Текст книги "Ожерелье Атона"

Автор книги: Ольга Тарасевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава четвертая

Прорывавшаяся сквозь сон заунывная арабская музыка никак не умолкала. Натянуто одеяло, и подушка прикрывает ухо. Аккорды погружаются глубоко в море, но потом вновь выплывают на поверхность, расцарапывая почти воцарившуюся тишину. И в темной пещере сна вспыхивает свет.

Первое, что увидела, очнувшись от забытья, Лика Вронская, – улыбающееся Пашино лицо.

– Ну, дорогая, ты и спишь! Развлекательная программа началась час назад. Я бы сразу же проснулся от этой какофонии, – удивился бойфренд.

– У меня чистая совесть. Я не обижала прилюдно любимого человека. Не спорь, ты обидел меня.

В глазах Паши мелькнуло раскаяние.

– Ладно. Прости. Проехали...

В закрытую балконную дверь стучалось оглушительное веселье. Ввинчивалась в ночь тягучая мелодия, по тарелкам выбивали дробь праздника желудка столовые приборы, гортанно перекрикивались официанты.

– Все-таки неудачный у нас номер, – пробормотала Лика. – А ведь поначалу он нам так понравился. Елки-палки, какие же они все-таки коварные, эти восточные люди. Мы при заселении в паспорта по пять баксиков, как нам посоветовали в агентстве, вкладывали? Вкладывали. На рецепции денежку взяли, а нас гнусно надули!

Днем из окна открывался чудный вид. Зеленый клочок моря, зажатый в рыжие камни скал. Голубой овал бассейна с барной стойкой в центре, шезлонги вдоль ленивых морских волн, колонны и купола главного корпуса. Вся пляжная жизнь – как на ладони. Однако стоило только небу заглотнуть пылающий круг солнца, на площадку прямо под номером суетливые, вечно улыбающиеся официанты вытаскивали столики. Тогда никакой кондиционер не спасал от настырных запахов жарящегося на открытом огне мяса и до часа ночи окна пробивали звуки развлекающегося отеля...

Лика осторожно помотала головой. Не показалось, действительно не болит. Совершенно. Ну просто ни капельки!

«Наверное, меня доконало не виски, а солнце», – решила она, потянувшись за стаканом на тумбочке. Любимый с недавних пор сок гуавы.

– Сушнячок-с? – ехидно осведомился Паша.

– Вовсе нет. Мне кажется, я всю жизнь могу провести за одним-единственным занятием – потягивать этот сок через соломинку.

Паша обрадованно воскликнул:

– Отличная мысль! Слушай, а давай знаешь что сделаем? Переедем в другой отель. Чтобы ты спокойно упивалась своим соком.

– Зачем? Его, в общем-то, и в «Aton’s hotel» пей – хоть залейся. Не вижу смысла мучиться с переездом! – недоуменно воскликнула Лика. И решила, что или она все-таки слегка пьяна, или Паша бредит, ибо логическая основа его умозаключений отсутствует.

Тем временем бойфренд не умолкал:

– Там не будет барбекюшницы под носом...

– Если тебя барбекюшница очень раздражает, можно просто поменять номер. Но я бы не стала... Ай, лень – собирать чемоданы, потом разбирать.

– В другом отеле будет спокойнее, – заявил Паша и принялся грубо льстить: – Там ты сможешь спокойно работать. Зря, что ли, компьютер с собой тащила? Я чувствую, твоя новая книга станет бестселлером. Ты же талантлива, солнышко. В общем, надо срочно приниматься за дело, а ты тут занимаешься неизвестно чем...

– С этого бы и начал. До меня наконец-то дошло. Дело не в том, что беспокоишься о нормальных условиях для работы над новым романом. В другом отеле просто не будет постояльцев, укушенных скорпионами, да, Паш? Кстати, послушай...

И Лика пересказала ему содержание подслушанного разговора между Тимофеем Афанасьевичем и Ирочкой.

Бойфренд, раздраженно сорвав с переносицы очки, с огорчением заметил:

– Вот! Этого я и боюсь! Ты будешь продолжать свою любимую игру в мисс Марпл, и в конечном итоге кто-нибудь треснет тебя по голове. Горе мое, угомонись, пожалуйста, очень тебя прошу. Я не хочу тебя потерять...

Он обнял Лику, прижал к себе крепко-крепко и забормотал:

– Угомонись, горе мое. У тебя уже было немало рискованных приключений, и ты все время как-то выкручивалась. Но любое везение не может длиться вечно. Рано или поздно оно закончится. И я тебя прошу, очень прошу. Хватит строить из себя мисс Марпл!

Вронская отстранилась. В ее зеленых глазах появилось то самое выражение, которого опасались во время интервью все ее собеседники. Сейчас последует запрещенный прием.

– Паша, – твердо сказала Лика. – Мне помнится, ты уже сделал выбор между покоем и мной. Я – это постоянное беспокойство. И ты говорил о том, что готов это принять! Так что теперь это ты сиди тихо и не выпендривайся. Пожалуйста. Уж будь так любезен.

Ночь за окном лизнул красный язык пламени.

– Пошли на балкон, – предложил Паша и грустно вздохнул: – Правду говорят – горбатого могила исправит. Кстати, помнишь, объявление на дверях ресторана вроде обещало нам факира сегодняшним вечером. Ой, смотри! Не соврали!

Опустившись на плетеный стул, Лика схватила c тарелки на столике огромный гранат и закинула ноги на балконные перила.

На залитой лучами прожекторов сцене действительно колдовал факир. Синяя чалма, фиолетовые шаровары, кубики пресса под безволосой накачанной грудью. Все это великолепие опускается на утыканную гвоздями доску. А вот уже на животе факира стоит, с опаской закусив губу, полная женщина, по виду стопроцентная фрау. Но восточный кудесник лишь ослепительно улыбается...

«Надо что-то делать. Я не верю, что Виктор погиб случайно. Пусть в его номере нашли винтовку, пусть Джамаль уверен в том, что это бандитские разборки, я точно знаю: это не так. Начальник службы безопасности просто не хочет лишних проблем. И ему наплевать, что наши бандиты никогда не стали бы выяснять отношения таким экзотическим способом», – думает Лика.

Стакан хрустит, раздавленный белыми зубами факира. В воцарившейся тишине отчетливо слышно, как перемалывают стекло крепкие челюсти. Легкое движение кадыка на смуглой шее, довольная улыбка, сдержанный поклон в ответ на оглушительные аплодисменты.

«Я напишу письмо Володе Седову. Конечно, следователь меня недолюбливает, я причинила ему немало неприятностей. Он тоже при первом знакомстве был не очень любезен, чуть не упек меня за решетку, подозревая в совершении убийств[33]33
  См. повесть «Без чайных церемоний», издательство «Эксмо».


[Закрыть] . Но все-таки у него есть доступ к базе МВД. Особо не напрягаясь, Володя может собрать кое-какую информацию. Посмотрим, что выйдет из этой затеи...» – подумала Лика.

Пламя факела отражается в чернющих глазах факира. Он незаметно брызгает в рот какую-то жидкость из баллончика, подносит факел к губам, и огонь гаснет в считаные мгновения. В руках кудесника – палочка с обуглившимся наконечником. Он вдруг вырывается прямо изо рта, красно-синий столб пламени, искрящийся, переливающийся, уносящийся в равнодушное ночное небо.

Но Лика не видит этого, поглощенная своими рассуждениями: «Володя должен мне ответить. А может быть, я сумею так сильно разжалобить Седова, что он даже поручит оперативникам собрать дополнительную информацию. А вдруг? Всегда надо надеяться на лучшее...»

Жаркая волна вдруг прокатилась по Ликиному телу.

Она удивленно посмотрела на Пашу и поняла: он мысленно уже сорвал с нее майку и шорты. Безумие губ и нежные слова исчезают в закипающей страсти.

– Пошли, – Лика схватила его за руку.

Паша, торопливо расстегивая рубашку, пробормотал:

– Нет. Здесь. Иди ко мне.

– С ума сошел! Ты же рычишь!

– Ты тоже не молчишь, мягко говоря. Все равно...

На ней были лишь узенькие черные трусики. Галина Нестерова стояла у зеркала, придирчиво разглядывая свое отражение. Она красивая женщина, это бесспорно.

Полная грудь с темными пятнышками крупных сосков. Подтянутый живот, узкая талия, плавный изгиб бедер, длинные стройные ножки. Ее фигура, даже прикрытая одеждой, всегда заставляла мужчин оборачиваться. Заискивающе, с надеждой искать Галин взгляд. И прятать в беспомощно-банальных словах самый древний, самый важный зов природы.

Да будь оно проклято, это тело! Его красота позволила выбрать путь наименьшего сопротивления в достижении всех соблазнов большого города. Не стало вечно сосущего под ложечкой голода. Мятых трояков, одолженных до ближайшей стипендии. Сырой комнатки всхлипывающего от старости общежития. Но были они– и их пьяное хвастовство, и руки, шарящие под юбкой, и судорожные рывки тел на скрипучей гостиничной постели.

Однако все это случилось не сразу.

Борьба с самой собой – испытание не из простых...

– Пошли, глупенькая, это же совсем не страшно. Зато деньги будут. Не с твоей красотой в заштопанных колготках ходить, – настойчиво убеждала Галину однокурсница Таня.

Таня, Таня-Танюша. Золотая голова, лучшая студентка, безупречный французский, доверчивые голубые глаза под черной аккуратной челочкой – и она из тех? Галина верила и не верила. Танюша рассказала ей о том, чем занимается после лекций, она зовет ее с собой – но ангельские глазки, но коса-косища до пояса!

Проклятый мир. В нем есть все, если ты молода и красива. Голодная честность или сытое падение?

Галина думала, что выбрала первый вариант. Если бы только не Москва...

Столица текла машинами по широким проспектам, манила сверкающими витринами и... пахла. Как она пахла! Шлейфом дорогих духов в театральном фойе. Корицей свежих булочек в кондитерской за углом. Запеченным со специями мясом у грузинского ресторана. И – самое обидное – Москва пахла ароматом красных роз в руках другой женщины. Не твои руки и розы тоже не твои, ты лишь наблюдатель, и место твое – на обочине.

В общем, оказалось... только пауза, перед тем как решиться выпачкаться так, как уже давно изгадилась душа. Проклиная себя, ненавидя, Галина сама подошла к Танюше.

Она много выпила, готовясь стать одной из тех.

И лицо первого клиента расплылось в бесшабашной удали и навязчивом желании: скорее бы все закончилось. И все же Галина поняла, почувствовала, ощутила, как замерло в мерзком отвращении ее тело. Тело не обмануть. Его можно одеть в хорошую одежду, надушить, вкусно накормить – но оно всегда знает, что это не те руки, которые должны его ласкать.

Их было много, мужчин. Щедрых и скупых, энергичных и ленивых, умных, глупых, русских, иностранцев, всяких. Из колоды случайных связей иногда выпадала черная метка, грязь унижений, боль. Иногда Галино горло болело, посаженное криками настоящего наслаждения. Только в теле все равно всегда звучал немой укор. Оно отказывалось принимать происходящее даже тогда, когда знало все о науке под названием «постель». Телу требовался лишь один учитель.

«Может быть, я нашла его. Того, единственного, самого нужного, – врала сама себе Галина, познакомившись с олигархом. – Мы еще привыкнем друг к другу. И в постели все наладится, будет не так скучно и противно. Хороший, надежный мужик. Он то, что надо. Терять такой шанс глупо. Этот мужчина обеспечит мне спокойную, комфортную жизнь».

Все складывалось удачно. Преуспевающий сын одного из начальников переводческой конторы, куда устроилась Галина, рассчитывая потихоньку «завязать» с первой древнейшей. Мужчина пребывал в счастливом неведении о том, что в Галином портмоне лежат деньги, полученные не только за лингвистические познания. Впрочем, этот период «совместительства» длился недолго. Олигарх засыпал любовницу подарками и деньгами.

Милый, образованный, щедрый. Вначале казалось: вот оно то, к чему стремилась. Покой. Достаток. В материальном плане мечтать больше не о чем. Сверкают драгоценности на Галиной шейке. Красный «Пежо» поджидает за окнами. Сигарета до, Бодлер после, а после... Пустота.

Ободок обручального кольца на его пальце. И любовь – к ним обеим, только страх причинить боль жене все же сильнее.

Он был хорошим парнем, ее олигарх. За такого надо выйти замуж, родить ребенка, съездить в Альпы. Найти в кармане перепачканный губной помадой платок, прикинуться, что не нашла, срочно родить второго. Помочь пережить финансовый кризис. А лет через пятнадцать, глядя на обтянутую заношенной майкой спину мужа, вдруг почувствовать, как болит зуб под коронкой. И стянуть с мужа эту майку к чертовой матери, потому что случилось то, чего раньше никогда не было.

Однако всего этого не произошло.

Десять лет встреч, и радость булькает, как пузырьки в бокале шампанского.

Десять лет встреч, пролежни выходных и праздников.

Галина бы еще поборолась. Только он, ее олигарх, знал: бесполезно. Он для себя все решил. Семья – это должно быть один раз и навсегда.

– Тебе тридцать пять. Не теряй времени. Выходи замуж и будь счастлива.

Когда он так сказал, Галину удивило лишь одно: совершенно не больно. А сердце вздрогнуло от радости: наконец-то! И сладкое предвкушение физического и морального освобождения...

Тот мальчик из аэропорта, он недовольно нахмурился и буркнул:

– Игорь.

Подумаешь, не очень-то хочет общаться. Не проблема! Разве только у него можно выяснить все подробности? Вот купюра на рецепции «Aton’s hotel» накрыта смуглой рукой менеджера. Галина знает фамилию симпатичного парня! Полуянов. И номер комнаты, в которую его поселили!

«Трахну мальчика и займусь делом, – убеждала себя Галина. – И вообще, непонятно, откуда взялось это безумное вожделение. Он же совсем не тот тип мужчин, который мне нравится. Слишком молод. Очень худой, нескладный, сутулый. И эти руки с длинными тонкими пальцами – почти женские, если бы не покусанные ногти...»

Но программа-минимум все не реализовывалась. Обольстить мальчика хронически не получалось. Было сложно даже просто завязать непринужденный разговор. Игорь ускользал, скрывался за колоннами ресторана. Прятался на отдаленном шезлонге у бассейна, закрыв огромные глазищи черными очками. Равнодушно проходил мимо, как будто бы нет на его пути красивой, эффектной женщины, нет, не было, не будет. Никогда.

Во внешности нет мелочей, и Галина всегда старалась помнить все. Маска на лицо, подкрасить корни волос в парикмахерской, окунуть ножки в педикюрную ванночку, заточить коготки, поставить новый рекорд на беговой дорожке...

Она и в Москве, спешащей, торопливой, расчетливой, от отсутствия мужского внимания не страдала. А уж в Хургаде, где все отдыхают и флиртуют.... Успеть бы отбиться от слетающихся на лакомый кусочек мужчин.

– Ах, Ганс, не сегодня, болит голова.

– Виктор, простите, здесь занято.

– Нади... Наджи... Наджимуддин, покорнейше благодарю, но я замужем...

Все и каждый. Только не он. Не он...

Досада. Что же ты не ловишься, малыш? Недоумение: ни одна душевная рана не стоит твоего затворничества, клин клином, ребенок, попробуй, тебя отпустит...

И вдруг – неожиданный, непостижимый теплый поток счастья. Игорь. Глупый мальчик. Красивый, нервный, капризный. Он просто есть, длинный худой червячок, греющий свои косточки под солнцем. За одно это можно простить все. Его строптивость, подчеркнутую невежливость, дырочку на майке и дешевый сотовый телефон, все, что будет, и то, чего не произойдет.

Но если все же это случится. Ну, вдруг. Если растает лед в голубых глазах. Если получится заразить его своим безумием, то... Это произойдет потому, что по-другому нельзя. И дело не в том, что у нее уже сто лет как не было мужчины. Не в том, что его бросила какая-нибудь глупышка. По-другому небо упадет на землю. Оно держится лишь на этом. Основа. Жизнь. Все.

– Мой милый мальчик, – пробормотала Галина, отодвигая дверцу шкафа, – я очень люблю тебя. Это такое счастье. Даже если оно тебе не понадобится, я все равно буду думать о тебе...

От любви стало трудно дышать. Все показалось таким бессмысленным. Шелковое черное платье, выскальзывающее из рук. И этот роскошный номер, и ночь за окном.

Сказать ему правду. Пусть будет что будет. С губ сорвалось неожиданное: «Господи, помоги мне».

Галина быстро оделась, сбрызнула декольте духами и выскользнула за дверь.

Он с кем-то переговаривался, ее мальчик, на пороге своего номера. Галина вжалась в стену и вся превратилась в слух. Но нет, слов не разобрать в сплетающемся диалоге мужского и женского голосов...

Ирочка Завьялова, беззаботно напевая песенку, не заметила ее, скрытую широким выступом.

Галина с тоской посмотрела на свои руки. Трясутся. Вот ты какая, ревность. Неужели Ира тоже неравнодушна к голубым глазам мальчишки? Конечно, иначе зачем бы она к нему приходила! А Игорь? Да как он может чувствовать к ней симпатию? Ведь они же ровесницы, почему именно Завьялова? И как же втрескавшийся в Ирину по уши профессор Романов?

«Вот сейчас все и узнаю», – подумала Галина и решительно постучалась в дверь.

Игорь не старался скрыть своего разочарования.

– Вы... Что нужно?

Галина проскользнула мимо него, симпатичного, юного, самого главного. И села на пуфик у зеркала, забросив ногу за ногу.

Сейчас – или никогда.

– Я люблю тебя, – просто сказала она.

Пару минут парень молчал, а потом пробормотал:

– Я... не знаю, что говорят в таких случаях.

Он потянулся за сигаретой, щелкнул зажигалкой, метнулся к окну.

– Ничего не говори. Мне, в общем, все и так ясно. Просто захотелось, чтобы ты это знал.

– Вы очень красивы, – сказал Игорь. Столбик пепла рассыпался по вытертым джинсам. – Но... я не знаю... это так неожиданно...

– Не ври, хорошо?

– Хорошо.

– Тебя бросила девушка?

– Нет. Или да. Все сложно.

– Расскажешь?

Он отрицательно покачал головой.

– Можно тебя обнять? Просто обнять, и все?

Какая обреченность в его согласии. Тонкая спина, одни кости. Господи, и за что ей это все?

Не размыкая рук, Галина поймала его взгляд. Гипнотизирующе красивые глаза. Чуть растерянные, убийственно спокойные. Пусть видит ее слезы. Вряд ли это приятное зрелище. Какая разница. Гривка мягких русых волос под ее пальцами. Пора прекратить пугать ребенка. Он ничего не чувствует.

Галина бросилась вон из его комнаты. Еще минута – и уйти из номера любимого мальчика у нее бы просто не получилось...

– Самая величественная из всех пирамид – это, Ирочка, безусловно Хуфу. Состоящая из двух с половиной миллионов каменных блоков, в высоту она превышает сто тридцать семь метров. Первоначальная же ее высота составляла почти сто сорок семь метров. Подсчитано, что вес этой пирамиды – около семи миллионов тонн – больше тоннажа всего военного флота США.

– Профессор, я поражена. Вы столько знаете!

Тимофей Афанасьевич довольно пригладил венчик седых волос и пустился в объяснения. Египет – это же до недавних пор его работа, причем любимая. А поразительна сама Ирочка – именно такая женщина, которую он всегда мечтал видеть рядом. Красивая (настоящая фемина! Роскошные рыжие волосы, ладная фигура!), хорошая слушательница, чрезвычайно интеллигентная.

– Невероятно, но ради вас захотелось сделать то, что в профессорской голове в принципе не укладывается, – продолжал сыпать комплиментами Тимофей Афанасьевич. – Захотелось отложить все экскурсии. Коротать время в отеле, за неспешными прогулками и разговорами. Просто быть с вами рядом. Невероятно! Я сам себя не узнаю!

Навстречу по дорожке неспешно шел египтянин в серой галабиа, держащий за уздечку верблюдицу. Он всегда появлялся в отеле ближе к вечеру, усаживался на скамью под тростниковым навесом и приветствовал туристов одним и тем же предложением:

– Камэль! Камэль фри...

Лежащая у его ног верблюдица недружелюбно рычала и скалила желтые зубы.

Смелых любопытных туристов ждал сюрприз:

– Кататься бесплатно, спускаться на землю – платно!

Завидев Тимофея Афанасьевича и Ирочку, хитрец привычно закричал:

– Камэль! Фри...

Ирочка склонилась над сумочкой и протянула верблюдице прихваченную с ужина булочку. Слопав угощение, животное неблагодарно зарычало.

– Кормить вы меня кормите, а вот кататься не смейте. Эх, бедные рыбы, без лакомства остались, – рассмеялся профессор и вновь продолжил расписывать плато Гиза. – Но мне лично больше всего симпатична личность владельца самой невысокой пирамиды, составляющей сегодня шестьдесят два метра, – Менкаура. Считается, что он был более добродетельным правителем, нежели его предшественники, жестокие Хуфу и Хафра. Однако ему предсказали, что он будет править всего шесть лет. По легенде, гонцы, отправленные к богине справедливости Маат, услышали следующий ответ: «Египту суждено терпеть бедствия сто пятьдесят лет. Хуфу и Хафра это поняли, Менкаура нет». Он пытался обмануть судьбу, распорядился и ночью жечь факелы, стремясь превратить таким образом шесть лет в двенадцать...

Обмануть судьбу... Обмануть... Ирочка уже почти не слышала раскатистого баска профессора...

Муж, Вася Завьялов, тоже верил: судьбу можно обмануть. Можно как-то пробиться туда, на широкий яркий экран, и десятки зрительских глаз станут сопереживать в темноте кинозала.

На словах Ирочка всегда поддерживала Васю, но в глубине ее души жило отчаяние.

Поженились они рано, им едва исполнилось по восемнадцать лет. Тогда Ирочка ни на что внимания не обращала. Ни о деньгах не задумывалась, ни о том, сумеет ли Вася вообще когда-либо обеспечить семью. Она – жена. И супруг у нее не абы кто, между прочим, на актера учится. В общем, будет чем утереть нос девчонкам. Вот примерно так в молодости рассуждала. А с годами-то поняла: у мужа на самом деле посредственная внешность, минимальные актерские способности и... он очень слабый. Нет в нем той злости, которая порой все-таки позволяет людям вывернуть себя наизнанку, перешагнуть через «не могу» и сделать это – дотянуться до солнца, достичь своей цели.

После окончания «Щуки» он так и не получил ни одной серьезной роли в кино, только эпизоды. В театр мужа тоже не взяли. Они всегда жили на ее зарплату. Наверное, Вася нуждался в Ирочке больше, чем она в нем. Любить? Нет, Ирочка его не любила. Не было той безумной страсти, в лихорадке которой перед глазами все плывет. Не было ранних подъемов, когда громче заливающихся птиц поет в груди счастье.

«Мы в ответе за тех, кого приручили...»

Ответственность. Вот ответственность – она присутствовала.

Ира опекала Васю очень старательно. Мать с отца всю жизнь пылинки сдувала, аналогично и Ирочка. Все для Васи. Кофе в постель по утрам, вкусный ужин вечером, чистота в квартире постоянно. Не забыть положить ему деньги в портмоне и всучить зонтик – останется голодным, промокнет. Да, подобный брак, в хлопотах вечных, – это несладко. Но ведь, наверное, многие живут так? Если не получается быть слабой женщиной, приходится становиться сильнее.

Ребенка Ирочка не рожала совершенно сознательно. Ни к чему. Один уже есть.

Неудивительно, что она пропустила тот момент, когда это началось. Каждый божий день – как белка в колесе: работа, магазины, кухня, стирка, уборка.

Вася все чаще отодвигал тарелку:

– Спасибо, не голоден.

«Слоняется по квартире, бледный, несчастный, кричит без причины, – отмечала Ирочка и тут же находила объяснение: – Опять отказали даже в массовке для очередного „мыла“. Сложный период...»

Потом ничего вроде бы не менялось в суматошно снующим по дням событиям, все как обычно. Только Васи не стало.

Ирочка изумленно трогала его – вот же, рядом, некрасивый и родной, рыжие волоски у ворота расстегнутой рубашки.

– Ты разлюбил меня? У тебя кто-то есть?

Он отмахивался:

– Глупости. Что за бред?

Или говорил почти правду:

– Да кому я нужен, кроме тебя.

Его не стало. Раньше он был ее со всеми потрохами, обострившейся язвой и неполученной ролью. Так дети бегут к маме с разбитой коленкой.

Это Ирочка позже поймет – когда катишься в пропасть, не до ссадин на коленках. Все, кроме этого, утрачивает всякий смысл. Внутри заводится чудовище. Душа пожирается раньше физической оболочки.

А тогда... ну не ест, ворчит, плохо спит, пропадает. Но ведь возвращается. Ну и что, что перестала его чувствовать рядом? Если бы в сутках было сорок восемь часов, об этом можно задуматься. Но их всего двадцать четыре.

Ирочка заподозрила неладное, когда из дома стали исчезать украшения. Их было немного – обручальные кольца, перстень, пара цепочек, серьги. Пропало все сразу вместе с деревянной шкатулкой, на крышке которой неслась по белому снегу тройка лошадей.

Вася виновато прятал глаза:

– Там на цепочке замочек сломался, я отнес в мастерскую...

– Какую именно мастерскую?

Молчание.

– Со шкатулкой?

Нет ответа.

– Понимаешь, я творческая личность, мне нужен стимул, – забормотал он, сдаваясь под Ириным натиском. – Это скоро закончится, не переживай. Как только я найду работу, то «завяжу», обещаю. Ириш, ну ты же меня знаешь. Ты должна верить в меня. Я точно уверен: ты еще будешь мной гордиться.

Под капель знакомых фраз она все думала: «О чем это он? Ведь никакого запаха алкоголя, совершенно. Любовницы, говорит, нет. Так где же кольца-сережки-перстень-тройка?»

Пораженная молнией страшной догадки, Ирочка схватила Васю за запястье. Синие вены слегка проступали через чистую молочную кожу. Но обрадоваться не успела.

– Я колюсь в бедро, – объяснил он, – но ты не переживай, это скоро закончится.

Коричнево-фиолетовые точки на его ноге. Гадость жуткая, у Ирочки аж в глазах потемнело. Какой он все-таки дурак, Васька!

Можно перефразировать классика. Все несчастные семьи наркоманов несчастливы совершенно одинаково. Виноватые глаза, пропадающие вещи, обещания, капельки пота на висках, ливни пота со лба, трясущиеся руки и снова пропадающие вещи.

– Ириш, прости меня, – а в Васином голосе раскаяния не слышалось. – Если бы ты только знала, какой это удивительный мир. Ты не представляешь, как хорошо там!

Да, она не представляла и представлять не хотела. Пусть там будет все что угодно, но здесь... Вася худел, отвыкший от еды желудок буквально выворачивало наизнанку, и шприцы... он больше не прятался... Редкостная мерзость!

– Доченька, оставь его, – убеждала мать.

Отец презрительно цедил сквозь зубы:

– Вася не мужик, тряпка.

Они оба были правы. Но... Кто бы тогда ему помог?

Свечи, горящие в храме, Ирочка всегда сравнивала с людьми. Думала, что людям тоже предписано осветить свой путь до двух метров земли на кладбище. Васина свеча горела просто так? Бессмысленно, бесцельно, безрезультатно? Жена и это – вот два его приобретения. Можно уйти, и Вася останется только с этим. Но будет ли у нее самой счастье, если всегда помнить, что не поделилась светом с угасающей свечой?

Ирочка продала машину, часть мебели и бытовую технику. Вырученных денег хватило на то, чтобы поместить Васю на месяц в клинику.

– Полного выздоровления не будет, – честно предупредил врач. – Но если Василий проведет у нас хотя бы полгода, то вероятность того, что он вернется к наркотикам, станет меньше. А лучше бы ваш муж год здесь полежал.

Кроме однокомнатной квартиры, продать больше было нечего. Но как с ней расстаться – доставшейся от бабушки «сталинкой», с трехметровыми потолками и кухонным окном, уткнувшимся в листья липы?

И где потом жить?

Ирочка устала от всех этих вопросов без ответов. Устала брать больничные: сначала бронхит, ангина, потом грипп.

Последний прошел сразу же в самолете, когда она улетала в Хургаду. Эта поездка – чудом мелькнувшая на черном поле светлая полосочка!

Если бы только раздобыть денег...

– И тогда, чтобы раздобыть денег, я продал квартиру.

Ира удивленно посмотрела на Тимофея Афанасьевича. Оказывается, они оба думают о деньгах. Впрочем, не оригинально. Большинству взрослых людей эта тема не чужда.

– Я мечтал увидеть Египет, – увлеченно продолжил профессор, – это дело всей моей жизни. Но я нашел здесь то, что оказалось важнее истории. Вас, моя голубушка!

«Ох уж эта тьма египетская, теплые ночи. Даже на старых пнях пробиваются ростки», – подумала Ира. По-доброму подумала, с мягкой иронией. Тимофей Афанасьевич ей нравился. С ним хоть поговорить можно по-человечески, а рассказывает – заслушаешься... Правда, сегодня она поймала себя на мысли, что не отказалась бы от иного спутника во время ночных прогулок. Перед вызывающей сексуальностью Игоря так сложно устоять. Она бы и не устояла. Вот только парень не воспользовался ее визитом под совершенно надуманным предлогом. Вежливо, но твердо красавчик дал понять, что не нуждается в компании – во всяком случае, в ее, Ирочкиной...

– Я очень рада, что мы познакомились, – честно призналась она Тимофею Афанасьевичу.

Профессор посмотрел на нее с надеждой:

– Ирочка, голубушка, могу ли я рассчитывать?.. Что мое чувство не останется без ответа?

Она пожала плечами. Кто знает, как станут развиваться события, когда Вася вырвется из пропасти этого...

– Может быть.

Он церемонно поцеловал ей руку, и Ира смутилась.

– Тимофей Афанасьевич, я чувствую себя героиней какого-то романа.

– Моего, моего романа, голубушка! Еще погуляем, или вы позволите проводить вас в номер?

– Давайте, пожалуй, вернемся.

Возле входа в корпус они столкнулись со Светой и Вадимом.

– Что за странный предмет? – кивнула Ирочка на длинный, плотно закрученный в бумагу сверток в руках удалявшегося Вадима.

– Понятия не имею!

– Не нравится мне все это, – невольно вырвалось у Завьяловой. – И эта странная смерть Виктора все не выходит из головы.

– Не беспокойтесь, голубушка. Я буду рядом.

После этой фразы по телу женщины пробежала волна дрожи. Тимофей Афанасьевич сказал, что будет рядом. Как это непривычно! Кто-то рядом. С кем можно поговорить, обсудить свои проблемы.

Тимофей Афанасьевич рядом именно теперь, здесь и сейчас...

Ирочка посмотрела по сторонам, словно пробуждаясь от сна. Теплая ночь, осколок луны, подсвеченные разноцветными фонариками пальмы. Соленый шепот моря. И мужчина, близко-близко.

– Пойдемте, – она решительно взяла Романова под руку.

«Мне хочется хоть раз в жизни подумать о себе. И сделать так, как хочу я», – думала Ирочка, а ключ в дрожащих руках все никак не попадал в скважину.

– Я помогу. – Тимофей Афанасьевич мягко улыбнулся.

По его глазам Ирочка поняла, что он догадывается, о чем она думает и чего именно хочет. Он смущен. Но их мысли вертятся вокруг одного и того же...

Через полчаса Ире казалось, что она умрет. Утонет в море нежности, поджарится на медленном огне страсти, задохнется. Когда получалось подумать, в ее голове проносилось: «Я стала, как инструмент. Он играет на мне любую мелодию, а я совершенно не могу себя контролировать, и это так здорово».

Ей очень хотелось, чтобы с ним произошло то же самое. Но то, что она увидела, приподнявшись на постели, повергло ее в отчаяние. Ни поцелуи, ни ласки почти не помогали.

– Мне было очень хорошо, голубушка. Не расстраивайтесь, вы очаровательная молодая женщина. Но сделайте скидку на мой возраст, – смущенно сказал Тимофей Афанасьевич. – Давайте я вам лучше расскажу о Египте...

Вадим сверился с картой. Все правильно, белый «Рено» бежит именно по тому шоссе, которое примерно через три часа приведет к Луксору.

– А если мы ничего не найдем? – с тревогой спросила Света.

– Значит, нам не повезло.

Но думать об этом всерьез Вадиму не хотелось. Зря он, что ли, подпиливал рукоять лопаты, чтобы та поместилась в чемодан, и штудировал путеводитель с красочными картинками?

Судя по карте, полуразрушенный храм, не помеченный как объект первоочередного туристического интереса, располагался неподалеку от съезда на второстепенную дорогу. А на картинке в путеводителе развалины с двумя посеченными временем сфинксами выглядели вполне уединенными, и это сыграло свою роль. Вадим решил не откладывать поездку в долгий ящик и не тратить времени на предварительную разведку.