Текст книги "Давид"
Автор книги: Ольга Которова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Но я так и не смогла расслабиться. Тогда он со всей силы толкнулся ещё раз и вошёл в меня, отчего я резко вскрикнула. Ужасная боль пронзила моё тело, и я будто закоченела.
Толик никогда не причинял мне боли. Он делал всё нежно, сначала подготавливал меня прелюдией, целовал, ласкал, шептал комплименты. А то, что делало это чудовище сейчас со мной, нельзя назвать сексом, это скорее животное сношение. Он и сам был животное. Как только такие, как он, ещё существуют в нашем мире?
Я пыталась оттолкнуть его, била в грудь, но он перехватил мои руки, прижал их над моей головой и только на всю длину своего члена вбивался в меня, причиняя адские боли. Я кричала, просила прекратить, но, когда поняла, что только посадила свой голос, я замолчала и терпела в надежде, что, после того как всё закончится, я останусь ещё жива.
Кусала свою губу до крови и терпела. А он не замечал ничего, он просто драл меня, как ему нравится. Драл, как какую-то придорожную проститутку, наверное, для него именно такой я и была.
Потом он быстро вышел из меня и выплеснул свою сперму мне на живот. Молча встал и ушёл в душ. А я не могла подняться. Лежала и чувствовала, как его горячая жидкость стекает с живота на кровать. Не могла пошевелиться. Не хотелось жить, хотелось просто исчезнуть с лица земли, чтобы обо мне никто не вспоминал. Да и кто будет вспоминать, если у меня никого не осталось, кроме продажного мужа?..
После всего произошедшего мне стало не интересно, почему Толик так поступил со мной, почему отдал меня в руки этого зверя. Ведь если мой муж перешёл ему дорогу и там были неприятности, то мог бы просто поговорить со мной, мы решили бы, что делать, пошли бы в полицию на крайний случай, но Толя, видимо, решил всё за меня, распоряжаясь моей же жизнью.
– Ты долго будешь лежать? Иди помойся, – проговорил мужчина, выходя из ванной, а я собрала все силы, которые ещё остались во мне, поднялась с кровати и поплелась в ванную.
Вода резала мою кожу, будто сотни лезвий ножей. Я пыталась тереться мочалкой, не жалея свою нежную белую кожу и не думая о том, что на ней потом останутся красные пятна. Хотелось смыть запах этого зверя, смыть прикосновения его рук, которое оставили следы на моём теле. Когда я закончила с помывкой, я вышла из ванной, накинула на себя махровый халат и вышла обратно в спальню. К тому времени Давид уже спал, развалившись на кровати, лёжа на спине и убрав руки под голову. Я стояла в дверях и смотрела, как медленно двигается его грудная клетка. А в голове только прокручивались картинки, как я кладу ему на лицо подушку, вжимая в неё все свои силы, которые у меня остались, а он медленно и мучительно задыхается от нехватки воздуха.
– И долго ты будешь там стоять и любоваться мной? Ложись, – похлопал он по свободной стороне кровати, будто подзывая комнатную зверушку.
Я медленным шагом дошла до кровати и легла к нему спиной, но ему и этого оказалось мало. Он резким движением развернул меня к своему лицом, а сам лёг в прежнее положение и уснул.
Я до утра лежала, не шевелясь, на боку, смотрела на него и не могла уснуть. Кто он такой и что ему нужно? Как долго я буду в роли его домашнего питомца? И что он сделает со мной потом?
Мне казалось, что меня уже навряд ли отпустят живой. Я лежала и вспоминала своих детишек, которых полюбила как своих и за каждого переживала всей душой. Как они теперь без меня? Кто за них заступится?
За всю ночь из меня, наверное, вылилось несколько литров слёз. Не знаю как, но каким-то чудом мне удалось уснуть. А когда я проснулась, моего мучителя уже не было в кровати.
Глава 3
Ранее
– Сын, сынок, не делай этого, я твой отец, – прохрипел, изнывая от боли, этот ублюдок.
Долго же я до него добирался! Мой дед сделал всё, чтобы спрятать своего сыночка от меня. Своего никчёмного и трусливого сыночка. Но от меня не спрячешься. Я сама смерть, которая радостно и с удовольствием приходит за душами.
– Мой отец умер вместе с матерью, которую убил. А ты просто падаль, от которой нужно избавляться.
– Я любил её. Да, я виноват, я сделаю всё что угодно, но не убивай! – умолял он, умываясь своими же слезами, и бесстыдно мочился в штаны.
– Что, жить охота?
– Да-а… – Простонал он, умываясь собственными слезами.
– А ей, думаешь, не хотелось жить? Ты думаешь, она хотела, чтобы ты приходил каждый день бухой, от которого воняло хуже, чем от козла, и насиловал её, а потом избивал? Ты думаешь, она этого хотела? – от злости у меня начинала закипать кровь в теле и наполняться кровью глаза.
– Это ошибки молодости.
– Ошибки молодости, блядь?
Меня всего затрясло от злости, ещё чуть-чуть, и изо рта пойдёт пена. Я хотел его разорвать своим же руками, но пока рано: пусть эта тварь мучается.
– Она была простой прислугой, восемнадцатилетней девчонкой, которую ты изнасиловал и которая родила от тебя сына. Она, мать твою, была обычной девчонкой, которая не имела слова против тебя, а ты, мразь, издевался над ней!
Для него я приготовил самую лютую смерть, которая могла бы с ним случиться. В очередной раз дед запирал своего сынка, не зная, как он любит баловаться со шлюхами, которые и привели меня к нему.
В очередной раз он заказал одну из девочек, которая преподнесла мне подарочек в виде моего папаши. Но пришёл я со своими ребятами, а не девочка по вызову. Вот умора была, когда я увидел его испуганное лицо, которое тотчас же покрылось бледными пятнами.
– Жрать… – скомандовал я своим псам, которые уже пару суток ничего не ели и были не прочь полакомиться человеческой плотью.
Я смотрел, как они раздирают его на части. Они драли его, пока он орал во всё горло и сдыхал от боли, и не один мускул не дрогнул на моем лице. Мне не было противно или жаль его, я чувствовал запах победы, от которой сносило крышу.
– Я отомстил за тебя, мам… – проговорил я это вслух и встал со стула.
– Как собаки сожрут, приберите здесь всё.
– Есть, господин Алиев.
Из всех, кому я ещё не отомстил, был дед, к которому было трудно подобраться. Но меня это не останавливает. Я отомщу каждому, кто просто стоял и смотрел на то, как её убивают. Теперь я буду смотреть так на них. Я – их смерть. Они пожалеют, что не закопали меня с матерью.
***
Мне опять снилась она. Она умоляла не трогать её. Я слышал её голос, как наяву, а они только смеялись над ней. Смеялись, что она никто, что не может постоять за себя. Я резко вскочил с кровати и посмотрел на спящую около себя девчонку.
Её лицо было раскрасневшееся и опухшее от слёз. Всегда ненавидел женские слёзы. Сначала просто думал: трахну один раз и отпущу к своему муженьку, но она мне понравилась. Что-то в ней зацепило. Она непохожа на других.
И я знал, что это было. Знал, чем именно она меня привлекла. Это была непокорность. Стоило мне только поманить пальцем, как другие женщины сами прыгали на мой член, стонали подо мной, как в последний раз, и с удовлетворённым причмокиванием отсасывали, глотая мой член по самые гланды.
Но эта возразила мне, она пыталась стоять против меня, но у неё ничего не получилось. Я хотел доказать ей, что она никто, что она лишь грязь, по которой я хожу. Я хотел оставить её у себя, пока не наиграюсь. А играть я собирался долго и мучительно.
Провёл своими пальцами по нежной и мраморной коже девушки. Красивая. Она была словно кукла. С золотыми волосами, с голубыми глазами, словно дневное небо, курносым носом и алыми губами, словно маки.
Мне понравилась её маленькая грудь, а больше всего мне понравилось входить в неё. Туда, где так узко и сладко. Я не заботился о том, что сделаю ей больно. Я каждый день делал кому-то больно и не обращал внимания на чужие чувства. Боль и сострадание удалено у меня с корнем ещё в детстве. Их удалила жизнь, когда швыряла меня по помойкам и заставляла есть отбросы. Я был таким же отбросом, как те, которые живут на улице, но ради своей мести я поднялся. Я обещал самому дорогу человеку, что отмщу за неё, и я отомстил.
***
Я встала от яркого солнца, которое слепило меня. Подняла свою голову и застонала в голос. От того, что всю ночь проревела, сильно болела голова. Перед глазами стали проноситься картинки той ужасной вчерашней ночи.
Быстро осмотрела комнату и, когда поняла, что нахожусь здесь одна, тихонько встала. Подошла к окошку и посмотрела на улицу. Взгляд сразу упал на площадку, где занимался мужчина. Он делал какие-то непонятные выпады и удары руками. Казалось, что он с кем-то дрался, но был один.
Он как будто почувствовал, что за ним наблюдают и резко развернул свою голову, а я еле-еле успела скрыться за занавеской.
К глазам снова подступали слёзы. Я думала, что они уже закончились, но нет, оказывается, что-то ещё осталось.
Я пошла в ванную, встала под прохладные струи воды и разрыдалась снова. Между ног всё ужасно саднило и болело. Я намочила мочалку холодной водой и приложила её к промежности. Спустя немного времени боль стала утихать. Все моё тело покрывали синяки. На талии синело очертание пятерни этого чудовища. Я лбом упёрлась в прохладный кафель в надежде унять головную боль, но всё было тщетно.
Спустя полчаса я вылезла из ванной, обернулась в полотенце и пошла к зеркалу. Провела рукой по запотевшему стеклу и вздрогнула. На меня оттуда смотрели звериные глаза. И как давно он стоит? Как ему удаётся так бесшумно передвигаться и быть таким тихим?
– Я жду тебя в спальне.
Вот и все. Сейчас опять будет меня насиловать, как ночью.
– Прошу, – догнала я его у кровати. – Прошу, не нужно, у меня всё болит.
Я смотрела на него умоляюще, а он даже не повёл в мою сторону взглядом.
– Я предупреждал, что не нужно сопротивляться, сама виновата. Обопрись на кровать и раздвинь ноги.
– Нет, – мои глаза стали наполняться влагой, и мужчина начал расплываться передо мной.
– Встань, я сказал, или опять будет больно. Ты же этого не хочешь! – заговорил он со мной, как с полоумной.
– Нет, не хочу, – покрутила я головой, как китайский болванчик, и выполнила приказ.
– Умная девочка.
Он прошёлся своей пятернёй по моей голове, а я машинально дёрнулась от его прикосновения. Мужчина одним рывком стянул полотенце с моего тела, раздвинул мои ноги шире, нажимая своей ладонью между лопаток, чтобы я прогнулась ещё глубже, и вошёл в меня одним рывком.
Всё опять повторилось. Он брал меня жёстко, так, как хочется ему, по-другому он вряд ли может и умеет. Он просто больной маньяк, который заводится оттого, что причиняет боль другим людям.
Затем он с рыком кончил мне на спину и ушёл, оставив меня одну в спальне. А я села на колени и просто задыхалась от рыданий.
Я так больше не могу, я не могу терпеть того, что он со мной делает! Или я умру под ним, или я это сделаю сама.
Решительно встала с колен и пошла в ванную. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я намотала на кулак полотенце и разбила зеркало. Я смотрела на кучу мелких осколков у меня под ногами и точно знала, что мне нужно делать.
Взяла один осколок в руку, посмотрела на свободную руку, на тонкие полосочки, которые были у меня под кожей, выбрала место, где я сделаю надрез. Только я хотела сделать порез, как меня резко оттолкнули, и я выронила из руки осколок.
Подняла свою голову: передо мной стояла Зульфия, цокая своими пышными губами.
– Дурочка, какая же ты дурочка! – начала размахивать женщина своими руками перед моим носом.
– Я так больше не могу! Я не проживу ещё день, если он так продолжит… – хотела я договорить, но не смогла. Очередной стон плача вырвался из моего рта.
– Убить себя проще всего, а ты попробуй не сломаться. Докажи, что ты хоть чего-то стоишь.
– А смысл?
– Хозяин поймёт, что ты не очередная игрушка.
Я смотрела на женщину, у которой в глазах было полно оптимизма.
– Зачем тебе это? Зачем ты работаешь у него? Он же не человек, он – чудовище, – последние слова я произнесла почти шёпотом.
– Это чудовище спасло мне жизнь и жизнь моим близким, и я буду верна ему до последнего вздоха, – проговорила женщина, а я не поверила её словам. Он может только причинять людям боль. Он не может никого спасать.
– А теперь поторопись, хозяин ждёт тебя на завтраке.
– Нет, я не сяду с ним за один стол. Я лучше с голоду умру, но не сяду.
– Если умная, то сядешь.
После своих слов женщина вышла из ванной. А я ещё полежала пару минут, встала и пошла в комнату.
Я не понимала, что она имела в виду. Но она почему-то была за меня. В её глазах была какая-то надежда, за которую я ухватилась.
Я всегда жила как комнатное растение. У меня всё было хорошо. Я была послушным ребёнком, отличницей, примерной женой и хорошей подругой. Никто и никогда не позволял вытирать об меня ноги. Вокруг меня не существовало людей, которые причинили бы мне боль. У меня всегда было кому за меня заступиться, но сейчас я одна. Я должна стоять сама за себя горой. И я должна выжить и не сломаться, что бы со мной не происходило.
Рано или поздно он меня отпустит, и тогда всё будет кончено. Я выдержу всё, что он захочет со мной сотворить, ведь рано или поздно он сам поплатится за свои содеянные поступки. Вот только я ещё не знала, кто он такой, не знала того, что его боится сама смерть.
Я вышла из комнаты и увидела женщину около шкафа. Зульфия выбирала мне наряд на завтрак. Она нарядила меня в нежно-голубое платье и сделала красивую косу, куда вплела живые цветы.
Вот так же много лет назад меня собирала в школу бабушка. Она расчёсывала меня и заплетала косы. Я до сих пор чувствую, как её нежные руки гладят мою голову и проговаривают: «Ты самый красивый цветок на этой земле».
Когда я спустилась в столовую, мужчина уже сидел за столом в своей чёрной, как уголь, одежде. Я сидела напротив него и смотрела на него, не сводя своего взгляда. Он не только выглядел как зверь, но он и ел как зверь. Казалось, что он сейчас разорвёт кусок мяса и проглотит его. В каждом его движении проскальзывала резкость и грубость.
Посмотрела на его ровно подстриженную бороду и сразу вспомнила Толика. Никогда не любила, когда у мужчин не только борода, но и хотя бы небольшая щетина. Она казалась мне чем-то грязным и противным, и я всегда заставляла мужа её начисто сбривать.
– Ешь, – проговорил он, не глядя на меня.
– Не буду.
Мне и правда кусок в горло не лез. Как здесь можно было есть? Как?
Мужчина вытер рот салфеткой, скомкал её и бросил возле своей тарелки. Резко встал, так, что чуть стул не отлетел из-под него.
– Пока не сожрёшь всё, из столовой не выйдешь.
Он ушёл. А у меня в голове только и крутилось его «сожрёшь всё». Он мне приказывал, будто собаке, которая бегала у него во дворе. Он считает меня своим животным, с которым продолжает играть.
Хотелось доказать ему, что он не всесилен. Да, он может брать моё тело силой, при этом не заботясь о том, что я чувствую, но он не сможет запихнуть в меня силой кусок своей еды. Хотелось начать голодовку или какой-нибудь митинг, чтобы он понял, что не все ему подчиняются, но мой страх брал надо мной вверх, отчего при виде мужчины все мысли и уверенность пропадали в одно мгновение.
Прошло уже несколько часов, а в столовую так никто и не зашёл. Я встала со стула, на котором просидела всё это время, и пошла к выходу, но, как только дёрнула дверь, передо мной возник охранник.
– Простите, я не могу вас выпустить.
Охранник ни разу не взглянул на меня, он смотрел в пол. Хорошо их, видимо, всех выдрессировали.
– Но я хочу выйти.
В голове возникла мысль, что после этих слов я должна ещё и притопнуть, но я сдержалась, чтобы не выглядеть глупо, как маленький ребёнок.
– Хозяин не велел вас выпускать, пока вы не съедите завтрак.
После его слов я рассмеялась в голос:
– У нас что, Средневековье? Он не хозяин, а псих. Долбанутый на всю голову псих. Видимо, его в детстве много роняли и мало ловили! – закричала я на мужчину, произнося свою речь на одном дыхании. Только я хотела сделать шаг из столовой, как передо мной опять встал этот самый охранник.
– Прошу, госпожа, я не имею права.
– Я не госпожа тебе! У меня есть имя. Меня зовут Маргарита. Мар-га-ри-та, – повторила я ему имя по стогам, чтобы запомнилось лучше.
– Госпожа, пройдите, пожалуйста, в столовую и съешьте свой завтрак, а иначе я вас не выпущу.
Одним движением мужчина вернул меня в столовую и закрыл перед носом дверь. От бессилия я взвыла, словно сама превращаюсь в зверя.
– Раз вы не выпускаете меня, хорошо, я сама выйду.
Я подошла к окну и заметила, что там нет решёток, отчего в моём сердце ёкнула надежда. Я распахнула настежь створки окон и начала искать то, что поможет мне спуститься отсюда. Сразу вспомнила, как в детстве мы с бабушкой ездили в деревню к её двоюродной сестре, и там я лазила по деревьям, словно обезьянка, собирая яблоки и сливы.
В груди сразу защемило от тоски. Как же захотелось быть такой же свободной, как в детстве! Чтобы самой большой проблемой были разбитые коленки.
В мои глаза бросилась железная винтовая лестница, до которой я с большим трудом, но достала. Улыбнулась своей же маленькой удаче и начала спускаться вниз. Только вот лестница заканчивалась в паре метров от земли. Собравшись с духом, я спрыгнула, только вот приземлилась на кустарник роз и сразу зашипела от боли: шипы впились в мою кожу. Но это было не самое страшное, что со мной происходит.
– Он прямо Синяя Борода. Замок, розы, собаки.
У меня всё это вызывало страх. Человек живёт за городом, в глуши, в четырёхэтажном замке, в котором, я уверена, комнат не меньше сотни. Чтобы добраться до его замка, нужно проехать три поста охраны, которые отделяли каменные заборы метров в пять в длину с колючей проволокой, между заборами стоял густой лес, а по периметру здания бегали псы.
– Твою ж… Псы.
Я только сейчас вспомнила, что на улице бегают собаки. Сразу осмотрелась, но никого не заметила. Встала с земли и отряхнула своё платье, которое уже было похоже больше на половую тряпку.
Сбежать отсюда у меня точно не получится. И я пошла вдоль задней стены замка, вдоль аллеи роз. Я кралась, словно шпион, осматривая каждый миллиметр дороги, куда вступаю. Пройдя вдоль стены замка, я наткнулась на огромный цветочный сад, в котором, кроме белых роз, ничего не росло. Из роз были сделаны статуи, которые можно было приписать к шедеврам.
– Вот это красота! – проговорила я вслух. Никогда ничего подобного не видела.
Пройдя вдоль аллеи, я наткнулась на маленькое одноэтажное здание, которое было больше похоже на склеп. Дверь туда была приоткрыта, и я вошла во внутрь. И не ошиблась: это был склеп с одной могилой, точнее, с памятником женщине. Очень хрупкой, красивой, но с сильными женскими плечами. Я не знала, кто она такая и кем является этому чудовищу, но хотелось думать, что это не он её убил.
Разглядывая статую, я услышала на улице за дверью мужские голоса и спряталась за скульптуру.
– Вроде на территории никого не осталось, – проговорил один из мужчин.
– Тогда выпускай псов.
И тут я оцепенела от ужаса. Что мне теперь делать? Остаться здесь и сидеть, пока меня кто-нибудь не найдёт, или попытаться выбраться? Если это, конечно, возможно.
Глава 4
Я подождала, пока мужчины уйдут, и вышла из-за статуи. Осмотрелась и нашла ещё одну дверь, приоткрыла её и шагнула на ступеньки, которые вели куда-то вниз. Стоило мне сделать ещё пару шагов, как сразу же автоматически загорелся свет. Я сделала ещё один шаг, потом ещё несколько, пока не добралась до другого помещения, которое было больше похоже на подвал.
Здесь пахло сыростью и грязью. Я осмотрелась: на одной стене висела груша, рядом лежали боксёрские перчатки, какие-то палки, видимо, для борьбы. Такие я видела в фильмах с Брюсом Ли, а у другой стены стояла тумбочка с фотографиями.
– Что же ты скрываешь, Синяя Борода? – проговорила я и шагнула вперёд в сторону тумбочки.
На ней были фотографии той женщины, которой принадлежала статуя. Кто она? Его мать? Сестра? Жена? Нет, у таких, как он, не может быть ни жены, ни детей. Он просто не может произвести на свет что-то светлое, ведь его душа полностью погружена во мрак.
На фотографиях женщина была в свадебном одеянии, а вот мужчина был обрезан. Смотря на её счастливое лицо, я вспомнила свою свадьбу с Толиком, к которой готовилась почти несколько месяцев, и все эти месяцы были почти бессонные.
***
– Бабуль, ты представляешь, нет? – я прыгала от счастья до потолка. – Я самая счастливая на свете! Ведь мой муж самый лучший и любимый мужчина!
– Маргарита, а ну перестань! А то не дай бог платье порвёшь, а до ЗАГСА осталось два часа.
– Нет, бабуль, ты не представляешь.
– Дурочка ты моя счастливая! Знаешь, как я рада? Я так рада, что у тебя всё сложилось. Знаешь, что для родителей самое главное? – говорила мне бабушка, не сводя с меня взгляда.
– Что?
– Это смотреть, как счастливы их дети. Твои родители гордились бы тобой, тем, какая ты выросла.
И я была счастлива. В тот момент казалась, что меня разорвёт от этого счастья на мелкие кусочки.
Помню, как стояла в ЗАГСЕ и говорила слова клятвы, смотря прямо в любимые глаза своего мужчины и видя там столько нежности, любви и заботы, что было не передать словами.
– Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас, – и он надел мне на палец кольцо, которое, казалось, сковало нас узами долголетия и счастья до конца наших дней.
Я вздрогнула от своих воспоминаний, которые казались мне самым чистым и светлым из того, что есть на земле. Я поставила фотографию обратно и пошла на выход.
Вышла из склепа, закрыла дверь и осторожно пошла вдоль аллеи в сторону замка. Бежать было некуда: меня поймают, я не успею дойти и до забора. Нужно придумать, как отсюда выбраться. Я не собираюсь ждать, когда мной наиграются, как куклой.
Медленно вступаю на идеально зелёный газон и чувствую, что на меня кто-то пристально смотрит. Обернулась, никого не заметила. Но чувство прожигания чьим-то взглядом моей персоны так и не отступало. Стало жутко.
Это место, где живёт Давид, напоминает фильмы ужасов. Огромный угрюмый замок за сотни километров от города с кучей охраны и прислуги, что никогда не смотрит тебе в лицо. Они словно дрессированные животные, которые ждут приказа и готовы отдать свою жизнь за своего хозяина.
Память всё время возвращала меня к тем фотографиям в склепе. Кто та женщина? Видимо, она очень дорога этому чудовищу, раз он сделал для неё склеп и памятник. Я бы даже сказала, что в них есть какое-то сходство. Почему-то не хотелось верить, что это его мать. У женщины на фотографии глаза добрые и взгляд мягкий, нежный, она не смогла бы породить такое чудовище.
Сделала ещё пару шагов и услышала протяжный рык. Обернулась и увидела перед собой псину Давида.
– Хорошая собачка. Ты же меня не тронешь, да? – заговорила я с ней, а сердце ушло в пятки.
Взгляд у псины был бешеный и злобный, как у её хозяина. Она скалилась на меня, показывая свои идеально белые клыки, и слюни из её пасти стекали, падали на газон.
Я попыталась сделать пару шагов назад, а собака ещё сильнее зарычала, показывая, чтобы я не дёргалась с места.
– Фу, Граф! – раздался мужской бас, который мне за эти сутки стал противнее всего на свете. Собака сразу изменилась в морде. Глаза засверкали, блеснули преданностью, и она уткнулась своим мокрым носом в ладонь мужчины. – Далеко собралась, Иамзе?
– Я хотела прогуляться.
Вдруг меня дёрнуло током, и я вся задрожала, еле сдерживаясь, чтобы не показывать свой страх.
– Через окно? – усмехнулся тот, поглаживая свою псину между ушей.
– Меня не выпускали.
Я вдруг почувствовала себя виноватой. Рядом с этим мужчиной я чувствовала себя никем. Обычной пылью, в которую он превращал всех окружающих, стоило ему только появиться рядом.
– Они выполняли приказ, а вот ты ослушалась. Я тебя накажу, чтобы впредь выполняла мои приказы.
– Я вам не слуга.
Меня уже затрясло от злости. Как он посмел? Почему он думает, что я должна ему подчиняться? Пусть слугам своим приказывает, они ведь прислуживают ему и получают за это свою зарплату.
Вдруг у него зазвонил телефон. Не обращая на меня внимания, он ответил и отошёл в сторону. О чём-то громко и злобно с кем-то разговаривал на неизвестном мне языке. Я пыталась прислушаться, но не находила хоть одного знакомого мне слова. У нас в доме жили семьи кавказской национальности, но их язык не был похож на тот, на каком говорил Давид.
Спустя пару минут он убрал телефон в карман, посмотрел на меня и крикнул:
– Охранять! – а потом развернулся и пошёл в дом.
Собака, которая лежала на земле, сразу же вскочила на свои лапы и, подойдя ближе ко мне, снова зарычала на меня. Прекрасно, неужели это он серьёзно? Она ведь меня сожрёт, стоит мне только шагнуть в сторону.
Минут через пять машина этого зверя уехала, а я так и осталась стоять как вкопанная в компании скалившейся на меня собаки, которая была готова сожрать меня в любую секунду.
Глава 5
Сидя у себя в кабинете, он смотрел на то, как девчонка мечется по столовой, не зная, как себя занять. Упрямая, так и не дотронулась до еды. Какая же она упрямая! А от её непокорности ему всё больше сносило крышу, хотелось доказать ей, что она просто женщина и должна подчиняться своему мужчине, хозяину, которым сейчас являлся он.
Смотрел на экран ноутбука и видел: мечется, как птица в клетке, и ничего не может сделать. Пряди её золотых волос, будто лучики солнца, сверкают и переливаются в дневном свете. Вспомнил её загнанный взгляд: она смотрела на него, как на чудовище, а ему нравится этот взгляд. Он хотел, чтобы поняла, кто её истинный хозяин. Он купил её за двадцать миллионов у собственного мужа, который взял у него в долг и не мог отдать уже больше года.
Он всегда поступал с должниками жёстко, чтобы они запомнили каково это, когда не держишь своего слова. А Давид всегда держал слово. Он на глотку себе наступит, но обещанное слово сдержит.
А этот мерзкий сучонок решил поиграть с ним, с тем, кого боится сама смерть. Он думал, что Давид шутит, что придёт к нему и оторвёт ему голову, а Давид не шутил, он пришёл, только вот всё обернулось совсем по-другому.
Ему понравился взгляд паршивца, когда тот увидел в дверях своей коморки, которою он называл квартирой, Давида. От страха он чуть не наложил в свои штаны. Давид уже не первый раз видел этот загнанный взгляд, отдающий страхом. У всех его жертв был этот взгляд, от него ты ещё больше чувствуешь власть. Тебя боятся, а значит, сделают так, как ты хочешь.
– Нет у меня ни копейки. Прошу, не нужно, не трогайте меня! – орал он во всё своё горло.
– Я предупреждал тебя, что приду к тебе. Предупреждал?
– Предупреждали… Прошу.
Он хотел подняться и взглянуть в лицо Давида, но охранник прижал его ещё сильнее мордой в пол без надежды пошевелиться.
– А я держу своё слово, Толя.
– Нет, не трогайте, мама здесь не при чём.
– Как это не при чём? Она не воспитала своего сыночка правильно. А значит, часть вины её тут есть. Или я не прав?
– Она не при чём. Жену берите. Заберите её. Она почти девственно чиста, кроме меня, у неё никого не было. Девочкой на ней женился.
В глазах Давида вспыхнула ещё большая ярость. Этому мерзкому слизняку мамочку и жопу свою жалко, а жену нет! Взгляд упал на фотографии молодой девушки с золотыми локонами и глазами, словно голубое небо, и захотелось забрать её. Забрать её от этого подонка, которого считает своим мужем и показать, что такое настоящий мужчина.
– В уплату твоего дога я заберу её, только не думай, что теперь ты свободен.
– Да-да, забирайте.
Эти моменты той встречи всплывали в голове у Давида уже не первый раз. И сейчас Давид смотрел на неё в экран своего ноутбука и не мог поверить, что он это сделал. Никогда не брал долг людьми, а сейчас захотелось.
Чем она изначально привлекла его, он не мог понять, просто стало интересно: какая она? Снаружи была похожа на золотой колос пшеницы. Такой тонкий и пушистый, через который можно было переступить одним шагом и уничтожить его. Но в глазах виднелся стержень, или ему просто так хотелось думать.
Вспомнил свою бывшую жену, которую он убил своими же руками, и его всего передёрнуло от ненависти. Как он мог быть таким глупым и влюблённым мальчишкой, который думал, что все ему подчиняются, а особенно женщины? А они просто кидались на звезду, которой он был. На молодого пацана, который загребал бабло руками, строя свою империю без помощи своих грёбаных родственников, которые отобрали у него самое ценное в жизни и которые родили в нём жажду мести.
Он женился на девочке из богатой семьи, и казалось, что она рождена для него. Пока не узнал, что она трахается со своим сводным братом. Какая же она была шлюха! Её поимел почти весь город, и никто, никто ему не говорил, они только смеялись за его спиной. Называли жалким щенком. Жалким, безродным щенком. Но они ещё не знали, что он внук самого Малхаза Ингороква, самого влиятельного человека в Грузии, чей древний род живёт уже несколько веков.
Звонкая трель телефона вывела его из воспоминаний.
– Да.
– Здравствуйте, Давид.
– Кто это?
– Это помощник вашего деда, который хотел бы пригласить вас на обед.
– Я занят и не звоните мне больше.
Он скинул звонок, а внутри поднялась волна гнева: «Этот мерзкий старик ещё смеет приглашать меня куда-то? Пусть молится, чтобы я не задушил его своими же руками! Хотя мне придётся встать в очередь за душой этого старика. Его смерти хочет каждый, и не только его враги, но и семья, которая живёт с ним под одной крышей».
Давид убрал телефон в шкаф, опять перевёл взгляд на экран ноутбука и рассмеялся звонко, в голос. Его зверушка решила выпрыгнуть в окно. Что творится в голове у этой женщины, было только одному Богу известно.
Он смотрел на то, как она легко перебралась на пожарную лестницу и спрыгнула с неё, приземляясь своей шикарной пятой точкой на землю. Он наблюдал, как она гуляет посреди аллеи, осторожно, с трепетом прикасается к цветам и нюхает их.
Он следил, как заворожённый, за этой особой, пока к нему не постучались в дверь. Эта был охранник, который сообщил, что его гостья сбежала. После диалога Давид посмотрел на экран компьютера, но девушки там уже не было.
Он осматривал все камеры наблюдения и не мог найти её около получаса. Когда он вышел на улицу, где по территории вовсю бегали его псы, он надеялся, что ни один из них не накинется на незнакомку, хотя шансы велики найти её с перегрызенным горлом. Он пошёл быстрым шагом вдоль особняка и услышал протяжный рык, повернул голову, а его верный пёс Граф держал на прицеле своих острых клыков сбежавшую гостью. Улыбка сразу подступила к его губам. Чему он радовался, сам не понял. То ли тому, что девушка ещё жива, то ли тому, что он её нашёл.
***
Я просидела на траве до вечера под прицелом чёрных глаз, пока во двор не въехал внедорожник Давида. Мужчина вышел из машины и, не обращая на меня внимания, пошёл в дом в сопровождении своих охранников.
