Текст книги "Бал-маскарад"
Автор книги: Ольга Демина-Павлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Содержание
Cover Page
Содержание
Санкт-Петербург
Тайный замысел Нарышкиной
Бал
Дуэль
Княжна Флора
Имение Борщевских
Ссора Валерии с Иваном
«Купание» в ледяной проруби
Венчание в сельской церквушке
Царский кортеж
Граф Аракчеев узнает о заговоре
Александр разочарован в любви
Мадемуазель Жорж
Бал-маскарад
Валерия в западне
Тайное признание
Эпилог
Бал-маскарад
Ольга Демина-Павлова
Санкт-Петербург
Глава 1
Санкт-Петербург
Мадемуазель Жорж и ее подруга Катрин, приехав в Санкт-Петербург, были неприятно удивлены сильными морозами. Парижанки, жители более теплого климата, оказались не готовыми к русским морозам. Жорж даже немного отморозила носик, когда они с подругой гуляли по Невскому проспекту.
– Ой, Жорж, ты вся замерзла. У тебя нос покраснел, – сказала взволнованно Катрин, глядя на подругу.
– Ну, наконец-то, ты прекратила пялиться в сторону того бравого гусара и обратила внимание на меня! – томно проговорила Жорж.
– Не обижайся, подруга, здесь так интересно. Столько людей собралось, наверное, весь город съехался сюда! Такие все важные и разодетые в пух и прах.
– И не говори, Катрин. Шумно, как на Елисейских полях.
– Ой, смотри! Вот тот важный господин так смотрит на тебя.
– Какой? – заинтересовалась Жорж.
– Вон тот, в богатой собольей шубе. Наверное, какой-то чиновник или министр? – терялась в догадках Катрин. – И он так смотрит на тебя, как будто, узнал тебя. В его глазах такой интерес.
– Разумеется, он заинтересовался мной, – важно ответила Жорж. – Уже всем в городе известно, что в Петербург приехала известная французская актриса, которой аплодировал стоя весь Париж.
– Да, и которой восхищался сам Наполеон и русский царь Александр, – таинственным голосом добавила Катрин.
– Тише, подруга, – приложила палец к губам Жорж. – Всем не нужно знать о наших тайнах. Вон, гляди, как те женщины внимательно прислушиваются к нашему разговору.
– Ну и что! Наверное, какие-то купчихи вышли потолкаться среди богатых горожан.
– Не думаю, одеты они прилично, по последней парижской моде. – Жорж внимательно посмотрела на группу женщин, что стояли неподалеку, облокотившись на перила. Женщины, казалось, прислушивались к разговору француженок, хотя делали вид, что смотрят в другую сторону. Это насторожило Жорж. Она зашептала на ухо подруге: – Может быть, не очень влиятельные эти особы, однако, видно, что дворянки. Вон как голову держат высоко. А нам надо быть очень осторожными. Не забывай, Катрин, мы находимся в чужой стране. И у нас есть особая миссия.
– Знаю, которую тебе поручил …
– Катрин, умоляю тебя, не произноси больше ни слова, – взмолилась Жорж. – Или ты погубишь нас.
– Хорошо, – покорно согласилась Катрин. – Однако скажи мне, с чего ты взяла, что эти дамы одеты по французской моде. Согласна, они одеты очень дорого. И может быть, даже изысканно. Но до французского шарма им далеко. Впрочем, оставим эти разговоры. Мы одеты не хуже.
– Ну конечно, мы же только что приехали из столицы моды! И все же, я немного завидую петербургским модницам. Они все в мехах и в драгоценностях. Я бы сейчас променяла бы свое изысканное пальто на какую-нибудь теплую шубку. А то я, честно говоря, вся продрогла.
– А у меня сильно замерзли ноги, – сказала Катрин и постучала ножками, чтобы согреться.
– Знаешь, пойдем отсюда, а то мне кажется, одна из дам очень внимательно наблюдает за мной. Я не хочу, чтобы они слышали наш разговор.
– Чего это ты стала такой боязливой? – лукаво усмехнулась Катрин.
– Не хочу лишних сплетен. Скоро приедет Болотов. И, наверное, мы сразу поженимся. А ты же знаешь, его мать не одобряет этот брак. Поэтому не хочу ей подавать лишнего повода.
– Я думаю, если сам Болотов захочет жениться, то так и будет. Он же боевой офицер. Разве он станет прислушиваться к мнению своей матушки.
– Ты не представляешь, какая она вредная, эта Татьяна Капитоновна. Она меня так холодно встретила, даже не стала при мне читать письмо от своего сына. Только все восклицала: «Мой любимый сыночек и актриса? Какой пассаж! Что скажут в высшем свете?» Хорошо, что хотя бы чаем меня угостила и бутербродами.
– С черной икрой? – спросила Катрин.
– Да нет, без икры. Ну, все равно было очень вкусно. Славяне такие хлебосольные, щедрые на угощение. На столе были и колбасы, и сыр. И наливка. Пироги с зайчатиной, пирог с грибами. Жареная рыба, пожарские котлеты под сметаной, жаркое.
– То-то же, они и толстые такие ходят. Вон, посмотри, какая толстая баба пошла, чуть не лопнет, – засмеялась Катрин. – И дочка вся мать, такая же пышнотелая. Лицо здоровое у девицы, щеки красные, словно кровь с молоком.
– Это, наверно, какая-то купчиха. Вывела дочку на прогулку, чтобы найти жениха побогаче. Но я не это хотела сказать. Знаешь, сама Татьяна Капитоновна из обедневшего дворянского рода, но нашла выгодную партию, вышла замуж за старого Болотова. Он был очень богат.
– Вот как! – задумалась Катрин. – Ты, смотри, свою жизнь устроила, а тебе мешает. Как для нее, то можно и мужа обеспеченного и знатного, а для тебя, выходит, запрещено! А, главное, что общественное мнение всегда будет на стороне таких, как твоя будущая свекровь Татьяна Капитоновна. Они умеют все так ловко преподнести и выдать в лучшем свете, что, кажется, весь мир создан для них.
Навстречу француженкам шли молодые дворяне. Их было трое. По всему было видно, что они друзья. Молодые люди весело разговаривали, увлеченно обсуждая какую-то тему. На Невском проспекте они чувствовали себя как рыба в воде. Они привычно здоровались со знакомыми, галантно приподнимая шляпу, и обмениваясь парой дежурных фраз. Вдруг один щеголь остановился возле француженок.
– Мое почтение, милые дамы! – сказал граф Дашков. – Какой сегодня прекрасный день, не правда ли? – с этими словами Дашков обратился к своим приятелям. – Нам несказанно повезло, мы встретили прекрасных актрис.
– Добрый день, – первой откликнулась на приветствие Катрин.
«Ах, эти господа в штатском, значит не военные. Какая жалость! Однако, они – почитатели моего таланта. К тому же, эти дворяне не дурны собой», – подумала про себя Жорж и приветливо улыбнулась.
– О, служительницы Мельпомены, на сцене вы богини! – поклонился в знак уважения Георгий Каминский.
– О, божественные наяды, каждый ваш шаг должен быть усыпан лепестками роз, – сказал молодой поэт Одоевский и экспромтом сочинил стихи:
О, музы, о, нимфы, богини театра.
Вы дарите свет и блаженство нам.
Мы ваши рабы, почитатели вашего таланта.
Мы очарованы вами навсегда…
– Вы говорите, господа, что на сцене – мы богини. А в жизни, разве, мы хуже? – кокетливо улыбнулась мадемуазель Жорж.
– Ну что вы, прекрасная Жорж! – подобострастно проговорил Дашков и посмотрел на женщину долгим страстным взглядом.
– Ах, этот взгляд о многом говорит, – слегка смутилась француженка.
– Я ваш поклонник. Я не пропустил ни одного спектакля во французском театре, где вы играете.
– Да, мне это приятно слышать. Там хорошая сцена и декорации, и представления всегда проходят с аншлагом. Но, знаете, когда я ехала сюда из Парижа, я мечтала играть на сцене Императорского театра. Но директор императорских театров Мишин устроил меня во французскую труппу. Знаете, в этом театре не очень большой зрительный зал. Он не может вместить всех желающих.
– Скажите на милость, какая досада! Такой алмаз должен сиять для всех жителей города, – с пафосом проговорил Дашков. – Что я могу для вас сделать? Знаете, у меня очень влиятельные родственники, – Дашков взял женщину под локоток и отвел немного в сторону.
– Родственники жены, – тихо заметил Каминский.
– Тише говори, – дернул за рукав приятеля Одоевский. – Ты видишь, Павел волочится за несравненной француженкой. Наверное, будет адюльтер.
– Не говори, приятель. Он такой ловелас, не пропустит ни одной юбки.
– Не надо было жениться на крокодиле.
– Я видел жену Дашкова, не такая она уже и уродина. Ну не ангел, понятное дело, обыкновенная дурнушка. Ну, как же супружеская верность?
– Ты же знаешь, Георгий, что эта штука в высшем свете не модна. Я вижу, Дашков ухлестывает только за красавицами. А на мой вкус, Катрин лучше. Она такая милая и чуточку таинственная. Жорж – гордячка, чересчур манерная и властолюбивая. Такой палец в рот не клади.
– Интересно, о чем они там шепчутся? – размышлял вслух Каминский, уставившись на Дашкова и Жорж.
– Ясное дело, – сказал Одоевский, – Павел, наверное, соблазняет Жорж. Просит разрешения заглянуть после спектакля за кулисы, в гримерную.
– И ты думаешь, Жорж ему не откажет? или откажет, и прогонит как нахала?
– Мне кажется, что они договорятся, – философски заметил поэт. – Посмотри, как они воркуют, как голубки. Эти люди слишком хорошо знают, чего хотят от жизни. Поэтому ни Жорж, ни Павел не станут отвергать подвернувшийся случай. Они слишком заинтересованы друг в друге. Любовная игра – всего лишь прикрытие их корыстолюбия.
– Ты думаешь?
– Уверен! Жорж заинтересована в Дашкове. Она недавно приехала в Петербург. Еще никого не знает толком, ей нужен покровитель.
– Хорошо, согласен. Французской примадонне, действительно, трудно в Петербурге. Ее не везде принимают. Отказали в Императорской сцене. Она сейчас ухватится за любого, кто вытянет ее на самый верх. Что ж, Дашков не самый худший вариант для Жорж. Но, спрашивается, зачем Дашкову Жорж?
– Ты меня удивляешь, приятель. Жорж прекрасна! Талантлива. И просто очаровательная женщина. Бьюсь об заклад, она многих сведет с ума в Петербурге. Вот увидишь, из-за нее еще будут стреляться!
– Однако, какой ты фантазер Одоевский! В тебе чувствуется твоя поэтическая натура.
– Да! И сейчас моя душа требует чего-то героического. Я сейчас же подойду к Катрин и приглашу ее на свидание.
– Друг Одоевский, и ты преодолеешь свою стеснительность и робость перед женщинами? – удивился Каминский. Он был старше Одоевского на несколько лет, и был более искушен в амурных делах. – Я знаю тебя второй год. Ты всегда робеешь перед женщинами. Одно дело сочинить на ходу стихи в честь прекрасной дамы. Совсем другое дело осмелиться, то есть решиться пригласить понравившуюся тебе барышню на свидание.
– Сейчас я настроен более чем решительно! – сказал поэт. – Надо развеселить Катрин, а то она загрустила.
– Неужели?
– Не нужно иронии, Георгий! Мне нравится Катрин, и я направляюсь к ней. Возможно, в скором времени она разрешит мне поцеловать ее.
Во время разговора приятелей Катрин стояла в сторонке и поджидала свою подругу. «Однако, как долго Жорж разговаривает с Дашковым, – подумала девушка. – Интересно, о чем они там так долго шепчутся. Жорж так заливисто смеется, наверное, уже о чем-то сговорились. Однако мне так холодно стоять. Ноги уже совсем замерзли. Надобно, окликнуть подругу и позвать ее ехать домой. Мне кажется, я уже простыла. Как я вечером буду играть с осипшим голосом?»
Размышления девушки прервал Одоевский.
– Однако, мадемуазель Катрин, вы слишком легко одеты, – обратился юноша к француженке. – Ваша одежда вас совсем не греет, давайте сюда свои руки, я согрею их.
– Merci, вы очень любезны, – зарделась от удовольствия Катрин. Наконец-то хоть кто-то и на нее обратил внимание. – Приходите вечером со своими друзьями на спектакль. Я приглашаю вас. И хотя я занята не в главной роли…
– … это не важно. Спасибо вам, сударыня, – галантно поклонился Одоевский. – Мы с Георгием принимаем ваше приглашение. Думаю, что Дашкова тоже уже пригласили. Вон он как сияет от удовольствия.
Именно в это время мадемуазель Жорж жаловалась Дашкову на свою судьбу:
– Понимаете, Павел Михайлович, нас пригласил в Россию сам Александр.
– Какой Александр? – не сразу сообразил Дашков.
– Ну, русский царь Александр, – пожала плечами Жорж. Всем своим видом показывая, что и так понятно, кто ее пригласил и почему. Актриса считала себя непревзойденной во всем: игре на сцене, женской красоте. – Мы с Катрин играли на парижской сцене в Комеди Франсез.
– О, это очень известный театр в Европе! – тоном знатока воскликнул Дашков.
– Правда, у нас в Париже больше любят играть и смотреть трагедии, а у вас здесь – отдают предпочтение комедиям, – разочарованно проговорила Жорж. – Но не это стало помехой моей сольной карьере в столице.
– А что же, осмелюсь спросить?
– Представьте себе, мой друг, в Петербурге есть люди, которые мне не рады. К сожалению, это очень влиятельные особы, и от их настроения много чего зависит.
– А-а-а, понимаю. Вы стали жертвой интриг директора императорских театров. Если это именно он, этот негодяй Мишин, не захотел оценить должным образом ваш талант, то хочу вас обнадежить. Не беспокойтесь, моя красавица, и на директора императорских театров найдется управа. У меня есть знакомые, знаете, очень влиятельные люди, приближенные к особе государя-императора. Думаю, что этот вопрос уже решен: вы будете играть на сцене Большого театра.
– О, благодарю вас, мой славный кавалер. Вы очень галантны, и так добры. Во Франции вас обязательно бы наградили орденом Почетного легиона за вашу порядочность, высокое происхождение и рыцарское отношение к дамам.
– Приятно слышать такие слова из уст такой красавицы и прекрасной актрисы, игрой которой восхищается весь Париж, – почтительно склонил голову Дашков и поцеловал руку дамы.
Жорж была довольна новым знакомством. Она почувствовала, что у них с Павлом Михайловичем родственные души. Ей нужен был надежный друг и советчик в этой суровой варварской стране. Кажется, она его нашла. Женщина немного подумала и решилась довериться Дашкову:
– Знаете, Павел Михайлович, я должна вам сейчас поведать одну тайну. Но пообещайте, что вы сохраните мой секрет.
– Для вас, моя дорогая, все что угодно.
– Дело в том, что меня невзлюбила вдовствующая императрица, мать царя Александра.
– Мне казалось, что Мария Федоровна покровительствует актерам и поэтам, – сказал Дашков.
– Именно так. Но не мне, – почти капризно застонала Жорж. От раздражения она даже ножкой топнула по снежку.
– Не понимаю, почему? – удивился Дашков.
– Дело в том, что я вместе с другими французскими актерами была приглашена Наполеоном в Эрфурт, где проходила вторая мирная встреча двух императоров. Там я имела бешеный успех у публики.
– Ах, как бы я хотел также туда попасть, там, в Эрфурте, собралась знать со всей Европы. Но эта свадьба стала мне помехой…
– … какая свадьба? Так вы женаты? – разочарованно сказала Жорж.
– Я – нет! – уверенно солгал Дашков и осторожно оглянулся по сторонам, в надежде, что его никто не слышал. – Это была свадьба моего брата. Его невеста не красивая женщина, однако, очень богата.
– А-а-а, – повеселела актриса, – так вы были шафером на свадьбе. И это было такое важное мероприятие, что вы не смогли приехать в Эрфурт, где собирались дипломаты со всей Европы?
– Знаете, иногда, удачное решение личного вопроса важнее всех мировых проблем.
– Я так думаю, что вы и войны с Наполеоном не боитесь?
– А чего бояться? Чему быть – того не миновать. Все зависит там наверху! – Дашков ткнул пальцем в серое от снежных облаков небо. – Но почему вы не нашли общий язык с вдовствующей императрицей?
– Ну, вы же знаете, что после поражения русских войск под Аустерлицем Мария Федоровна ненавидит все французское. Она даже возглавила салонную оппозицию. Ну, это же смешно, согласитесь!
– Это действительно смешно, – согласился Дашков, – аристократки, владеющие французским языком лучше, чем родным, и заказывающие платья у французских модисток, не любят французов. При этом они предпочитают книги Жермены де Сталь, а не русские романы. Но причем здесь вы, ma chere? Неужели неприязнь императрицы распространилась и на французских актеров?
– Дело не в этом. Мария Федоровна не полюбила лично меня, когда до нее дошли слухи, что, якобы, мною увлекся Александр.
– Какие глупости! Для Александра – вы не первая и не последняя пассия. Ох, простите! – спохватился Дашков. – Я не то имел в виду.
– Именно то, – понимающе сказала Жорж. – Разве я не понимаю, что роман царя со мной был простой интрижкой, сиюминутным увлечением. Для него я, всего лишь, актриса. К тому же, без роду и племени, как у вас принято говорить. Бедная актриса, которую Бог наделил толикой таланта и недурной внешностью.
– Но зато, какая актриса! – с пафосом сказал Дашков, – талантливая, знаменитая…
– Ах, оставьте эти комплименты! Они сейчас не к месту! – холодно сказала Жорж. – Дело в том, что многие из окружения вдовствующей императрицы считают меня шпионкой, тайным агентом Наполеона, которого он заслал в Россию с целью разузнать, что происходит при русском дворе. И англичане подлили масла в огонь, вы же знаете, они наши извечные враги. Англичане меня тоже считают французской шпионкой, о чем не преминули сказать влиятельным лицам при русском дворе. И все. Дело сделано! Обо мне сложилось превратное мнение.
– Какие глупости! Разве у Наполеона мало шпионов? Зачем ему привлекать на свою сторону беззащитных женщин?
– И вот эту нелепую сплетню донесли до ушей матери царя. И она запретила мне играть на императорской сцене. Мне разрешили быть задействованной только в спектаклях, которые идут в маленьком французском театре.
– Но этот театр также довольно приличный! – заметил Дашков. – А, главное, публика от вас в восторге.
– Но это не большая сцена, как вы не понимаете? Я мечтала абсолютно о другом, – сказала капризно Жорж.
…Пока молодые люди разговаривали, за ними внимательно следила Красновская. Прогуливаясь по «солнечной» стороне проспекта со старыми приятельницами, она сразу заприметила француженок. Потом она увидела Дашкова, который долго о чем-то беседовал с мадемуазель Жорж, это показалось Анне Петровне очень подозрительным. Она хорошо знала Дашкова и не любила его за то, что он обидел ее крестницу княжну Флору. Жорж также не вызывала у старой женщины добрых чувств. Красновская недавно получила письмо от своей дочери, в котором Валерия подробно описывала встречу с французскими актрисами. Из письма было понятно, что мадемуазель Жорж была любовницей царя в Эрфурте. И хотя эта интрижка не переросла в бурный роман, Анна Петровна знала, что эта новость причинила Флоре невыносимую боль. Все, кто плохо относился к Флоре и Валерии, становились врагами Анны Петровны.
Красновская уже минут двадцать следила за Дашковым, спрятавшись за небольшим деревцем. От долгого стояния на снегу, она замерзла и пританцовывала, подпрыгивая, то на одной, то на другой ноге. Подруги давно ее оставили, не желая мерзнуть на морозе. Анна Петровна давно б уже сама побежала к своему экипажу, который стоял неподалеку. Но любопытство брало верх. Она не могла уйти, пока те двое не разойдутся. Женщина внимательно следила за их движениями, взглядами, до нее даже долетали обрывки фраз. Она несколько раз услышала имена Александр и Мария Федоровна. Красновская была довольна собой. Завтра есть с чем ехать в Павловск, в резиденцию вдовствующей императрицы.
Тайный замысел Нарышкиной
Глава 2
Тайный замысел Нарышкиной
Если утром Красновская поспешила в Павловск, то Дашков отправился в дом Нарышкиных.
Мария Федоровна жила в отдалении от Петербурга. Но дворец в Павловске был самым посещаемым и многолюдным. Царица-мать оставила за собой все права и регалии, лишая всего этого законную супругу сына Елизавету.
Елизавете оставалось только тенью слоняться по многочисленным залам Зимнего дворца. И только сестра Амелия Баденская была ее подругой и развеивала ее горестные мысли, когда Александр отправлялся к очередной любовнице. Она была отвергнутой супругой, слабой, нервной особой, не сумевшей подарить царской семье наследника престола. Невзирая на это, ее любили в народе за щедрость и преданность мужу, за ее несчастливую долю. И только в конце царствования Александра I, Елизавета стала для мужа надежным и верным другом. Можно сказать, что на склоне лет Елизавета и Александр были счастливы вместе. Жена выстрадала свое счастье терпением и верностью супругу на протяжении 25 лет брачного союза.
* * *
Мария Антоновна Нарышкина жила в центре столицы в роскошном дворце. Ее муж был сановником, уважаемым в свете человеком, и обеспечивал свою жену всем необходимым для жизни светской львицы. Однако ни роскошная обстановка, ни драгоценные украшения, ни изысканные наряды не делали Марию Антоновну счастливой.
Нарышкина несказанно страдала. Она потеряла доверие и любовь Александра. Нарышкиной иногда казалось, когда она доверяла свою боль и слезы подушке, что если бы Александр и не был царем, она все равно любила бы его. «Ах, Александр, мой Бог, моя мечта, отрада в этой жизни», – тяжело вздыхала женщина по ночам. В одну из таких ночей, рыдая горестно и кусая локти, брошенная любовница придумала, как вернуть к себе неверного Александра. «Елизавета, эта немецкая простушка, не может родить ему детей, – лихорадочно размышляла женщина, – я рожу Александру сына. И тогда он никогда не покинет меня, потому что он так мечтает иметь ребенка».
Утром к Нарышкиной вернулось расположение духа и хорошее настроение, она решила начать новую жизнь. Ей даже понравился вкус черного кофе, который она не любила из-за горького привкуса, но пила, потому что это было модно и считалось хорошей манерой. Мария Антоновна даже улыбнулась горничной, которая принесла для нее серебряный поднос с кофе, шоколадом и круассанами. Откусывая кусочек круассана, госпожа приветливо улыбнулась служанке:
– А что, Аделина, какая сегодня погода?
– Вы знаете, мадам, такая же, как и вчера.
– А какая была вчера? – уже с раздражением спросила Нарышкина.
– Ну, вы ж знаете, госпожа, эту петербургскую промозглую зиму с сильными ветрами и серым небом над головой. Солнце почти не появляется. Вот у нас во Франции даже зима теплее, чем ваша.
– Была я в вашей Франции, и в Италии была. Ничего хорошего, – зевнула и лениво потянулась в кровати Нарышкина.
– И что вам не понравилось у нас?
– Ну что хорошего с того, что летом такая жара стоит, хоть из дому не выходи. Солнце так обжигает лицо, плечи и руки, что за один день можешь превратиться в смуглолицую цыганку.
– Так, госпожа, вы правы. Говорят, знатные итальянки и француженки, только с юга Франции, надевают на голову широкополую шляпу, которая полностью прикрывает лицо от палящих солнечных лучей. И все для того, чтобы сберечь белизну кожи лица и рук. А простолюдинки ходят просто так, потому что не могут купить себе дорогих шляп из итальянской соломки.
– И все-то ты знаешь, Аделина, – засмеялась Нарышкина, – и о благородных дамах, и о крестьянках. Ты мне лучше скажи, ванна уже готова.
– Конечно! Уже два часа как готова; водичка теплая, как вы любите с розовым маслом; и полотенца я приготовила мягкие-премягкие и мыло положила с жасмином, – тараторила безумолку служанка.
– Прекрати! – прикрикнула Нарышкина на девушку и засмеялась. Аделина застыла посреди комнаты с раскрытым ртом и перепуганными глазами. – Не бойся, я тебя не накажу, я сегодня очень добрая.
Нарышкина соскочила с кровати в одной сорочке и босиком подбежала к комоду. Достала из ящика жемчужное ожерелье и протянула его служанке:
– На! бери, носи, дарю его тебе, Аделина, потому что я сегодня щедрая.
– Большое спасибо вам, госпожа, – ответила взволнованно служанка и низко поклонилась Нарышкиной. – Какая чудная вещица, будто бы вся светится изнутри. Наверное, очень дорогая, – Аделина поспешно спрятала ожерелье в карман рабочего платья.
– Да, моя милая, этот жемчуг может стоить целое состояние, – надменно сказала госпожа и медленно подошла к зеркалу. Ее босые ножки почти утопали в высоком ворсе персидского ковра. Прозрачная батистовая сорочка подчеркивала гибкость точеной фигуры. Мария Антоновна внимательно посмотрела на себя в зеркало и осталась довольной. Из зеркала на нее смотрела молодая черноволосая женщина с прекрасными карими глазами и пухлыми розовыми устами. Никакой бледности, никаких следов бессонных ночей и мешков под глазами.
«Хороша!» – подумала про себя молодая женщина и в этот миг увидела в зеркале в отображении рядом с собой служанку. Та стояла неподалеку с разинутым ртом и с восхищением смотрела на госпожу.
– Ну что ворон ловишь? Рот закрой, а то муха влетит! – весело засмеялась Нарышкина.
– Вы сегодня такая странная, госпожа… и такая красивая. В вас, как будто бы, какая-то перемена произошла.
– Так, моя милая, не все же время хандрить, – загадочно улыбнулась Мария Антоновна. – Аделина, нам сегодня надо поспешить с туалетом. Я хочу поехать на бал в Павловск. Я должна выглядеть лучше всех и затмить своей красотой всех петербургских красавиц. Я непременно должна покорить одного мужчину.
– Кого же? – глаза горничной загорелись любопытством.
– Это тебя не касается, моя дорогая. Однако, ты слишком любопытна для горничной. Возможно, ты шпионка? Тебя, наверное, кто-то подослал, чтобы узнать мои мысли.
– Ну что вы, мадам! – искренне смутилась Аделина. – Я служу вам верой и правдой. Просто я немного удивлена, что вы поедете на бал, который устраивает вдовствующая императрица?
– Да! Я поеду на бал.
– Но у вас же нет билета, то есть, я хотела сказать, приглашения на бал.
– А разве мой муж – не сановник? Он мне приглашение и достанет.
– Однако, вы же, как будто бы, враги с матерью царя…
– Были врагами, а станем друзьями. У меня есть ключик от ее сердца: Александр.
– А-а-а, – не понимая ничего, проговорила служанка.
– И все-то тебе надо знать, Аделина, – сказала Нарышкина и щелкнула горничную платочком по носу. – Быстрей помогай мне собираться, надо еще хорошо расчесать волосы. А где мои черепаховые гребни, что подарил мой отец? После них волосы так красиво блестят.
– Наверное, в ящике, я сейчас поищу, – кинулась выдвигать ящики комода горничная.
– Нужно еще выбрать платье и украшения. Не обязательно очень дорогие, главное – изысканные и прекрасные. Александр так любит такие безделушки. Я знаю, он там будет. Ну как же он может пропустить бал, который устраивает его матушка? Но сначала – ванна, лучше ванна по рецепту Клеопатры, с молоком и медом, – Нарышкина ударила в ладоши. – Аделина, что ты там копаешься в ящиках?
– Я ищу черепаховые гребни. Вы же сами приказали, – виновато улыбнулась горничная.
– Это все потом, главное, чтобы я приняла ванну… Зови Татьяну, Марфу, Лукерью, нужно заново всю воду поменять.
– Но розовая ванна уже готова, – пролепетала горничная. Она-то знала, сколько тяжелых ведер с горячей водой нужно натаскать, чтобы наполнить серебряную ванну до краев.
– Аделина, ты что глухая или работы хочешь лишиться?
– Нет-нет, госпожа, что вы такое говорите, сейчас я с девчатами все сделаю быстренько, – сказала горничная и побежала к дверям.
– Возьмешь молоко и кувшин меда! Сегодня я принимаю ванну как царица Клеопатра.
– Какая еще там …патра? – будучи уже в коридоре, недоумевала Аделина. – Вот уж эти господа! Розового масла им мало, подавай еще какого-то чуда. А если она из-за того молока вылезет из воды белая как мел, то снова окажусь я виноватой… Все мне, мне приходится делать и переделывать… а все почему, спрашивается? Потому что я горничная, – уже с гордостью подумала служанка и побежала исполнять барское поручение.
– Все мне одной приходится делать, обо всем думать. Я уже так устала с утра, – Нарышкина стояла на кровати, обвернувшись покрывалом, на голове диадема, изображая из себя египетскую царицу. – Я так устала, а еще надо успеть побывать в салоне Нины Шуазель. И выведать там все петербургские сплетни и интриги. Надо там обязательно встретиться с Голицыной. Она только что из Парижа, расскажет мне о парижских новостях. Представляю, как скривится жена дипломата Нина Шуазель, что я явилась в ее салон без приглашения. Надо признаться, госпожа Нина – очень умная женщина. Жаль, что мы с ней враги. Впрочем, мы даже не враги, а просто принадлежим к разным салонным «оппозициям». Но уж кто точно страшно «рад» будет меня видеть, так это Красновская! Она на меня злится, что я обидела ее крестницу Флору. Ну и пусть злится, мне все равно. Между прочим, ее Флора сама кого угодно может обидеть. Гляди, выдумала – забеременеть от царя! Я вон уже сколько с ним встречаюсь, и то никак… А что? Хорошо бы было стать царицей, женой Александра! Впрочем, сейчас не время для грез. Надо действовать! Мне надо, наконец-то, узнать, кто та мадемуазель Жорж? Актриса она на самом деле или шпионка Наполеона, как говорит сэр Вильсон. Ах, сэр Вильсон такой умелый любовник! Но нет, мне следует забыть о нем, если я мечтаю об Александре. Это была простая интрижка, Александр так обидел меня, влюбившись в Флору. А может быть у Александра с Жорж также была простая интрижка. Но почему эта актрисочка притащилась в Россию? Говорят, что у нее скоро свадьба с офицером Болотовым. Но правда ли это на самом деле? Или, действительно, Жорж прибыла с какой-то тайной миссией? Ах, от этих раздумий у меня голова кругом идет. Кажется, мне сейчас тяжелей, чем в свое время было Клеопатре. Во всяком случае, той, великой египтянке, было легче. Говорят, рабы ее слушали с полуслова, к тому же их нещадно наказывали, а я так добра к своим служанкам, – миролюбиво сказала Нарышкина. Потом она откинула покрывало и захотела снять украшение с головы. Диадема застряла в волосах, запутавшись в локонах. Нарышкина потянула с силой и вскрикнула от боли, и громко закричала:
– Аделина, иди сюда!… Аделина! где эта чертовая горничная?..
Когда мажордом зашел в гостиную, чтобы доложить, что пришел молодой Дашков, Нарышкина была очень недовольна. Вообще, эта аристократка не любила, когда ее отрывали от дел, а у нее сегодня такой важный день! Мария Антоновна насупилась, но ничего не ответила.
– Мадам, к вам с визитом пришел граф Дашков. Он просил его принять, – повторил мажордом.
– Я же приказала никого не принимать!
– Но он говорит, что он – ваш друг.
– Друг?! – зло улыбнулась Нарышкина, – картежник и бабник. К тому же, обедневший дворянин. Нашел себе богатую дурочку с приданым и женился на деньгах. Думает, как появились деньжата, то он может стучать в такой приличный дом.
– Мадам, он говорит, что он имеет какие-то важные новости.
– Ладно, проси, – устало махнула рукой Нарышкина.
Дашков впорхнул в гостиную как мотылек. Выглядел он как франт. На манжетах бриллиантовые запонки, на лице – слащавая улыбка.
– Ну что, голубчик, наслышана о вашем вояже на Украину, да о вашей богатой жене, избраннице сердца, – сказала хозяйка дома, скептически оглядывая гостя. – Быстро же вы забыли княжну Безбородко, – покачала головой Нарышкина.
– Ах, Мария Антоновна, видит Бог, тяжело мне было забывать Флору. Уж больно хороша она! Но пути Господни неисповедимы. И я женился на другой.
– Ох, хитрец, что-то юлите вы. Да вы, Павел Михайлович, так испугались, когда Александр увидел Флору у вас в объятиях. Ретировались так быстро, что даже штаны не одели, – засмеялась Нарышкина. – В салонах потом долго сплетничали, что Дашков бежал как швед под Полтавой. Вы просто поняли, что княжна Флора вам не по зубам. К великому сожалению, нам не удалось воспользоваться плодами нашей интриги. Флора все равно отвергла вас. А царь после того случая отвернулся от меня, он считает, что это я заманила княжну в западню и напоила снотворным. Осел! Может и затащила. Но ради кого, спрашивается, ради него, я его так люблю!
