Текст книги "Похождения отставного полковника Плохоты(СИ)"

Автор книги: Ольга Карагодина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Карагодина Ольга Геннадьевна
Похождения отставного полковника Плохоты

Предисловие

Каждой эпохе нужны свои неповторимые люди. Непризнанные, скромные герои, не завоевавшие себе славы Суворова. История ничего не рассказывает о них. А если присмотреться к ним внимательно именно они творят историю, их поступки затмили бы славу великих военачальников. Это из них вырастали Кутузовы и Багратионы. Это они ходят скромно одетые среди нас и творят историю, тихо идут своей дорогой, ни к кому не приставая. Пишут стихи, любят спеть, потанцевать, рассказать занятную байку. Персонаж этой книги честный, прямодушный, немного наивный, местами смешной, по-детски трогательный, бравый, но скромный полковник в отставке Захар Сергеевич Плохота. Он небольшого роста, коренаст, голубоглаз, с широкой улыбкой на приветливом лице, думаю, многие будут симпатизировать этому непризнанному герою. Он не делал революций, чтобы попасть в газеты и школьные хрестоматии. Он наш современник.

Глава I

Сны Захара Сергеевича

Лес. Небольшая поляна. Густые кусты дикой малины с тёмно-бордовыми ягодами. Тишина. Изредка слышится птичий вскрик. За кустами палатка защитного цвета. Переносной телефон, от которого тянется длинный шнур. Молодая, симпатичная связистка Верочка, играя ямочками на пухленьких щечках, сидит на переносном стуле, прислонив к уху трубку внимательно слушая доносившуюся сбивчивую речь. Идут военные учения.

Верочка вскидывает белокурую головку:

– Захар Сергеевич! Звонит генерал. Просит принять голубиную почту. Не пропустить. К птице прикреплены дальнейшие указания по ведению боевых действий. Просил не допустить перехвата гонца и в случае необходимости, дабы противник не смог овладеть секретным посланием, съесть почтового голубя.

– Надо будет, съедим, – заверил связистку Захар Сергеевич. – Позвать главного свистуна части рядового Сапсанова,

Верочка вскочила со стула, бросилась вон из палатки. Туго обтягивающая её выпуклые бёдра юбка, сшитая из зелёного солдатского сукна, заставила Захара Сергеевича забыть о голубях.

Он вспомнил, как отобрал её в своё подразделение на ежегодном смотре связистов. Захар Сергеевич любил обходить женские роты связи. Вот и тогда просматривая строй девушек заметил, почти к каждой на груди медали "За боевые заслуги". Лишь у одной была "За отвагу". Помнится, спросил её заинтересованно:

– Почему такая медаль?

– А я сопротивлялась, товарищ полковник, – гордо ответствовала дивчина.

– Хороша чертовка! Так бы и вду... Отставить! – приказал сам себе, и замурлыкал под нос сочиненную им самим песенку "Рита, Рита, Маргарита, танцевала Рио-Риту" посвященную любимой жене.

Полог палатки приподнялся, в неё проскользнул худощавый, черноволосый сержант Сапсанов.

– Сержант Сапсанов по вашему приказанию прибыл, – отрапортовал парнишка.

– Вольно, – скомандовал Захар Сергеевич, – получите боевое задание. Чего застыл? Понимаю. Бывают дни, когда вы голубь, а бывает – памятник. Слушайте внимательно. Генерал выслал к нам почтового голубя. Ваша задача присвистеть и поймать птицу. Снять с неё донесение и отдать мне. Не подведите сокол Сапсанов, на вас вся надежда. Не напугайте птицу! Сами знаете последствия. Запасной формы на вас нет.

– Есть! Поймать птицу – щелкнул каблуками солдат и, развернувшись кругом, покинул палатку.

– Та-а-ак, – удовлетворённо крякнул Захар Сергеевич, кликнув Верочку, – принесите мне чаю, жду почту.

– Представляете, – затрещала Верочка, – я слышала, что один мужик скрещивал голубей с попугаями.

– Остолбень! Зачем? – подивился Захар Сергеевич.

– А если голубь заблудится, сможет спросить дорогу, – хохотнула Верочка.

– Чудны дела твои, Господи, – прикрыл глаза Захар Сергеевич, скрещивая руки на груди.

–Ба-бах, – раздалось над его ухом.

– Ложись, – автоматически крикнул он и повалился на пол, – голубя не пропустите.

– Голубь мой, – ласковая рука Риты коснулась вспотевшего лба мужа. Всё воюешь. А что там у нас за Верочка завелась?

Захар Сергеевич сидя на постели в полосатых семейных трусах, протёр глаза.

Ни леса, ни палатки, ни связистки рядом не было, лишь ясные карие глаза любимой Риты.

– А голубь где? – все ещё не проснувшись, спросил жену.

– Вестимо где, на улице летает, – откликнулась она, – весь подоконник загадили, – вставай чайник закипел, будем завтракать.

После традиционного плотного завтрака Захар Сергеевич обычно выходил на прогулку. Человек он был деятельный, просто так на пенсии ему не сиделось, душа требовала непременно чем-нибудь заняться.

Он умел многое не только гвоздь в стену забить. Замечательно пел в полковом хоре, писал заметки для военной газеты пробуя себя в роли журналиста, любил фотографировать сослуживцев и членов их семей. Любил собак, детей и женщин.

Выйдя из подъезда, поправил любимую клетчатую кепку, и тут ему прилетело послание. На козырьке кепи повисла крупная бело-жёлтая слизистая капля.

– Ах, ты негораздок, – выругался он, – прикормила Ритка на мою голову. Кыш отсюда. Вечером достану мелкашку, полетаете над головами граждан.

Звонок мобильного телефона заставил его забыть о грязном кепи и полезть во внутренний карман куртки.

– Алло. Валька ты? Какими судьбами? Предложение для меня? Слушаю внимательно. Статьи есть? Хорошо. Заметку напишу. Отведешь меня в редакцию? Можно стать членом литературного клуба? Ты пишешь стихи? Эка тебя после службы заморочило. Была нормальной связисткой. Генералу нравилась. Некогда лясы точить? Ладно. Готов. Лечу. Сейчас мухой домой и к тебе. Почему не сразу? Да голубь меня за памятник принял. Кепи пострадало. Куда же я такой обласканный... Плевать? К деньгам и успеху? Еду.

Таким образом, благодаря вещему сну и голубю Захар Сергеевич полковник в отставке попал в один столичный литературный клуб. Впереди маячила бурная деятельность. Писатели, поэты, музыканты и другие творческие личности. Жизнь начала принимать захватывающие образы.

Глава II

Всегда первый на финише спора

– Что в мире творится! Очередной скандал в Думе, в Украине власть делят, в Крыму пенсии повышают, как бы не было войны, – сказала Захару Сергеевичу его жена.

Несколько лет тому назад, после того как его признали в армии пенсионером, ушел с военной службы и теперь всю свою энергию направил на литературу, куда его привела бывшая подчиненная Валентина. Теперь он промышлял написанием стихов, в основном сатирических, направленных остриём на современную жизнь. Кроме того, Захар Сергеевич страдал ревматизмом и в настоящий момент растирал себе спину фастум гелем.

– А что там передают про Украину? – спросил он, не переставая массировать спину в районе копчика. Он сам был наполовину украинцем. Мама русская, папа из Полтавщины. В шестнадцать лет, когда получал паспорт, взял фамилию отца Плохота. После армии женился и больше домой не возвращался. По всей стране колесил, отдавая долг Родине. Дослужился до полковника.

– Украина и Россия практически сёстры за что воевать? Служил и там, и там. Родня и там, и там. Чего делить-то? Эх...армия наша стала другой, всё больше по контракту людей набирают, а таких, чтобы стояли за честь и совесть страны совсем не осталось. Что там передают?

– Сашку Голого убили, того, что за бандеровцев стоял. Опять обстановка накалилась. Правые бьют левых, левые втихоря стреляют правых, а меж ними Нюрка Оглашенко скачет и призывает спалить Россию огнём.

– Баб надобно держать в узде, – крякнул Захар Сергеевич, – я своих связисток, – сжав кулак показал жене, – вот где держал! Чуть что не так всех раком ставил и виноватых и не виновных. Этой Нюрке твёрдая рука требуется ой-й-й...

От резких движений спину скрючило. Захар Сергеевич застонал:

– Боже правый! – вскричал он. – Вот те на! А где это с господином Сашко приключилось?

– В Киеве его укокошили. Из автомата. Ужинал он с дружками, а там милиция понаехала, он в окошко сиганул и тикать от них. Говорят, застрелили при попытке к бегству.

– Стало быть Сашко этот, приказал долго жить. Долго мучился?

– Тут же помер.

– Известно – с автоматом шутки плохи. У нас в части один офицер забавлялся револьвером и перестрелял всю семью, да еще соседа, который пошел посмотреть, кто там стреляет с четвертого этажа. Хотя в Украине оружие всё старое, из иного автомата, Рита, хоть лопни – не выстрелишь. Таких систем – пропасть. Но для Сашко, наверно, купили что-нибудь этакое, особенное. И я готов биться об заклад, что человек, который стрелял, по такому случаю сам переоделся в бандюка. Стрелять в Сашко – штука нелегкая. Это не то, что браконьерам подстрелить лесника. Все дело в том, как до него добраться. К такому хитрому, просто не подойдешь.

– Там, говорят, народу много было.

– Разумеется, Рита, – подтвердил Захар Сергеевич, заканчивая массаж копчика. – Нечего было светиться в столичном кабаке. Такая участь многих еще поджидает. Вот увидишь, Рита, они доберутся и до других, а может и к нам в Россию, раз уж начали с этого дяди. У него, у Сашко то, много врагов, побольше еще, чем у Нюрки. Недавно в кафе один мужик рассказывал: "Придет время – эти властолюбцы полетят один за другим, и им даже государственная прокуратура не поможет". Потом оказалось, что этому типу нечем расплатиться за пиво, и официанту пришлось позвать полицию, а он дал официанту оплеуху, а полицейскому – две. Потом его увезли в карете в обезьянник очухаться... Да, Рита, странные дела нынче творятся! Значит, еще одна потеря для Украины. Когда я был на военной службе, так там один рядовой застрелил майора. Зарядил ружье и пошел в канцелярию. Там сказали, что ему в канцелярии делать нечего, а он – все свое: должен, мол, говорить с майором. Майор вышел и лишил его отпуска, а он взял ружье и – бац ему прямо в сердце! Пуля пробила майора насквозь, да ещё наделала в канцелярии бед: расщепила стол и одна щепка угодила секретарше в лоб, она пила кофе и залила служебные бумаги.

– А что стало с тем солдатом? – спросила минуту спустя Рита.

– Повесился на шнурках от кроссовок, – ответил Захар Сергеевич. – Да шнурки взял у товарища, а кроссовки те бешеных денег стоили, потом и второго из петли вынимали. Он деньги у командира украл, чтобы их купить. Комиссовали обоих. А тот, что из-за шнурков переживал, потом в семинарию пошёл и теперь проповедует в какой-то церкви. А что там наш президент говорит?

– Наш затих, смотрит, думу думает. А министры его стоят у двери бочком, закрыв лицо кулачком. Чтобы их детям всю жизнь подписи собирать, и чтобы всегда одной не хватало.

– Эх, был бы я моложе поехал бы куда страна пошлёт границы оборонять. Для такого дела я бы купил себе хороший пистолет, вроде браунинга: на вид игрушка, а из него можно в два счета перестрелять вражин, хоть тощих, хоть толстых. Впрочем, между нами говоря, Рита, в толстых быстрее попадешь, чем в тощих. Вон американский президент тощий, хотя глава государства. Король тощим не должен быть, но зато он тёмный, как силы подземелья. Всё командует из-за океана кому и как жить. Этого браунингом не достанешь, только, если силы Куклус клана привлечь. В Америке всё по-другому. У них президентом стать куда легче, чем у нас. Всего-то нужно не так уж много иметь широкую улыбку, черную жену и напасть на какую-нибудь страну.

– Сходил бы ты проветрился что ли, вояка, – отмахнулась Рита, – устроил тут вечер проедания плеши на время. Хватит уже, отвоевался. Воюй со старушками, что кормят голубей.

– Пойду пива с Борисычем выпью, – поднялся Захар Сергеевич. – А ты новости слушай, потом доложишь обстановку.

В кафе «Под мухой» его уже ждал закадычный друг Вениамин Борисович. Бывший агент тайной военной разведки. Он тщетно пытался завязать хоть с кем-нибудь серьезный разговор.

Парочка молоденьких девушек сразу же от него отсели, а больше никого не было, поэтому он с нетерпением ждал Захара Сергеевича. Вот уж с кем можно было отвести душу.

Захар Сергеевич дал другу подпольную кличку "веник", но тот об этом не знал. Веник слыл большим грубияном. Каждое второе слово у него было "задница" или "дерьмо". Но он был весьма начитан, обожал фантастику и страшно уважал писателя Мулдашева. По этой причине – всем советовал его читать, ибо был твёрдо уверен – люди произошли от инопланетян и яростно ненавидел Дарвина.

– Нынче хорошая погода, – крикнул от дверей Захар Сергеевич, от порога завязывая разговор.

– Дерьмо! – ответил Веник, доставая портсигар, – ноги ломит, к дождю.

– Слышал, что по телевизору говорят? – подсел к нему за столик Захар Сергеевич, показывая пальцем официантке на кружку пива, -посадил жену конспектировать новости. – В Украине Сашку Голого застрелили. Что на это скажешь?

– Я в такие дела не лезу. Ну их всех в задницу с такими делами! – ответил Веник, закуривая сигарету. – Вмешиваться в такие дела – того и гляди сломаешь себе шею. Я на пенсии. А что там, в политике меня не касается. Вот скажи мне лучше. Веришь ты в инопланетян?

– Вопрос в другом, – ответил Захар Сергеевич. – Верят ли они в тебя? Три кружки пива, – крикнул официантке. – В Украине опять война. Такая страна хорошая была, когда я там служил. Помню в Львове, один капитан упал с лошади и расшибся. Хотели ему помочь, посадить на коня, посмотрели, а он уже готов – мертвый. А ведь метил в майоры. Перед смотром это с ним случилось. Эти смотры никогда до добра не доводят. Помню, как-то на смотре у меня звёздочка с пилотки упала и закатилась куда-то, так и не нашёл и за это меня посадили на двое суток под арест. На военной службе должна быть дисциплина – без нее никто и пальцем для дела не шевельнет. Наш командир фамилия его была Забейворота, всегда говорил: "Дисциплина, болваны, необходима. Не будь дисциплины, вы бы, как обезьяны, по деревьям лазили. Военная служба из вас, дураки безмозглые, людей сделает!" Ну, разве это не так? Представь себе сквер в центре города, и на каждом дереве сидит по одному солдату без всякой дисциплины. Каждый с татуировкой и серьгами, у кого в ухе, у кого в губе, у кого в пупке, а у кого и вообще, на причинном месте. Вот что меня ужасно пугает. Как ушёл на пенсию, ничего от прежней армии не осталось.

Потом Захар Сергеевич изложил свой взгляд на политику России и Украины, чем немало притомил Борисовича, у которого под штанами лежал последний выпуск газеты "Аргументы и Факты" в которой говорилось об очередной намечающейся поездке профессора Мулдашева в Гималаи.

– Давай обсудим последнюю газету, – предложил Захару Сергеевичу.

– Это которую? "Эспресс-газету" что ли? Так я читал, как таджики ночью в центре города за старухами гонялись и даже одну изнасиловали, приняв её со спины за девушку, а когда разобрались, старуха чуть дух не испустила, а потом про неё даже передачу сняли и по телевизору показывали. Она от счастья вся светилась, ей бы и вагон лимонов не помог унять радость. Позор! О чём трубят газеты?! Дожили. Тут на днях моя Рита познакомилась с одной старушкой. Чёртова Яга голубей прикармливает, а они потом на голову гадят, та мне шикарную историю рассказала. Обязательно напишу её и отнесу в литературный журнал. Слушай. У этой Яги был брат лесник. Застрелили его браконьеры, и осталась она вдовой с двумя детьми. Через год вышла замуж опять за лесника, ну и того тоже как-то раз прихлопнули. Вышла она в третий раз опять за лесника и говорит: "Бог троицу любит. Если уж теперь не повезет, не знаю, что и делать". Понятно, и этого застрелили, а у нее уже от этих лесников круглым счетом было шестеро детей. Пошла она в церковь к попу, и плакалась там, какое с этими лесниками приняла мучение. Поп ей порекомендовал выйти за церковного сторожа пьяницу. Обещал копеечкой помогать, а сторож, однажды вдрызг напившись, упал с колокольни. А она от него прижила ещё двух детей. Как поднимать такую ораву? Она снова вышла замуж за бывшего зэка, он таксистом подрабатывал, тоже крепко любил выпить, ну тот как-то ночью стукнул ее бейсбольной битой, он её всегда с собой носил и даже спал с ней и добровольно сам о себе заявил. Когда его потом на суд привели, он укусил охранника за нос и заявил, что ни о чем не сожалеет. Охраннику на нос швы наложили, он впоследствии нюх потерял, а судья попросил огородить его сеткой от обвиняемого, запутался в ней и сломал руку, да не смог свою подпись поставить. Зэка того оправдали, уж очень скверной была та баба, его жена, за него все окрестные мужики просили.

– Ещё три кружки, – щёлкнул пальцами Захар Сергеевич. Основательно хлебнул пива и продолжил. – Давай брат Веник гимн споём. Украина и Россия скоро обе спалятся. Будет драка!

В моменты своего пророчества Захар Сергеевич был прекрасен. Его расплывшееся в широкой улыбке добродушное лицо вдохновенно сияло, как смазанный маслом горячий блин. Все у него выходило просто и ясно. Веник встал и торжественно произнес:

– Больше, Захар! Тебе говорить не надо. Пройдёмте гражданин со мною на пару слов в коридор.

Захар Сергеевич вышел за тайным военным агентом в коридор. Там его ждал небольшой сюрприз: собутыльник показал ему красную книжечку шестидесятых годов прошлого столетия и заявил, что может его арестовать за наведение паники среди мирного населения. Но потом сжалился, сказал, что не будет этого делать, а отвёл его домой к Рите.

Захар Сергеевич понял своё упущение – он не получил нужного дипломатического образования.

Глава III

Детская мечта или летящий по небу

Захар Сергеевич давно хотел осуществить свою детскую мечту. Ещё мальчишкой мечтал стать пилотом. Непременно летать. Но, несмотря на то, что здоровье у него было крепкое, в пилоты его не взяли.

Задумал он на пенсии полетать, но не на самолёте, а на изобретенном им самим летательном аппарате. Почему бы не попутешествовать по воздуху? Целый год думал и придумал.

Дело было за малым. Осуществить задуманное надо было жарким летним днём, только достать необходимые детали: кресло, пятьдесят огромных метеорологических шаров, не менее метра в диаметре, гелий. Гелий чудесный газ, самый инертный среди летучих и самый летучий из инертных. Обеспечивает колоссальную подъёмную силу. Летать он собирался на воздушных шариках. Правда гелий поднимал шарики на высоту до тридцати пяти километров, но это обстоятельство его не смутило. Помимо гелия ещё нужно было достать баллоны с газом вместимостью не менее четырёхсот литров каждый для закачки шаров.

Всю зиму Захар Сергеевич втихоря от жены покупал всё необходимое, чтобы не было лишних вопросов, и складывал всё это в углу сарая, тщательно прикрывая брезентом. Моноблоки с гелием ему привезли на военном грузовике и сгрузили на пустыре у одинокой берёзы, остальное он разместил в сарае.

Наконец дата полёта была назначена. Рита уехала к родственникам на несколько дней и не могла ему помешать.

Захар Сергеевич ещё с вечера позвал соседа Евгения Павловича и описал ему поставленную задачу.

Всю ночь они с другом надували шары. И вот ранним июльским утром при первом щебетании пташек Захар Сергеевич вышел на стартовую площадку – огромный пустырь с крепкой березой, на которой уже покачивались привязанные шары.

Поставили вместе с Палычем садовое плетёное кресло, и стали по одному привязывать к нему шары.

Захар Сергеевич надел на голову каску времен Великой Отечественной войны, оставшуюся от отца. Уселся в кресло. Проверил карманы охотничьего жилета. В каждый положил банку жигулёвского пива. Взял в одну руку багор, на всякий случай, в другую стартовый пистолет, чтобы стрелять по шарам, когда ему нужно будет спуститься на землю.

Палыч накрепко привязал его к креслу и отвязал веревку.

Космонавт Захар Сергеевич собирался плавно подняться всего на тридцать метров, однако кресло, как из пушки, взлетело на пять километров. Хочешь летать – и лети к чертовой матери.

Через четыре часа диспетчер ближнего аэропорта, случайно, услышал переговоры пилотов, не относящиеся к делу.

– Миха, ты в курсе, у вас в посадочном эшелоне какой-то дурак летает на садовом стуле?

– Что-что? – округлил глаза диспетчер, подумав, что он галлюцинирует от переутомления.

– Миха, слышишь? Летает, говорю. Вцепился в свой стул. Все-таки аэропорт близко, я и подумал, мало ли что...

– Булдаков! – вмешался в беседу диспетчер, – у вас проблемы?

– У меня? Никаких. Все нормально.

– Тогда про какого летуна вы говорили? Немедленно передайте управление второму пилоту.

– Зачем? – изумился Миха. – Что-то я вас не понял.

– Борт 24159, повторите доклад диспетчеру! Вы сказали, что у вас в посадочном эшелоне придурок летает на садовом стуле. Так?

– Так, но он мне не мешает. Но ветер, знаете...

Тогда диспетчер, понимая, что ему сильно влетит, врубил громкую трансляцию, чтобы в случае чего отмазаться.

Старший смены, выпучив и без того рачьи глаза, тут же подал сигнал тревоги, дав указание полностью обеспечить безопасность всех полос аэродрома, заодно вызвав пожарные машины, скорую помощь и психиатра. После чего попросил диспетчера передать на борт 24159, что полосы очищены, сообщение воздушных судов корректируется, слава богу, не международный аэропорт, а учебная база для начинающих лётчиков, сообщил, что можно садиться, психиатр уже выехал.

Вскоре самолёт сел. Миха вместе со вторым пилотом пошли объясняться с руководством под присмотром подъехавшего психиатра.

Диспетчер пошёл на своё место и тут же услышал новое сообщение с борта 25417, который ещё находился в воздухе.

– Какого хрена тут козел на воздушных шариках путь загораживает? Вы вообще за воздухом следите?

В диспетчерской поднялась паника. По всей видимости, у всех присутствующих начались коллективные галлюцинации, благодаря нападению неизвестного противника, который распылил психотропный газ над аэропортом.

Диспетчер дрожащими губами поднёс ко рту микрофон:

– Спокойно, капитан Стрижов. Кроме вас, его кто-нибудь видит?

– Мне что, бросить штурвал и спросить второго пилота, не слепой ли он?

– Почему вы считаете, что он слепой? Какие еще симптомы расстройств вы можете назвать?

– Товарищ, диспетчер! Докладывает капитан Стрижов. Я ничего не считаю, я просто сказал, что эта гадская птица на веревочках работает воздушным заградителем. А расстройством я могу назвать работу лично с вами и с вашим аэропортом.

Диспетчер затряс головой, руки его задрожали, он попросил стакан воды и подоспевшего к нему психиатра, но поскольку полностью утерял самоконтроль, выронил стакан на пол.

Психиатр выхватил микрофон:

– Капитан Стрижов! Что у вас происходит.

– Ничего особенного, кроме того, что удивительно нелепо и одиноко выглядит на этой высоте человек без самолета.

– Вы это, в каком смысле?! – тихо осел психиатр.

– В прямом, переносном и философском, включая аэродинамический.

Психиатр потёр пальцами седеющие от сложной, напряженной работы виски. – Сегодня не день дурака? – с надеждой спросил диспетчера, снимающего с ног мокрые носки.

Из динамика послышался ровный голос капитана Стрижова:

– Земля, докладываю, только что какой-то баламошка чуть не влез ко мне в левый двигатель, создав угрозу аварийной ситуации.

Диспетчер и психиатр впились в воздушное пространство взглядом близнецов Горгон Медуз, убивающих все, что движется. Диспетчер выхватил микрофон из рук психиатра:

– Капитан Чижов, тьфу, Стрижов, только спокойно. Борт 25417 доложите по порядку. Что вы видите?

Из динамика послышался ровный голос капитана:

– Посадочную полосу вижу хорошо.

– К черту полосу!

– Не понял? В смысле?

– Продолжайте посадку!

– А я что делаю? Земля, у вас там все в порядке?

– Доложите – вы наблюдаете неопознанный летательный объект?

– А чего тут не опознать-то? Очень даже опознанный.

– Что это?

– Мужик.

– Он что, супер-герой какой-то, что там летает?

– А я почем знаю, кто он такой.

– Так. По порядку. Где вы его видите?

– А я его уже не вижу, его ветром сдуло. Он улетел. Как Карлсон.

– Куда?

– А я откуда знаю. Но я видел в его руках палку и пистолет.

– Диспетчер! Диспетчер! Что с полосой? Говорит борт 12313, захожу на посадку.

– А мужик где?

– Который?

– Который летает!

– Это что... вы его запустили? А на фига? Я не понял? Вы что псих?

– Сейчас да? – отёр потный лоб диспетчер, отбиваясь голой ногой от психиатра, пытающегося выхватить микрофон из его рук.

– Вижу! Вижу! – послышался голос с борта 12313. Какой-то чудак на садовом стуле! А почему он летает?

– А потому что он му**к! – ответил психиатр, завладевший наконец микрофоном. Вот поймайте его и спросите, почему он, тля, летает?

– Что его в воздухе-то держит? – в отчаянии надрывался диспетчер. – Какая етицкая сила? Какое летательное средство? Не может же он на стуле летать!

– Так у него к стулу шарики привязаны.

Он привязал к стулу воздушные шарики. Видимо, они надуты легким газом.

– Откуда у него шарики? – взвизгнул диспетчер. – Вы можете его описать?

– Ну-у.. пожилой мужчина. В шортах, рубашке, охотничьем жилете, набитом пивом, в каске времён второй мировой войны.

– Он какой?

– Он синий.

– Борт 12313! Что значит – синий?

– Вы знаете, какая тут температура за бортом? Попробуйте сами полетать без самолета.

– Это радиообмен в сумасшедшем доме, – констатировал психиатр, глянув на обступивших их с диспетчером со всех сторон сотрудников.

Те дружно кивали головами.

– Придётся всем дать по таблетке галоперидола, – подумал он, – и самому выпить.

– Диспетчер! Подключился генерал, срочно вызванный на аэродром в связи с создавшейся ситуацией. – Немедленно адресуйте прилетные рейсы на запасные аэропорты. Повернулся к остальным. – Всем разойтись. Диспетчера немедленно сменить. Поднять истребитель. Сбить цель.

Тем временем сам Захар Сергеевич, чувствовал себя в преисподней над бездной, в прострации от ужаса, околевший и задубевший, судорожно дыша ледяным разреженным воздухом, предсмертным взором пропуская ревущие на снижении лайнеры. Он слипся и смерзся воедино со своим крошечным креслицем, его качало и таскало, его сознание закуклилось.

Неожиданно он очнулся. Рёв раскатывался громче и рядом – в ста метрах появился истребитель. Голова летчика в просторном фонаре с любопытством повернулась в его сторону.

Истребитель заложил разворот, и на обратном пролете пилот покрутил пальцем у виска.

Захар Сергеевич встрепенулся. Встрепенулся и его зрительный центр в мёрзлом мозгу и он, выронив стартовый пистолет, показал пилоту средний палец.

– Живой, – неодобрительно доложил командир истребителя на базу.

Истребитель отозвали на базу и вызвали вертолёт.

Стало вечереть. Темнеть. Холодать. Над Захаром Сергеевичем закружил вертолёт, пытаясь подцепить тросом его кресло, но, увы, мощная струя от винта постоянно сдувала шары в сторону.

Наконец пилот вертолёта получил задание взять на борт снайпера и перестрелять шары по одному. После пятого лопнувшего шара, гроздь шаров стала тяжелее и начала медленно снижаться. После пятнадцатого простреленного шара Захар Сергеевич мягко опустился на поле рядом с аэродромом.

На земле "летуна" ждала бригада скорой помощи, бригада пожарников и два штатных психиатра. Захара Сергеевича начали отдирать от стула.

Врач прощупал его пульс на шее, проверил зрачки, сунул ему под нос нашатырь. Сделал укол кофеина с глюкозой. Но как только он отвернулся, пилот вертолёта быстро влил в рот Захара Сергеевича пол фляги коньяка, после чего тот порозовел и очухался.

Это дало возможность пожарным и врачам разжать намертво сжатые пальцы страдальца. Хорошенькая медсестра с трудом расплела его ноги, закрученные винтом вокруг ножек стула. Через некоторое время Захар Сергеевич самостоятельно начал стучать зубами и произнёс первое слово. Оно было матерным. А подоспевший к месту посадки генерал спросил его:

– Скажите, зачем вы это сделали?

На что Захар Сергеевич радостно ответил:

– Я просто осуществил детскую мечту.

Глава IV

Орденоносцу кроме ордена и надеть нечего...

Как Захар Сергеевич ходил за медалью

Ещё с юности, когда Захар Сергеевич служил младшим лейтенантом, обожал вафли. Обычные советские вафли сухие, хрустящие, лёгкие, мелкопористые, изготовленные из жидкого сбивного теста в шоколадной глазури и обязательно со знаком качества. Гордился вафлями и страной, которая их выпускает. С каждой зарплаты покупал несколько коробочек. Вечерком не спеша ел за чаем. Он и Риту к ним приучил.

Прошло время, исчез Советский Союз, а с ним и те самые неповторимые вафли. Захар Сергеевич переживал потерю остро, но, в конце концов, смирился. Дослужил до начальника штаба, уволился, ушёл на заслуженный отдых.

Что делать на пенсии? Решил попробовать себя в творчестве. Стал писать стихи, сочинять прозу. Подвязался к военной газете и его даже стали печатать. Дослужился на писательской ниве до члена Союза писателей переводчиков, так как знал неплохо польский язык. А поскольку давно осел в Москве, вскоре нашёл уважаемое литературное сообщество и стал активным членом.

Однажды зашёл в супермаркет и увидел те самые вафли, на которых не было знака качества, но зато на коробке светились пять шикарных медалей. Престижные международные награды. Вот бронзовые на международном профессиональном конкурсе продуктов питания "WORLD FOOD MOSCOW", вот – золотые на международном профессиональном конкурсе продуктов питания "WORLD FOOD MOSCOW", дипломы 1-й, 2-й и 3-й степени на конкурсе "Лучшее кондитерское изделие" на 5-м Московском международном сахарном форуме. Взял по старой привычке пять коробок. Дома, за чаем бережно раскрывая, любуясь упаковкой, водил пальцем по нарисованным медалям.

– А ведь я заслуженный человек – достоин таких медалей. Пишу стихи, прозу. Неоднократно печатался в разных литературных альманахах. Служу в редакции всеми уважаемого журнала "Московский прибамбас". Выступаю на собраниях. Помогаю редакции.

Его мысли прервал телефонный звонок, словно там наверху кто-то прочитал его думы и решил ответить на монолог. Звонил один из членов литературного клуба.

– Захар, привет. Павлинский беспокоит. Слышал новость? Можно получить памятную медаль им.Лермонтова. Ты же у нас член?

– Член, – машинально ответил Захар Сергеевич.

– Так вот, – тараторил голос в трубке,– через неделю будет большое собрание членов Союза писателей. Всем будут вручать памятную медаль.

– А что для этого нужно? – засуетился Захар Сергеевич.

– Ничего особенного, – радостно вещал Максим Иванович, – приходишь за полтора часа до начала собрания, регистрируешься, пишешь свои данные в анкету, проходишь в зал, слушаешь выступающих, получаешь медаль.

– Спасибо. Буду. – по-военному чётко ответил Захар Чергеевмч. Лицо его засветилось, глаза заблестели, очки вспотели.

– Рита, – крикнул жене, – меня наградят.

– Посмертно? – отозвалась жена.

– Не смешно, – буркнул Захар Сергеевич.

Спустя неделю Захар Сергеевич, собираясь на собрание инструктировал Зину.