Текст книги "Полковник (СИ)"

Автор книги: Ольга Головина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Головина Ольга
Полковник

ПОЛКОВНИК

Он умер от инфаркта в одиночестве, хотя и сейчас где-то в Одессе живет его дочка, отношения с которой у них были, мягко говоря, прохладные, и от чего он очень страдал. Его звали Иван Павлович Буюкли – мой преподаватель по фортепиано.

Пять лет назад, приехав в южный городок моего детства в Одесской области на встречу одноклассников, мне непременно захотелось встретиться с ним. Сколько же я его не видела? Прикинула – похоже, 27 лет! Узнает ли?

Но я была полна решимости. В последнее время, видимо, преодолев некий возрастной барьер, и похоронив отца, мне стало жутко необходимо общение с людьми, которых знала я и мой отец. А они как раз и были знакомы. Правда, точного адреса, я не знала. Где искать? В музыкальной школе? Бесполезно, сейчас каникулы. Пришлось идти в собес, плакаться, мол ищу своего учителя... И о, чудо!

Служащая говорит:

– Это, что, тот болгарин, что машины ремонтирует?

– Видимо, да, – отвечаю ей, вспоминая, что именно на этой почве и были знакомы дорогие мне л

юди.

– Так вот идите по этой улице, – она указала направление, и то ли такой-то дом, то ли такой-то, она не помнила. – Но вы его сразу узнаете, дом на двоих хозяев и машина во дворе стоит.

Довольная я побежала искать дом Ивана Павловича. Стоял жаркий августовский день. Я хоть и была в бейсболке, но все равно приходилось прятаться в тени домов и зелени, что бы совсем уж не облиться пОтом. Ведь после долгой разлуки хотелась предстать перед преподавателем в потребном виде, не смотря на жару + 32 по Цельсию.

Я довольно быстро пробежала квартал за кварталом, но ничего похожего на глаза не попалось. Я порылась в сумке. Холодная бутылочка коньячка, захваченная с собой, покрылась испариной. Шоколадка, купленная сдуру в такую погоду, предательски таяла на глазах. Я понимала, что меня занесло не туда, и, повернув обратно припустила шаг. Навстречу тяжело шел грузный мужчина, и я спросила, не знает ли он, где живет Иван Буюкли. Он и указал мне на недалеко находившийся дом, который я уже пробегала и не поняла, так как машины во дворе не было.

С нескрываемым волнением подошла к калитке и нажала на звонок. Ничего.

– Стучите в окно, – подсказал еще не далеко отошедший товарищ.

Я настойчиво постучала по стеклу. Через минуту раздалось бряканье открывающихся дверей, и ко мне со второго этажа неспешным шагом спустился он. Я его сразу узнала. Поджарый, загорелый, с приличными остатками волос на голове, чуть поддернутыми сединой, в свои 63, он выглядел очень хорошо. Черные брови вразлет, а под ними те же большие черные глаза, словно в моем детстве с удивлением глядели на меня.

– Вы ко мне?

– Да, Иван Павлович, здравствуйте! – улыбаясь, я сняла бейсболку и очки.

Он с минуту изучал меня, потом улыбнулся в ответ.

– Ольга, – обнял он меня, – Неужели ты?

– Да, я.

– А я ведь видел минут десять назад, как ты пробежала. Как я рад тебя видеть! А я еще подумал, как со вкусом одета это девушка. Не узнал тебя. И симпатичной девчушки ты стала красавицей.

Приятно было слышать комплимент. И, правда, белая бейсболка, белые летние кружевные сапожки, и шоколадного цвета разлетайка, подвязанная этническим пояском и с такой же сумочкой на плече, на фоне загорелой коже смотрелись эффектно. Надо же, подумала, мужчине за 60, а он все еще обращает внимание на девушек. Хотя чего я удивлялась? Он всегда симпатизировал женщинам, а они отвечали ему взаимностью.

– Ну, проходи, проходи...

Он провел меня по лестнице на второй этаж, где находилась кухня. Помещение сразу выдавало своего хозяина с потрохами. По всему было понятно, что здесь живет холостяк. Тонкий слой пыли смешанный с жиром, ровно покрывал все находившиеся там скарб. Вещи и книги не имели своих мест. Потолок от постоянного табачного дыма приобрел серо-желтый оттенок. Но меня это не смутило. Я была рада видеть, как засветились глаза от неожиданного радостного события у моего учителя, как спешно собирал на стол все, что было у него съестного.

Я достала презент. Иван Павлович налил по рюмочке, и пошел наш неспешный разговор.

Я вкратце рассказала, как жила все эти годы. Рассказала про работу, семью, детей. О том, что последним днем, когда я прикасалась к клавишам, был день получения диплома об окончании музыкальной школы. В общем, пианино забросила с концами. Дальше поведала о своем не долгом приезде, и конечно, о смерти папы. Иван Павлович погрустнел. Мы помянули отца, вспомнили их молодость, и разговор плавно перешел на жизнь учителя. Он тоже посетовал, что играет на инструменте крайне редко. Не до этого.

– Пойдем, – он встал.

Мы вышли во двор, и Иван Павлович провел меня в большую мастерскую, где и пряталась очередная ласточка, ожидавшая золотые руки мастера.

– Вот это и занимает сейчас все мое время. Этим на жизнь и зарабатываю. Не жалуюсь, да и соседи меня уважают.

Он как будто оправдывался.

– А вот посмотри туда, – он указал за огород.

Огород был небольшой, но все что нужно: томаты, лук, зелень, все вмещалось. Чуть дальше шел небольшой виноградник, ровными рядами красовались кустарники с наполненными солнцем гроздьями, а за ним вдалеке располагалось большое озеро. В безоблачный день водная гладь играла солнечными ликами, создавая волшебную искрящуюся живую массу, за которой по другую сторону берега находилось село. Вид как на ладони. Издалека оно казалось совсем игрушечным, почти сказочным. Красотища необыкновенная! Все бы стояла и любовалась... А воздух! Воздух – не надышаться! Такой сладко – горьковатый на вкус, густой, обволакивающий... Хоть на хлеб намазывай! Ностальгия кольнула острой болью в сердце. Как же я люблю эти края!

– Вот это меня сейчас и греет, – сказал Иван Павлович, будто прочитал мои мысли.

Мы вернулись к столу, выпили по рюмашке. Немного расслабившись, он вспомнил прошлое, которое я не могла знать. Рассказал, о том, что после нашего отъезда в музыкальную школу пришла работать молодая, красивая женщина. Супруга ее только отправили в Афганистан, и детей у них не было, муж не мог. И вот, Иван Павлович рассказывал не только сухие факты, он погрузил меня в свои воспоминания, словно прошлое вернулось, и он заново проживал свои чувства. Он вспомнил, как впервые увидел ее, как восхищался ее глазами, волосами, говорил, что его пленил ее запах. На какое-то время мне даже стало неуютно слушать эти откровения, но потом я поняла, человек музыкальный, творческий, видел красоту и тогда, и сейчас, вспоминая ее, не мог не донести до меня случившейся с ним любви. Именно так он говорил об этих отношениях. Страсть, любовь, которую он пронес через всю жизнь. Он достал брошюрку "Псковские зарисовки. Лирика"" со стихами и похвастался:

– Мои. Наконец два года назад издали.

Я была удивлена. Никогда в детстве не знала, что он писал стихи. Хотя тогда еще не писал. Наверняка это пришло чуть позже. Я с интересом пролистала несколько страниц, но понятное дело, что прочесть все в этой ситуации никак не могла.

– А хочешь, я тебе ее подарю? – оживился учитель. – Правда она у меня одна осталась.

Я глянула на тираж – 200 экземпляров. Не густо. Но дело не в количестве. Видимо, это все что он мог себе позволить. Да и те раздал по друзьям.

– Я найду еще одну, и вышлю ее тебе, – загорелся он.

– Хорошо Иван Павлович, – я оставила адрес. – А не думали вы, для большей аудитории выложить стихи в интернет?

Он задумался.

– Да, было бы не плохо.

– Ну, так давайте я вам в этом помогу. Мне не составит большого труда перепечатать стихи и выложить на каком-нибудь творческом сайте. И люди увидят, и вам приятно.

На том и порешили. Немного забегая вперед расскажу, что через полтора года получила почтовое отправление, почему-то без обратного адреса, и долго думала, кто же сто мне прислал, пока не получила конверт с брошюркой, а в ней личная запись: "Ольге К. на память от Ивана Б. Я счастлив, что ты меня помнишь... И я тебя тоже, ты была не похожа на других детей, ... конечно, жаль, что твоя своенравная натура решила вопрос так, как... решила. Я всегда рад тебя видеть у себя дома" (пунктуация сохранена). Тут я и вспомнила о своем обещании, и с удовольствием выполняю. Вот, что он о себе писал:

Родился я в Бессарабии, в селе Чийшия, в переводе – Росистая долина, нынче Огородное, Болградского р-на. Но тогда, под конец войны все было по-другому. 1944 год, 15 апреля, суббота перед Пасхой.

А так же он увлекался гороскопом. При встрече не забыл уточнить мой знак по Зодиаку, и, получив ответ, что я – Весы, стал с увлечением рассказывать, что вот почему нам с ним так легко общается. Он – Овен, я – Весы, наши отношения в гороскопе начертаны, как теплые и дружеские. Спорить с ним не стала. Возможно, так оно и есть.

Звезда Марс встретила меня и вдохнула в меня упрямство и волю. Две семьи немцев жили в нашем доме, они причастны к моему крещению, видимо они вдохнули в меня дисциплинированность и трудолюбие... Мы дети войны, карабкались, как могли через голод, холод, вопреки завистникам и ненавистникам.

На нашей встрече он поделился одним своим секретом, секретом своего рождения. Иван никогда не знал своего отца. Но даже на смертном одре мать не призналась Ивану, что отец это и был один из немецких офицеров. Он догадывался об этом по слухам, сопровождавшим его всю жизнь. Вот и я вспоминаю учителя педантичным, пунктуальным, дисциплинированным человеком. Как он сам говорил, что это стандартный набор характеристик настоящих арийцев. Не то что бы он гордился этим. Просто констатировал факт. А вот чем он гордился по настоящему:

Застольная

Ей, миряне за столом

Давайте нынче песню вместе запоем.

Да не ту, что сердце гложет словно нож

Я еще поверьте, хоть на что-то гож.

Спойте мне такую, чтобы сердце в жар

Песню молодую, про любовь – пожар.

Чтобы сердце в сплаве, с чистою душой.

Жизнь могло исправить от беды большой.

Ну так спойте братцы, спойте чтоб не жаль

Только чтобы вкратце. Только чтоб не в даль

Я люблю попроще, так оно верней,

Я не жду по почте белых "журавлей",

Пойте братцы, пойте. Чтобы сердцу в блажь

В нынешней попойке, я пожалуй Ваш.

На тему г. Одесса

Лунной ночью соловей

Подруге преданной своей,

Выводит трели до утра

Не зная отдыха и сна.

Радости мои

У меня свои заботы

У меня мечты свои

В час свободной от работы

Я пишу свои стихи.

Боб всем, что наболело

И о радости порой

Да о том, что снова дело

Увлекло меня собой.

И нет времени для скуки

Занят делом каждый час.

От работы ноют руки

И грубеет вдруг матрац.

А на утро снова дело

И другой уж интерес

И дела, дела всецело

Получают перевес

И урывками, пожалуй,

Я пишу свои стихи,

От стиха, до строчки малой

Это радости мои.

Россия

1970-й. День настал.

За круглой датой кипит в мартенах сталь

Снуют машины, крутятся турбины сотен ГЭС

Нам не до кручины, мы в самой пучине.

Выводим в ширь небе "Даешь прогресс!"

Разинув рты глядят словно в облако из червона золота...

Бьют в набат Америка и прочие штаты,

А иные политики вместо блина жуют цитаты,

От света красного жмурится прочая дрянь,

Которой снится колосистая Кубань.

Россия!!! Родина!!! Возраст в шестьдесят...

Молодость твою нельзя измерить и объять,

Эту Родину как гром весенний

В октябре провозгласил товарищ Ленин.

Родина

Горжусь я твоими успехами,

Родина, веришь ли мне?

Гордо шагами-веками

Идешь ты по этой Земле.

Руки небрежно вскинула,

Словно в игре в Бадминтон,

Шарик – спутник подкинула

Видно в семье Скорпион.

Люди гордятся той смелости,

Правды боятся враги

Обе взрастились до спелости

У нашей земли на груди.

Славься ты, Родина милая

Скромностью и добротой.

Все мы и всеми силами

Единой связались судьбой.

Наши колени не шаткие,

Шаг наш в землю врос

Хоть мы простые штатские

Враг, свои шуточки брось.

Родина кровью измерила

Каждую пядь земли,

Любая пусть прыгнет империя

Сядет на наши штыки.

Ключики

Чем же мы лучше Америки?!

Каждый день чередой,

Ходят, простите, холерики

Нескончаемой чередой.

Дай ми копейки за ключики,

Что на почтовом ящичке

А иные, пожалуй, хлюпики

Требуют рубль по справочке.

А следом за ними финансовый

Ходит народ по городу

День выбирая авансовый

Бреет народу бороду.

"Мотыгой ты землю вспахивал?

С тебя удержать мне велено..."

Какой-то бумажкой помахивал,

но не декретом Ленина.

Так ведь уплатили пожизненно

Деды своими жизнями,

Чтоб согласно декретам

Все принадлежало детям.

«Тебя бы к ногтю за политику!»

Взвыл на прощанье "пижон"

Наверно, подобно критику

Слушать повсюду должен.

О Бессарабия

О Бессарабия, мне снились

Твои сады, твои поля...

Когда черты родные скрылись

За горизонтом... И грустя

Я много лет в краю далеком

Мечтал увидеть отчий дом

Хоть на секунду, грустным оком,

Спросить хотел о том, о сем...

Акаций белых снился запах,

Садов сиреневый туман,

Поля украшенные в маках

И в сизой дымке караван...

Идущий к солнцу по полям,

Прохладой утренней вдыхая,

Сердечно кланяясь лугам

И птицам крыльями махая

Мне снилась ты, земля моя

Природы чудное творенье.

Судьба не легкая твоя

Моею стала с дня рожденья.

И где б я ни был, я твое

Могу, с чуть смуглыми чертами,

Простое, доброе лицо,

Узнать с закрытыми глазами.

Удачам радуясь твоим

Я горд, что мы с тобой

В предверьи нового стоим

Единой связаны судьбой.

Но по Маяковскому «в нашей буче, боевой кипучей и того лучше...»

Пришли мы из крестьян

Владимир Ильич, в Ваш стан

Пришли мы из крестьян.

Взяв охапку сена для лежанок

Ушли мы из своих мазанок.

Вперив глаза в бесконечность,

не разбирая трудных и легких дорог,

Забывая, кто болен и кто продрог

Крошки в рот, бросая на ходу

Шли мы сквозь болото и пургу.

Грозили нам на «Поворотах»,

Грозили нам из-под ворот...

И за участье в красных ротах,

Свинец кипящий или в рот.

Но мы все шли, упрямо стиснув зубы

Слилась рука с клинком в единый "сплав",

Когда нас в бой последний звали трубы,

Мы умирали гордо у застав.

Мы шли, чтоб вечность обрести,

Чтоб жизнь была прочней и краше,

Чтоб дети наши жили и росли

Счастливо на планете нашей.

Только получив брошюрку и прочитав стихи, я узнала, что молодость Иван Павлович провел в Пскове, где учился в музыкальном училище. Он был бессменно рад этому обстоятельству, и как любой молодой человек, вскоре, конечно же, влюбился... Это ж надо, словно красной нитью этот город вплетался через всю его жизнь. И как красиво он воспевал его...

В краю рек и озер, в сравнительной близости от моря возник в 903 году Псков – боевой форпост на северо-западе Руси. Очаровательный, открытый, населенный людьми добрыми с чистыми сердцами, город. Этот край называют "солнечный скобаристан", т.к. в Петровские годы псковичи делали скобы для кораблей. Река Великая, гордая и своенравная, разделяет город на две части. Не далеко находится музыкальное училище им. Н. А. Римского-Корсакова, оно словно заглядывает в Великую.

Березоньки

Кругом поля, поля заснежены

И всё Россия без конца.

Стоят березоньки изнежены

Босые в мерзлые снега.

Им сказки снятся не рассказаны,

И песни дивные весны.

К весне им платьица заказаны,

на их нагие белизны.

А в зимний день, у колыбели

Поет им вьюга песнь свою

Слова той песни у-ле-те-ли

На крыльях вьюги, в синеву.

Вернулся в Псков, он стал мне родным и близким. Что-то перекликалось с пионерской организацией, с той чистотой и искренностью. Я попал в среду, где стал "наш Ваня", наш "болгарин". В меня верили, и я не подводил.

Фортепиано, теория, гармония, история музыки – это для меня неубранное поле, куда я зарылся с головой. Я старался не подвести.

Хотя я вернулся, чтобы поступить в институт им. Кирова, но меня перехватили учителя Псковского музыкального училища. И закружилась в карусели жизнь младая...

Здравствуй мать!

Я расписываюсь по всей стране

От Балтийского до Черного, как по стене

Черкнем длиной в сутки и точка...

А там выскочим да и потянем

хвостик росписи той прямой в Дунай голубой.

Не то "мир", но то "пир", не то пыль столбом

Поезд твой царапнет да и ткнется лбом

О платформу Одессы – матери.

Стоп! Приехали! А теперь на пальчиках – ножках

Пущай тянет хвостик росписи той

В этот самый Дунай – голубой.

Поезд встать как супостат, тупее некуда.

А мне куда? Молчит тупорылое чудо,

Хоть ты ему в рыло, хоть т ему блюдо!...

Он и глазом не моргнет...

Ну что ж, придется мне как скоморох

Подтянуть брючину, ибо живот пучит,

От дальнего пути!

Ударить пяткой об асфальт площадки,

И в зубы папиросу из пыли.

Здравствуй, «матка моя – Бессарабская»,

Принимай своего псковича – болгарина.

Не зря мою подпись на всю страну

Выписал карандаш – поезд.

Это я к тебе кормилица – мать

Спешу... сквозь годы, сквозь века!

Так здравствуй же,

Здравствуй мать моя.

Я счастлив от того, что я жил при социализме, когда мы получали бесплатное образование, нам платили стипендию. Это была наша страна, наша Родина – СССР.

Энтузиасты

На вокзалах нам не спится,

На вокзалах не видится,

И не любим долго ждать,

Хоть мы вынуждены,

Хоть мы высажены, Но ведь нас не обуздать.

Все равно где мы сидим

дно ли это, иль Одесса,

Видим мы в мечтах "Экспрессы"

И удобны и просты....

Ведь о нас кричат газеты – "энтузиасты"!

Кто мы толком? Энтузиасты?!

Видно сразу не поймем...

Если вы довольно крепки,

Не сотрут вас в порошок...

Это видно чудо... только пуговицам будет худо.

Да уж вы, не огорчайтесь,

И толкайтесь не стесняйтесь,

Ибо вам придется сутки,

А вполне возможно двое

Быть в мечтах на "Экспрессе"...

Студенты

Скрючившись, съежившись,

Идут по городу студенты,

Брючки где широки, где узки, а толку?

Зима знай донимает

Им бы студентам, да на колбасную полку!!!

Да потеплее чего?! Ох бы!

Тогда бы молодежь бы, пошла бы.

А пока поплясывай да посасывай едкую махру.

Толку – то от этого, под ребром сосет,

И метель по улице жалобно поет.

Не кручинься папенька, велика ль беда,

Что на нервы действует, то мы опровергнем

И гораздо счастливей кажется судьба.

Дождь

Холодный дождь стучит в окно

Ему наверно все равно,

Что рядом нет тебя со мной

Он льет, холодный и хмельной.

И ветер злобно так свистит,

Стекло промерзшее гудит,

Как будто сердце от беды

У незадачливой судьбы.

Человек

Я славлю мир,

Сей мир безбрежный

Словами доброго певца

И в дар певцу

Как было прежде

Несут лаврового венца.

Но нет, не надо венца мне славы

Я лучше выйду на простор,

И шум лесов, и шум дубравы,

В тиши прочтут мне приговор.

И сей закон, законов выше

Его придумала Земля

А человек?! Он мог не слышать

Как звали доброго певца.

И презирая неудачи

Иду я гордо по Земле,

Пускай там сплетники судачат

Что надо б мне висеть в петле!!!

Я человек. И все законы

Смогу постичь своим умом,

И даже сплетников знакомых

Я отправил бы в дурдом.

Чтоб было чище во вселенной,

Чтоб мир искрился синевой,

И чтоб улыбкой той надменной,

не повстречал бы люд земной...

И жизнь тогда, конечно краше,

Собой заполнит каждый дом

И человек планеты нашей,

Вас встретит радостью, добром.

После учебы Иван вернулся в свой городок, где и работал в музыкальной школе.

Я шла домой и никак не могла вспомнить нашу с Иваном Павловичем первую встречу. И почему детская память такая избирательная? Скорее всего, это было в музыкальном классе. Ему чуть за 35, мне около 7 лет. В то время он казался мен зрелым мужчиной, и от него почему-то всегда пахло чесноком. Но меня это не раздражало. Помню, что он очень любил детей, да и ко мне всегда был учтив, терпелив и добр.

Болград... Музыкальная школа – теория – фортепиано – теория – закружилась жизни карусель на целых 28 лет.

Дети – это моя радость, это мое счастье, это движущая сила, которая помогла мне выстоять, выжить. С чего началось, тем и заканчивается.

Первоклассники

Звенит звонок, звонок веселый,

Сей дивный, тенор – соловей,

Над нашей милой, доброй школой

Сентябрь встречая у дверей.

Улыбкой радостной на лицах

Запрыгал он у малышей,

И будто сон им добрый снится

Под песни милых матерей.

Загадкой радостной им школа

Пожалуй кажется сейчас,

И сей звонок, звонок веселый

Искрится радостью в глазах.

И первый час за школьной партой

Звонок веселый у двери

Для них послужит первым стартом

В познанье тайн родной земли.

Дивный дождь

Дождик брызнул озорной

По кустам, по мостовой

И прохлада из окна

Приглашает нас... туда

Где росинки на траве

Заблестели на заре

Где от радости с утра

Зашумела вдруг листва.

А веселый гомон птиц

Сон согнал с уставших лиц...

И со смехом детвора

Побежала со двора...

Все быстрей, быстрей туда

Где блестит в траве роса,

Где веселый солнца луч

Соскользнул с высоких круч

И прохладу над рекой

Вмиг согнал своей рукой.

И на лицах у детей он запрыгал... и звонче

В этой утренней тиши

Зашумели камыши...

Ну, а дождь свой дивный зонт

Уж унес за горизонт

Чтобы сон с усталых лиц,

Чтобы пыль с уснувших птиц,

Смыть пред утренней зарей

Дух, бодрящею росой.

Сказка

Пушкин, деда Пушкин!

Ну, давай, с тебя начнем,

Вскинем ушки на макушки

Сказку старую прочтем.

Может кот еще ученый

Ходит по цепи кругом?

Мы за ним неугомонно

Замурлычим, запоем...

Стало вдруг уютно в доме,

Наступила тишина.

Дети взялись на картоне

Рисовать того кота.

Тут и дуб, и ель златая

Кот не кот, зато усы!!!

Все пыхтят, труда стилая

Косо глядя на часы.

Все! Пробило. Время детки!

Кто с улыбкой, кто грустя

"Хвост забыл...". "А я про ветки..."

Горячится ребятня.

Ну, а Пушкин в это время

К Лукоморью держит путь,

Ноги влиты в злато стремя

Торопя коня чуть-чуть.

Вот конец той сказки старой,

Спать пора, пора в постель

В руки мать берет гитару

И поет им колыбель.

«Алли-луя»

Есенин, милый мой,

Ты прав! Судьба – паскуда

Игру затеяла со мной,

Но я держусь покуда.

Надолго ль хватит сил?

Откуда знать мне это.

Давно б тебя спросил

Да ты все родишь где-то.

И может быть давно

Я б смог угомониться

И до меня б дошло

Что мне пора напиться.

Я многое спросить

Понять тебя хочу я,

Как мог ты так рубить

Рифмуя "алли-луя".

Но нет и нет тебя

Неужто, ты простился

С сей жизнью навсегда?

Иль другой польстился?

В минуту острой боли

Я тороплюсь к тебе...

Но мне от злой то доли

Не спрятаться нигде.

Мне жаль, что нет тебя.

Ты, знаю, парень славный,

Как жить? Ответь, любя...

Вопрос сей самый важный.

Но пока вернемся в тот жаркий вечер. Иван Павлович страстно рассказывал о любовных встречах, о том, что в один прегрустный момент он понял, что же от него нужно было этой красавице. А всего лишь его семя. А почему нет? Статный, молодой, здоровый, с иссиня черными волосами и черными глазами, как бы сейчас сказали, настоящий полковник, правда, на болгарский манер. Позже, она напрямую попросила помочь ей в зачатии ребенка. И он не смог ей отказать.

Синева

Мне бы выспаться, мне бы высмеяться

Над всеми штучками, который зовутся шуточками

Как тебя не брани, как тебя не кори

Все без толку, ходят кривотолки в твоем мозгу.

Мне бы книжки с полок

В кучу сбросить бы в одну

Да покопаться! Наверно долог

Путь в прекрасную страну?

Какова она на самом деле?

И была ли на Земле доселе?

Эта самая счастливая любовь?

Нет. Подожди, постой...

Зачем на самой деле мне кипа книг?

Мне кажется, твой взор немного сник...

Твои глаза синее синих рек,

И неба синевы...

И хоть нужны они,

Но ты нужнее с синевою, со своею...

Мне бы выспаться, мне бы высмеяться...

Но только не до сна мне.

Синева твоя надо мною высмеялась

Может быть простая,

Может быть такая,

Может быть бывает первая любовь.

Есть любовь на земле

Есть любовь на земле... есть,

Если ты в этом мире есть

Если глаза твои, словно звезды в дали,

Горят, горят, всю ночь

Припев:

А звезды как росы, а росы как слезы

А слезы в глазах от печали большой

Есть любовь на земле... есть

Если звезд нам с тобой не счесть

Если сквозь дни разлук

Сердце трепетно вдруг стучит, стучит в груди.

Припев: (тот же)

Пусть опять дни летят... пусть,

Виноваты не мы, а грусть

Будут глаза твои словно звезды в дали

Гореть, гореть всю ночь.

Припев: (тот же)

Осенняя песня

Листья шуршат по осенней земле,

Небо нахмурилось в облачной мгле,

Осенней порою, в конце октября,

Впервые я встретил тебя.

Ветер ликующий в лоб меня бил

Видно за то, что тебя полюбил

А может за трепет твоих карих глаз,

Который в душе не угас.

Припев:

Осенний ветер срывает листву,

И кружева листьев несет в синеву.

Осенний ветер приносит тоску,

И в память сердца улыбку твою.

Если не встречу я больше тебя,

Если уеду в другие края

В осеннюю пору, в конце октября,

Твои мне приснятся глаза.

Если не встретимся мы никогда,

Если с тобою случится беда

Другом тебе будет песнь чудака,

Осенняя песня моя.

Мне снится улыбка твоя

На этой огромной планете

Есть много хороших девчат

Но лишь о тебе на рассвете

Составы тревожно кричат.

Припев:

Ты... только лишь ты

В сердце моем

Лишь об одном все мои слова

Ты только лишь ты.

Встречал я рассвет, за рассветом

Но только тебя не видать

Быть может сумеют об этом

Тебе поезда рассказать.

Припев: (тот же)

На нашем, прекрасном Дунае

Мне снилась улыбка твоя

Сегодня, об этом не зная,

Несут меня в даль поезда.

Расстояния в тысячи

Я говорю тебе: "Здравствуй..." на расстоянии в тысячи.

Я говорю тебе: "Здравствуй..." и ты близка.

Разве могут тысяча километров удержать мысль?

Разве могут тысяча километров удержать желаний? Нет

И опять живая в мыслях, а ведь до тебя тысячи...

Но мысль пронзает столетия...

Тысяча километров это лишь шаг...

Когда бурля, сквозь дали вонзает мысль в твой взгляд,

А что такое тысяча километров?

Это свежий след, последних встреч.

А что такое тысяча?

Это ничего, коль в памяти твое лицо.

Я кричу сквозь тысячи: «Здравствуй, здравствуй!»

Не ищи меня взглядом рядом

А сквозь тысячи, тысячи...

Во имя счастья пройденных верст.

Незнакомка.

Поезд Одесса – Мигаево

Твои глаза, как небо, серые

А улыбка – что весна

Губы нежные да спелые

И душа теплом полна.

Что боишься, улыбаючись!

Я ловлю твой взгляд, любя

И неловко, спотыкаючись,

Не беги ты от меня.

Ты права

Может я тебя выдумал?

Может не было в мире тебя?

Словно месяц все мозги мне выплакал,

Что никак не пойму себя.

Кто-то в окна глаза твои выставил,

Может леший торчит с топором

Я бы с радостью стекла все высадил

Не ходи постовой под окном.

Мне мерещатся в зеркале дьяволы,

Или может схожу я с ума?!

Только мне на прощание надо бы

Хоть мельком, да взглянуть на тебя.

Я не жду расставания слезного,

Ты, родная, права как всегда

Скоро с неба ночного и звездного

Упадет небольшая звезда.

И в падении, пусть незамеченном,

Вдруг разбудит пространственный мрак

В этом мире большом искалеченном,

Жил простой и веселый чудак.

Спетая песня

Жизнь моя – песня спетая,

Отшумелась ты, оттрезвонилась

Ты, судьба – зима белая,

Злой метелицей, заметелилась.

Позавяли все цветы белые...,

И на юг летят журавли,

Жизнь моя, ты не спелая

Вслед за ними улети.

Может в дали те, дали дальние

Вдруг найдешь себе покой

И глаза моя, глаза печальные,

Теплотой ты успокой.

Знакомая

Я вглядываюсь в прошлое...

Боже мой, рукой подать -

И вечер тот и тот автобус

И чей-то любопытный взгляд.

А там, с девчонкой белокурой

Явился я как ученик,

Перед учительницей хмурой,

И перед взглядом этим сник.

Сестренка ваша?! Иль как?

Спросила ты... Нет, нет, нет

Моя знакомая... случайно... так,

Зовут Галчонком.. десять лет!!!

О Боже, ты же смертная простая,

Тогда откуда взгляд такой?

Приворожила, и вздыхая,

Шепчу я вслед тебе... постой.

Другие веруют в виденье,

А я в магию глаз твоих

И в жизни, словно приведенье,

На всех дорогах ты стоишь.

Тебе хоть раз заснуть бы у порога,

И обо мне хоть чуточку забыть

Тогда б не снилась дальняя дорога,

И по тебе я перестал бы выть.

Забыл бы я твой край холодный,

Горящий взгляд и гордый нрав.

Бежал бы я, как волк колодный,

От злобы стадо передрав.

Не нет. Прощай. И все на ветер

Мои признанья, образ твой...

Пусть будет счастлив, кто приметил

И отогрел меня собой.

Я люблю тебя

Искорежили, измяли,

Весь в подтеках, в синяках

Не пора ли, не пора ли,

Плыть к могиле на руках.

Но еще, еще так рано!!!

Я не видел белый свет

На душе большая рана

И увядший белый цвет...

Разорвется грудь от боли

Научил бы кто рыдать.

Видно мне от злой то доли

Век бедняги не удрать.

Раз прожили, только что нам

Надо три, а там свалить...

По неписанным законам

Продолжаю мертвым жить.

«Я люблю тебя»... и станет

Весь тот внутренний тот строй.

Напевать тебе, что стонет

Парень, с взорванной душой.

Но с последним, с поддыханьем

Я спешу к тебе, спешу

И взволнованный свиданьем,

Посмотрю и... промолчу.

Звонок

Набрал я снова номер твой,

Но мне в ответ гудок глухой

В десятый раз одну и ту

Заводит песенку свою.

И вторит ей тревожно чуть

Моя взволнованная грудь,

А голос твой молчит пока

Забыв наверно чудака.

Забыв совсем за суетой,

Что друг с изломанной душой

Тревожно ждет, что трубку вдруг

Поднимет чуткий, добрый друг.

Кот

Его ревнуя понемножку,

Ему завидуя слегка

забыв о том, что это кошка

Его я мыслю за врага.

Ему завидуя немножко

А может больше, чем когда

За то, что он касаясь ножки

Тебя ласкает без конца.

Каков подлец! О, боже правый,

Откормлен, вымыт до бела,

Поспит на левый бок, на правый

А рядом вся твоя нога.

Я к кошкам в жизни не терпимый,

Но кошкой с радостью бы стал

Чтоб подле ног моей любимой

Мурлыкал, пел и ворковал.

Жизнь

Я люблю ее за то,

Что одинока и верна,

Я люблю ее за то,

Что прямо скажет не тая...

За то, что не соврет,

А в трудный час не подведет.

Люблю за то, что вся в меня

Открытая, прямая для добрых и плохих

А ей все лгут, безбожно лгут

Крича и проклиная...

Но хочется... как хочется кому-то верить,

Чтоб было для кого открыть входные двери.

Как хочется любить и чувствовать любовь,

Такой широкой как весной река,

Со всеми шумными ручьями, не беда

Пусть всегда такою будет.

Люблю я за доверчивость и нежность

За суровую, но искреннюю верность

За то, что так верна с начала до конца.

За то, что обыграть ее не могут

Но тот кто любит, тому верна и предана она.

Я встретил Вас

Я встретил Вас совсем случайно,

Случайно голос слышал я...

И будто вдруг открылась тайна

Сбылась то воля мудреца.

Тогда я слушал и не слышал...

Ушли из памяти слова,

Смешно мне было, как картины

Моей вдруг жизни рисовал

Словами дед: "и взгляд тот синий

Тебя к себе вдруг приковал..."

Как будто прошлое в рассказе

Звучало в голосе его

И ворожил он в медной тазе,

Где были гречка и пшено.

С тех пор ищу я взгляд тот синий

В людском потоке, как в реке...

И доброта трамвайных линий

Не помогла моей беде.

Изъездил все: деревни, села

Нигде глаза те не нашел

Лишь взгляд на миг ласкал веселый

И снова в поиски я шел.

И вот я встретил Вас случайно

И речь покинула меня,

Мечтал о встрече видно тайной,

А встретил Вас средь бела дня.

Твоя рука

Зачем стыдишься ты себя?

Порыва чувств, того тепла,

Что бьет из самой глубины?

Зачем мы сдерживать должны?

Ведь вижу я в движении рук,

Хоть я не твой еще супруг

Что ты соскучилась давно

(И в том признаться не грешно)

по теплоте и ласке той,

Что дарит редко нам с тобой