Текст книги "Две половинки темной души"

Автор книги: Ольга Володарская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 9

О братьях-сестрах он перестал вспоминать так быстро, что сам удивился. Даже о Тане мысли всплывали редко, хотя она ему была почти как мама. Рома начал совершенно новую жизнь, не просто перечеркнув старую, а закрасив ее непроницаемо-черной краской. В этой жизни никто его не третировал, не пытался переделать. В ней его воспринимали таким, какой он есть. И как только он понял это, стал меняться к лучшему. В учебе подтянулся, начал заниматься спортом, а когда его попытался побить деревенский мальчишка, дал ему сдачи. Впервые в жизни! Обычно Рома закрывался, чтобы зуб не выбили или глаз, и терпел. А потом бежал, плача, к Тане за сочувствием. Если, конечно, она или Илья в «интернатовский период» не вмешивались и не предотвращали драку. А тут он обидчику сам в глаз заехал. И хоть ему здорово от него досталось, не заревел и маме не нажаловался.

Дальше – больше. Не прошло и года, как он стал верховодить соседскими мальчишками. И шалости их были не всегда невинными. В огород залезть – ладно. Как и подраться с пацанами из «недружественной» деревни. Но как-то раз они трактор угнали и утопили его в болоте.

– Эти деревенские дети дурно на нашего сына влияют! – сокрушалась Люба.

– А может, он на них? – Виктор от сына двух алкоголиков ничего хорошего не ждал.

– С ума сошел? Рома никогда бы не додумался до такого… безобразия!

Она верила в Ромину безгрешность. А на самом деле именно он подбил ребят на ту авантюру с трактором. После нее они переехали в город. В деревню только на выходные выбирались. И там мать надолго Рому не отпускала, чтоб его плохому не научили.

Но он уже вошел во вкус. Ему нравилось быть заводилой и хулиганом. При этом ему не хотелось расстраивать мать. Он обожал ее. До поры у него получалось быть эдаким «серым кардиналом». Он подбивал одноклассников на хулиганство, а сам оставался в стороне. Да и учился прилично. Так что у мамы не было поводов для беспокойства.

И все же Рома вляпался. Да по-крупному! Ему было четырнадцать. В этом возрасте подростков уже привлекают к ответственности. А Рома подбил пацанов на проникновение на полигон и взрыв снаряда. И все бы ничего. Если бы при этом не покалечило двух пацанов. Одному выбило глаз, второму сильно повредило руку. Но и Ромка пострадал. Ему осколком поцарапало лицо так, что шрам на щеке остался на всю жизнь.

Резонанс эта выходка получила большой. Мало того, что дети пострадали, так все еще произошло на территории военной части. Расследование провели нешуточное. Выяснили, кто зачинщик. И Ромка не отвертелся. Самое нестрашное наказание, которому он подвергся, – это ограничение свободы до двух месяцев. Хуже было то, что мама от переживаний попала в больницу. Когда Рома узнал об этом, он готов был провалиться сквозь землю. Он бы лучше в настоящую тюрьму сел на полгода, год, два, только бы мама так не убивалась.

Отец тогда впервые его выпорол. Да так, что кровавые рубцы на спине заживали чуть ли не весь срок наказания. Но Рома снес побои безропотно. Знал, что за дело получает. Одного боялся: что мама его не простит. Разочаруется и… вернет в детдом, на чем настаивал Виктор. Но она, святая душа, не держала на сына зла. Просила только взяться за ум. И он клятвенно ей обещал.

Ромка после того случая на самом деле очень изменился. Стал пай-мальчиком. Из-за этого от него многие дружки отвернулись, но ему было плевать. Главное, мама им довольна. Вот только она часто хворать стала. Хотя совсем молодая еще была. Но, видно, так близко к сердцу все принимала, что оно закапризничало. Запах корвалола стал неотъемлемой частью их жизни.

Рома окончил школу с медалью. И мамины слезы радости были лучшей ему наградой. Он готовился к поступлению в институт. И не сомневался, что наберет достаточный балл. Вот только за два дня до первого экзамена…

Он сидел с другом в сквере. Тот пил пиво и курил, Рома – нет. Мама бы обязательно унюхала запах. Подошли какие-то парни стрельнуть сигаретку. У друга в пачке оказалась последняя. Он дал. Но не за тем ребята остановились возле них, чтобы разжиться куревом. Слово за слово, завязалась драка. Ромка не хотел ввязываться в нее. Но разве мог он остаться в стороне и не помочь другу?

Когда-то, будучи мальчишкой, он напоминал тростиночку. Длинный, худенький до прозрачности. Но с возрастом Рома окреп. Был высоким, но уже не худым. Родной отец был крупным мужчиной. Хорошо сложенным, широкоплечим. Илья пошел в него. Рома, как оказалось, тоже. Уже к пятнадцати годам он достиг размеров приемного отца, мужчины средней комплекции. В свои же семнадцать с половиной Рома перерос его на полголовы и в плечах был шире. Крупный, сильный, он быстро раскидал хулиганов. Но те проигрывать не привыкли, поэтому похватали с земли пустые бутылки и ринулись на врагов вооруженные…

В общем, легко отделаться не получилось.

Роме разбили голову, другу порезали руку. Но и хулиганам досталось. Рома одному так врезал, что тот сознание потерял.

– Сука, ты убил его! – взревел второй.

– Я его просто вырубил…

– Да ты ему шею сломал!

К счастью, ничего страшного Рома не натворил. Парень вскоре очухался. Одно плохо: в этот момент к месту драки прибыла милиция. Всех забрали в отделение.

Когда пацанов выпустили, Рома так и не смог доказать отцу, что не «верблюд». Он пытался объяснить ему, что вынужден был ввязаться в драку, но Виктор ничего не желал слушать. «Я тебя предупреждал, – рычал он, – говорил, что еще одна выходка, и ты пожалеешь, что на свет родился…»

Рома помнил эту угрозу. И то, какими ненавидящими были глаза Виктора, когда он произносил ее. Тогда Рома здорово испугался. Но теперь… теперь нет. Избить себя он отцу не позволит. Тем более в этот раз он чувствовал себя не таким виноватым, как в прошлый. Да и мама его поняла. Сказала: правильно сделал, что за друга вступился. Одно плохо – распереживалась из-за случившегося и в больницу попала с сердцем.

Когда ее госпитализировали, Виктор с Ромой уехали за город. Пошли сморчки, которые Любовь обожала, и было решено порадовать ее ими. Насобирать, нажарить с лучком и на следующий день привезти в больницу к ужину в пищевом контейнере. Но едва добрались до поселка и вошли в дом, как Виктор устроил сыну очередную головомойку. Сначала просто бушевал, а потом замахнулся… Но Рома поставил блок, и удар не достиг цели. Виктор был удивлен. Взгляд его выражал недоумение до тех пор, пока не загорелся каким-то нечеловеческим бешенством. Рома сгруппировался, ожидая нового хука, но…

Виктор применил запрещенный прием. Он с силой пнул сына в пах, а когда у того потемнело в глазах от боли, нанес сокрушительный удар в челюсть.

Рома потерял сознание.

Очнулся он от холода. Долго не мог понять, почему замерз, ведь отключил его отец в доме. Да и темно было…

Рома пошевелился немного, понял, что ему тесно. Что такое? Он попытался вытянуть руку, но уткнулся ладонью в преграду.

Пахло бензином…

До Ромы дошло, что он в багажнике.

Машина не двигалась. Было тихо. Рому охватил приступ клаустрофобии. Он заколотил по багажнику, пытаясь выбраться. Но замок был заперт.

Стало еще страшнее. Рома почувствовал себя, как героиня Умы Турман из «Убить Билла», когда ее заживо положили в гроб и закопали.

Тут он услышал шаги, затем скрежет – это открывался багажник. У отца было две машины. Одна – солидная иномарка. Вторая – старая «Волга». Судя по запаху и скрежету, он находился в последней.

Когда багажник распахнулся, Рома увидел отца. В его руке был зажат какой-то баллончик. Какой именно, стало ясно в следующий момент, когда в лицо Роману ударила струя вонючего газа. Он попытался спрятать лицо в сгиб локтя, но не успел. Газ проник в ноздри, попал на слизистую. Рома закашлялся, из глаз хлынули слезы. Пока он боролся с приступом рвоты, Виктор схватил его за шкирку и выволок из машины.

Рома не мог сопротивляться. Его состояние было ужасным. Зато он слышал:

– Маленькие паршивцы, – бормотал Виктор, – от них все беды… Как хорошо нам было вдвоем, так нет, постоянно кто-то мешает… Сначала Коленька, теперь этот… Но первый ладно, родной ей ублюдок, а этот…

Романа перестали тащить, бросили на землю. Слезы по-прежнему заволакивали глаза, и он ничего не видел.

А голос все продолжал звучать:

– Кто бы знал, как бесил меня Коленька… Его желание быть с матерью всегда меня убивало! Как будто акушер так и не перерезал пуповину, соединяющую его с ней. Но я терпел. И даже пытался быть ему неплохим отцом. Играл с ним, катался на лыжах и слушал его вечное нытье. То упал, то устал, то пить хочет, то есть… И постоянно рвался к маме! Сколько раз мне хотелось схватить его за грудки и встряхнуть так, чтобы душа вон. Но я сдерживал себя.

Виктор все это рассказывал не Роме. Он говорил с самим собой. И чем-то еще занимался. Судя по звукам, копал. Рома понял: приемный отец не знает, что он его слышит. Он уверен, что парень в полной отключке, поэтому не обращает на него внимания. А Рома между тем потихоньку приходил в себя. Зрение уже стало проясняться, и ему задышалось свободнее.

– Помню, как изводил он меня в тот день, – бормотал Виктор, тяжело дыша. Видно, устал, копая. – Я и сам изнервничался, не зная, где Люба, что с ней, почему задерживается и телефон отключила. Хотел тишины, но этот ублюдок Коленька… Он не замолкал. Ныл, ныл, ныл… Дергал меня постоянно. Потом вздумал на улицу бежать, не спросив разрешения. Босой выскочил. Я – за ним! Обуйся, говорю. А он не слушает, несется и ревет в голос… Не выдержал я. Схватил его, как всегда мечтал, за шкирку, тряхнул изо всей силы, а потом… взял и швырнул вниз. Чтоб кубарем катился по ступенькам!

Рома вздрогнул, услышав это.

Виктор убил Колю!

Какой ужас!..

Сколько раз Рома слышал от матери историю о том, как мальчик погиб в результате несчастного случая…

А вон что, оказывается, было!

– Избавился от одного, и нате вам, второй появился! – Голос сорвался. Виктор, которого Рома уже мог рассмотреть, вонзил лопату в землю. – Как мне не хотелось, чтоб снова появился третий лишний, но что я мог поделать? Любочка грозила уйти от меня, если я не соглашусь на усыновление. Ладно, дал согласие! Думал, может, этот ребенок будет лучше. Так нет же, еще хуже оказался. Тот хоть только ныл, а этот… – Виктор пнул Рому под дых. – Сучье отродье! Все соки жизненные выпил из Любочки!

С этим можно было поспорить. Болеть Люба начала после смерти Коли. Так что виной всему – Виктор. Но Рома, конечно же, спорить не стал. Он вообще делал вид, что находится без сознания. Так он усыплял бдительность отца. Рома уже понял: тот задумал что-то страшное…

Убить и его?

В голове это не укладывалось. Но как еще можно объяснить его поведение? Как?

– Без него Любочке будет лучше, – возобновил свой безумный монолог Виктор. – Попереживает, конечно, но один раз, а не всю оставшуюся жизнь. Этот сучий потрох никогда не угомонится. Вечно будет вляпываться во всякое дерьмо. И загонит-таки Любочку в могилу. Я не могу этого допустить. Я должен защитить свою жену. И я это сделаю… – Он вынул из кармана баллончик, сунул его под мышку и полез за чем-то другим. Это оказался нож. Виктор внимательно осмотрел лезвие. Затем попробовал его остроту пальцем. Порезался немного. – Я не садист, мальчишка не будет мучиться. Перережу ему горло, брошу в яму, закопаю. Скажу, пропал вместе с частью вещей и моими деньгами. Подам в розыск…

Теперь сомнений не осталось – Виктор решил избавиться от второго ребенка, как когда-то избавился от первого. Главное – не дать ему это сделать. Рома, пока слушал Виктора и наблюдал за ним, понял то, чего почему-то не понимал раньше. Его приемный отец безумен! Рома и прежде замечал за ним странности. Мелкие и крупные. Глобальной была его маниакальная любовь к жене. Она даже саму Любовь иногда шокировала. Ее же мать пугала. Когда Виктор стал ее зятем, она в нем души не чаяла. Но когда его ближе узнавала, ее отношение начало меняться, пока не превратилось в неприязнь.

«Что-то с Витей не так, дочка, – говорила она при Роме. – Понимаю, у всех мужчин есть странности, но твой муж, он… Даже не знаю, как сказать… Он как будто не в себе. Мне порой кажется, что он ненавидит всех, кто близок тебе, в том числе и меня».

«Брось, мама, – мягко улыбалась Люба. – Витя любит меня, а значит, и всех, кто мне близок».

Вот такой она была чистой, мама Люба. За это Виктор, наверное, и полюбил ее так сильно.

– Хороший газ мне продали, – буркнул он, склонившись над Ромой. – Прошло пятнадцать минут, а пацан все еще в отрубе. Тем лучше для него…

– Тебя обманули, папаша, и газ – говно! – каркнул Рома, потому что нормально говорить не мог – горло саднило нещадно. Зато руки отлично действовали, и он ударил Виктора по ушам. Взвыв, тот отпрянул. Рома пнул его в грудь. Медлить было нельзя. Как только боль немного отпустит, Виктор предпримет новую атаку, и тогда, ему, Роману, несдобровать.

Вскочив на ноги, парень схватил лопату и замахнулся…

Отцовский затылок с трогательной плешью, прикрытой редкими соломенными волосами, находился как раз под ударом. Близок и беззащитен.

Но Рома ударить не смог. Рука дрогнула в последний момент.

И Виктор воспользовался этим. Развернулся и сделал Роме подсечку. Парень упал.

Отец и сын вцепились друг в друга и стали бороться. Виктор, в пылу драки потерявший нож, пытался сомкнуть руки на шее Ромы. Тот сопротивлялся. Однако чувствовал, что силы на исходе. Изловчившись, он вывернулся из захвата и схватил свое недавнее оружие – лопату. В этот раз он не медлил. Размахнулся и ударил отца по голове. Зачем еще раз и еще…

Кровь, густая, горячая, брызнула на Рому. Залила глаза, затекла в нос, попала на губы. Она казалась живой и агрессивной, как какая-нибудь инопланетная плазма из фильма ужасов.

Роман столкнул с себя отяжелевшее тело Виктора и стал торопливо вытираться. Волосы, лоб, щеки – ладно, главное, глаза, нос и рот… особенно рот… Вкус чужой крови на губах, это… так омерзительно.

Виктор лежал лицом вниз. Хрипел и бормотал что-то невразумительное. У него оказался на удивление крепкий череп. Рома с ужасом смотрел на него и не знал, что ему делать… Помочь? Бросить одного? Или… добить?

Ответ был очевиден – добить. Потому что остальные варианты – не проходят. Но как решиться на такое?

Рома был не в себе определенно. Он остервенело дрался, имея цель – убить противника. Но теперь, когда тот повержен… не убить…

А добить!

Лежачего.

Беспомощного.

И все же это нужно сделать. Иначе никак.

Рома занес лопату и… через секундную паузу опустил острие ее «штыка» на голову Виктора.

То, что тот умер, Рома понял мгновенно, еще до того, как по телу Виктора прошла судорога. Просто почувствовал. По тяжести в сердце и руках. Смертный грех лег непомерной ношей на Рому.

Он стал убийцей!

Сознание помутилось. Рома едва не упал в обморок. Его вырвало. Потом еще и еще. Когда в желудке уже ничего не осталось, даже желчи, он, обессиленный, упал на землю и стал думать, что делать дальше.

Первой пришла мысль закопать отца в яму, предназначавшуюся ему, а машину сжечь. Но Рома отмел ее. Лучше спалить «Волгу» вместе с трупом. Пустить ее под откос, будто произошла авария, или направить в дерево.

Водить Рома умел. Втащив тело Виктора в салон, он тронул машину с места. Ехал медленно, осматриваясь. Светало, поэтому он хорошо видел окрестности. Вскоре вдали показалось шоссе. На него въезжать нельзя – кругом посты. И Рома поехал параллельно ему. Местность неподалеку от их деревни была овражистой. Именно в низинах росли сморчки. Как раз сюда Виктор собирался отправиться поутру, чтобы набрать их. Это было на руку Роме. Он скажет, что отец отправился за грибами и пропал. Вполне правдоподобно!

Наконец он нашел идеальное место. Колея огибала пригорок, резко уходила вправо и была окружена мощными соснами. Теоретически человек, потерявший управление, запросто мог врезаться в ствол. Вот только машина от удара вряд ли вспыхнет. Значит, надо искать что-то другое! Но времени нет. Скоро люди из ближайших деревень проснутся и отправятся за грибами.

Рома разогнал машину и направил ее на дерево. Выпрыгнул в последний момент из салона, покатился по траве…

«Волга» проехала между соснами, едва задев один из стволов крылом.

Роман выругался. Жизнь – не кино, где герои заметают следы своих преступлений за считаные минуты.

И тут он увидел гигантскую яму, наподобие рва, по дну которой змеями ползли корни деревьев. Карстовый провал, понял он.

Рома снова сел в машину и завел мотор. На труп Виктора он не обращал внимания. Сейчас не до страхов и угрызений совести…

«Волга» рухнула на дно ямы. Врезалась «мордой» в дно и перевернулась на крышу. Рома бросился к ней. Трясущимися руками достал из отцовского кармана спички (тот как закурил в день гибели Коленьки, так больше и не бросал), чиркнул одной…

Она потухла в его руках.

Зажег вторую. Огонек угас сразу после того, как спичка оказалась в салоне.

Роману хотелось плакать от бессилия. Но он взял себя в руки. Подумал: можно, конечно, кинуть спичку в бензобак, и тогда рванет, но где вероятность, что он успеет отбежать на безопасное расстояние?

Он открутил крышку бензоприемника, и маслянистая жидкость полилась на землю. Рома подставил под нее олимпийку, стянув ее с себя. Когда она пропиталась бензином, поднес к ней горящую спичку и швырнул в салон. Все равно от окровавленной одежды надо избавиться. Не идти же в ней в деревню!

Когда машина занялась, Рома выбрался из ямы. Он хотел посмотреть, как она догорит, но побоялся оставаться на месте преступления. Вдруг какой грибник увидит огонь и прибежит смотреть, что горит?

Рома отбежал на приличное расстояние. Взрыв он услышал где-то через минуту, но не остановился и даже не оглянулся. Он удалялся от места, ставшего последним пристанищем его так называемого отца, надеясь попасть домой через полтора часа. Он догадывался, где примерно находится. Видел вдали колокольню, увенчанную крестом. Церковь была в соседнем поселке. Значит, до дома километров десять. Если бегом, то можно и за час добраться. Вот только нужно умыться – он чувствовал, как стянулась кожа под засохшими кровавыми разводами.

Он нашел колодец довольно быстро. Привел себя в порядок. Кровь залилась за воротник олимпийки и попала на футболку. Благо майка была черной и пятна в глаза не бросались. Главным теперь для Ромы было попасть в дом незамеченным. В соседних деревнях если кто увидит – пусть, его никто там не знает, но в родной…

К своему дому он пробирался задворками. На участок перемахнул через забор. Сразу принял душ, постриг ногти – под них забилась земля, запустил стиральную машинку с одеждой, что была на нем ночью. Что еще сделать, он не знал. Поэтому лег в кровать, чтобы отдохнуть. Усталость накопилась неимоверная, но Рома не думал, что уснет. Однако задремал…

Разбудил его телефонный звонок.

– Алло, – сонно проговорил он в трубку.

– Сынок, привет. Спишь?

– Мама, как ты?

– Все хорошо. Чувствую себя отлично. Прошу доктора меня выписать. Чего тут разлеживаться?

– Я рад.

– Как там папа?

Сердце так и ухнуло!

– Не знаю, не видел его с утра.

– Звоню ему на мобильный, а абонент не отвечает.

– Он по грибы собирался. Уехал, наверное, а в лесу, сама знаешь, телефон не ловит.

– По грибы, говоришь?

– Да, сморчков для тебя набрать хотел. Но ты подожди, я пойду посмотрю, может, дома он…

Рома поднялся с кровати, направился к комнате приемных родителей, как будто на самом деле надеялся кого-то там застать…

– Нет его, мам.

– Ладно, я вечером еще позвоню. Целую тебя, дорогой.

– А я тебя много-много раз, поправляйся, мам!

Когда он убрал телефон, тот оказался весь мокрый. Рома и не заметил, что во время разговора плакал.

Как она переживет гибель мужа и переживет ли? Может, надо было дать себя убить? Мама решила бы, что ее сын сбежал, но жив, а это не так горько…

Но Рома тут же одернул себя. Он все сделал правильно! Как там Виктор говорил?..

«Без него Любочке будет легче. Попереживает, конечно, но лучше один раз, чем всю оставшуюся жизнь».

А может, ей не без сына, а без мужа будет легче? Виктор был явным психом. Дважды он «съезжал с катушек». А что, если так бы продолжалось и дальше? Сначала дети, потом жена, друзья? Вымышленные поклонники жены? С возрастом болезнь в нем прогрессировала бы, и неизвестно, до чего довела бы Виктора.

«Со мной ей будет лучше, чем с ним, – решил Роман. – Я тоже очень ее люблю, но я адекватный. И позабочусь о маме нисколько не хуже…»

Обгоревшую машину нашли в тот же день ближе к вечеру. Останки быстро идентифицировали.

Любовь известие о гибели мужа восприняла относительно спокойно. Конечно же, она плакала и причитала. Но быстро взяла себя в руки. Она сказала успокаивающему ее Роме: «Я должна быть сильной ради тебя. Теперь у тебя только я, а у меня только ты…»

Смерть Виктора была квалифицирована как несчастный случай. Роме просто повезло, что было проведено формальное расследование. Он избежал ответственности, но только перед законом. О том, какой на нем грех, Роман не забывал никогда. Не перед Богом себя виноватым чувствовал – перед мамой. И не прощал себя, хоть и находил своему поступку оправдание.