Текст книги "Альбом страсти Пикассо"

Автор книги: Ольга Тарасевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ты такая практичная! Я про романтику, радость. У тебя все банальнее – оптовая экскурсия!

– Да нет, это ты практичный! Твое же предложение! Слушай, только давай не на следующих выходных вечеринку устроим, а через выходные. Надо же подготовиться. Хм, как-то очень подозрительно ты на меня смотришь…

Хитрый блеск в глазах Андрея не обманул – через секунду из шланга, который он вытащил из-за спины, хлынула струя воды.

Вронская ловко увернулась, а потом расхохоталась.

Даринка со Снапом – ей не чета, уже выбираются из бассейна и несутся к Андрею. Они от такой радости – пообливаться водой – отказываться не собираются!

* * *

– Муж хлестал меня узорчатым, вдвое сложенным ремнем. Для тебя в окошке створчатом я всю ночь сижу с огнем [9]9
  Стихотворение Анны Ахматовой.


[Закрыть], – бормотала Диана Зарипова, распаковывая сверток, который ей передал в Москве курьер секс-шопа. Пару часов назад, в автомобиле, рассматривать товар было неудобно: стекла же не тонированные. Зато теперь собственный коттедж уж точно скроет от посторонних глаз. – Честно говоря, никакой муж меня обычно ремнем не хлещет. Это я наказываю своего раба плеткой. А что делать? Такие вот у него, как оказалось, сомнительные эротические фантазии… Можно, конечно, решительно снять пиджак наброшенный; прекратить заниматься всем этим непотребством. Но на что я тогда, интересно, стану жить? Кому сегодня нужны тонкие интеллектуалки, знатоки настоящей литературы? Никому, увы…

Картинка с сайта секс-шопа оказалась намного лучшего качества, чем реальное изделие. На фотографии аксессуар для строгой госпожи смотрелся внушительно; с массивной рукояткой, агрессивными кожаными хлыстиками, оканчивающимися узелками. В действительности же плетка была настолько миниатюрной, что использовать ее хотелось то ли в качестве ремешка для туники, то ли как мухобойку.

– Опять придется возвращать заказ, – расстроенно вздохнула Диана, засовывая плетку в пакет. – Как же мне все это надоело! И эти дурацкие игрушки, и Валерик!

На выразительно-карих миндалевидных глазах девушки выступили слезы.

Все-таки жизнь к ней несправедлива!

Она окончила филфак, получила достойное образование. Света белого не видела – все за книжками сидела. Мечтала только о том, чтобы всю себя отдать в творчестве людям! Не торгашкой там хотела какой-то стать, писательницей, служительницей муз!

И что получилось?

Ее книги, прекрасные умные книги, не заинтересовали ни одно издательство в России. Естественно, им подавай Донцову с Шиловой, которые писать не умеют совершенно!

«К сожалению, ваша рукопись не подходит нашему издательству», – такие письма постоянно приходили на мейл Дианы.

В конце концов она не выдержала. Прорвалась к одному из издателей в кабинет, и высказала все, что накопилось в душе, а потом еще с наслаждением шваркнула графином об пол.

«И тогда я понял: ты и есть женщина моей мечты, – вспоминал с умилением Валерик о том скандале. – Злая, за словом в карман не лезешь. Я тебя в два раза старше и в три – толще. А тебе по фигу, орешь, права качаешь, явно на драку нарываешься. А я и не возражаю, мне только того и надо; всегда хотелось, чтобы меня шлепали по полной программе. Только женщины, когда о таком узнавали, сразу сбегали».

Сбежать, конечно, хотелось. Это правда. Когда здоровенный бугай, пригласив в гости, вдруг начинает тонким голоском верещать: «Накажи меня, моя госпожа», – тут и правда одно желание – бежать. Только вот иногда от страха и ужаса наступает паралич; невозможно просто сдвинуться с места. Потом, когда первая волна брезгливости спадает, в голову лезут практичные мысли: «Может, я сегодня этого придурка плеткой отхлещу, а завтра он напечатает мои талантливейшие произведения? Конечно, все это очень противно, но ведь от меня не убудет. В конце концов, он мазохист, а не садист; наоборот – было бы хуже…»

Впрочем, книг Валерик, гад извращенный, так и не напечатал. Он вообще любые романы не печатал принципиально, даже гениальной Улицкой или умнице Рубиной бы отказал. В его конторе, гордо именуемой издательством, выходили тонны макулатуры – кроссворды, рецепты, анекдоты. Все, что пользуется спросом в современном бездуховном мире…

«Бесчувственное животное, – скрипнула зубами Диана, отбрасывая пакет. Мысли о собственной семейной жизни, как обычно, изрядно испортили ей настроение. – Пожрать да потрахаться – все, что Валерику надо. А ведь я – такая тонкая, такая умная и многогранная женщина, и вот вынуждена проводить свою жизнь рядом с примитивным боровом. Вот если бы…»

Закрыв глаза, Диана откинулась на спинку кресла и стала наслаждаться мечтами-фантазиями, которые в последнее время постоянно волновали ее сердце.

Сосед Андрей прекрасен – высокий, крепкий, загорелый. Когда она на него смотрит, ей всегда вспоминаются строки Ахматовой про сероглазого короля. Глаза у мужчины и правда потрясающие – серо-голубые, огромные; от такого взгляда по всему телу прокатывается волна сладкой волнующей дрожи. Впрочем, то стихотворение Ахматовой – грустное; сероглазый король умирает. Поэтому вспоминать его не надо; хочется, чтобы такой красивый мужчина жил долго-долго, и желательно с одной-единственной прекрасной и талантливой женщиной…

Фантазии прервались самым бесцеремонным образом – трелью звонка, возвещающей о том, что какой-то человек хочет пройти на участок.

Диана с досадой посмотрела на входную дверь, словно бы это могло выключить неумолкающую мелодию.

Естественно, чуда не произошло. Пришлось подниматься с кресла и подходить к монитору, на который передавалось изображение с видеокамеры, прикрепленной у калитки.

На кнопку звонка давила какая-то худосочная крашеная блондинка, одетая в джинсовые шорты и красную майку. Внешность девицы показалась смутно знакомой.

Впрочем – Диана с досадой поморщилась – все эти торгашки ведь на одно лицо…

– Я ничего не буду покупать, – заявила Диана, нажимая на кнопку связи. – Как вам только не стыдно беспокоить приличных граждан!

На лице девицы отразилась растерянность.

Так ей и надо, торгашке! Ловко сказано, у девчонки прямо челюсть отвалилась!

– А я ничего и не продаю, – вдруг заявила наглая особа. – Но вообще, что крамольного в том, чтобы предложить что-нибудь? У каждого своя работа! Ну и манеры у вас! Я еще рта не успела открыть, а вы на меня уже наехали!

– Да кто ты такая? Пошла вон отсюда! Я сейчас охрану позову! – с удовольствием взвизгнула Диана. Предчувствие грандиозного скандала вызвало у нее колоссальный прилив энергии.

Девица явно собиралась что-то сказать, но потом, к сожалению, лишь махнула рукой, развернулась и ушла.

И в тот самый момент, когда на физиономии наглой особы промелькнуло ехидное выражение, Диана хлопнула себя ладошкой по лбу.

Батюшки, да ведь это же Лика Вронская! Так сказать, горе-писательница из разряда всех этих бесталанных Брикер и Литвиновых!

Было дело, когда-то познакомились на форуме крупного издательства, общались. Но в издательствах, как и везде, окопались те же тупые торгаши. Которые ничего не понимают в настоящей литературе. Тупые детективы Вронской стали активно печатать, эта крашеная выдра замелькала на телевидении. А действительно прекрасные книги, высокую литературу, так никто и не издал…

Тем временем камера наблюдения показывала просто ужасные вещи.

Вронская подошла к воротам соседнего коттеджа, провела по замку у калитки ключом-таблеткой и скрылась внутри!

То есть получается, эта мерзкая особа находится в каких-то отношениях с Андреем, прекрасным сероглазым королем?! И у нее есть ключ от его дома?! А может, она – просто помощница по хозяйству? Ну, вдруг ее серия закрылась, и Вронская осталась без работы, вот и подалась коттеджи мыть…

– О, нет, нет, только не это! – простонала Диана, падая в кресло. Ей вдруг сразу вспомнилось, что утром Валерик предупреждал: кто-то из недавно переехавших в поселок соседей будет устраивать вечеринку, и после обеда жена этого самого соседа зайдет познакомиться.

Ни больше ни меньше – жена!

– Ладно, соседка, я тебе устрою, – Диана погрозила кулаком в окно, из которого виднелась крыша соседского дома. – Тебе еще небо с овчинку покажется! Ты пожалеешь, что перешла мне дорогу! Очень сильно пожалеешь…

* * *

Отсутствие осадков и стоящая на улице теплынь совершенно не радовали Славу Самойлова.

Такая погода, как теперь, просто создана для того, чтобы крыть крыши.

Красота: ни осадков, ни изнуряющей жары. С заказами – никаких проблем. Летом все хотят пригласить кровельщиков – и владельцы частных домов, и организации. Самый сезон. Не позаботишься по своей инициативе о крыше летом – зима заставит позаботиться. А в холода и цена на кровельные работы выше, и качество укладки хуже. Зато сейчас – благодать, можно было бы хоть с утра до вечера на кровле киянкой [10]10
  Кровельный инструмент для направленной деформации металла.


[Закрыть]и молотком орудовать – погода позволяет. И заработки в сезон приличные, до десяти тысяч «зеленых» можно в месяц получить. Кровельные работы ведь дорогие, потому что самые сложные.

И вот, вместо того, чтобы заработать свои гарантированные деньги, приходится тратить время на всякую ерунду! Вместо того, чтобы работать, он вынужден следить за этой девчонкой, Таней.

«Я не спускаю с нее глаз уже несколько месяцев, – Слава завел двигатель своих «Жигулей». На стоянке показались Татьяна и Мария Дмитриевна, а это означало, что надо трогаться побыстрее – женщины ведь ездят на серебристой «Субару Импрезе», а у нее движок, как у самолета: пара секунд – и тачка улетает из пределов видимости. – Слежу каждый день, выучил ее расписание наизусть. И когда лекции, и когда фитнес – все знаю. Познакомиться нереально! Тетка эта с нее глаз не спускает. Я было пытался пошутить с Таней; спросил, как водится, не нужен ли зять ее маме. И на меня Мария как прикрикнула! А девчонку за руку схватила и потащила в машину!»

Слежки женщины, как обычно, не замечали.

Можно было пристраиваться им прямо в «хвост» и таскаться целыми днями – никаких признаков того, что дамочки обеспокоены. Правильно мужики говорят: бабы за рулем никогда в зеркала не смотрят; разве только чтобы губы подкрасить. Единственной проблемой являлся мощный автомобиль. Тетка-надсмотрщица при мало-мальски свободной трассе гнала, как Шумахер; подрезала, часто перестраивалась, вскакивала на тротуары.

Слава ехал за серебристой «Субару», и у него от раздражения ныло сердце.

Может, надо было не соблазняться легкими деньгами, а попытаться заработать нужную сумму на крышах?

Однако все подсчеты показывали – необходимых для операции в Германии ста пятидесяти тысяч за полгода все равно не скопишь. А врачи говорили однозначно: в России такие операции не делают; если брата не прооперируют в ближайшее время, он никогда не станет на ноги. «Братишка, блин, как же так, – простонал Слава. – Ведь я же говорил, будь осторожнее на лесах. А он все смеялся, думал – шуточки. Если бы я только знал, что случится…»

«Субару» притормозила возле кафе на Кутузовском проспекте.

Проводив взглядом направляющихся на обед женщин, Слава потянулся к портфелю, лежащему на пассажирском сиденье, и извлек нетбук.

Привыкшие к строительным работам огрубевшие пальцы медленно и неуверенно пробежались по клавишам.

Особой надежды на успех своей затеи у Славы больше не было.

Это первые дни, едва только он узнал необычную новость, ему казалось – стоит только протянуть руку, и огромные деньги окажутся у него в кармане. Всех дел-то – обмануть молоденькую девчонку, застенчивую и глупую. А потом все будет о'кей – братишка поправится.

Однако шло время – и к реализации цели не удавалось приблизиться ни на шаг.

Надежды больше не осталось. Но и бросать это дело не хотелось из принципа, как упрямо кровельщики не бросают возиться с плохо режущимся металлом, со строптивым шифером или черепицей…

Помучавшись с установлением интернет-соединения, Слава наконец открыл электронную почту. И улыбнулся уголками губ.

Какая все-таки лажа – этот Интернет! Чистую правду говорят: настоящая помойка!

Вот только зарегистрировал ящик – и сразу какой-то Ираклий Звездунский стал забрасывать письмами с предложением увеличить длину члена или купить виагру.

Звездануть бы этому Звездунскому между глаз посильнее – знал бы, как приставать к нормальным мужикам с какими-то дурацкими предложениями, и…

Слава потряс головой, поморгал глазами.

Но нет, не показалось – между письмами вездесущего Ираклия было то самое сообщение, которое он ждал…

* * *

– Я передумал по двухскатной крыше. Да ну, в натуре, слишком просто. Надо переиграть, сделаем многоскатную.

Мысленно заматерившись, Вадим Липин попытался терпеливо объяснить клиенту, к каким последствиям проведет изменение профиля крыши.

Дизайнеры и строители знают: двухскатная крыша и стоит дешевле, и монтировать ее проще.

– Легче будет устраивать освещение, меньше проблем возникнет с системой вентиляции, – Вадим встал из-за стола и заходил по своему кабинету. – Ну и самое главное – в вашем проекте нет выступающих частей здания, вы захотели классическую прямоугольную планировку на триста квадратных метров. Какие множественные скаты? Тогда придется переделывать весь проект, планировать фигурные комбинации, которые «спаяет» крыша.

– Так планируй!

– Это будет новый проект, за который вам придется опять заплатить, – холодно заметил Вадим, очень рассчитывая, что клиент вообще расторгнет договор и потребует вернуть деньги. Конечно, по логике вроде как ничего возвращать не надо: сначала человек заказал один проект, принял его и одобрил, а потом вдруг захотел новый. Дизайнер тут не виноват, ведь на стадии обсуждения никаких замечаний не высказывалось. Но лучше уж потерять время и остаться без оплаты, чем постоянно сталкиваться с человеком, который толком не знает, чего хочет. Судя по тому, как начинается сотрудничество с этим перманентно всем «тыкающим» хамом, работа будет постоянно сопровождаться колоссальным уничтожением нервных клеток.

– Ваши пожелания меняются чаще, чем погода! – холодно заметил Вадим, разглядывая себя в зеркале. Увы, собственное отражение ничуть не улучшилось – те же бесцветно-водянистые небольшие глаза, курносый нос, полные щеки, сине-красные от следов угревой сыпи. Такая внешность не впечатляет женщин. А покупать молоденькую девчонку – это как-то ниже собственного достоинства… – Зачем вы тогда принимали предыдущий проект? Неужели так сложно понять, что крышу вот так просто поменять невозможно! К сожалению, мне приходится констатировать – у нас с вами нет взаимопонимания. И вы относитесь к моей работе без элементарного уважения!

Он провоцировал клиента и в глубине души радовался, что уже может себе позволить выбирать, с кем работать и на каких условиях. Теперь имя Вадима Липина – это знак безусловно высокого дизайнерского качества. Но так было не всегда; и в начале работы пришлось немало натерпеться от таких вот распальцованных кадров, считающих, что большие деньги дают индульгенцию на хамство и капризы. Как хорошо, что сейчас все это в прошлом и из желающих заказать проект очередь стоит!

– Ладно, я все понял. Не нужен новый проект, – буркнул клиент. – Пускай все работяги строят, как мы добазаривались.

Такая покладистость Вадима Липина не обрадовала. Он вспомнил пару-тройку скандалистов, которые делали вид, что их все устраивает, – а потом с новыми силами принимались предъявлять претензии; горбатого могила исправит. Однако на таком этапе временного компромисса отказываться от сотрудничества нет оснований. Не заявишь же прямо в лицо: «Не хочу иметь с вами никаких дел, так как вы мне все нервные клетки сожрете!»

– Нет, зарываться тоже нельзя, – пробормотал Вадим, ставя трубку телефона на базу.

Дизайнер сел в кресло с высокой кожаной черной спинкой, развернулся к 27-дюймовому эппловскому моноблоку и погрузился в работу.

А заказ был просто замечательный!

Симпатичная женщина немногим за сорок, владеющая несколькими ювелирными магазинами, решила построить дом, который, с одной стороны, был бы не похож на другие, но с другой – не особо выделялся роскошью и шиком.

И вот, появилась пара отличных идей; возможно, заказчица будет довольна! Уже скоро она сможет посмотреть на проект под условным названием «Оникс» – небольшой двухэтажный дом на сто пятьдесят квадратных метров. Изюминка – в отделке стен, будут использоваться специальные плиты с покрытием, напоминающим полудрагоценные камни – оникс, кварц, нефрит.

– Наверное, хозяйка «медной горы» оценит, – шептал Вадим великолепному плану первого этажа и чертежу мансарды, а еще симпатичному гаражу на две машины. – Люблю такие дома, в которых хочется жить самому!

– Вадим Александрович, Татьяна звонит, – вдруг раздался в динамике мелодичный голос секретарши.

И после легкого щелчка уже заговорила сестра:

– Вадька, привет! Я чего тебя беспокою. Я тут купила рекламную газету, объявления по отдыху просматриваю. Вот думаю: не рвануть ли в Таиланд? Или в июле там дожди? В Интернете пишут – дожди, но ты же вроде летал туда прошлым летом? Или я что-то путаю?

Вадим закусил губу, а потом решительно выдохнул:

– Тань, ты могла бы уже запомнить – я всегда отдыхаю осенью или весной, когда у меня не так много работы. В октябре прошлого года я летал на Канары. А насчет твоего отдыха – я не планирую в этом году отправлять тебя за границу. Потому что! Не планирую! Вообще-то я не должен тебе ничего объяснять. Но если ты настаиваешь – я попытаюсь. Мне не понравилось твое настроение после возвращения из Испании. Ты вела себя очень нервно. Я видел, что ты чем-то обеспокоена. И ты мне так и не сказала, что произошло! Мария Дмитриевна уверяет, что отдых прошел как обычно, без эксцессов. Но я же видел – все не так… Поэтому я принял решение больше не отправлять тебя на юг с Марией. Поедем отдыхать вместе, когда я освобожусь.

Он отвел трубку от уха – сестра завизжала настолько пронзительно, что аж барабанные перепонки зазвенели.

– Да я же и так никуда не хожу, не езжу! Отпуск – это моя единственная отдушина была. А ты сам, конечно, хорошо устроился: тусуешься, то с клиентами в ресторанах, то на семинарах. Я тоже хочу так – общаться, перемещаться, – ныла сестра.

И замечания о том, что все решения принимаются только ради ее блага, она встречала оглушительным ревом.

– Ладно, хорошо, на днях возьму тебя с собой. Клиенты пригласили меня на новоселье, – буркнул Вадим, больше всего мечтая о том, чтобы сестра прекратила орать и можно было вернуться к своему прекрасному восхитительному «Ониксу». – Пойдешь, составишь мне компанию. Надеюсь, тебе будет интересно, и ты перестанешь меня упрекать в том, что я никуда тебя не пускаю.

Разговор с Таней выбил его из колеи.

Как жаль, что сестра не ценит и не понимает всего, что для нее делается!

Она требует свободы, но осознает ли, к каким последствиям может привести вседозволенность? Какой-нибудь корыстный мерзавец, мечтающий породниться с самим Липиным, непременно разобьет Тане сердце! И это в лучшем случае! Неужели сестренка хочет стать одной из тех, кто тайком бегает на аборт или пытается лечиться от наркомании?..

Глава 2

Париж, 1944 год, Пабло Пикассо

Строго говоря, как один пудель похож на другого, так и одна женщина в точности напоминает иную дочь Евы. Можно брать в свое ложе любую девушку – все равно между ними не имеется никакой разницы.

Да, принципиальной разницы нет.

Но, наверное, в этой анатомической и экзистенциальной схожести можно выделить, очертить все-таки несколько видов устремлений женской души. Есть те мадемуазель, которые хотят снисходить, повелевать, сиять – богини, с твердым характером, величественными манерами. А есть такие, которым как воздух необходимо подчинение. Мягкие, они отступают перед грубой силой, напором, даже изломом (причем болезненным). Женщины-подстилки, обожают чувствовать себя слабыми и униженными; подчинение господину, угождение хозяину – вот их стихия. Впрочем, и первые, на которых надо молиться (то есть делать вид, что молишься), и вторые (потоптать их ногами побольнее – и они будут твоими со всеми потрохами) достаточно хороши, только надо не давать им спуску, и…

– О чем ты думаешь?

Пабло отрывает взгляд от мольберта и с самым честным видом врет Франсуазе:

– Я думаю о кубизме. Очень жаль, что мы с тобой не познакомились раньше. У тебя такое тонкое пропорциональное тело.

Франсуаза [11]11
  Франсуаза Жило, предпоследняя жена Пикассо.


[Закрыть]прячет довольную улыбку, бросает рассматривать приставленные к стене мастерской холсты и легким свежим ветерком уже сквозит мимо, сосредоточенно разглядывает работу то с одной стороны, то с другой.

Милая, внимательная, непокорная – она интересуется каждым нюансом. Однако с вопросами не торопится, старается сама во всем разобраться.

Она очень красивая. У нее каштановые волосы и светло-голубые глаза. Сегодня пришла в длинном темно-синем бархатном платье. Должно быть, думает: «Вечером все непременно случится. Случится уже целиком и полностью, по-настоящему». Но Франсуаза ошибается. Сегодня – не ее очередь, не ее ночь. Богиня не знает: сегодня черед подстилки оказаться в спальне самого Пабло Пикассо. О, Долорес Гонсалес явно может доставить мужчине удовольствие! Несмотря на ее скромность, она жаркая, страстная (хотя, может, девочка еще сама себя не знает, но опытного ценителя женщин не проведешь). С Долорес все будет по-другому, не как с Франсуазой…

По телу Пабло разлилось приятное тепло.

Он вспомнил, как смотрел на покорно склоненный затылок Франсуазы, и понимал: именно теперь богиня готова сделать все, что будет приказано. Только девочка напрасно волнуется: никаких приказов не последует; вся эта игра продумана до мелочей, ее роль – всего лишь роль пешки…

Он раздевал малышку медленно, радуясь: наконец-то можно прикоснуться к мягкой сливочной коже, слабо пахнущей ванилью.

Убедился, что взгляд художника не обманешь – тело девушки, до трогательно торчащих ключиц и суховатых длинных бедрышек именно такое, какое и представлялось. Поставил Франсуазу, голенькую, напуганную, но все-таки отчаянно пытающуюся сохранять гордый вид, на колени. Дал ей понять, что сейчас придется… А потом вдруг оставил все намерения позабавиться с ее ротиком; окутал нежностью слов, аккуратно одел, заботливо поправляя прядки пышных волос…

Франсуаза бы отдалась в ту минуту – но так можно получить лишь ее тело, не душу. Душа подобных непростых цыпочек открывается навстречу только после долгих разговоров, обмена многозначительными взглядами, слияния умов.

Просто Франсуаза англичанка. То есть она, конечно, француженка, но характер у нее английский, чопорный, замороженный. Придется потрудиться, чтобы зажечь огонь.

А вот Долорес зажигать не надо. Испанская кровь, она пылает от мимолетного прикосновения. Сначала это возбуждает, но потом (опыт, опыт, все ведь уже было, все известно заранее) быстро приедается.

Однако теперь еще все-таки не выбрать одну из этих двух девочек. Забавно: обе называют себя художницами. Художницы… – так, водят кистями по холсту, напрасно тратят краску. Хотя, с другой стороны, а кто не зря расходует материалы? Рядом с собственным творчеством, чего уж скромничать, все художники (кроме разве что Матисса) кажутся такими малозначительными! Итак, две девчушки. А ведь есть еще Дора, с ней тоже не кончено.

Впрочем, кто сказал, что надо выбирать одну из нравящихся женщин? Можно наслаждаться ими всеми, как наслаждаются красивым букетом цветов…

– Я считаю твой кубизм периодом чистой живописи, – закончив изучать картину, провозгласила тем временем Франсуаза. – Теперь твоя живопись идет не ввысь, а вширь. Ты продвинулся на пути выразительных средств, максимальной нагрузки в мелочах. Но ты никогда не создашь ничего выше картин кубистского периода! Они утвердили новый порядок. Импрессионизм был хаосом, кубизм вновь вернулся к структурированию композиции.

– Посмотрим лет через пять, – пробормотал Пабло, с трудом сдерживаясь, чтобы не отшлепать Франсуазу.

Как это она сказала?

«Никогда не создашь ничего выше!»

Надо же, умная тут нашлась!

Своей язвительностью эта девочка еще больше подчеркивает восторженную мягкость Долорес.

Вот Долорес-то ни капли не сомневается: каждая новая работа Пикассо на порядок лучше предыдущей; она верит в это не просто сильно – неистово.

Нет, решительно эти девочки нужны ему рядом обе. Они дополняют друг друга, подчеркивают свои достоинства.

Ничего не поделаешь, им придется все это принять.

А может, они так и не узнают о существовании соперницы?

Конечно, это было бы проще. Но доставило бы меньше удовольствия. А вот настоящая схватка между двумя женщинами, бьющимися за мужчину, может стать отличным сюжетом для картины. Как возбуждает и щекочет нервы подобное зрелище! Здесь есть что писать – ненависть, страсть, напряжение!

Приблизившись к Франсуазе, Пабло взял девушку за подбородок и сказал:

– Мы не должны слишком часто видеться. Если хочешь сохранить глянец на крыльях бабочки, не касайся их. Нельзя злоупотреблять тем, что должно принести свет в мою и твою жизнь. Все прочее в моей жизни обременяет меня и заслоняет свет. Наши отношения представляются мне открывшимся окном. Я хочу, чтобы оно оставалось открытым. Нам надо видеться, но не слишком часто. Когда захочешь встретиться, позвони и скажи [12]12
  Цитируется по книге Ф. Жило «Моя жизнь с Пикассо».


[Закрыть].

Пабло уже находился в прихожей, намереваясь подать пальто Франсуазе, когда в дверь вдруг позвонили.

– Тише вы! – закричал он с досадой на оживившихся птиц. – Когда-нибудь я с ума сойду от вашего чириканья!

Но канарейки и неразлучники, заметавшиеся в своих клетках, к истинной причине гнева имели мало отношения.

Конечно же, это уже пришла Долорес. Хотя ей было сказано объявиться вечером, а время теперь еще только обеденное. Примчаться пораньше, сгорая от нетерпения, – очень на нее похоже!

«А ведь с испанки станется вцепиться Франсуазе в волосы, – с опаской подумал Пабло, осторожно открывая двери. В этот миг он особенно жалел, что секретарь, Сабартес, отпущен – и ведь какой отличный был бы щит между двумя женщинами! – Ладно, скажу Долорес, что Франсуаза – просто родственница горничной. И вообще, почему я обязан что-либо объяснять?! И…»

К огромному облегчению художника, на пороге стоял Жиль Рено, агент.

Какая приятная встреча!

Были времена, когда за этими агентами приходилось гоняться по всему Парижу. А потом упрашивать жирных лоснящихся боровов: «Возьмите, пожалуйста, хоть одну мою работу; недорого отдам». Они презрительно кривили рты, и затем, с видом высочайшего одолжения, отсчитывали пару мелких купюр.

Теперь бегать приходится от них.

А впрочем, пускай приходят. Лучше – сразу по несколько человек. Тогда одного можно оставить в гостиной, а второго повести в мастерскую. Ожидающий номер один сойдет с ума, представляя, как номер два выбирает лакомые кусочки. Номер два будет считать – а вдруг самые лучшие работы припасены для конкурента? Конечно, ни в коем случае не стоит ничего продавать обоим мерзавцам. Во-первых, в деньгах уже давно нет острой необходимости, во-вторых – продавать свои работы всегда жалко. И самое главное – месть этим проклятым агентам.

Что бы такого придумать, достойного Жиля Рено?..

Предвкушая новое развлечение, Пабло наскоро попрощался с Франсуазой и махнул агенту рукой:

– Давай, проходи скорее. Что ты там топчешься на пороге! Как я рад тебя видеть! Вот не поверишь – сидел и думал: «Когда же придет ко мне мой дорогой Рено, я приготовил только для него пару работок, которые его явно заинтересуют…»

На полном лице агента застыло недоуменное выражение.

– Конечно, месье Пикассо, я сочту за большую честь приобрести ваши работы, – восхищенно выдохнул он. – Вы гениальный мастер, и всякий будет счастлив купить ваши полотна, выставить их в своей галерее. Даже в Париже, несмотря на запреты нацистов, ваша живопись в большом фаворе. И это логично, месье Пикассо.

Пабло закривлялся:

– Месье Пикассо, месье Пикассо! К чему такие церемонии. Ты ли это, мой добрый Жиль? Ты так холоден со мной! Может, мне продать свои работы другому агенту, например Куаре или Маке?.. Но нет, я буду работать только с моим дорогим Рено. Не хмурься, мой лучший агент, давай-ка…

Пикассо ловко сдернул с головы Рено красивую бежевую фетровую шляпу и нахлобучил себе на голову.

– Какая прекрасная шляпа, – Пабло подошел к зеркалу, приосанился. – Замечательная вещица.

– Она от Локке, – Рено улыбался, однако взгляд маленьких темных глазок сделался настороженным. – Согласен, прекрасная шляпа. Только это не ваш размер.

– Да, к сожалению! У меня очень большая (а значит, и умная) голова. В отличие от моего любезного Рено…

Агент быстро сделал вид, что не заметил колкости:

– Если месье будет угодно, я могу сходить к Локке и приобрести шляпу побольше. Мне будет очень приятно сделать такую малость для месье Пикассо.

– О, не стоит так затруднять себя. Все можно исправить намного проще, – Пикассо метнулся к столику, взял нож для разрезания книжных страниц и стал распарывать им швы. – Вот, немного поправим тут и тут… Думаю, подойдет, – снова нацепив покромсанную шляпу на голову, пробормотал Пикассо. Он подошел к зеркалу, прищурился: – Ну и дурацкий же у меня видок в этой шапчонке, ничего не скажешь. Пожалуй, она мне не идет. Жаль, конечно, такой мягкий фетр… С крупным черепом так сложно подобрать себе достойный головной убор!

И он, обернувшись, швырнул шляпу в сторону Рено. К собственному огромному удивлению, растерзанная тряпка спикировала прямо на голову агента.

Рено вмиг стал красный от возмущения, на его лбу выступили крупные капли пота. При этом агент натянуто улыбался, вспоминая, должно быть, обещание продать картину.

О, вы только посмотрите на этого идиота! Ради полотен Пикассо он готов вытерпеть что угодно, любые издевательства!

– Что-то я устал сегодня, – рассмеялся художник, наслаждаясь всей палитрой эмоций Жиля. – А зайди-ка ты ко мне лучше на следующей неделе. Глядишь, и столкуемся!

Выпроводив агента, Пабло отправился в ванную, открыл кран с водой и с волнением подставил под струю ладонь.

Горячая вода была!

С легким шипением она вырвалась из крана и потекла вниз, в еще не закрытую пробкой тяжелую большую ванну.

Увы, годы оккупации сделали ценными множество вещей, на которые прежде вообще никто не обращал никакого внимания.

И в этот момент, когда на протянутую ладонь лилась теплая струя и от нее в разные стороны разлетались брызги, Пабло вдруг все понял.

Действительно, это же ясно и понятно; как разобраться с двумя девушками, какой именно из них уделить больше внимания.

Долорес, которая появится в этих апартаментах через несколько часов, не создана для того, чтобы постоянно дарить радость своим обществом.

Она мягкая, покладистая. Всегда готова восхититься, пожалеть, приласкать; выдать для своего мужчины любую эмоцию, которая ему требуется. Так течет в мирное время из крана горячая вода. Хорошо, тепло, приятно – не более того. Этим пользуешься, не особо обращая внимание на преимущества.