Текст книги "Есть такие края…"
Автор книги: Ольга Бенич
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
– Вы что, кого-то убили?
– Нет, – буркнул в ответ Паша, – только хотели.
– Зачем? Вы знаете, что нас за это могут лишить лицензии навсегда? – всполошился Павел.
– Вы что голодаете? Особенно ты, Беня, – поинтересовалась Ольга.
Собака незамедлительно скроила рожу из серии «врагу не сдается наш гордый варяг», встала на задние лапы и заявила: «У меня, между прочим, охотничьи инстинкты!». Потом патетически прикрыла лапой глаза и взвыла: «Ну, убейте меня за это!» Развернулась и удалилась в палатку, не забыв прихватить миску с оставленным для нее кормом.
Паша, поедая надоевшие консервы, тихо рассказывал, как было дело. «Ведь это была сама Хозяйка», – закончил он. Слушатели не поняли про что он, и Паша рассказал про старинные уральские легенды, записанные Павлом Бажовым, которые он знал с детства. И про Хозяйку Медной горы, и про Голубую змейку, и про Серебряное копытце. Про себя он подумал, что его Киссон часто говорила, что, несмотря на солидный возраст, все время мечтает встретить в лесу кого-нибудь из этих персонажей. «Вот я встретил, а лучше бы не встречал», – подумал Пашка. Его рассказ особых эмоций не вызвал, и вскоре все пошли спать. «Чурбаны деревянные, ничто их не трогает», – скрипел зубами Паша, засыпая. В лицо ему ткнулся влажный собачий нос. Похоже, единственное близкое ему тут существо – это Беня. В собаке этой было больше жизни и чувств, чем в людях, которые были копиями или воплощениями его самого и его любимой женщины. Они вроде бы и вели себя правильно, и часто высказывали мысли, которые Паша считал своими, но не было в них эмоциональности, так необходимой ему. Он вспомнил свои лихие ссоры с Киссоном, а иногда и с мамой, и с сестрой. Они были безобразны, но потом были примирения, которые приносили спокойствие и ощущение полноты жизни. А тут даже поругаться было не с кем.
Проснулся Пашка в отвратительном настроении. Все тело ломило, отсутствие жизненных перспектив угнетало, к тому же вся группа была в сборе и ждала его пробуждения, чтобы сообщить ему, что отныне их с Беней одних оставлять не будут. После завтрака все направились на динамитный завод. Стояла середина сентября и погода могла вот-вот испортиться, поэтому раскопки нужно было заканчивать, а результатов не было никаких. Паше вручили раскладную лопату, и дали задание расчистить один из входов в подземелье. Но в нем, как назло, проснулась его природная вредность, и он начал хамить Ольге, что называется на пустом месте. Он очень хорошо знал словечки и интонации, которые буквально выбешивали его жену в той, другой реальности, и тут он тоже рассчитывал на соответствующий эмоциональный взрыв. Но Ольга никак не реагировала на все его подколы, и он даже не чувствовал, что она прикладывает какие-то усилия, чтобы сдержаться.
– Зря стараешься, – сказала Беня, – у нее поглотитель вибраций в мозгах стоит. Ты думаешь, почему меня Беней зовут? Книжка есть, какая – то, так там, была школа сверхлюдей, БенеГессерите называлась, люди эти были крутыми манипуляторами, потому что были экстрасенсы.
– Не неси чушь, – отчитала собаку Ольга, – книга та, фантастический роман, а у нас технологии, и никакие мы не экстрасенсы. Просто на определенном участке мозга делается небольшая операция, и мы перестаем чувствовать вибрации, исходящие от нашего оппонента в ссоре. Это не значит, что мы не испытываем отрицательных эмоций, мы просто имеем возможность их не усугублять. Операция делается только во взрослом возрасте и по желанию. А у тебя, Беня, тоже в голове стоит преобразователь сигналов мозга в человеческую речь. Вот поставили тебе сдуру, теперь у тебя неконтролируемый словесный понос.
– А зачем она на задних лапах иногда ходит? – поинтересовался Паша.
– Нам подражает, зоопсихологи против этого. Но мы с Павлом считаем, что, если возможен культурный обмен между разными этносами, то почему ему не быть между разными видами?
– Так, у вас собаки в Верховном Совете скоро будут заседать, – заметил Паша.
– А почему нет? Сейчас большинство взрослых собак и кошек находятся на уровне развития тинейджеров в двадцатом веке. Но если их обучать и развивать, они станут полноправными членами общества. Вот наш Тимофей очень разумный, мне всегда есть о чем с ним поговорить. Вроде бы сейчас какие-то программы разрабатываются по интеграции животных в социум.
– Жаба на участке тоже с встроенными мозгами? – поинтересовался Паша.
– Во-первых, не жаба, а лягушка травяная. Во-вторых, да, у нее тоже есть преобразователь, для того чтобы она могла нам сигнализировать о непорядках на участке. Мы люди занятые, не все можем сами отследить.
– А вы не боитесь жить с этими технологиями? Там, откуда я пришел, они сейчас тоже бурно развиваются, и большинство людей, очень опасается, и детей из пробирки и выращенных органов.
– Детей из пробирки? Это как?
– Ну, берут сперматозоиды, подсаживают к яйцеклетке и эмбрион готов, еще ладно, когда мать сама вынашивает плод, иногда нанимают суррогатную родительницу. Или вот у нас теперь уже многие органы выращивают, и операции по пересадке проводят. Но все это больших денег стоит, не у многих они есть. Страшно, когда твоему близкому человеку грозит смерть, и теоретически его можно спасти, но у тебя нет денег.
– Дикость какая! – отреагировала Ольга. – У нас тоже давно уже научились заменять все жизненно важные органы, поэтому мы жить можем очень долго, и в нормальном состоянии. У нас, если и бывают смерти в молодом возрасте, это или в космосе, или в океане, где нет медицинских баз. А так, у нас люди уходят, когда считают, что в этой жизни они уже все видели, все сделали, и им интересно, что там дальше.
– И многим это интересно? Не понимаю, если можно жить вечно, то зачем умирать, страшно же?
– Знаешь, если бы мне сказали, что я никогда не умру, я бы расстроилась. К смерти мы относимся как к величайшему приключению, как к путешествию в неизведанное. Ну, и как к подведению итогов.
– А как же у вас с перенаселением планеты. Когда я сюда попал, увидел очень много детей. Значит, если вы все живете долго, и имеете много детей, у вас должен возникнуть дефицит ресурсов.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, нефть, газ, пища, вода, наконец.
– От использования нефти и газа, мы отказались сразу после войны. Развивали атомную энергетику для промышленности, и альтернативные источники для бытовых нужд. Проблему голода решили с помощью генномодифицированных продуктов, водные источники стараемся не загрязнять, используем разные технологии очистки и опреснения. К тому же детей у нас не так много. Рожают только те, кто предназначен, именно для этого, те, кто себя без детей не мыслят. Это очень уважаемые люди, они в детей всю душу вкладывают, и почти все время. А вот то, что у вас, как ты говоришь, детей выводят искусственным путем, это очень-очень странно. Я тебе уже рассказывала про единое информационное поле, в котором мы живем, в него входят и наши ушедшие предки. Они помогают нам жить, поддерживают энергетически. Думаю, в вашем мире также, только вы об этом не знаете. И как будут предки поддерживать человека, мать которого ничего не испытывала к его отцу, даже не знала его. И как предки суррогатной матери отнесутся к выношенному ей, по сути, чужому ребенку. Все это мне кажется неправильным, но кто я, чтобы судить?
– Слушай, вы такие правильные, аж противно. Вы что, никогда не ругаетесь, не воюете, не изменяете друг другу? Ну, как так жить? Не согрешишь, не покаешься, как говорится.
– Да каемся мы, еще как, я ж тебе говорила. И все у нас бывает, просто, зачем лишний раз попадать в тяжелую ситуацию, если можно ее избежать.
– Не верю я. Все-таки человек, он склонен доказывать свое превосходство, рисковать, властвовать. Только сдается мне, что как только у кого-нибудь из вас начинает проявляться что-то подобное, вам в мозгах чем-нибудь щелкнут, и вы снова становитесь чинными, благородными и никакими.
– Думай, как хочешь, – отозвалась Ольга. – Но если человек нуждается в риске, он летит в космос, проявит себя там, потом попадет в Совет Высших, вот тебе и власть, только не всем это надо. Вот нам с Павлом вполне нравится наша жизнь. Ладно, давай работать! Мы вчера тут кладовку откопали, там древние реактивы и инструкции по их применению. Надо их все в лагерь перенести.
– Какое это имеет отношение к золоту Колчака? Да никакого. – сказал Пашка. – Занимаетесь ерундой, а скоро уж морозы вдарят.
– Что ты предлагаешь?
– Ничего, таскайте сами. У вас вон телепортация настроена.
Он резко развернулся и пошел в горы. Собака, было, ринулась за ним, но одернутая резким окриком хозяйки, поплелась к месту раскопок.
После вчерашней встречи идти Паше было боязно. Но он имел кое-какой опыт общения с потусторонними силами в прошлой жизни. Вернувшись, домой после армии, он неожиданно стал видеть призраки умерших людей. Сначала это чрезвычайно пугало его, но и давало ощущение собственной исключительности. Как правило, эти «гости» ничего существенного не говорили и не делали. Постепенно Паша привык к их возможному присутствию. Когда он познакомился со своей будущей женой, он долго не решался рассказать ей о своих видениях, боялся, что она будет считать его сумасшедшим. Со временем Ольга стала чувствовать их, через него. Когда «гости» появлялись, внимание Паши становилось рассеянным, по телу пробегала дрожь и близкий человек, конечно, это видел. В конце концов, ему пришлось рассказать ей о своей проблеме. К его удивлению, Киссон восприняла это, если не спокойно, то уж во всяком случае, без паники. Со временем они все меньше и меньше говорили об этом, а «гости» все реже и реже являлись. Но благодаря этому жена его стала интересоваться эзотерикой, без фанатизма, часто посмеиваясь над собой, но всегда признавая факт существования чего-то неведомого. Теперь, идя по лесной дороге, неизвестно куда, Паша думал, что его теперешнее положение, возможно, было предопределено, но что делать, он по-прежнему не знал. «Наверное, надо остаться в лесу, но скоро зима, а у меня ни одежды, ни запасов, ни ружья. Кроме того, тут ружьем-то и не воспользуешься, вон нежити всякой полно. Хоть ложись да помирай. Может оно и лучше! А может, я уже того… умер», – думал он. Лагерь остался далеко позади, Пашка поднимался все выше в горы. Наконец он остановился у скалы на какой-то неизвестной вершине, посмотрел вокруг. Под ним на многие километры полыхали осенним золотом леса, большие и маленькие озера отражали голубое небо, по берегам были разбросаны города, с домиками, как из детского конструктора. Все это было до боли родным, впитанным с молоком матери, тем, что он любил, ради чего жил, может быть, не сознавая этого. «Нет, пока я это все вижу, я живу. Мне нужно что-то понять, ведь я здесь не просто так», – говорил он себе, спускаясь с вершины. «Павел и Ольга – ведь это клон моей жизни, такой, какой она могла бы быть. Счастливы ли они? Они благополучны, это да. Занимаются любимым делом и спокойны, очень спокойны. Любят ли они друг друга? И потом эти операции на мозгах, они вообще люди? Может киборги какие-то вместе с собакой и котом. Хотел бы я так жить? Наверное, хотя не знаю. Что я видел в своей жизни? Много и тяжело работал, всегда хотел быть первым. Не всегда получалось. Но все же построил своими руками дом, разбил сад, по миру поездил. Только всегда передо мной были какие-то препятствия, враги, обстоятельства, которые мешали наслаждаться жизнью в полной мере. Может быть, я всегда сам себя ограничивал, не позволял себе радоваться, наказывал себя за что-то. Вопрос, за что?» Он присел на поваленное дерево, стал вспоминать всю свою жизнь с самого детства. Вот отец, жесткий, не терпящий возражений, выбросивший в порыве гнева, с третьего этажа, его любимого щенка Тимку. Он до сих пор помнит глаза умирающего животного. Разве можно это забыть и простить? А побои? Доставалось и ему, и матери, только маленькую сестренку отец не трогал. А ночь, когда они бежали из дома, и потом долго скитались по чужим углам, жили в нетопленных халупах, спасали от крыс картошку – свою единственную еду. В тринадцать лет он начал торговать паленой водкой, были девяностые, пришлось научиться договариваться и с бандитами, и с милицией. В школу ходил редко, да и школа была такая, где военрук преподавал заодно и немецкий. Ушел в армию. Кавказ. Стрелял, возможно, кого-то убил, возможно, убил многих, кто знает? Пуля, она, как известно, дура. Вернулся. Пил запойно. Работал, где придется, тащил, что плохо лежит. Однажды встретил ее, Ольгу, девушку из другой жизни. Да и не девушку, ему – двадцать четыре, ей – тридцать шесть. И у нее уютный дом, и собака, и бабушка, все то, чего у него никогда не было. Он полюбил ее всем сердцем, а она не хотела верить. Думала он альфонс или идиот, или что она там еще думала… Ради нее он собрал все свои интеллектуальные силы и поступил в институт, ради нее он бросил пить и купил себе красивую одежду. И вот, когда у нее случились крутые неприятности, когда от нее отвернулись друзья и ей не на что было жить, он возник на пороге с мешком картошки (потому что ничего другого у него на тот момент не было) и бодро сказал: «Ничего, пробьемся!». И тут она поверила, должно быть от безысходности. И они стали жить вместе, сначала осторожно, присматриваясь, а потом привычно выручая и поддерживая, друг друга. И вот уже много лет они вместе. За эти годы было все. И неоднократные крушения бизнеса, и тяжелая авария, бесконечные ссоры из-за денег, даже измена с его стороны была. Но как-то все пережили, и вот теперь, когда все более или менее наладилось, он оказался здесь. Страшно даже подумать, что чувствует сейчас Киссон, она всегда говорила, что самое ужасное в жизни – неизвестность и неопределенность, и вот теперь он неизвестно где, и непонятно сможет ли когда-нибудь вернуться. Киссон… Он шутил, что она киса мужского рода, потому что умела принимать жесткие решения, и его заставляла не расслабляться ни во время относительного спокойствия, и тем более, в пору неудач. «Не верь, не бойся, не проси!» – было ее жизненным девизом, и она только недавно узнала, что это закон зоны. Но вся их страна всегда была зоной, еще до их рождения. Недаром Россия живет поговоркой: «От тюрьмы да от сумы не зарекайся». А они были русскими. Русскими до мозга костей, хотя в его жилах текла и татарская, и еврейская кровь. Но Родина, Урал, кусок земли, который они своими руками превратили в цветущий сад, было тем единственным, ради чего стоило жить. Детей у них не было, и теперь он точно об этом не жалел. Он не знал, что бы мог им дать в этом мире, не просто жестоком, но в последние годы, лишенном элементарной логики самосохранения. Как бы он их защитил от педофилов, вирусов, наркотиков, телевизора и интернета? Да никак. Так что единственными источниками его безусловной любви были Киссон и мама. Мама… Наверное, она старается не думать о плохом сейчас, отвлекается на всякие мелочи. В юности он очень обижался на нее за то, что не смогла найти другого выхода, кроме как побег от отца, за то, что жили в постоянной нищете, за то, что у него не было дней рождения с подарками и друзьями. Но в последние годы они были так близки. Она – единственный человек, который верил во все его «завиральные» идеи с бизнесом, жестко критикуемые Ольгой. Она помогала ему во всем, не только словом, но и руками. Каждую свободную минуту, она посвящала ему, работая и в магазине, и на складах. Что она делает теперь, что думает? Нет, она, в отличие от Киссона, верит во все хорошее, и он не может подвести ее, не может не вернуться. Он снова поглядел на далекий город, в котором жил. Отсюда не было видно несоответствий двух реальностей. Может быть, надо идти в город? Может быть, там пройдет это наваждение? Солнце катилось к горизонту. Очень хотелось есть. Пашка начал собирать позднюю, перезревшую чернику, и вдруг почувствовал чье-то присутствие. Медленно подняв голову, он с облегчением увидел рядом с собой Павла, а то ведь мог быть и медведь, или вовсе нежить какая-нибудь. Двойник присел на бревно, спросил весело: «Питаешься?» Паша не ответил, дожевывая сладкую темно – синюю массу.
– Что думаешь делать? – снова спросил Павел.
– В город пойду.
– А смысл? Думаешь, там что-то изменилось? Без нас пропадешь ведь.
– Так и так пропаду. А ты что предлагаешь?
– Мы еще два дня здесь пробудем. Потом надо возвращаться, прогноз плохой, морозы до минус пяти. За два дня ты можешь до города не добраться, а если доберешься, объяснять замучаешься кто ты и что ты. Лучше тебе быть с нами. Вернемся в цивилизацию, будем пытаться тебя легализовать. Может быть, ты и не единичный случай, иногда мы слышим о таких «прыгунах», просто мы никогда этой темой не интересовались, может все не так драматично, как кажется.
– Ну, так давай поинтересуемся, – сказал Паша.
– Как? – отозвался двойник
– По интернету, епти!
– А что такое интернет?
– Компьютерная сеть, в которой полно всякой информации. Через нее люди и общаются, и платежи проводят.
– У нас такого нет. Компьютеры только для сложных вычислений и контроля технологических процессов используются. А информацию мы получаем из книг, газет, радио.
– Так и знал. Счастливые вы человеки.
– Почему? Это ведь, наверное, очень удобно и быстро получать информацию таким способом. Положим, общение у нас и так не затруднено, в любой момент можем метнуться куда угодно, а вот быстро добыть знание… Это круто!
– Да, только качество этих знаний надо проверять. Да и не так много людей пользуется именно этой функцией интернета. В большинстве новости читают, и в соцсетях сидят, собачатся друг с другом или хвастаются, кто лучше выглядит, у кого тачка круче или картинки смотрят.
– Зачем? – удивился Павел.
– Вам не понять. У вас же отсутствуют такие черты как тщеславие, корыстность, преклонение перед властью.
– Не совсем. Мы же люди, и ничто человеческое нам не чуждо, как говорится. Почти каждый из нас хочет быть первым в своем деле, и иногда соперничество бывает, мягко говоря, нечестным. И власть мы уважаем, а иначе, что она за власть, как она обеспечит закон и порядок? Вот корыстности нет, это правда. Все блага общества доступны каждому. И если есть какие-то новые разработки, улучшающие качество жизни, о них не известно широким массам, до тех пор, пока нельзя будет обеспечить ими буквально каждого желающего. Это так.
– А вот, скажем, ради женщины вы можете пойти на преступление? Ну чтобы доказать ей свою любовь, показать ей, что ты лучший.
– Да какой женщине нужны такие доказательства? Тут один критерий – интересно вам вдвоем или нет. В разных аспектах, конечно.
– А ты с Ольгой как познакомился?
– Она у нас в институте преподавала. Ну, я доклад один интересный подготовил, потом помогал ей материалы разные в архивах искать, потом в одну экспедицию попали, а потом поняли, что друг без друга не можем.
– А ты бабушку ее знал?
– Галину Петровну, а как же! Мировая бабуленция была. Только виноват я перед ней. Когда она ушла, не пришел ее проводить. Время перепутал, понимаешь? Перед Ольгой стыдно было, до сих пор это меня гложет.
На мгновение Пашку осенила какая-то мысль, но он не успел ее додумать и зафиксировать.
– Пойдем в лагерь. Утро вечера мудренее. Вон уже темно сейчас будет, – сказал Павел. Мужчины обнялись, и через несколько секунд уже были у палатки, где их поджидали Ольга и Беня.
Поужинав, Пашка забрался в теплый гамак, и подумал, что человеку мало надо, сытый желудок, да сон в тепле. Проснулся он посреди ночи, потому что к нему в гамак забралась наглая Беня, проворчав что-то по поводу собачьего холода и дискомфорта. Заснуть он уже не смог. Он пытался вспомнить, мысль, промелькнувшую у него на вершине, и никак не мог ее сформулировать. И вдруг понял. Павел не пришел на похороны Ольгиной бабушки. Он, Паша, забыл про ее поминки на девятый день. В этом было что-то важное, но он не мог понять что. Потом он неожиданно вспомнил случай со стариком-соседом, который произошел несколько лет назад. Был хороший весенний день, Паша провел его на даче, все у него получалось, дела спорились. К вечеру он приехал домой в прекрасном настроении. Выходя из машины, увидел, как в подъезд заходит сосед. Это был неприятный старикан, который никогда ни с кем не здоровался, был всегда один, и лет десять, что Паша жил в этом доме, никак не менялся. Заходя вслед за ним, Паша услышал звук падения, он понял, что это упал старик. Первым его порывом было броситься на помощь. Но тут он представил, что вот сейчас придется вызывать скорую помощь, а может, и труповозку, объясняться с полицией, и еще, прикасаться к старому, дурно пахнущему телу, и он свернул на свою лестницу. Впрочем, ничего страшного не произошло. Он еще несколько лет видел его на улице, но каждый раз, где-то в душе скребло чувство собственной моральной неполноценности. Потом старик исчез, наверное, умер, и Пашка не вспоминал о нем долгое время, а вот сегодня вспомнил. «Бабушка, старик», – к чему все это думал Паша. И вдруг понял. Он сегодня перелопатил всю свою жизнь, и ему ни за что не было стыдно. Ни за пьянство, ни за кражи, ни за возможные убийства. А вот за эти два случая стыдно было почти невыносимо. «Простите, простите!», – шептал он в густую собачью шерсть, но никто его не слышал. К утру Пашка забылся, и приснился ему прекрасный сон, о том, как они с Киссоном пришли в гости к ее бабушке, пили чай с манником, а потом неожиданно запели любимую бабушкину песню «На позиции девушка провожала бойца». Впервые за все время, которое он провел в чуждой реальности, на душе было спокойно и даже радостно. Он вылез из палатки, насвистывая «Огонек», чем вызвал всеобщее удивление.
Раскопки у завода решили закончить, и в последние два дня попытать счастья у Сугомакской пещеры, чтобы не терять время, решили переместить туда и лагерь. Собрались быстро, переместились еще быстрее. Возле пещеры протекал ручей, очень чистый в отличие от Пашиной реальности. Там и поляна перед пещерой, и ручей, и сама пещера были загажены многочисленными туристами, а здесь не ступала нога человека. Первым поползновением всех членов экспедиции, было поскорее попасть в недра земли и увидеть там что-нибудь необычное. Но Паша, который неоднократно бывал здесь раньше, сказал, что без специального снаряжения, они не пройдут дальше второго зала. Он остался обустраивать лагерь, а Павел, Ольга и собака все-таки пошли на поиски. Установив палатку, и развесив гамаки, Паша решил принести воды, уже подходило время обеда. На камне у ручья, грелась на камне небольшая змея голубого цвета. Скорее всего, это была обыкновенная серая гадюка, но вода в ручье и камни вокруг были голубоватыми, и она показалась тоже голубой. «Ничего себе! Голубая змейка! Неужели мы клад найдем?» – в душе у Пашки забрезжила смутная надежда, на то, что все будет хорошо. Он, не отрываясь, смотрел на змею. А та совсем не опасаясь, продолжала нежиться на последнем осеннем солнышке, потом она медленно поползла среди высокой травы, и скрылась под каменной насыпью. Пашка принялся судорожно подбирать камни, которых коснулась змейка. По приданию, здесь должна проходить золотая жила. Но никаких следов золота он не увидел, хотя, конечно, какой из него геолог? Паша направился в пещеру, чтобы рассказать о случившемся, и посмотреть, как она выглядит внутри в этой жизни. Еще на входе он заметил, что на камнях полностью отсутствуют следы копоти, и очень четко виден профиль Ленина, выбитый каким-то умельцем еще в шестидесятых годах прошлого века. Это было единственное свидетельство пребывания здесь человека. Никаких надписей, типа «Здесь был Вася» не было. Отсутствовали и ленточки, которые туристы завязывали «на счастье» на соседних кустах и деревьях. Паша зашел в первый зал, без фонарика было темно и ничего нельзя было различить. Он знал, что где-то рядом находится проход во второй зал, очень узкий, но в принципе пролезть можно. Он не полез, а негромко позвал своих товарищей. Вскоре из прохода выбежала Беня и сказала: «Ничего там, конечно, нет. Но все-таки интересно, я никогда не бывала в таких местах!» Через несколько минут появились Ольга и Павел, им было гораздо труднее пролезть в узкий проход, но они успешно с этим справились, все-таки не первая у них была экспедиция. Когда все вышли на свет Божий, Паша рассказал о своей встрече с голубой змейкой. Поскольку никаких планов поиска клада у археологов не было, решили воспользоваться подсказкой из легенды и попытаться разобрать каменный завал, под которым скрылась змея, чем и занялись после обеда. Работали все с энтузиазмом, особенно Паша. Даже Беня пыталась рыть там, где порода крошилась в мелкий щебень. К темноте докопались до полости в груде камней, решили, что может быть это еще один вход в пещеру. После ударной работы и горячего ужина, всех разморило, и все моментально заснули, еле дойдя до гамаков.
Среди ночи Паша проснулся и вышел из палатки по малой нужде, за ним вылезла Беня. Ночь была удивительно звездная и холодная, от ручья поднимался туман, на глазах заволакивая всю поляну. У Паши по телу пробежала дрожь, как бывало в те моменты, когда он видел гостей из потустороннего мира. И он увидел. Прямо перед ним вырисовывались силуэты людей в солдатской форме времен Гражданской войны и лошадей, запряженных в телеги. Обоз уходил вдаль, но Паше, казалось, что он уходит в пещеру. На расстоянии вытянутой руки перед ним остановились два бойца. Один пытался закурить, а второй достал часы на цепочке, и неловко уронил их прямо под ноги Пашке. Дрожа от ужаса, он подобрал их, хотел вернуть солдату, но силуэты стали растворяться в тумане. Паша держал в руках тяжелый хронометр, желтый металл приятно холодил вспотевшую руку, механически он нажал на какую-то кнопку, и крышка открылась. Стрелки показывали три часа, но через секунду, они стали вращаться в другую сторону, и у Паши появилось непреодолимое желание вернуть их хозяину. Он бросился за растворяющимся в тумане обозом, но никак не мог преодолеть двадцать метров, отделяющих его от последней телеги. Сначала он шел, а потом бежал все быстрее и быстрее, тело было разгоряченным, но вокруг стоял мертвенный холод, и только дыхание бегущей рядом собаки, подсказывало ему, что он все еще жив. Бежали они долго, уже небо стало светлеть, и тут выбившийся из сил Паша споткнулся о корень и полетел носом вперед, отбросив в сторону хронометр. Он встал, потирая ушибленное колено, и обнаружил себя возле той самой старой березы, где он упал перед тем, как попасть в эту передрягу с параллельной реальностью. В душе затеплилась робкая надежда. Сквозь сгущающийся туман он различил силуэт собаки, которая подобрала часы и пыталась проскочить к нему через раздвоенный ствол дерева. У нее это не получилось. Паша хрипло сказал: «Ты, это… Часы нашим отдай. Они, наверное, их искали». Беня встала на задние лапы, отдала честь и удалилась, гордо виляя хвостом. «Да уж, теперь с ней сладу вообще не будет, она теперь – главный герой. Только дойдет ли? Дойдет!» – думал Паша, медленно бредя по знакомому лесу. Никогда он не думал, что будет с умилением смотреть на мусор, оставленный туристами, но сейчас, это была для него самая прекрасная картина, ведь это значило, что он вернулся. Но расслабляться было еще рано. Что там дома? Все ли живы? Ждут ли его? С диким волнением он толкнул калитку, огляделся. Все было как в тот день, когда он был здесь последний раз. На веранде стояла корзинка с груздями, и земля на них даже не засохла. На столе он увидел пачку сигарет и с наслаждением закурил. «Интересно, какой сегодня день?» – размышлял Паша. Он поставил телефон на зарядку и набрал номер Киссона. Ему не ответили. Набрал маму. Услышал родной голос: «Привет, сынуля! Как дела?» Мама говорила как всегда, значит, ничего не знает. И знать ей не надо. Поболтав о здоровье и погоде, он отключился. За воротами послышался шорох шин, подъезжающего автомобиля. Через минуту он увидел Ольгу, свою Ольгу, коротко стриженую блондинку. Со всех ног он бросился к ней, прижал к груди, почувствовал родной запах, в глазах защипало. В это время в машине бесновались Беня и кот, требуя немедленно их выпустить, слава Богу, не используя человеческий язык. Ольга с удивлением посмотрела на мужа и спросила:
– Что-то случилось? По какому поводу такие нежности?
– Просто соскучился.
– За два дня? Совсем тут одичал. Давай, зверей выпустим, а то сейчас весь салон разнесут.
Она открыла машину, кот и собака побежали по своим делам, как делали это всегда, приезжая на дачу. Киссон вытащила сумки с продуктами. Паше хотелось сейчас же рассказать обо всем, что с ним приключилось, эмоции просто распирали его. Но он сдержался, подумал, что вот вечером они растопят камин, нальют по бокалу красного вина, и тогда он медленно и подробно вспомнит все, и Киссон, конечно, поверит ему и все поймет. А пока он пошел в сарай, достал там старую косу-литовку и стал править ее. «Все. Больше никаких электрических газонокосилок на нашем участке не будет», – решил он.








