Текст книги "Влюбиться on-line (сборник)"
Автор книги: Ольга Агурбаш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Семен замер от такого напора. Неоправданно резкого, грубого и, как ему показалось, бессмысленного. Стоял, слушал гневные выкрики жены, ждал, когда она выкричится, выплеснет свое неожиданное раздражение. Катя же, не видя сопротивления мужа, довольно быстро закончила свой монолог. И скорее всего была удовлетворена произведенным эффектом. Теперь Семен стоял перед ней чуть ли не на вытяжку, смущенно, потерянно, и молчал. Она увидела в его реакции хороший знак для себя: ну вот, стало быть, отплатила, отомстила. Теперь стой и думай, каково это – на ровном месте выслушивать гневные замечания не по делу...
Катя собралась уже покинуть кухню. И с гордо поднятой головой победительницы прошла было мимо него, когда Семен неожиданно остановил ее порыв:
– Кать! Присядь! Давай поговорим!
– Да о чем говорить-то?! О чем с тобой говорить? Если события в мире для тебя важнее семьи?! – скорее по инерции, уже без энтузиазма, отбивалась Катя. Но сесть села и, высокомерным взглядом смерив мужа, неуважительно бросила:
– Ну?!
– Что ты хочешь? – спросил он устало.
– Уже ничего! – чересчур самоуверенно произнесла она. – Чего вообще от тебя можно хотеть?
– Катя, мне не нравится твой тон. Это первое. Мне не нравится наш разговор. Это второе. И мне непонятно, к чему ты все это затеяла. Это третье.
Она лишь усмехнулась в ответ.
– Ах, так?! – Он, не повышая голоса, не делая резких движений и даже не меняя интонации, проговорил четко и жестко. Это было даже удивительно: как такое возможно – тихо и жестко одновременно. Тем не менее Семен произнес: – Я не намерен разговаривать в подобном тоне. Я не желаю выслушивать этот бред. И не хочу больше терпеть неуважение к себе.
Катя смотрела на него по-прежнему с сарказмом и по-прежнему не удостоила ответом. Он продолжил:
– Или ты извинишься сейчас и пообещаешь прекратить подобное поведение, или...
– Или? – перебила она его с наигранным интересом во взгляде.
– Ты что, хочешь сказать, что не собираешься извиняться? – начал он заводиться.
– Да ничего я не хочу сказать. Просто любопытно, что стоит за этим «или»? – Она явно провоцировала его, проверяла на вшивость. – Ну-ка! Ну-ка! Что там у нас припрятано в кустах? На что мы способны? Да ни на что! – ответила самой себе. – Ни мысли, ни поступка! Одни слова! – Она язвила, кривлялась и не могла никак остановиться, хотя, наверное, понимала, что уже переигрывает: – Ну-ну!
– Или, – проговорил он решительно, – я предприму радикальные меры.
– Ха-ха-ха! – гротескно захохотала Катя. – Ты? Меры? Да еще радикальные? Не смеши меня!
Семен помолчал, прикрыл глаза, собираясь с мыслями, потом как-то странно, исподлобья и как будто даже с жалостью посмотрел на нее и негромко сказал:
– Или мы расстанемся.
– Что?! Что ты сказал? Ну-ка повтори! – Катя вошла в раж и никак не могла сказать себе стоп, хотя ситуация давно требовала от нее благоразумия и смирения.
– Ты все поняла правильно, – спокойно повторил он.
– То есть ты хочешь сказать, что поставил на весы две несоизмеримые вещи: просьбу об извинении и всю нашу дальнейшую совместную жизнь?!
– Я сказал именно то, что хотел сказать.
– И что? Если я не извинюсь перед тобой, ты со мной разведешься? – все еще не веря в подобную перспективу, ехидно осведомилась Катя.
– Послушай, Катя! – медленно и очень убедительно начал Семен. – Ты сейчас можешь сделать непоправимую ошибку. Остановись! Успокойся, не делай глупостей.
– Я уже сделала однажды глупость, – повысила она голос, – выйдя за тебя замуж! Так что большей ошибки уже не совершить! – В ее глазах заблестели слезы. Со стороны было похоже, что она усилием воли пытается остановить себя, но ее несло. И здравый смысл затерялся где-то, и ошибку она все-таки совершила. Непоправимую.
– Ну что ж! – На ее удивление, он вздохнул как будто бы с облегчением. Поднялся из-за стола, направился к выходу. В дверях кухни остановился, оглянулся и спокойно произнес:
– Хорошо, что ты сама сделала выбор. По крайней мере не будешь меня обвинять...
– В чем обвинять? – не поняла она.
– В том, что я – инициатор развода.
– Какого развода? Ты о чем?
– Все, Катя! Поздно! – И он тихо вышел из кухни, оставив жену не просто в недоумении, а в шоковом состоянии.
Она сидела и повторяла одно и то же:
– Какого развода? Ты о чем? Какого развода? Ты о чем?
В тот же вечер Семен вновь зарегистрировался на сайте знакомств. Не потому, что не мог позвонить Вере по телефону. Очень даже мог. Просто хотел проверить, на сайте ли она, не обманула ли, когда говорила, что возвращается к поиску. Нет, оказалось, не обманула. Он нашел ее. Она обновила фотографии, написала о себе подробную анкету, гораздо более развернутую, чем в первый раз. Он с удовольствием разглядывал ее снимки, любовался ею, улыбался и продумывал текст нового послания.
Из переписки Семена и Веры:
Он: Верочка, привет! Не забыла старого знакомого?
Она: Привет! Не забыла.
Он: Есть серьезный разговор.
Она: Да? О чем?
Он: О нас с тобой!
Она: И насколько серьезный?
Он: Очень!
Она: Говори!
Он: Можно я позвоню?
Она: Ну попробуй!
Он: Только перед звонком я хотел бы сказать: ты прекрасна! Я очень скучал. В моей жизни происходят важные события. Они настолько кардинально меняют все, что я верю... Нет, «верю» – это не то слово... Я знаю: мы с тобой на пороге счастливых перемен. Вера, скажи: ты вспоминала обо мне? Ждала? Ну скажи!
Она: Скажу! Звони!
Виктор несколько дней ходил мрачнее тучи. Вечерами замыкался в себе, сосредоточенно уйдя в телевизор или рано ложась спать. Аня даже и не знала теперь, что лучше: когда вечерами нет мужа дома и нужно его ждать, волноваться, встречать, кормить поздним ужином, или когда он дома, но как будто бы его и нет. То спит, то молчит, то уткнется в экран.
Расспрашивать не решалась. В последнее время отношения портились день ото дня. Иной раз выручали дети, рассказывая о своих проблемах и сосредотачивая внимание обоих родителей на себе. Это несколько объединяло семью, но ненадолго. Проблема решалась, и достигнутое с таким трудом шаткое равновесие утрачивалось вновь.
Аня и не очень-то хотела сближения. Понимала, что, возможно оно только ценой ее усилий, только ее эмоциями, душевными порывами, лишь ее энергетикой. Невозможно же кардинально изменить ситуацию, когда один идет навстречу, а другой нет. Семья, союз, отношения – это же дело двоих! Двоих! А не одного. Если этот один хоть наизнанку вывернется, а второму от этого ни жарко ни холодно, то что хорошего получится?! Да ничего! Один будет жить вывернутым наизнанку, а второй как ни в чем ни бывало... Она уже много раз пыталась наизнанку: то потащит его в какую-нибудь экзотическую страну отдыхать, и они там рассорятся так, что лучше бы и не ездили никогда. То уговорит в выходные поехать на дачу, но он промолчит два дня и уйдет в лес побыть в одиночестве, а она проплачет над своими грядками, будь они неладны. То затеет большой праздник, типа того, когда серебряную свадьбу отмечали, а он все испортит, испоганит, извратит так, что ни радости никакой, ни удовольствия, а только мука...
Ну не нужно ему ничего этого! Ну не хочет он ее, Аню! Это же очевидно!
Очевидно-то оно, может, и очевидно, только как смириться с этим? Как жить в таком микроклимате?
Вон ходит как сыч. Надулся, нахмурился. Господи, зачем тогда нужны друг другу близкие люди, если даже вопрос задать – и то боязно? И насколько в таком случае они близки, если даже страшно предположить ответ?! Потому что ответом может быть грубость, оскорбление, мат или даже полное игнорирование. Он может просто не заметить, не услышать, не уделить внимания, не отреагировать, не придать значения. Сплошные «не».
И все же Аня решилась.
Она зашла в спальню, когда Виктор читал. «Слава богу, не спит, – пронеслось в голове, – может, хоть чуть-чуть поговорим?»
– Вить, что читаешь-то?
– Да детектив какой-то схватил...
– Интересно?
– Да так себе, не особо.
– Что нового?
Он оторвал глаза от книги и удивленно посмотрел на жену.
– Ты о чем?
– Ну, на работе? Или так... может, новости какие расскажешь?
– Новости? Катька с Семеном разводятся. Слышала?
– Что? Как разводятся? Откуда ты знаешь? – Аня ошарашенно уставилась на мужа и, потрясенная, ждала объяснений.
– Ой, можно подумать, ты не знаешь! И Катя с тобой не делилась?
– Нет, правда, не знаю! Первый раз слышу.
– Ну тогда я действительно сообщил тебе новость.
– А как? Как такое могло случиться? Что произошло?
– Ну уж подробностей я не знаю. Семен сказал, что Катя его спровоцировала и подтолкнула...
– Погоди-погоди! Наверное, они просто поссорились... Бывает же... Я с Катей когда разговаривала? – задала вопрос самой себе. – По-моему, неделю назад... Все у них было нормально.
– А мне Семен позавчера сказал, что решение принято. И сегодня собирался идти заявление подавать. Не знаю, куда там идут в таких случаях: в ЗАГС или в суд. Завтра позвоню, узнаю...
Аня осторожно присела на край кровати. Она смахивала невидимые былинки с простыни, бесцельно разглаживала ее и пыталась осознать услышанное. Но оно почему-то не осознавалось. Не хотело осознаваться. Сопротивлялось что-то внутри Ани, и она тупо гладила и без того натянутую простыню, выискивала несуществующие погрешности и изъяны в постельном белье.
А Виктор опять уткнулся в книгу, как будто его этот вопрос не интересовал.
– Вить, – осторожно решилась Аня, – а как ты к этому относишься?
– Я? А при чем тут мое отношение? Не я же развожусь! – начал раздражаться он.
– Ну все же они наши друзья... Близкие, давние...
Виктор вздохнул:
– Сложно отношусь. – Он наконец отложил книгу.
Она смотрела на него во все глаза. Почему, ну почему обязательно должно случиться что-то такое, неординарное, чтобы можно было нормально поговорить? Почему супруги в других семьях общаются, разговаривают друг с другом по любым поводам, да и без повода тоже? А у них для того, чтобы появилась тема разговора, должно что-то произойти? Да еще нечто из ряда вон... Чтобы появилась потребность обсудить, проанализировать. Раньше беседы с мужем ей доставляли удовольствие. Он всегда был логичен, лаконичен, аргументирован. Виктор прекрасно умел вести диалог, слушая собеседника, не перебивая, давая возможность высказаться... По молодости они столько всего обсуждали, такие глубокомысленные беседы вели. Их диалоги подчас напоминали научные диспуты. Чем принципиально зарубежная литература отличается от отечественной, как может проявить себя современная личность в истории, и что есть вообще понятие «личность», рождаются ли личностью или становятся, и почему в одной семье и при одинаковом воспитании вырастают абсолютно разные дети, и почему все люди стремятся к счастью, а достигают его лишь единицы.
Они могли поделиться друг с другом любыми сомнениями, могли начать философствовать над любым мало-мальски любопытным высказыванием. Иной раз были так увлечены разговорами, что не замечали, как вечер переходил в ночь, а ночь все ощутимее перетекала в рассвет.
Куда все ушло? Когда стало пропадать? Когда появились дети? И стало не до себя, не до философии и политики? Нет, не тогда... Она помнит, что кормила дитя грудью, а сама неотрывно следила за мыслью мужа, который доходчиво и четко обосновывал ей, почему Хемингуэй получил Нобелевскую премию за произведение «Старик и море». Лично она, Аня, никак не могла взять в толк, что уж такого особенного и необыкновенного можно открыть для себя в простеньком рассказе. Ну совсем в простеньком...
А он ей по полочкам, обстоятельно, мол, в этом небольшом и, как ты говоришь, абсолютно, с твоей точки зрения, незамысловатом сюжете, – вся философия жизни. Только и всего.
– Что? Как? Какая философия? Чьей жизни?
– Да любой. Каждой. Жизни вообще.
Она кормила тогда ребенка, покачивая его тихонько, слушала мужа и плакала. Слеза капала на налитую молоком грудь, скатывалась к соску и вместе с молоком попадала в ротик к малышу. Он чмокал, не чувствуя изменения вкуса молока. Такие маленькие еще, наверное, не понимают, что есть вкус. Сладкое молоко, соленые слезы. Теплая грудь, уют материнских объятий. Одним словом, счастье. Понимает ли младенец? Нет, конечно!
А Аня почувствовала вдруг свою недалекость, поверхностное отношение к жизни. Надо же, она такая умная, такая развитая, такая начитанная и ничего не поняла. Абсолютно ничего! Ноль! А ее муж вывел из незамысловатого повествования целую философию жизни! И про отношение к себе, и про отношение к другим, и про удачу, и про труд, и про человеческие качества, про достоинства и пороки, и про то, как по-разному живут люди и как хотят одного и того же.
Аня наклоняла голову все ниже и ниже, не хотела, чтобы он увидел ее слезы. Но он, естественно, понял, что жена плачет.
– Эй, ты чего? Разве можно плакать во время кормления?
Она открыто вытерла слезы, высморкалась, подняла на него заплаканные глаза и сказала странную на первый взгляд фразу:
– Я горжусь тобой!
– Что-о-о-? – протянул он.
– Я горжусь тобой, – повторила Аня, – твоим умом, глубиной, проникновенностью! И еще, знаешь, я вдруг осознала, какая я недалекая... Аж неловко. У такого умного мужа такая примитивная жена.
Ему польстила ее речь. Он часто потом вспоминал этот разговор. С приятным чувством вспоминал...
Так когда же началось охлаждение? Лет через пять? Через семь после свадьбы? И почему? Просто затихло чувство, а вместе с ним и интерес, и потребность в столь плотном общении. Угасло, сникло, померкло. Каким словом ни назови, суть одна.
Она долго еще цеплялась за былое, неоднократно пыталась его возродить, возобновить... То на разговор его откровенный провоцировала, то кидалась всесторонне проанализировать новый фильм, книгу, спектакль. Виктор, естественно, отзывался, откликался, включался в диалог, но... Уходила постепенно следом за чувством почему-то и интеллектуальная составляющая их жизни. Нет, они не деградировали, не останавливались в своем развитии, но только теперь развивался каждый сам по себе, не вместе... Вернее, вроде бы вместе, под одной крышей, одной семьей, а на деле – каждый в отдельности...
Аня подозревала наличие у него женщин на стороне. Даже периодичность их появления могла проследить по каким-то очень тонким признакам. Виктор ничем не выдавал себя. Был осторожен, чуть даже более внимателен к ней в эти периоды. Может, по этому повышенному вниманию, может, по сопровождающему его охлаждению в интимной жизни она всегда чувствовала: кто-то появился. Никогда не выясняла, не приставала с глупыми расспросами, просто страдала молча, стараясь не показывать ему ни слез, ни своей печали.
Один раз не выдержала, устроила истерику, набросилась на него с кулаками. А он только молча сгреб ее в охапку, прижал к себе и гладил вздрагивающую спину. Долго-долго гладил, пока она не затихла и не успокоилась. Повторял какие-то совсем простые слова:
– Ну все... Все... Успокойся. Все хорошо... Тихо... тихо... Все хорошо.
И за эти простые слова, в которых, наверное, сокрыто столько мудрости, раз они помогают в тяжелую минуту, так она была благодарна Виктору... именно за них и еще за объятие его крепкое, уютное, такое родное... Он ничего не объяснял тогда, не обещал, не просил прощения. Виктор вообще ненавидел выяснять отношения. Тогда он просто сделал вид, что не понял причины истерики. Подумаешь, зарыдала баба! С кем не бывает! А уж почему, по какому поводу, никакого значения не имеет. Выплакалась? Выкричалась? Выпустила пар? Вот и хорошо! И все опять пошло по-прежнему.
Он жил какой-то своей жизнью, она продолжала безрезультатные попытки к сближению. И сейчас они пришли к тому, к чему пришли: к далеко немирному совместному проживанию.
Есть такая фраза в политике: мирное сосуществование. Они, помнится, обсуждали это словосочетание на заре своей семейной жизни и пришли к выводу, что, пожалуй, да, мудро и правильно именно так сосуществовать – мирно! Правда, само слово «сосуществование» Ане не особенно нравилось. Не нравилось тогда, не нравится и теперь. Но если тогда оно ее близко не касалось, поскольку была любовь, дружба, бурное общение, активный интерес, взаимная тяга друг к другу, то теперь – как раз то самое существование. Но, к сожалению, далеко не мирное.
Она гладила простыню. Он кусал дужку очков и серьезно, вдумчиво, как, впрочем, ему и было свойственно, ответил:
– С одной стороны, это ужасно... Развод, разрыв... Люди полжизни вместе. Срослись, соединились, слились... И как это можно разорвать? Не представляю... А с другой... – Он замолчал и вдруг пристально посмотрел жене в глаза: – Знаешь, с другой стороны, я уважаю Семена за такое решение.
– Что? – не поняла она. – Как это? За что? Ты, выходит, поддерживаешь его?! – В ее голосе плескалось удивление, возмущение и страх одновременно.
– Ну, выходит, так... – согласился он.
Она не находила слов. У нее внутри где-то между горлом и грудной клеткой вдруг стало не хватать воздуха. Она ловила его открытым ртом, но что-то мешало вдохнуть полной грудью... Вот уж поистине: ни охнуть, ни вздохнуть. Ни заплакать, ни закричать... Тяжесть сдавила грудину, горло перехватило... Аня сидела с выпученными глазами, с открытым ртом, задыхающаяся, несчастная, и молча слушала мужа, который опять же по полочкам объяснял ей мотивы поступка друга.
– Ты пойми, – как школьнице, втолковывал он Ане, – человек перерос взаимоотношения... Или взаимоотношения изжили себя... Что по сути одно и то же. Да, наверное, больно это осознавать. Наверное, непросто признаться даже самому себе в этом. Но признался же Семен, осознал. Для подобного вывода не только сила... мужество необходимо. Согласна со мной?
Аня как-то неопределенно пожала плечами: не то согласна, не то нет. Она вообще не очень адекватно воспринимала ситуацию. Мало того, что речь идет о самых близких друзьях... Так разговор этот напрямую проецируется на их жизнь, их – Ани и Виктора. А это становится опасным. Очень опасным.
– И я уважаю решение Семена, – вновь повторил Виктор. – Да, оно может показаться опрометчивым, не очень взвешенным. Возможно, поспешным, не до конца продуманным, а может быть, наоборот, запоздавшим... Каким бы оно ни оказалось, у него есть неоспоримое достоинство, у этого решения...
– Какое? – хрипло спросила Аня.
– Честность! – И добавил после паузы: – На мой взгляд, правильное решение.
– То есть... получается... ты – за то, что они разводятся? – как-то сипло выдавила она из себя.
– Да при чем здесь я? При чем здесь – «за», «против»? Мы что, в игры играем? Ты спросила о моем отношении. По-моему, я доходчиво объяснил. – Он опять взял книгу в руки, показывая тем самым, что разговор окончен.
Аня потрясенно молчала. Она наконец перестала разглаживать простыню, переключившись на свои ногти. Уж что-что, а маникюр у нее всегда был безупречный. И форма ногтей от природы красивая, и руки ухоженные. Ни за чем она так не следила, как за руками. Непонятно даже почему. Ведь и волосы требовали ухода, и лицо. Аня уделяла внимание и этому тоже, но руки составляли главную часть ее заботы о себе. Сейчас она смотрела на идеальные пальцы, на блестящий лак и не понимала, чьи это руки перед ней. И зачем ей надо на них смотреть? Надо встать, пойти в ванную, принять душ... Надо двигаться, что-то делать... Не сидеть, не застывать... Она заставила себя подняться и сделать шаг в направлении туалетной комнаты, когда зазвонил телефон.
Звонила Катя. Ее голос был сухой, надрывный. Она старалась казаться спокойной, но Ане казалось, что в любую минуту подруга может сорваться и зарыдать. Что, собственно, в конце концов и случилось. Катя кричала, что это она во всем виновата, что она сама спровоцировала своего тихого, спокойного, прекрасного Семена на скандал, что переоценила свои силы, что была слишком высокомерна с ним и груба, и что теперь ничего уже нельзя сделать – сегодня он подал заявление на развод.
– Еще вчера... понимаешь, вчера... еще можно было, наверное, предотвратить... А сегодня – уже все!
– Катя! Катенька! Да не реви ты! Да объясни ты спокойно, что произошло. Откуда вдруг такое решение? – допытывалась Аня.
– Да я и сама не пойму. Мне казалось, что такое невозможно в нашей семье. Никогда! Ни-ког-да! – повторила она по слогам. – Просто невозможно! От Семена я никогда и простых-то поступков не ожидала. Да ему и не надо было ничего решать. Я, как правило, и решения принимала, и пути подсказывала, и готовые рецепты выдавала. Все привыкли. Всем было удобно. Ну да... Принято, наверное, что мужчина – глава семьи. У нас – наоборот. Поэтому я всегда была спокойна в отношении Виктора... Раздражалась, конечно, по каким-то поводам. Не без этого. Но по большому счету, спокойна... – Катя более-менее пришла в себя. Слезы кончились, и говорила она хоть и с надрывом, но уже без рыданий. – А тут... Я даже не ожидала. Ну ладно, допустим, мы поссорились. Допустим даже, что я виновата в этой ссоре... Ладно! Но то ссора, а то развод!
– Послушай! Ну а ты пыталась поговорить, помириться? Ну, может, прощения попросить?
– Да в том-то и дело, – тяжело вздохнула Катя, – в том-то и дело, что пыталась. А он мне: «Поздно!» Ну ни в какую! Аня, Анечка, – вновь заплакала Катя, – ну что мне делать?
– Ой-ой-ой! Что тут сделаешь? Если только нам всем вместе собраться и поговорить по душам? Как ты думаешь? Может, мы его уговорим?
– Нет... Не надо... Спасибо, конечно! Не захочет он... Как решил, так и поступит... Говорит: «Хоть раз в жизни могу я принять решение самостоятельно? Хоть раз в жизни сам возьму ответственность на себя! Двадцать пять лет терпел, подчинялся, смирялся. Все! Теперь все!» Ну что на это ответить? Ладно, Анечка! Ты извини, что я тебя так поздно потревожила...
– Ну что ты! Что ты!
– Ладно, пока! Созвонимся...
– Пока, Кать! Держись!
Держалась Катя плохо. Всю жизнь ощущала себя сильной, уверенной, главной. А тут вдруг сломалась. Семен только чуть отошел, отодвинулся, а опереться-то ей не на кого стало. Выходит дело, не такая уж она сильная была, не настолько главная...
Семен же, наоборот, был очень собран, серьезен, внешне уравновешен. Чуть ли не впервые в жизни приняв важнейшее решение, он успокоился и планомерно претворял его в жизнь. Для начала подал заявление на развод, потом занялся поиском квартиры. Менять и делить он ничего не собирался. Снимать для себя жилье он считал пока вполне приемлемым вариантом. Никакими вопросами Катю не мучил, сказал только:
– Собери мне самое необходимое. Что сама сочтешь нужным...
– Что ты имеешь в виду? Твои вещи?
– Ну это само собой...
– А еще что?
– Ну то, что может понадобиться первое время: пару комплектов белья, полотенца, может, из посуды что-то... Если тебе, конечно, не жалко...
– Семен, – Катя заламывала руки, – ну послушай! Я погорячилась, признаю... Я переосмыслила, поняла, что не всегда бывала права... Ну прости ты меня!
– Кать, – он по-свойски потрепал ее по плечу, – я не обижаюсь! И прощения просить тебе не за что. Так что ты себя не вини, не кори. Лучше помоги вещи собрать. А нет, так я сам.
– А ты что, прямо сейчас уходишь? – заволновалась Катя.
– Ну не сию минуту, конечно! Как только найду подходящую квартиру... – И добавил после паузы:
– Да, Кать... Давай договоримся: я все оставляю. Квартиру, мебель, ну, короче... – он обвел взглядом их жилище, – все это... Себе забираю только машину. Денег пока не знаю сколько смогу давать, сама понимаешь... Новая жизнь – новые расходы. Дочери учебу оплачу без вопросов, ну и если надо будет в чем-то помочь, обращайся!
– Сень, да бог с ними, с деньгами с этими... Сень... – Она тихо плакала и совсем утратила былой облик самоуверенной хозяйки положения. – Сень, ну хоть не уезжай пока... Живи здесь. Чего торопиться-то?
– Ладно, посмотрим... – Он по-прежнему запросто соглашался с ней. Но решимость его голоса и внутренняя уверенность выдавали теперь в Семене совсем другого человека. Да, возможно, по-прежнему покладистого, тихого, но уже сильного, напористого, уже устремленного в новую жизнь.
Из переписки Семена и Веры:
Он: Верочка! Как же я тебя жду! Как я хочу быть рядом!
Она: Сеня – ты хороший!
Он: Ну что мы решаем? Покидаем сайт одновременно и навсегда?
Она: А вдруг ты опять?
Он: Что опять?
Она: Ну не сможешь... Или обманешь... Или изменишь решение...
Он: Нет, Вера! Заявление на развод я подал. Вплотную занимаюсь поиском квартиры. И жду встречи с тобой.
Она: Если все так, почему бы не встретиться? Я уже соскучилась по тебе!
Он: Тогда я назначаю тебе свидание. Не возражаешь?
Она: Не возражаю!
– Знаешь, Вить, может, конечно, это и кощунственно... Но я счастлив! Ты не поверишь: я как будто оковы сбросил! Все же очень меня подавлял брак. И знаешь когда я это понял?
– Когда же?
– Да только теперь! Когда решился на разрыв. Задышал полной грудью, даже выше как будто стал, словно вырос на несколько сантиметров. Мне многие говорят: «Семен, ты такой стройный стал! В спортзал, что ли, ходишь?!» А это я плечи распрямил, оказывается. Представляешь, жил – словно тяжелый мешок на спине тащил... А сбросил его и помолодел лет на пять.
– Это правда! – подтвердил Виктор. – Выглядишь отлично! Глаза горят, осанка гордая, походка уверенная! А что у тебя с твоим интернет-романом?
Семен заулыбался.
– Отлично у меня все, Вить! Веришь?
– Да верю, конечно! И рад за тебя! Ты молодец! Честное слово, молодец! Как Катя переносит развод?
– Ну Катя, сам понимаешь... Ошарашена, оскорблена, расстроена. Я, правда, с ней очень мирно, не повышая голоса, не выясняя отношений... Жаль ее, конечно, по-человечески... Плачет, переживает. Но я ничего не хочу возвращать. Наоборот, только об одном жалею...
– О чем?!
– Что раньше не сообразил. Столько лет себе не принадлежал! Надо же, только сейчас понял. Хотя, с другой стороны, уйди я раньше – не встретил бы Веру.
– Что ж это за Вера такая?! – воскликнул Виктор. – Ты аж расцветаешь, когда имя ее произносишь.
– Ты бы ее видел! – мечтательно заулыбался Семен. – Потрясающая женщина! Обязательно тебя с ней познакомлю. Вот сейчас определюсь с квартирой, перевезу ее к себе и познакомлю.
– Ну это долго ждать! Давай побыстрее!
Семен опять заулыбался. Казалось, он только что научился улыбаться. «Неужели и вправду, – подумал Виктор, – семейная жизнь настолько давила на него, что он, освободившись, автоматически обрел счастье?»
– Ладно, я поговорю с Верой! Она же тоже должна быть готова к встрече с моими друзьями. Когда решит, тогда и познакомимся!
– Что, опять в подкаблучники? Опять женщина будет за тебя все решать? – заволновался Виктор.
– Нет! Думаю, что нет. Просто я хочу комфорта для обоих. Решим так, чтобы и ей, и мне было приятно. Ты же знаешь, я никогда не давлю. И она, как я понял, вполне спокойная в этом плане женщина. Говорит: «Ты, Сеня, – лидер! Если я тебя выбрала моим мужчиной, значит, будь главным! Опорой, добытчиком, советчиком!» Я аж воспрял от таких слов.
– Слышь, Сень, – Виктор перебил друга, – а я вот что-то сомневаюсь: если ты всю жизнь на вторых ролях был, сможешь ли теперь стать лидером?
– Я и сам опасался: как же, думаю, быть? За меня вечно Катька решала: куда пойти, что надеть, чем заняться... Мне даже и задумываться было незачем! Но... – тут он загадочно остановился, но мгновение помолчав, продолжил: – Но оказалось, Витя, что с разными людьми мы разные. Мы способны играть любые роли, если партнер нас поддерживает и помогает. И умный лидер отступает в тень, когда признает первенство другого... И не слишком решительный человек обретает силу, когда берет на себя ответственность за слабого. Разве не так?
– А она у тебя слабая?
– По-моему, она очень умная. Настолько, что может быть слабой, когда я должен проявить силу... Во мне сейчас такие метаморфозы, такие трансформации происходят...
– Прав ты, Сеня, прав! – Виктор на этих словах почему-то погрустнел. – По тебе видно, что ты меняешься... На глазах меняешься... Я рад за тебя!
– Слышь, Вить! А сам-то чего такой? Хмурый? Грустный?
– Да смотрю на тебя и чего-то тоже... начинаю анализировать.
– Ты о чем?
– Ну про Аньку... Про мою ситуацию...
– А какая у тебя ситуация? Ты и умный, и волевой, и правильный во всех отношениях. Дом – полная чаша! Что не так?
Виктор досадливо поморщился и махнул рукой:
– Да я не об этом. Смотрю я на тебя и думаю: молодец! Сумел и свои интересы отстоять, и Катьке с дочерью все оставить, и влюбиться заодно! Это же редкость. А я, боюсь, как бы не потерять.
– Ты о чем?
– Да я о личном... О Нике...
– А почему ты должен потерять-то? При чем здесь твоя семья и Ника? Какая связь? У вас давно уже все определено, как я понял.
– Да правильно ты все понял! Правильно! – почти закричал Виктор. – Потому что я тебе именно так все и преподносил: в семье все в шоколаде, с Никой – все в мармеладе! Не жизнь, а сказка! Потому что мне именно так хотелось видеть картину моей жизни. Потому что так мне удобно было существовать. – Виктор покраснел, глаза налились болью...
– Ну а на самом деле что? – осторожно поинтересовался Семен.
– А на самом деле Ника очень любила меня... Очень! Господи, как же она меня любила! И хотела в принципе, наверное, немногого. Не бриллиантов, не вилл, не крутых тачек... Замуж за меня хотела. Только и всего.
– А почему в прошедшем времени-то?! Что-то я не понял!
– А я и не знаю, почему. Не могу понять... Она вроде со мной, а вроде ее уже и нет. Она то рядом, то недосягаема. А последний месяц вообще... – Не договорив фразу, он тяжело вздохнул и закрыл глаза. Помолчал, потом добавил: – Сень, я не могу ни с кем поделиться, кроме тебя. Мне очень больно. Мне очень плохо. Если я ее потеряю, не знаю, как переживу.
– А почему ты терять-то ее должен? Сделай что-то! Верни!
– Для этого разводиться нужно. А я, видимо, не готов...
– Вот и я тоже думал, что не готов, – проговорил Семен. – Как-то без подготовки получилось.
– Ты молодец! – в который раз за вечер повторил Виктор эти слова. – Смотри, как странно получается. Ты вроде бы тихий, нерешительный, и вдруг – раз! Такой судьбоносный поступок совершаешь. Причем как-то запросто, без истерики, без колебаний. Внешних по крайней мере. Внутри, может, и сомневался, но внешне все выглядит спокойно, взвешенно, продуманно. Я же, наоборот, резкий, энергичный, активный. А в подобной ситуации пасую. Черт его разберет, почему. Казалось бы – разруби узел, тем более что материальное положение позволяет выйти из ситуации достойно. Одним махом! И все! Ты счастлив! Бери любимую за руку и – вперед, к новым горизонтам!
– Ну? И что мешает? Красиво же говоришь!
– Вот и я не пойму: что мне мешает? Ничего не мешает! То есть совсем ничего! А почему я ничего не меняю в моей жизни – понять не могу!
