Текст книги "Измена. Проиграть любовь (СИ)"

Автор книги: Ольга Арунд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 17

– Нашла? – кричит папа, услышав хлопок входной двери.

– Что? – мыслями я всё ещё не здесь. – А, да, пап, нашла. На сиденье валялся.

– А мы едим суп, – фыркает он, сидя на стуле спиной ко мне.

Сашка за обе щёки уплетает вчерашнюю домашнюю лапшу, не обращая внимания, что бульон летит во все стороны, а ингредиенты супа разбросаны везде, где только можно, кроме самой тарелки.

– Вижу, – я сажусь третьей и весело улыбаюсь, глядя как умилённо дед наблюдает за внуком. Моя вина, стоило чаще навещать его после смерти мамы! – Пап, ты не опоздаешь?

– Через полчаса выхожу, – откликается он, переводя взгляд на меня. Мне умиления тоже достаётся с лихвой.

– Ну, зачем тебе эта электричка? – я завожу старый разговор. – Подожди до вечера, и я сама тебя отвезу! Всё лучше, чем два часа тащиться по транспортам с пересадками!

– Кир, – папа морщится и встаёт, чтобы вытереть разлитый суп, – мы уже миллион раз это обсуждали! Я не дряхлый старикашка и способен добраться до Крылатовки самостоятельно! Тем более, что ехать в электричке гораздо интереснее, чем час наблюдать за сменяющими друг друга коттеджными посёлками!

– Скакать с автобуса на электричку и обратно, конечно, намного веселее! – за два дня я опустошила практически половину банки кофе. Стоит хорошо так притормозить. То-то у меня руки трясутся, когда сажусь за руль!

– Интересные знакомства никто не отменял! – подмигивает папа, пока я убираю за Сашкой бардак. – В прошлый раз я познакомился с Аристархом Ивановичем, бывшим преподавателем высшей математики и страстного любителя кустовых роз!

– Этот репетитор мне бы пригодился, – мой смешок он уже не слышит, выйдя с кухни.

Уговоры не помогают, и папа всё-таки выходит из дома так, чтобы успеть на двухчасовую электричку.

– Позвони как приедешь!

Он смеётся и в ответ целует меня в лоб.

– Позвоню.

Двери лифта открываются раньше, чем папа нажимает на кнопку и перед нами стоит смущённая Александра Борисовна.

– Здравствуйте!

– Добрый день! – мгновение заминки у всех участников сцены и я отмираю. – Александра Борисовна, познакомьтесь, это мой папа – Игорь Ростиславович. Папа, это Александра Борисовна, Сашкина фея-крёстная!

– Приятно познакомиться, – он улыбается и переводит взгляд на меня. – Кир, я побежал, а то не успею.

– Кира, я вам не помешала? – спрашивает Александра Борисовна как только за папой закрывает двери лифт.

– Нет-нет, что вы придумываете! – я пропускаю её перед собой. – Всё в порядке, я, наоборот, боялась, что вы заблудитесь. Саш, Александра Борисовна пришла!

– Ул-ла! – радостный протяжный крик и сын с трудом вписывается в поворот, чтобы вылететь в прихожую. – Я налисовал слона! С дедой!

– Саш, погоди, я руки хоть помою! – смеётся Александра Борисовна, сопротивляясь тянущему её ребёнку.

– Саша! – мой строгий голос имеет больший эффект и он выпускает ладонь няни.

– Я тебя жду! – и Сашка уносится обратно.

– Извините, – я развожу руками, но Александра Борисовна улыбается.

– Бросьте, Кира! У вас замечательный ребёнок!

– Спасибо. Хотите кофе?

Всё-таки сложно вспоминать о гостеприимстве, когда этот дом уже давно не твой. Чтобы не говорил папа.

– Не нужно, спасибо.

Она идёт на голос Сашки, а я всё же ставлю чайник. Себе.

Пусть папе одиноко, но мы не уживёмся на одной жилплощади, как бы ему не хотелось обратного. Маму я заменить не смогу, а ему станет тяжело привыкать к нашему ритму жизни. Стоит хотя бы зайти на сайт аренды квартир, или поручить это риелтору? До вечера ещё есть время подумать.

– Александра Борисовна, давайте я вам всё покажу, – все равно ждать, пока вскипятится вода.

– Конечно, – она встаёт из-за лакированного стола-книжки, где они с Сашкой снова рисовали. Кажется, мой сын растёт художником.

Краткий экскурс по квартире заканчивается даже быстрее, чем я ожидаю. Оказывается, что Александра Борисовна живёт в точно такой же типовой трёшке, только в другом конце города. Хорошо, что все Сашкины вещи поместились в мой старый шкаф и ей не придётся искать их по всем уголкам теперь холостяцкой квартиры.

– Не переживайте, Кира, мы со всем справимся! Может, вы поедете пораньше? Выпьете кофе в парке, я знаю, там рядом с вашим университетом есть очень симпатичный. Вы выглядите уставшей.

– А знаете, это мысль!

На сборы уходит пятнадцать минут. Благодарно пожав ей руку, я целую Сашку и снова игнорирую лифт, сбегая с девятого этажа со злосчастными босоножками в руке. Самое время навестить обувной.

Вообще, забавно. Я продолжаю пользоваться деньгами Самсонова и всем, что они дают, вместо того, чтобы гордо бросить пластиковые карточки ему в лицо. И ни одна струна в моей душе не звенит совестливо. Месть за измену? Вряд ли есть смысл именно в такой, учитывая, что моих расходов он даже не заметит. Страх остаться без средств? И рада бы в нём признаться, но чего нет, того нет.

Скорее, осознание, что этот комфорт – для Сашки. Пусть Самсонов последняя сволочь, но он остаётся его отцом вне зависимости от обстоятельств, и это я готова подтвердить миллионами тестов ДНК. Хотя, приди ему в голову мысль о проверке, материал я, конечно, сдам, но вряд ли подпущу после этого к сыну.

Рука заносит босоножки над урной у подъезда, но пристальный, истинно НКВДешный взгляд Марии Петровны с пятого этажа заставляет тяжело вздохнуть. Этого лавочные пенсионерки мне точно не простят, и я иду к машине, на ходу снимая её с сигнализации. Придётся специально объезжать двор с другой стороны, чтобы заехать на мусорку, а потом крутиться на массивной Ауди, теряя всякую надежду нормально развернуться на крохотном пятачке у баков.

Может, ну его и сходить пешком? Ради одних босоножек откровенно лень, тем более, когда есть возможность найти мусорный бак где-нибудь по пути к университету. Для меня выбор становится очевиден и симпатичная ярко-жёлтая, но катастрофически неудачная обувь летит на коврик переднего пассажирского сиденья. Чтобы бросалась в глаза и не дала забыть о собственной скорой кончине.

Раздаётся звонок, от которого я дёргаюсь и ударяюсь макушкой о крышу машины. Всего лишь Агата, но последние дни сделали меня откровенно неуравновешенной.

– Да!

– Ты чего шипишь? – хмыкает в трубке подруга.

– Неудачно ударилась, – с прижатой плечом к уху трубкой, я ногой нашариваю порог и задом вылезаю из машины.

– М-м, – многозначительный ответ, – а, скажи-ка, дорогая моя, ты вообще собиралась просвещать меня на тему своего грядущего развода?

– Что? – врать Агате я, конечно, не собиралась, но вот такой открытый наезд говорит лишь о том, что узнала она об этом не лучшим способом.

– Твой Кирилл наведался ко мне лично, переполошив половину офиса!

– Когда успел? – Самсонов работать вообще ходит?! Или ждёт пока его КлутсФин загнётся без чуткого руководства?

– Кира! – раздаётся со всех сторон и я чувствую себя в кинотеатре. – Ты меня не слушаешь! – ворчит подруга и оказывается права, потому что я разворачиваюсь.

– Привет!

Глава 18

– Привет.

– Да что происходит, Кир?! – взрывается Агата.

– Я перезвоню.

– Я тебе помешал? – широко улыбается Вадим.

– Не особо, – я бросаю телефон на сиденье, – а ты за мной следишь?

Первые признаки шизофрении на лицо. Хоффман за мной следит, Самсонов следит, а теперь ещё и Вадим, фамилии которого я не знаю.

– Слежу? – и такое у него лицо, что самое время ехать по своим делам. – Нет, собирался навестить друга, а ты?

– Еду на учёбу.

И вот вроде говорить нам не о чем, но Вадим продолжает стоять и улыбаться, а мне ещё меньше хочется садиться в машину и три часа издеваться над собой под суровым взглядом Глебова.

– Где учишься?

– В Университете имени Горького, на журналистике.

– Серьёзно, – и видно, что он не насмехается, – не ожидал.

– Почему? – и вот, правда, неужели я настолько не похожа на журналистку? Вопрос на кого похожа лучше вообще не задавать.

– Журналистика бывает жёсткой, а ты…

– А я вся такая воздушная и неземная, – морщусь помимо воли.

Кажется, я давно смирилась с тем, что, увидев впервые, меня по-другому не воспринимают, но каждый раз всё равно продолжаю звереть от одних только намёков. Не знаю, кто додумался поместить мою суть в это тело, но ему однозначно было весело. Рост метр шестьдесят пять, светлые волосы, синие глаза, мягкие черты лица и хрупкость последних летних цветов в холодное сентябрьское утро.

Я раздражённо захлопываю за собой дверь машины, но Вадим стучит в окно.

– Что? – спрашиваю, опуская стекло.

– Я не хотел тебя обидеть, – признаётся он. – А вообще, сегодня мне привезли пару килограмм свежайшей говяжьей вырезки и если её не съесть, мясо пропадёт.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Приглашаю тебя и твоего «мы» завтра на ужин, по-соседски. В восемь устроит?

И настолько неожиданно это звучит, что я не могу найти предлог для отказа. Так и сижу молча, хлопая глазами, и напрочь забыв, что ещё немного и не попаду не только в обувной, но и на пару опоздаю. Опять у Глебова.

– Лучше пораньше, – я, наконец, нахожусь с ответом. В восемь Сашка будет уже на половине пути в кровать.

– В семь? – снова улыбается Вадим.

– Хорошо, – выдохнув, я закрываю окно.

До пары чуть меньше полутора часов и покупка обуви больше похожа на набег печенегов на Русь, зато я успеваю войти в аудиторию перед преподавателем. Сегодня вторник и поток студентов значительно поредел – многим из вечерников не удаётся вырваться с работы, хотя кому-то, наверняка, просто не хочется, и я сажусь за вторую парту в левом ряду. Осознать свою ошибку мне приходится очень быстро, когда вместе со звонком входит Хоффман и взглядом выцепляет меня среди полусотни студентов.

Никогда бы не подумала, что меня так подставит стремление сидеть в одиночестве. Хотя какая разница, если и без этого в аудитории хватает свободных мест!

– Привет.

Отсутствие ответа его не беспокоит и двумя движениями он фиксирует перед собой планшет. За весь год с ручкой мне не пришлось увидеть его ни разу, хотя, как и многих и других. Оставшиеся четыре парня нашей группы предпочитают ноутбуки, девчонки зачастую пользуются телефонами или, как Хоффман, планшетами и всего несколько студентов, в число которых и я, записывают лекцию по старинке – в тетрадь.

– Кир. Кира! – через полторы пары слышу я и вздрагиваю, отрываясь от решения задачи. Ломая мозг, я напрочь забыла о Хоффмане.

– М-м? – в моих глазах всё ещё закорючки интеграла, а сама я искренне пытаюсь вникнуть в премудрости высшей математики.

Жаль только, что усердие не учитывается при выставлении зачёта.

– Кир, у тебя ошибка во втором примере, – и вот вроде Хоффман говорит серьёзно, но в глазах откровенное веселье, пусть даже без издевательского уклона.

– А что, есть примеры, где ошибок нет? – я раздражённо фыркаю и, отбросив ручку, тру пальцами переносицу.

До окончания моих мучений всего тридцать минут. Просто досидеть до конца пары и выкинуть из головы все функции, вместе с их интегралами и переменными! Хоффман беззвучно смеётся.

– Смотри, – он подтягивает к себе мои записи и указывает на уравнение в центре, – ты неправильно применила метод подстановки…

Мне приходится придвинуться ближе, но через минуту я забываю о том, что правым боком чувствую бок Хоффмана. Потому что он объясняет, где я допустила ошибку и впервые с начала учебного года мне понятно почему! Каким бы придурком он не был, но умение кратко, но доходчиво пояснить, что не так у него не отнять.

– Хоффман! Самсонова! Это должна была быть индивидуальная работа! – Глебов снова сверкает глазами-ледышками и я возвращаюсь на своё место.

– Простите, – не знаю, услышал ли преподаватель, но какая разница, если мне впервые удаётся решить задание самостоятельно!

Пусть под надзором Хоффмана и после его мини-лекции, но удаётся! И в душе ворочается что-то, напоминающее гордость за собственные успехи.

– К следующей паре закончите примеры. Проверю у каждого! – одновременно с тем, как Глебов захлопывает ежедневник, раздаётся звонок.

Добби свободен! Собираюсь я практически мгновенно и понимаю, что можно было не торопиться.

– Кир, тебе помочь? – я разворачиваюсь к нему с телефоном в руке.

– Хоффман, это мы уже обсуждали.

Пусть его не впечатлила насмешка перед всем потоком, но что-то же она должна была донести до упрямого сознания! Хотя, как показали последующие события, Хоффман – упёртый баран.

– Я про интегралы, – хмыкнув, он кивает на сумку у меня в руке. – Считай, что я предлагаю свою кандидатуру в репетиторы.

– А репетировать мы будем у тебя? Или у меня?

Может, его порыв и можно считать бескорыстным, но столько скрытых опасностей не было даже при составлении брачного договора.

– Можем на нейтральной территории – ресторан, парк, библиотека?

– Хо-оффман! – я смотрю на него и не могу сдержать улыбку.

Вот вроде взрослый мужик, сильный, местами даже опасный, а ведёт себя как мальчишка, и с теми же интонациями зовёт на свидание. Репетиторство, как же! Так и вижу, как мы сидим в университетской библиотеке, практически одни на огромный читальный зал, склонившись на одной тетрадью, и насмешливым шёпотом Хоффман объясняет мне высшую математику. Надолго ли его хватит? Судя по изменившемуся взгляду, ему представляется что-то подобное, вот только, в отличие от него, я не додумываю гарантированное эротическое продолжение.

– Ты серьёзно считаешь, что после твоих откровений я куда-то с тобой пойду?

– Брось, Кир, – основной поток студентов уже сбежал и Хоффман отступает, давая мне место, чтобы выйти из-за парты, – можно подумать раньше ты не догадывалась о «моих откровениях», – он нагло меня передразнивает.

– Так я и раньше не собиралась с тобой заниматься, будь ты хоть трижды гением в математике.

Мы спускаемся плечом к плечу, и почему-то меня это больше не смущает. Помогает определенность в его желаниях и моём отношении? Или тот удар? А, может, всё гораздо проще и причина – в той самой ночи? Когда Вадим, даже не подозревая об этом, ослабил пружину, готовую вот-вот сорваться, и ударить, прежде всего, по мне.

– Но ты ведь хочешь сдать Глебову зачёт с первого раза? – мы останавливаемся, загораживая выход из корпуса, в котором практически никого не осталось.

– Хоффман, ты – не единственный, кто в этом разбирается, не льсти себе!

Он собирается ответить что-то в высшей степени самодовольное, я вижу это в его глазах, но нас прерывают.

– Хоффман! Самсонова! – прямо за нашими спинами стоит недовольный Глебов.

Рот приоткрывается без участия мозга. Потому что на Илье Глебовиче – чёрная косуха. Под которой чёрная же футболка практически облепила явно знающего, что такое тренажёрный зал мужчину, а ещё чёрные джинсы, тяжёлые ботинки и чёрный глянцевый шлем в руке.

– Самсонова, рот закрой! – хмыкнув, советует он. – И вместо Хоффмана займись лучше учёбой.

После того, как мы расходимся в разные стороны, пропуская его, Глебов быстро сбегает по ступенькам. Когда в полном молчании мы выходим вслед за преподавателем, он уже сидит, видимо всё же на своём, мотоцикле.

– Только не говори, что тебя привлекают байкеры! – кривится Хоффман, наблюдая как Глебов надевает шлем. – По-моему комфорт и безопасность предпочтительнее пустого риска.

– Я просто в шоке, Хоффман! – признаюсь ему, не отрывая взгляда от огромного хромированного монстра, выезжающего с парковки.

Рёв мотора, словно специально, чтобы покрасоваться, и Глебов скрывается за поворотом, что неудивительно, с его-то скоростью. Вот это я понимаю выход из зоны комфорта, причём из моей! Меньше всего я ожидала от относительно молодого, относительного стильного, но всё же преподавателя такого финта. Как его на сувениры-то ещё не растащили? Наравне с Хоффманом.

– Кира, подумай над моим предложением, – слышу вслед и оборачиваюсь.

– Хоффман, список твоих предложений увеличивается с каждым днём и меньше всего мне хочется над ними раздумывать!

Всё ещё под впечатлением, я завожу мотор и натыкаюсь взглядом на жёлтое пятно. Заезжать на мусорку мне всё же придётся.

Глава 19

Пакеты предательских шуршат и, стараясь совершать минимум движений, я опираю их о прихожую.

– Кира, это вы?

– Я, Александра Борисовна, – мы натыкаемся друг на друга на выходе из полутёмного коридоре и тихо смеёмся, – всё в порядке?

– Всё отлично, – мы проходим на кухню.

– Так, я вызываю вам такси! Нечего бродить по темноте!

– Какая темнота, Кира! – она смеётся и кладёт руку поверх моей, останавливая. – Тем более, что от вашего дома до моего прямая маршрутка.

– В вашем возрасте и по маршруткам… Хотя, знаете, у меня папа вон тоже развлекается, ездит на дачу с тремя пересадками. И это притом, что машина стоит в гараже, а ехать со мной он отказывается.

– Вот такие мы вредные старики, – она разводит руками и идёт обуваться. Уже выпрямляясь, внимательно смотрит на меня. – Кира, разрешите задать вам личный вопрос?

Ничего нового. Даже Александру Борисовну должен был заинтересовать наш переезд уже потому, что это напрямую её касается. Тяжёлый вздох и я готова ответить на всё.

– Конечно.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Да, мы с… Что? – две секунды, и я осознаю о чём она.

– Вы нормально едите?

– Наверное, – я всё ещё растеряна.

– Кира, вы хороший человек и прекрасная мать, но от неприятностей не застрахован никто. А для того, чтобы иметь силы с ними бороться, нужно есть и спать.

– Но почему… С чего вы…

– В прошлый раз эта футболка смотрелась гораздо лучше, – последняя улыбка и Александра Борисовна подхватывает свою сумку. – Берегите себя, Кира! Вас Саше не заменит никто.

Её слова отдаются эхом в голове, пока я разбираю продукты, мою посуду и медитирую над чаем. Наверное, и правда стоит перекусить, но кусок не лезет в горло. Самое время перезвонить подруге.

– Привет.

– Где ты, Кир? – усталый голос Агаты перебивает послевкусие слов Александры Борисовны.

– Дома, – я встаю у окна.

Спрашивается, почему мне не даёт покоя чёрный Крузер у подъезда? Может, потому, что я сама хотела такой, но Кирилл настоял на более прилизанной машине?

– На Фрунзе? Игорь Ростиславович в курсе?

– Агат, конечно в курсе, – хочется спросить про Самсонова, но я молчу.

– Как ты? – спрашивает она после недолгого молчания.

– А как ты думаешь? – плечо устаёт держать телефон, и я закрываю дверь на кухню, чтобы включить громкую связь.

– Расскажешь, что именно у вас произошло? – аккуратный вопрос и я благодарна ей за то, что не настаивает.

– Давай потом, – не хочется снова издеваться над организмом и над собой.

– Потом, так потом, – она шипит что-то в сторону, прикрыв динамик, – слушай, Кир, давай я перезвоню? У меня тут форс-мажор.

– Давай.

Мы отключаемся. Ничего нового в кружке с чаем не появляется, разве что исчезает пар, оставляющий влажный след на лице. У Агаты хватает своих проблем, как и у всех. Двое детей, муж, работа и родители, дачи, отпуска. Хотя всё-таки стоило спросить зачем к ней приезжал Самсонов.

Что вообще он может сделать, чтобы я его простила? Да, собственно, ничего. Даже в восемнадцать я не бросалась словами впустую, и к двадцати шести мало что изменилось. Пусть Самсонов вывернется наизнанку, результата это не принесёт. Больше нет.

Опять звонок. Агата построила своих домочадцев? Увы, Хоффман.

– Издеваешься?

– Как поживают твои интегралы? – весёлый голос в трубке вызывает смешок.

– За два часа ничего не изменилось.

Сегодня мне легче, несравнимо со вчера и я позволяю себе улыбку даже в разговоре с ним. Хоффман больше не представляется вселенским злом, но это не значит, что его шансы получить меня выросли. Вообще не уверена, что хоть у кого-то они сейчас могут быть.

Кстати, а где он? Динамик передаёт музыку, громче, чем позволяют себе рестораны, а временами завывающий ветер свидетельствует о том, что Хоффман на улице. Балкон? Терраса? В любом случае ему должно быть весело.

– Моё предложение в силе, – напоминает он.

– Какое из них?

– Оба.

В трубке сигнал, слышимый только мне – вторая линия, но вызов сбрасывается до того, как я успеваю посмотреть кто звонил. Потом проверю.

– Развлекайся спокойно, Хоффман! – снисходительный тон звучит против воли. Почему я всё время чувствую себя чуть не ли в два раза старше его? – Со своими проблемами я разберусь без твоего участия.

– Гриша.

– Что? – я отвлекаюсь на въехавшее во двор такси.

– Это моё имя, – хмыкает он.

– Я в курсе, Хоффман. Или лучше звать тебя Ипатьев? – ожидаемого молчания нет и в помине. Кажется, он куда-то идёт, а скрип свидетельствует о том, что Хоффман устроился поудобнее. Для долгого разговора?

– Бывший муж просветил? – похоже, его не беспокоит моя информированность.

– Настоящий.

– Да брось, Кира, – голос Хоффмана приобретает покровительственные нотки, – мы оба знаем, что ты не простишь и это лишь вопрос времени. К чему тогда формальности?

– А почему ты никак не оставишь меня в покое? – риторический вопрос, учитывая его признания. Удивительно, но Хоффман замолкает и, когда я уже собираюсь отключаться, возвращается со словами, которые я меньше всего ожидаю услышать.

– Ты ведь не помнишь меня, Кир? – его усмешка носит злой оттенок. – Конечно, не помнишь, ведь тогда твой взгляд искал только одного мужчину. Того, кто плевать хотел на твою верность, любовь и принципы.

– Хоффман, сколько ты выпил? – вопрос с насмешкой, но мне совершенно не смешно. Мне не нравится ни тон, ни смысл этого разговора.

– В тот день ни капли. Мы ведь встретились гораздо раньше, чем на вводной лекции в середине сентября. Помнишь открытие городского исторического музея после двухлетней реконструкции? – конечно, помню, потому что, для разнообразия, на посещении приёма настояла я, а не Самсонов. – Как сейчас помню, отец разглагольствует о моём очередном неправильном выборе, вокруг знакомые малоприятные рожи, духи близстоящих дам вызывают тошноту и от очередных прибывающих гостей никто не ждёт ничего интересного. Но в дверях ты – в бледно-жёлтом струящемся платье, открыто улыбаешься, опираясь на руку своего муженька.

– Ты… – голос срывается. Меньше всего мне нужен маньяк-преследователь! Этого моя психика точно не переживёт! – Хоффман, скажи, что ты всё это придумал!

– Если бы.