Текст книги "Измена. Проиграть любовь (СИ)"

Автор книги: Ольга Арунд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 14

– Кира, это ты? – папа выходит в коридор в домашних брюках и вельветовой рубашке поверх футболки.

– Я, пап, – завтра же возьму Сашку и поеду за новой обувью!

Босоножки, состоящие из одних шнурков и высокого каблука, летят в угол, дважды ударяются об стену и падают на пол бесполезной кучей. Я всё-таки победила – у левой босоножки сломан каблук. Сегодня не мой день. Вся неделя не моя.

– С тобой всё нормально?

– Переживу, – хочется рвать на себе волосы от бессилия, но я поднимаюсь и иду за ним в кухню.

Несколько слезинок никак не отражаются на моём лице, и нет никакой необходимости прятаться за кружкой с кофе.

– Как Сашка? – что-то назревает, и я оттягиваю кульминацию как только могу.

– Поел, проиграл, ушёл спать, – его руки со сплетёнными пальцами вновь на столе.

Интересно, что скажет Агата, когда я расскажу ей о Самсонове? Вот уж кто поддержит меня целиком и полностью! Молчание затягивается, но нарушу его не я. Не хочу. Хотя бы не с ним. Последние дни я только и делаю, что отстаиваю себя и свою позицию.

Наивная, надеялась, что хоть здесь смогу подумать в тишине и покое.

– Говори уже, пап! Хватит этого молчаливого укора!

И его прорывает.

– Кира, одумайся! – под его взглядом я с трудом сдерживаюсь. Где поддержка? Где человек, прямая обязанность которого оберегать меня? – Это жизнь и в ней бывает всякое! Не лишай Сашку детства.

– Детства?! – стены старой панельной девятиэтажки не предназначены для громких скандалов. И я сбавляю тон. – В котором мама – истеричка, а папа не ночует дома? Такое детство ты хочешь для собственного внука?

– Когда умерла твоя мать, я готов был отдать её другому, лишь бы знать, что она жива и здорова, – он опустил голову, заставляя чувствовать себя последней дрянью.

– Я – не ты, – у него больное сердце и я усмиряю рвущиеся с губ колкости, – и не боюсь мифической старости в одиночестве!

– По-твоему это всё, – папа обводит рукой кухню, – миф?

– Мне не хватает её не меньше, чем тебе, но я не превращаю из-за этого квартиру в мавзолей! Или ты и правда считаешь, что мама одобрила бы твой демонстративный аскетизм?!

– Инны больше нет! – отрезает он. – И не тебе судить о том, что она одобрила бы, а что нет.

– Не мне.

Я готова обсуждать свой развод, неправильные решения, Хоффмана, в конце концов, но не смерть мамы. Всё-таки хорошо, что папа приехал – будет кому присмотреть за Сашкой.

Телефон, ключи и куртка. Вот всё, что мне нужно этой ночью. У меня нет морального права срываться на кого бы то ни было, поэтому стоит просто уйти.

– Куда ты? – неожиданно растерянный вопрос и неторопливые шаги по коридору.

– Кира! – не отвечаю, быстро закрывая за собой дверь.

Старый обшарпанный лифт с подпаленным потолком и пластиковыми стенами слишком медленный и я сбегаю по лестнице, слыша глухое эхо от удара подошвы о ступени лестницы.

Ехать. Нестись по улицам ночного города, оглушив себя динамиками и не замечая немые слёзы. Сашка не увидит. Никто не увидит, а значит можно окунуться в боль, что снова разрывает изнутри.

Смотреть на влюблённые парочки с цинизмом униженной жены, уязвлённое самолюбие которой требует выйти из машины и просветить молодёжь, чем именно заканчиваются такие вот прогулки под луной.

Предательством.

Замечать гудящие весельем и пошлостью бары с яркими неоновыми вывесками и дизайном в стиле лофт. Сейчас это модно. Интересно, станет легче, если в компании пары друзей окунуться с головой в круговорот ночных огней? Вряд ли.

Улицы практически пусты. Педаль в пол. Плевать на красный. Резкий поворот, визжат покрышки, но Ауди удерживается на дороге. Крузер бы перевернулся. Мелькают улицы и переулки, знакомые и нет, но мне всё равно. Вот только ночная гонка не помогает – от себя не убежать, и я аккуратно паркуюсь возле подъезда, у которого прошло моё детство.

Почему? Почему? Почему? Пластик приборной панели выдерживает, ладони горят. Почему всё ещё так больно? Я выше этого, чувства давно прошли, но что тогда заставляет осыпаться прахом душу?

Двор пуст и даже местные алкаши ушли с насиженных скамеек новой детской площадки. Спасибо очередному кандидату в очередных местных выборах. На небе ни облачка и луна особенно издевательски освещает тёмный салон, придавая коже потустороннее мерцание.

Папа должен был поддержать меня! Меня, а не советские представления о браке и семейных ячейках! Мою жизнь и мой выбор! Сашку, в конце концов, а не доисторическое понятие безотцовщины.

Руки обнимают руль, и бессильно опускается голова. Может записаться к психологу?

– Девушка, с вами всё в порядке? – не знаю, что заставляет вздрогнуть – стук в стекло или резкий звук клаксона. Спать в машине мне ещё не приходилось… – Девушка?

Стук повторяется, пока я устало тру глаза, начисто забыв о макияже. Впрочем, вряд ли после пролитых слёз я выгляжу принцессой.

– Всё хорошо, спасибо за беспокойство, – в некоторых случаях отсутствие уличных фонарей – благо.

Дверь мне удаётся захлопнуть со второго раза. Нажимаю на закрытие дверей и чувствую, как подгибаются ноги, меньше всего ожидая, что меня подхватят.

– Девушка, – укор в тоне незнакомого мужчины приобрёл вселенские масштабы, – разве можно водить в нетрезвом виде! Куда вас проводить?

– Я в норме, – равновесие, наконец, восстановлено.

Неудивительно, что он решил будто перед ним алкоголичка – нервы подорвали все системы организма, и я в прямом смысле валюсь с ног, а парфюм, подаренный Кириллом, заметно отдаёт спиртом. Уже трижды мне приходилось проходить освидетельствование из-за чересчур придирчивых гаишников и трижды оставлять их в дураках. Такая своеобразная забава.

– Я в курсе, что она у каждого своя, – весело хмыкает он, – и моя от вашей заметно отличается.

– Чем же? – мы идём рядом, и то ли он выполняет своё обещание, то ли нам просто по пути.

С этого ракурса я вижу лишь то, что едва достаю ему до плеча и очертания рельефной руки в коротком рукаве футболки.

– Градусами.

Ему бы в клоуны, а то такое дарование пропадает. Отвечать не собираюсь и, похоже, что он этого и не ждёт, открывая передо мной дверь подъезда.

– Я в состоянии подняться на свой этаж! – раздражённо оборачиваюсь. Вот только в отличие от тёмной улицы, на первом этаже горит яркая лампа и взгляд изучающего моё лицо мужчины меняется с каждой секундой. – Проводили до подъезда и хватит!

– Могу проводить до квартиры, – вместо насмешки в голосе звучит неподдельное сочувствие, – и даже заботливо подоткнуть одеяло. А могу предоставить коньяк и компанию.

– А не пойти бы тебе…

– Мы – соседи, – перебивает он, заглядывая в правый от нашего почтовый ящик, – ты из пятьдесят второй?

– С чего ты взял? – это самое быстрый и непринуждённый переход на «ты» в моей жизни.

Тёмные волосы, светлые глаза, слишком загорелая кожа даже для заграницы и зелёная футболка, свободная, но не скрывающая отсутствие пивного живота.

– Туда недавно заехали новые жильцы, – он забирает ворох писем, – Вадим.

– Кира, – любезности закончились, и мы ждём лифт.

В два часа ночи он не нужен никому, поэтому так и стоит на девятом этаже – с того момента как я его вызвала. Поднимаясь, мы молча изучаем расклеенную вокруг рекламу.

– Я из семьдесят второй, – несвойственней мне порыв возобновляет диалог.

– Ты – дочка Игоря Ростиславовича, – констатирует Вадим.

Интересно, это я так известна в собственном районе или у соседа всё хорошо с логикой?

– Бинго! – хорошо, что в старых лифтах нет зеркал, не хочется видеть собственную кривую улыбку.

Щёлкает кнопка и двери с натугой открываются, открывая вид на родительскую квартиру.

– Кира, – рука с зажатыми ключами опускается, и я разворачиваюсь к соседу, которого вижу впервые в жизни, – не пугай отца. Моя ванная в твоём полном распоряжении, – он улыбается, но не насмешливо, а как-то по-доброму.

– Всё так плохо? – больше собственного отражения меня беспокоит нежелание возвращаться к неоконченному разговору и тоскливому папиному взгляду.

– Считай, что ты попала под дождь, – Вадим пропускает меня перед собой и захлопывает дверь, – тот, который на острове Кауаи, – он щёлкает выключателем.

– И что с ним не так? – забрав мою куртку, Вадим фыркает.

– Уверенность, что тебя смоет, если ты под него попадёшь. Первая дверь налево.

– Спасибо! – неожиданный подарок в виде отзывчивого соседа окупается сполна.

Современная, сверкающая хромом ванная оказывается оборудована гигантским зеркалом в половину стены. Папа бы расстроился! Вместо светлых волос – спутанное нечто, тушь лежит даже не под глазами, а где-то в районе подбородка. Вместе с телесной помадой, и это без учёта красных глаз и носа. Красотка!

– Душ? – Вадим стоит в дверях с огромным полотенцем в руках.

– Сомневаюсь, что поможет, – кривая ухмылка отражается в зеркале, через которое я смотрю на него.

– Если передумаешь, – с улыбкой он бросает полотенце на столешницу, не пересекая порога ванной, и тихо прикрывают за собой дверь.

А, собственно, почему бы и нет…

Глава 15

Я не выхожу после душа в одном полотенце, хотя обстановка для мимолётного романа что надо. Только меньше всего мне нужны новые обязательства, со старыми бы разобраться!

– С лёгким паром, – весело хмыкает Вадим, когда я появляюсь в дверях.

– Спасибо, – устроившись за столом, я натягиваю рукава кофты на запястье.

Мне неуютно и непривычно. Кухня ничем не уступает ванной, и я ловлю себя на мысли, что мне нравится сочетание тёмной каменной столешницы, тёмных фасадов и светлой плитки. Техника – современнейшая, и выглядит как с картинки.

– Я воспользовалась феном в ванной, – признаюсь с долей смущения, – надеюсь, у тебя не будет из-за меня проблем?

– О чём ты? – дружелюбно интересуется Вадим, и ставит передо мной тарелку.

На столе уже стоят такие же с нарезанным сыром, овощами, каким-то мясом и литровая бутылка Мартини с двумя бокалами. Только сейчас я замечаю, что по кухне распространяется аромат жареного мяса, душистого перца, а сковорода брызжет маслом и шипит, когда Вадим переворачивает огромные стейки.

– О той, кому не понравится моё присутствие в твоей квартире, – более чем прозрачный намёк и он на мгновение застывает, серьёзно задумавшись.

Когда я нормально ела последний раз? Не помню. Дни и ночи смазаны, словно фильм на быстрой перемотке, и отчётливы в нём лишь отдельные моменты. Будто кадры на старой плёнке.

– С моей работой сложно обзавестись тем, кто мог бы быть этим недоволен, – более чем прозрачный ответ и внутри меня чуть расслабляется закрученная до предела пружина.

Мне не хочется привносить в чью-то жизнь проблемы так похожие на мои.

– А кем ты работаешь?

Вадим кладёт мясо на большую тарелку и накрывает железной крышкой, родом из фильмов про французские рестораны. Мне с трудом удаётся сглотнуть вязкую слюну, мгновенно заполнившую рот, и я закусываю урчание желудка долькой свежего огурца.

– Давай не будем о работе, – просит он, и я выбрасываю белый флаг.

– Как скажешь, спаситель незнакомых пьяных девиц! А о чём будем?

– Может о том, как ты оказалась спящей на руле собственной машины? – и хочется огрызнуться, но в его глазах – неподдельное сочувствие.

– Это тема ещё похуже твоей работы, – я горько усмехаюсь и засовываю в рот очередной огурец. – И я не пью Мартини, извини.

Когда тебе хреново, невозможно справиться с желанием нагадить ближним, и чем сильнее, тем лучше. Вот и мне стоило ограничиться умыванием и сбежать в квартиру напротив, но вместо этого я сижу на чужой кухне, в компании чужого мужика, который готовит нам ужин. И титаническим усилием воли сдерживаюсь, чтобы не начать язвить и огрызаться.

– Выбирай, – Вадим открывает верхний шкаф и передо мной – ассортимент алкоголя на любой вкус.

– Ты врач? – спрашиваю ошеломлённо, смутно догадываясь, что именно у них должны храниться такие залежи.

– Я практически не пью, – хмыкает в ответ Вадим, – мне либо некогда, либо не с кем.

Не дожидаясь моего ответа он достаёт Ред Лейбл, а Мартини скрывается в недрах холодильника. Туда, откуда он достаёт Колу. Что вообще происходит?!

– Тебе разбавить? На пару бокалов здесь хватит, – Вадим ставит передо мной огромный пузатый бокал на основательной ножке, а себе достаёт коньячный. – Кир, всё нормально?

– Да, извини, – я возвращаюсь в реальность. – Просто я… в общем не бери в голову, последние дни со мной бывает. Я сама.

Я забираю у него открытые бутылки и смешиваю в своей любимой пропорции – Колы после этого в бутылке остаётся на донышке.

– За знакомство? – предлагает Вадим, и я с удовольствием соглашаюсь. – Ты надолго здесь? – он обводит взглядом кухню. Сомневаюсь, что имеется в виду его квартира.

– Не знаю, – мясо фантастическое и буквально тает во рту, заставляя вкусовые рецепторы захлёбываться восторгом. – Вряд ли мы задержимся дольше недели.

– Мы? – с весёлой улыбкой переспрашивает Вадим.

– Мы, – Сашка – единственное, что не даёт мне скатиться в водоворот безумия и тоски, на губах появляется нежная улыбка. – А откуда ты знаешь какие дожди на острове Кауаи?

– Я много путешествую, как по мне иногда даже слишком…

Удивительно, как легко порой бывает с незнакомыми людьми. Уже третий час мы с Вадимом говорим о его командировках, моей учёбе, а неловкой паузы так и не возникает. Стейки успевают остыть, алкоголь так и стоит в наполовину опустошённых бокалах, а я смеюсь над очередным приключением Вадима и компании.

– Правда, прекращай! – я поднимаю глаза к потолку и вытираю проступившие слёзы, живот ломит от часового смеха. – Невозможно столько смеяться!

– Я ещё не успел рассказать, как мы с парнями чуть не женились, искренне считая, что у племени Пираха это такой приветственный ритуал.

– Не-ет, молчи, – с всхлипывающим стоном я хватаюсь за его предплечье, – иначе я умру от смеха прямо в твоей кухне!

– Не страшно, – весело хмыкает он, – трупов я не боюсь и хорошо знаю нашего участкового. Кстати, мы познакомились при забавном стечении обстоятельств…

У него все обстоятельства забавные и, привстав, я закрываю ему рот рукой.

– Вадим! Ты издеваешься! – он закономерно молчит, а я осознаю позу, в которой оказалась. – У тебя есть хоть одна грустная история? – нервно отдергиваю руку и возвращаюсь на стул.

Уже не смешно. Настолько, что в груди противно тянет, а ладонь горит от мимолётного прикосновения. Мне однозначно пора домой.

– Есть, дело было на кладбище…

– Так, всё, я домой! – я встаю и, несмотря на бессонную ночь, чувствую себя отдохнувшей.

– Проводить? – Вадим поднимается следом, и мы проходим в прихожую.

– Два шага по лестничной клетке? – я фыркаю и бросаю последний взгляд в зеркало – спасибо отзывчивому соседу, вид у меня что надо. – Думаешь, за дверью меня поджидают террористы?

– Всякое бывало, – он опирается плечом о стену и ждёт, пока я надену кроссовки, – номер не оставишь? – я замираю, но лишь на мгновение.

– Извини, – грустная улыбка касается моих губ.

– Те самые «мы»? – понимающе хмыкает Вадим.

– Не только. Спасибо за душ! – звучит не очень, но в моём голосе неподдельная благодарность и, уверена, он понимает за что. За участие и компанию в тот момент, когда я почти сорвалась.

– Всегда пожалуйста, – насмешливо отзывается он. – Захочешь помыться ещё – милости прошу!

– Я запомню! Спокойной ночи? – я практически ненавижу себя за вопрос в интонации, но сейчас телом правит то, что сильнее меня. Боль. Тоска. И неотвратимо надвигающееся одиночество.

– Скорее, доброе утро, – улыбается Вадим и не спускает с меня взгляда, пока я не вхожу в родительскую квартиру.

Глава 16

– Кира? – папа не спит.

Сбросив обувь, я аккуратно кладу ключи, чтобы не звякнули, и прохожу в кухню. Единственный источник света – тусклая лампочка в вытяжке и из-за отец выглядит особенно постаревшим. И жутко расстроенным.

– Пап, ты что, всю ночь здесь сидишь? – я останавливаюсь рядом с ним и касаюсь его плеча. – У тебя же сердце!

– Прости дурака, Кирюш! – горьким шёпотом просит он и накрывает мою ладонь своей. – Мама бы нашла правильные слова, я – не могу.

– Па-ап, – я сажусь перед ним на корточки.

– Нет, выслушай! – папа поворачивается и берёт мои ладони в свои. – Ты – другая! Не похожа ни на меня, ни на маму. В тебя есть то, чего всегда недоставало нам – характер, стержень, решительность. Мы всегда боялись, что однажды просто не успеем подхватить, не сможем вовремя остановить, а ты продолжала нестись вперёд, словно сегодняшний день – последний.

Папа замолкает и мне хочется ответить, попросить прощения, что злилась, не понимала их вечной паники, но он продолжает.

– Когда появился Кирилл… – он застывает на мгновение. – Рассудительный, взрослый, умный, мы с мамой надеялись, что хотя бы он сможет тебя удержать. Не дать тебе наделать глупостей. Поэтому и согласились, скрепя сердцем, сделали вид, что не видим скверны в его взгляде. И вот что получилось…

– Вы не виноваты, – папа вздрагивает от моей искренности. – Кто угодно, только не вы с мамой! Только благодаря вам я сейчас здесь – живая, здоровая и готовая убивать за то, что мне дорого!

– Ты всегда плевала на обстоятельства и пробивала лбом стены, – он укоризненно качает головой, но в следующее мгновение улыбается. – Впрочем, не только их, – и мы одновременно фыркаем.

Был в моей жизни и такой случай. Дети жестоки во все эпохи, особенно, когда хорошо учишься, не прилагая к этому практически никаких усилий.

Класс пятый, или шестой, и начинающиеся идиотские мальчишеские замашки из разряда «ударить учебником по голове». Денис, Вова и Лёша зажали меня в углу, во время большой перемены между третьим и четвёртым уроком. Учителя ещё не было и, нахохлившись, я смотрела на веселье популярных парней класса и на смешки остальных.

– Ну что, Карпатова, страшно? – противно хмыкает Вовка и тянется рукой к заплетённым волосам.

– Совсем дураки?! – и ведь действительно страшно.

Это потом, много лет спустя, ты пересекаешься с ними на встречах выпускников и удивляешься, как вот это могло быть популярным десять лет назад.

– Зато ты как первоклашка! – Денис больно дёргает за волосы. – Всё ещё носишь косички!

Слёзы наворачиваются на глаза, некрасивые красные пятна покрывают шею и лицо, кожа горит от стыда. Все хотят быть популярными в школе, но не всем это удаётся. Маринка Иванова, дочка директора, смотрит из-за спин своих подпевал и довольно жмурится, а ведь мне так хотелось с ней дружить!

Не знаю, что на меня нашло. Может, подсмотренный прошлым вечером боевик. Может, сказалась популярная тогда «Зена – королева войнов». А, может, прорезался тот самый характер. Вовка стоял передо мной, ближе всех, и именно ему достался удар лбом в нос. Одноклассники ахнули, обидчик взвыл, а я улыбалась, не обращая внимания на боль в затылке и намечающийся синяк на лбу.

– Вас с мамой тогда впервые вызвали в школу…

– Впервые, – папа улыбается отсутствующей ностальгической улыбкой, – но далеко не в последний раз.

– Я была плохой ученицей, – я сажусь прямо на пол, не вспоминая о бессонной ночи.

– Нет, не плохой, – он качает головой. – Ты была одной на миллион, и остаёшься такой и впредь.

Тогда они вряд ли так считали, когда стабильно, по паре-тройке раз в год, навещали директора. У меня были серьёзные проблемы с поведением.

– Кир, – он приподнимает моё лицо за подбородок, – делай, как считаешь нужным. Ты – моя дочь! Единственное, что у меня осталось, и я поддержу тебя, чтобы ты не решила!

– Спасибо, пап! – на выдохе, и я стираю одиноко катящуюся по щеке слезинку.

Ну, сколько можно реветь?!

В его взгляде смущение, но папа всё же спрашивает.

– Скажешь, где провела эту ночь? – в соседней квартире.

– Колесила по городу, – в конце концов, это не совсем ложь, – думала.

– Ложись-ка ты спать, – он в последний раз ободряюще сжимает мои руки и поднимается. – Тебе нужно выспаться.

– Хорошо.

Когда я уже стою в дверях, он вспоминает.

– Кир, тебе же завтра, – взгляд на часы, – сегодня на учёбу! А Сашка как? Давай я останусь с вами.

– Не нужно, – я оборачиваюсь и качаю головой. – Я созвонилась с Александрой Борисовной, она приедет.

– Чужой человек, – с укоризной морщится папа, – в то время как я могу помочь.

Улыбаюсь и подхожу к нему, чтобы обнять за шею и поцеловать в щёку.

– Пап, у тебя там рассада зачахнет и график высадки собьётся. Не переживай, все нормально! Александра Борисовна нам уже практически родная, да и не хочется мне напрягать твоё больное сердце! Отдыхай лучше!

– Ну, раз ты так говоришь…

Я ухожу спать под его тяжёлые вздохи.

Утром становится по-настоящему добрым. Я просыпаюсь поздно, почти в обед и, пока умываюсь, Сашка прыгает вокруг меня, захлёбывается восторгом и рассказывает, как они с дедом запускали бумажные самолётики. Когда мы заходим на кухню, на столе меня ждёт крепкий кофе, а сына – тарелка супа. До прихода Александры Борисовны остаётся пару часов.

– Пап, а ты не видел мой телефон? – кричу из спальни.

– Нет. А вчера ты с ним вернулась? – спрашивает он, останавливаясь в дверях. – Может, в машине оставила?

Они с Сашкой только что умывались, поэтому рубашка закатана до локтя, а руки всё ещё влажные после детских «морских игр».

– Да, наверное, – ага, в рослой такой машине – генераторе юмористических историй. – Я быстро сбегаю и отпущу тебя! Ты успеешь на автобус? – часы показывают двенадцать дня.

– Успею, не торопись! – отмахивается папа и возвращается к раскрашивающему белую скатерть Сашке.

Переодеваться? Только для того, чтобы сделать два шага по лестничной клетке? Лень. Схватив ключи, и от машины тоже, я захлопываю за собой дверь, надеясь, что Вадим ещё дома. Александра Борисовна плохо ориентируется в этом районе, поэтому телефон мне просто необходим.

Оглядываюсь, хоть и понимаю, что веду себя как идиотка. Можно подумать, папа пойдёт проверять ушла я в машину или к соседу завернула! Коротко нажимаю на дверной звонок, а в ответ тишина. Чёрт! Неужели ушёл? Вчера мне показалось, что он работает, только уезжая в командировки, без графика 5/2. Вдавливаю кнопку до упора, надеясь, что Вадим так же, как и я отсыпается после бессонной ночи.

– Да! – дверь открывается рывком и меня слегка оглушает недовольный рык.

– Привет! – после секундной заминки я нервно переступаю с ноги на ногу. Стоило накинуть хотя бы куртку – в тонкой футболке на одно плечо стоять в прохладе подъезда оказывается некомфортно.

– Кира? – похоже, что он не ожидал увидеть меня так скоро.

В общем-то, я тоже меньше всего ожидала, что выдерну его не из кровати, а из душа. С коротких волос на ламинат капает вода, а явно второпях надетая футболка местами прилипла к телу, потемнев от воды.

– Извини, что беспокою, – я ещё раз оглядываюсь на собственную дверь, – я у тебя телефон не забывала вчера?

– Телефон? – он хмурится. – Понятия не имею. Проходи, поищешь, – при дневном свете это выглядит не так прилично, как в середине ночи, но у меня нет выбора, и я захожу вслед за ним.

– А вот и он! – я хватаю с тумбы у входа сотовый.

Какая удача, что не пришлось его по-настоящему искать. Беглый взгляд выхватывает очередные тридцать пропущенных, и я с силой перевожу его на Вадима.

– Завтракать будешь? – весело хмыкает он, и впервые за долгое время я снова чувствую себя зажатой первоклашкой.

– Не могу, меня отец ждёт и… – я отвлекаюсь на вспыхнувший экран.

Незнакомый номер. Опять Хоффман развлекается?

– И мы.

– Что? – переспрашиваю, поднимая отсутствующий взгляд.

– Тебя ждёт отец и «мы», – послушно повторяет Вадим, улыбаясь.

– Точно, – я улыбаюсь в ответ. – Спасибо за телефон и извини за беспокойство.

– Брось, всё нормально.

Закрывая дверь собственной квартиры мне никак не удаётся понять почему с губ не сходит улыбка.