Текст книги "В твоей голове"

Автор книги: Ольга Черепанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

VIII

Взгляд ее упал на мёртвую муху за оконной рамой.

Она лежала на наклонном карнизе лапами вверх, но почему-то не сваливалась и была похожа на сухую корочку. Почему она не падает? И сколько она уже тут лежит? Говорят, что мухи на зиму впадают в спячку. Странно. Зима давно прошла, и за окном тепло, почему она не проснулась? Может для нее еще недостаточно тепло? Почему ее тогда не смыло весенней капелью? Или может, эта леди умерла и просто забыла выбрать для этого более подходящее место? И почему люди не могут вот так вот просто впасть в спячку в напряженной ситуации и проснуться, когда все проблемы уже будут решены? Это ведь тоже своего рода транс.

Доктор Вайс говорит, что состояние транса должно решать проблемы, а не быть способом избегания реальности. Она и не желала этого. Ее любимым способом избегания реальности всегда было чтение. Любое, какое попадалось под руку. Книги. Бумажные, электронные. Газеты, журналы, надписи на банках с кетчупом. История, философия, психология. Любимым направлением, конечно же, была классическая литература. Можно с элементами любви, но не только. Желательно зарубежная. Там тебе и история, и философия, и архитектура, и живопись, и погода всегда лучше, чем у нас. Ей интересно было наблюдать, как вели себя в стрессовых ситуациях средневековые норманны или англосаксы. Для того чтобы узнать, как ведут себя соотечественные ей рыцари, достаточно было выйти во двор. И вообще, когда говоришь парню на первом свидании о том, что любишь произведения Гюго про неразделенную любовь безобразного горбуна к несчастной цыганке, в его глазах гораздо больше шансов получить одобрение, чем когда признаешься в любви к трактатам Фрейда о психоанализе. В этом случае они почему-то тебя пугаются. Видимо, переживают, что ты раскусишь их нечестные намерения при первой же встрече. Люди одобряют все классическое. И не любят, чтобы их оценивали. Хотя сами оценивают всех постоянно. Парадокс.

Через пятнадцать минут у нее намечалось важное собеседование в одной из лучших юридических фирм города. “Работа мечты, не упусти свою возможность”, как сказали все ее знакомые, которым она осмелилась о нем рассказать. Как правило, это ее хвастовство было реакцией на вопрос: “Какие планы на будущее?”. Одиноким двадцатичетырехлетним девушкам нельзя задавать таких вопросов. А ей особенно. Это неизбежно провоцирует депрессию. А в последнее время ее почему-то спрашивали особенно часто. Как будто сговорились. Повезло еще, что месяц назад ей по непонятному стечению обстоятельств назначили собеседование здесь. Теперь она хотя бы временно могла выигрывать эту словесную битву, не уходя в тоску. У нее не было шансов сюда попасть, и она это знала. Она только поэтому и пришла. Если бы шанс у нее был, она вряд ли нашла бы сюда дорогу от страха и волнения.

Она пришла пораньше, чтобы произвести хорошее впечатление. Правда, теперь ей приходилось стоять в коридоре на неудобных шпильках и делать вид, что ей интересно наблюдать, что происходит за окном. А там была пустая парковка и двухцветное граффити на заборе. На разглядывание всего этого многообразия у нее ушло ровно тридцать секунд. Теперь она вдумчиво размышляла о судьбе мертвой мухи. Или спящей. Еще ей показалось, что ее белая блузка была недостаточно белой на фоне белоснежных стен приемной, и от этого она волновалась еще больше. Почему на внутренних стенах не додумались нарисовать граффити? Они бы отвлекали от недостаточной белизны одежды. И чем стирают рубашки сотрудники этой компании, чтобы они казались белее? Она же специально купила новую, и теперь окончательно растерялась. Но потом немного успокоилась, вспомнив, что все равно шансов здесь работать у нее нет.

В этот момент ее окликнули и пригласили войти в переговорную комнату.

Комната оказалось ярко-красной. Это ее окончательно успокоило. На фоне такого яркого красного даже желтый цвет выглядел бы белым. Как зубы на фоне помады. Помада, точно, надо было освежить. Чёртова муха. Ладно, уже поздно. Зачем красить стены в такой цвет? Чтобы раздражать начальника еще больше во время совещаний? Чтобы сотрудники с их недостаточно белыми рубашками не задерживались в этой конторе?

Она села напротив комиссии по приему сотрудников. Прошли те времена, когда для того, чтобы устроиться на работу, достаточно было отправить резюме и подтвердить по телефону дату выхода на работу. Она их и не застала, видела в старых фильмах. Зато теперь тебя оценивает комиссия. Члены которой сами когда-то сидели на месте кандидатов и точно также боялись. Но теперь всё по-другому. Рано или поздно жизнь расставляет всё по своим местам. Сейчас они сидят на одной стороне. А ты на другой. Без поддержки. Держись.

Пауза. Трое молчали. Она тоже.

Улыбайся.

Один из них был молодой мужчина, на вид около тридцати. С довольно заметной проседью. Она бы могла назвать его симпатичным, если б не его насупленный взгляд. Интересно, он здесь поседел в своем молодом возрасте? Или уже пришел сюда таким? Может, именно по седине определяют количество опыта, который ты можешь привнести в этот коллектив?

Она плавно перевела взгляд на его соседку. Она была взрослой во всех отношениях. Выражение ее лица отражало всю тяжесть накопленного ей за долгую жизнь багажа знаний, столь необходимых для данной фирмы. А также заметное переживание по поводу времени, которое она могла потратить на измерение своего кровяного давления, вместо того чтобы бездарно тратить его на неопытную малолетнюю девицу, которая наверняка еще не знает значение слова “подагра”.

Третий персонаж был на вид очень авторитетным. Наверное, он был тут главным. Хотя по выражению лиц сотрудников этой компании можно подумать, что не главные тут не работают. Интересно, она одна будет им всем подчиняться? Или есть еще подчиненные? По дороге на этот этаж она таких не встретила.

Разговор начал Седой.

– Расскажите о вашем опыте.

Он недостаточен для данной квалификации. Я пришла сюда, вероятно, по ошибке. Сотрудник отдела кадров, наверняка, разбирал списки кандидатов после очередного фуршета. Вы его уже, наверное, уволили, так как я ему сегодня звонила, а он не взял трубку. Или ушел в очередной запой.

– Я работаю в настоящее время в фирме вашего младшего конкурента. В мои обязанности входит юридическая поддержка клиентов, обратившихся по ежегодной коробочной подписке.

– Здесь подразумеваются совсем другие обязанности. Вы должны это понимать, если читали вакансию. Ваш уровень подготовки, конечно, недостаточен. Вы понимаете уровень ответственности, который будет возложен на должность, на которую вы претендуете?

Если б я понимала, я бы вряд ли сюда пришла. Я и на текущем месте зашиваюсь.

– Я понимаю и абсолютно готова к нему. Я ценю уровень доверия, который мне был оказан, когда вы пригласили меня сегодня сюда, и я обещаю, что оправдаю ваше доверие. Я сделаю все возможное, чтобы каждый из вас гордился тем, что приняли меня на работу.

– Вы хотите сказать, в том случае, если мы примем вас. У нас много кандидатов.

– Ну конечно. Именно это я и хочу сказать.

Отпустите меня уже домой, не будем ломать комедию.

В разговор вмешался Главный. Взрослая думала, вероятно, о давлении и смотрела в другую сторону, ей было явно не до того, что происходило в кабинете.

– Расскажите, чем вы увлекаетесь в свободное время.

У меня нет свободного времени, я трачу на свою текущую работу по десять часов в день, а оставшиеся четырнадцать часов, кроме сна, провожу в размышлениях о дне грядущем и об объеме ответственности, который на меня был возложен там такой же авторитетной комиссией.

– Я выращиваю орхидеи. И люблю классическую зарубежную литературу.

Молодец, этот прием работает везде, не только на свиданиях.

– Что читаете сейчас?

– Историю про парня, которого тошнило от обыденности. Постоянно тошнило. Сартр, отец французского экзистенциализма. Удачное произведение.

Главный удивленно поднял бровь. Смотрел на нее пятнадцать секунд. Опустил.

– Чего вы хотите добиться через год?

Найти себе уже нормального парня, пока мои морщины еще не приходится маскировать. С которым я буду встречаться не только в лифте с мусором в руках.

– Стать профессионалом в своем деле, наработать те навыки, которые мне необходимы, чтобы закрепиться на предложенной мне вами позиции.

– Кем вы видите себя через три года?

Сбросившей, наконец, эти набранные на текущем месте работы из-за поедания эклеров за компьютером ненавистные мне три килограмма. И счастливой. Возможно, беременной. Надо не забыть сказать этой честной компании, что я не планирую иметь детей. Говорят, из-за этого часто отказывают молодым симпатичным девушкам. Хотя мне и без этого откажут.

– Руководителем отдела. Это было бы потрясающе передавать свой опыт таким же новичкам, как я сейчас, которые, как и я, в команде, стремились бы улучшить позиции компании на рынке.

Главный не сдавался. И даже ей уже становилось интересно узнать, что будет дальше. Хоть повеселиться напоследок. Все равно больше не увидятся.

– А через пять лет? Мне, возможно, стоит опасаться?

Он засмеялся. Она тоже. Подтянулись остальные. Искренний такой, добрый смех. Абсурд на фоне показной наивности. Лучшие десять секунд собеседования.

Нет, вам не стоит опасаться, к тому времени меня уже заметит, наконец, какой-нибудь продюсер и я буду собирать стадионы в разных уголках планеты. С неизвестным мне до настоящего момента, случайно открывшимся талантом. И летать частным самолетом и дружить с Бейонсе. Если она не сильно состарится к тому времени. Я-то, конечно, открою секрет вечной молодости и ни с кем не поделюсь, особенно с ней. Зачем мне это?

– Время покажет. Я еще очень молода…

Взрослая в этот момент злобно посмотрела на нее и что-то пробормотала сквозь зубы. Скорее всего, это была порча. Надо будет зайти в церковь после этого цирка.

– 

…И я уверена также, что о многих возможностях я еще даже не подозреваю, так как они мне пока не открылись. Поэтому я не хочу загадывать так далеко вперед.

Иди уже домой. Не забудь, кстати, полить свою единственную орхидею, она почти погибла. Когда ты ее в последний раз поливала? Вроде бы в конце апреля. В каком-то сериале говорили, что орхидеи не любят, когда вокруг много влаги. Это очень даже кстати. Тогда почему они все время у тебя засыхают?

Она вышла во двор и перевела дух. Надо позвонить Гравировщице, подумала она, и спросить, не хочет ли она нарисовать картину в память о ее растоптанной репутации. Слава Богу, это кончилось. И еще лучше, что она сюда больше не придет.

Сейчас они над тобой смеются. Уходи и не оборачивайся.

***

Что она могла ему предложить?

Продюсеру, который по мановению волшебной палочки вдруг возник бы сейчас перед ней. Как волшебник перед Незнайкой. Она отчетливо представила этот момент. Как пухлый воображаемый продюсер в галстуке от Версаче и с блестящей на весеннем солнце лысиной вышагивает ей навстречу. Как предлагает от широты души организовать ей концерт. Ей же достаточно лишь намекнуть, в какой именно области она желает засветиться. Для подбора соответствующей аудитории, декораций и не затмевающей ее таланты малоизвестной звезды для разогрева.

Она шла и размышляла, пряча взгляд от прохожих. То ли от яркого майского солнца, то ли от чувства неловкости за неудачное собеседование. Пусть все думают, что от солнца.

В ее голове, с детства наблюдающей за жизненными невзгодами, сложилось твердое убеждение, что творчество – для души, а деньги приходят только через неприятный труд. По практике, чем больше неприятностей сваливалось на ее голову, тем выше становился ее доход, тем острее было ощущение пользы, приносимой миру и сильнее чувство того, что долго она так не протянет. Заработать творчеством, по ее убеждению, можно было либо а) через попытки использовать собственное тело в пирамиде власти, либо б) при наличии огромного таланта. Первое со вторым никак не связано, но во втором случае твои шансы снижаются ровно до вероятности встретиться с влиятельными медийными представителями в твоем жилом квартале.

Но взять, к примеру, Гравировщицу. Она зарабатывала творчеством. И ей даже не нужен был продюсер, потому что она создавала и сбывала свои работы сама. Явно в ее блондинистой голове исторически сложились другие убеждения. Хотя воспитывалась она в такой же среднестатистической советской семье. Или просто руки из нужного места выросли? Она говорила, что любит сам процесс. Как можно возлюбить процесс? Всем ведь известно, что конечная цель любого труда – это избавление от него, перекладывание его на других, более молодых и менее опытных, и наслаждение накопленным за долгую и трудную жизнь капиталом где-нибудь на берегу Средиземного моря! Или в худшем случае – перебиваться на честно заработанную пенсию.

У нее талантов не было. Ну, или она про них пока не знала. Однажды в начальных классах она выиграла конкурс рисунков среди параллели, но она почти не обратила на это внимания по причине подготовки к олимпиаде по математике. Наверное, остальные более талантливые юные художники тоже к ней готовились, и выбирать было особенно не из кого. Примерно в те же годы она написала небольшой сборник сказок для малышей, но это было так наивно, что она постыдилась его кому-либо показать. И закопала его во дворе. А на своем выпускном в четвертом классе ее почему-то выбрали среди одноклассниц и она спела знаменитую песню про то, как все скучают по школе, когда ее покидают. Наверное, потому что она была единственной, кто хорошо знал текст. И потом она выступила с этой песней еще на трех выпускных, причем два из них были даже не в ее школе. Она до сих пор помнит, как было страшно. Но она справилась. И все четыре раза ей сильно хлопали. Наверное, потому что она была милым и застенчивым ребенком с большими глазами. И платьишко для того случая у нее было красивое. И песня хорошая.

И да. Еще же были стихи в подростковом возрасте. Ну, эти, мини-поэмы. Из серой коробочки. Но разве можно это назвать талантом? Никто и никогда не станет за это платить деньги.

Посмотри правде в глаза, ты бесталанна. Кто ты вообще? На этот вопрос никто никогда не сможет ответить, кроме горстки знавших тебя людей.

Ну и ладно. Она и не против. Ей не нужны были слава и миллионы. А чего она вообще хотела? Этот вопрос она всегда боялась себе задать. Он очень страшный. Он заставляет думать о глобальном, а это всегда страшно. Это заставляет ее признаваться, что то, чем она обладает сейчас, не приносит ей счастья, и нужно от всего отказаться и все начать сначала. А что начать? А потом ведь может все повториться, ведь ты никогда не знаешь, что тебе понравится или не понравится, пока не попробуешь. А что если она никогда не найдет? Замкнутый круг. Это провоцировало у нее новые страхи и приступы паники. Вот как сейчас. Надо бы спросить у доктора Вайса, что ее ожидает, если она никогда не найдет свое призвание.

Она присела на лавочку. Огляделась. Все хорошо. Мир стоит на месте. Город казался даже не таким серым в этот солнечный весенний день. Ее ладони вспотели и голова закружилась. И мороженого вдруг захотелось.

Он не рекомендует ей заниматься самокопанием в его отсутствие. Как будто это можно контролировать. Глупый доктор Вайс. И имя у него какое-то странное.

В этот раз она справилась сама. Она знала, что тоже хочет делать что-то просто ради процесса. Чтобы это приносило радость и возможность покупать себе иногда вещи ради удовольствия, а не вследствие острой необходимости. И ещё парня. Разве это много? Разве для этого нужен большой талант?

Как несправедлив мир.

Он справедлив. Ты просто имеешь то, что заслуживаешь. Это всем известно.

IX

Господи. Только не это. Только не сегодня.

Она стояла и смотрела на свое отражение в зеркале. Это было на нижней губе. Занимало примерно ее треть. Противное даже ей самой. Простуда. Огромная безобразная лепешка.

Сегодня был ее первый рабочий день в лучшей юридической конторе города. То ли снова по ошибке, то ли из-за тотального отсутствия хороших кандидатов на рынке труда, о котором говорят все кадровики, ей все-таки перезвонили. Она подумала сначала, что их звонок явился жестом вежливости и они просто хотят ей рассказать, как удачно приняли на её вакантное место грудастую брюнетку в очках со стильной оправой, имеющей четыре высших образования и проходившую стажировку в Соединенных Штатах на протяжении последних десяти лет. И еще раз посмеяться над ее наивностью.

Но она ошиблась. Они действительно предложили ей это место. Таким извиняющимся тоном, как будто им очень неудобно оттого, что всем, конечно, очевидно, что ее блузка не совсем подходит к оттенкам их офиса, и вряд ли когда-нибудь в будущем она будет способна вписаться, но так сложились звёзды, и противоречить им было бы плохо для их кармы. Карма – дело святое. Она от удивления не знала, что им ответить.

“Отказаться всегда успею”, подумала она.

Ты никогда не откажешь этим людям. Это твой единственный шанс стать чуть больше чем “никем” в этой жизни. Соглашайся.

И она согласилась на все их условия.

Когда она принесла заявление об увольнении на своей действующей работе, три подписывающих его руководителя по очереди сказали ей, что она переоценила свои возможности. Что она пожалеет о принятом решении, так как она не представляет, что ее там ждет. Что любая девушка на ее месте, будь она хоть капельку умнее, осталась бы здесь и ощущала радость жизни до последнего предпенсионного звонка. А потом бы закатила прощальный пир с пиццей со своими коллегами, и ушла небодрой походкой в закат тратить государственные деньги.

Она побоялась им признаться, что радость жизни она здесь не ощущала. Но промолчав, она сама для себя решила, что таким образом оставила для себя тут запасной выход в случае неудачи. Или запасный. До сих пор не знала, как правильно.

Они сговорились? Или это обычный текст для увольняющихся и не особо выдающихся сотрудников? А может, наоборот, для выдающихся, просто они не хотят ее потерять и удерживают через манипуляции?

Ха. Надейся, да. Приползёшь к ним через месяц в слезах, попросишься обратно, и там увидишь, какая ты выдающаяся. Забери заявление, пока не поздно, еще можно все отменить. Через пару недель добровольной сверхурочной работы они, может быть, простят тебе твою мимолетную глупость.

И вот сейчас предательская простуда на самом видном месте убила остатки уверенности в себе и в том, что она приняла правильное решение. До этого момента она еще как-то держалась. Говорила всем, что точно знает, чего хочет от жизни. А сейчас у нее проступил пот и ладони превращались в вату. Комок собрался в горле. Ей хотелось плакать. И забиться в угол. Ничего не выйдет. Она не справится.

Я же тебе говорил.

Может, прикинуться больной? Она ведь и вправду больная. Посмотрите на ее лицо, оно же отражает всю боль ее существования. Доктор Вайс мог бы подписать ей справку о недееспособности на пару-тройку дней. Но если они узнают, что она находится под наблюдением психотерапевта, они стопроцентно расторгнут с ней еще не заключенный договор даже до выяснения причин заболевания. А другой доктор, обратись она к нему, узнав о том, что она хочет больничный по причине простуды на губе, отправит ее в клинику к доктору Вайсу понаблюдаться. Это замкнутый круг. У нее нет выбора.

Она должна выйти из дома и пойти по направлению к новой работе.

Ты должна.

В конце концов, всегда остается шанс, что ее на каком-нибудь перекрестке слегка заденет проезжающий автомобиль. Без страшных травм, но так, чтобы ее могли увезти в больницу и оставить там на пару дней. А водитель, конечно, испытывая чувство вины, приходил бы к ней по утрам с белыми цветами и рассказывал бы ей, что происходит за окном, так как ей пока рано вставать. А к концу третьего дня ее пребывания в больнице, оказалось бы, что он – наследный принц Британии, восемнадцатый в очереди на престол, и потому не сильно обремененный обязательствами, и он влюблен в нее по уши и хочет забрать ее с собой во дворец. А простуду он просто не видел по причине близорукости. Но красоту ее разглядел сразу, еще из машины в момент аварии. Поэтому-то авария и случилась, для него это было слишком яркой вспышкой. Ах, как это было бы прекрасно!

Она улыбалась в ожидании лифта. Она почти поверила в то, что сегодня с ней все это случится, и ей даже захотелось скорее оказаться на улице. Но лифт где-то застрял и не хотел ускорять ее приближение к волшебной сказке. Может, лифт злится на нее за то, что она вчера обронила там трамвайный билет и не захотела поднимать, так как он упал в какую-то подозрительную лужицу?

Двери, наконец, открылись. Электронный голос надменно оповестил “двадцать третий этаж”. Ехать надо было примерно половину минуты, и она приготовилась в это время помечтать, как рожает своему принцу красивую кудрявую малышку, и как телевидение транслирует растяжки на главных мостах в городах по всему миру “У них девочка!”

Чудесное утро.

Лифт немного дернулся, и электронный голос сообщил об остановке на пятнадцатом этаже. Это был его этаж. Черт. Только не сегодня. Пожалуйста. Она вспомнила о своем обезображенном лице. Там еще двенадцать квартир, это может быть кто угодно. А с ним она встретится когда-нибудь потом, когда на ее лице не будет противных лепешек. И может быть, она даже назначит ему свидание. Правда, он вроде бы живет с какой-то девушкой. Она его видела однажды с ней. Не в ее правилах встречаться с женатыми. Но он ей так нравится, еще с прошлой осени. Вдруг он все же свободен? Их редкие встречи в лифте и у мусорных баков были лучшими моментами на протяжении всего этого времени. Однажды он спросил ее “Вам какой этаж нажать?” в тот момент, когда они вместе поднимались на лифте и ее руки были заняты пакетами с продуктами. Она засмущалась тогда, вспомнила, что у нее в прозрачном пакете лежит бутылка вина как раз с его стороны, и он обязательно подумает сейчас, что у нее проблемы с алкоголем. Она почему-то тогда покраснела, и ответила как-то глупо и с паузой, что ей нужно на двадцать второй. А она жила на двадцать третьем. Зачем она это сказала? Подумала, наверное, что скрывая этаж, она снизила свои шансы прослыть алкоголичкой? В голове пронеслись голоса старушек-соседок: “…Вы знаете, на двадцать втором этаже живет одинокая пьющая девушка. Такая молодая и красивая, и уже с дефектом. Такая печаль …Серьезно? Не видела… Одну знаю, но она на двадцать третьем живет, значит не она”. А вдруг он потом часами караулил ее на двадцать втором, желая признаться, как она его в тот день очаровала? Идиотка. Упустила свой последний шанс.

Вселенная, давай договоримся. Она назначит ему свидание, только пусть сейчас это будет не он. Если у него есть девушка, он ей просто откажет, и всем будет легче. Она начнет мечтать о ком-нибудь другом.

Это был он.

Впервые в жизни, находясь в лифте, ей захотелось провалиться под землю. Лифт был одним из ее самых больших фобий. Ей всегда казалось, что она будет той самой, кто провалится в шахту с высоты ее двадцать третьего этажа и о ком потом будут писать в газетах в колонке о чрезвычайных происшествиях. Она часто представляла, как летит вниз и готовится к столкновению с землей. На каждом этаже уменьшала или увеличивала в зависимости от направления поездки количество потенциально переломанных костей. Представляла, что если подпрыгнуть в нужный момент, сработает антигравитация и ей, может быть, даже удастся спастись. У нее всегда было плохо с физикой, и она даже не была уверена, что есть такое слово “антигравитация”, но какие у тебя шансы, когда ты летишь вниз в железном ящике? Попробовать она была обязана.

Она потупила взгляд, разглядывая узоры от грязных подошв на полу лифта и размышляла, аннулируется ли ее договоренность с Вселенной о том, что она должна назначить ему свидание. Ведь вроде как Вселенная не выполнила ее просьбу. Какая теперь разница, он сейчас стоит и смотрит на ее лицо, и она прямо кожей чувствовала, как его губы расползаются в ехидной усмешке.

Может, прикрыть нижнюю часть лица ладошкой, как будто зеваешь? Даже как-то сразу захотелось зевнуть. Но она не сможет держать рот открытым до первого этажа, это вызовет у него подозрения. А у нее и так немного баллов. Надо придумать что-то другое. Срочно, думай. Ты же была отличницей в школе. Интересно, а демонстративно отвернуться к задней стенке лифта считается приемлемым в обществе? Лифт был грузовой, огромный, и места хватило бы еще десятерым. Ну почему больше никто не заходит? Встань между ними толстый сосед с десятого со своей лохматой собакой, она была бы спасена.

Она украдкой посмотрела на него. Именно в этот момент он тоже к ней повернулся. Он не ухмылялся. Она отрывисто закусила губу и в этот же момент попыталась улыбнуться и наверное, ее лицо в этот момент выдало такую странную физиономию, что он поспешил отвернуться. Ну и хорошо, она теперь может спокойно его разглядывать, мысленно прощаясь с ним как с частью своего счастливого будущего.

Он был высоким. Очень. У него были умные глаза, как у большой доброй собаки, и широкие брови. Его нельзя было назвать ни блондином, ни брюнетом, растительность на лице тоже не выражала определенного оттенка. Может, у нее плюсом ко всему примешивался еще и дальтонизм? Он не был типично красивым молодым человеком. В ее мечтах о принцах они все имели смазливые черты, густую волнистую челку и в целом напоминали богатырей из народных мультфильмов. Этот был другой. Меньше пафоса в движениях и полное отсутствие доспехов. Но в его взгляде, выражении лица и образе держаться чувствовалась мощная харизма и скрытая мужественность. Казалось, что в том уголочке лифта, за его широкой спиной, она чувствовала бы себя спокойно и защищенно. И никакие беды земные ее бы не коснулись. И голос в голове бы заткнулся. А вдруг у них все-таки есть будущее? Мечты о наследном принце, сбившем ее на перекрестке, как-то сразу потускнели.

Ничего у тебя с ним не будет. Смирись и думай о работе.

Работа. Точно.

“Первый этаж”. Электронный голос был все таким же надменным.

Прощай, ненаступившее счастье. Уверенной походкой оно ушло по направлению крыла с почтовыми ящиками и задержалось там по непонятным причинам.

Ей оставалось надеяться, что в первый день ее обложат папками с инструкциями по технике безопасности на рабочем месте высотой, превышающей ее рост, и все будут проходить мимо, и никто ее и не заметит.

Она снова ошиблась. Ее взяли под руку и провели по всем четырем этажам пафосного здания и познакомили с каждым сотрудником, работавшим в офисе в тот день, включая всех заместителей директоров и охранников. Зеркальными были не только наружные стены здания, но и кабинеты сотрудников с хитроумной системой одностороннего обзора. В них ее недостатки приумножались многократно. Проходя через примерно тринадцатый кабинет, она успокоилась и решила, что пусть это будет ее фишкой. Должна же у нее быть хоть какая-то фишка. Она широко улыбалась и приветливо кивала всем головой, уже не стараясь запомнить имена, а только надеясь, что скорость ее кивания превысит скорость света, и ее фишка все-таки хоть для кого-то останется незамеченной. Ну и еще на то, что все четыреста сотрудников фирмы немного близоруки.

А принц ее в тот день так и не сбил. Ни в тот, и ни в какой другой. Зато пока этого не произошло, она могла об этом мечтать. А предвкушение всегда приятнее самого события. Это она за свою недолгую жизнь уже успела усвоить.