Текст книги "Осени тёмная даль (СИ)"

Автор книги: Ольга Бесс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Наташа вернулась из ванной комнаты свежая, благоухающая маслом иланг-иланг. В глазах – искры смеха.

– Поднимайся! Я голодная! Пить ты, конечно, не будешь.

– Нет, я за рулём.

– Тогда я за тебя выпью,– кивнула Наталья.– Мне Ленка подарила на день рождения «Мускат Красного Камня». Привезла из самой Массандры. Вчера очень хорошо посидели.

Это когда я болтался на 'совдеповской высотке', – подумал Тим.

Он поднялся с постели, натянул джинсы.

– С меня подарок,Веснушка. Прости,надо идти.

– Но... Ты даже не поешь?

– Нет, милая.

Тим обнял её, прильнувшую к нему – мягкую, податливую.

– Чудесно пахнешь. Я позвоню.

– Когда? Через месяц? – звонко рассмеялась Наташа.

– За что я тебя люблю, так это за твой смех. Нет, конечно, не через месяц, – произнес Тим, вдруг осознав, что лжёт. Лжет человеку, который любит его, который принимает его в любое время, когда бы он ни пришел. И от этой мысли он почувствовал металлический привкус во рту.

Г Л А В А 5

'Явился! – Маргарита Юльевна критически оглядела Тима.

Сухонькая, подвижная, с ясным взглядом синих глаз на остром личике. В неизменных домашних брючках, мужской рубашке навыпуск, которая, как она говорила – немного молодит её, и жемчужном ожерелье, которое Тим ей привёз из Шанхая, и которое она не снимала даже ложась спать.

– Мог бы и не напрягаться.

Тим чмокнул старушку в щеку, – покушать есть? Или мне в магазин смотаться?

– У тебя всё наоборот. Порядочные люди приходят в гости с тортом и цветами, а ты с пустым животом, – проворчала Маргарита Юльевна. – Снимай свои доспехи и мой руки. Сегодня телятина под мятным соусом.

– Ты меня балуешь.

– Я себя балую.

Из комнаты выбежал рассел – терьер и бросился в ноги Тиму.

– Привет, бандит! – потрепал пса по холке Тим. – Гулял сегодня?

– Гулял, конечно. Попробуй его не выведи. Перероет всю квартиру! – Маргарита Юльевна бросила псу мячик, чуть нахмурила брови, оглядывая Тима. – Ты какой-то сегодня припылённый. Что случилось? Глаза красные. Вы, молодые, должны спать не меньше шести часов. Болит моё сердце, глядя на тебя.

– Ты пьешь лекарства? – с тревогой спросил Тим.

– Это я фигурально выразилась. Не буду я запихивать в себя всю эту бесполезную химию! Самое лучшее лекарство – стопочка коньяка и таблетка валерьянки. Ты лучше расскажи, как сестра твоя. Я бы понянчилась с Анютой.

– У неё своя жизнь, – неохотно промямлили Тим. Он не хотел говорить о Томи. Тревога, было ушедшая, вернулась. Искоса бросив взгляд на бабушку, он стал сосредоточенно резать кусок телятины.

За столом повисло молчание, нарушаемое только легким постукиванием столовых приборов.

– Жениться не надумал? – внезапно спросила Маргарита Юльевна. – Помню, за тобой бегала такая полненькая рыжая хохотушка. Наташа, если мне не изменяет память.

– Нет.

– Тебе нужна женщина, которая будет заботиться, любить... Что молчишь? Эх, Тима! Вижу, как ты мучаешься. Не жди, ничего у тебя не получится. Только страдать будешь.

– Не пойму, ты о чем? – Тим хотел рассмеяться, но встретив взгляд бабушки – полный любви и сочувствия, промолчал.

– Всё ты понимаешь.

– Может, тебя в театр сводить? – спросил Тим, уводя бабушку от опасной темы.

– Боже упаси! – рассмеялась Маргарита Юльевна. – Извини, внучок, но всех великих актёров я уже видела, а ныне играть не умеют – всё кричат, словно глухие. Я уж по-стариковски поиграю в интернете в покер или почитаю Цвейга. Или запишусь на танцы...Говорят, танцы развивают пластику движений. Плисецкая до восьмидесяти лет танцевала.

– Я сегодня был у отца. Вернее – рядом. Тамара была не одна, я не подошел.

Маргарита Юльевна сняла очки, старательно протёрла стёкла. Посмотрела на свет, словно искала несуществующее пятнышко.

– Молчишь, значит – осуждаешь.

– Осуждать кого-то? – Маргарита Юльевна рассмеялась. – Боже упаси! Бесполезное расходование энергии.

– Мама... Почему-то я сегодня вспомнил о ней. Какая она была? Почему ушла, бросила нас?

– Не все женщины созданы для семьи. У неё был выбор, она его сделала. Томи в неё, – с внезапной досадой произнесла Маргарита Юльевна. – Я тебе не говорила раньше, ты был слишком маленьким, мог получить моральную травму. Но сейчас скажу: – Тамара винит тебя в том, что ушла мать. Подожди! Не перебивай. Это было давно, когда она еще училась в институте и иногда соблаговоляла заглядывать ко мне. Ты, конечно, не мог даже подумать, что она всегда ревновала отца к тебе. Она мне так и сказала: «Из-за этого прыщавого недоноска ушла мама, а отец больше любит его!» Она тогда рыдала час. Время я не засекала, естественно... Ну, почти час. А потом встала и ушла, не сказав ни слова.

– Томи была еще совсем девчонка, – потрясенно пробормотал Тим. – Что она понимала?

– Я знаю, ты готов ради неё в лепёшку разбиться. Не уверена, что она достойна такой любви. Пойми, Тим, твоя сестра относится к той категории людей, которые во всех своих неудачах обвиняют других. Это другие виноваты, только не они сами. Как сладко позиционировать себя несчастной. Можно свалить на кого угодно те ошибки, которые совершаешь сам.

– Ты не знаешь её так, как знаю я, – тихо возразил Тим. Он никому не рассказывал, даже бабушке, которая заменила им с Томи отца, когда тот погиб в автомобильной катастрофе. Ему было пять лет, когда ушла мать. Её внезапное исчезновение потрясло его. Ночью он плакал, уткнувшись в голубой плюш зайца. И тут над головой раздался голос сестры. Она вырвала игрушку из его рук, насмешливо спросила: 'И долго будешь скулить'? Потом легла рядом, обняла и произнесла тихо и жестко:

– Будешь скулить – убью, недоносок.

Тогда Тим замолчал, но не потому, что сестра грозилась его 'убить', ему стало спокойно и тепло. Он так и заснул в крепких объятьях сестры. Тим подумал, что надо ехать к Серёге, тот наверняка уже определил подлинность Матисса. Конечно, было подло подставлять друга, но Тим не собирался возвращать картину художнику, наслаждающегося видами пирамид Египта. Он отдаст её заказчику. И не его вина, если Матисс вдруг окажется подделкой. Как сказал Серёга, быстро копию не сделать. Если картина жирного чиновника окажется подлинником! Они с Томи будут обеспечены до конца жизни. И не здесь, а где-нибудь в Сингапуре... Да, мало ли мест, где можно хорошо жить, когда у тебя есть деньги. 'А как же бабуля? – вкрадчиво спросил внутренний голос'. Тим внезапно почувствовал тяжесть во всём теле, мышцы словно налились свинцом. Подняв руку, он стёр испарину, выступившую на лбу. Это состояние длилось мгновение. Опустив руку, Тим сжал дрожащие пальцы в кулак.

Ты побледнел, – встревожено произнесла Маргарита Юльевна.

– Не беспокойся.

Он на самом деле устал. Видимо, эти дни беспрерывных подъемов на высоту вымотали его. А вдруг он сорвётся? Тим невольно поёжился, представив, как он летит в пропасть. Нет. Еще один маленький, совсем маленький шажок к той жизни, о которой они мечтают с Томи. И он сделает его.

Тим улыбнулся бабуле, с тревогой наблюдавшей за ним.

– Всё хорошо, родная. Всё хорошо, – он поколебался какое-то мгновение, потом спросил:

– Если представится такая возможность уехать, предположим, в Португалию... Будешь жить на берегу залива окнами на океан, а не на этот унылый пейзаж.

– С чего бы это? – брови Маргариты Юльевны взметнулись в изумлении. Она рассмеялась. – Вижу, откуда ветер веет. Это Тамара? Девчонка с детства ноет, что у нее нет никакой жизни.

– А если человек хочет хорошо жить? Не надо к этому стремиться? Скажи, только честно – если бы я не помогал тебе, как ты прожила бы на свою пенсию!?

– Ты прав,только не надо кричать. Мир несправедлив. Мы не хотим приходить в этом мир, но появляемся с плачем. Думаю, это первый крик недовольства. И это недовольство существующим миропорядком растёт вместе с нами. Всю жизнь мы стремимся улучшить своё существование. Мечемся, выгадываем, совершаем подлости, предаём... И всё ради одной цели – схватить птицу счастья с золотыми перьями. Но, поверь мне. Схватив это перо ты не будешь счастлив. Просто ты поднимешься выше на одну ступеньку, а там будет птица с солнечными перьями... И так всё выше и выше. Пока не сгоришь. Эллины были мудрыми, когда я читаю их легенды, многое понимаю, что с нами происходит.

– Эх, бабуля... Тебе бы романы писать, а люди выживают.

– Да, выживают. К сожалению, это так. – Маргарита Юльевна вздохнула, пристально посмотрела синими как у отца глазами, не утратившими молодой блеск, и мягко произнесла: «Для тебя лично, как для любимого внука скажу – ад, он не снаружи. Ад – внутри человека. Пусть это звучит банально, но это так».

Легко сбегая по ступенькам лестницы – он никогда не пользовался лифтом, Тим думал о словах бабули. Он – прыщавый недоносок? Неужели Томи так говорила о нём? И эта ревность... Девчонка. Взбалмошная, стервозная девчонка. Ему безумно захотелось увидеть Томи, вдохнуть аромат её волос, прижаться лицом к коленям и сидеть у её ног, пока она не прогонит его.

Г Л А В А 6

– Ну, что? – с нетерпением в голосе спросил Тим.

– Абзац.

– То есть как это – абзац. Не понимаю.

– Это не оригинал. Копия. Не спорю, очень хорошего качества. Но это не Матисс.

– Ты уверен?

– Если сомневаешься, отнеси в музей, отдай на экспертизу, – хмыкнул Сергей.

– Что же теперь?

Тим плюхнулся в кресло, мысли лихорадочно метались в голове, он никак не мог сосредоточиться. Получается, что мечту о Сингапуре теперь можно засунуть в дальний карман. Сколько потрачено усилий, а результат – ноль. Завтра он передаст картину заказчику. Вот обрадуется этот ушлёпок, когда поймёт, что у него всего лишь чья-то мазня, а не Матисс. Теперь и совесть его будет чиста перед Серёгой.

– Когда твой художник прилетает из Египта?

– Не знаю точно, вроде как на следующей неделе.

– Отлично, хотя бы в этом повезло.

– Не торопись уходить, – Сергей протянул Тиму картину в чехле. – Я приготовил рагу из свиных рёбрышек с барбарисом. Поедим, поговорим...

– Эх, Серёга! Самое невыносимое в этой жизни – осознание своей беспомощности что-либо изменить. Вот, казалось, схватил удачу за хвост, а тебе судьба пинком под зад. Бабуля моя говорит, – ты, Тима, живешь с адом в душе. Ну, что ей возразить? Она прошла свои девять кругов ада. Теперь можно и пофилософствовать.

– Что-то ты раскис. Бросай, Тиман!

– На душе как-то муторно. Представляешь, забыл, что у Наташки день рождения. Припёрся, баклан. А она такая безропотная, улыбчивая...

– Да, хорошая деваха. Грудь у нее высокая, хотя и тяжелая. Вот бы мне её обнаженной нарисовать, – мечтательно прикрыл глаза Сергей. – Большая белая женщина на алом покрывале. Рыжие волосы раскинулись по плечам, взгляд неуловимый, как на картинах Модильяни. Белые руки закинуты за голову... Признайся, хорошее у неё тело? Наверняка всё покрыто веснушками. Вся такая беленькая, как взбитые сливки. Уверен, такая же вкусная...

– Высаживайся из транса, – резко осадил Сергея Тим. – Не будет она перед тобой голой лежать.

– Откель такая уверенность? Женщины любят, когда им уделяют внимание.

– Оттель! Завязывай со своими эротическими фантазиями.

– Жаль... – вздохнул Сергей, набрасываясь на рёбрышки. – С такими натурщицами можно и прославиться. Тебе не понять, как важно для творческого человека вдохновение...Муза! Женишься на ней? – Неожиданно спросил, глядя в упор.

– Сговорились вы все что ли? – неспешно прожевав мясо, обронил Тим. – Вкусно готовишь. – Он отодвинул тарелку. – Слушай, можно у тебя прикорнуть?

– Паркуйся, – Сергей кивнул на диван. – А я бы женился. – Произнёс он тихо.

И Тим, проваливаясь в сон как в обморок, подумал, что не слышит обычной усмешки в голосе друга.

Проснулся Тим так же внезапно, как и заснул. Перед ним стоял Сергей.

– Кофе будешь?

Тим посмотрел на часы.

– Бла! Вот это часики! – присвистнул Сергей. – Разбогател, братишка?

– Птичка принесла. А это мой тебе подарок.

Тим расстегнул молнию на кармашке комбинезона, вынул часы, протянул Сергею.

– Умереть – не встать! Теперь у меня часы почти как у нашего президента! – Сергей надел часы, отставил руку, любуясь. – Три штуки баксов точно за них дадут.

– Не продешеви, – усмехнулся Тим.

– Эх! Загуляю! Раздам долги, мамаше вышлю! Может, женюсь.

– Тим чуть не подавился кофе. Откашлявшись, он уставился на Сергея.

– Я что-то пропустил?

– Думаешь, только у тебя – женского любимчика, могут быть отношения с женщинами? Да, ладно, – Сергей отхлебнул кофе, подмигнул Тиму. – Не парься. Это я так...Повело чего-то. – Он опустил глаза, подул на коричневую пенку.

С удивлением в душе Тим ощутил напряжение, возникшее между ним и другом. Оно было едва ощутимым, словно уплотнился воздух. Тим искоса бросил взгляд на молчаливого Сергея. Тот отрешенно смотрел перед собой, прихлёбывая из чашки, и внезапно мысль, что теряет друга, можно сказать – единственного друга, потрясла его. Откуда возникла эта мысль, из каких глубин подсознания выползла словно змея, Тим не мог объяснить.

Прошло почти полчаса, пока Тим не осознал, что никто не придёт. Телефон тоже молчал. Вот так, внезапно его клиент исчез. Наверное, его переехала пожарная машина, – думал Тим со злорадством в душе, но в груди опять завибрировал нерв, причиняя почти физическую боль. Что-то не укладывалось в стройную систему «я – тебе, ты – мне». Он еще какое-то время стоял, наблюдая за студентами, которые словно стая одуревших ворон, носились мимо него с шумом и криками. И направился к парковке, где оставил машину.

Три дня он валялся дома на кровати в своей квартирке – студии, поедая пиццу. Поправиться он не боялся из-за бешеного метаболизма – предмета зависти Томи, которая периодически садилась на какие-то диеты. По кабельному проносились без звука кадры из фильма «Привидение». Глядя, на открывающую рот Деми Мур, он произнёс писклявым голосом:

– Тим! Ты тупой баклан! Ты еще здесь? На этой планете? А не хочешь, чтобы тебя пи*данули на Альфа Центавра? Скажи мне по секрету. Какого чёрта вся эта возня с картиной? Которая, нахрен никому не нужна? Не знаешь? Тогда ты точно – баклан!

Патрик Суэйзи поцеловал Деми. Наверное, ему понравилось то, что он услышал. Рассмеявшись, Тим выключил телевизор и уставился на потолок, наблюдая за лопастями вентилятора, бесшумно разгоняющими воздух. Затем взгляд переместился на полотно Матисса.

Отнести что ли бабуле, – думал отрешенно. Копию, что позаимствовал у художника, он вернул. Зачем доводить человека до инфаркта? Ему понравилась мастерская этого мазилы: просторная, с высоким застеклённым потолком и окнами во всю стену на восток и запад. Создавалось ощущение простора и воздуха. Он тогда подумал, если выбросить весь этот художественный хлам, а в центре поставить огромную кровать, то ночью можно наблюдать за звёздами...

Вздохнув, Тим свесил ноги с кровати. Какое-то время разглядывал затейливый узор ковра. Потом взгляд его опять переместился на картину. Что-то было не так, только он не мог понять – что. Тим подошел к картине, приблизил лицо к холсту – почти уткнулся носом. Внезапно его пронзила мысль. За двенадцать лет по каким только стенам он не лазил – гранит, песчаник, травертин, кирпич, бетон... Он мог по фактуре и блеску определить покрытие стен здания даже в темноте. Картина, что стояла перед ним блестела не так, как та, которую он взял у чиновника. Тим приблизил лицо к холсту, закрыл глаза. Казалось, прошла вечность, он даже почувствовал легкое головокружение от сковавшей его тело неподвижности, когда внезапно ощутил... Нет, это было не ощущение: на какое-то мгновение аромат пихты вошел в него легким туманом и исчез без следа. Тим открыл глаза, отстранился от холста, подошел к окну. В сумраке надвигающейся ночи струи дождя безжалостно секли по стеклу, размывая здание 'высотки' напротив, делая ее похожей на могильный зиккурат.

– Ты? – Сергей смотрел на него оторопело, словно Тим застал своего друга за неблаговидным занятием. – Не ждал... Что-то случилось?

– Лак с маслом пихты, – коротко ответил Тим.

Сергей подался назад, пропуская. Они молча вошли в комнату, сели за стол напротив друг друга. Каждый ждал, кто первый начнёт говорить. Тим разглядывал друга, будто впервые видел. Сергей сменил прическу. Теперь вместо длинных волос, которые тот подбирал в хвост, остался маленький на темени, как у знаменитого футболиста. Виски были гладко выбриты, отчего большие оттопыренные уши казались еще больше. Прическа не вязалась с мягкими, почти женственными чертами лица, ямочкой на подбородке и всегда улыбчивым взглядом серых с желтыми крапинками глаз.

– Ты похож на Голлума. Тот тоже страдал раздвоением личности, – прервал молчание Тим.

– Я сделал это не для себя, а для Тамары

Тиму показалось, что под ним качнулся стул. Перед глазами закрутились осколки мозаики, складываясь в целостную картину. Не хватало только самого важного фрагмента.

– Продолжай, – глухо произнёс он, с трудом выталкивая слова из горла.

– Тамара пришла ко мне год назад. Да, был ноябрь. Точно. Принесла фотографию картины Матисса, попросила сделать подделку. Именно подделку, а не копию. Попросила не говорить тебе. Впрочем, ты и не спрашивал. Картину я сделал. Конечно, далась она мне нелегко...

– Пропустим трогательный эпизод о трудностях живописания, – оборвал Тим Сергея. – Продолжай.

– Отдал картину. И, собственно, забыл, пока ты не пришел ко мне и не принёс тот холст. Я покорпел над ним и понял, что это настоящий Матисс.

– И ты со спокойной совестью подменил подлинник своей мазнёй.

– Да, – сокрушенно признался Сергей.

– Что дальше?

– Свёл её с нужными людьми.

– Рисковали.

– Да. Деньги немалые.

– Это для нас, нищебродов, какие-то два лимона баксов – деньги. У них часы по миллиону долларов, – сумрачно произнес Тим. Он несколько раз звонил Тамаре, но сестра не отвечала, что не удивило его. Иногда она по её выражению «отрезала на время назойливое внимание брата».

– Не встречался с ней больше? – спросил, хотя понимал: нет, Томи не будет звонить.

– Нет... Хотя, я что-то не совсем въехал в этот кордебалет.

– Она тебе заплатила за работу?

– Даже если и хотела, я бы не взял деньги.

Сергей потёр ладонями уши, отчего они стали крсными, неуверенно продолжил:"Можешь загнать кому-нибыдь мою картину. Хорошие деньги получишь".

– Баклан ты, Серёга.

Неожиданно раздалась мелодия смарфона.

– Всё просто замечательно! – раздался веселый голос Маргариты Юльевны. – Тамара всё-таки соизволила привезти внучку. Девочка прелесть! Она просто вылитая ты в этом слюнявом возрасте.

– Хорошо. Дай Томи телефон.

– А она уехала, сказала, приедет за дочкой завтра.

Тим почувствовал, как внутренности скрутились в жесткий узел. Ладони вспотели настолько, что смартфон едва не выскользнул из руки.

– Тим? – в голосе бабушки прозвучало беспокойство.

– Она уехала от тебя на машине?

– Нет... На такси. Тим? – строгим голосом спросила Маргарита Юльевна. – Что происходит?

– Всё нормально! – Тим старался говорить непринужденно, хотя в голове гудело, будто рядом взорвалась петарда. – Я приеду сегодня.

– Хорошо. Только купи памперсы, забыла какие.

– Я знаю. Не волнуйся, – он нажал 'отбой'.

– Тиман! Что? – на него встревожено смотрели добрые глаза друга.

Не отвечая, Тим направился к выходу. Остановился, не глядя на Сергея сказал:– Да, ты прав... Женись на Наташке.

Он не думал, мышечная память работала безотказно: газ, тормоз, обгон, остановка. Снова вперёд...Он несся словно пуля. Пуля, которая разорвёт сердце женщины, которую он любит. Вот и аэропорт. Парковка, лифт... Огромное табло вылета. Вздох облегчения. Время еще есть. Достав смартфон, входит в сервис 'Аэрофлота'. Билет... Нужен билет куда угодно. Потому что надо войти в зону вылета. Прага... Подойдёт. Он покупает билет, идёт к стойке регистрации.

– Ваш багаж? – внимательные глаза ощупывают его лицо.

«Спокойнее... Улыбнись девушке».

– Ручная кладь.

– Ставьте на весы.

Тим снимает с плеча сумку, ставит на весы.

– Это всё?

– Человеку так мало надо, – шутит, понимая, что выглядит подозрительно. И, повинуясь внезапному импульсу, добавляет: «Ради одного вечера в опере, не стоит тащить тонну багажа».

Девушка улыбаясь, кивает, тем более что билет у пассажира в бизнес классе, и выдаёт ему посадочный талон. Хорошо, что все терминалы сквозные, он уже близок к цели. Вот и терминал 'F'. Сердце замирает, пропустив удар. Он видит Томи. Сестра сидит в зоне посадки на Бангкок. Спокойная, расслабленная. Нога – на ногу, погружена в мысли. Он смотрит на неё, пытаясь найти малейшие признаки волнения. Готовый подойти и выплеснуть на неё всю свою злость, обиду... Даже – ударить, чтобы и она почувствовал боль. Что он ей скажет? Спросит, нерешительно переминаясь с ноги на ногу: 'Почему, Томи? Ведь я люблю тебя!' Жалкое зрелище. Бросила всё ради эфемерной мечты. «Это для тебя, идиота – эфемерная. А для неё вполне реальная – прекрасно устроиться на деньги, что она получила благодаря тебе»,– насмешливо прошептал внутренний голос. Объявили посадку на рейс. Тамара поднялась, поправила ремешок сумки. На какое-то мгновение ему показалось, что она обернётся....

Тим сидел на крыше. И, хотя в этом доме на Большой Полянке было всего четырнадцать этажей, перед ним открывался вид на все «сталинские высотки». Подсвеченные, они высились сталактитами в сиреневом мареве сумерек. «Белый шум» города плескался внизу, иногда прерываемый истеричными воплями «скорой» и полицейских машин. Прошло полгода, как Тамара улетела в Бангкок. Тогда, глядя на неё, он словно отупел. Только душа истекала тоской капля за каплей с каждым её шагом. Мог он полететь за ней? Нет препятствий, которые бы его остановили, чтобы быть рядом с женщиной, которую он любит. Но он не полетит. Придёт время – Томи его позовёт. Он знает её как никто другой. Надо только подождать.... Он лёг на живот, подполз к самому краю, заглянул. Всё на месте, бездна ждёт... Перевернувшись на спину, уставился в небо, которое начало светлеть. Начинались «белые ночи». Сегодня – отдых. Завтра – работа.

– Эй! Мужик!

Парень с девчонкой – чокнутые руферы – стояли, держась за антенну. – Ты же не собираешься прыгать?

Они стояли перед ним: юные, безбашенные и бесконечно влюблённые.

Стены дома были крупноблочные с рустами, по которым он забрался, словно по ступеням. Спускаться, конечно, сложнее, но не настолько, как если бы по панельной стене. Тим сделал вид что скользит, чем вызвал испуганный возглас руферши. Он повис, держась на одних пальцах и упёршись кантом кроссовок в ложбинку на стене. Бездна ласкала его тело. Он чувствовал необычайный прилив сил и ощущение абсолютной свободы.