять щепок, десять, но лишнего шума оттуда не доносилось, и Альк выкинул наемника из головы. Тем более что к кормильне подошли еще двое. Долго разглядывали саврянина издалека, перешептываясь, потом все-таки зашли и заказали по пиву. Сесть им пришлось рядом с Сивой – все остальные столы были заняты, даже вдоль стойки мест не осталось.

Альк гадливо сплюнул и направился к кормильцу, едва успевавшему наполнять кружки. Бесцеремонно распихал посетителей и без околичностей заявил:

– Моя работа стоит два сребра в день.

– Ишь чего захотел! – возмущенно хохотнул тот. – Два сребра ему за то, что люди рядом пива попьют!

– Они сюда не пить ходят, – продолжал Альк, не обращая внимания на глумливый смех вокруг. – Они ходят драться – и глазеть, как дерутся, других-то забав в вашей дыре нет.

– Да за два сребра я трех таких вышибал найду!

– Ищи, – равнодушно позволил саврянин, стягивая с рукава белую ленту и швыряя на стойку. Любители «пива» разочарованно застонали, выдав себя с потрохами.

– Ну за полтора еще… – сбавил тон кормилец. Слух о белокосом оборванце, голыми руками уложившем в грязь (не такую целебную, как в ямах, но все равно подействовавшую очень благотворно) самого Сиву, за ночь расползся по городу, и с утра с кормильцем рассчитались семь заядлых должников и один – безнадежный.

– Вон те типы заявились вдвоем, а не вполутором.

Хозяин проследил за пальцем и тихо охнул. Парочку с мечами он заметил только сейчас, ими занималась служанка. Ой да, эти раз пришли – так просто не уйдут, хоть друг с другом да подерутся.

– Ладно, два, – обреченно прошептал он. – Но чтоб выманил их на улицу, а то я только-только новую посуду прикупил!

Альк презрительно ухмыльнулся, сгреб ленту и вернулся на место.

* * *

Воодушевления для починки забора Жару хватило ровно до того момента, как он к оному забору подошел. Угловые столбы шатались, половина жердей подгнила или сломалась, проще новый сплести, чем их заменить. Это ж надо брать топор и идти в лес, да не один раз, потом драть лыко либо чистить от листьев прутья, копать ямы под новые опоры…

– Слушай, Рысь, – тоскливо обратился Жар к подруге, быстро и умело воюющей с сорняками на стороне морковки. Корзинка рядом с Рыской почти наполнилась поверженным бурьяном, сзади тремя зелеными нитками на черной взрыхленной земле тянулись освобожденные от мокричного ига грядки. – Может, лучше дадим тетке еще один сребр? Ты глянь, сколько тут работы!

– Так нас же никто не торопит, – искренне удивилась девушка, уминая содержимое корзинки и подбрасывая туда еще горсть мокрицы. – Принеси сегодня одну охапку, завтра другую, просто чтоб хозяйка видела, что дело идет. Я тоже до лука дополю и пойду полы мыть, а то всюду крысиный запах мерещится.

– Да на кой нам вообще этим заниматься, если есть чем заплатить?

– Чтобы не платить, – резонно возразила Рыска. – А за этот сребр я ткани на юбку куплю.

– Купи за другой, они что, чем-то отличаются?

Девушка непонимающе уставилась на Жара.

– Зачем платить, если это совсем не сложно сделать?

– Не сложно, но тоска ж зеленая! Проще заработать и заплатить.

– Сначала пойди и заработай. – Рыска сердито выпрямилась, потерла поясницу тыльной, чистой стороной ладони. – Мне, например, стыдно у Алька на шее сидеть.

– Почему на шее-то? Он сам себе плату назначал.

– Все равно – стыдно! Я тогда себя какой-то пиявкой чувствовать буду, вон как наш Пасилка – сам ничего не делал, только по двору ходил и на батраков покрикивал.

– По-моему, очень приятное чувство, – проворчал Жар, но в лес все-таки сходил и пару десятков жердей вырубил. Попышнее пристроив их возле забора, парень вернул топор на полку и отправился бродить по поселку. Подруга была права. Стыдно не стыдно, но доказать надменному саврянину, что Жар ничем не хуже (а лучше переплюнуть!), было делом чести.

Найти работу, как парень убедился через четыре лучины, оказалось не так-то просто. Попадалось только какое-то издевательство: пастух, водонос, помощник мясника, золотарь. Последнему, правда, обещали аж полсребра в день, но если деньги не пахли, то все остальное – очень даже. Единственное, что Жара хоть как-то заинтересовало, – лоток наперсточника, долговязого и длинноволосого парня, неутомимо вопящего: «Кручу, верчу, запутать хочу! Угадал – медька, оплошал – редька!» Можно было набиться к нему в напарники, заманивать простофиль из толпы, но наперсточники подчинялись все тем же «ночным», связываться с которыми Жар пока не хотел. Да и позор это для благородного домушника.

Так что парень просто постоял перед лотком, мстительно выиграв десяток медек. Потом наперсточник сообразил, что нарвался на такого же жука, поскучнел и свернул игру, заявив, что ему пора домой.

Усталый и разочарованный Жар купил у торговки кружку кваса и соленый огурец с медом. Прислонился к стене, жуя и прихлебывая. Где б найти такую работу, чтоб и спину не гнуть, и платили хорошо? В купеческие помощники бы, как парень в детстве мечтал, – но кто же его возьмет, безродного и незнакомого? На свою лавку копить надо, только до сих пор как-то не получалось: воровские деньги уходили так же легко, как и появлялись. Может, и хорошо, что Рыска такая бережливая…

Взгляд Жара отстраненно скользил по крышам домов, пока не остановился на одной, самой приметной. Парень на щепку перестал жевать, осмысляя бредовую, но занятную идею, потом сунул в рот остаток огурца, облизал с пальцев мед и решительно двинулся вниз по улице.

* * *

Большинство весок с темнотой будто вымирало: кур и свиней загоняли в хлева, ставни закрывались, двери запирались, и только злющие цепные кобели, обретя свободу, неслышно бродили вдоль заборов, поджидая незадачливых воришек.

В Ямах же словно наступил второй рассвет. Снова вышли на улицы торговцы – теперь по краям их лотков были прилеплены свечи, плывущие в темноте, как волчьи глаза. Продавали уже не сладости и квас, а жареный сыр на палочках, дымящиеся колбаски и варенуху. Над холмами стояло зарево костров, бродили отголоски смеха и криков.

Вчера Рыска подумала, что в поселке какой-то праздник, но хозяйка заверила ее, что такое тут летом каждый день.

– Не дают выспаться, окаянные, – укоризненно проворчала тетка Ксюта, косясь в сторону особенно громко лечащейся компании, домов за пять отсюда. – Зато подзаработать можно, чтоб перезимовать спокойно. Вот пирожков напекла, пойду обойду грязи, покуда соседки не опередили.

Глаза у Рыски давно слипались, но она упрямо ждала возвращения своих работничков. Ужин приготовлен, дом убран, вот убедится, что все живы-здоровы, и наконец ляжет.

Первым появился Альк, в пятнистой от пота рубахе. Перед закрытием кормильни пришлось потрудиться – разомлевшие пьянчуги не желали покидать уютное местечко, но хозяин был строг: «Стрелолист» работал только до полуночи, надо ж когда-то и спать добрым людям.

– Все в порядке? – на всякий случай уточнила девушка.

– Угу, – мирно ответил саврянин, прямиком направляясь к колодцу.

Потом пришел Жар.

– Твою мать, – сказал Альк и упустил уже почти поднятую бадейку. Цепь с лязганьем размоталась до конца, так дернув за валик, что сруб содрогнулся. Рыска оцепенела с прижатыми ко рту ладонями. – Ты что, ограбил мольца?!

– Не клевещи на духовное лицо, чадо, – важно сказал Жар, поднимая руку в жесте благословения. Широкий рукав рясы красиво поднялся крылом. – Я-то прощу, а вот Хольга трижды подумает.

Впечатление несколько смазал круг колбасы, выпавший из парня откуда-то снизу.

– Бездуховная ты рожа! – Альк бесцеремонно наклонился, заглядывая ему под рясу. Вор поспешно обжал длинные полы, как стыдливая девица юбку на ветру.

– Ну чего уставились? – уже нормальным тоном сказал он. – По-моему, главный помощник мольца – вполне себе пристойная работенка. Это тебе не заблудших чад из обители греха выкидывать!

Помощник у мольца был только один, что позволило Жару прихвастнуть, не погрешив против истины.

– А колбаса откуда? – отмерла наконец Рыска.

– Из кармана, – честно сказал вор. – Там изнутри подшиты. Ты б видал, какие они у мольца – до самого низу! Статуи-то не едят, а выходить из молельни с мешком через плечо как-то неприлично.

– …– заключил Альк, снова вытянул бадейку и, не раздеваясь, опрокинул ее на себя.