Текст книги "Маг-рунист"

Автор книги: Ольга Хорхой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Вырезаю подходящий прут из кустов, насаживаю на него рыбу, сгибаю ветку в кольцо, закручиваю, и тащусь с подарком вдоль берега, отыскивая подходящее под костер место. Ага, вот песчаный пляж, можно расположиться. С одной стороны низко, с луга сидящего человека не видно, с другой – все под руками, даже растопка поодаль торчит, прошлогодние сухие камышины. Только дрова придется поискать. Но и с этим мне везет, нахожу выбеленный временем и водой и высушенный до звона пень с остатками самых толстых корней, сооружаю из него и растопки подобие костра. Теперь бы разжечь.

Руна огня. Почти послушного – Кано. Вырвется из под контроля – беда, спалит неумеху изнутри или обуглит кожу до состояния головешки, глаза вскипят и лопнут... фу, гадость какая. Вспоминаю дальше. Вот так, обволакивая призванный ручеек стихии собственной силой, сплетая сетку канала, точечно направить на объект или отсоединить и замкнуть в шар... нет, файербол мне не нужен, мне бы только растопку поджечь. Направляю канал на растопку... ффух! Многовато зачерпнула, от растопки не осталось и пепла, зато комель занялся веселыми лепестками пламени со всех сторон и, такое впечатление, даже изнутри. Н-да... нужно вспоминать и тренироваться, а времени нет. Ладно, поем, тогда и подумаю дальше. Разделываю рыбину, нарезаю потоньше, насаживаю куски на палочки, чтобы, как только костер прогорит до углей – так сразу воткнуть с ними рядом, а то, чувствую, трухляшка долго тлеть не будет.

Полрыбины умяла в охотку, не заметив, что без соли и перца. Вторая половина пошла труднее, но выбрасывать не хотелось, а коптить времени нет. Уперлась и дожевала. Почти. Судя по аппетиту, пищеварение этому телу досталось от мамочки, орочье, съесть могу все и еще добавки спросить. Голову, кости, потроха и пепел с закопченным песком сгребла и закопала поглубже, чтоб издали место не определилось (кривым магуйством я таких следов наоставляла, что вблизи только полный профан не заметит). Ладно, переварю слегка – и вперед, к приключениям, как орала полная жопа. Сижу на бережку, смотрю на воду. На нее, вообще-то, можно бесконечно смотреть, но не в моем случае – среда затягивает. «Где гнутся над омутом лозы, где летнее солнце печет...» Ага, стрекозы, как же... Соврамши, Алексей Константинович! Река сама жертву манила, или такой вот русал, что меня встретил, хотя второе – навряд ли. Среда – она не то, что хищная, а скучно ей. Каждый день одно и то же, и так – сотни, тысячи лет. Тут любой сбесится. Даже удивительно, что все эти ландшафты, будучи либо разумными, как фэйревый лес, либо полуразумными, как река, не охотятся за людьми, как мы в доинтернетное время – за новыми кассетами. Река сморщила гладь, и проступившее на ней лицо ухмыльнулось. Я помахала ей, встала, и, размяв затекшие ноги, двинулась дальше.

Но уже тише. По-хорошему следовало вообще в другую сторону идти. Хорошо, убийцы обознались, опередили меня и ловят ветер. А мне бы повернуть и пойти вверх по течению, подальше от них. А потом? Не могут же они вечно плутать? Через, максимум, пару дней поймут, что обознались, и догонят меня в два счета. Надо напасть самой, используя эффект неожиданности. А еще пора восстанавливать навыки магуйства так любезно предоставившей мне свое тело и память Хюльды. Времени, времени нет! И где его взять? Может река меня понести вниз, а я в это время повспоминаю? Но для этого нужен плот, а деревья мне нечем валить, да и опасаюсь я конфликтовать с местными ландшафтами. А без деревьев как обойтись? Помнится, школьницей в котловане долгостроя с ребятами на пенопласте каталась. Полистирола тут нет, а если расплавить песок и вспучить стекловидную массу? Вулканически шлак оказывается вполне плавучим. Только плотность не помню, что-то вроде шести-восьми центнеров на куб, нет? У пенокварца, идущего на космические нужды, поменьше – около центнера на куб. А у пенополистирола в три раза меньше. Да уж, объемом не скомпенсируешь, а если еще сделать полости покрупнее, в толще платформы? Средняя плотность уменьшится, и прочность, кстати, тоже, но мне на таран не идти. Возвращаюсь на пляж и начинаю вспоминать магуйство, а конкретно стихийную магию.

Вспоминаю и экспериментирую долго, упорно и временами рискованно, задействуя три стихии из четырех корневых: «огнем» размягчаю песок, «воздухом» вспучиваю, силой «земли» формую в кубы. Получается сначала не очень, потом все лучше и лучше. Хюльда тоже новыми материалами занималась, только работала с металлами. Металлы, с одной стороны, проще камня: они пластичные, прочность на изгиб и кручение, упругость – все на хорошем уровне, а расплавленный кварц остудил быстро – получи бомбу, которая рванет от первого же удара. А, с другой, металлы в этом мире серьезнее и сложнее: приходится учитывать стихийные составляющие каждого компонента сплава, чтоб не получить хрен знает что или такую же, если не похуже, опасность. В результате я понимаю, что маяться с кварцевыми отливками, стараясь совместить и легкость, и прочность, и достаточную надежность плавсредства – это еще цветочки. Кстати, прихожу к оптимальном механизму изготовления блоков: сперва из расплавленной лужицы выдувается один большой пузырь, к нему с четырех углов будущего куба пристыковываются вдвое мельче, и дальше пространство заполняется фрактально-гнездовым способом, уменьшая полости пузырьков по мере заполнения внешней формы. Три стихии и одно ноу-хау: тут такого точно не знают, как и способа использовать энергоконструкты щитов в качестве форм для дутья (в качестве защиты от жара и брызг раскаленных веществ их используют регулярно, я, благодаря Хюльдиному автоматизму, не задумываясь щит «подняла», прежде чем к песку огненный канал подводить).

А одушевленная частичка четвертой, водной стихии за моей спиной приподняла волну и ею смотрит. Что, любопытно, река? Как тебя звать-то? В ответ приходит свежесть с ароматом водорослей и кувшинок, женственный аромат, как отражение ее внутренней сути. А что? Хорошее имя. Запахи запоминаются лучше слов. «А я...» – хочу представиться в ответ, но река меня опережает, подсказывая некое мыслечувство, в котором я, неожиданно, узнаю себя, пусть не полностью, но достаточно, чтобы не спутать с кем-то еще. Все это уже на пределе усталости, в сгущающихся сумерках – на вспоминание и неудачные эксперименты ушел остаток дня и весь вечер. Приближающаяся ночь не сулит ничего приятного, учитывая визгливые вскрики и далекий вой с лугов, но на воде уже качается три блока пенокварца с полостями внутри. Первые опытные образцы оказывались то слишком хрупкими, то излишне плотными, так что на нежную кварцевую пену пришлось добавить пару слоев покрытия из стекло– (а, точнее, кварце-) волокна, вытянутого распределенным движением энергетических «пальцев» и скручиваемого ими по мере остывания, а чтоб гигроскопичная изоляция не впитывала воду, поверхность оплавить до стеклянистой корки. Конечно, корка может быть разбита ударом секиры или даже клевца, но сам пеноблок при этом почти не пострадает, а намокшая обмотка лишь немного снизит плавучесть. И ме-е-едленно охлаждаю по всему объему, прослабляя то и дело возникающие участки напряжений. Первый блок вообще приходилось заново прогревать во многих опасных в смысле разрушения местах. За этим интересным занятием меня и застала ночь, а блоки предстоит еще как-то связывать.

Вопли и визг, между тем, приближаются. «Что за звери?» – спрашиваю реку. Она ухмыляется, не отвечая. «Огня боятся?» Мысленный ответ напоминает утвердительный кивок. «Ну, тогда живем». Формирую маленький шарик огня, раскачиваю его до белого цвета и отправляю вперед и вверх, останавливая метрах в пяти над гривастой травой, свешивающейся с обрыва. Рядом, за воздушным щитом, зреет, разогреваясь под действием чар, очередная лужа расплава. Звери взвывают разом и отскакивают, но пару морд удается увидеть. Чем-то похожи на гиен, хотя челюсти заметно крупнее, а глазки можно различить только по отблескам – такие они маленькие. Вой и визг удаляются, не замолкая, стая отступила, но от охоты не отказалась. А вот я себя засветила полностью, если кто-то еще не засек мои магуйские эксперименты, то с осветительным шаром любые надежды на это развеялись полностью. Поспешать надо.

Из пышущей жаром лужи формирую оставшиеся концевые пеноблоки: один просто поуже, другой – сходящий на острие, как нос пиратского судна. Аккуратно остужаю, обрабатываю поверхность. Река любезно выталкивает выдержавшие испытание основные блоки на берег. Обсушиваю, соединяю все в подобие лодки, свариваю. Еще раз укрепляю «борта» волокном и, произнеся «о!» с поднятым вверх указательным пальцем, навариваю сплошной киль, и для остойчивости, и для смещения вниз центра тяжести. В верхней части плотолодки разогреваю поверхность на глубину сантиметров тридцать и проминаю выемку для удобства лежания, потом все окончательно просматриваю критическим взглядом, попутно убирая напряжения, и решаю, что плавсредство типа «непонятная фигня» готово. Весит оно, по ощущениям, центнера полтора, а то и больше, и без магуйства я в одиночку вряд ли столкнула бы его в воду. А так, направив небольшие ручейки силы в руки, ноги и пресс, перекатываю плотолодку к реке и спихиваю с мелководья на глубокое место.

Она тут же переворачивается килем вниз и начинает скользить по течению. Река смеется, наблюдая, как я вплавь догоняю свое детище и, мокрая, как цуцик, с трудом забираюсь в него. Воду за борт, стыдно сказать, ладонями сгоняю, а о веслах я забыла вообще. Время за полночь, магрезерв почти на нуле, на самой как бревна возили, но я плыву и ни хрена не делаю. Можно отдохнуть (наконец-то!). Оглядываясь на пляж, понимаю, что песка на нем едва ли хватит на детский куличик, а файербол, оставшись без присмотра, раздувается и вот-вот рванет. Падаю в выемку плотолодки, прикрывая башку сидором, и вовремя, потому что все остальное тело точно пришпаривает паровым утюгом. Это еще хорошо, что река оттащила лодку течением так далеко, как только могла.

Да... бывает и хуже. Хоть про весла я благополучно забыла, но, благодаря дружбе с рекой, в них пока нужды нету. Файер малость обжег, но не спалил же, даже волдырей, вроде, не осталось, включаю "режим подавления боли" из арсенала черномагуйских штучек и проваливаюсь в сон.

Свалилась я хорошо заполночь, проспала, стало быть, часа три до восхода, а встающее солнце резко плеснуло светом в глаза, да еще речная гладь бликами добавила, так что даже зажмурься – темнее не станет, и какой уж там сон. Никак не могу привыкнуть к яркости этого мира, иногда аж тошнит от его красочности. Резерв наполнился, хорошо, если на четверть, зато тело занемело качественно, из-за снижения болевой чувствительности не переворачиваясь во сне. Я быстренько разомкнула контур, поняла, что ожоги почти прошли, разве что кожа на руках шелушится, зато ноги замерзли до синевы, особенно жалко выглядели ступни, которых трехчасовая холодная припарка из мокрых портянок заставила побледнеть и сморщиться. А вот спина хоть мокрая, да в тепле: пенокварц оказался исключительным теплоизолятором, куда лучше любой пенки и спальника. В общем, разложила портянки по бортам, башмаки рядом поставила – пусть сохнут, наклонилась к реке, умыться – а оттуда физиономия улыбается. Я со всей дури шарахнулась к другому борту, благо, плотолодка остойчива, даже качнулась не сильно, а потом вспомнила, что река так общается. «Какая-то ты чужая», – капризно промыслечувствовала речка. «Почему?» «Все люди знают, что реки живые, никто так не пугается», – отвечает, а я как вспомню, что испакостила пляж, сооружая лодку, так меня, словно кипятком, стыдом окатило: «Слушай, прости, я там все перерыла и оплавила». «А, ничего... – река словно махнула рукой. – Это до первого паводка, тогда еще песка накидаю» – «Далеко мои преследователи»? – «Далеко, – отвечает река. – Позади. Всю ночь бежали, как твой шарик лопнул – так и побежали. Они смешные в темноте: двое все видят, а двое спотыкаются и падают».

Мимо меня промчались, видимо, потому, что за рекой небрежно следили, а я, мало того, что на нуле была, так еще и спала глубоко. Магически не фонила вообще. Прекрасно, как только теперь мне их встретить, когда резерв наберу? «Подруга, – обращаюсь к реке. – Ты за ними присмотришь, и, когда куда-нибудь с того места пойдут, скажешь, в какую сторону?» Река соглашается. Не то, чтоб она уж очень скорбела о смерти какой-то русалки, но наказать тех, кто без спроса полез убивать ее жильцов и портить имущество, ей хочется, да и любопытно, как я с ними драться буду. Если откажусь, попробую сбежать – она меня «не поймет». Так что усмиряем хитрожопость и здоровый аппетит (желудок еды не то, что просит, а ультимативно требует), и начинаем вспоминать, чему меня в академиях учили. Ну, не меня, а настоящую Хюльду, и не в абстрактных «академиях» а во вполне конкретном учебном заведении, заточенном под местную оборонку и госбезопасность.

«Искусство магии оперирует двумя понятиями – „внимание“ и „состояние“, и двумя переменными: „собственная сила“ и „ширина канала стихии“. Все операции с ними производятся либо по традиционным схемам, либо методом тыка, в первом случае существует опасность закостеневания в неэффективных методах, во втором – бесславной гибели экспериментатора. Научная магия упорядочила процесс разработки заклинаний и форм. И если ты хочешь быть магом, Хульд, ты должна заниматься не только практикой». Ага, это Борода, пардон, мэтр Лангскег лекцию читает, а я... Хюльда слушает. Одна на всю аудиторию. Гном он, точнее, дварф (и упаси тя боги обозвать его гномом, лучше сразу пойти и повеситься), формат характерный, зануда, но студиозусам многие шалости спускает, если они занимаются как следует, да он и сам не дурак выпить и потрындеть о былой славе подгорного племени... среди преподов, конечно, за что его недолюбливает Нейдиль и осмеивает Челюсть. Но, когда трезв, мэтр Лангскег говорит строго по делу и так четко, что можно конспектировать, не сокращая.

Первый и главный навык, без которого не существует магии, то есть сознательного творчества силой мысли – управление собственным вниманием. Этому Хюльда научилась от матери в детстве, а я – когда стала ходить в экспедиции с «черными археологами». Врожденной способности чувствовать аномалии мало, важно не залипнуть на какой-то мелочи и не проскочить мимо реального клада... ну, или чего-то не менее ценного. Второй навык – управление собственной энергией, она наиболее послушна магу. Но ею одной профессионально работать невозможно, это уровень деревенских умельцев, травниц, да и большинства «простецов», ибо в этом мире почти все население более или менее одарено способностями, вопрос лишь в том, что у 99% они слабы и не заслуживают серьезного внимания. Но и своими малыми силами изменять, пусть ненамного, реальность тоже учатся с детства, в семье. Веками наработаны методики как подзарядки внутреннего резерва, так и «плетения» элементарных магических конструктов из собственной силы. Но подобная техника работы для профессионалов – это уже не вчерашний, а позавчерашний день, деревенская дикость и каменный век. Отдельным ответвлением идет шаманизм, столь любимый орками, которые умеют договариваться с духами, но не умеют ладить между собой, межплеменная вражда существует до сих пор, и, иной раз, даже с другими расами эти ребята лучше договорятся, чем с собратом из соседнего племени, а то и соседом из собственного. Такой вот парадокс, совсем как у нас, русских. Но шаманизм все равно вне основного течения магии, он вроде джереки, прежнего русла реки – вроде, вода еще есть, а не течет, стоит и зеленеет.

То, чем принципиально отличается маг от умельца или деревенской лекарки – это призыв стихии, умение и способность дотянуться до источника и открыть из него канал. Для контакта со стихиями служат особые состояния сознания – «камня», «воды», «воздуха» и «огня». Они, кстати, с реальными камнями, рекой и ветром имеют не так уж много общего, а названия... это как у кварков: «верхний», «нижний», «странный», «очаровательный»... надо как-то параметр назвать, а слов для него не придумано. Стихии называть было легче, поскольку все же что-то общее с физическими носителями соответствующих названий у них имеется. Но различия от этого только ярче. К примеру, левитировать можно, задействуя силу «земли», отвечающую в том числе и за гравитационное взаимодействие, и с помощью силы «воздуха», создавая разницу давлений в подлежащих средах, и при главной стихии «вода», управляя воздушными (!) течениями (течения, каналы, мобильность и вариабельность – принципы «водной» стихии).

Это – корневая звезда стихий, основная для миров, которые мы способны познавать. Как бы в другой плоскости, но с тем же началом координат лежит еще одна звезда – силы и упорядоченности. Тьма и Свет характеризуют испускание или поглощение силы, а Порядок и Хаос – структурирование или энтропизацию процесса. Напрямую обращаться к ним могут немногие, это редкий дар, в отличие от склонности к стихиям. Для того чтобы открыть канал, надо, прежде всего, узнать состояние, его характеризующее, а это возможно одним-единственным путем: кто-то должен тебя зацепить и ввести в него. Потом, если ты его запомнишь, повторить сможешь сам, и, постепенно наращивая интенсивность переживания, вызвать поток нужной интенсивности. Ширина канала – второе, или, скорее, тоже первое, как и объем собственного резерва, чем определяется сила мага. А вот его умелость – вопрос более сложный, и его можно прикинуть, по большому счету, исходя из того, сколько и каких форм маг способен удачно создать. Формы распределяются по кругу архетипов, входя в один из четырех секторов: Матери, Ребенка, Отца или Шута. Любовные чары, кстати, находятся на соединении Шута и Матери, во владении Феи, боевые – Ребенка и Отца, владении Героя, большинство ментальных – Отца или соединении Отца и Матери, владении Мудреца. Сектор Ребенка считается самым опасным и требующим наибольшего опыта и быстроты реакции, если что-то пойдет не так, ибо Ребенок притягивает Хаос. Шут – тоже, но меньше, это скорее искажающие влияния, чем немотивированный и всегда неожиданный удар Ребенка. Все множество форм классифицировано и распределено так, чтобы легче было их понять, запомнить и научиться использовать. Строишь их каркас из собственной силы, а вот наполнение нужно стихийное. Помимо корневых стихий, встречаются их соединения, такие, как «туман», «самум», «глина», «лед» и многие другие, и дочерние стихии – такие, как «растительная жизнь» («поле, лес»), «животная жизнь» («кровь»), «металл», «молния». Они более специализированны, но для наполнения мощных и грубых боевых заклов используются редко. Исключение, пожалуй что, «кровь», хорошо идущая вместе со «тьмой», и «молния», идущая в паре со «светом».

Но это не все. Однажды трое занудливых гномов собрались (сообразить на троих) и то ли придумали, то ли, что более вероятно, у кого-то сперли (и я с достаточной долей вероятности предполагаю, у кого), рунную азбуку, фактически, конструктор для составления форм. Это у нас в Футарке двадцать четыре руны, а у местных – более ста в основном алфавите и полста в дополнительном, и второй время от времени пополняется новыми деталюхами, это, наверно, самое любимое развлечение гномских магуев – изобрести очередную финтифлюшку и впендюрить ее в пару экзотических заклов типа «принуждения каменного пырмыргуя к сотрудничеству». Подавляющее большинство рунных магов пользуется только основным алфавитом. И еще важно – рунами тут тексты не пишут, нанесенный руноскрипт – всегда заклинание, только привязанное к определенному предмету намертво, до полного разрушения последнего. И оно реально работает! А уж к тому, кто составляет новые, нужные, качественно работающие руноскрипты, отношение как к чрезвычайно ценному кадру. Его готовы запихнуть в шарашку местного разлива и поставить вокруг охрану из троллей с дубинами и орков с гуками (и альвов с дальнобойными луками на вышках, и всего побольше, побольше), окружить стенами с тройным охранным заклинанием и двойным заклинанием незначительности, лишь бы никто ему не мешал. Проблема в том, что сидишь за этими стенами – а жизнь-то проходит.

"Жизнь прошла стороной,

тропинкой.

Играя в дороге одной

травинкой..."

Конечно, Хюльда этого не потерпела. Выбралась, в первый раз за четыре года. И в последний. Недолго прогуляла... Причем, ее не хотели поймать (и использовать), ее, не мудрствуя, убили. Интересно, что ж она такое ключевое знала, чем занималась, и чего я не могу раскопать в ее памяти, как ни просматриваю, хоть с переду на зад, хоть с заду на перед. Ну, оружейные металлы и кристаллы, это было. Но ведь изобретатель – не она, данная конструкция три десятка лет назад придумана и используется уже всеми расами континента, только одни закупают, а другие – производят сами. Даже альвы мимо такого новшества не прошли, хоть и тщательно скрывают, что, вдобавок к здоровенному и не столь скорострельному и дальнобойному даже в их руках луку таскают "мерзкую гномью пукалку" (которая, обычно, сработана не гномами, у которых цены заоблачные, а в хумансовской оружейной мастерской, в Империи).

Значит, валить буду не всех. Одного надо подранить и взять для допроса. Тактику я уже прикинула, должно сработать, тем более что хумансы там – скорее воины, а не маги, раз в темноте на тепловое зрение не перешли. Еще один менталист, который Хюльду приложил по мозгам. И четвертый – это вопрос, кто. Стихийник – понятно. Огневик... или воздушник... или полная корневая звезда, как у меня? Тогда у меня есть руны и... и Тьма.

Тьма – это падать в себя, в глубину, туда, где нет направлений. Тьма – это смерч, воронка, возникающая в эфире на месте уходящей тебя. Тьма – это голодный, затягивающий поток, это гипербола на экране перегорающего осциллографа, это видение горячечного бреда, когда мизерная точка ужасающе взрывается во вселенское ничто. В общем – это полный... свартчокан. Гномье ругательство, по смыслу близкое к толстому пушному зверьку, только другого цвета. Если не верите, попробуйте качественно упасть внутрь себя, и даже на нашей старушке Земле, несправедливо лишенной магии, вы почувствуете нечто похожее. Когда состояние стабилизируется и падение затормозится – откроется канал во Тьму, и она потянет в себя все, что есть поблизости. Первая опасность: оно может не затормозиться. Ты растворишься во Тьме полностью, а в оставшийся на твоем месте канал всосет определенное количество энергии и, возможно, вещества – пока тот не затянется. Чем шире открыт канал – тем дольше края не сойдутся. Но тебе будет уже все равно, потому что не только твое тело, но и твоя личность исчезнет. Полное развоплощение. Достаточно широкий канал может развоплотить весь мир. Ну, оно не по моим силам, но учесть стоит. Даже небольшой "аварийный прорыв" обезмаживает пространство на многие мили вокруг. Поэтому над "темняками" такой жесткий контроль.

Можно затормозить почти наверху, в областях страданий и смерти, что, собственно, и делают малефики, не рискующие обращаться напрямую ко Тьме. Любое страдание порождает истечение силы, и, чем больше страдание – тем и силы больше. При этом безразлично, страдает невинная девушка или старый развратник. Другое дело, что у старика, а еще хуже – у закаленного воина, гораздо труднее вызвать столь яркое и мощное чувство. Дети и подростки – вот самые любимые жертвы малефиков. Поэтому частнопрактикующие малефики объявлены вне закона, да и армейские маги применяют этот источник силы разве на поле боя или в крайней и безвыходной ситуации. Кстати, палачи, обычно, тоже малефики, но Хюльду учили именно боевому аспекту. Ну, если получится с «языком», на нем и освежу чужую память.

А смерть... она, как и «жизнь», относится к «дочерним», а не «корневым» стихиям. Некромантия – это утилизация покинутого жилища: тела, эфирки. Нужное дело, чтобы шакалящие твари не заводились. Либо сжигать трупы, развеивая эфирку заклинанием, либо поднимать мертвецов и использовать для таких работ, на которые живые не согласятся. На Кугро давно рабства нет, оно себя исчерпало три века назад, когда туда сбежал Пекрито Костяная Задница с двумя учениками. То, что там вместо рабовладения, как бы не хуже. Тем более что материал для него берется с ограбленных кораблей. Тот еще гнойник на водных путях Империи. Собственно, не самой Империи, пираты промышляют в нейтральных водах, но страдает торговля – страдает Империя. Раздавить Кугро Империи мешает отсутствие огне-маго-устойчивых кораблей – защитные заклинания не выдерживают длительного обстрела с берега, а береговая линия столь изрезана, что к стратегическим объектам приходится ползти по узким проходам, получая полной мерой с двух берегов по обоим бортам, носу, корме и с воздуха, наверхосыпку.

Ну, все, общая инвентаризация завершена, сейчас пройтись по заклам и скриптам, еще раз вспомнить метки стихий и «возвратные», запирающие канал ощущения, особенно для Тьмы. Вот чует задница, ее придется использовать, и серьезно. А еще – слиться ненадолго с рекой, попросить у нее силы.

Река мирно плещется за бортом лодки, сияющей стеклянистыми бортами под полуденным солнцем. Портянки просохли, башмаки еще влажные, но надеть их придется. Свитер упаковала в мешок, зато достала и распихала по карманам кое-какие пузырьки и тряпку, безуспешно прикидывающуюся бинтом. Застегнула куртку. Нацепила перевязь с кинжалом и кобуру с вундервафлей. Проверила, как оно достается. И в этот момент меня перетрясло. Такой колотун напал, аж лодка закачалась. А еще в груди поселилась пустота и холод, как в склепе зимой, и мысли стали четкими, прозрачными и лишились словесной составляющей. Да, я испугалась. Кто не боится – долго не живет.

Преследователи нагнали меня через четверть часа. Я встретила их сдвоенным заклинанием воздушных лезвий. Стихийник отбросил их воздушным же щитом. Чуть не получила файером в харю, успела отклонить косым щитом камня в сторону, рвануло аж на другом берегу. От второго магуя прилетела, как я и ждала, несусветная гадость – ментальный шип. Проникающее-присасывающееся действие. Стрелы лучников отклонила тем же щитом, главное – не выставлять его перпендикулярно, чтоб не терял энергию, а вот ментальный шип прошел его насквозь, и уж доставил мне... ну, очень противное чувство, как пиявка в мозгах. А вот тебе, сцуко, мой подарочек с той стороны. Зеркальный Хагал прямо в пиявку, отсоси и не чавкай. Она сглотнула его, пропустила... и ничего. Это я уже потом поняла, «чего», когда размытые воздушным щитом фигуры нападающих странно перекосились и стали опадать. Словно сдуваться. Щит испарился, будто его и не было, и я увидела, что преследователи превратились в быстро тающие бесформенные кучки, а кусты, деревья, траву покрывает сероватый налет, и они безмолвно осыпаются... ойптыть... я ведь не соврала тогда про силу подпитки, а менталист был хорош, силы у него оказалось просто дохрена и еще столько же. Сотворила кварковую бомбу... остановить? как? или выбросить? затянуть и выбросить? Во Тьму, куда ж еще.

Падай, Хюльда, не бойся, падай в безмолвную глубину, в голодное ничто, в исчезновение... вот она, безмерная-безразмерная, алчная и зовущая... через себя протянуть ее нить, связать с этим прахом и тленом, с этим рассыпающим знаком. Вот он уходит, втягивается туда, исчезает его ощущение, его вкусозапах и звук. Обрываю канал, пережимаю и отпускаю. Впечатляющий опыт. Лангскег узнал – убил бы. И Дерек... или нет? Он – вряд ли, этот любое оружие оценит, прикинет, на что оно годно... и припрячет знание столь глубоко, что без него даже его службе до информации не добраться. Испытала, значит. А.М. меня предупреждал... Хотя, если бы не оно – хренушки бы я так просто от этой четверки отмахалась. Просто, говоришь? Опять резерв на нуле, и аура как-то взбледнула. Но жива же! А настоящая Хюльда не выстояла, погибла.

Итак, подытожим, напишем скрипт заклинания. Вязь, разворачивающаяся во времени. Проникновение (Вьи) – зеркальный Хагал (распад) – задержка (Тидда трижды... нет, дважды, и вторая вдвое короче первой) – канал во Тьму (Оуу) – закрытие по условию (Л`п)+само условие: качественное по упорядоченности изменение содержимого (Э/Ы). Хаос и Тьма, дополняющие и подъедающие друг друга и почти не оставляющие следов – так, легкое обезмагичивание фона и эмитента заклинания. Вот за это знание можно было б убить. И не раз. Убить, поднять, допросить, а потом окончательно упокоить. Только его еще не знала убитая Хюльда. Ключевое слово – «еще». Стало быть, они узнали будущее, но именно с помощью усилий, направленных на то, чтобы его отменить, оно и состоялось.

Не буду пока возвращаться в метрополию, и Дереку об этом изобретении лучше не знать. Ибо всем известная пословица о благих намерениях может оправдаться опять. Второе. Предсказания изменяют будущее, часто – в форме «самосбывающихся пророчеств», от программирования верящих в них людей на определенные действия и бездействия до многоходового зацикливания пути, не оставляющего возможности свернуть на другую дорогу. Мне лучше не искать их, на встреченные – не обращать внимания больше, чем на чужое мнение, а заняться прогностикой самостоятельно. Но для этого необходим материал. Частично он есть в памяти Хюльды, частично – хорошо бы побеседовать с живыми «ландшафтами», населением и самой оценить общую атмосферу. И начну я с истории...

"Подруга, а, подруга?" – лениво-расслабленное: "А?" – "Как представление, тебя не зашибло?" – река морщится, идет мелкой волной: "Испугалась, когда... они рассыпались прахом" – "А когда Тьма прикоснулась?" – "Не ко мне, я б не выдержала... заснула/стала бессознательной и не почувствовала смерти... заживо распадаться страшнее" – "И ты не боишься исчезнуть совсем, развоплотиться?" – "Не-ет! Я уйду туда, где все – вода/стихия, и оно/страшное меня не догонит, а потом вернусь... реки всегда уходят и всегда возвращаются" – "И даже когда пересыхают?" – "Тогда они возвращаются в другом месте". Ну, да, стихия воды – корневая, даже если в целом мире с водой станет совсем плохо, ничто не помешает речке заново воплотиться в другом. "Ну а месть, как считаешь, свершилась?" – "Вполне, – соглашается речка. – Водяной уже знает, доволен" – "Как тогда насчет поесть-попить? Подкинь, что ли, рыбу, да гони лодку к берегу посуше и поположе" – "Мне нравится/хорошо", – отвечает она. – "Что?" – "Что ты мне доверяешь и что не взяла весел" – "А должна не верить?" Тихий смех водяных струй как ответ.