Текст книги "Бал-маскарад"
Автор книги: Ольга Демина-Павлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Как здорово бы было! Так хочется Наталку увидеть! – парень ринулся было бежать, вдруг остановился как вкопанный посреди двора и стукнул себя по кудлатой башке, как будто это помогало ему соображать: – Только как же я, простой мужик, да войду в барский дом, да еще в парадные двери? мне же только с черного входа разрешается заходить…
– Не думай сейчас об этом. Иди скорее в дом, да прошмыгни сразу в гостиную, а то я вижу, что тебя хотят опередить. Кудря, вон уже мылится сюда, бежит со скотного двора к дому. Гляди, тоже хочет выслужиться!
Петр не стал больше терять времени, он что духу побежал к дому, ветром вскочил на крыльцо и забарабанил в дверь. А старый Панас задержал Кудрю у калитки забора, что отделял парадную усадьбу от хозяйских построек.
– Куда прешь, рыжий черт?
– Разве не видишь, княжна Флора едет домой. С ней чета Хмелей Иван и Валерия. Деревенские мальчишки эту новость уже по всему селу разнесли.
– Вижу, все вижу, только и у нас свой гонец нашелся, – сказал Панас, лукаво усмехаясь в усы.
Кудря было ринулся обойти Панаса. Но тот стоял неподвижно, сложив руки на груди, крепко упираясь ногами в землю. Всем своим видом давая понять, что не пропустит мимо себя никого. Щуплый Кудря понял, что ему не одолеть могучего Панаса, он махнул рукой, зло сплюнул на землю, развернулся и пошел восвояси…
Услышав новость, старик Борщевский в чем был выскочил на порог встречать дорогих гостей. Управляющий кинулся вслед, чтобы укрыть плечи барина овчинным тулупом.
– Оденьтесь, Игнат Петрович, а то простудитесь, – назидательно бурчал Кузьма Егорович.
– Да ничего со мной не случится! Радость, вон, какая! Прикажи, Кузьма, пусть быстрее открывают ворота!
Когда Флора вышла из кареты, то сразу же увидела деда. Он широкой походкой шел к ней навстречу, протягивая руки. Сердце ее дрогнуло, она поняла, как ей не доставало общения с родными людьми, как она соскучилась за дедом.
– Флора, наконец-то ты приехала! – Игнат Петрович обнял внучку за плечи. – Совсем вы забыли старика, и ты, и Богдан, – голос Борщевского дрогнул от волнения.
– А где Богдан? Он куда-то поехал?
– Подался странствовать, как и ты. Ты – на запад, он – на восток. Аж в Китай поеду, дед, сказал. А мне что на старости лет делать в одиночестве?!
Тут к Борщевскому подбежала Валерия и поцеловала его в щеку: – Вот мы и приехали, Игнат Петрович, – весело прощебетала девушка. – Где мы только не были, а все равно тянуло на родину.
– Сороки вы мои, лягушки-путешественницы. Наконец-то вспомнили обо мне и вернулись в Яблунивку. Как я соскучился за вами, – сказал Игнат Петрович и пригласил гостей в дом…
– Иван, скажи мне, как они себя вели в дороге? – с нарочитой серьезностью спросил у Хмеля хозяин дома, когда уже все сидели за столом и подняли бокалы с вином за приезд.
– Да они чуть не раскупили товар во всех парижских магазинах. Целый ворох одежды накупили, едва все в дорожные сундуки поместилось.
– И не все мы скупили, еще что-то осталось, – прыснула от смеха Валерия, не сводя с мужа счастливых глаз.
– А что, в дороге прошло все без приключений? – поинтересовался Борщевский. – Не встречались ли вам лихие люди, разбойники?
– Путешествие прошло нормально, дед, – сказала Флора. – Мы встретились с многими людьми, увидели многие города и страны.
– Иван, вот ты мне скажи как мужчина мужчине, чем тот Париж лучше Киева, или скажем, нашей Яблунивки? – спросил у Хмеля Борщевский, подливая тому вина в бокал.
– А ни чем! Всюду такие же люди живут, как и у нас. Только вот скажем, немцы, так те такие аккуратисты, им надо, чтобы всюду идеальная чистота была, клумбы с цветами у каждого дома, и чтоб чисто было, даже на скотном дворе. Поляки пыхатые, цену себе в базарный день не сложат, все свою Речь Посполитую вспоминают, когда они в Европе хозяевами были. Французы чересчур привередливы в еде, им подавай разных разносолов, названий таких я сроду не слыхал. Скажем, есть у них такой салат, называется оливье. Или подавай им на стол трюфеля.
– А это что еще такое? С чем его едят? – спросил Борщевский.
– Трюфеля, Игнат Петрович, это такие грибы.
– Тю! Я думал, Бог весть что, – разочарованно сказал Борщевский. – А это, значит, грибы, как наши опята или лисички.
– Нет, трюфеля – это не обычные грибы, растут они под землей.
– Так как же их сыскать под землей-то?
– Для этого у французов есть специально обученные собаки. Они-то и находят грибы под землей.
– Чудеса! Чего только на свете не бывает, – сказал Борщевский и довольно посмотрел на собравшихся. – А вы, гости дорогие, ешьте нашу еду – русскую. Все, что Бог послал.
Ссора Валерии с Иваном
Глава 7
Ссора Валерии с Иваном
После обеда чета Хмелей удалилась в свою комнату. Борщевскому не хотелось лишаться такого хорошего собеседника как Иван, но он не стал возражать против уединения молодых, понимая, что им надо побыть наедине. Валерия хотела остаться с Иваном вдвоем. За обедом она притворилась, что плохо себя чувствует после дороги, и попросила Ивана проводить ее в комнату. Она думала, что лаской и женской хитростью ей удастся заставить супруга отказаться от решения, принятого в дороге: не ехать вместе с женой в Петербург к ее родителям. Для Валерии это означало разрыв в их отношениях.
Переступив порог своей комнаты, Валерия уже знала, о чем будет говорить с мужем и как его уговаривать. Женщина прилегла на кровать и томным голосом произнесла:
– Ах, Ванечка, как хорошо, что ты пошел за мной. Я так плохо себя чувствую. Я такая разбитая после дороги.
– Может позвать за доктором? Может, каких лекарств принести? – засуетился возле жены Хмель.
– Не надо лекарств. Присядь со мной рядом, милый, – Валерия протянула руку, жестом приглашая мужа сесть рядом на кровать. – Ты – мое самое лучшее лекарство. С тобой мне так хорошо.
– И мне тоже хорошо с тобой, Валерия, – покорно махнул головой Иван.
– Обними меня, Ваня, а то мне как-то зябко, так плечи замерзли. Здесь прохладно, согрей меня, – жалобным голосом попросила Валерия.
– Да, действительно, здесь прохладно, наверное, комната еще не прогрелась, в этой половине дома только с утра начали топить, как мы приехали, – согласился мужчина. Он обнял жену, по телу разлилось тепло и приятная истома. Сердце Ивана оттаивало, он более не сердился на жену за ее женское упрямство и нежелание понять его, принять его решения.
Иван смотрел на жену влюбленными глазами. В их выражении больше не было той холодности и отчужденности, которая возникла после ссоры в дороге. Валерия видела, что муж любит ее по-прежнему. «Он любит меня! – ликовала в душе женщина. – И он желает меня, это я вижу по его глазам». Валерия, не сдерживаясь более, поцеловала Ивана. Он ответил на ее поцелуй. В сладостной истоме Валерия закрыла глаза, она ждала ласк мужа. Но Иван не спешил предаваться страсти. Его вопрос слегка озадачил супругу:
– Валерия, тебе не кажется, что нас не правильно поймут?
– В смысле?.. – не сразу сообразила женщина.
– Ну, в том смысле, что мы днем уединяемся. Мы только недавно приехали. Надо было больше уделить внимания хозяину дома, поговорить с ним. И подругу твою, Флору, оставили одну. А то сбежали из-за стола как какие-то школяры или молодые влюбленные.
– А мы есть влюбленные.
– Но этикет не совсем выдержан. Может создаться превратное мнение…
– К черту этикет! – Валерия сильней прижалась к мужу. – Ванечка, мы же с тобой муж и жена. Кто может, что превратное подумать? Я так люблю и хочу тебя.
– Я все-таки, женушка, более беспокоюсь о твоей репутации,– улыбнулся муж. – А заняться с тобой любовью я готов в любую минуту.
– Думаю, что моей репутации ничего не грозит, когда рядом такой мужчина, – лукаво улыбнулась Валерия.
– Ну что ж, я больше не могу сопротивляться. Я же не железный, – Иван пристально посмотрел на Валерию: – Но помните, милая барышня, вы меня сами соблазнили, поэтому пощады не ждите…
– Боже, аромат твоих духов сводит меня с ума, – Иван нежно поцеловал жену в плечо. – Такое блаженство быть рядом с тобой, что не хочется никуда идти.
– Ну и не иди никуда, – засмеялась Валерия.
– Валерия, но мы же не можем проваляться в постели полдня.
– Почему не можем, можем. Нам же все равно некуда спешить, вечером не надо никому наносить визиты. Да и балы зимой в такой глуши почти не проводятся. Вот в Петербурге, – Валерия мечтательно закрыла глаза.
– Что в Петербурге? – насторожился Иван.
– В Петербурге круглый год даются балы. Там вечером жизнь только начинается и кипит до утра. Дамы одеты в изысканные туалеты, на кавалерах строгие фраки, военные тоже при полном параде. Театры, балы, посещение салонов, вот это жизнь. Я, честно говоря, так соскучилась за всем этим, я даже не знаю всех последних столичных новостей, – грустно вздохнула Валерия.
– Но ведь можно жить и без всего этого, – возразил Иван. – Живут же люди и здесь в сельской глуши. И счастливы, хотя не ходят каждый вечер в театр, и не отплясывают мазурку на очередном балу.
– Но ты пойми, Ваня, я же выросла в Петербурге, как мне обойтись без столичных утех. Ты тоже полюбишь жить в большом городе, вот увидишь. Это дает столько преимуществ. Конечно, жизнь в деревне тоже хороша, по-своему. Чудные пейзажи, такой домашний милый деревенский быт, простота в общении с соседними помещиками, напрочь лишенная вычурного придворного этикета. В этом тоже есть своя прелес… – Валерия осеклась на полуслове.
Хмель не стал больше слушать болтовню жены. Он вскочил с постели, быстро оделся и вышел из комнаты, не сказав ни слова. Глядя, как за ним захлопнулась дверь, Валерия заплакала, от бессилия упав на подушки. Очарование недавней бурной постельной сцены было разрушено. Близость была только передышкой в затянувшейся ссоре, возникшей между супругами.
– Что я наделала, глупая? – всхлипывала Валерия. – Зачем я принялась расхваливать жизнь в столице? Я сама все испортила.
Валерия грустным взглядом обвела небольшую комнату, которая еще миг назад казалась ей такой уютной. В глаза бросилось скромное убранство спальни, состоявшее из большой кровати, двух кресел и комода. Над комодом висело овальное зеркало. Простенькие ситцевые обои, которые так ее умиляли с утра, когда она только переступила порог комнаты, сейчас показались ей пошлыми. Особенно пошлым выглядел амур на картине, украшавшей стену. Амур держал в руках лук со стрелой и виновато улыбался. Валерии вдруг показалось, что амур стыдливо отвернувшись, прячет свой взор от нее. Ему было неудобно, что он непроизвольно стал свидетелем недавней страстной любовной сцены и ссоры любовников.
…Весь остаток дня Иван провел в беседах с Борщевским и осматривании усадьбы. Он старался не попадаться на глаза супруге, дабы при встрече они опять не начали выяснять отношения друг с другом. Он только издали наблюдал за ней. Валерия все время была с Флорой, они о чем-то шушукались. Он не оставил без внимания тот факт, что вид у жены был несчастный и глаза покраснели. Видно было, что Валерия плакала. Иван испытывал угрызения совести от того, что он заставлял жену страдать.
Вечером Хмель допоздна засиделся в гостиной, у камина, с книгой в руках. И хотя ему давно надоело читать, первая попавшаяся в библиотеке Борщевских книга была неинтересной, Иван все не решался подняться на второй этаж дома, где располагались комнаты для гостей.
Хмель не переставая думал об одном и том же. Его мучил вопрос: «Почему они начали с Валерией ссориться? И как теперь им вместе жить, когда четко обозначились их вкусы, привычки и различия?» В начале их союза жизнь обоим казалась безоблачной. Они тогда не сильно задумывались, что изначально, от рождения, принадлежат к разным кругам. Валерия была горожанкой, аристократкой по происхождению, привыкшей повелевать слугами и обстоятельствами. Иван Хмель был простым деревенским парубком, на которого обратила внимание капризная панночка Валерия.
Он знал, он чувствовал, что рано или поздно между ними неизбежно возникнет непонимание из-за принадлежности к разным социальным кругам. Но Хмель не думал, что разногласия возникнут так скоро. Он думал, что любовь поможет им понять друг друга.
Камнем преткновения стала поездка в Петербург. Иван сознательно отказывался от поездки в столицу, понимая, что жизнь в столице может разрушить их союз. Он отказывался понимать Валерию, а она – его. Упрямство, так присущее молодым, ставило под угрозу их брак. Семья была на грани разрыва. Валерия любила светскую жизнь, она ни за что бы не согласилась провести всю свою оставшуюся жизнь в деревенской глуши, вдали от города. Балы, маскарады, красивые туалеты, театры и салоны были ее смыслом жизни. А Иван, наоборот, тяготился светским этикетом. Душа его желала покоя и уединения в деревне, подальше от мирской суеты и шумной столицы.
Когда Иван под утро переступил порог спальни, Валерия уже спала. Чтобы не беспокоить жену, он сел в кресло, в котором и провел остаток ночи. Утром Иван вместе с Борщевским отправился на охоту. И снова они не виделись с Валерией целый день.
Валерия без дела слонялась по дому из угла в угол, то от бессилия заламывая руки, то поднося батистовый платочек к печальным глазам, чтобы вытереть непрошеную слезу. Она то и дело отвлекала Флору, занятую рукоделием, своими упреками в адрес мужа: – Подумать только, Флора, он избегает меня! Он не хочет со мной разговаривать. Ночью Иван допоздна задержался в библиотеке, а утром его и след простыл – он умчался на охоту. Сейчас он где-то там, по лесу, носится на взмыленной лошади как угорелый, преследуя вместе с собаками зверя, а до жены ему и дела нет.
– Таковы мужчины, – развела руками Флора. – Разве их можно понять.
– Не понимаю я мужских развлечений. Сейчас стоит холодная сырая погода, мне лично даже из дому не хочется выходить.
– Но ты женщина, капризная и избалованная к тому же, – улыбнулась Флора. – Ты привыкла к комфорту.
– Он разлюбил меня, – грустно сказала Валерия, – поэтому и избегает меня, изображая из себя очень занятого.
Флора отложила в сторону рукоделие и внимательно посмотрела на подругу:
– Я не думаю так! Иван любит тебя. Надо просто видеть, какими влюбленными глазами он на тебя смотрит. Ты для него – звезда, удивительная, манящая. Ты – смысл его жизни.
– Тогда скажи, Флора, почему мы все время ссоримся, словно между нами черная кошка пробежала. Еще вчера Иван был так нежен со мной, а сегодня ушел с утра, даже не попрощался.
– Не знаю. Вы всегда мне казались такой счастливой парой.
– Мне кажется, что если бы рядом была маменька, она что-нибудь обязательно посоветовала!
– Но этого Иван как раз и не хочет! Честно говоря, я на его стороне. Еще неизвестно как теща воспримет не знатного зятя.
– Но, Флора, ты же обещала мне, что поможешь Ивану, похлопочешь за моего мужа при дворе! – Валерия с мольбой посмотрела на подругу.
– Ну конечно, я помогу. Вот увидишь, скоро я увижусь с Александром, и первым делом я обязательно похлопочу за Ивана.
– Так, значит, вы скоро должны увидеться? – таинственным голосом сказала Валерия.
– Да. И от этой встречи зависит вся моя дальнейшая судьба, – Флора низко склонила голову над шитьем. Ее щеки покрыл стыдливый румянец.
– Флора, неужели Александр сделал тебе предложение? И скоро вы должны обвенчаться?
– Да.
– Я так рада за тебя, – Валерия подбежала к подруге и обняла ее за плечи. – Здорово, моя подруга – царская невеста. Подумать только, Нарышкина с ума сойдет, когда узнает. Она столько козней тебе строила, хотела даже погубить тебя вовсе! Уж и не знаю, как она переживет свое поражение. Мария считала Александра чуть ли не своей собственностью, безумно ревнуя к каждой, на кого он обращал свой взор. Боюсь, как бы она чего не удумала, чтобы навсегда разлучить вас с Александром.
– Ты думаешь, Мария может помешать? – испугалась Флора. В последнее время по ночам ее мучили какие-то кошмары. Во сне являлась некая, всемогущая, соперница и разлучала ее с Александром. Хуже всего, что Флора никак не могла рассмотреть лица этой женщины. Флора неловко повела плечами, стараясь сбросить нахлынувшее неприятное воспоминание. Она улыбнулась и посмотрела на Валерию: – Знаешь, Валерия, ты беспокоишься по поводу встречи Ивана с тещей, а боюсь предстоящей встречи с будущей свекровью. Думаю, Мария Федоровна не одобрит наш брак с Александром. Я так боюсь ее укоризненного взгляда.
– Флора, но вы же любите друг друга! Ваше чувство уже проверено временем. Раз Александр не отказался от тебя, невзирая на все династические предрассудки, значит, он любит тебя.
– А я люблю его!
– Вот видишь. Значит, вам суждено быть вместе. И никто не посмеет вам помешать.
– Но Аракчеев… Этот министр имеет большущее влияние на государя. Александр прислушивается к его советам по всем вопросам. Мне показалось тогда, еще в Петербурге, что Аракчеев не одобряет выбор царя.
– Ты хочешь сказать, министр Аракчеев не доволен тем, что Александр влюблен в тебя?
– Возможно. Отец говорил, что как-то на заседании Негласного комитета они повздорили с Аракчеевым. Военный министр был слишком категоричен в суждениях о малороссах. Я слышала, что после смерти моего отца, граф Аракчеев обвинил его в слабости и в том, что он покровительствовал малороссам в ущерб другим национальностям, населявшим империю.
– Какая чушь! Князь Безбородко всегда защищал интересы страны в целом. Он был прекрасным министром иностранных дел.
– Да, – согласилась Флора. – Но только кто теперь вспомнит о былых заслугах моего отца.
– Возможно, граф Аракчеев злится, что не может превзойти бывшего екатерининского вельможу министра Безбородко ни талантами, ни знатностью, ни богатством, ни положением при дворе, – предположила Валерия. – Всем известно, что твой отец имел большое влияние при Екатерине II. Его очень ценил император Александр. Вот Аракчеев и борется с тенью твоего отца, чтобы прибрать власть при русском дворе в свои руки, отодвинув при этом остальных министров и сенаторов.
– А мне кажется, что Аракчеев не может простить князю Безбородко украинского происхождения. Вот и книги даже запрещает, которые отец написал. Говорит, в них много крамольного. Безбородко, дескать, выступает в защиту малороссов.
– Я не знала об этом. А ты об этом откуда знаешь, Флора? Надеюсь, не от самого графа Аракчеева?
– Нет. Об этом мне сказал Волконский. Валерия, я так боюсь, что нас хотят с Александром поссорить. При этом это очень влиятельные люди, Нарышкина и Аракчеев, имеющие большое влияние при дворе.
– Да, Аракчеев скорей согласится, чтобы в возлюбленных царя ходила Нарышкина, чем ты, – предположила Валерия. – С такой хитрой и коварной женщиной, как Мария Антоновна, он скорей найдет общий язык, чем с тобой. Ты не горда и не спесива, не умеешь плести интриги.
– Ну, вот видишь, – тяжело вздохнула Флора. – Даже ты меня понимаешь, почему я опасаюсь, что нашу помолвку могут расстроить.
…Хмель корил себя по чем зря, он третий день избегал встреч и объяснений с женой. В душе он обзывал себя трусом и подлецом за то, что заставляет Валерию страдать. Сегодня, в пятницу, с самого утра Иван отправился вместе с Борщевским в гости к помещику Малеванному. Иван Григорьевич оказался радушным хозяином. Там они пробыли до самого вечера, и даже собирались заночевать, чтобы утром всем вместе отправиться на охоту. Но неожиданное известие, полученное Борщевским, заставило гостей покинуть гостеприимный дом Малеванного и ехать домой. В телеграмме, которую срочно доставили Игнату Петровичу, говорилось, что в субботу к нему приедет ненадолго, погостить, внучатый племянник его покойной жены Борис Сергеевич Иваницкий.
Иваницкий был молод и хорош собой. Он был холост. Привлекательная внешность была одним из главных козырей тридцатилетнего помещика. Он был не богат, поэтому заслышав, что в имение Борщевских прибыла знатная и богатая княжна Флора Безбородко, поспешил засвидетельствовать ей свое почтение. Княжна встретила Иваницкого холодно, не оставив ему никакой надежды. Получив от ворот поворот, Иваницкий все же решил какое-то время погостить в имении Борщевских, не торопясь с отъездом. Игнат Петрович не возражал, любезно предоставив кров внучатому племяннику. Теперь за обеденным столом накрывали на один прибор больше.
Борщевский был доволен тем, что родственники собрались вместе под одной крышей, он так долго страдал от одиночества. Единственным сожалением было то, что внук Богдан сейчас был далеко, и от него все реже приходили письма. Барышни восприняли приезд Иваницкого как некое приключение. Еще одна персона за обеденным столом вызывала некий интерес. Если учесть, что этой персоной был неизвестный мужчина, то интерес этот был вдвойне. В деревенской глуши любой гость кажется загадочным, но если этот гость, к тому же, молодой и привлекательный мужчина, то у женской половины дома начинает учащенно биться сердце.
Валерия откровенно кокетничала с Борисом, желая тем самым заставить супруга ревновать. Она несколько раз на дню меняла туалеты. Более тщательно стала причесываться по утрам. Когда Борис выходил на улицу прогуляться и подышать свежим воздухом, она составляла ему компанию. Нельзя сказать, что Борис был безразличен и Флоре. Княжна не поощряла ухаживаний гостя, но все же знаки внимания, оказанные им, были ей приятны.
Хмель невзлюбил Иваницкого с первого взгляда. Этот надменный и ленивый хлыщ напоминал ему Богдана Борщевского. С той только разницей, что Богдан все-таки был родственником Флоры, и потому Хмелю приходилось с ним считаться. Иваницкий сразу же решил поставить Ивана на место, показав, так сказать, кто в доме хозяин. Борис не разделял панибратского отношения старого Борщевского к Хмелю. Он считал это пошлым и называл заигрыванием с прислугой. В первый же день Борис постарался, как можно больше узнать об Иване, чтобы в дальнейшем было сподручней убрать соперника. Борис решил приударить за хорошенькой Валерией. Тот факт, что она была замужем за Иваном, Борис пропустил мимо ушей.
Хмель ревновал безумно. Его жизнь превратилась в кошмар. Покладистая преданная доселе Валерия, вдруг стала похожей на кокетку, флиртующую напропалую с понравившемся ей кавалером. Борис вел тонкую искусную игру. За обедом он старался сесть рядом с Валерией. Он старался всячески показать себя с выгодной стороны, что он образован, начитан, у него прекрасные манеры. При этом Борис всячески старался выставить Хмеля посмешищем, этаким неучем, не знающим названий заморских кушаний, придворный этикет и всемирную историю.
Флора быстро раскусила замысел Иваницкого. Его поведение казалось ей спесивым и неприличным. Она начала злиться на Валерию за то, что подруга так увлечена флиртом и не видит истинного характера Иваницкого. Флора приняла сторону Ивана. Она как-то за обедом вступилась за своего друга, ей не понравилось, что Иваницкий всячески показывает свое превосходство над Хмелем.
– Так где вы родились, Иван, и кто ваши родители? – надменным тоном спросил Борис.
– Я – сирота, – ровным голосом ответил Хмель, стараясь, не вспылить.
– Мне говорили, что вы – холоп.
– И кто же это вам сказал? – сквозь зубы процедил Хмель.
– Представьте себе, ваша жена.
Иван вконец растерялся и случайно пролил на скатерть вино. Красное вино кагора смотрелось некрасивым пятном на белоснежной скатерти. Хмель был готов провалиться сквозь землю.
– Вот и вино вы, Иван, не обучены пить, – менторским тоном поучал Иваницкий.
– Я что собака, чтобы меня обучали и натаскивали! – зло сказал Хмель.
– Ну что вы, я не то хотел сказать, – съехидничал Иваницкий.
Назревал скандал, противники не уступали друг другу. Борщевский все больше отмалчивался, предпочитая не вмешиваться в дела молодежи. Он молча ел и наблюдал за развитием событий. Валерия побледнела и беспомощно посмотрела на Флору, взглядом прося вступиться за мужа.
– Борис, вот вы говорите, что прочли много книг, – сказала Флора, немного нервничая. – И дома у вас прекрасная библиотека.
– Да это так.
– А скажите мне, вы читали когда-нибудь книги моего отца?
– Читал ли я книги вашего отца? – растерялся Иваницкий. – Что-то не припомню, а как фамилия автора?
– Фамилия автора Безбородко! – сухо сказала Флора.
– Княжна, простите мне, пожалуйста, мою бестактность. Как я мог такое забыть! – Иваницкий слегка стукнул себя по лбу. – Ну конечно, фамилия вашего отца – Безбородко.
– Ну, так что же вы читали?
– Припоминаю, что читал какую-то книгу этого автора.
– А какую именно, не могли бы уточнить? – зло спросил Хмель.
Иваницкий на минуту задумался. Он порылся в кладовых своей памяти. Не отыскав нужного словечка, немного растерялся. Потом он уверенно солгал:
– Помню, что читал. А что именно, не помню!
– А вот сидящий здесь за столом Иван Хмель, которого вы давеча обозвали неучем, читал все книги моего отца. И даже рукописи, которые еще не опубликованы.
– Смею заметить, – сказал Хмель, – стыдно малороссийскому помещику не читать книг Безбородко. Он сам выходец из Украины и очень много писал о малороссах. Я – холоп, и то знаком с его трудами.
– Безбородко – малоросс, не знал, не знал, – скороговоркой ответил Иваницкий. Он почувствовал, что его загнали в угол. Недолго думая, он парировал удар: – Эка невидаль – книжку прочитать. Это еще не значит, что человек образован. Только пребывание в просвещенной Европе, где сам воздух, так сказать, пропитан науками и передовыми идеями, делает человека образованным и благородным.
– А мы только что вернулись из Европы! – простодушно заметила Валерия.
Иваницкий вопросительно посмотрел на Игната Петровича. Тот утвердительно кивнул головой:
– Да это правда. Княжна Флора и чета Хмелей Иван и Валерия вернулись недавно из Европы.
– Борис, а вы сами бывали в Европе? – спросила Флора.
– Нет, такая жалость, представьте себе. Все собираюсь, но никак не могу вырваться. Дела все, знаете. Моя маменька плохо себя чувствует, отец давно умер, и все дела на мне. В имении так много дел накопилось, и все мне одному приходится решать. Но Европа манит меня по-прежнему, в особенности Париж, этот чарующий город всех влюбленных.
– Вы – лирик, Борис Сергеевич, поэтому вам в Европе делать нечего! – сказал Хмель.
– Как это?! – удивился Иваницкий. – Но позвольте! Вам, значит, можно путешествовать по Европе, а мне нельзя! Чем я хуже вас?
– Я просто хотел сказать, что в Европе сейчас идет война, поэтому она сейчас имеет жалкий вид. Войска Наполеона вторгаются в независимые государства, разоряют города, грабят и убивают мирное население. Путешествовать стало небезопасно. На дорогах бесчинствуют шайки мародеров. Они нападают на бедных путешественников, грабят и убивают их. Это дезертиры, бежавшие из многотысячной разноплеменной французской армии. Их насильно, помимо их воли, забрали в армию. Теперь им осточертела война, и они не хотят более сражаться под знаменами даже такого «гениального» полководца, как Бонапарт. Европа в руинах, мой друг. Боюсь, что этот удел скоро постигнет и нашу страну.
– Но позвольте, у нас сейчас мир с Бонапартом.
– Хочешь мира, готовься к войне, говорили древние.
– Я лично восхищаюсь военным гением Наполеона! – восторженно проговорил Иваницкий. – Он превзошел самого Александра Македонского. Какой напор, какая стремительность! В одном генеральном сражении он может выиграть всю войну. В этом ему нет равных. Он решительно не проиграл ни одной баталии.
– Сдается мне, что кампания в Египте была для французских войск не удачной, – заметил Хмель. – Наполеон попросту бежал оттуда, оставляя на погибель остатки французских войск, погибающих от эпидемии тропической лихорадки.
– Местное население вело себя просто как варвары. Эти дикари внезапно нападали на французские обозы, уничтожали живую силу противника, грабили провиант и боеприпасы. Наполеону приходилось усиливать охрану обозов.
– А что прикажете местному населению миндальничать с завоевателями. Всем известно, что Наполеон ведет завоевательные войны. Всюду насаждает свой порядок и своих королей. При этом он, кажется, не основал ни одного нового города, как, к примеру, делал Александр Македонский. Александрия в Египте, основанная Македонским, стала одним из ведущих городов мира, признанным центром образования и культуры. Некоторые другие, такие как Герат и Кандагар в Афганистане, тоже стали высокоразвитыми городами.
– Наполеон тоже не чуждается дипломатии, – сказал Иваницкий. – Он идет на контакт с местным населением. Он даже женился на австрийской принцессе. И хотя эта свадьба не была таким грандиозным праздником, устроенным Македонским, этот дипломатический шаг отметили все политики и дипломаты.
– Думаю, что пышная свадьба Наполеона с австрийской принцессой все же уступала «свадьбе Востока и Запада», – улыбнулся Хмель. – Александр Македонский две тысячи лет назад устроил грандиозный праздник, на котором несколько тысяч македонских солдат официально женились на азиатских женщинах. Сам он женился на дочери персидского царя Дария, хотя до этого уже был женат на азиатской принцессе. Сдается, мне, что Наполеон тоже ранее был женат на Жозефине Богарнэ.
– Да, он разошелся с Жозефиной. Ему нужен был наследник, а Жозефина не могла иметь детей.
– Скажи мне, Борис, а почему ты все время защищаешь Бонапарта? – вмешался в разговор Борщевский.
– Но как же, Игнат Петрович, это же гениальный человек. Им нельзя не восхищаться. Вся просвещенная Европа восхищается им.
– Насколько я правильно понял, вся просвещенная Европа плачет от Наполеона. А ты ему тут дифирамбы поешь.
– Но разве только я? Я знаю, что даже в генералитете есть генералы, которые восхищаются военным гением Бонапарта.
– А-а-а, – махнул рукой Борщевский, – это все больше немецкие генералы. Им все равно, что хвалить, лишь бы не русское. Естественно, признать русскую военную науку им зазорно, уж лучше тогда восхищаться французским полководцем. Впрочем, я гляжу, наши дамы заскучали. Им бы все о шляпках да о шпильках судачить, а мы тут все о войне говорим, – улыбнулся старик.
– Но почему? Мне интересно, – сказала Флора. – Я, правда, не во всем разбираюсь, но слушать интересно.
– А мне так страшно, просто жуть! – Валерия зажмурила глаза. – Как представлю, что война может обрушиться на Россию. Разрушенные города, сожженные посевы, повсюду доносятся слезы и стон. Наполеон мне представляется этаким кровожадным чудовищем. Прямо как трехглавый дракон, у которого из пасти вырывается огонь, – девушка задумалась и добавила. – Если начнется война с французами, всех мужчин мобилизуют. С кем тогда танцевать?
Наивные слова Валерии вызвали у всех улыбку. Она была так искренна и простодушна.
– Дитя мое, вы начитались страшных сказок. Теперь вам повсюду мерещатся чудища, – проговорил ласково Борис Валерии и взял ее за руку, чтобы успокоить.
