355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ольга Крючкова » Прелат » Текст книги (страница 4)
Прелат
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 22:38

Текст книги "Прелат"


Автор книги: Ольга Крючкова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4

Селение Рош-сюр-Мен в десяти лье от Шоле

Постоялый двор «Весёлая свинья» пользовался заслуженной славой у местных посетителей и проезжающих путников. Там готовили отменные свиные отбивные, да вино и пиво были вполне сносными.

«Весёлая свинья» располагалась рядом с оживлённым трактом, идущим из Шоле в Сомюр, затем в Тур и далее в Орлеан. Деревянные постройки выглядели вполне приличными и исправными, по всему было видно, хозяин заведения – человек деловой, дорожащий своей репутацией. Жена хозяина и его сын прислуживали посетителям, не забывая убирать со столов, поэтому в зале всегда царила чистота. Деревянные столы аккуратная хозяйка накрывала домоткаными скатертями, на стены в качестве украшения вывешивала гирлянды из лука с черенками, заплетёнными в косу, отчего заведение казалось почти респектабельным.

Порой рядом с постоялым двором помимо торговых повозок останавливались и кареты. На этот случай предприимчивые хозяева держали специальную комнату, где стояла вполне приличная кровать, стол, несколько табуретов и платяной шкаф, дабы богатые постояльцы могли разместить свой гардероб. Стены и полы комнаты украшали домотканые гобелены, правда весьма примитивной и грубой работы, но так как на протяжении почти двадцати лье «Весёлая свинья» была единственным приличным постоялым двором, то зажиточным постояльцам казалось, что они попали в некую провинциальную гостиницу, скажем в Туре или том же Орлеане.

Дела хозяев шли успешно, и когда они увидели заезжающую во двор богатую карету с фамильным гербом, то потёрли руки, предвосхищая очередной хороший заработок, и тотчас выбежали, дабы подобострастно встретить знатного путешественника.

Форейтор, облачённый в синюю короткую курточку, шапочку такого же цвета с фазаньем пером, обтягивающие рейтузы и туфли с загнутыми носами, открыл дверцу кареты и выпустил ступеньки.

Из кареты вышел мужчина средних лет, весьма приятный на вид, но, даже учитывая это обстоятельство, по его скромному чёрному костюму, отороченному белыми кружевами и шляпе, можно было с уверенностью сказать, что сей господин – секретарь, возможно, разорившийся дворянин, к которому судьба отнеслась благосклонно, предоставив место в богатом доме.

Секретарь огляделся. К нему тотчас подскочил Леон, хозяин «Весёлой свиньи».

– Сударь, я счастлив, что вы избрали для отдыха именно моё заведение. Обещаю отменную кухню и удобную комнату.

– Ах, сударь! – вмешалась Анриетта, жена Леона. – В вашей комнате подушки и одеяла из отменного утиного пера, а бельё так и сияет чистотой.

После этих слов секретарь обернулся к карете и произнёс:

– Ваше Сиятельство, прошу вас! Сие заведение вполне сносно.

Из кареты появилась дивная женская головка, украшенная новомодным испанским беретом.

– Ах, Ремми, помогите мне выйти…

– Сию минуту, моя госпожа!

Секретарь подхватил руку молодой графини, облачённую в перчатку из тончайшей кожи, и она почтила хозяев постоялого двора своим присутствием.

Графиня была молода и необычайно хороша собой. Её каштановые локоны струились из-под кокетливого берета, оттеняя белоснежную кожу лица, её пухлые коралловые губы выражали некоторое недовольство, но зато огромные серо-голубые глаза излучали теплоту, отчего Леон решил: знатная красавица непременно будет щедрой.

Её испанский наряд: распашной бархатный марлот [32]32
  Марлот – верхнее распашное женское платье. Фреза – пышный испанский воротник.


[Закрыть]
из ткани явно флорентийского происхождения, поверх нижнего шёлкового платья и белоснежная фреза, говорили сами за себя – прелестная графиня прибыла только что из Испании, возможно из дружественной Наварры.

Вслед за госпожой из кареты, уже без помощи учтивого секретаря, появилась юная горничная.

– О, ваше сиятельство! – восторженно произнесли Леон и Анриетта и склонились в глубоком поклоне.

Графиня не обратила на них ни малейшего внимания. Ремми, также держа её за руку, указал на постоялый двор:

– Вот, моя госпожа, это самое лучшее заведение во всей округе.

Красавица слегка кивнула.

– Я уже слышала про одеяла, подушки и бельё… Мне хотелось бы отобедать и отдохнуть после утомительной дороги.

Хозяева засуетились, провожая графиню в её комнату. Леона обдало тончайшим ароматом её духов, голова закружилась. Он едва не оступился на лестнице, ведущей на второй этаж, где находилась комната.

Горничная расположилась вместе с госпожой, ей по этому случаю поставили широкую скамейку и застелили по всем правилам. Ремми же довольствовался комнатой попроще, ему было не привыкать.

Весь остаток дня, до самого вечера, женщины и девушки в Рош-сюр-Мен занимались тем, что обсуждали молодую графиню, в особенности её изысканный наряд из флорентийского бархата.

К вечеру в «Весёлой свинье» собралось достаточно народу, жаждущего хоть краешком глаза увидеть юную прелестницу. Но, увы, она не покидала своей комнаты.

Наконец, потеряв интерес, перемыв кости знатным постояльцам, мужское население Рош-сюр-Мен принялось за пиво, а кому по карману – свиные отбивные.

В разгар всеобщего веселья, когда в очередной раз обсуждали, как жена кузнеца и её любовник уносили ноги от разъярённого обманутого мужа, великана Потона, способного одним ударом свалить лошадь, в заведение вошли два монаха. Никто не обратил на них ни малейшего внимания: то ли они – доминиканцы, то ли – бенедиктинцы, для обитателей Рош-сюр-Мен все они – на одно лицо.

Леон поморщился: «Вот сейчас начнётся: если ты добрый христианин, купи волосы святого Бенедикта или Доминика! Непонятно откуда у святых столько волос?! То они рыжие, то тёмные, а то – белые! А то и вовсе начнут за ужин предлагать слёзы святых, разлитых по лекарским склянкам. Ах, прости меня, Господи…» Леон осенил себя крестным знамением.

Монахи расположились в углу за свободным столом. Хозяину ничего не оставалось делать, как направиться к ним и купить очередной пучок непонятных волос или склянку слёз.

– Что угодно братьям-монахам?

Монахи, не откидывая своих капюшонов, внимательно посмотрели из-под них на хозяина.

– Скажи, а что за карета стоит у тебя во дворе? – как бы невзначай поинтересовался один из них.

– Карета… А, так она принадлежит прекрасной графине Элеоноре де Олорон Монферрада. Она удостоила чести остановиться в моём заведении по пути из Сен-Жиль-Круа-де-Виль в Орлеан.

Монахи переглянулись.

– Что подать вам на трапезу, братья-монахи? – снова поинтересовался Леон.

– Что ж, давай маседуан [33]33
  Маседуан – тушёные овощи.


[Закрыть]
и пива, – произнёс монах, что говорил хриплым простуженным голосом.

– А отбивных не желаете? – почти безнадёжно осведомился Леон, по его опыту монахи редко заказывали мясо.

– И две отбивных, – уверенно заказал второй монах. – Можно слегка не прожаренных, с кровью!

Леон оторопел: неслыханное дело – монахи заказали отбивные с кровью!

– Чего стоишь! Неси еду, мы очень голодны!

Хозяин вышел из оцепенения и направился на кухню.

Анриетта, узнав, что именно заказали монахи, перекрестилась и высказала предположение:

– Никакие они – не монахи!

– А кто? – поинтересовался испуганный муж.

– Разбойники! Ограбят, и поминай, как звали!

– Да, перестань ты, Анриетта! Чего мелишь языком! Последнего разбойника в наших местах выловили во времена Столетней войны с англичанами, уж сколько лет прошло.

– Ну, как знаешь. Всё равно надо держать ухо в остро, мало ли что… – заметила рассудительная хозяйка.

Анриетта подала монахам маседуан и отбивные с кровью. Один из братьев тут же подцепил кусок мяса вилкой и смачно впился в него зубами. Хозяйку передёрнуло. Она вернулась к мужу и шепнула ему на ухо:

– Не удивлюсь, если эти святоши – вампиры… Видел бы ты, Леон, как один из них впился зубами в мясо…

Леон округлил глаза, на лбу проступила холодная испарина.

– Да замолчишь ты, наконец! Накличешь беду! Просто люди изголодались на монастырских харчах. У них там сплошные посты, поди, питаются одними пресными лепёшками.

– Ну, да… Много ты видал исхудавших монахов от лепёшек-то… Нет, дело не чисто, – продолжала бубнить Анриетта.

Леон перекрестился.

– Господи, услышь мои молитвы!

Жиль, сын хозяина услышал разговор родителей и неприменул вставить словцо:

– Им бы только животы нажирать! Это они на людях мясо не едят, а в монастыре-то, небось, жрут от пуза!

Анриетта одёрнула сына:

– Попридержи язык, Жиль! Забыл, как отец отлупил тебя в прошлом году! Чего доброго услышат доминиканцы.

Жиль почесал за ухом, уж он-то прекрасно помнил за что получил выволочку от отца – всего-то и поинтересовался: почему у Святого Доминика на голове росли волосы разных цветов? Отец не нашёлся, что ответить и выпорол чрезмерно любознательного юношу.

Монахи закончили трапезу и принялись за пиво. Один из них, что с хриплым простуженным голосом, жестом подозвал хозяина. Тот неохотно подошёл.

– Вот, – он извлёк из напоясного кошелька небольшой свиток, увенчанный монастырской печатью, – это индульгенция всего за тридцать медных денье [34]34
  Индульгенция – отпущение грехов. Денье – мелкая французская средневековая монета, изготавливалась как из меди, так и из серебра.


[Закрыть]
. – Он протянул её Леону. – Возьми, и будем считать, что мы оплатили свой ужин и ночлег.

Хозяин крякнул, по всему было видно, что в отпущении грехов он не нуждался, а хотел денег.

– Что с тобой, хозяин? Ты безгрешен, как младенец? Не нуждаешься в индульгенции? Надо об этом сообщить настоятелю монастыря Святого Доминика отцу Арману. Смотри, не гневи Всевышнего: гордыня – страшный грех! Да и потом не забывай об епитимии [35]35
  Епитимия – церковное наказание за грех или непослушание, могло выражаться в виде телесного наказания или чтения молитв, например, сто раз подряд.


[Закрыть]

Хозяин схватил индульгенцию при упоминании епитимии.

– Благодарю вас, брат! Это именно то, что мне сейчас нужно!

– Вот и прекрасно. Теперь выдели нам комнату. Путь наш был неблизким и мы устали.

Монахи поднялись и проследовали на ночлег.

* * *

Наконец зал постоялого двора опустел, постояльцы разошлись по комнатам, а местные селяне – по домам. Анриетта и Леон закрыли ворота, проверили прочность засовов, как и обычно, и удалились в маленькую комнату на первом этаже.

Комната Жиля находилась рядом, она скорее напоминала монастырскую келью, в ней размещалась лишь узкая деревянная кровать, сундук с одеждой и табурет – вот и вся незатейливая обстановка.

Родители юноши, утомлённые беготнёй и хлопотами моментально заснули. Но Жилю не спалось, чувство тревоги не покидало его. Он ворочался с боку на бок: и так ему было жарко, и так – неудобно… Словом, сон не шёл.

Но усталость, накопившаяся за день в итоге взяла своё – Жиль заснул. Сквозь сон юноша почувствовал, как некто вошёл в комнату, и почти сразу же страшная боль пронзила голову, более он ничего не помнил, провалившись в пустоту.

– И этот готов. Жаль, что порошок закончился, – сказал некто простуженным хриплым голосом.

– Говорил тебе: сыпь меньше. А ты что: будут крепче спать! Ладно, вяжи ему руки и ноги, и – в карету к нашей красавице. Вот госпожа останется довольна! – вторил второй налётчик.

Монахи подхватили юношу и потащили во двор к карете, где уже сидела молодая графиня, связанная, словно квинтал [36]36
  Квинтал – средневековая французская мера веса, за эталон брался связанный рулон шерсти, умещавшийся на осла.


[Закрыть]
шерсти.

– Бросай его на пол кареты, чего церемониться с простолюдином, ничего с ним не случиться. Главное – графиня. Её надо доставить в целости и сохранности. Отворяй ворота, надо спешить. К утру достигнем Шоле, постояльцы и хозяева теперь не скоро придут в себя, если вообще очухаются, – сказал хриплый монах.

Деревянные ворота со скрипом отворились. Хриплый монах сел на козлы, – другой же в карету, дабы следить за пленниками, – и заправски хлестнул испанских лошадей кнутом, они понеслись по направлению к Шоле.

Глава 5

Бледно-сиреневый свет луны освещал дорогу. Карета двигалась достаточно быстро, монахи рассчитывали достичь предместий Шоле рано утром, и не въезжая в город, дабы не привлекать внимания, по просёлочной дороге завернули к монастырю Святого Доминика.

Сознание медленно возвращалось к Жилю. Он почувствовал тончайший аромат дорогих духов. Первая мысль, которая пришла ему в голову: «Всё это дурной сон… Я сплю в своей комнате… А запах дурманящих духов графини мне просто сниться…»

Наконец он открыл глаза: ни малейшего намёка на пребывание в комнате даже и не было. Юноша попытался оглядеться, голова сильно болела, во рту он ощутил нечто похожее на тряпку.

Глаза Жиля постепенно привыкли к темноте и он разглядел связанную женщину, сидящую в углу кареты, рядом с ней примостился монах. Юношу обуял страх, затем гнев: его связали как квинтал шерсти и везут неизвестно куда! – он отчётливо слышал стук лошадиных копыт и понимал, что находиться на полу кареты.

Мысли Жиля путались: «Кричать бесполезно – во рту кляп… Развязать руки невозможно… Зачем я нужен монахам? Неужели – они доминиканцы? И схватили меня за чрезмерно вольные высказывания? А кто эта женщина? – от неё так сладко пахнет, словно от восточной пахлавы…»

Незнакомка очнулась. Она имела перед Жилем бесспорное преимущество – в её прелестном ротике не было кляпа.

– Что это значит? – возмутилась она. – Развяжите меня немедленно. Я – графиня Элеонора де Олорон Монферрада. Вы понимаете, кого похитили?

Сидящий рядом с ней монах очнулся ото сна:

– Конечно, ваше сиятельство. Вы – дочь богатейшего в Наварре гранда Батиста ди Монферрада. Ваша матушка, Луиза де Олорон, приходится кузиной герцогу Монморанси, королевскому любимцу и фавориту. Вы же следовали в Орлеан, дабы увидеться со своим наречённым женихом маркизом де Турней. В порту Сен-Жиль-Круа-де-Виль вас должен был встретить эскорт, но мы позаботились, чтобы он туда не добрался.

– Я ещё раз спрашиваю вас: что это всё значит? Вам нужен выкуп? Уверяю, вы получите за мою жизнь огромные деньги. Но неужели вы думаете, мой отец и маркиз де Турней смирятся с тем, что я похищена разбойниками?

– Мы, сударыня, – не разбойники, а служим своей госпоже.

Графиня удивилась.

– Женщина возглавляет шайку разбойников?! Неслыханно!

– Сударыня, прошу вас не говорить в подобном тоне о моей госпоже! Если бы не её приказ: доставить вас без единой царапины, то…

– Что? Вы ударили бы меня?! – вызывающе выкрикнула графиня.

– Возможно… – уклончиво ответил монах. – Соблюдайте спокойствие, и мы не причиним вам вреда.

– Какое благородство! А это кто ещё, валяется в моих ногах?

– Щенок…

Жиль оскорбился. «Я – не щенок. Мне уже семнадцать лет исполнилось!» – хотел выкрикнуть он, но, увы, кляп не позволял вымолвить ни слова.

– Что вы сделали с моими людьми? – пыталась выяснить графиня.

– Ровным счётом ничего. Они спят… И прекратите задавать так много вопросов.

* * *

Рене де Шаперон, на своём верном коне и профессор, облачённый в новую одежду, смотревшийся весьма нелепо верхом на муле, достигли селения Рош-сюр-Мен.

Колокола небольшой деревянной часовни пробили нону [37]37
  Примерно три часа дня.


[Закрыть]
.

– Не мешало бы перекусить, мой господин. Как говорится: fames artium magistra! – заметил Фернандо.

– Ты, мой друг, боишься похудеть? И знаешь, я не силён в латыни, но сказанное тобой могу перевести: голод – учитель всех хитростей и премудростей. Что ты хотел этим сказать? – поинтересовался Рене.

– Ровным счётом ничего, сударь, лишь то, что время – обеда и в животе моём пусто. А когда я голоден, то склонен к философским размышлениям, дабы отвлечься.

– Ладно, здесь неподалеку – приличный постоялый двор, готовят вполне сносно. Потерпи, сейчас насытишься вволю.

– Скорей бы…

Рене усмехнулся.

Они подъехали к распахнутым воротам постоялого двора. Рене спешился, огляделся и, наконец, убедившись, что лошадь никто не примет и не привяжет к яслям, сделал это сам.

Фернандо буквально сполз со своего мула и последовал примеру хозяина.

– Ничего себе – приличное заведение. Хороший тон встречать гостей, – буркнул он.

– Не ворчи. Идём в харчевню. Странно, уже давно перевалило за полдень, а никого не видно и на кухне явно не готовят еду… – рассуждал Рене.

– Хозяин, нам приготовят, не сомневайтесь.

– Посмотрим.

Рене вошёл в пустынный зал и сел за стол.

– Эй, хозяин! – позвал он. Но ответа не последовало. Тогда Рене прошёлся на кухню и, бросив беглый взгляд на печь, понял: со вчерашнего дня пищу не готовили.

– Очень странно… Что здесь вообще происходит? Неужели хозяева перепились до бесчувственности?

Рене вернулся в зал – лучше бы он этого не делал, на него сразу же устремился взор голодного профессора.

– Умоляю, Фернандо, не начинай свою песню. Я тоже голоден. Надо найти хозяина, лучше осмотри комнаты на первом этаже.

Фернандо, пыхтя, вылез из-за стола и направился к ближайшей двери, открыв её, он обнаружил лишь деревянные пустые бочонки и домашний инвентарь.

Прелат же решительно открыл дверь комнаты, в ней никого не было, но он тотчас почувствовал нечто, что заставило войти внутрь и внимательно осмотреться. Обстановка комнаты была излишне простой: кровать, сундук и табурет. Рене невольно бросил взгляд на перевёрнутую постель: одеяло валялось на полу, тюфяк наполовину съехал. Он машинально поднял одеяло, – за годы жизни в монастыре, хорошо усвоив простую истину: всё должно находиться на своих местах, – и увидел подушку. На ней виднелись красные пятна.

Рене поднял подушку, дабы внимательно рассмотреть происхождение пятен, несомненно, – это была запёкшаяся кровь.

– Так, так… Здесь была потасовка… Возможно и убийство… – рассуждал он.

– Хозяин!!! Хозяин!!! – как безумный вопил Фернандо.

Рене, швырнув подушку на пол, бросился на зов профессора. Фернандо стоял посередине соседней комнаты, представляя собой жалкое зрелище: он взмок от страха, его трясло мелкой дрожью.

Услышав шаги прелата, он указал на кровать, где лежали бездыханные мужчина и женщина.

– Они…они убиты…

Рене бросился к несчастным и тотчас заметил, что вокруг кровати рассыпан некий порошок.

– Фернандо, ты, как человек, разбирающийся в алхимии, попытайся определить: что это за вещество?

Но профессор продолжал стоять и трястись от страха.

– Приди в себя! Ты же побывал в руках инквизиторов?! А здесь всего-то – два мертвеца!

При упоминании об инквизиторах профессор пришёл в себя. Рене осмотрел мертвецов: сначала мужчину, затем женщину.

– Они живы, – констатировал он. – Просто крепко спят. Но сон у них странный, дыхание едва слышно.

– Летаргический, – пояснил профессор, взяв немного порошка с пола, и растерев его в руке, он внимательно рассматривал желтоватое вещество.

Неожиданно разум его помутился, голова закружилась, и он начал оседать. Рене бросился к нему на помощь.

– Фернандо! Что с тобой?

– Воды… – едва слышно вымолвил профессор.

Рене обхватил его и с трудом вывел в зал, где посадил за стол, затем направился на кухню, дабы налить воды. Профессор осушил чашу до дна и перевёл дух.

– Тебе лучше? – участливо поинтересовался Рене.

– Да, господин… Этот порошок, он вызвал у меня головокружение, я чуть не лишился чувств.

Рене заинтересовался:

– Что ты обо всём этом думаешь?

– Не знаю. Но сдаётся мне, что супругов намеренно усыпили этим зельем. Я читал о веществах, вызывающих сон, галлюцинации и помутнение рассудка в древнееврейских трактатах. В Сарагосе я приобрёл подобный фолиант у некоего мориска [38]38
  Морисками в Испании называли евреев и мавров, принявших католичество.


[Закрыть]
, еврея по происхождению, его предки были лекарями. Но он странным образом исчез у меня в Сомюре… Так что, имея небольшую лабораторию, элементарные навыки и знания, вполне можно изготовить порошок.

Рене задумался – слишком много странностей и совпадений: пропажа фолианта, письмо от настоятеля Армана… Теперь эти несчастные… А может, всё это – звенья одной цепи? Рене терялся в догадках.

В зал вошли двое мужчин, по виду – торговцы. Увидев Рене и Фернандо, они обратились к ним, принимая за хозяев:

– Приветствуем вас, добрые люди. Путь наш из Брессюира был долгим, мы хотели бы пообедать и отдохнуть.

Рене тотчас нашёлся, что ответить:

– Отдохнуть можно, но только накормить вас нечем. Хозяева занемогли, боюсь, что это – холера. Лучше вам поискать другое пристанище.

Путники не на шутку испугались, откланялись и, последовав мудрому совету, направились искать другой ночлег.

В это время из комнаты вышел воскресший хозяин, бледный как некрашеное домотканое полотно.

– Господа, простите…. мы с женой потеряли счёт времени и слишком заспались. Сейчас я приготовлю вам отбивные… Только разбужу сына…

Хозяин направился в комнату, где Рене обнаружил окровавленную подушку.

– Жиль, бездельник! Куда ты подевался? – недоумевал Леон.

Рене вошёл в комнату, поднял с пола подушку и указал на кровяные пятна.

– С вашим сыном явно что-то случилось. Возможно, самое худшее.

У Леона подкосились ноги, он едва не упал. Рене помог ему присесть на табурет.

– Боже мой! Что я скажу Анриетте? Жиль – наш единственный сын… Я знаю, кто убил его!

Рене напрягся.

– Говорите! Я представитель власти, прелат, и прикажу найти разбойников.

– Ох, господин прелат, – разрыдался Леон. – Поверите вы ли мне? Вчера в моём заведении ужинами два странных монаха, они интересовались графиней Элеонорой …э-э, как её? – а, Элеонорой де Олорон. Затем они заказали мясо с кровью! Это они убили моего мальчика, наверное, и нас ограбили… Хотя я прячу деньги в надёжном месте, даже Жиль не знает о нём…

Леон разрыдался с новой силой, постоянно причитая: что он скажет жене?

Рене был крайне удивлён: монахи едят не прожаренное мясо? – всё это не соответствовало образу жизни ни одного из монашеских Орденов. Или эти двое – вовсе не монахи? – надев рясу, разбойник не станет доминиканцем или, скажем, бенедиктинцем.

– Хозяин, как твоё имя?

– Леон, сударь…

– Буди жену, Леон, надо обыскать весь постоялый двор: вдруг найдём убитых или ещё что-нибудь.

Леон покорно встал и поплёлся к жене, вскоре разыгралась душераздирающая сцена. Убитая горем Анриетта так рыдала, что Фернандо постоянно крестился, взывая к помощи Спасителя и Божьей матери.

* * *

Несмотря на громкие рыдания хозяйки и суету, вызванную исчезновением Жиля, постояльцы, расположившиеся на втором этаже, в том числе графиня и её немногочисленная свита, не проявляли ни малейших признаков жизни.

Леон направился обыскивать конюшню, амбар и хозяйственные постройки, Рене же – в комнату графини. Понимая, что имеет дело со знатной дамой, даже в подобной критической ситуации, прелат постарался соблюдать нормы приличия, и прежде чем войти, постучал в дверь несколько раз. Но, увы, ответа не последовало.

Рене толкнул дверь, она легко подалась и распахнулась. Перед его взором предстала картина: горничная спала беспробудным сном на скромном ложе, постеленном на скамейке; на полу виднелся жёлтый порошок, графиня же исчезла.

В соседней комнате спали форейтор и секретарь её сиятельства, далее шли комнаты с торговцами, они уже постепенно начали приходить в себя, даже не подозревая о случившемся, приписывая свой долгий сон к чрезмерно выпитому намедни вину.

Поиски Жиля не увенчались успехом, впрочем, как и графини. Когда проснулась горничная, а вслед за ней секретарь, они в один голос молили Рене отправить их в тюрьму, всё равно какую, ибо отец графини, господин Монферрада, известный на всю Наварру своим горячим нравом, попросту убьёт их.

Прелат искренне посочувствовал свите её сиятельства, и приказал немедленно снабдить его бумагой, пером и чернилами.

Он тотчас отписал три письма: первое – для прево Сомюра, второе – для прево Шоле, и, наконец, третье – самому Анри Денгону в Орлеан, сообщив, что при весьма загадочных обстоятельствах пропала графиня Элеонора де Олорон Монферрада, следовшая из Наварры в Париж, дабы увидеться со своим наречённым женихом маркизом де Турней. Про несчастного Жиля прелат даже не упомянул: ну, кому интересно исчезновение простолюдина? – попросту рассудив, что мальчишка каким-то образом помешал похищению графини, став случайным свидетелем, за что и поплатился.

Закончив со всеми формальностями, Рене в сопровождении профессора продолжил свой путь в Шоле. После исчезновения госпожи де Олорон Монферрада, прелата охватило чувство, подсказывавшее, что нужно прибыть в Шоле, как можно скорее.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю