Текст книги "Сезам, закройся!"

Автор книги: Ольга Хмельницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Алексей Гришин, уныло волочивший по полу свои огромные ноги, похожие на лыжи, остановился и заглянул в пустую лабораторию, в которой обычно работали Ева Ершова и Лариса Ильина. Девушек в комнате не было. Гришин пожал плечами и хотел было пройти мимо, когда заметил на полу помещения яркие желтые пятна. Алексей зашел в лабораторию, внимательно глядя по сторонам. На столе, возле клетки с крысами, лежали осколки пробирки. Молодой человек хотел было выйти назад в коридор, когда заметил, что крысы тоже испачканы желтой жидкостью. Животные вели себя вяло, их глаза лихорадочно блестели.

– Что тут случилось? Где Ершова и Ильина? Почему пробирка разбита?

Он наклонился и внимательно посмотрел на грызунов.

– Судя по всему, это был раствор рестриктазы, – пробормотал он. – Если я прав, результат может быть непредсказуемым. Их всех надо уничтожить, – озабоченно пробормотал Гришин и вышел из лаборатории, передвигаясь со скоростью улитки.

Увидев, что человек ушел, самая крупная крыса встала на задние лапы и просунула в щель дверцы переднюю, пытаясь откинуть замок когтями. Зверек шатался от слабости, его дважды рвало, но ненависть к двуногим в белых халатах и желание жить оказались сильнее. Что-то щелкнуло, и замочек откинулся вверх. Самая крупная крыса выползла на стол, с трудом переставляя лапы. За ней потянулись другие грызуны.

Валентин Эмильевич очнулся и с трудом открыл глаза. В груди саднило. Он попытался встать и снять бронежилет, но сломанное ребро отозвалось болью.

– Меня часто пытаются убить, – прохрипел он. – Чуть не каждые два месяца. В основном – мои собственные сотрудники. И не было еще никого, кто бы об этом не пожалел.

Утюгов подумал о том, что было бы, если бы новенькая стала стрелять ему в голову, а не в грудь, и лоб профессора немедленно покрылся испариной.

– А ведь у меня было предчувствие, что с ней что-то не так, – просипел он.

Утюгов попытался подняться, но ему стало так больно, что он снова сел на пол.

– Интересно, сколько я пробыл без сознания? – спросил он самого себя.

Он боялся, что Лиза уйдет от него в лес. Такой вариант профессору категорически не нравился. Он хотел поймать девицу и разделаться с ней. Опираясь на руки, Валентин Эмильевич пополз вперед. Директор распахнул дверь и вывалился в приемную, где ослепительная красавица-секретарша беззаботно болтала с инспекторшей отдела кадров. Глаз фурии, не таясь, подпрыгивал на усике. Увидев профессора, обе женщины остолбенели.

– У нее был пистолет с глушителем, – пояснил Утюгов. – Звоните в службу безопасности. Не дайте ей уйти.

Лицо фурии исказилось. Глаз на усике безвольно повис. Дрожащей рукой она нажала на кнопку экстренного вызова.

– Худая блондинка с маленькими серыми глазами, – быстро сказала инспекторша, – на вид около двадцати лет. Серая куртка, синие джинсы, белые кроссовки, черная кожаная сумка. Покушалась на шефа. Валентин Эмильевич приказал ее задержать!

Она отключила вызов и кинулась к директору, возле которого уже хлопотала голубоглазая секретарша.

Минина бежала по коридору. Ей нужно было покинуть НИИ как можно скорее. В смерти директора она не сомневалась – пистолет, который она использовала, отличался большой убойной силой. В коридоре горел свет, за окном царил полумрак – шел сильный дождь.

– Это мне на руку, – прошептала Лиза, добежав до лестницы и быстро спускаясь вниз, – только бы добраться до машины!

Внезапно в коридоре погас свет. Завыли сирены. Минина побежала еще быстрее.

– Они его обнаружили! И пяти минут не прошло, – пробормотала девушка.

Она увидела, что навстречу ей поднимаются две женщины средних лет с ведрами и швабрами, выглядевшие вполне нормально. Увидев бегущую на них девушку, они остановились и, вместо того чтобы расступиться, быстро вскинули швабры.

– А ну, стой! – закричали дамы.

Минина легко запрыгнула на перила. Одна из женщин с неожиданной прытью швырнула в нее ведром. Тяжелый метательный снаряд врезался в стену рядом с головой Лизы, облив ее грязной водой, в которой плавали какие-то странные красные сгустки. Минина с омерзением стряхнула липкую дрянь и понеслась дальше.

«Надо открыть окно, – подумала она, задыхаясь от быстрого бега, – в такой ливень мне будет безопаснее на улице».

Сзади слышался женский визг. Лиза прибавила ходу. Она понимала, что охрана прибежит на крики уборщиц через секунду-две.

Лестница вела все ниже и ниже.

«Нет, в подвал мне не надо, – решила Минина, – там наверняка такой ужас царит, что мне и не снилось подобное, хотя я многое повидала на своем веку».

Прикинув, что она находится уже на уровне земли, Лиза покинула лестницу, выбежала в коридор, вдоль которого тянулись открытые помещения, и выглянула в окно. Это оказался не первый этаж, а второй, и Лиза уже хотела было вернуться на лестницу, когда увидела вереницу из двух десятков крыс. Животные бежали вдоль стены. Выглядели они неважно – их спины были заляпаны чем-то желтым, в движениях ощущалась вялость. Создавалось впечатление, что грызуны не совсем здоровы и в их организмах происходит какая-то серьезная перестройка. Увидев Лизу, крысы ринулись бежать, прижимаясь к стенке. Дорогу им преграждал большой стальной ящик, стоявший у стены. Первый, самый большой грызун, подбежал к ящику и попытался забраться на него, но лишь царапнул коготками по железной поверхности, свалился на пол и запутался в обрывках целлофановой упаковки. Остальные члены стаи сгрудились возле него. Две крысы поменьше принялись рвать зубами целлофан, пытаясь освободить вожака. Лиза подошла, отодвинула тяжелую коробку в сторону и протянула руки к большой белой крысе. Та тут же попыталась ее укусить.

– Не бойся, – спокойно сказала Минина, – я слабеньких и больных не обижаю.

Удивительно, но грызун, похоже, понял ее. Девушка аккуратно распутала вожака и выпустила его. Грызун благодарно ткнулся носом в ее ладонь. Его нос был сухим и горячим.

– Бедные зверьки, – сказала Лиза, погладив вожака по голове, – и болеют, и убегают одновременно. Желаю вам побыстрее добраться до безопасного места. Я люблю животных гораздо больше, чем людей.

Крысиный вожак, которого никто никогда раньше не гладил по голове, блаженно прикрыл глаза. В этот момент за спиной Лизы послышался топот. Девушка обернулась. Прямо на нее бежали два огромных амбала. В руках они держали черные резиновые дубинки. Крыса, пискнув, бросилась прочь. Минина резко развернулась к мужчинам лицом. Увидев Лизу, стоявшую посреди коридора, тюремщики остановились. На их тупых лицах появилось выражение тупого удовлетворения.

– Вот и все, – сказал один из охранников и быстро шевельнул рукой, бросив что-то вперед.

Серый комок ударил Лизу в грудь и выпустил шесть длинных тонких ног.

«Паук, – поняла девушка, холодея, – это паук!»

Насекомое сделало стремительный выпад и вонзило острое жало прямо в грудь Мининой.

– Вот и все, – еще раз сказал тюремщик, глядя на Лизу пустыми карими глазами, обрамленными длинными, будто девичьими, ресницами.

В груди Лизы словно растекалось холодное пламя. Мысли ее начали путаться. Амбалы, переглянувшись, деловито направились к Мининой.

– Ты хорошо знаешь эти места? – спросил Рязанцев Овчинникова.

Их машины стояли рядом на обочине шоссе. На некотором расстоянии друг от друга от главной дороги отходили проезды, ведущие в лес. Один из них и являлся путем к НИИ. Но Владимир Евгеньевич не знал, где именно надо повернуть.

– Поворот сразу после знака «Сужение дороги», – пояснил Богдан. – Кстати, на дороге к НИИ очень старое и плохое покрытие. Когда сухо, то все нормально. Но сейчас идет дождь, и путь размыло. Надо быть очень осторожными.

– Понял, – коротко сказал полковник.

Где-то в груди больно кольнуло.

«Держись, Ева! Держись, девочка моя. Во что бы они там тебя ни превратили, я все равно буду всегда любить тебя. Только бы ты осталась жива», – подумал он.

Они двинулись дальше. Машины ехали по мокрому шоссе осторожно, с включенными фарами. Быстро темнело. «Крузер» Богдана обогнал автомобиль полковника и поехал вперед, показывая дорогу. Нужный поворот был почти незаметен – просто провал в темной массе леса. К нему вела узкая дорога, покрытая скользкой грязью.

– Я много раз слышал, – сказал Овчинников по мобильному телефону, набрав номер Владимира Евгеньевича, – как профессор лицемерно жаловался, что на ремонт дороги не выделяется финансирование. На самом же деле Утюгову выгодно, чтобы НИИ был как можно менее досягаем. В дождь и зимой попасть в институт без внедорожника практически невозможно.

Обе машины въехали под своды леса. Рязанцев включил дальние фары. Два мощных столба света ударили вперед, осветив дорогу, которая из-за ливня больше напоминала реку. Подумав, полковник включил и ряд фонарей на крыше.

– Меня волнуют лужи, – ответил Владимир Евгеньевич в трубку, – неизвестно, что скрывается под ними. Если яма, то какой она глубины? Когда сухо, впадины можно увидеть и объехать. Сейчас же – чистая лотерея.

– Это ясно, – кивнул Овчинников, держась за «УАЗом». – К слову, у вас есть лебедка? Или хотя бы трос?

– Есть трос.

– Ну, хоть что-то. А бензина сколько?

– Полный бак.

– У меня тоже. Но в таком месиве полный бак – явление весьма относительное. Расход-то бешеный.

– Одно радует, – вздохнул полковник, – что у нас две очень проходимые машины. Одна застрянет – бросим ее и поедем на второй. Я вызвал помощь, но в такую погоду вертолет до НИИ не долетит, а по грязи с гарантией доедет только танк.

– Или мы, – добавил Богдан.

– Или мы, – согласился Рязанцев. – Если повезет, мы будем на месте уже через час-полтора.

В этот момент дорогу внедорожникам преградил ствол упавшего дерева.

Тяжелая металлическая дверь карцера захлопнулась. На Еву обрушились полная темнота и тишина. Почти одновременно пришел и ужас – без освещения у девушки не было шансов увидеть муравьев-мозгоедов заранее.

– Интересно, как бы их отпугнуть или спрятаться? – пробормотала Ершова, застыв на пороге и прижавшись спиной к холодной двери. – По стенам муравьи ползают, так что даже если мне удалось бы прилипнуть к потолку, это не помогло бы. Воды тут нет. Репеллентов – тоже.

Девушка несколько раз моргнула, надеясь, что глаза привыкнут к темноте и ей удастся что-либо увидеть. Но темень была кромешной. На мгновение Еву охватила паника. Ей захотелось ударить кулаками в дверь, просить, чтобы ее выпустили отсюда, кричать и плакать… Но через несколько секунд она взяла себя в руки.

– Очень не хочется, чтобы они съели половину моего мозга, – сказала Ершова, – лучше уж умереть заранее и самостоятельно.

Впрочем, девушка понимала, что покончить с собой в пустом каменном мешке практически нереально. Разве что разбить голову о стену, но умирать таким болезненным образом Еве почему-то совершенно не хотелось.

– And we will keep fighting to the end, – вспомнила она еще раз слова песни группы «Квин», призывавшие бороться до последнего вздоха.

Борясь с подступающим ужасом и чутко прислушиваясь к тишине, Ева принялась исследовать камеру, которая оказалась удивительно маленькой, буквально два на два метра. Где-то на потолке шелестел вентилятор, но невысокая Ершова не могла до него дотянуться, а никаких предметов наподобие стула в карцере не было. Обойдя помещение дважды, Ева изучила содержимое своих карманов. Ничего, кроме мобильного телефона, который показывал отсутствие сигнала, там не нашлось.

«Его можно использовать как фонарик», – подумала девушка, глядя на голубоватое свечение от экрана сотового.

Ева внимательно изучила стальную дверь, но там не имелось ничего интересного, даже засова – дверь закрывалась снаружи. Стены камеры были сложены из кирпича и казались совершенно монолитными. До потолка слабый свет экрана не доставал.

Вздохнув, Ева села на пол. Шансов у нее не было никаких.

– Володя, я люблю тебя, – тихонько сказала девушка. – Мне очень жаль, что так получилось.

Из ее глаз полились слезы. А еще через мгновение Ершова вскочила на ноги, буквально подброшенная спасительной идеей.

– Как мозгоеды попадают в камеру? – громко спросила она. – Для них должны быть предусмотрены туннели!

Схватив телефон, она с утроенной энергией принялась изучать стены камеры, молясь, чтобы искомые отверстия не оказались в потолке. Когда ее пальцы нащупали отверстие диаметром сантиметров в десять у самого пола, она закричала от радости. Задыхаясь от гнева и возбуждения, Ева сняла с ноги кроссовку и плотно забила его в туннель. Через две минуты она обнаружила еще один проход и закупорила его второй кроссовкой. Третий и четвертый располагались в левой стене примерно на высоте ее лица. В один из них Ева затолкала туго скрученный ремень. Больше ничего более-менее твердого у девушки не было, и она начала снимать джинсы. Ева тянула одну штанину и оперлась плечом о стену, когда в последнем оставшемся открытым туннеле что-то зашевелилось. Наружу высунулся длинный ус. Он нетерпеливо дрожал, чувствуя близость добычи. Ничего не подозревавшая Ева сняла вторую штанину. Большой муравей бесшумно перевалил через край туннеля и побежал по стене. Его место тут же заняло следующее насекомое. В этот момент девушка, уже успевшая скатать джинсы в тугой шарик, поднесла их к туннелю, подсвечивая отверстие экраном мобильного.

В туннеле было уже сплошное месиво из мозгоедов. Они рвались вперед, лезли по головам друг друга и щелкали острыми челюстями. Дико закричав, Ершова изо всех сил ткнула смятыми в комок джинсами в туннель, отбрасывая насекомых назад и затыкая выход. Один ус остался торчать наружу. Он злобно шевелился, заставляя девушку, боявшуюся прикоснуться к этому омерзительному созданию, дрожать, как в ознобе. Единственный прорвавшийся в камеру мозгоед тихо пробежал по стене и забрался на потолок. Он чувствовал волны страха и ярости, распространявшиеся от его жертвы, и был полон предвкушения. Весь это вкусный, сладкий мозг должен был принадлежать ему! Ева со стоном села на пол. Муравей, о присутствии которого девушка не подозревала, внимательно за ней наблюдал.

Лиза с ужасом глядела на паука, который только что укусил ее в грудь. Внутри разливался мертвенный холод.

«Яд парализует меня», – поняла Минина.

В этот момент что-то царапнуло по ее ноге. Оторвав взгляд от паука, Лиза взглянула вниз. Там сидела большая крыса. Несмотря на всю бедственность своего положения, Елизавета дважды моргнула. Ей казалось, что еще минуту назад зверек, которого она гладила, был заметно меньшего размера. Перехватив взгляд девушки, животное метнулось в лабораторию, где ранее стояла клетка. В ту же секунду две другие крысы из стаи бросились вперед и вцепились в ноги амбалов, раздирая их до крови через брюки.

– Ах вы, гады! – заорали амбалы, пытаясь стряхнуть зверьков.

Не теряя ни секунды, Елизавета усилием воли преодолела оцепенение, отшвырнула паука прочь и, превозмогая боль и ощущение льда в груди, которое распространялось все шире и глубже, захватывая органы ее тела, бросилась за крысой в лабораторию. Зверек, который, казалось, увеличивался в размерах прямо на глазах, запрыгнул на подоконник и ткнулся мордочкой в стекло. В глазах у Мининой темнело – сказывалось действие яда.

«Я наверняка умру, – подумала девушка, почти теряя сознание от боли и отравы, которая разносилась вместе с кровью по всему ее организму, – зачем же я убегаю?»

Из последних сил Лиза дернула ручку окна, которое оказалось незапертым. Стеклопакет распахнулся вовнутрь. Минина едва устояла на ногах, а потом шагнула вперед и вывалилась со второго этажа. Перевернувшись в воздухе, Лиза упала на бетонные плиты двора, покрытые лужами. Ногу пронзило дикой болью. Сверху лило, как из ведра.

– На этот раз моя песенка, похоже, спета, – пробормотала Минина, пытаясь перевернуться. – Даже если я доберусь до автомобиля, то как буду управлять машиной со сломанной ногой?

Сверху, из окна, раздались крики. Засвистели пули. Ударяясь о бетон, они поднимали фонтанчики брызг. Видимо, прибыло вооруженное подкрепление. Вокруг быстро темнело, и этот факт внушал Лизе крошечную, исчезающе малую надежду, которая, как известно, умирает последней. Пуля ударила совсем рядом с головой Елизаветы. Борясь с подступающим обмороком, Минина повернулась на живот и закричала от боли.

До машины было около двадцати метров. Лиза протянула руку и нащупала в кармане джинсов ключи от автомобиля: они были на месте. Минина повернула голову и посмотрела в сторону леса. Расстояние до него было вдвое меньше, чем до ее старенького верного «Сеата». Но со сломанной ногой и непредсказуемыми последствиями укуса генетически модифицированного паука у нее не было шансов уйти далеко по осеннему лесу.

Думая, куда ей лучше ползти, Елизавета потеряла несколько драгоценных мгновений. Машина была домиком на колесах. Стоило девушке добраться до нее, вставить ключ в замок зажигания и рвануть с места – и она была бы спасена.

Конечно, оставался еще опасный укус, но Минина отчаянно надеялась, что он вызывает только временный паралич. Левая рука у нее быстро немела, а грудь вообще потеряла всякую чувствительность.

В этот момент обстановка на поле битвы изменилась, и обстоятельства все решили за Лизу, лишив ее возможности выбора. Из дверей главной проходной под проливной дождь вышли четыре человека во главе с профессором Утюговым, который слегка прихрамывал и морщился. Один из мужчин держал над директором зонт.

– Так он жив, – пробормотала Лиза.

Оцепенение поднималось к ее горлу, мешая дышать. Ногу отчаянно дергала боль. Четверка неспешно шла к Елизавете, лежащей на бетонных плитах. Через несколько секунд они поравнялись с ее машиной, одиноко стоявшей под потоками дождя. Минина повернула голову и посмотрела в сторону леса. Десять метров. Она уже не сомневалась, что не сумеет выжить в лесу, но ей не хотелось попадать в руки Утюгову даже мертвой. Медленно-медленно Лиза подтянула вперед руки и посмотрела на свое запястье со следами зубов зверя. Валентин Эмильевич, окруженный приспешниками, приближался. Его туловище была плотно перебинтовано.

– Я отрежу ей голову, – донес до нее ветер голос Утюгова сквозь шум дождя, – и заставлю эту голову жить отдельно, на тарелке. Она будет с утра до вечера умолять меня отключить питание и убить ее. Здорово, правда?

Его свита засмеялась. Услышав, какую судьбу уготовил ей профессор, Минина вздрогнула. У нее открылось второе дыхание. Жалкие остатки сил словно собрались в кулак. Боль прошла – сознание просто отключило ее. Елизавета вскочила и, сильно хромая, бросилась к лесу.

Спасительные заросли были уже недалеко. Одна из рук Елизаветы почти полностью онемела. Пострадавшая нога не слушалась. Сознание заволокло туманом.

– Только бы дойти, только бы дойти! – закричала девушка вслух, рыдая от боли.

Сзади послышались гневные выкрики. Двое мужчин из свиты Утюгова сорвались с места и бросились вслед за беглянкой. Дверь проходной еще раз хлопнула, и на бетонный двор выбежали еще десять амбалов, державших в руках дубинки. Засвистели выстрелы. В спину Лизы что-то с силой ударило – пуля попала ей в лопатку. Минина упала на плиты в глубокую лужу, которая сразу же окрасилась кровью, но снова поднялась – укус паука снизил чувствительность ее тела, она почти перестала чувствовать боль. Рука, еще не до конца онемевшая, повисла плетью. До кустов оставалось около двух метров. Кровь хлестала по спине Елизаветы, окрашивая ее ноги в ярко-алый цвет. Преследователи настигали. Еще одна пуля попала Мининой в руку. От толчка девушка снова упала.

– Степан! Степан! – закричала Лиза из последних сил, зовя на помощь Комиссарова.

Ее рука со следами зубов безвольно лежала на мокрой темно-серой поверхности.

Один из преследователей засмеялся и наклонился над упавшей Елизаветой, направив пистолет ей в лоб.

– Не стреляй, – сказал второй, улыбаясь нехорошей змеиной улыбкой. – Ты же слышал, что хочет сделать профессор с ее головой.

За спинами мужчин послышалось негромкое угрожающее рычание.

– Что такое? – удивленно спросил один из них, поворачиваясь и поднимая пистолет.

Огромные и острые, как тесаки, зубы полоснули по кисти приспешника Утюгова. Брызнула кровь. Пистолет упал. Второй мужчина попятился, в ужасе глядя на пса, который был так огромен, что их глаза были почти на одном уровне, и опрометью бросился к институту. Пес взглянул на лежавшую неподвижно Лизу, а потом перевел взгляд на застывшего неподалеку Утюгова. Амбалы сгрудились вокруг профессора, защищая его. Охотник и добыча поменялись местами – теперь Валентин Эмильевич судорожно пятился ко входу в НИИ, стремясь как можно быстрее укрыться в его стенах. В темных глазах зверя бушевало яростное пламя. Он наклонился над Елизаветой, лежавшей в луже крови, осторожно взялся зубами за ее одежду, вскинул голову и понес девушку в стремительно чернеющий вечерний лес.

Крысы бежали по коридору, пользуясь тем, что в НИИ царила суматоха, вызванная нападением на директора. Инстинкт вел их вниз, в подвальные помещения, но вожак понимал, что с точки зрения безопасности и наличия пищи это не самое лучшее место. Грызунам, которые увеличивались в размерах прямо на глазах и ощущали жесточайший голод, требовалась еда. И желательно много еды… Крысы выбежали на лестничную площадку и остановились. Сверху спускались парень и девушка. Парень, с трудом переставлявший ноги с огромными ступнями, выглядел вялым и подавленным. Девушка, на лице которой были большие темные очки, скрывающие глаза, цокала высокими каблуками.

– Ой, крысы! – взвизгнула девица, отпрыгивая назад. – Что вообще творится у нас в НИИ! То двух сотрудниц отправили в карцер за нарушение дисциплины, то на Утюгова совершили покушение, то страшный пес опять выходил из леса. А тут еще лабораторные крысы вырвались на свободу!

Алексей Гришин пристально всмотрелся в морды грызунов, которые медленно отступали к лестнице, ведущей вниз.

– Я их видел, – сказал Гришин, и в его глазах мелькнул огонек интереса. – Их, похоже, залили раствором рестриктазы. Я по цвету определил. И надо же – они уже здесь! А совсем недавно были в клетке.

– И что теперь делать? – спросила девушка. – Обрати внимание, какие они крупные!

Гришин продолжал глядеть на грызунов, вяло переминаясь с одной ноги на другую.

– Да, необычные, – сказал он наконец. – Я не понимаю, как они оказались на свободе, и этот факт меня очень беспокоит. Их надо всех срочно изловить и уничтожить. Я вижу, что они опасны. У них умные глаза. И их много, как минимум два десятка.

В глазах вожака, внимательно слушавшего речь Алексея, мелькнула ненависть. Через секунду вся стая сорвалась с места и устремилась вниз по лестнице. Этажом ниже грызуны повернули и побежали по коридору. Там, в северном углу здания, располагался пищеблок.

Богдан остановил машину и спрыгнул в жидкую грязь, которая доставала ему до колена. Брюки его делового костюма тут же оказались испорченными. В ботинки налилась вода. Ливень все еще продолжался. Ствол, перегородивший дорогу, был старым, толстым и покрытым темной влажной корой, кое-где тронутой зеленым мхом.

– Как в тропическом лесу, – сказал подошедший к Овчинникову полковник. – Не хватает только лиан и обезьян.

Они осмотрели дерево. Объехать его не было никакой возможности. Пока Богдан ломал голову, придумывая, как бы преодолеть препятствие, Владимир Евгеньевич открыл заднюю дверь своего «Патриота» и достал оттуда бензопилу.

– Были бы все препятствия такие легкие, как это, – пробормотал он, заводя мотор.

Пила взревела. Полковник подошел к дереву и дотронулся до коры бешено вращающейся острой кромкой пилы. Коричневые куски дерева полетели в разные стороны. Ствол был невероятно толстым. Рязанцев пилил и пилил, пилил и пилил, стоя под потоками осеннего дождя.

– Ева, девочка дорогая, я скоро приеду, – бормотал он, понимая, что Богдан не услышит его слов за шумом бензопилы, – продержись еще немного!

У Овчинникова зазвонил телефон.

– Алло! – прокричал Богдан в трубку. – Да, Леонид Ильич, приветствую!

– Здравствуй, Богдан, – ответил молодому человеку известный российский олигарх Леонид Ильич Бабанский, – так что у нас со сделкой? Может, мы встретимся сегодня вечером и пообщаемся?

– Сегодня не могу, – ответил Овчинников, – я в лесу, мы с коллегой пилим дерево, раньше завтрашнего утра не вернемся.

Леонид Ильич, конечно, удивился, но виду не подал.

«Пилит? В лесу? Дерево? – подумал он, положив трубку. – Не иначе как Овчинников приобрел лесопилку!»

Он потер холеные ручки и сказал своей секретарше, чтобы она собрала ему информацию о современном состоянии российского рынка лесоматериалов. А Богдан закатал свои брюки, вытащил из багажника «Крузера» топорик и принялся рубить упавшее на дорогу дерево с другой стороны.

Лариса не была сотрудником спецслужб, и повышенная эмоциональность и неумение собраться в решающий момент чуть было не погубили ее. Оказавшись в абсолютно темной камере, Ильина упала на холодный кирпичный пол и заплакала, покорившись судьбе. Ее жизнь казалась ей ужасной несправедливостью.

– Я ведь никому не сделала ничего плохого! – рыдала Лариса, обхватив голову длинными пальцами. – За что они со мной так поступили?! Сначала сделали физическим уродом, а теперь сделают и ментальным?

Лежать на полу было неудобно: горько плакавшая Ильина упиралась головой в дверь, а ногами – в противоположную стену камеры.

– Как же так получилось, что Валентин Эмильевич стал злодеем? – спросила саму себя Лариса, глядя в темноту. – Я же знаю его много лет, еще со студенческих времен, и он был нормальным человеком. Что заставило его стать тем, кем он стал? Ощущение власти? Деньги? Или еще что-то?

Ильина перевернулась, пытаясь улечься на полу поудобнее.

– Проблемы начались около шести, может, пяти лет назад, – вспоминала она, – когда пропала Рита.

С дочерью Утюгова Маргаритой Лариса Ильина, тогда еще хорошенькая молодая студентка, а не гротескный длинноносый Буратино, училась в одной группе вуза. Рита была амбициозной и прагматичной девицей. Сразу после получения диплома о высшем образовании Ильина и Утюгова отправились работать в НИИ Новых биотехнологий, где уже полным ходом шли эксперименты по генной инженерии под руковод-ством Степана Комиссарова. Степан был проницательным, логичным, блестящим ученым и при этом доверчивым как ребенок. Ларисе он напоминал Альберта Эйнштейна.

– В тот вечер Рита говорила о том, что не хочет умирать, – вспоминала Ильина, лежа на полу.

«Лара, смерть – это такая глупость!» – повторила Лариса слова студенческой подруги, сказанные ею накануне исчезновения.

Значило ли это, что Маргарите Утюговой было суждено умереть – и она об этом знала? Или дело в другом?

Ильина была грамотным и отлично образованным ученым. Она напрягла все свои извилины. Темнота и тишина карцера теперь не мешали ей, а скорее помогали. Крупицу за крупицей перебирала Лариса мельчайшие крохи информации, которые ей перепадали за все то время, что она была знакома с Утюговым. Она вспоминала мимолетные взгляды, фразы, сопоставляла факты, учитывала слухи, анализировала содержание статей, опубликованных профессором и его коллегами. Истина была где-то рядом. Как связаны исчезновение Комиссарова и Маргариты с чудовищными изменениями в личности профессора Утюгова? Что случилось в тот далекий день шесть лет назад?

Вдруг словно луч света пронзил сознание Ларисы.

– Ага! – воскликнула она. – Теперь все понятно!

Девушка перевернулась на живот и засмеялась.

– Всех одурачили, – громко сказала Лариса, – они всех одурачили!

Ильина вскочила, ударившись головой о потолок камеры. Ей было все ясно. Вернее, почти все.

– И все-таки, – пробормотала она, задумавшись, – в этом спектакле явно принимал участие еще один человек. Какая-то «миссис Х». Или, может быть, «мистер Х». Этот человек находится в тени и не светится. Но он не является тем, за кого себя выдает. Кто это? Не знаю. У меня недостаточно информации. Про остальных же я все уже поняла.

Лариса теперь знала, где искать дочь Утюгова. Она видела ее каждый день!

– И все-таки, как она могла согласиться на такие условия? – пожала Лара плечами. – Даже я, уродливый трехметровый кузнечик, которого каждую секунду могут атаковать мозгоеды, и то нахожусь в менее чудовищном положении, чем Рита.

Лара потянулась, стараясь не удариться головой о потолок, и глубоко вздохнула. Умирать ей категорически расхотелось.

– Хорошо, что карцер не рассчитан на людей моего роста, – сказала Ильина самой себе, – это дает мне некоторые преимущества.

Сосредоточившись, Лариса принялась изучать потолок камеры.

Холодильник был закрыт, но вожака крысиной стаи это ничуть не смутило. Он зацепил лапой дверцу, и она легко распахнулась. Взгляду его красных глаз предстал ряд брикетов сливочного масла, завернутых в полиэтиленовую пленку. Острыми зубами вожак полоснул по целлофану. Масло было холодным, твердым и восхитительно вкусным. Крысы ели и ели, наливаясь силами и чувствуя, как каждая клеточка их тел получает свою пайку калорий. Посмотрев на свою стаю, которая с упоением грызла масло, вожак подбежал к другому холодильнику. Потом – к третьему. Через некоторое время все крысы насытились и, еще больше увеличившись в размерах, улеглись спать под батареями. Открытые холодильники при этом начали размораживаться. Из них капала вода, лужи на полу быстро увеличивались.

Ева бегала от одного туннеля к другому, проверяя, не пробились ли мозгоеды сквозь преграды. Кроссовка в одном из отверстий подозрительно шевелилась, и Ершова с силой засунула ее назад. Вторая кроссовка вроде пока не двигалась – она сидела в узком туннеле очень крепко. Больше всего девушку волновал лаз, выход из которого был закупорен ремнем. Муравьи-мутанты, столпившиеся в туннеле, упорно лезли вперед и потихоньку выталкивали преграду. Девушка принялась придерживать ремень левой рукой, правой заталкивая поглубже джинсы.

– Ну и что мне теперь делать? – громко спросила саму себя Ева. – Когда я устану, они прорвутся. Я выигрываю время, но смогу ли я сдерживать напор мерзких насекомых вплоть до того момента, когда Володя приедет и спасет меня? Каким образом он обнаружит меня в карцере? Как откроет дверь? Ведь в НИИ ему никто ничего не скажет, а моя единственная подруга тоже сидит в камере.

При мысли об Ильиной сердце Ершовой словно сжала стальная рука.

«Догадалась ли Лариса заблокировать одеждой туннели? – подумала Ева. – Или она уже превратилась в тупого зомби?»

Из глаз Евы закапали слезы.

– Я им этого не прощу, – крикнула она, – я им не прощу того, что они сделали с Ларисой!

Горячие слезы текли по ее лицу. Девушке становилось все холоднее и холоднее. Ступни Ершовой в тоненьких носках плясали по кирпичному полу, пытаясь согреться. Ноги и руки покрылись мурашками. Лабораторный халат, под которым была короткая белая маечка, почти не грел. Первое время Ева, находившаяся в горячке, не ощущала жуткого холода, но сейчас она чувствовала себя все хуже и хуже.