Текст книги "Гибельные боги"

Автор книги: Ольга Михайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 7
Неожиданный разговор

Разве нет сыновей у Израиля? Разве нет у него наследника?

– Иер.49:1

Сам Винченцо проснулся в восьмом часу утра и ещё на ложе предался неторопливым размышлениям. Ему было искренне жаль бедняжку Джованну. Угораздило глупышку, ничего не скажешь. Впрочем, ничего удивительного тут не было. Рафаэлло в обществе держался безупречно и вполне мог пленить приятным лицом и галантностью неопытную девицу. О его склонностях знали многие, но едва ли Джованна, только что появившаяся в свете, могла слышать эти разговоры: Рафаэлло не давал основания болтать, проявляя свои кривые любовные порывы только за закрытыми дверями спальни.

Но, даст Бог, о нелепом увлечении девица скоро забудет – она, оказывается, совсем не глупа. Джустиниани на досуге даже попытался припомнить, сколько убивался когда-то сам после измены Глории. Кажется, ножевая боль быстро прошла, за неделю-другую, а потом необходимость искать заработок и крышу над головой вытеснили и скорбь предательства, и горечь обиды. Стало как-то не до того. У Джованны же не было тех печальных воспоминаний изначальной взаимности, которые когда-то отравляли ему душу. Ей просто нечего вспоминать.

Потом Винченцо снова задумался о вчерашнем видении: оно не давало покоя. Он надеялся, что к утру минувший день привычно потускнеет в памяти, но этого не произошло: увиденное проступало вновь и вновь, стоило ему напрячь память, повторялось во всем своём бесовском угаре и пугающей чёткости.

– Что за чертовщина творится, а, Трубочист? – задал Винченцо вопрос коту, изящно задравшему заднюю лапку кверху и занимавшемуся утренним туалетом, но, понятное дело, ответа не получил.

Джованна ещё спала, Джустиниани распорядился не будить её и велел подавать завтрак. Привычно уже похвалил стряпню кухарки Руфины: старуха готовила божественно. Сначала Винченцо казалось, что приготовленное ею нравится ему просто от контраста с теми, сляпанными на скорую руку в придорожных харчевнях блюдами, которыми он перебивался в последние годы. Но нет, Руфина даже простую поленту делала царским блюдом. Джустиниани прибавил ей жалование, но, взяв в рот кусочек ароматной крольчатины, подумал, что всё равно платит мало.

Оставалось совсем немного времени до визита Альбино Нардолини, если он, разумеется, соизволит прийти. Джустиниани, впрочем, не сомневался в его приходе, а пока задумался, где может навести справки о нём? За минувшие годы у него накопилось немало знакомств в самых разных местах – от портовых грузчиков и кладбищенских сторожей до полицейских и ипподромных жокеев. Но чтобы понять, у кого спросить, надо понять самого человека.

Тут за окнами раздался как раз и шум подъехавшего экипажа.

Мессир Нардолини был учтив и лучился симпатией, Джустиниани тоже казался гостеприимным и обходительным, он показал свою библиотеку, после чего продемонстрировал и купленный на аукционе экземпляр Агриппы. Дружелюбную атмосферу встречи подпортил только Спазакамино, смотревший на гостя с настороженной неприязнью. Стоило мессиру Нардолини приблизиться к столу, Трубочист начинал шипеть потревоженной и разъярённой змеёй, норовя вцепиться в гостю в щиколотку. Джустиниани отогнал его, потом любезно оставил гостя наедине с Агриппой, сам же вышел из книгохранилища и отдал распоряжение Луиджи принести вина. Вернувшись, заметил на лице гостя лёгкую испарину и румянец, не очень-то шедший ему. На тыльной стороне левой руки мессира Нардолини алела царапина, Трубочист же сидел на столе и злобно смотрел на гостя как на дерзкую мышь, осмелившуюся пробежать по ковру под самым его носом. Тем не менее, мессир Альбино с удовольствием выпил предложенное прекрасное вино долин Пьемонта и со знанием дела похвалил букет. Потом осторожно осведомился:

– А сами вы, мессир Винченцо, как я понимаю, хоть читаете Агриппу, но магией не интересуетесь? Или сведущи?

– Сведущим себя не назову, но кое-что знаю, – осторожно обронил Джустиниани. Его удивило, что гость заговорил об этом. – Магия загадочна и бездонна, она неисчерпаема, как… – он слегка подмигнул, – человеческая глупость, и практична, как самый здравый ум. Она всегда знает, что хочет: возможности отмстить, богатства и наслаждения, бесовского знания и могущества. Дьявольские искусы, они испокон веков одни и те же. При этом, вспомните, Вейер ведь отрицал, что Агриппе принадлежит магический текст, известный как «Четвертая Книга Оккультной Философии», содержание которой, как иным казалось, подтверждало его причастность к чёрной магии.

Мессир Нардолини приятно улыбнулся, но не оспорил собеседника, а заговорил совсем о другом:

– Агриппа пишет, что есть четыре пути, по которым приходят магические силы. А именно: по наследству, через договор с дьяволом, через магическую практику и, наконец, восприятие способностей через умирающего колдуна. Он прав. Зачастую в одной семье силы медиума прослеживаются в трёх-четырёх поколениях. В этом нет ничего диковинного. И я сам наблюдал подобные случаи.

Джустиниани пожал плечами и ничего не ответил, но внимательно и с улыбкой слушал собеседника.

– С другой стороны, договор с дьяволом. – На лице Нардолини заиграла лукавая улыбка. – Агриппа усматривает в этом имитацию крещения. В Париже есть церковь Сатаны, у неё есть родственные общины в Базеле и Берне, а ещё одна недавно открылась в Риме. Там адепты подписывают договор с дьяволом. Но… – тут он помрачнел, – это далеко не всегда даёт результат, вот что дурно. Что до опыта, вспомним Пьетро Мерано. Он, неудачливый врач, слыша, что оккультные целители получают много, прошёл дьявольские церемонии, после чего у него проявились исцеляющие способности, и его доход во много раз превысил прежние заработки. – Гость опустил глаза, затем продолжил, – все слышали и про обычай колдунов, находясь на смертном одре, передавать магические способности ближайшему родственнику, чтобы спокойно умереть. Смерть некоторых длится несколько дней и даже недель, прежде чем не решится вопрос преемственности.

Винченцо кивнул, но возразил собеседнику.

– Но вы же не можете не понимать, что всё это не апостольское, а дьявольское преемство.

– Многие заклинания основаны на молитвах, уверяю вас.

Джустиниани усмехнулся.

– В этом-то и заключено кощунство. Молясь, я восхваляю Бога, благодарю Его, или уж… смиренно прошу. Маг – требует. Вера полагается на волю Божью, идея магии – заставить Бога действовать. Те, кто молятся, укрепляются в вере, те, кто увлекается магией, неизменно теряют свою веру, если вообще когда-то имели её…

– С этим я не спорю, – любезно уступил мессир Нардолини. С уст его, казалось, сочился мёд. – Когда чародей берёт библейские фразы, он отсекает их от Бога, а оторванные от Бога слова становятся добычей дьявола. Это, конечно, верно. И всё же, думаю, вы не будете отрицать, – мягко заметил мессир Альбино, улыбаясь самым наиприятнейшим образом, – обаяния магии для смертного. Магия любви, магия исцеления и наведения болезней, магия преследования и защиты, магия денег и могущества и наконец, – он судорожно вздохнул, – самое соблазнительное… Магия смерти. Какие возможности… Кто устоит?

– Мессир Гвидо, мой дядя, как я слышал, тоже увлекался магией? – любезно спросил Винченцо, незаметно уходя от ответа, – вы были с ним знакомы?

Нардолини поспешно кивнул.

– О, да, около трёх лет. Нас познакомил мой друг Андреа Пинелло-Лючиани, удивительно тонкий ценитель изящного. Вы с ним уже знакомы. Ваш дядя обладал феноменальными способностями, это надо признать, это был истинный адепт чёрной магии, потому-то я и не удивился, узнав, что вы купили Корнелия Агриппу. Он передал вам свои колдовские силы?

Винченцо молча поднял глаза на собеседника. Такого поворота в разговоре он не ожидал, однако понял, что Нардолини вовсе не думал удивить или шокировать его, но просто искренне любопытствует. Джустиниани выручили врождённая светскость и благоприобретённое бесстрастие.

– Я не хотел бы распространяться о такие вещах, – многозначительно уронил он, заметив, как странно блеснули при этом глаза его собеседника. Тот впился взглядом в лицо Джустиниани, и черты мессира Альбино исказила чуть заметная напряжённая гримаса – не то зависти, не то болезненного любопытства: мимику этого лица Винченцо до конца не понимал. Но он знал, сколь мало можно прочесть по его собственному лицу, и остался неподвижен и безучастен.

Тут, однако, мессир Альбино вспомнил, что засиделся и напрасно отнимает драгоценное время хозяина, человека, как он сразу понял, высокой учёности и большого ума, после чего торопливо распрощался и откланялся.

Проводив его, Винченцо вернулся в библиотеку.

Размышления его были сбивчивы и сумбурны, но сам Джустиниани любил быть последовательным: вначале он сжал с краёв обложку книги и убедился, что записка неизвестного Веральди исчезла. Это было ожидаемо. Но вот слова Альбино о Гвидо… Винченцо помнил, как умирающий протянул ему трепещущую ладонь, пытался подняться, соскользнул на подушку, однако с непонятной настойчивостью продолжал тянуть к нему руку. Помнил он и сухость, даже призрачную лёгкость дрожащей длани больного, её предсмертный трепет, свист губ, слова «возьми…» Но мысль о том, что он получил от дяди какую-то силу, была под стать здравомыслию спиритического сеанса. Вину и грехи дяди Гвидо Винченцо простил. Простил его злобный гнев, бездушную жестокость и мстительность. Господь ему судья. Но мысль о том, что завсегдатай модных салонов и заядлый волокита, кутила и картёжник, его сиятельство граф Гвидо Джустиниани – маг и колдун, который не мог умереть, пока не передал ему, ближайшему родственнику, своих магических сил, неожиданно произвела на Винченцо необычайное действие – он расхохотался.

Однако смех его вдруг резко прервался. Шутки шутками, а странность вчерашнего бесовского видения, причин которого Винченцо, сколько не искал, не находил, теперь хоть в какой-то мере прояснилась. Но Джустиниани не верил в возможность совращения человека в область дьявольскую без его добровольного согласия, сам же он, не имея нужды ни в самоутверждении, ни в мести, ни в деньгах, ни в запретных утехах, не нуждался и в силах, могущих даровать все это.

Он не соглашался принимать никаких дьявольских даров. Душа дороже. И, собственно, почему это милейший дядюшка не передал свои дивные сатанинские дары крестнице? Это ведь тоже родство, только духовное. Что ему за разница? Джованну не надо было разыскивать по окраинам Рима, она всё время была под рукой, но дорогой родственник почему-то ждал его, племянника Винченцо Джустиниани, ненавистного и проклинаемого, чтобы вручить ему, против его воли, таинственные силы тьмы. «Нет уж, милый дядюшка, спасибо. Взрослением и школой жизни я и вправду тебе обязан, но свои бесовские таланты забери, дражайший родич, с собой в могилу».

Тут Винченцо, однако, и вовсе помрачнел и насупился. Минувшая неделя проступила вдруг совсем новой гранью. Почему все эти люди так странно смотрели на него? Почему Массерано спросил, застал ли он Гвидо в живых? Почему Гизелла Поланти столь настойчиво приглашала его к себе ещё со дня похорон? А неожиданная встреча на кладбище с Марией Леркари? Что она там делала? Она вдова, но муж её похоронен не в Риме, а в Неаполе. Винченцо был ещё мальчишкой, когда тот умер, и он помнил, как обсуждали распоряжение покойного о семейном склепе. Между тем старая ведьма нашла его на погосте и тоже настоятельно зазывала к Поланти, прося не забыть о её вечере. Зачем? И почему донна Гизелла так упрямо и неотступно домогалась, чтобы он сел за этот чёртов стол спиритов? Почему вновь и вновь затевала нудные разговоры о магии?

Полно. Не мерещится ли ему то, чего нет? Жизнь Гвидо оборвалась безвременно, и умирал бедняга в адских муках. Но это, как назло, подтверждало слова Нардолини. Это святые умирают, засыпая. Дьявол – лжец, отец лжи и человекоубийца искони. Он может только одурачить и убить, и весьма мало заботится о комфорте своих подопечных. Но он-то, Винченцо, тут причём? Что ему за дело до глупых и грешных увлечений и весьма опасных игр с дьяволом всех этих пустых людей? Какая ему разница, что произойдёт девятнадцатого мая в доме Батистини в десять сорок в новолуние?

В коридоре прошуршали чьи-то шаги. Это был не Луиджи, шаги камердинера Винченцо уже знал. На пороге библиотеки появилась Джованна. Глаза её из-за окружавшей их тени казались огромными и больными, волосы не были убраны, лишь небрежно заплетены в косу. Она хотела что-то сказать ему, но, увидев его насупленное лицо, остановилась. Винченцо быстро встал, указал ей на кресло и тут же сказал:

– У меня возникли новые вопросы. – Джованна болезненно искривилась, но Винченцо, поднявшись и расхаживая по книгохранилищу, не заметил этого. Однако он не продолжил, как она боялась, разговора о Рокальмуто, но отрывисто спросил, – мой дядя, ваш крестный, никогда не удивлял вас чем-либо странным? Соберитесь, это важно, – голос его был резок, сам он казался странно озабоченным.

Джованна растерялась, столь неожиданный вопрос подлинно удивил её. Джустиниани заметил её оторопь и настойчиво уточнил:

– Вы замечали за ним что-нибудь необычное?

Джованна закусила губу, почувствовав, что сердце бьётся рывками. Этот человек, хоть уже не вызывал ненависти, пугал её. Она судорожно вздохнула и, памятуя, что с ним нельзя говорить дерзко, тихо ответила.

– Он предугадывал будущее, часто от его слов у меня проходила головная боль. У него были книги…

Он стремительно наклонился к ней.

– Где? Здесь, в библиотеке? – удивился он, ибо во время ремонта ничего подозрительно в книгохранилище не видел.

Джованна покачала головой.

– Нет, Доната говорила, они в сундуке, в спальне. Он никого туда не пускал и запирал сундук. Убирать там и то не позволял. Как-то… – она на миг умолкла, смутившись, но потом продолжила, – он был немного пьян. Он сказал, что может поражать своих врагов болезнями, вызвать экзему, сердечные боли и даже смерть.

Джустиниани побледнел.

– И вы ему поверили?

Джованна покачала головой и слабо улыбнулась.

– Нет, мне показалось, что он просто… нетрезв, вот и болтает.

– И он был медиумом у донны Поланти?

Она удивилась.

– Нет, он сел с ними только раз и то в шутку, он говорил, что они маются дурью и ничего не понимают в колдовстве. Он смеялся над ними, но это… зря. Духи есть, и они отвечают живым. Я сама чувствую…

Винченцо быстро перебил её.

– А дядя никогда не предлагал научить вас магии, раз уж он был в ней столь сведущ?

– Нет. Он говорил, что это опасно. Я тоже понимала, что духи могут быть опасны. Он всё время чего-то боялся, а когда слёг, приказал не пускать меня к себе. Доната говорила, он видел огоньки в своей комнате и движение каких-то призрачных теней, кричал и выл от боли. Жаль, что он так и не исповедался перед смертью, священник несколько раз приходил, но крестный впадал в забытьё…

Джустиниани про себя грубо выругался. Ему до зубовного скрежета не нравилось услышанное от девицы.

– А почему… – Джованна чуть наморщила лоб, она вдруг вспомнила об этом и напряглась, – почему вы сказали вчера на сеансе про бесов? Пошутили? Хотели позлить донну Поланти, да? – она, склонив голову, ждала его ответа.

Несколько мгновений Винченцо стоял, закрыв глаза, потом всё же взглянул на неё. Вздохнул. Девочка не виновата. Осиротела в одиннадцать. Последние шесть лет жила у человека, далёкого от понимания истины, да ещё, как выяснилось, откровенного сатаниста. Ещё удивительно, что он не растлил девчонку. С него бы сталось… Как это сказал Тентуччи? «В каждом мерзавце есть что-то человеческое?» Да, наверное. Но удивляться, а тем более злиться на то, что бедняжка не понимала простых вещей, не стоило. Кто бы объяснил их ей, Господи?

Винченцо снова тяжело вздохнул, взял на руки снующего у ног кота и сел рядом с девушкой.

– Мы почти незнакомы, Джованна, судим друг о друге на основании собственных домыслов и чужих сплетен. Когда вы узнаете меня лучше, вы поймёте, сколь мало свойственны мне шутовство и гаерство. Я вовсе не хотел злить донну Поланти. Я спросил, как она отличает духа от беса? Бесы, уточню для вас, – это бесплотные духи. Апостол в Писании говорит: «Наша брань не против крови и плоти, но против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» Кто же такие духи злобы? Бесы. Но донна Поланти полагает, что это – души умерших. Откуда она это знает? Ей сказал это пришедший дух. Логично. Но что, если он солгал? Может ли Сатана, он же – Отец Лжи, назваться Николо Макиавелли? Может. Кто ему помешает? Никто. Какой же вывод?

Джованна не сводила с Винченцо напряжённого взгляда и молчала. Джустиниани продолжил:

– Не следует пытаться отворять дверь в неизвестный, наглухо закрытый от обычного человека мир. В нём очень легко погибнуть, ибо в нём вы глухи и слепы, вас легко одурачить и погубить. Вы поняли меня?

Она ещё несколько минут молчала, потом спросила.

– Но если у вас есть способности, если вы ощущаете, что можете приоткрыть завесу…

– …и увидеть дьявола? – подхватил он. – Стоит ли смотреть? Он отнюдь не красавец, уверяю вас. Он лжец и человекоубийца. Но почему бы вам не быть честной? – Винченцо наклонился к девице. – Наличие таинственных даров просто льстит вашему тщеславию, не так ли? Чувствовать себя избранницей – быть не такой, как все, необычной, ни на кого не похожей, особой, избранной, видеть то, чего не могут увидеть другие, о, это так ласкает самолюбие. Не так ли?

Она съёжилась и бросила на него исподлобья жалкий взгляд. Джустиниани подавлял её, угадывал чувства и словно читал мысли. Откуда он догадался, что ей и вправду нравилось чувствовать себя избранницей таинственных сил?

– Да, – кивнул Джустиниани, – соблазн слишком велик. «Ты избранный, ты не таков, как все, на тебя возложена миссия помощи и спасения страждущего человечества. Иди, трудись, такова твоя высшая задача» – нашёптывает лукавый бес, льстя нашему самомнению. И мы забываем, что праведному человеку не нужны дьявольские дарования, он ищет только Бога и воли Его…

– Но ведь они… они дают знания!

– О, да… – снисходительно и, как показалось Джованне, высокомерно усмехнулся Джустиниани, – прелестный, древний, рогатый учитель даёт высочайшее знание! Но беда в том, что это знание сделает человека рогатым и наделит копытом, дорогая. Даже в самой страшной жажде нельзя припадать к любой луже. Даже если дьявол указывает дорогу к свету, она все равно приведёт вас только к пылающему адскому костру.

Джованна помолчала, но потом всё же потом спросила.

– А почему тогда ду… бесы тщательно выбирают медиумов? Вы намекали, что эти медиумы не блещут интеллектом… но ведь способности есть не у каждого. Значит, избранничество всё же есть.

Джустиниани вздохнул.

– Бесы действительно отбирают людей, предрасположенных к связи с ними. Во-первых, мистически незащищённых, сиречь, людей без веры. Во-вторых, подлинно не блещущих умом, чтобы чего, упаси Бог, не заподозрили, а были послушными орудиями. В-третьих, отбирают именно так называемых «медиумов», по слабости нервного склада наиболее подходящих для этих целей. – Винченцо прошёлся по комнате, как тигр по клетке, – человек, хоть раз вступивший в контакт с бесами, духовно связан, его душа находится под демоническим влиянием. Только истинное церковное покаяние, исповедь и причастие спасают его. В былые времена люди с большой осторожностью относились к подобной мистике, но после наступления «новой эры просвещённости» стало модно относиться к бесам с любопытством, даже гоняться за ними, наивно отодвинув дьявола в область легенд. Да только как Бог «и днесь и ныне тот же», так, увы, и сатана…

– Но крестный говорил иначе. Он говорил, что только чёрная магия злая, но есть и добрые колдуны…

Джустиниани утомлённо усмехнулся, но всё же растолковал.

– Джованна, пойдёте ли вы к колдуну, если услышите от него: «Я занимаюсь чёрной магией, нахожусь в услужении у бесов, а тебе, чтобы получить помощь от меня, нужно поклониться сатане». Да вы в ужасе убежите! Чтобы привлечь вас, необходимо прикрыться чем-то святым, не вызывающим никакого подозрения, вот колдун и заявляет, что практикует только «белую» магию, что он – ангел с крыльями и служит Богу. Не верьте, вас дурачат. Бог назвал проклятыми всех колдунов, ворожей, волхователей и некромантов – без различия. При этом вас сочтут своей, если вы просто постучите в их дверь. А уж если вошли… Демон не оставляет предавшегося ему человека, пока полностью не уподобит себе или не доведёт до самоубийства.

– Вы хотите сказать, что я дурочка? – глаза Джованны налились слезами. Его слова снова показались ей оскорбительными. Он явно смеялся над ней.

Джустиниани опомнился. На его впалой щеке возникло подобие ямочки. Джованна поняла, что он улыбается.

– Нет. Вы очень молоды. Но если вы подумали, что оказались дурочкой – это знак недюжинного ума, и одновременно свидетельство того, что в эту минуту вы перешагнули через себя вчерашнюю. Это ступень, вы поумнели. И старайтесь жить так, чтобы ежедневно отрицать свою вчерашнюю глупость. И тогда…

– И тогда? – она напряжённо вгляделась в его лицо, так странно преображённое улыбкой.

– И тогда с вами будет весьма интересно поболтать на досуге, – теперь ямочка появилась и на другой его щеке. – Умойтесь, приведите себя в порядок и позавтракайте. А я тем временем ненадолго отлучусь. С покаянием съездите к отцу Джулио в Сан-Лоренцо или к своему духовнику.

Тон его был непререкаем, Джованна снова смутилась и торопливо вышла.