Текст книги "Вуаль темнее ночи"
Автор книги: Ольга Баскова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Ольга Баскова
Вуаль темнее ночи
Глава 1
Дмитрий Новиков проснулся поздно ночью от какого-то шума в квартире. Он свернулся калачиком на постели и прислушался. Казалось, кто-то ходил по детской, где сейчас никого не было: жена с двумя дочерьми гостила у матери в Залесске. Дмитрий слышал, что пустые квартиры и дома всегда полны разных звуков, и постарался снова погрузиться в сон. Однако это ему не удалось. В детской явно кто-то был, и этот кто-то, кажется, даже пытался сдвинуть с места кроватку младшей девочки. Мужчине стало страшно.
– Этого не может быть! – попытался он успокоить себя. – Здесь никого нет.
Тем не менее он сжался под одеялом. И явственно услышал, как скрипнула дверь. Кто-то вышел из комнаты дочерей и направлялся по коридору в спальню, где на кровати свернулся калачиком хозяин, дрожавший от страха.
– Но сюда никто не мог войти, – от этих слов ему не полегчало. И сам ночной гость делал все, чтобы хозяин его услышал. Новиков накрылся с головой и принялся шептать молитвы, ругая себя за то, что не слушал жену и не часто посещал церковь. В памяти воскресла только «Отче наш», и Дмитрий принялся читать. Однако это не помогло. Теперь скрипнула дверь в спальню, и сквозь щель он увидел в дверном проеме высокую фигуру в черной шляпе и длинном черном пальто. Свет от фонаря падал на ее лицо, закрытое вуалью.
– Этого не может быть, – снова произнес Дмитрий и затаил дыхание. Фигура в черном немного постояла у входа и повернулась спиной. Тяжелые шаги возвещали о том, что незнакомка (он не сомневался, что это была женщина) направилась к входной двери. И действительно, вскоре он услышал, как входная дверь захлопнулась. Новиков еще немного полежал, прислушиваясь к стуку собственного сердца, потом вскочил с постели и побежал в коридор. Если это все ему померещилось, хотя он сегодня не употреблял алкоголь или какое-нибудь лекарство, способное вызвать галлюцинации, то дверь будет заперта. У них не английский замок, это во-первых. Во-вторых, без ключей в квартиру не проникнуть. Зажмурив глаза, Дмитрий потянул на себя тяжелую дверь. Она поддалась легко. И он убедился: все, что ему довелось видеть сегодня, – не сон. Стиснув зубы, Новиков запер дверь и набрал номер полиции. Дежурный отозвался бодро, и мужчине стало легче.
– Ко мне проникли в квартиру, – прошептал он и не узнал собственного голоса. На том конце равнодушно поинтересовались:
– Воры?
– Я не знаю, – пролепетал Новиков. Полицейского такой ответ не обрадовал:
– Как это не знаете? У вас в квартире посторонние? Или я чего-то не понимаю?
– Она уже ушла, – Дмитрий взял трубку городского телефона и прошел в детскую. Все стояло на своих местах. Впрочем, это было не совсем так. Кровать младшей дочери все же немного сдвинута.
– Она передвинула кровать дочери, – сказал Новиков. Дежурный раздраженно дышал в трубку:
– Кто она?
– Та, которая приходила ко мне сейчас, – пояснил хозяин, сам удивляясь, до чего по-идиотски звучит каждое его слово.
– У вас что-нибудь украли? – спросил дежурный. Новиков достал шкатулку, где находились драгоценности жены и деньги, и пересчитал купюры. Все было на месте.
– Ничего не украли, – проговорил он. – Понимаете, она неизвестно как проникла в мою квартиру, немного сдвинула кровать дочери, появилась у меня в спальне и потом ушла. Я не знаю, откуда у нее ключи.
Полицейский уже не скрывал своего раздражения:
– Так кто это был?
– Женщина, – попытался объяснить Дмитрий. – Вся в черном. В шляпе с вуалью и длинном пальто.
На том конце хихикнули:
– Ты пьяный? Какого черта сюда звонишь? Иди протрезвей.
– Но я не пьяный и не наркоман. – Новиков еще надеялся, что его поймут. – Я проснулся и увидел в своей квартире эту женщину.
– А чертей ты случайно не видел? – снова усмехнулся дежурный и потом сурово сказал: – В общем, так: чтобы ты сюда больше не звонил. Возможно, сейчас кого-то грабят или убивают, а я валяю дурку с тобой. Пошел к черту.
В трубке раздались короткие гудки. Дмитрий положил ее и сел на кровать. Он понял: его рассказу, возможно, не поверит даже жена.
* * *
Лидия Алексеевна Мирбах полусидела на подушке в кровати, погруженная в тревожные раздумья. Несмотря на позднее время – за полночь, спать не хотелось. Женщина думала о своей дальнейшей жизни и о судьбе дочери и внука. Вот уже несколько лет, как она узнала о своем диагнозе – остеопорозе, который прогрессировал с каждым годом. Боли в ногах постепенно приковывали к постели. Она давно уже не выходила на улицу и просила молодую соседку купить ей необходимые продукты. Дочь появлялась редко, только по выходным, но Лидия Алексеевна на нее не обижалась. Ее девочка сама воспитывала ребенка, оставшись без мужа, и хотела, чтобы у лишенного отцовской заботы парня было все. Мирбах подумала о нелегкой жизни подростков, родители которых не зарабатывают большие деньги. Кругом столько соблазнов, их сверстники ходят с дорогими мобилками, облаченные в дорогие шмотки, разъезжают на дорогих машинах. А что остается им? Смотреть и завидовать? Если бы только так. Но ведь самые бедные становятся всеобщим посмешищем, изгоями. Вот дочь и пахала на нескольких работах, пытаясь одеть и обуть сына. Нет, Машу она не осуждала. Зато Андрюшку, внучка, осуждала по полной. С одной стороны, соблазнов действительно много, и не у каждого родителя есть деньги, чтобы удовлетворить все запросы отпрыска. Но, с другой стороны, и заработать самому сейчас тоже можно. В конце концов, устройся продавцом в палатку на лето, раздавай рекламные проспекты… Она видела на улицах бойких девушек и юношей, что-то усердно предлагавших проходившим мимо людям. А ведь они ничем не хуже Андрея. Однако внук категорически не желал пошевелить и пальцем, зато целыми днями просиживал за компьютером и ее не навещал. Однажды она попыталась воздействовать на него другим методом.
– Знаешь, Андрей, – сказала ему Лидия Алексеевна по телефону, – у меня совсем отказали ноги. Ты мог бы мне очень помочь, если бы после школы сбегал на рынок или в магазин. А я бы подкинула тебе денег из своей пенсии.
Парень фыркнул в трубку:
– Бегать за твои копейки? Что я на них куплю? Билет на автобус? Отвяжись, бабка.
Но однажды он сам возник на пороге – растерянный, какой-то растрепанный и, задыхаясь, проговорил:
– Давай я сбегаю в магазин или на рынок. Куда тебе нужно?
Она дала ему список продуктов и деньги. Парень явился довольно быстро, впрочем, выполнив ее поручение. Она к тому времени кое-как поднялась с кровати и приготовила чай с оладьями. Андрей пил, угрюмо поглядывая на бабушку.
– У тебя какие-то проблемы? – поинтересовалась Лидия Алексеевна. Он мрачно кивнул:
– Хуже некуда. Только ты можешь помочь.
Старушка вздрогнула:
– Какие проблемы?
Он опустил глаза:
– Я всегда мечтал иметь мотоцикл, ну, ты же знаешь, с детства просил у матери мопед, но у вас вечно не было денег. И тогда я занял у приятеля и купил мотоцикл. Мать о нем ничего не знала. Она бы заставила меня вернуть его в магазин.
– Сколько? – спросила женщина. – Возможно, я подкину тебе из своих гробовых.
Он рассмеялся:
– Да твоих гробовых и на колеса не хватит. Я был дураком и занял под большие проценты, так хотелось его иметь. Это огромные бабки, бабуля.
Лидия Алексеевна дернулась на стуле:
– Если это огромные деньги и мы с матерью ничем не можем помочь, верни мотоцикл в магазин.
Андрей усмехнулся:
– Я бы так и сделал, только нечего возвращать. Позавчера я попал в аварию и расколотил его вдребезги.
Женщина охнула:
– Ты не пострадал?
– Пара царапин, – он махнул рукой. – Сдается, это была подстава.
– Как подстава? – Мирбах не разбиралась в жаргоне.
Андрей побледнел:
– Ну, понимаешь, тот парень, который одолжил мне деньги… Он давно требует вернуть сумму назад, а я все кормил его завтраками. Я не вернул бы такую сумму никогда, разве что если бы произошло чудо.
– Зачем же тогда брал? – удивилась бабушка.
В его серых глазах вспыхнула злость:
– Я сказал: мне давно хотелось. У одних есть все, а у меня нет ничего. Я тоже хочу хоть что-нибудь.
– Но у тебя есть хороший мобильный, компьютер последней модели, мне говорила мама. И одет ты неплохо, – возразила бабушка.
– А я решил иметь мотоцикл, – упрямо твердил он. – Но ты меня не дослушала. Я не нарушал правила. Эта машина вдруг выскочила из переулка. Только этот гад знал, что в это время я езжу на свидание к Светке по улице Гоголя. Я врезался в джип и разбил мотоцикл. Он уже не подлежит ремонту. Однако с меня требуют еще и за джип. В общем, я влетел по полной.
У Лидии Алексеевны закололо сердце.
– Что же делать? – спросила она.
– Они дали мне неделю сроку, – признался Андрей. – Я вижу только один выход и сейчас его озвучу. Только прошу: не ори на меня, сначала хорошо подумай.
Женщина развела руками:
– Я не собираюсь на тебя орать. Говори.
– Ты продаешь эту квартиру и переезжаешь к нам, – выпалил внук. – Ведь все равно я ее наследник.
Это заявление ошарашило старушку. Нет слов, она завещала бы квартиру дочери и внуку, но тут выходило, что внук будто ждал ее смерти. Ее охватило чувство протеста.
– Никогда! – заявила она. – Эту квартиру дали твоему деду. Она дорога мне. Вот когда я умру, можешь делать с ней что хочешь. Но пока я жива, ты ее не продашь. Я хочу умереть здесь.
Андрей, не стесняясь, сплюнул на пол:
– Так и знал, что ты старая эгоистка. Еще раз объясняю тебе более понятным языком: я могу не дожить до оглашения твоего завещания. Получается, ты своим упрямством желаешь именно этого. Если я не верну долг в назначенный срок, они меня убьют.
Она молчала. Внук решил сменить тактику. Он встал со стула, подошел к бабушке и опустился на колени:
– Ну, прошу тебя. Ты допустишь, чтобы меня убили?
– Обратись в полицию, – посоветовала Мирбах. – Мы можем что-нибудь продать. А на оставшийся долг проси отсрочку.
Андрей рассмеялся:
– Отсрочку? Да они скорее прикончат меня, чем согласятся ждать. Понимаешь, – вдруг откровенно сказал он, – они уже собирались убить меня. Но я купил себе жизнь, пообещав твою квартиру.
Она оцепенела и уставилась на него, как на незнакомого человека. Парень дотронулся до ее руки:
– Я буду ухаживать за тобой, как самая профессиональная сиделка, если ты поможешь мне.
Когда Лидия Алексеевна обрела дар речи, она приосанилась и произнесла:
– Пошел вон. Иди поработай хоть раз в жизни.
Теперь оцепенел Андрей. Он привык видеть бабушку сюсюкающей с ним и всегда исполняющей его желания. А тут перед ним сидела незнакомая женщина.
– Что? – изумился он.
– Пошел вон, – повторила Лидия Алексеевна. Он задрожал и опрокинул чашку с чаем.
– Чтоб ты сдохла, старая, – пожелал он ей на прощанье.
Лидия Алексеевна откинулась на спинку стула и заплакала. Весь день она не находила себе места. Если ситуация такова, как обрисовал ее Андрей, у них действительно единственный выход. А если он просто лжет и пытается выманить у нее деньги? А ведь квартира была дорога ей в самом деле. В девяностые годы ее муж, начальник отдела в городской администрации, получил ее, и они переехали сюда. Квартира была шикарная, трехкомнатная, в центре Приреченска. Такая не светила бы им даже при хорошей должности супруга, но с бывшей ее хозяйкой случилась неприятность, и таким образом они оказались ее владельцами. Думая об Андрее, женщина уже была готова уступить ему, позвонить дочери, однако разум подсказывал: нужно все хорошо выяснить. А если Андрей лжет? Если деньги понадобились ему вовсе не на покрытие долгов за мотоцикл, а, скажем, на азартные игры или наркотики? Нет, необходимо обо всем поговорить с дочерью и попытаться каким-то образом решить проблему. Возможно, не так страшен черт, как его малюют. Эта мысль как-то успокоила женщину, и она даже задремала, однако потом проснулась и уже больше не смогла заснуть. Картины одна страшнее другой рисовались ее воображением. А вдруг Андрея уже убивают? Но нет, не может быть, Маша бы позвонила ей, что он не явился вовремя домой. Находясь в горестных и тревожных раздумьях, женщина услышала, как скрипнула входная дверь. «Неужели Андрей вернулся?» – подумала она. У внука были ключи от этой квартиры. Если это Андрей, сейчас включится свет в прихожей, и он начнет искать тапочки. Однако свет не загорелся, но послышались чьи-то тяжелые шаги. Лидии Алексеевне стало по-настоящему страшно. Почему-то вспомнились слова внука: «Чтоб ты сдохла». Вдруг он пришел ее убить? Такое случается сплошь и рядом, если верить криминальным сериалам.
– Андрей? – Ей хотелось крикнуть, но голос прозвучал хрипло и надрывно. Из темноты никто не отозвался.
– Ты пришел свести счеты с бабкой, я знаю, – проговорила она. – Что ж, я к этому готова. Если тебе позволит совесть…
Мирбах ожидала появления внука на пороге своей комнаты, но вместо него возникло странное существо. Это была высокая женщина, одетая в длинное черное пальто и шляпу с черной вуалью.
– Что вам нужно? – пролепетала Мирбах. Дама не ответила. Она немного постояла на пороге, прошла в другую комнату, потом направилась к выходу, и вскоре ее шаги стихли на лестнице. Лидия Алексеевна лежала ни жива ни мертва. Кто эта женщина? Что ей было нужно в ее квартире? И как она вообще сюда попала? Ведь дверь была заперта… Впрочем, в последнем она усомнилась. Последним, кто выходил из ее квартиры, был Андрей, а вот запер ли он за собой дверь, она не помнила. Даже если и запер, то вполне мог дать ключи какой-то даме, чтобы она явилась ночью к бабушке и напугала ее до смерти. Да, скорее всего, так и есть. Вот паршивец, негодяй, молодой бездельник! Теперь уж он точно ничего от нее не получит. И разговаривать она больше с ним не будет, просто не пустит в квартиру. Мирбах усилием воли заставила себя встать и подошла к двери. Она заперла ее на все замки, повесила цепочку. Вот теперь его друзья сюда не войдут, как и он сам. А завтра она позвонит Маше и устроит ей. Хорошего же человека они с ней воспитали!
* * *
Эдик Васин, молодой журналист из журнала «Промоушен-тайм», созданного недавно женой одного предпринимателя, единственного в городе журнала с глянцевой обложкой, освещавшего жизнь Приреченска и его обитателей, которые вызывали интерес горожан, вернулся с затянувшегося корпоратива. Голова раскалывалась. Видно, водка, принесенная его коллегой, оказалась невысокого качества.
– Ну, Рюмшин, гад ты ползучий, – пробормотал парень. Дело было в том, что они скинулись на выпивку и закуску и поручили его приятелю, фотографу Петьке Рюмшину, сбегать в гастроном и купить продукты хорошего качества. Рюмшин пообещал, однако вместо сервелата купил вареную колбасу, вместо шампанского – одну водяру, но утверждал, что она очень дорогая и он потратил на нее почти все деньги. Тогда ему все же поверили, однако теперь Эдик в этом сомневался. От хорошей водки не мутнеет голова и не тошнит. Скорее всего, друг сэкономил, чтобы присвоить деньги. Конечно, это не лезло ни в какие ворота. Гнев вызвал новый приступ тошноты. Промучившись таким образом, Эдик собрался встать с постели, глотнуть воды и очистить желудок, и уже привстал, как вдруг услышал, что входная дверь открылась и в коридоре послышались чьи-то шаги.
«Это еще что такое?» – подумал он. Васин был не робкого десятка, к тому же водка придала ему храбрости. Надев тапочки, он вышел в коридор, припоминая, запер ли дверь. В коридоре возле вешалки стояла высокая женщина. Длинное черное пальто скрывало фигуру, а старомодная шляпа с вуалью – лицо. Минуту они молча смотрели друг на друга.
– Как вы сюда попали? – поинтересовался Васин. – И что вам здесь нужно? Сейчас уже позднее время, и я не принимаю.
Она пошатнулась, подалась вперед, и его окатило волной страха. Он хотел сказать, чтобы она убиралась ко всем чертям, однако язык прилип к гортани. Дама постояла еще минуту, направилась к двери и вышла в коридор. Эдик словно застыл в прихожей, потом опомнился, запер дверь и пошел в ванную. Там он подставил голову под струю холодной воды, вдоволь напился и побежал в туалет. После этой процедуры стало намного легче, и Эдик задумался о непрошеной гостье. Кто она такая? Как тут появилась? Неужели Рюмшин подмешал в водку какой-нибудь галлюциноген? Скорее всего, так и есть, потому что Эдик не уверен, реальная ли дама стояла перед ним. Надо было хотя бы дотронуться до нее. Завтра он покажет этому Рюмшину. Будет у него бледный вид! От этой мысли Эдику стало легче. Он отправился спать и заснул, как только коснулся головой подушки.
Глава 2
Первые весенние дни в Приреченске выдались довольно холодными, хотя в воздухе уже чувствовалась весна. Снег все еще лежал сугробами вдоль дорог и местами ослепительно блестел на солнце, но снежные покровы все больше захватывала влажная корка, все более хрупкими становились затянутые по утрам тонким льдом лужи, оттаивающие к полудню под воздействием солнечных лучей. Воздух еще по-прежнему холодил лицо и руки, временами случались снежные метели. Но какими бы сильными они ни были, непогода быстро уходила, и вновь прорезали небо яркие, теплые лучики солнышка. Ведущий артист приреченского театра Роман Бучумов, тридцатилетний белокурый голубоглазый красавец, «пришвартовал» свой сверкающий чистотой джип «Чероки» возле здания и, взглянув на часы, вылез из салона и закрыл переднюю дверцу. До спектакля оставалось еще довольно времени, чтобы привести себя в порядок. Он вдохнул полной грудью, ловя восхищенные взгляды проходивших мимо женщин, и уже сделал было шаг к ступенькам театра, как вдруг неизвестно откуда вынырнувший парень, с грязными слипшимися волосами, неряшливо и бедно одетый, в «дутой» куртке с заплаткой на спине схватил его за руку. Роман гневно посмотрел на него:
– Слушай, что тебе нужно? – недружелюбно поинтересовался артист, пытаясь освободить руку. – Не путайся под ногами, у меня скоро спектакль.
Незнакомец осклабился:
– А мне по фигу твой спектакль. Я брат Зины.
Бучумов наморщил лоб, всем своим видом показывая, что не припоминает никакой Зины. Это разъярило парня.
– Ты спал с моей сестрой и обещал жениться, – констатировал он. – И не строй из себя невинную овцу. Тебе даже не идет.
– А я никого и не строю, – Роман начал озираться по сторонам. На его счастье, возле театра никого не было, еще не хватало, чтобы их разговор услышали. Парень замахнулся. Кулаки у него были дай боже.
– Значит, не помнишь мою сестричку?
Бучумов понял: он не сможет долго отрицать то, что было на самом деле. В любом случае следовало признаться.
– Да. Я ее вспомнил.
Перед его глазами действительно появилась легкая фигурка рыжеволосой веснушчатой девушки, довольно хорошенькой, даже если учесть тот факт, что веснушчатых он не любил.
– Допустим, я ее вспомнил. Что дальше? У нас все было по согласию. Спроси ее, если мне не веришь.
Незнакомец оскалил зубы. Они были длинные и неровные. От него пахло перегаром.
– Правильно, по согласию. Только вспомни еще одну штуку. Ты обещал ей жениться, иначе она не позволила бы тебе к себе прикоснуться. Зина ведь говорила тебе, что она девушка?
Яркие лучи солнца слепили глаза. Роман закусил губу. Брат рыженькой Зины действительно не обманывал. Вернее, его не обманывала Зина. Она предупреждала его, что девственница, а он, разгоряченный вином, наверное, пообещал ей жениться. Парень внимательно наблюдал за изменениями выражения его лица и удовлетворенно кивнул:
– Вот так-то, Том Круз ты наш… я даю тебе неделю, чтобы решить вопрос с моей сестрой. Если на данный момент у тебя другие планы, меня они не интересуют. Ты женишься, или, клянусь, я плесну когда-нибудь из-за угла тебе в морду кислотой. Тогда со своей актерской карьерой можешь распрощаться. Да и с ролью городского героя-любовника тоже. Все бабы станут шарахаться от тебя. Ну, ты понял?
Роман побелел. Этот парень явно уголовного типа не шутил.
– Я не слышу – да или нет?
Бучумов мог сказать «да», только чтобы оттянуть время, однако он счел благоразумным этого не делать. Такой тип потом достанет его из-под земли. Молчание артиста не понравилось брату Зины.
– Значит, ты так…
Огромный кулак снова был занесен над его головой, и Роман трусливо зажмурился, думая, как неприглядно он сейчас смотрится. Ведь его поклонницы привыкли видеть кумира эдаким мачо. Внезапно железная хватка незнакомца ослабла.
– Что тут происходит? – услышал Роман знакомый голос и открыл глаза. Сильную руку брата Зины перехватила еще более сильная, его коллеги Валерия Руденко.
– Что тут происходит? – повторил Руденко. Брат Зины смерил его недобрым взглядом.
– Кто этот урод? Твой друг? Только он тебя не спасет.
– Вызвать охрану? – поинтересовался Валерий.
Парень сплюнул:
– Пошли вы оба к черту. А тебя, красавчик, я предупредил. Если за неделю не сделаешь по-моему, готовься стать таким же уродом, как твой приятель, даже еще страшнее. Ни один театр не возьмет тебя даже на роль Бабы-яги, – он дернул плечом, круто развернулся и зашагал по улице.
– Неприятности? – спросил Руденко.
Роман потер болевшее место на плече.
– Один ненормальный. Понимаешь, у меня была интрижка с его сестрой. Просто интрижка – и ничего более. Все произошло по взаимному согласию. Я не обещал повести ее под венец. А теперь он требует именно этого. – Бучумов нажал кнопку брелока, поставил машину на сигнализацию. – Но не думай об этом. Я сам решу свои проблемы. Он, негодяй, и тебя оскорбил. Тебе неприятно?
Валерий усмехнулся:
– Представь себе, нет. Я привык. Правда, моя внешность сломала мне жизнь. Ведь, согласись, я талантливее многих наших актеров.
Роман кивнул, причем вполне искренне. Он действительно считал Валерия прекрасным актером, которому не давали роли из-за его внешности.
– А что у тебя с лицом? – поинтересовался Роман.
Руденко махнул рукой:
– Глупо, но все произошло из-за любви моей мамы ко мне. В двенадцать лет одолели огромные прыщи, и мать повела меня к косметологу. Раньше было не то что сейчас. Хорошие специалисты попадались редко. Лучше бы эти прыщи не трогали. А косметолог за плату, разумеется, попыталась меня от них избавить. Вот и получил я благодаря ей лицо, изъеденное оспой.
Они медленно поднимались по ступенькам в здание театра, считавшегося одним из самых красивых зданий города, возведенных по проекту французского архитектора. Это здание было исполнено в стиле барокко. Над фасадом водрузили скульптурную группу, изображавшую музу Мельпомену, сидевшую в колеснице, запряженной четырьмя пантерами. По фронту театра установили бюсты классиков литературы и музыки. А уж внутреннее убранство радовало глаз самого придирчивого зрителя. Зрительный зал украсили лепным орнаментом с тонкой позолотой. Купола, колонны, арки, скульптуры и подсвечники прекрасно гармонировали друг с другом. Сиденья и ложи обили бордовым бархатом. Зеркала оправили в позолоту. Подняв голову, зритель застывал от восторга при виде расписного потолка. И, как главная достопримечательность, зал освещала огромная хрустальная люстра, украшенная множеством ажурных деталей.
– Все-таки наш театр – один из самых красивых, – Роман постепенно приходил в себя после неприятной сцены. Его щеки начинали розоветь. Валерий кивнул:
– Да, очень красиво. Я всегда гордился тем, что здесь работаю, несмотря на роли, которые мне давали.
– Привет, ребята, – к ним подскочила костюмер Лариса, юркая маленькая блондинка лет сорока со вздернутым носом. Поздоровавшись с обоими актерами, она едва посмотрела на Руденко и обратилась к Бучумову:
– Ну, что, Роман, вы довольны костюмом? У вас нет жалоб или пожеланий?
Красавчик расплылся в улыбке:
– Разумеется, доволен, – ответил он.
Она зарделась:
– Очень приятно слышать. Знаете, похвала…
– Да, знаю, – отмахнулся Бучумов. – Нам нужно в гримерку.
– Да, конечно, – кивнула женщина. – А потом мы начнем с вами работу.
– Несомненно.
Глядя на них, Валерий усмехнулся.
– Ты знаешь, что ты первый, перед кем она так распинается. Обычно к ней на кривой козе не подъедешь.
Роман пожал плечами:
– Ну и черт с ней. Кстати, это ее работа, и не моя вина, что до меня вы не ставили ее на место.
Они зашли в небольшую гримерную, и гример, женщина неопределенного возраста, сама очень искусно загримированная, принялась колдовать над ними. Когда она закончила, принеслась костюмерша Лариса и придирчиво осмотрела актеров, разумеется, больше сосредоточившись на Романе:
– По-моему, все отлично.
– По-нашему, тоже, – Бучумов посмотрел на огромные настенные часы. – Кажется, нам скоро выходить на сцену. – Если вам не трудно, Лариса, оставьте нас с приятелем наедине. Нам нужно сосредоточиться перед выходом.
Ларису бесцеремонно выпроваживали, однако она не обиделась:
– Ладно, раз так, я вас оставлю. Успеха, ребята.
Когда она ушла, Валерий повернулся к Бучумову и произнес:
– Я еще раз хочу сказать тебе спасибо.
– Опять? – изумился тот. – Сколько можно?
– Я готов повторять тебе это снова и снова. – Руденко уставился на свое отражение в большом зеркале. – Благодаря тебе я наконец-то получил нормальную роль. Хотя ты и сам говорил: мол, я талантливее некоторых ведущих актеров нашего театра, а ведь мне даже театрального образования не удалось получить. И все из-за проклятого лица. Учась в десятом классе, я посещал театральную школу, и педагог, известная актриса Пономарева, ну, которую потом убили, все время твердила мне: «Вы очень талантливый мальчик. Правда, внешность может сыграть с вами неприятную штуку, но вы все равно идите к цели». И я шел, однако все бесполезно. Ни в одно театральное училище меня не приняли.
Роман уставился на коллегу:
– Как же ты попал в театр?
– У моей матери здесь работала подруга художником-декоратором. Она и устроила меня сюда, – он горько хмыкнул. – Представляешь, какие мне давали роли? Ну, какие у нас называют «кушать подано». Ох, это было большое унижение. И только ты первый раз за всю мою жизнь пробил мне нормальную роль. Почти главную. И я не устану благодарить тебя.
Бучумов пожал плечами:
– Не за что. Я обещаю, что пробью тебе еще не одну хорошую роль. Знаешь, я сказал нашему режиссеру: либо я играю с Руденко, либо ищите другого на главную роль, я на сцену не выйду. Ну, а он дорожит моей популярностью. Но это во-вторых. А во-первых, он знает: ты прекрасно справишься. После первого спектакля режиссер мне сам это сказал.
Глаза Руденко загорелись:
– Что, так и сказал?
– Вот именно.
– Здорово. В общем, я навек твой должник, – заметил он.
В дверь постучали, и ворвалась молодая актриса, игравшая роль Лауры и донны Анны, Таня Ратушная. Валерию всегда казалось, что Бучумов к ней неравнодушен. Впрочем, и она проявляла к нему интерес, несмотря на мужа, работавшего в театре помощником режиссера.
– Ну, мои дорогие, – произнесла она, как и костюмер, обращаясь больше к Роману. – Мне сказали: зал будет полон. Билеты все распроданы. Весь город так и прет на тебя, Ромочка. Ты готов, как всегда, продемонстрировать великое театральное искусство?
– Только ради тебя, – он послал ей воздушный поцелуй. – А твоему муженьку нравится?
Она пожала плечами:
– В общем, да. А как вам его идея? Это он предложил нашему главрежу некоторые новшества в трагедии «Каменный гость», где мы с вами главные исполнители.
– Финт с кинжалом в конце? – догадался Руденко. – Ведь у Пушкина статуя Командора убивает дона Гуана по-другому.
Девушка кивнула:
– Совершенно верно, только неизвестно как. Володя считает, что они равны по силе и что Дон Гуан мог победить Командора каким-нибудь вероломным способом. Поэтому когда Командор обращается к тебе с просьбой дать руку, он неожиданно вытаскивает кинжал и убивает Дона Гуана. Как по-вашему?
Бучумов пожал плечами
– Вообще, если честно, не очень. Классиков нельзя переделывать. На то они и классики. И откуда у статуи кинжал? Я всегда считал: Дон Гуан умер от испуга. У него разорвалось сердце.
Таня смутилась:
– Я не согласна. Во-первых, каждый понимает произведение по-своему. Поэтому и существуют Гамлет Высоцкого и Гамлет Смоктуновского. Валерий, а вы как считаете?
– Наверное, каждый из вас прав, – задумчиво проговорил Руденко и постарался сменить тему. – Ребята, нам скоро на сцену. Лучше скажите, что нужно делать, чтобы хорошо сыграть? Знаете, Танечка?
Татьяна задумалась.
– И тут все зависит от актера. Я вот недавно записи Аллы Демидовой читала. Она тоже так думает. А все потому, что существуют разные актеры. Ну, как люди. Один за сутки до спектакля уже никого не принимает, отключает телефон и целиком погружается в предстоящую работу. Другой может за три минуты до выхода на сцену курить, рассказывать анекдоты… А еще она говорит: многое зависит от роли. Когда Демидова готовится к «Гамлету», она сидит дома и к телефону не подходит, потому что Шекспир требует полного растворения в своей драматургии, аскетичности, подготовленности. Даже чисто физиологически. И надо входить в эту роль чистой. А для других ролей, наоборот, Демидова советует больше уставать. И для многих ее коллег все зависит от роли. Астангов перед ответственным монологом опускал руки в горячую воду; Щукин, когда играл Егора Булычева, перед выходом на сцену прослушивал Шаляпина: «Уймитесь, волнения, страсти…»
Руденко улыбнулся:
– Интересно. А еще я слышал, что у каждого актера имеются свои привычки.
– Да, – продолжала Таня. – Смоктуновский рассказывал, что он перед «Идиотом» заливал кипяченое молоко в термос и брал с собой на спектакль. Когда его спрашивали: «Зачем?» – он отвечал: «Вкусно!»… А я делаю, как Алла Демидова – перед самым выходом на сцену очень сильно тру ладошку о ладошку и потом разогретые энергетически руки прижимаю к горлу.
– Правда? – удивился Роман. – Тогда буду брать с тебя пример. Ты же все-таки жена режиссера. Твой Володя тебе нет-нет да что-то хорошее посоветует.
– Бери, кто тебе мешает? – Она бросила взгляд на часы. – Ой, ребята, айда на сцену. Скоро начало.
Они вскочили со стульев и помчались на сцену. Режиссер Олег Ходынский, высокий тощий мужчина лет пятидесяти, с длинными волосами, давал последние напутствия. Олег Ходынский был популярен в Приреченске не менее Бучумова. С его приходом в приреченском театре произошли перемены к лучшему, хотя горожане относились к его деятельности, мягко говоря, неоднозначно. Оценить масштаб его режиссерского дарования смогли по нашумевшим премьерам «Светит, да не греет» Островского и чеховским «Трем сестрам». Последняя постановка, мягко говоря, шокировала воспитанную в традициях достаточно консервативной театральной школы публику, расколов поклонников Мельпомены на два лагеря: одни восхищались новым прочтением классики и смелостью режиссерского почерка Ходынского, другие (не последние, прямо скажем, люди в театральной среде города) заявили: «Чтобы на нашей сцене такого не было!» Однако черный пиар тоже есть пиар, и подобные закулисные разговоры ему ничуть не повредили. Многие подумали: значит, творчество этого художника не оставляет зрителя равнодушным, ибо ничего нет страшнее для театра, чем равнодушие, и толпой повалили на постановки. Ходынский от удовольствия причмокивал. Он дал себе слово создать сильную труппу и всячески держал его. Бездарные и блатные покинули театр, их место заняли настоящие таланты. Главреж заботился о них, никому не давал в обиду. Перед началом каждого спектакля он, как и Роман Виктюк, стремился передать актерам огромный энергетический заряд. Однако это получалось не всегда, и все потому, что режиссер не умел себя сдерживать.