Текст книги "Любовь без гарантий (сборник)"
Автор книги: Ольга Агурбаш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Что он как-то… – Максим явно подыскивал слова, – он как будто не просто так…
– Что ты имеешь в виду?
– Как же это объяснить? По-мужски я почувствовал…
– Что почувствовал?
Максим тяжело вздохнул, помолчал немного, а потом решительно произнес:
– У меня был опыт. Ну раньше еще, в молодости. Да, честно говоря, и в зрелые годы тоже.
– Опыт чего? Посещения секс-вечеринок?
– Ну тогда такими словами это не называли. Просто был опыт группового интима.
– Ой, как интересно! А ты мне ничего не рассказывал!
– На самом деле интересного мало, – Максим даже скривился на этих словах. – Самое интересное и неприятное одновременно – это то, что на такого рода отношения можно подсесть, как на наркотик.
– Неужели?
– Ну, конечно! Ты же сама наверняка почувствовала и накал эмоций, и необычность ощущений.
– Да, это правда.
– Если часто такое практиковать, то со временем начинаешь понимать, что нормальные взаимоотношения с женщиной тебя перестают интересовать. Тебя уже не возбуждает встреча наедине, у тебя не возникает к женщине того влечения, которого ты ожидаешь. Ну и так далее. И я резко прекратил. Уже много лет ничего подобного себе не позволял. Совершенно осознанно. До вчерашнего дня. Мне просто захотелось тебя немного раскрепостить, дать шанс увидеть тебе саму себя в другой обстановке.
– Тебе удалось. Спасибо!
– Пожалуйста. Только я сейчас не об этом. Я о том, что есть некая психология в групповых взаимоотношениях. И она четко прослеживается.
– Какая психология?
– Как правило, на такие отношения соглашаются люди, у которых либо угасает любовь, либо ее вообще нет. Я повторяю: как правило! Возможно, наверное, что и искренне любящие друг друга партнеры идут на подобные эксперименты. Но все-таки такие случаи редки. В основном – спортивный интерес, развлечение, игра.
– А мы с тобой? – задумчиво произнесла Нина.
– Вот тут-то и кроется основной вопрос. – Макс глубокомысленно замолчал. – Я-то думал, что мы просто посмотрим, понаблюдаем, немного расширим свои познания. Ты в основном, конечно. Но ни на какие рискованные опыты не пойдем.
– Вот именно. Мы же ничего такого не планировали.
– Да. Все случилось спонтанно. Мужчина заглянул, выразительно посмотрел на меня, взглядом спрашивая разрешения присоединиться. Я задал тебе тот же вопрос. Ты не возражала. Вот и вся история. Но я опять же о другом. В моем интимном опыте не было случая, чтобы в подобной ситуации я был с любимой женщиной. Нет, ты не подумай… Те девушки, которые приходили со мной, были мне интересны, и с ними у меня были вполне определенные отношения. Мы были друг другу и приятны, и симпатичны. Но любимой… я бы никого из них не назвал. Ты понимаешь меня?! Впервые я оказался в подобной ситуации с любимой женщиной.
– И что? Это принципиально что-то изменило?
– Как выяснилось, да… И дело даже не в ревности… Глупо ревновать, когда сам… все организовал. И тем не менее… И ревность была, и даже сожаление.
– Сожаление? – удивленно переспросила Нина.
– Ну да… Потом, когда уже все закончилось. Я подумал, что зря, наверное, затеял историю эту сомнительную…
– Ну почему? Почему? – не унималась Нина.
– Говорю же: почувствовал своим мужским нутром… Тот мужик… как бы тебе это объяснить? Как будто он не просто так с нами оказался… как будто он тоже…
– Что «тоже»? – ошеломленно произнесла Нина.
– Тоже неравнодушен к тебе!
Внутренне Нина вся сжалась. Вот уж чего она не ожидала от Максима, так это такой проницательности, однако внешне сохранила спокойствие:
– Послушай, я его даже не видела. Ты же сам меня попросил не смотреть.
– Да-да… Это непонятно, необъяснимо. Это не на уровне логики и даже не на уровне эмоций. Это на уровне ощущений. Он не просто провел с тобой половой акт. Он будто бы ласкал тебя. Он с тобой не сексом занимался, а любовью. Это разные вещи! Он разговаривал с тобой посредством полового акта. Не знаю, доходчиво ли я объясняю. Понятно ли тебе…
Нина потрясенно молчала. Комментировать сказанное не имело никакого смысла. Мало того, что это так и было на самом деле. Непостижимым для Нины оставалось то, что такое может почувствовать мужчина! Но, видимо, секрет заключался лишь в одном слове: не просто мужчина, а любящий мужчина способен тонко чувствовать свою женщину. И не только ее, но и нюансы ее взаимоотношений с другими мужчинами. Это явилось открытием для нее! Единственное, что смогла ответить Нина, было следующее:
– Максим, мне кажется, я даже сознание потеряла в какой-то момент от избытка чувств. Поэтому не могу столь досконально проанализировать.
– Ну да… Ну да… – Он и не ждал от нее ответа. Он пытался понять что-то о самом себе. И мужик тот вчерашний никак не выходил у него из головы. Откуда тот взялся? Что за человек? Почему он так отнесся к Нине? В том, что он не ошибался в своих ощущениях, у Макса не было никакого сомнения. Интуиция не подводила никогда. Кроме того, постепенно его начинало разъедать разочарование.
«Ну и зачем я, дурак, туда отправился?! Ладно бы один! А то с Ниной! Хотел, видите ли, расширить ее представления о возможностях секса. И что? Чего добился? Ей понравилось! И пойми теперь – хорошо это или плохо? Вот зачем, спрашивается, затеял весь этот балаган?!»
Самоедство захватило Максима настолько, что он на какое-то время выпал из привычного круга дел и обязанностей и тупо сидел перед включенным компьютером, бесцельно глядя куда-то сквозь него.
Нина тем временем тоже окунулась в глубь себя в поисках ответа на извечный вопрос: как жить дальше? То, что жизнь ее изменится, она не сомневалась. Но каким образом? И что ей делать с Левой? И каково ему сейчас? В каких он пребывает переживаниях? И как ей самой разобраться со своими собственными сомнениями? Ответов не находилось. Да и сами вопросы мелькали где-то на задворках сознания, лишь обозначая ее тревожные мысли, а отнюдь не ожидая решения. Да и какие решения могли быть приняты? Тело, вспоминая вчерашний опыт, томилось сладкими ощущениями… Мозг, взбудораженный увиденным, вновь и вновь рисовал ей соблазнительные картины…
Макс, находясь в своих переживаниях, тем не менее не отходил от Нины ни на шаг, то вздыхал, то кидался обнимать, то хватался за голову, изнемогая от противоречивого внутреннего монолога.
Целый день они просидели дома. И дела никакие вроде бы не сделали, и устали почему-то. То ли от безделья, то ли утомились от непривычных переживаний. Вечером выбрались в кино. Немного развеяться, отвлечься…
Не успела Нина в понедельник утром прийти на работу, как позвонил Лева. Он говорил взволнованным шепотом, видимо, тоже из офиса:
– Нина! Боже, какое счастье: я снова слышу твой голос!
– Лева, привет!
– Еле пережил воскресенье! Господи! Нина… Нина…
Она вздохнула. Он продолжал:
– Знаешь, то, что произошло… Ну в субботу, в этом клубе… Я до сих пор не могу в себя прийти… Мне надо увидеть тебя!
– Когда?
– Сегодня! Хочешь, я в обед приеду? Или вечером, после работы?
– Давай вечером. Только пораньше.
Он отпросился, приехал. Она выбежала, села к нему в машину и буквально утонула в потоке его любви, нежности, желания. Он ничего толком не говорил. Целовал, гладил, шептал признания, чуть ли не плакал от избытка чувств.
– Какой-то тупик, Лева… – в отчаянии произнесла она. – Тебе не кажется, что, с одной стороны, мы зашли слишком далеко, а с другой… Как бы далеко мы не уходили, мы все дальше углубляемся в тупик. Лично я не вижу выхода.
Что он мог на это ответить? Что он страдает? Мечтает о ней, хочет ее, скучает, тоскует? Что всей душой с ней, всегда, постоянно? Что ни за какие богатства мира не согласится расстаться с ней? Да она слышала это уже сотни раз! Все это прекрасно знала! Что еще он может сказать? Что будет жить по-прежнему, как жил? Ничего не меняя и не пытаясь изменить? Что предпочитает мучиться, чем действовать? Что ему не хватает смелости на какие-то решительные шаги? Что он не слишком уверен в правильности радикальных мер, в их целесообразности, в неизбежности перемен? Что ни в чем не уверен, кроме единственного: своего истинного чувства к Нине? А в остальном? Но сказать об этом вслух означало признать свою слабость, немощь, неспособность к серьезным поступкам… Мог ли он осознанно произнести такие слова? Конечно, нет! Поэтому прижимался губами к ее рукам, вискам, глазам. Поэтому лишь шептал ей хотя и привычные, но всегда волнующие нежности. Он-то, в отличие от Нины, которая все еще продолжала надеяться, прекрасно знал, что ничего не изменится. Ничего не обещал, не обнадеживал, не обманывал. Жил в своем полусчастливом-полумучительном состоянии, и все…
Когда Макс сделал Нине предложение, она, вместо радости и счастья, или хотя бы удовлетворения, что, мол, наконец-то, дождалась, почувствовала испуг. Для нее это оказалось настолько неожиданным, что она не сразу смогла понять саму себя.
Ну казалось бы – вот оно, счастье! Вот оно, к чему ты стремилась долгие годы: очаг, семья, замужество, статус супруги. Все удовольствия в одном флаконе! Но вместо упоительного и вполне очевидного крика радости «Ура! Мечты сбываются!», в ее мозгу закрутились вопросы: как? Зачем? А хочу ли я? Нужно ли мне это?
Максим, опешив от молчаливого ступора Нины, даже как будто обиделся в первый момент:
– Нин, ты что, не поняла? Я тебя замуж зову! Почему ты молчишь?
– Я не молчу… – промолвила Нина и отвернулась.
Видимо, в ее глазах, в позе, в той энергии, которая исходила от нее, Макс почувствовал смятение и страх. Что угодно готов был обнаружить он в ответ на свое предложение руки и сердца: восторг, изумление, всплеск эмоций, неверие, слезы счастья… Пусть даже удивление, недоумение от неожиданности… Пусть даже растерянность… Но страх?
У Нины тем временем в голове крутилась только одна мысль: как отказать, чтобы не обидеть? Какие найти слова, чтобы человеку не сделать больно. Ответ «да» не то чтобы не приходил ей в голову. В голову-то он, может, и приходил. А вот сердце молчало. А раз молчит сердце, значит, это явное «нет». Пауза неприлично затягивалась, ответа не находилось. Нежелание обидеть близкого человека перерастало в страх разрушить все те отношения, которые были созданы. Макс волновался, Нина отводила глаза.
Наконец она сказала:
– Дай мне время. Я подумаю…
Это был отказ. Макс прекрасно все понял. Не понял только, как такое возможно? Как на фоне полного благополучия, взаимного доверия и глубоких, как он считал, чувств можно сомневаться в замужестве?
У него вдруг резко заломило за грудиной. Так резко, как никогда в жизни.
Он даже подумал: не остановилось бы сердце… Буднично так подумал, без эмоций, без какой-либо тревоги. Будто констатировал факт: от такой боли может перестать биться сердце. И вдруг… вдруг так ему стало жалко себя… Так жалко! Он долгие дни и ночи мучился сомнениями, как сказать, что сказать. Он принял для себя непростое решение о браке с Ниной давно. Чуть ли не на пляже, чуть ли не в первые дни знакомства, и ему самому была странна и непривычна мысль о создании семьи. Он, будучи, что называется, заядлым холостяком, никогда всерьез о браке не помышлял. То ли ответственности боялся, то ли так любил самого себя, то ли свободой своей дорожил сверх меры. Непонятно. Он и сам себе-то не мог искренне признаться в истинной причине осознанной позиции холостяка.
Конечно, если быть уж до конца откровенным перед самим собой, то причину можно было вытащить на свет: это боль и страх!
Однажды в молодости у него была попытка создания семьи. С девушкой из институтской группы был бурный роман, который вполне логично и обоснованно привел молодых людей в ЗАГС. Заявление было подано, кольца куплены. Решили сделать родителям сюрприз, объявив им о своем решении буквально накануне.
В итоге невеста к назначенному часу в ЗАГСе не появилась. Как выяснилось позже, родители ее совершенно иначе видели замужество дочери, и все эти «полудетские игры», как они выразились, выглядели несерьезно, и ни о каком браке ни с каким однокурсником не могло быть и речи.
Невеста убивалась, рыдала, кричала Максу в трубку, что скорее руки на себя наложит, чем подчинится родительской воле, потому что любит его и только его, и всю жизнь его одного и будет любить… Однако не посмела ослушаться…
С тех пор сколько бы Макс ни влюблялся, идеи о бракосочетании в его голову не приходили вот уже лет двадцать…
А тут вдруг раз: просыпается с идеей, что хочет жить с этой женщиной под одной крышей, делить с ней, как это принято говорить, и радость, и горе, заботиться о ней, встречать старость, в конце концов!
А она почему-то пугается его предложения, отводит глаза и просит время подумать. Неужели ей не хочется замуж? Она, ни разу не состоявшая в браке, по мнению Максима, должна была стремиться к семье, мечтать о замужестве… Ан нет!
– Подумай, конечно, – слабым голосом произнес он.
Сказал и ушел на работу. Поникший, расстроенный, без всякого настроения.
Нина кинулась звонить Леве:
– Лева! Мне Макс сделал предложение!
Он долго молчал, вздыхал в трубку, сопел… Потом собрался с духом:
– И что ты ответила?
– Пока ничего…
– А что ты думаешь по этому поводу?
– Ты знаешь, что я думаю.
– Я? Откуда я могу знать?
– Ой, Лева! Конечно же, ты прекрасно знаешь, что я хочу услышать это предложение от тебя!
«Ну вот опять…» – подумал Лева, а вслух произнес:
– Нин, давай не будем начинать…
– Ты понимаешь, что если я выйду замуж, то наши с тобой отношения закончатся.
– Не обманывай себя, Ниночка! Они не закончатся никогда!
– Я их прекращу волевым усилием…
– Я не отпущу тебя!
– Тогда почему?
– Что почему?
– Тогда почему мы до сих пор не вместе?
– Мы вместе!
– Значит, ничего не изменится?!
– Как это не изменится? Наши отношения все время развиваются. Мы с тобой в вечном движении. Жизнь бурлит. Разве это не изменения?
– Ты знаешь, я другое имею в виду.
– Нин, я не оставлю семью! И тебя не оставлю! Ты можешь выходить замуж или не выходить. В наших отношениях принципиально ничего не изменится! Я давно понял, что мы друг у друга навсегда!
– Нет, Лева! Жить в прежнем режиме я не смогу.
– Это почему?
– Ты предлагаешь мне вечно обманывать мужа? Ты предлагаешь заведомо продуманную ложь? Насколько это порядочно? Насколько честно?
– Опять ты со своей честностью! Нин! Ну что ты всю жизнь носишься с этой моралью? Что бы ты ни думала, что бы ни говорила, а все равно живешь ты далеко не праведно. Ты пытаешься сохранить какую-то мнимую порядочность, внешнее соответствие придуманным нормам. А на самом деле обманываешь саму себя!
– Как это?!
– А так! Возьмем хотя бы сегодняшний день. Ты говоришь, что любишь меня, мечтаешь о союзе со мной, а живешь с другим мужчиной!
– Лева! – она вдруг резко повысила голос. – Не смей! Замолчи! Это удар ниже пояса! Я бы жила с тобой и только с тобой, но ты не готов к таким отношениям!
– Нин! Давай посмотрим на ситуацию по-другому!
– По-другому? Это как?
– Тебя же во мне все устраивает? И долгие годы вполне устраивали наши отношения. Так или нет?
– Ну… да… И да, и нет. Да – потому что любовь. Нет – потому что… Сам знаешь почему.
– И тем не менее. Раз мы продолжаем быть вместе, значит, всех все устраивает. В противном случае давно бы разошлись. С этим ты согласна?
– Наверное, согласна. С фактами трудно спорить.
– Мы могли так продолжать существовать и дальше, но ты решила… Даже не знаю, как выразиться – пожить в гражданском браке, или просто попробовать другого мужчину, или, может быть, что-то доказать мне. Я так и не пойму, честно говоря, зачем тебе этот Максим. Сама-то ты понимаешь?
Похоже, Нина и вправду не слишком понимала. Ну да, курортный роман, ну влюбилась, ну привел их первый порыв к совместному проживанию.
И что? У Нины чувство новизны прошло, влюбленность улетучилась. И что осталось? Возможность жить вместе? И насколько ей интересна совместная жизнь с нелюбимым человеком? Он хороший, положительный во всех отношениях, умный. Но ее сердце занято другим. Что ей делать с этим? Обмануть Максима, согласившись на замужество, заведомо зная, что брак обречен? Вернуться домой и обрести прежний образ жизни с Левой, ожидая встречи с ним дважды в неделю? Или оставить все как есть – жить с одним, любить другого?
По всему выходило, что Максу придется говорить «нет». А уж что будет после этого – уйдет ли она к себе или останется у него – второй вопрос. Хотя зачем у него-то? Ей и одного Левы хватает, если честно. Тратить энергию на двоих мужчин – не слишком ли расточительно?! По отношению к самой себе, к своим внутренним ресурсам? Сколько усилий, напряжения, эмоциональных затрат!
Она поймала себя на том, что и вправду стала уставать от чрезмерного самоконтроля: не перепутать имена, особенно в постели, лишний раз не улыбнуться собственным воспоминаниям, не загрустить без явного повода во избежание ненужных расспросов. Вести душевные разговоры и с тем, и с другим! Выслушивать обоих, вникать, сопереживать, советовать, понимать, принимать участие… И не просто так, не поверхностно, не формально, а по-настоящему, всерьез, с погружением в ситуацию. Плюс соответствовать вкусам обоих. Этот любит яркую помаду, тот вообще не признает косметику. Этот предпочитает видеть ее на каблуках, тот ревностно следит за скромностью ее облика: не дай Бог ничего вызывающего или чрезмерно соблазнительного. Этот любит одни духи, тот другие. И вроде бы ничего уж такого страшного. У всех свои вкусы и пристрастия, под каждого можно подстроиться… Она и сама предпочитает видеть в мужчинах нечто вполне конкретное: стрижку покороче, ухоженные руки, определенный парфюм. И мужчины точно так же прислушиваются к ней, желая соответствовать, и нравиться, и быть приятными, и вызывать желание… Все очень даже жизненно… Но уставать она стала от игры на два фронта. Элементарно уставать.
И потом – секс. Ей не нужно столько. Его слишком много. Чрезмерно. У нее не успевает возникнуть желание. У нее явный перебор в этой сфере. И это тоже утомительно. Зачем человеку лишнее?
Разговор с Левой странным образом все расставил по местам. Вот только что ответить Максу? Как не обидеть?
Непрощенное воскресенье
Нельзя сказать, что Семен Львович выглядел хорошо. Нет. На свои семьдесят он и выглядел. Состарившаяся кожа, чуть сутулая спина, замедленные движения. Но внутренний огонь полыхал в нем вовсю. Неудовлетворенность жизнью, ненасытность, жажда общения, желание встреч, активного отдыха, полночных гуляний поражали. Он мог до утра просидеть в ресторане, петь с цыганами, выпивать, закусывать… А в девять утра водитель уже ждал его у подъезда, чтобы ехать то ли на рынок, то ли по магазинам в поисках очередного костюма, то ли еще куда…
Жена его Элеонора с трудом переносила буйный нрав мужа, раздражалась, уставала, ворчала, вечно пилила своего Семена, но… бесполезно. Каждый вечер они появлялись вместе либо на концерте, либо в театре, а то у кого-то в гостях или на презентации новомодного заведения. Блистая бриллиантами и свежим маникюром, Элеонора делала утомленное лицо и вместо приветствия говорила всем одно и то же: «Боже, как я устала!»
Внешне Элеонора выглядела много лучше своего престарелого супруга, хотя возраста была с ним одного. Ну, может, на несколько лет помоложе. Зато внутреннего заряда в ней не было никакого.
Везде ей было скучно, она быстро теряла интерес к происходящему, постоянно жаловалась на здоровье и самочувствие и мечтала только об отдыхе. Хотя последние лет двадцать своей жизни только и делала, что отдыхала. Правда, сама так не считала. Хотя объективно, со стороны, было понятно, что она избалована, капризна и пресыщена богатой жизнью. Элеонора не работала, наблюдалась в лучших клиниках, имела помощниц по хозяйству, машину с водителем, персонального доктора… Она в принципе и думать забыла о том, что в жизни могут быть какие-то проблемы, кроме разногласий с собственным мужем…
Они часто ссорились. В такие моменты Семен кричал на нее, топал ногами, скрежетал зубами и даже оскорблял. Жена демонстративно перевязывала голову полотенцем, пластом ложилась на кровать и заливалась слезами. Пару дней супруги открыто воевали, потом молчали и лишь на третьи-четвертые сутки начинали разговаривать и готовиться к очередному выходу в свет.
Семен Львович пытался загладить свои грубые слова каким-то подарком или комплиментом. Элеонора позволяла себе принять от него презент и благосклонно выслушивала извинения и восторженные реплики в свой адрес.
С возрастом, правда, ссоры случались чаще и протекали более ожесточенно. Поэтому делать столь частые подарки Семену Львовичу становилось накладно. Тогда он взял за правило к каждому празднику дарить что-либо существенное. Например, платье, усыпанное стразами, или серьги с коньячными бриллиантами, или браслет из натурального жемчуга, или подвеску из последней коллекции Шомэ.
Подношения сопровождались комплиментами. Элеонора деланно вздыхала и говорила:
– Ох, Сенечка! Ну куда мне столько украшений?! – и с восхищением любовалась обновкой.
– Элька! Ты у меня самая красивая… Я хочу, чтобы ты выглядела лучше всех!
– Сеня! Ну как я в свои годы могу быть лучше молодых?! Посмотри, как сейчас ухаживают за собой женщины: и подтяжки, и чудодейственные процедуры, и какие-то маски фантастические!
– Эля! Да ни одна из них тебе и в подметки не годится! Ни одна из них не стоит твоего мизинца! В тебе чувствуется порода… У тебя есть внутренний свет… Нет, Элька! Им до тебя далеко…
С этими словами Элеонора наряжалась в новое платье, усыпала руки кольцами и браслетами, красила губы… Довольный супругой и жизнью, Семен Львович срезал с недавно купленного костюма этикетку, тщательно подбирал к нему рубашку и галстук, выбирал подобающие случаю часы… И они направлялись в сторону очередного мероприятия.
В определенных кругах Семена Львовича звали иначе. Сеня Меченый. Или Сеня Пятно. Дело в том, что на лице у него было довольно большое родимое пятно: от виска вдоль щеки к подбородку. Пятно периодически меняло цвет: от нежно-розового и почти незаметного в периоды покоя и расслабления до багряно-красного и чуть ли не фиолетового в минуты гнева или раздражения.
Сеня родился в многодетной семье. До него у родителей уже было три дочери, и все очень ждали мальчика. Радость при его рождении была столь велика, что на пятно особого внимания не обратили, тем более, что акушерка авторитетно заявила:
– Гематома. Часто случается в родах. К полугоду пройдет.
Но не прошло. Тогда родители просто стали считать гематому родимым пятном и быстро смирились с этим. Пока однажды ночью Сенина мать Сима Аркадьевна не вскочила ночью от поразившего ее открытия… Она проснулась от непонятного ей самой внутреннего толчка, села на кровати и растормошила мужа:
– Лева! Лева! Послушай!
– Что? Что такое? Сима, что стряслось?! – Лева испуганно моргал.
– Лева, я поняла…
– Что? Что ты поняла? – он никак не мог проснуться и осознать, о чем говорит супруга.
– Я поняла, откуда у Сени пятно!
– Ну!
– Помнишь, ты ударил меня по лицу? А я уже тогда беременная была…
– Сима, что за глупости?! – в этот момент Лева проснулся по-настоящему. – Когда это я тебя ударил?
– Точно… Точно… Именно по этой щеке, по левой… – она медленно произносила слова, как будто мысленно проживала вновь ту ситуацию, – И у Сени – пятно на левой… Ну точно как пощечина…
– Так, Сима! Хватит глупостями заниматься. Мне завтра рано на работу, а ты будишь меня из-за всякой ерунды. Спи! – и он в раздражении потянул на себя одеяло.
Но Сима заснуть не могла. Ворочалась с боку на бок, вспоминая тот давний, непростой разговор с мужем…
Семья Сличенко была не очень типична для своего времени. Мало того, что оба – и муж, и жена – бизнесмены, так еще и трудоголики, да плюс многодетные. Такое редко встретишь. Как правило, либо одно, либо другое. Если уж много детей, то совсем немного денег. И наоборот, крутой бизнес, большие обороты – один, максимум два ребенка. Эти же – Иван и Ирина – выделялись из своего окружения. Вместе работали, вместе отдыхали, почти никогда не расставались…
Поначалу, как только поженились, жили скромно, если не сказать, бедно. Хорошо, что родители с обеих сторон помогали, а то трудно даже представить, как выжили бы. Будучи студентами, на съемной квартире, плюс малолетний ребенок. Потом, когда институт закончили и вышли на работу, вроде бы полегче стало материально. Но ненадолго. Родился еще один малыш. Он требовал почему-то бóльших расходов, чем первый. И семья Сличенко вынуждена была туже затянуть пояса. С кормлением первенца Ирина справлялась отлично. Молока было много. И сынок первый – Максимка – быстро наедался и набирал вес по всем правилам. Второй мальчик – Денис – дал аллергию на материнское молоко, и врач настоятельно рекомендовал перевести его на смеси. Но, во-первых, смеси стоили недешево, а во-вторых, надо было еще побегать по магазинам, чтобы их найти, а в-третьих, старшенький пошел в сад, где постоянно требовалось что-то новое: то чешки и шорты для музыкальных занятий, то краски и карандаши, то деньги на подарки воспитателям. Кроме этого, туалетная бумага, салфетки, пижама… И так до бесконечности. Семья разрывалась от этих трат. Ирина донашивала вещи студенческой поры, хотя после двух родов фигура изменилась… Иван имел, конечно, костюм для работы, но всего один-единственный, и ни особого выбора рубашек, ни галстуков у него не было…
Ирина часто мечтала… Вот идет она по улице и вдруг видит: кошелек! Поднимает, открывает… А там – триста рублей! Вот это радость! Сразу бы побежала покупать себе сапоги… Те, что стоят на витрине обувного. Не сапоги даже, полусапожки… И брюки новые, и куртку… И еще пацанам – спортивные костюмы, а мужу свитер, тот, темно-синий. Ему пойдет. Там вырез углом сделан. С любой рубашкой будет красиво. Еще надо бы большой альбом для фотографий, а то столько снимков накопилось… Хочется как-то их упорядочить, разложить по датам, по событиям… А еще… А еще… Мечты на этом, может, и не обрывались, но надежды таяли. Кошелек не находился. Денег катастрофически не хватало.
На съемной квартире жить было неуютно. Мебели практически никакой. Да и та, что есть – одно убожество. Холодильник напрокат, телевизор напрокат, коляска для Дениса – и та напрокат. Старший Максимка как-то спросил:
– Мам, а Дениску мы тоже напрокат взяли?
Она рассмеялась тогда над неожиданным и непосредственным вопросом, грустно посмеялась…
А потом как-то начала потихоньку улучшаться ситуация. Родители Ирины оставили свою квартиру дочери с семьей, а сами переехали в новую. На работе у Ивана стали происходить положительные сдвиги. Его повысили, зарплата поднялась. Плюс к этому Ирина, определив детей в сад, вышла на работу.
Материально жизнь семьи выравнивалась. Иван с Ириной могли уже позволить себе выбраться в дом отдыха на выходные, пригласить гостей, посетить театр. Они как будто даже ходить стали легче, будто сбросили с себя ненужный тяжелый груз. И даже невзирая на трудности быта, которые продолжали оставаться актуальными: детский сад, работа, магазины, автобусы, очереди, разбросанные игрушки, порванные штаны, ветрянки, оспы, междоусобные драки пацанов и прочие милые прелести, свойственные любой молодой семье того времени, – настроение практически всегда было легким, приподнятым, чуть ли не праздничным.
Они торопились вечерами домой, друг к другу. С удовольствием возились с детьми и в то же время всегда с нетерпением ждали момента, когда можно будет заняться в постели чем-то интересным. Похоже, они продолжали любить друг друга, несмотря ни на годы, проведенные вместе, ни на трудности быта, ни на прочие препоны и сложности…
Супруги неистово целовались во время прелюдий. Они изобретали что-то новое в любовной игре. Хотя все уже было изобретено давным-давно в этой сфере человеческих взаимоотношений и вряд ли что-то принципиально новое можно придумать. Однако каждая пара время от времени привносит какие-то изменения в ставшую привычной интимную жизнь, тем самым оживляя и развивая ее.
Какие-то эротические рассказы, перепечатанные полуслепым шрифтом через пять-шесть копирок, засаленные журналы, долетающие полулегальным путем из недоступной тогда заграницы, первые кассеты с порнофильмами, опять же запрещенные официально, – все это потихоньку доставалось, добывалось, приносилось в дом и ложилось на благодатную почву. Интерес молодой пары подогревался, фантазии бурлили, половая жизнь доставляла обоим партнерам огромное наслаждение.
Пожалуй, это были лучшие их годы. Не сказать, что легкие, но почему-то счастливые… Любовь, вероятнее всего, тому причиной…
Мать Семена Львовича – Сима – в молодости была хороша. Очень даже хороша. Даже после рождения троих дочерей фигура ее сохранила стать и стройность. Ходила она степенно, грациозно, не торопясь и в то же время очень легко. Прямая спина, четкий овал лица, красивая шея… Истинно женские формы, но не чрезмерно. Вроде бы обыкновенная женщина, а мужчины задерживали на ней взгляд дольше положенного…
Сима никогда не обращала внимания на подобные взгляды, и если даже замечала, то скорее удивлялась, чем гордилась. Она мысленно решала бесконечные семейные проблемы и на внешние проявления жизни обращала гораздо меньше внимания, чем на внутренние. Пока однажды чуть не обожглась о восхищенный взор молодого паренька…
Поехала как-то Сима в деревню, к своим родным, навестить стариков. Мама-то Симина еще кое-как управлялась по хозяйству, а отец что-то стал сдавать. Связи в то время никакой не было, и Сима взяла за правило раз в три-четыре месяца навещать родителей. Брала с собой то одну дочку, то двоих и на перекладных кое-как добиралась до деревни… Старшая дочь Лидочка, как правило, оставалась с отцом и под дополнительным присмотром соседки, поскольку отец вечно пропадал на работе. С тремя детьми Сима ездить в деревню не решалась: боялась не справиться в дороге.
В тот раз было лето. Девчонки, уже подросшие, пяти и трех лет, были послушны и тихи, и Сима, вполне спокойная, в очередной раз отправилась в дорогу.
Выехали они с девочками рано, чтобы к обеду добраться до места. Сначала шли пешком до трамвая, потом долго ехали по городу, затем тряслись в кузове грузовой машины и, наконец, остановив подводу со свежим сеном, добирались до деревни. Им оставалось километра три-четыре, когда девочки, устав от долгой дороги, моментально уснули, обалдев от запаха сухой травы. Сима тоже задремала, откинувшись на стог за спиной.
А потом на каком-то ухабе открыла глаза и обожглась… Паренек смотрел на нее восхищенно и жарко… И в то же время очень серьезно. Пожалуй, впервые она осознала, что значит истинно мужской взгляд. Взгляд, проникающий так глубоко внутрь ее существа, что она почувствовала жар… Как будто все ее тело мгновенно загорелось изнутри каким-то даже не огнем, а приятным теплом, возбуждающим и расслабляющим одновременно… Она не знала за собой подобного состояния. Смутилась, отвела глаза… Попробовала задремать снова, но не получилось…
