Текст книги "Дорсет"

Автор книги: Ольга Елисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

На лестнице послышались торопливые шаги и звонкий голос Пат:

– Доктор Грант? Вы здесь? Я принесла вам сэндвичи.

Послесэндвичевая работа не подарила ничего интересного, и к обеду Хелен спустилась в столовую. Она намеревалась перекусить и вернуться в башню, но около трех под окном послышался автомобильный сигнал. Экономка поспешила к двери и, вернувшись, заявила прокурорским тоном:

– К вам какой-то мистер Пин… Пин…

– Пинёнжик? – Хелен так и подскочила со стула. – Как он меня нашел?

Оставив вопрос гостьи без ответа, Эмма отправилась в холл принимать у вновь прибывшего сумку, плащ и зонт. Даже в сухую солнечную погоду мистер Пинёнжик никогда не выезжал без них.

Это был среднего размера колобок, еще молодой, но уже совершенно лысый, а из-за белесых бровей и ресниц казалось, что на его лице вовсе нет растительности. По происхождению он был чехом, и Хелен называла приятеля не иначе как «пан Пинёнжик». На что тот страшно сердился, поскольку слово «мистер» возвышало его в собственных глазах.

Пинёнжик преподавал в Гарварде скандинавскую литературу и, по словам студентов, на экзаменах был зверем. Это тоже помогало ему избавиться от комплекса второсортности. Они подружились с Еленой в Петербурге, еще до крушения железного занавеса. А когда мир стал неуютно открытым, именно Павел помог ей получить работу в Англии.

– Как ты меня нашел? – Хелен протянула руки навстречу гостю. – Рада тебя видеть! Читал заметки о конференции? Меня все еще поливают?

– Не то слово, – пан Пинёнжик вытащил из кармана клетчатый платок и промокнул им вспотевший лоб. – Ужас, что ты натворила! Этот Тимоти Эшвуд дал мне твой адрес. Я приехал за тобой. Нужно все исправить, пока не поздно.

– Я никуда не поеду, – насупилась Хелен.

– Я этого ожидал, – пан Пинёнжик с размаху плюхнулся на стул. – Ну? Ты уже нашла, что искала? Неопровержимые доказательства, способные потрясти основы фундаментального научного знания?

– Пока нет, – промямлила доктор Грант. – Я только приступила к работе.

– Только преступила! – передразнил гость. – Хочешь я скажу тебе правду? Которую ты, кстати, знаешь не хуже меня. Ты ничего не найдешь, его голос звучал раздосадовано. – В науке чудес не бывает. Труд, помноженный на труд – вот единственный залог успеха. Ты же сначала придумала концепцию. А потом бросилась разыскивать документы, которые бы доказали твою правоту. Надо немедленно возвращаться и заминать скандал…

Павел явно выдохся.

– Эй, мисс, как вас там? – Пинёнжик обернулся через плечо и требовательно воззрился на клетчатый фартук экономки, мелькавший в дверях кухни. – Кофе, пожалуйста, со сливками, а даме холодной воды. А то она просто шкварчит от предвкушения собственного триумфа! – гость снова уставился на Елену. – Тебя раздавят. Бунт в науке – вещь куда более редкая, чем принято считать у обывателей. После выступления на конференции ты лишишься грантов. Исследования авантюристки никто не станет финансировать. А если ты продолжишь упорствовать в заблуждении, тебе запретят преподавать.

– Я знаю, – с неожиданным спокойствием кивнула доктор Грант. Неужели ты думаешь, я к этому не готова?

Повисла долгая пауза. На пороге возникла Эмма с подносом кофе. Хелен заметила, что экономка поставила две чашки да еще вазочку с печеньем. Этим она выразила свой протест против тирады Пинёнжика. Оказывается, собеседники не перешли с английского на русский, и их разговор был хорошо слышен из кухни.

– Объяснись, пожалуйста, – устало попросил гость. – Зачем нужно было усугубить дело обращением в бульварное издательство, печатающее книги об НЛО, снежном человеке и поисках Атлантиды в сельском пруду? Одна публикация в «Хейнеманн», и с тобой никто больше не станет разговаривать.

– Никакого договора нет, – устало протянула доктор Грант.

– Как нет? Этот недоносок Ал Эшвуд сказал мне, что получит 35 %.

– Я наврала, – глядя в пол, призналась Елена. – Мне позарез нужно было, чтобы этот тип пустил меня сюда. А он заломил цену. Словом…

– Я уже не знаю, что о тебе думать, – Пинёнжик. не сдержал вздоха облегчения. – Пойми и меня тоже, ведь это я тебя рекомендовал…

– Жаль, если я тебя подвела, – Елена сокрушенно покачала головой. Но есть обстоятельства… Можешь считать, что я всю жизнь была сумасшедшей, просто ловко скрывала это от окружающих. И моя прежняя карьера, и имя, и книги существовали лишь для того, чтоб в один прекрасный день я смогла сказать то, что сказала.

– Эффект был поразительным, – бросил Павел. – Объясни, зачем тебе это? Оставим науку. Лично тебе?

– Лично мне, – повторила доктор Грант, машинально кроша пальцами печенья на подносе. – В том-то и дело, Павел, что лично мне. Лет в 13 я впервые услышала имя Дорсета. Краем уха. Не понимая, о чем речь. Мне показалось, что кто-то уколол меня в сердце золотой иглой. С тех пор я стала искать, где бы узнать об этом человеке. И все, что я читала, вызывало у меня досаду, я как будто знала, что было не так. Это и явилось толчком моей научной карьеры.

– Шизофрения, – потрясенно констатировал Пинёнжик. Его «лысое» лицо сморщилось, как гриб-моховик, из красных мышиных глазок готовы были побежать слезы. – Бедная дурочка! И бедные мы все, кто здесь оказался. Русские, поляки, чехи. Мы не вписываемся в этот мир, просто делаем вид, что играем по его правилам. А внутри у нас… – Пинёнжик извлек из кармана свой платок-парус и шумно высморкался в него. – Ты потрясающая женщина! И знаешь, может быть, как раз ты и есть настоящий ученый. Нельзя же исключить из науки интуицию, предвидение…

– И помешательство, – сквозь слезы рассмеялась доктор Грант.

Пинёнжик пробыл в гостях еще около часа. Он опасливо поглядывал на портрет Дорсета и наотрез отказался подняться в библиотеку.

– Знаешь, у меня такое чувство, что дом выталкивает меня, признался он. – Поеду-ка я отсюда.

На улице дверь машины хлопнула за ним с такой силой, точно ее толкнули снаружи. А мотор, который у Павла, как и у всякого гуманитария, заводился с третьей попытки, тут вдруг взревел сразу, и старенький джип рванул с места на 3-й скорости, как в голливудских боевиках.

Вечером смотрели TV на половине слуг. В какой-то момент показали охваченный огнем Иерусалим, арабских боевиков, забрасывающих гранатами Стену Плача, и израильские танки на подступах Дженину. «А она была египтяночка, а он был иудейский солдат,» – всплыла в голове у Хелен старая песня Юза Алешковского времен Шестидневной войны. И тут на экране во всю ширь расплылось лицо Венечки Граната. Он был в форме хаки, с огромной звездой Давида на рукаве, что-то кричал в рацию и энергично махал рукой. Словом, вел героическое наступление. Какая сила заставила его сбрить пейсы и поместила во главе танковой колонны – пути Господни неисповедимы!

– Это мой муж Вениамин, – не без гордости сказала доктор Грант Эмме и потыкала пальцем в экран.

– Какой ужас! – искренне возмутилась та. – А мистер Эшвуд говорил, что он у вас священник.

– Мне тоже казалось, что Веня хочет стать реббе, – вздохнула Елена. – Но, как видите, он выбрал «путь самурая».

Ночь прошла спокойно. Как видно, привидения тоже способны уставать. Двигание шкафов, гоньба охотничьих крыс и выпроваживание незваных гостей отнимают много сил. Во всяком случае спать лорд Дорсет не мешал, а спал ли он сам – сия тайна велика есть.

На следующее утро Хелен снова поднялась в библиотеку. Методично выгребая полку за полкой на пол и перелистывая старинные рукописи, она нашла много любопытного. Счета по постройке Эшвуда, рытью канав и огораживанию пастбищ. Корабельный дневник судна «Пеликан», которым во время плавания в Новый Свет командовал Дорсет. Но самым интересным была любовная переписка графа Дорсета. Слабое место любого повесы.

Взяв с полки толстенный латинский молитвослов, Елена, конечно, не удержала этот кадавр переплетного искусства в руках. Книга полетела на пол, и из нее, как бабочки, выпорхнули сложенные вдвое листки – записки со стихами и признаниями. Он прятал их в святая святых – запрещенной религиозной литературе. Чего в этом было больше: богохульства или уважения к своим чувствам? Кстати, за хранение такого вот молитвенника, удачно прозванного католиками «Розарий», графа Александра уже могли привлечь к суду.

Хелен не без внутреннего смешка развернула первый листок, и почти тут же пол в библиотеке начал подрагивать. Хозяин дома сердился.

– Вы неуместно застенчивы, граф, – с досадой сказала доктор Грант. Сколько лет прошло!

Она сложила листки обратно, поставила книгу на место, и весь остальной день продолжала работать с тем, что ей позволялось. Но любопытство Хелен было возбуждено не на шутку. Ей хотелось знать, как он любил? Какие слова находил для своих чувств? Был ли настолько же самоуверен и эгоистичен, как большинство мужчин его времени? Видел ли в женщине, что-нибудь, кроме игрушки для своего тщеславия?

Доктор Грант чувствовала, что поступает нехорошо, но без мелких любовных глупостей образ Дорсета был для нее неполон. Ночью она вооружилась керосиновой лампой и отправилась в башню. Сумрак, желто-красные отблески от стеклышек светильника, грозно сгрудившиеся шкафы, точно готовые дать отпор любому, кто покушается на их тайны. Елена быстро нашла «Розарий» и распахнула его прямо на «Песне Песней», где лежали наскоро запихнутые днем записки. Россыпь чужого счастья выпала ей на колени. Она ни на мгновение не испытала стыда. Если б Хелен тогда знала, чем все закончится, вернула бы книгу на место, и никогда не посмела больше подсматривать за людьми в замочную скважину времени.

Однако в тот момент ее охватила эйфория. Граф Дорсет умел любить. Он требовал от женщины всего, но и сам готов был отдать все сразу. Это его и погубило. Избранницей адмирала стала некая Анна Уорик, соседка по поместью и… «смуглая леди». Совсем, как у Шекспира. То ли старина Уилл так поразил современников своей темноволосой музой, то ли в Англии того времени пруд пруди было брюнеток.

Однако «темная дама», как еще можно было перевести оборот «dark lady», оказалась темной во всех смыслах. Пиковая масть – не стоило связываться. Сам граф Александр к этому времени лет десять как овдовел. Его кумир была замужем за шерифом городка Тилбери, скрягой лет на 40 старше нее. Честный Дорсет сначала предложил старику отступные – 100 тысяч дукатов, половину суммы, привезенной из Нового Света. А получив отказ, затеял ссору, вызвал на дуэль и, не долго думая, проткнул шпагой.

Красавица ликовала. Брак с убийцей мужа возводил ее на более высокую ступень. Мало того, что Дорсет был богаче и знатнее шерифа провинциального городка, он еще мог представить Анну ко двору. Но едва ли она любила нового избранника больше, чем мужа.

Карты спутал случай. Незадолго до венчания граф застал обожаемую даму на сеновале с конюхом. Что бы вы думали сделал наш блистательный пират? Убил одним ударом обоих и побрел по берегу в тоске? Ничуть не бывало. Он приказал схватить любовников, привезти священника и насильно обвенчать леди Уорик с тем, кого ее сердце предпочло ему, графу, лорду и адмиралу. То есть с конюхом. «Живите счастливо, мадам, и помните мою справедливость». Это было написано по-французски в последнем письме.

Судя по тому, что в нескольких письмах к друзьям, которые Хелен читала прежде, леди Уорик была названа «отравительницей», ей удалось избавиться и от второго мужа. Что ни говори, а чудовищный мезальянс, в который вверг ее «справедливый Дорсет», позорил леди едва ли не больше, чем публичный блуд на площади. Была ли «темная дама» как-то замешана в дальнейшей судьбе графа Александра, пока оставалось неясным.

Хелен так увлеклась романом, разворачивающимся у нее на глазах, что не заметила изменения, произошедшего в библиотеке. Ступеньки проскрипели, ставня хлопнула, а потом… Потом пол затрясся с такой силой, что на него посыпались книжки с полок, сами полки и, наконец, шкафы. Керосиновая лампа упала, стекла разбились, горючая жидкость вытекла на сухое старое дерево и вспыхнула. Елена так испугалась, что несколько секунд не находила голоса, чтоб закричать, а потом завопила истошно, как ребенок в «Пещере Ужасов».

Башня продолжала ходить ходуном еще некоторое время. Но когда огонь принялся лизать рукописи, рассыпанные на полу, а заветный «Розарий» полыхнул синим пламенем, тряска прекратилась. В библиотеке стало ощутимо холодно. Даже морозно. Из книг про полтергейсты доктор Грант знала, что замогильный холод – явный признак присутствия мертвецов. Но сейчас лучше было замерзнуть, чем сгореть. Она своими глазами видела, как по полу и по стенам побежал иней, и ледяной ободок начал теснить круг огня. Пламя бушевало только там, где растекся керосин, но вскоре оно утихло, оставив черный след на половицах, похожий на печать сгоревшего утюга.

Хелен почувствовала, как чьи-то невидимые пальцы легли ей на горло так, что больше кричать она не могла, приподняли ее над полом, с силой тряхнули, а потом разжались. Женщина упала, ударившись коленями. Где-то внизу хлопнула дверь. Звук был настолько гневный, что доктор Грант не сомневалась, кто вышел из библиотеки. Она сидела на полу и плакала, как побитая собака, пока разбуженный шумом мистер Маэлз не пришел за ней.

В просторной столовой первого этажа собрался так называемый Опекунский Совет по управлению усадьбой. В окружении этих чопорных господ доктор Грант чувствовала себя подсудимой. На нее взирали с крайней неприязнью. Оказывается, усадьба за последние полвека горела 13 раз. Однако только сейчас появилась возможность объявить кого-то виновным. Все пожары начинались в библиотеке. Впрочем, там же и заканчивались.

– Хозяин всегда был очень неаккуратен с огнем, – пояснила гостье Эмма. Как ни странно экономка пыталась поддержать и ободрить ее. Положитесь на Бога, – сказала она, сжимая Хелен локоть. – Хозяин сам виноват. Вот увидите, он все уладит.

В тот момент доктор Грант не могла и предположить, что миссис О’Фланиган имеет ввиду под словом «уладит».

– Итак, – сказал самый старший из присутствующих гостей, адвокат Николас Эшвуд, – у нас опять чрезвычайное происшествие. И опять в замке. Эта развалюха уже порядком всем надоела! Сколько можно терпеть? То рухнет свинарник и придавит ни в чем не повинных людей…

– Хочу заметить, воров, – робко подал голос антиквар Тимоти. Он сам чувствовал себя здесь неловко и бросал виноватые взгляды на Хелен.

– Чушь! – запротестовал Николас. – Прохожие. Спрятались от дождя…

– Ага, и прихватили поросенка! Вот призрак и рассердился.

Все разом загалдели.

– Это не дом, а куча неприятностей! – трубным голосом заявила полная высокая дама, Юфрасин Этли, в девичестве Эшвуд, директор колледжа в Вутоне. – Помните, что случилось в позапрошлом году, когда мы все-таки решились продать развалюху на снос? Фермеры уже пригнали бульдозеры, как вдруг они стали сами собой ездить туда сюда, а один даже угодил в пруд и ржавеет там до сих пор. Бульдозерист утонул.

– В нашем пруду по колено! – прервал ее сэр Тимоти.

– То ли творилось здесь в старое время! – подали голос две старые девы. Они были близнецами и даже на пороге 80-летия одевались одинаково, а недавно начали говорить хором. – Помните историю про сквайров Николби, соседей Дорсета? Вскоре после его казни они поехали в лес охотиться, и собственная свора набросилась и растерзала их. А перед смертью старший видел высокого белого всадника, который подъехал и молча смотрел на все это.

– Вы глупости говорите, – не выдержал адвокат. – Как он мог рассказать то, что видел перед смертью, если умер.

– Нет не глупости, не глупости! – заспорили близнецы.

– Вспомните, что стало с судьей Уоли, – поддержала их Юфрасин. – Его повесили за бороду прямо в ратуше над столом заседаний. А когда слуги хотели снять беднягу, неведомая сила сломала и оторвала ему челюсть.

– А пресвитер Бертон, протестантский проповедник? Они с Дрсетом при жизни не ладили, так после казни графа Бертон выбросился из окна церкви св. Екатерины. Пастух видел, как его просто вышвырнуло через витраж розы.

«Граф, да вы убийца!» – хмыкнула про себя Хелен.

«А вы думали, я всю жизнь писал любовные сонеты?» – расслышала она возле своей щеки.

– А что стало с леди Уорик? – поддержал всех адвокат. – Дорсет изводил ее еще при жизни. Убил мужа, обесчестил, а когда она ему надоела, выдал замуж за конюха! В насмешку. Ни людей, ни Бога не боялся!

– Но это не правда! – не выдержала Хелен. – Не правда, – повторила она уже тише, когда все взгляды обратились к ней. – Леди Уорик сама спровоцировала убийство первого мужа и сама предала Дорсета…

Ее словно только что заметили и воззрились с откровенной гадливостью.

– Вы уж лучше молчите, – посоветовала проходившая мимо с подносом десерта Эмма. – Не стоит откровенничать на счет дел хозяина. Он сам их приструнит.

– И, наконец, эта женщина, – заявил сэр Николас, поднимаясь из-за стола. – Венец всех неприятностей. Кто ее сюда притащил?

– Моя инициатива, – приподнял руку Длинный Ал. – Она работала в нашей библиотеке.

– Она ее чуть не сожгла! – загремел адвокат.

– Она должна выплатить нам компенсацию! – пискнули близнецы. – И пусть убирается! Она еще и иностранка!

– Она русская. Профессор, – пытался защититься Длинный Ал.

– Тем более! Она тут что-нибудь взорвет. Террористка! Кому она нужна?

«Эта женщина нужна мне!» – громкий голос прокатился над столом от самой двери до окна в сад. От удара звуковой волны створки распахнулись.

Повисла глубокая тишина. Было слышно, как по ноге Юфрасин журча стекает струйка. Мистер Николас вцепился в край стола и не заметил, как Длинный Ал нервно тычет ему в тарелку сигаретой.

«Мне повторить?» – гаркнул тот же голос. – «Вон!!!»

Опекуны повскакали с мест и, сбивая друг друга с ног, ринулись к дверям. Хелен зажала руками уши. Она не понимала, откуда взялся ветер. Целый ураган дул с лестнице в холле, срывая со стен охотничьи ружья, головы лосей и кабанов, старинные секиры, пейзажи в толстых рамках. Тарелки полетели на пол. Поднявшись в воздух, скатерть зацепилась за люстру. Сама же люстра с каждой минутой раскачивалась все опаснее.

Лишь поспешное бегство спасло захватчиков от полного разгрома. За столом остался сидеть только сэр Тимоти. Он сокрушенно качал головой и то и дело протирал очки, стекла которых были запорошены сахарной пудрой.

– Друг мой, – мягким увещевательным голосом обратился антиквар к люстре, – хватит. Они уже сбежали. Если позволите, я сам объясню девочке, в чем ее ошибка. Ступайте, успокойтесь. Дайте Эмме прибраться.

Дутье и раскачивание прекратилось. Еще через минуту сильный сквозняк прошелестел через комнату и зашуршал ковровой дорожкой на лестнице.

– Ну и чем вы ему не угодили? – добрые круглые глаза сэра Тимоти уставились на Хелен. – Я лет 10 не видел его в таком гневе. А что б снова подпалить библиотеку, ему нужна была веская причина.

Доктор Грант пришлось рассказать правду. Антиквар повздыхал.

– То он жалуется, что его все забыли. То не может пережить искреннего интереса к себе. Призраки очень эмоциональны неустойчивы. И учтите, питаются вашими чувствами. Чем больше вы о них думаете, тем они сильнее.

– Но я только и думаю о нем, – протянула Хелен. – Тем более здесь.

– Вот именно, – кивнул антиквар. – Его ведь тоже можно понять, он уже почти растворился в окружающем мире. Превратился в ничто. И тут вы со своими сенсациями. Будоражите, подпитываете. Не следовало бы этого делать.

– Вы что же хотите, чтоб он умер? – искренне испугалась доктор Грант.

– Но он умер, – настойчиво подчеркнул сэр Тимоти. – Не лучше ли оставить его в покое?

– Вы не правы, – Эмма, возившаяся в углу, отложила веник. – Он не может обрести покой. Если доктор Грант найдет доказательства его невиновности и обнародует их, душа хозяина освободится. Не раньше.

– Может быть, может быть, – кивнул Тимоти. – В последние годы он даже разговаривать перестал, хотя заходил ко мне в гости, играл в шахматы… А сегодня вон что выкинул! Наелся ваших эмоций, Хелен, и воспрянул духом.

– И очень славно, – парировала Эмма. – Давненько хозяин не устраивал таких погромов. Это его взбодрит.

Вечером снова смотрели TV. На этот раз новости с переднего края борьбы с терроризмом ворвались в тихий британский быт. В Лондоне под эгидой ОБСЕ состоялись переговоры главы Израильского государства с главой Палестинской автономии. В толпе дипломатов Елене опять пригрезился Венечка. На этот раз он был в восхитительном кремовом костюме и снова держал в руках рацию. «В Моссад он что ли записался? Ездит по всему миру! Ну хорошо, позавчера была хроника. Но сегодня-то что он делает в Англии?»

В Британии тоже существовали отрывные календари. Выбросив очередной листок, миссис О’Фланиган предупредила гостью строгим голосом:

– Сегодня вечером вам лучше накрепко запереть дверь и не выходить, что бы вы не услышали. 15 июля. Дата в истории этого дома не самая приятная.

Доктор Грант посмотрела хронологическую таблицу дат жизни своего героя. 15 июля 1588 года – день ареста графа Дорсета. Возможно, в ознаменование этой черной даты призрак буянит? Тогда закрывать задвижки не лишняя предосторожность, двери может сорвать ураганом с петель.

Весь день Хелен работала совершенно спокойно. Граф не давал о себе знать. В 8 она спустилась к ужину. За столом чувствовалась натянутая нервозность. Пат грызла ногти, мистер Маэлз то и дело прикладывался к бутылке с пивом, Эмма шикала то на одного, то на другого. Все разошлись по своим комнатам раньше обычного. Елена слышала, как внизу щелкали засовы.

Доктор Грант последовала примеру остальных обитателей усадьбы, хорошенько заперлась, а потом включила настольную лампу, забралась с ногами в кресло и взяла газету. Через некоторое время она поймала себя на том, что перечитывает одну и ту же строку, совершенно не понимая смысла. Ее бесплодные потуги были прерваны шумом со двора. Хелен с облегчением отшвырнула газету и подбежала к окну. Ничего не было видно, казалось только, что возле самой двери толпятся люди, храпят лошади и мелькают огоньки.

Доктор Грант догадалась выключить лампу и не без опаски вернулась к окну. Мир снаружи преобразился. Первое, что ей бросилось в глаза исчезновение бульдозера посреди пруда. Да и сам пруд, вернее пруды, выглядели иначе: не два, а целый каскад от дома и дальше через парк к воротам. Лес отступил, освобождая место клумбам и лужайкам, вокруг которых темнели низкие изгороди кустарников.

Но не они сейчас привлекли внимание Хелен. У дверей усадьбы действительно собралась целая толпа. Люди с факелами, множество собак на створах, кони, которых держали в отдалении лакеи. Настроены гости были решительно. Судя по стуку топоров, они рубились в дубовую дверь, а когда она поддалась, хлынули внутрь с криками: «Смерть негодяю!»

С первого этажа доносились такой грохот, что женщина в испуге зажала уши. Но через минуту любопытство пересилило. Что они могут ей сделать? Это призраки, фантомное воспроизведение событий, которые давно прошли. Эмоциональная проекция. Слишком яркая, чтоб раствориться во времени. Энергетический выплеск… «Скорее всего они меня даже не заметят, ведь мы существуем в разных временных стратах…»

Утешив себя этими рассуждениями, вычитанными из книг про привидений, Хелен толкнула дверь. О Боже! Дом жил какой-то совершенно новой жизнью. Хотя все новое – хорошо забытое старое. «Позолота сотрется, свиная кожа остается». Так вот, на этот раз на кожаной обивке стен проступали и позолота, и изысканное теснение. Панели из мореного дуба поблескивали чистотой. Резной ореховый потолок в коридоре не был окутан паучьими коконами и демонстрировал толстощекие лица деревянных ангелов. Словом, дом был таким, каким запомнил его Александр Дорсет в день ареста. И теперь Хелен находилась словно внутри его памяти.

Крики внизу не смолкали. Женщина поспешила к лестнице и застыла за углом, не смея высунуться на освещенное пространство. Ей была хорошо видна фигура хозяина усадьбы. Он стоял на средней площадке, спиной к собственному портрету. Как видно, граф только что вскочил с постели. Его белая рубашка, небрежно заправленная за ремень, сапоги со спущенными голенищами и всклокоченная голова говорили об этом совершенно ясно. В руках он держал тяжелую шпагу-эспадрон.

– Что вам угодно, господа?

Этот голос она узнала бы из тысячи. Именно таким грозным рыком Дорсет вчера разогнал опекунов, заявив: «Эта женщина нужна мне!»

Внизу лестницы загалдели еще громче. Хелен высунулась из-за угла, чтобы получше рассмотреть нападающих. Их было человек 30. Толпа грозно щетинилась палашами и алебардами, но подступать ближе не решались.

– Негодяй! Предатель! – выкрикнул кто-то из задних рядов. – Ты продался испанцам!

– Это ты, Николби? Или твой брат? – усмехнулся Дорсет, стараясь рассмотреть крикуна. – Когда вы открываете пасть и тявкаете, то особенно похожи друг на друга!

– Берите его! Чего вы смотрите? – раздался еще один голос. Вперед выступил грузный лысеющий мужчина в красном судейском плаще.

«Судья Уоли,» – догадалась Хелен. Его рыжая, как огонь борода загибалась крючком, за нее так и хотелось дернуть.

Призыв судейского не возымел действия. Незваные гости толпились внизу, боясь сделать шаг на ступеньки.

– Дети мои, католик все равно что испанец! Даже слуги оставили его. Раздавите гадину! – за спинами сгрудившихся в холле сквайров мелькнула черная шляпа с круглыми полями. Пресвитер Бертон был одет почти как мирянин, только отложной черный воротник с белой окантовкой делал его похожим на священника. – Который год граф не отдает нам, истинным сынам Божьим, церковь святой Екатерины. Хотя старый каноник удрал в Дуэ!

Сквайры возмущенно загудели, потрясая алебардами и пиками домашнего изготовления.

– Вы пришли за ключами от церкви, святой отец? – издевательским тоном осведомился Дорсет. – Сильный ход. А что после смерти вам тоже понадобится эта орава, чтоб вломиться в рай?

Преподобный Бертон побагровел.

– Нет, мы пришли, чтобы убить тебя, – оказывается, среди «гостей» была и одна женщина. Леди Уорик, «темная дама», Хелен сразу узнала ее, хотя не видела даже портрета. Она выступила из-за спин братьев Николби и подошла к лестнице ближе всех.

– Ты думал, что твое богатство и положение позволяют тебе безнаказанно глумиться над нами, простаками из сельской глуши?

На взгляд Хелен, в ней не было ничего красивого. Тонкие губы, тонкий нос, тонко подведенные змеиные глазки. На лбу написано: стерва. И что мужчины находят в таких? Тем не менее Дорсет весь подобрался, как только увидел ее. Сжался в комок. Хелен это прекрасно чувствовала, ведь она находилась «внутри» его эмоций. Ох, как ему было в этот момент больно. Ни Николби, ни судья, ни пресвитер не вызывали ничего подобного.

– Убирайся, – только и сказал он.

– Ты обесчестил меня, ты убил моего мужа! А теперь все, что находишь для меня: «Убирайся»? – леди Уорик просто исходила ненавистью. – Бейте его, честные сквайры!

– Назад! – рявкнул Дорсет. – Все вместе вы меня, конечно, убьете. Но предупреждаю: первых трех заколю я, – вытянув перед собой шпагу, он сделал шаг вниз по лестнице. Толпа инстинктивно качнулась назад.

– Его нужно взять живым, – этот ровный ледяной голос принадлежал джентльмену, которого Хелен сначала не заметила. Он стоял у самой двери, затертый толпой, и со скучающим видом наблюдал за происходящим.

– Эффингейм, – выдохнул Дорсет. По его лицу промелькнула тень. – Ты узнал, что бумаги у меня.

– Тебе конец, – флегматично протянул лорд Говард. У него была серебряная бородка, усталое иссеченное морщинами лицо и круглые глаза без выражения. – Каким же идиотом надо быть, чтоб пытаться противостоять Армаде! Только переговоры, которые я веду, помогут избежать разгрома.

– Мерзавец! – выкрикнул граф Александр. – Люди, да разве вы не слышите, что он говорит? Предатель он!

– Этим людям хорошо заплачено, – бросил Эффингейм. – И слышать они будут то, что я прикажу. Например, как ты признался в связях с испанцами. Взять его!

Сразу несколько псарей спустили собак, и те ринулись вверх по лестнице. Псы сбили графа с ног, а уже за ними поспешили сквайры. Они топали, кричали и колотили ненавистного врага ногами.

– Живым! Я сказал, он нужен живым! – надрывался лорд Говард.

Его расслышали, хоть и с опозданием. Граф Александр был поднят на ноги. Его рубашка превратилась в клочья, с разорванной губы струилась кровь. Собаки порядком потрепали «дичь», и теперь он шел, прихрамывая.

– Отведите его труда, – Эффингейм ткнул пальцем в сторону столовой.

Там Дорсета распластали на обеденном столе. Хелен столько раз ела здесь и не предполагала, что на этих самых досках лицом вниз лежал ее герой, давясь кровью, лившей из носа и помятого псами горла.

– Держите его крепко, – приказал лорд Говард. – Я хочу знать, где бумаги, – он подошел к камину, разворошил и раздул угли и положил на них кочергу. – Где письма, которые ты у меня украл? – с раскаленным железом в руках Эффингейм склонился над врагом. – Я тебе испорчу рожу, подонок! Католическая свинья! Будешь знать, как перехватывать чужую почту.

Конец красной от жара кочерги впился в щеку Дорсета. В то самое место, на котором у Длинного Ала красовался сейчас кельтский трилистник.

Граф закричал, но не проронил ни слова.

– Еще? Ты получишь еще. Прежде чем отвезти тебя в Тауэр, мы проведем следствие на месте. Не правда ли, судья Уоли? – он снова взялся за кочергу, и Хелен всем естеством почувствовала, как Дорсет напрягся.

– Нет! – завопила она дурным голосом и кубарем скатилась с лестницы. – Не трогайте его! Не смейте! – как ледокол, протаранив толпу «гостей», доктор Грант кинулась к столу и вцепилась лорду Говарду в шею, – отпусти его, ублюдок! – Ее руки схватили пустоту. Мелькание огней перед глазами потухло. Ошеломленная Хелен стояла в совершенно пустой комнате. Камин не горел. Ночной ветер слабо шевелил шторы на окне и обвисшие края скатерти.

Видение исчезло. Не в силах справиться с пережитым потрясением женщина села на пол и в оцепенении уставилась перед собой. Так она просидела до тех пор, пока часы не пробили три, а небо за окном не начало сереть. Тогда, с трудом поднявшись на ноги, Елена побрела в свою комнату. Она чувствовала себя усталой и опустошенной.

На утро приехал Вениамин. Это был неожиданный и нежеланный визит. Хелен разлепила опухшие веки, поплескала в лицо воды, пару раз дернула расческой по волосам и спустилась в халате, накинутом на пижаму.

– Ты плохо выглядишь, – Венечка, как всегда, был гладко выбрит и благоухал одеколоном «Ориенталь». – Ты принимаешь наркотики?

Елена задрала рукава, демонстрируя ему девственную чистоту своих рук.