Текст книги "Знак Гильдии"

Автор книги: Ольга Голотвина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Тяжелый арбалет оттягивал руку, но Урихо крепился: в любой миг перед ним мог возникнуть возвращающийся из-за Грани Подгорный Охотник.

Но он появился не там и не так, как ожидал Урихо.

Отделившись от темного сплетения ветвей, гневный противник обрушился на плечи пролазе, сбил с ног, покатился вместе с ним по листве. Арбалет отлетел в сторону. Падая, он выстрелил, стрела глубоко ушла в глинистый склон оврага.

Урихо рванулся прочь, но получил тяжелый удар в лицо и затих.

Когда пришел в себя, обнаружил, что лежит лицом вниз на сырой листве. Причем листва эта обильно перепачкана кровью, сочащейся из его разбитого носа.

– Очнулся? – окликнул сверху ненавистный голос. – Тогда вставай. Я тебя в город на плечах не потащу.

Пленник повиновался. Видели бы сейчас пролазы своего надменного, щеголеватого вожака! Перепачканная одежда, хлюпающий окровавленный нос, мрачное и какое-то отсутствующее выражение бледного лица – словно Урихо не мог сообразить, где находится. Сделав несколько шагов на подгибающихся ногах, он тяжело уселся на торчащий из земли толстый корень.

Но пролаза только выглядел раздавленным и побежденным. В голове, шумящей от удара, тонко зудела мысль: нож в рукаве! Перевязь с мечом враг с него снял, а обыскать не успел!

Охотник уловил в облике пленника что-то фальшивое и веско предупредил:

– Дернешься – будет очень, очень скверно! То, что от тебя останется, нельзя будет положить на погребальный костер – оно с поленницы наземь стечет.

– Давно догадался? – проигнорировал угрозу Урихо.

– Ну, трудно сказать... Что ты молол про четырех Клыкастых Жаб в горах – это пустяки. Не приврешь – красиво не расскажешь. Я тоже, бывало, спускал на слушателей стаю драконов. Хотя все знают, что драконы стаями не летают.

Урихо кивнул. Равнодушие не было показным: ему и впрямь было безразлично, что враг узнал его позорную тайну. Он подался вперед. Рука, вроде бы бессильная, свесилась вниз... Только это и имело значение – тяжесть ножа, скользнувшего в ладонь!

– А выдала тебя ящерка, которую ты продал Тагиарри, – продолжал Охотник. – Сам прикинь: Нурвеш хвалится Хранителю, что принесет добычу, какая попадается раз в жизни. После этого он исчезает вместе с братом, а ты притаскиваешь на продажу редчайшую тварюшку, которую можно подманить только на пение. У Нурвеша, помнится, был дивный голос. А про твою манеру петь Черная Азалия говорила... не помню, то ли с верблюдом тебя сравнивала, то ли с больным петухом.

– Она так сказала? – переспросил Урихо, осторожно разгибаясь. Пальцы стискивали нож.

– Именно так. Тут я и припомнил, что ты якобы шестнадцать лет шляешься по Подгорному Миру и до сих пор он с тобой не сладил. Слушай, крепкая натура, ты хоть раз за Грань ходил?

– Нет, – спокойно признался Урихо в том, чего даже под пыткой не рассказал бы своим прихвостням. – С тех пор как был учеником, ни разу.

– Я так и подумал. Ведь ты тоже ученик Лауруша.

– Да, ты понимаешь, – мертвым голосом проговорил тот, кого уже нельзя было назвать пролазой. – Ты помнишь, как старик вдавливал в душу страх перед отравой Подгорного Мира! Я так и не решился...

– А жил тем, что убивал и грабил Охотников, да? И своих пролаз небось тоже?

– Их-то что жалеть? – цинично усмехнулся Урихо. – Им все равно недолго людьми оставаться. – И вдруг ему нестерпимо захотелось выговориться перед человеком, которого он собирался убить. Урихо сорвался на крик: – Ты хоть знаешь, что это такое – исходить тоской по Подгорному Миру и не сметь пройти через Ворота! Да я бы все будущие жизни отдал за крупицу Снадобья! Но ни разу его не нашел... ни у одного из Охотников, которых... – Он взял себя в руки и замолчал.

На мгновение Шенги испытал сочувствие к тому, кто был воспитан Подгорным Охотником, но отлучен судьбой от страшных и прекрасных земель за Гранью. Подавив в себе это чувство, Совиная Лапа строго сказал:

– Да, об Охотниках... Это ведь ты их так лихо истреблял в Издагмире?

– Не я один. Хотел, чтоб Хранитель признал Охотниками меня и мою ватагу. Так унизительно быть пролазой! Заодно отомстил бы Лаурушу и Гильдии за то, что меня вышвырнули. Но Тагиарри решился бы взять нас на службу лишь тогда, когда не осталось бы под рукой ни одного гильдейского Охотника, а Твари вконец запугали бы округу.

– Для того и балаган с водяными ежами, запущенными в озеро?

– Ну да. Ежи начали бы жрать людей, ты бы героически погиб при попытке управиться с хищниками. Погиб бы, не сомневайся, все было продумано. Затем являюсь я и красиво усмиряю Тварей. Один из моих парней знает приманку – ежи с другого конца озера приплывут на запах! А если добавить в приманку яда...

– Понятно. Следы Клыкастой Жабы на дороге – это деревянные «лапы» на сапоги надеты, верно? Напортачил ты со следами. Сразу видно, что за Гранью давно не был. А кто летом ревел на меня в лесу?

– Один из наших смастерил трубу: подуешь – и жуткий рев. Не отличить от Клыкастой Жабы!

– Ясно. И Хозяйка Зла еще надеется сделать людей подлее и коварнее, чем они есть! Вот дуреха, правда? Караваны тоже ты грабил?

– Конечно, я!

– А вот это врешь! – заявил вдруг Шенги уверенно и зло. – Не по усам тебе и твоим приспешникам грабить караван с охраной! Убить исподтишка какого-нибудь бедолагу – это вы еще...

Он не договорил: Урихо, как разрывающий кольцо облавы хищник, метнулся вперед. Нож ударил, целя в горло Охотнику. Но сильная рука отбила его в сторону, лезвие лишь распороло ворот рубахи. Черная лапа встретила врага, когти впились в бок, обагрив атласный камзол. Урихо рванулся, оставил на когтях врага клочья окровавленной одежды и, прихрамывая, кренясь на каждом шагу, побежал по оврагу.

Шенги дернулся было догонять беглеца, но остановился, пораженный чувством ужасной, невосполнимой потери. Что-то он утратил, несказанно дорогое... но что?

Левая ладонь поднялась к груди. Так и есть! От удара ножа лопнула цепочка, и бархатный мешочек с талисманом в драке был отброшен в сторону.

На лбу Охотника выступил холодный пот. Он не знал до этого мгновения, как сжилась его душа с небольшим кусочком серебра. Шенги разом забыл о противнике. Опустившись на колени, он поспешно перебирал левой ладонью палую листву в поисках своего сокровища. На дне оврага было сыро и темно, из-под листьев сочилась грязь. Шенги ничего не замечал. Когтистая лапа нервно сжималась и разжималась.

Наконец драгоценная пропажа отыскалась. Шенги положил ее на перепачканную ладонь и с удивлением заметил, что ладонь дрожит! Да что там рука – все тело сотрясает дрожь! А сердце бьется, как не билось после нападения крылатого демона!

Да чем же она стала для Шенги, эта серебряная пластинка с загадочными знаками?!

Ладно, а как там беглец? Ну-ка, ну-ка... Ух ты! Далеко успел уйти, хотя и ранен! Ничего, талисман его везде отыщет.

* * *

Великолепная книга в синем переплете скучала на краю стола. Учителя нет дома, некому проверить, как Нитха переписывает «Животных Наррабана». Так зачем пачкать пальцы чернилами? Юная ученица Подгорного Охотника проводила время гораздо, на ее взгляд, полезнее: установила в дальнем конце зала доску и, подняв тяжелый арбалет, старательно ловила в прицел центр мишени, нарисованной угольком.

Нургидан тоже занимался любимым делом: закинув руки за голову, лежал на лавке и ехидно критиковал Нитху. Хотя ему, между прочим, велено было к приходу учителя вымести золу из очага в пристройке.

Дайру, поставив на стол широкую миску, перебирал пшено для похлебки на ужин. Ни Нургидан, ни девочка с ним не заговаривали, опасаясь нарваться на холодный и злой отпор или, хуже того, на нарочитую, ехидную угодливость.

И то сказать, посыпались на беднягу невзгоды, причем разом! Ошейник... да от такого позора и жить-то не захочется! Запрет носить оружие... а что за Подгорный Охотник без меча и арбалета!

А тут еще днем, в отсутствие учителя, заявился наемник, сопровождавший караван до Аргосмира и только что вернувшийся назад. Он, дескать, по просьбе Шенги возил письмо Главе Гильдии, так вот ответ (просьба не серчать, что печать в дороге сломалась да пергамент малость помялся).

Ну, раз печать сломалась, значит, сама судьба велит сунуть в письмо три любопытных носа! Они же знали, что учитель писал в столицу насчет Дайру. Мол, есть у него ученик, очень способный мальчик, но позволено ли будет рабу войти в Гильдию?

Вот и пришел ответ... ох, лучше бы его не читать! Как только ни честил Лауруш своего бывшего ученика за неуважение к традициям и достоинству Гильдии! Странно, что пергамент от таких выражений не задымился! А про Дайру была такая фраза: «Сам знаешь, из куриного яйца орленок не вылупится, а тебе яйцо попалось и вовсе тухлое! Вижу, перестал ты уважать знак нашей Гильдии!»

Дайру прочел – и лицо стало серым, как зола погребального костра.

Нитха сунулась к нему с утешением: мол, Шенги еще уломает Главу Гильдии, Дайру наденет браслет Охотника... Лучше бы не совалась!

Подросток ответил подрагивающим, но ядовитым голосом, что такому ничтожеству, как он, вполне хватит и того, что уже надето на шею. А если светлой принцессе лень самой таскать по Подгорному Миру дорожный мешок, так этому горю легко пособить. И Лауруша не надо беспокоить – достаточно договориться с Бавидагом, чтоб своего раба на время одолжил.

После этого Нитха и начала возню с арбалетом...

Нургидан, снабжая ее действия ядовитыми комментариями, нет-нет да поглядывал на угрюмую физиономию, склонившуюся над миской с крупой. На время забыв распри с белобрысым хитрецом, юный Сын Клана думал о запрете на оружие. Это казалось ему главной проблемой. Без оружия в Подгорном Мире незадачливому напарнику и впрямь останется одно – дорожные мешки таскать!

После напряженных размышлений Нургидан заговорил, обращаясь, однако, не к Дайру, а к девочке:

– Зря нас Шенги обучает только карраджу да из арбалета стрелять. Оружие ведь разное бывает, не только меч. Вот, скажем, нож. Если носить за голенищем или под курткой, со стороны и не видно. Как будто ты безоружный.

Пальцы Дайру прекратили работу, но тут же по лицу скользнула презрительная усмешка. Нитха заметила эту гримасу, опустила арбалет и ответила Нургидану:

– Нож – это что! В плен попадешь – обыщут и в два счета найдут. Можно похитрее что-нибудь измыслить. В Наррабане говорят: «Придет нужда, так и с черепахи шерсти настрижешь». Вот бывает оружие, которое вроде и не оружие совсем. Никому в голову не придет, что такой штукой можно убить. Это называется иру-кхао – «оружие-невидимка».

Дайру отодвинул миску, положил руки на стол – заинтересовался! Нитха с энтузиазмом продолжила:

– Видел бы ты моих старших сестер, дочек нашей вэшти! Цветочки, а не девушки! Птички! Мотыльки! И не скажешь, что убьют на месте любого, кто осмелится их обидеть. С иру-кхао не расстаются нигде и никогда, но об этом знают только родственники и слуги, а прочим не догадаться.

– Это как же? – не понял Нургидан.

– У Ахнасты-шиу в прическе шпилька – длинная такая, украшена мелкими рубинами. Если ее выдернуть, прическа рассыплется... зато шпильку можно вонзить врагу в сердце или в горло. Ахнаста умеет, ее научила старая служанка. А Ранса-шиу всюду носит с собой веер. Красивый, большой, расписан павлинами. А боковые планки – стальные, остро заточены... Уйди, дурень! – крикнула она Старому Вояке, возникшему между ней и мишенью. – Ведь стрелу влеплю!

– Напугала дождик плеткой! – огрызнулся призрак, но на всякий случай взмыл под потолок.

Нитха вновь подняла арбалет. Краем глаза углядела, что Дайру вернулся к работе, но пальцы двигаются вяло, а лицо задумчивое. То-то! Пусть не размышляет о своем унижении и несчастье, а придумывает оружие-невидимку!

– Темнеет, – озабоченно бросил Нургидан. – Хоть бы учитель скорее вернулся!

Дайру взглянул на окно, за которым медленно сгущались ранние сумерки. В самом деле, скорее бы! Совиная Лапа пришел сегодня на рассвете, исцарапанный в кровь, в изодранной одежде. Умылся, завалился в постель, немного поспал и вновь ушел без объяснений. А в полдень зашел сосед Вайсувеш и рассказал невероятную историю о том, как учитель изловил демона за хвост и прокатился на нем верхом...

Размышления Дайру были прерваны вскриком. Нитха спустила тетиву, стрела расколола доску, ударив точно в центр мишени. Но девочка, разом побледневшая, с расширившимися глазами, даже не заметила своей удачи.

– С учителем плохо! – выдохнула она.

– Что-что? – приподнялся на локте Нургидан.

– С учителем плохо! – повторила Нитха. – Он куда-то идет, там его ждет беда!

– Прикуси язык, – возмутился Нургидан. – Кончай недоброе говорить. Иди лучше золу из очага вымети.

Нитха беспомощно глядела ему в лицо. Волнение перехватило ей горло.

И тут Дайру встал так резко, что опрокинул миску. Пшено рассыпалось по столу, но подросток не обратил на это внимания.

– Что, забыл Котел Смерти? – крикнул он так гневно, что Нургидан вздрогнул от изумления. – Как она на поляну идти не хотела!.. У нее чутье на опасность, учитель же сказал! Раз она говорит, что с Шенги плохо, значит, надо его выручать!

Таким друзья еще не видели Дайру. Даже голос изменился!

– А ты разве знаешь, куда он пошел? – спросил озадаченный Нургидан. – Или думаешь разыскивать его по городу? По запаху след возьмешь, как гончая?

– Я – нет. А вот тебе, может, и придется – по запаху!

Нургидан вскочил со скамьи, свирепо ощетинился:

– Ты на что, гад, намекаешь? Я ж тебя за это...

Дайру не дрогнул:

– Не намекаю, а прямо говорю! Сам знаешь, какое у тебя чутье – та самая гончая позавидует! Жалко хорошему делу помочь, да?

Нургидан сообразил, что обиделся напрасно, и ответил тоном ниже:

– Да я... ладно, попробую.

Он протянул руку к висящей на гвозде перевязи и сдвинул брови, увидев, что Дайру уже надел перевязь и пристегивает к ней меч.

– Да ты что... ведь нельзя же...

– А идите вы с Бавидагом в трясину поганую! – с чувством ответил Дайру. – Только мне сейчас про эту дурь думать! Пусть потом хозяин хоть насмерть запорет, лишь бы с учителем худого не случилось!

– Нургидан прав, – сердито сказала Нитха. – Глянул бы на себя со стороны: в ошейнике и с мечом! Не то что стража – первый встречный остановит!

Дайру замер. Кончиками пальцев коснулся ошейника, о котором забыл впервые за сутки. Затем с проклятьем сорвал перевязь вместе с мечом и зашвырнул в угол. Надел куртку, затянул кожаным поясом с железной пряжкой.

– Готовы? Идем!

Нургидан двинулся к двери, даже не удивившись тому, что раб командует принцессой и Сыном Рода.

На крыльце Нитха задержалась.

– Знаю, откуда беда, – сказала она с глубокой убежденностью. – Помните ту шлюху? Наверняка учитель к ней идет! Нашел с кем спутаться, она же дрянь! У нас в Наррабане говорят: «Хочешь дружить со змеей – дружи, но палки из рук не выпускай!»

Мальчишки переглянулись. Затем Нургидан сердито отозвался:

– Не была б ты принцессой, сказал бы я, что ты ревнивая дура!

Девчушка вспыхнула, поправила колчан у бедра.

– Да? Ну и как хотите, раз не верите! Шляйтесь по городу, обнюхивайте все углы! А я найду эту стерву и дознаюсь...

Не договорив, Нитха побежала через двор. Из-за тяжелого арбалета, оттягивающего плечо, походка была неровной, ныряющей.

– Ну что с ней делать? – тревожно сказал Дайру. – Надо догнать, уговорить...

– Уговори летящую стрелу вернуться в колчан! – фыркнул Нургидан.

– Подожди-ка! Та красотка... она поет в «Пути по радуге», так? Но ведь ты знаешь, что это за место! Про него такое рассказывают...

– И я кое-что слышал, – кивнул Нургидан.

– Это что же выходит? Это куда ж мы с тобой отпустили заморскую принцессу – одну и на ночь глядя?

– Да уж, Рахсан-дэр спасибо скажет, – протянул Нургидан.

Мальчишки вновь переглянулись – на этот раз в полной растерянности.

21

– Зови своего дружка, да поживее!

– Ты... ранен?

– Шевелись! Дело срочное!

Женский силуэт метнулся в светлом проеме распахнутой двери и исчез. Урихо, опираясь на выломанный еще в лесу толстый сук, уселся на крыльцо и стал ждать.

Листва давно облетела с калины и бузины, голые ветви сиротливо зябли под вечерней легкой моросью. Из глубины дома доносились отголоски музыки, смех. На миг нестерпимо захотелось в тепло, к людям.

Урихо стиснул палку, настороженно озираясь. Ему нельзя было расслабляться. Он знал, что за ним идет враг, которого не обманешь и не собьешь со следа.

И не удивился, когда темная фигура возникла на гребне полуразрушенной стены, спрыгнула на землю и напролом сквозь кусты двинулась к крыльцу.

– В игорный дом подался? – весело спросил Шенги. – Захотелось погреметь костяшками? Не советую, сегодня не твой день удачи.

Урихо поднялся на ноги. Он был бледен, губы искусаны в кровь.

– Раньше надо было тебя кончать! – с темной ненавистью бросил он. – Летом, в лесу. А эти дурни твердили: «Опасно, Тагиарри догадается...»

– С тобой все ясно. А вот с твоими дурнями хотелось бы потолковать.

– Да? – оскалился Урихо. – А жареной луны тебе бы не хотелось?

– Все равно ведь их назовешь. Не мне, так Хранителю. Под пыткой.

– Под пыткой? Ну нет, на дыбу не пойду!

Урихо поднялся во весь рост, шагнул вперед, угрожающе вскинул над головой тяжелый сук. Но вдруг колени подломились, сук выпал из ослабевшей руки, и он лицом вниз рухнул к ногам врага.

Охотник нагнулся над Урихо, тронул шею там, где должна была биться жилка. Посмотрел на костяную рукоять ножа, торчащую из-под лопатки мертвеца. Перевел взгляд на стоявшего в стороне встревоженного Киджара.

– Что стряслось? – обеспокоенно спросил десятник. – Опять ты с этим пролазой не поладил? С чего он на тебя набросился?

– Он был ранен и безоружен, – негромко ответил Шенги. – Не надо было его убивать.

– Как – безоружен? – ахнул Киджар. – Я же сам видел... – Он вытянул голову, пригляделся. – Палка?! А мне показалось... У меня-то меча нет, в игорный дом с оружием не пускают. Только нож, с ним я не расстаюсь.

– Кстати, о ножах, – ровно сказал Шенги. – Парнишка-наррабанец сказал, что, когда был разгромлен их караван, у его отца пропал амулет: нож с костяной ручкой, а на ней рисунок – носорог. Позже в книге на картинке я увидел носорога и вспомнил, что такого зверя мне уже доводилось видеть. Киджар, где ты взял свой нож?

– Так это амулет? Какая досада, придется вернуть. Там и нашел, на дороге. Вещица не из ценных, решил себе оставить. А что тут такого?

– Значит, это ты со своим десятком был там, когда...

– Ну да, когда Клыкастая Жаба купцов растерзала.

– Какая у тебя, десятник, жизнь интересная! Как что случится – ты там оказываешься! Я недавно сообразил... Помнишь, в Грайанской Башне – она еще не была моей – нашли Охотника со свернутой шеей? Тагиарри мне рассказывал, что незадолго до этого мимо башни проходил Киджар, десятник городской стражи. Обратил внимание, как красиво лег снег – и никаких следов!

– Никак не пойму, о чем ты...

– Не прошел бы ты там, не залюбовался на ровный снежок – искали бы убийцу по всему городу. А так все понятно: зловещий мертвец убил Охотника! О Безликие, это наш-то призрак! Да он от моих ребятишек прячется, совсем они его задразнили.

– Не нравятся мне твои разговоры...

– И мне не нравятся твои, десятник! Когда пузыри-убийцы напали на купцов, опять-таки ты прибыл туда первым. Сам мне вчера рассказывал, как красиво они расправляют в небе щупальца – не то семь, не то восемь... Хотя даже мой лодырь Нургидан знает, что у пузырей только три щупальца. И зимой они не воспаряют в небеса, а еле-еле поднимаются над землей.

Десятник больше не спрашивал объяснений. С суровым и сосредоточенным лицом он отступил за порог, в коридор.

– Жаль, – выдохнул он. – Но все равно пришлось бы...

Охотнику снизу было видно, как Киджар протянул руку, не глядя сдвинул на стене какую-то дощечку и взял из открывшейся узкой ниши топорик на длинной рукояти.

– Маленькие тайны игорного дома! – воскликнул Шенги. – Ты, я вижу, знаешь их все! Только тебе бы сподручнее штырем от ширмы, верно?

Киджар вернулся на крыльцо, мягко спустился со ступенек.

– И об этом догадался? – спросил он, двумя руками держа перед собой топорик.

– Догадался, да не сразу, – огорченно ответил Охотник, подняв меч в защитной позиции «звездная ограда». – Убийца мог уйти только мимо стражника... или сам стражник убийца, я его сначала подозревал.

– Хислата? Этого теленка деревенского? – Киджар сделал резкий выпад, но лезвие, отведенное мечом, ушло в сторону. – Да ему и в голову не пришло, что его десятник может... Хэй!

И стремительно завращал перед собой топор. Длинная рукоять давала десятнику преимущество. Шенги отступил, хотя понимал, что противник норовит прижать его к стене, запутать в кустах.

– Верно. Ты говорил, что Хислат – новичок в страже. Но остальные... те, что летом с нами по лесу... они должны знать, в десятке такие секреты не утаишь.

Он отступил еще на шаг – Киджар был умелым бойцом.

– Я не хотел тебя убивать, – мрачно сказал десятник. – Предлагал взять в долю. Но Урихо, скотина тщеславная, метил на твое место. Надо было убить его и договориться с тобой.

– Думаешь, я согласился бы?

– А то нет? Если бы твоя девчушка у нас была.

– Нитха?! Так это ты велел ее похитить?

– Ага. Урихо целую пьесу придумал: великий Шенги спасает ученицу от разбойников, расправляется с шайкой, но погибает и сам. Но я все-таки надеялся, что мы с тобой сможем...

Он не договорил. Топор, сделав обманное движение и обойдя клинок, обрушился, грозя расколоть череп Охотника.

Но черная жесткая лапа ударила по древку под самым лезвием, отбив топор в сторону. Шенги рванулся вперед. Острие меча точно и аккуратно вошло в горло десятника. Тот упал, с хрипом покатился по земле.

Звуки предсмертной агонии заглушил пронзительный женский вскрик.

На крыльце стояла Черная Азалия. Распахнутый плащ открывал золотистое платье. Прекрасное лицо женщины было белым, словно выточенное из кости.

– Ты убил...

– Послушай... – начал было Шенги, шагнув к крыльцу.

– Замолчи! Да как ты посмел! Из всех моих любовников он был самым отважным, самым неутомимым, самым щедрым...

– Но я... мы...

– Что – «мы»? Я и не взглянула бы на тебя, если б он не просил закружить тебе голову! Ради него я бы на все... Многие хвалились, что осыплют меня золотом, но только он действительно... с ног до головы... монетами!

– Краденым золотом, милая...

– Молчи! Ты еще не понял, что живешь последние мгновения?

И Шенги, пораженный в самое сердце, увидел, как за плечами красавицы поднялась и начала сгущаться тень, принявшая очертания гигантской птицы.

Меч, только что сразивший Киджара, вновь взмыл в воздух... но тут Охотник почувствовал в правой лапе знакомую тягучую судорогу. Когти перехватили левое запястье и стиснули так, что ладонь разжалась, выронив оружие.

Шенги проклинал собственную беспомощность. Тело словно окаменело, правая рука держала левое запястье, ноги не могли сдвинуться с места. Он стоял, настигнутый чарами серого камня. Оставалось встретить гибель, не выклянчивая пощады.

Охотник с трудом поднял голову и заставил себя улыбнуться:

– Вот уж не думал, что моя смерть будет так хороша собой!

Женщина не ответила. Тень за ее плечами становилась все более отчетливой: большая круглая голова, изогнутый клюв, лунные глазищи...

И тут прозвучал боевой клич – гортанный, наррабанский. Над плечом Охотника свистнула стрела, навылет пробила горло женщины и засела в дверном косяке.

Красавица мягко осела на крыльцо и осталась лежать, словно груда тряпья. Грозная тень исчезла, а на груди у мертвой женщины завозился, шипя и щелкая клювом, злобный комок перьев.

Проклятые чары сковали Шенги, лишь глаза жили на побелевшем лице – огромные, полные страдания.

Сова распушила перья, готовясь взлететь.

В лунном свете легко сверкнул нож, выхваченный из-за голенища мягкого сапожка и детской рукой брошенный навстречу птице-демону. А вслед за ножом, подхватив и направив его в полете, ринулось черное наррабанское проклятие. Голос, выдохнувший в ночь это полное злобы слово, был совсем не детским: так ревнивая женщина швыряет оскорбление сопернице!

Нож уткнулся в груду перьев. Сова забилась на земле. Огромный желтый глаз подернулся мутной пленкой. Крыло последний раз дернулось и подломилось.

А Шенги ярко, до рези в глазах увидел серый камень – покосившись, он расселся пополам, по шершавому излому побежали крупные темные капли. Вокруг в ужасе метались жрецы в развевающихся балахонах. То одна, то другая черная фигура обрушивалась наземь грудой тряпья, из капюшона вылетала перепуганная птица и спешила скрыться в ветвях. Ночь наполнилась щелканьем клювов и паническим уханьем. Неразумные, ничего не помнящие лесные создания...

Видение отхлынуло. Чужая власть отпустила Шенги. Но Охотник подумал об этом вскользь. Не гибель Совиного Капища владела его мыслями. И даже то, что рядом остывало тело женщины, с которой он делил ложе, почему-то не волновало его. Единственное, что видел Шенги, – это личико Нитхи, на котором черная ненависть уступала место смятению и испугу. Самым важным сейчас было успокоить девочку.

– Я... убила ее, да?

– Это не женщина! Ты убила не человека! Не переживай, маленькая моя героиня!

– Она была Совиным Божеством? Она хотела тебя убить?

– Да.

Нитха потрясенно огляделась.

– Я... я всегда говорила, что она паскуда! – Голосок девочки вздрагивал, она явно не до конца понимала, что произошло.

– Где слов таких нахваталась... – с нарочитой строгостью начал учитель и вдруг замолчал.

Послышались голоса, на крыльцо вывалилось несколько мужчин. Одного взгляда Охотнику хватило, чтобы узнать тех, с кем все лето скитался по лесам.

– Беги отсюда! – строго приказал Шенги девочке. – Слышала, что я сказал?

Он не надеялся, что Нитха подчинится. Но, к удивлению учителя, девчонка спрыгнула со стены и, бросив арбалет, пустилась бежать через пустырь.

Вот и хорошо. А ему, Шенги, бежать нельзя. Надо задержать погоню, а то эти парни в два счета изловят малышку.

Стражники толпились на крыльце, ошалело разглядывая три мертвых тела. Только сейчас Шенги заметил, что у всех до единого – мечи! Это в игорном-то доме! Значит, не случайно вышли на задний двор! Кто позвал их? Хозяин? Или Черная Азалия – перед тем как выбежать на крыльцо и увидеть гибель любовника?

Не было ни вопросов, ни криков: «Хватай его, ребята!» Парни бросились вперед, словно повинуясь приказу мертвого десятника.

Но они нарвались не на купеческую охрану, которая, не ожидая худа от стражников, бывала застигнута врасплох. Охотник ринулся напролом, расшвыривая нападавших. На кого они посмели тявкать, эти одичавшие сторожевые псы, эти грабители на жалованье у казны, эти липовые Подгорные Твари? На Совиную Лапу? Да они за ним еще помотаются, высунув языки и клацая зубами! А когда ему надоест игра в догонялки, он их, как щенячий выводок, в один мешок засунет и в реке утопит!

Все это он разъяснял противникам громко и азартно, с веселой злостью парируя удары озверевших стражников и раз за разом вырываясь из смыкавшегося кольца.

И все же ему пришлось туго. Девять негодяев, понимающих, что они дерутся за свою жизнь и свободу, да в придачу десятый – примчавшийся на подмогу хозяин игорного дома. Он крутился за спинами дерущихся, держа наготове заряженный арбалет, но не стрелял – боялся зацепить своих.

Никто из игроков не вышел на крики и лязг клинков. «Путь по радуге» – место особенное, здесь может твориться что угодно. Главное – не лезть в чужие дела, даже если на заднем дворе затрубят наррабанские боевые слоны или заревут Клыкастые Жабы. Но если кто и выглянул бы... Шенги сейчас – преступник, убивший трех человек, в том числе десятника стражи и красавицу певицу, общую любимицу! Да его в клочья разорвут!

Орава стражников прижала Совиную Лапу к стене... ах, паршиво, не вывернуться, не уйти, да еще тот хомяк с арбалетом позади болтается... Стоп, а ведь над головой окно! Правда, закрыто ставнями, но если очень хочется жить...

Когти вонзились в дерево. Мощная лапа сдернула ставню с окна легко, словно платок с девичьей головки. Дубовая тяжелая доска пролетела над головами стражников и шмякнула по башке хозяина игорного дома. Ура! Те же минус арбалет!

Шенги с ловкостью циркового акробата взлетел на высокий подоконник. Могучим ударом отправил в полет самого шустрого из стражников, сунувшегося было следом, оглянулся и понял, что оказался на кухне.

Поваров при боевых действиях можно было в расчет не брать: попрятались по углам с привычным проворством. Не впервые драки, захлестывая игорный дом, выплескивались на кухню. Прислуга не собиралась мешать гостям развлекаться.

Над очагом булькала в котле похлебка, – судя по запаху, для рабов. Или для собак. Схватив тряпку, чтобы не обжечь левую руку, Шенги сорвал тяжелый котел с крюка, отволок к окну и опрокинул через подоконник. Помедлил, вслушиваясь в вопли стражников, столкнул за окно и котел.

Пока ошпаренные крысы считают ожоги, можно оторваться от погони. Эта дверь ведет в... Никуда не ведет, это чулан. А вот эта – черный ход наверх. На прощание запустим подносом в возникшую над подоконником голову – и по ступенькам!..

Судя по крикам, народу позади прибавилось. Должно быть, мерзавец хозяин очнулся и свистнул своим охранникам. Выше, выше... люк... чердак! Изумительно! Чердаки просто богами созданы, чтобы их оборонять. Что заперт – плевать! Не такие засовы с корнями выдирали! Хо-о-ороший рывок – и замок укувыркался по ступенькам. Теперь пусть кто-нибудь сунется следом! В люк больше одной морды сразу не пролезет, а ему, Шенги, будет очень, очень удобно плясать у них на головах!..

Ох, нет! Не так уж хорош для обороны этот просторный, заваленный всяким хламом чердак, потому как имеется окно. Скоро эти сволочи притащат лестницу и зажмут его с двух сторон. Надо завалить люк чем-нибудь увесистым. Да побыстрее, а то внизу уже топот и голоса...

Подхватив сломанную прялку, Шенги швырнул ее вниз, в люк. Послышался вскрик, погоня приостановилась. А Охотник углядел в куче старых вещей угол сундука. Расшвыряв какие-то вонючие тулупы, Шенги вытащил сундук на середину чердака, на крышку люка. Эх, легковата находка, еще бы чего-нибудь набросать...

Совиная Лапа обернулся к куче барахла и даже забыл о погоне.

Ничего себе хлам! Сверху и впрямь какое-то старье навалено, а под ним – рулоны узорчатой ткани. И большой мешок, распоротый по шву – в щель среди стружек посвечивало цветное стекло. И еще какие-то мешки, вьюки...

Не там ли камни из верховьев Тхрека, что привезли в Гурлиан Чегри и его отец?..

От раздумий Охотника отвлек шум: в чердачном окне показалась рожа. В два прыжка Шенги очутился у окна и от души врезал незваному гостю. Рожа исчезла.

Высунувшись из окна, Охотник увидел, что мерзавцы притащили две лестницы и вознамерились всерьез идти на приступ. Отбиться-то можно, но и снизу вовсю колотят в крышку люка, вот-вот сдвинут сундук.