Текст книги "Терновый куст"

Автор книги: Ольга Афраймович

Ольга Афраймович
Терновый куст

Сергею Корычеву и Евгении Логвиновой

* * *

 
Что накликаю – все исполнится,
Недозревшее – не дотронется,
Недошедшее – непривычное,
Тесно в кухоньке со «Столичною».
 

 
Нескупая ты, да неласкова,
Все с сомнением да с опаскою,
Локти кусаны с угрызеньями
Глупой совести в ночь осеннюю.
 

 
Что ж до памяти – не завишу я.
Отпустите впрок возлюбившую,
Нетерпевшую, неотдавшую,
Уходившую, пропадавшую,
 

 
Ожидавшую наваждения,
Мне под горлышко – пробуждение,
Мне по горлышко – до развязочки,
Комом в горлышке – мои сказочки.
 

 
Осень к горлышку – до развязочки,
Ветер в щелочки сквозь замазочку,
Жду до времени истечения,
Страшно, лапушки, с пробуждения.
 

 
Нескупа была, да неслажена,
Недобужена, недоглажена,
Все иголочки не по вашему,
Уязвимая со вчерашнего.
 

 
Как накликаю – не останешься,
К верхней полочке не дотянешься,
Рву по кровному, правда гольная,
Как подросток я – недовольная.
 

 
Вот загадочка – рву по ниточке,
По нешитому – снова выточка,
Дырку новую – черной краскою…
Будьте суетны, будьте ласковы.
 

^{20 октября 1994}

* * *

 
Решено – я уйду,
Я почти собрала узелок.
Ясновидящий смог
Предсказать на дороге беду
Я, конечно, пойду.
 

 
Решено – будет бой
У реки на развилке дорог.
Неизбежный итог
Ничего не случится с рекой,
Все вернутся домой.
 

 
Все вернутся назад,
А со мною все будет не так,
Только это пустяк
Просто ветра попросит закат,
Очень красный закат.
 

^{31 октября 1994}

* * *

 
Затянулось бабье лето,
Солнцу не противится.
Вот и день с померкшим светом
Он-то смилостивится.
 

 
Я ждала такого снега,
От тоски лукавая
Не люблю я человека,
Не привязанная я.
 

 
Я ждала такого шквала,
Только чудилось – тебя,
Повстречала – не признала,
Взгляд украла второпях.
 

 
Осторожно так смотрела:
Оживешь – не оживешь?
Вот как сердце отогрела
Моя ласковая ложь.
 

 
Вот как сладко дожидаться,
Снегу не противиться,
К дню осеннему ласкаться
Он-то смилостивится.
 

^{24 октября 1994}

Терновый куст

 
Скупостью по радости
Темная, темная,
Мудростью по данности
Скромная, скромная,
 

 
Платье новое я шила – примерить дай,
В куст терновый не бросай меня, не бросай,
Там шипы острее совести, пожалей
Будет ли нежнее песня любви моей?
 

 
Выгораю угольно
Близко дно, скоро дно,
На морозе углем быть
Холодно, холодно,
 

 
Платье рваное я штопаю – погоди,
В куст терновый не сади меня, не сади,
Там шипы острее совести, пожалей
Будет ли нежнее песня любви моей?
 

 
Ждать и не дождаться мне
Вольная, вольная,
Как струна в вибрации
Больно мне, больно мне…
 

 
Нет, не стану себе платьев кроить-чинить,
Как могла в такую данность я угодить?
Наколю себя на иглы твоих ветвей
Будет ли нежнее песня любви моей?
 

^{8 ноября 1994}

Недоуменное

 
Как слово повторенное,
Как без контекста мысль,
Как яблоко зеленое,
Имею ли я смысл?
 

 
А преклоненье оному?
А легковесность без?
Тоска по несвершенному?
Свершенности отрез?
 

 
Но слово многократное,
Но вырванная мысль,
Но яблоко проклятое
Какой тут к черту смысл?
 

 
Но преклоняюсь оному,
Тоскую, бесполезная,
Свершила бы до черного,
Да вот – нелегковесная.
 

^{1 декабря 1994}

Кощунственное

 
Как корку черствую
Грызу, бесчувствуя,
С утра безмолвствую
К ночи кощунствую,
 

 
Оттенка проседи
Все упования
Когда попросите
Очарования,
 

 
Когда вы ноете
Какие бедные,
А после кроете
Его последними,
 

 
А после коркою
Не подавиться бы,
Да откупиться бы,
Да отшутиться бы,
 

 
И, сжавши в горсточке
Пучок мимозовый,
С мечтою розовой,
Известным способом
 

 
Вразброд по улицам,
От солнца жмуриться
Глазами, пьяными
От ожидания.
 

^{5 декабря 1994}

Не сказал

 
Распрямила бы я плечи
В черный без окошек зал
Он принес мне пару свечек,
А что делать – не сказал…
 

 
Жду последнего звонка,
Сердце камушком,
Нет начала мне,
Только зернышка
Непроросшего сладка
Сердцевиночка
Обещало свет
Мое солнышко…
 

 
Я дышала бы и пела,
Только – плакать не могу
Та свеча уже сгорела,
Я вторую берегу,
 

 
Пуще глаза своего,
Пуще нежности,
Что нетронутой
Возвращала вам,
И теперь мне далеко
До безгрешности
С языка не жаль
Слова шалого
 

 
Разве скуден чудесами?
Мне же застит белый свет
Обгоревшей свечки пламя,
Капли, капли на паркет…
 

 
Жду последнего звонка,
Сердце камушком,
Нет начала мне,
Только с донышка
Дума, муторно сладка
Передышкою
Дунь на шалую,
Мое солнышко…
 

 
Распрямила бы я плечи
В черный без окошек зал
Он принес мне пару свечек,
А что делать, не сказал…
 

^{18 декабря 1994}

Вместо колыбельной

 
Колыбельных я тебе не пела,
В страхе успокоить не умела
Кто тебе о радости споет,
Плачущее зеркало мое?
 

 
Вышел от меня ты босоногим,
Ради переменчивого бога
Спи, покуда я еще не сплю,
Сладко так, как горечь я коплю.
 

 
Слезки утирая,
За тобою вслед вздыхаю
Горюшко мое,
Видно, виновата,
Так, безумной, мне и надо
Полно воздает,
 

 
В малом отраженье
Весь кошмар землетрясенья
Крепко ли стою?
В грохоте кромешном,
Цепенении беспечном
Что тебе пою?
 

^{21 декабря 1994}

* * *

 
Мертвы снежинки после Рождества,
Лениво им на белое ложиться…
Так странно мне, что я еще жива,
Но страшно, что не стану суетиться,
А если вкруг оси своей кружиться
Калейдоскопом детским голова,
Ссыпаются тяжелые слова,
Такие мертвые, что после Рождества
До самой Пасхи хочется забыться.
 

 
Как просто мне бывает воскресать
Как сбросить гарь последней сигареты,
Не страшно даже ласки недобрать
Сам Черт меня боится несогретой,
И, если верить в прежние приметы,
Недолго мне осталось умирать…
Мне, право, больше нечего терять
Картинки сыплются, пока рукой подать
До лампы электрического света.
 

 
Мертвы снежинки – мертвые слова,
Лениво им на белое ложиться…
Не странно вам, что я еще жива,
Но странно, что не стану суетиться,
А стану вкруг оси своей кружиться
Калейдоскопом детским голова,
Там мерзлый снег и белые слова,
Такие мертвые, что после Рождества
До самой Пасхи хочется забыться.
 

^{11 января 1995}

Оборотное-1

 
Болишь во мне – или светишься?
Горишь во мне – или мечешься?
Без спроса шаги твои слушаю,
Подарков твоих мне не надобно
Сорокой-воровкой нескладною,
До слез на сияние падкою,
Монетки блестящие крадены,
И жжет сторона оборотная…
 

^{Январь – февраль 1995}

Оборотное-2

 
Ни тени, ни слова, ни шороха
Гора отсыревшего пороха,
Молитвой моей безголосою
Четыре стены сотрясаются…
Слепыми, нагими, тверезыми
Такие на свет появляются.
Земным претворением насилуя,
Наказанных жаждой – не милуют,
В пыли, в паутине и в копоти
К святым да не будут причислены…
Зачем я узнала, о Господи,
Что ад повторится прижизненный?
 

^{Январь – февраль 1995}

Про колобка

 
Сказочка подвенечная
Кто мне тебя рассказывал,
Сны нагоняла вечные,
Да не пора ль завязывать?
 

 
Нынче-то лишь про мороки,
Казни – за что не ведаю,
Бегаю от топорика
И с головой беседую:
 

 
Жаль мне тебя, кудрявую,
Жалко, непреклоненную,
Правую и неправую,
Злую и непреклонную
 

 
Табу на шее ломаной,
Как тебе трепыхается?
Цепи не мною кованы
Тошно просить да каяться,
 

 
Табу не мной навязано
Мне-то какая разница,
С нежной какой гримасою
Мой колобок покатится,
 

 
Мне-то уже до лампочки,
Что топоры наточены
Гибну заради сказочки,
Сказочки незаконченной.
 

^{10 февраля 1995}

К весне-1

 
Та ворона на суку
Не по-птичьи вовсе выла,
Клюв от хлеба воротила,
Эту снежную муку
Проклиная что есть силы
Господи меня помилуй,
Слушать больше не могу
Неустанную возню
Полудохлой вещей твари
Гордый, горестный в угаре
К Валентиновому дню
Жизнь со смертью мне подарит.
День на век его состарит
Я подарок уроню.
А ворона на беду
Хлеба вовсе не просила
И со смертью не шутила
Что за шуточки в бреду?
И в бреду я говорила:
Это просто, это мило
Ты ушел, и я уйду.
 

^{21 февраля 1995}

К весне-2

 
Она все плакала во сне…
Какими нежными губами,
Какими льстивыми словами
Вы прикасались к ней
Все уязвимые места
Нашли, от пяток до макушки,
Поили зелием из кружки,
С кривой усмешкой злого рта
Плясали танец живота,
Стучались головой об стену,
А молоточком – по колену,
Все – от макушки до хвоста
Вы проклинали в ней…
И уходили, хлопнув дверью.
Она по злому суеверью
Лишь плакала во сне.
 

^{1 марта 1995}

К весне-3

 
Где пройдет она лед обращается в воду,
Ну, не в воду, так в слезы,
Не колеса прошлись по тебе в непогоду
Твой мотив исковеркал колеса.
Вместо полуреальных, похожих смертей,
Вместо лепета
Этот плач по неотнятой жизни твоей
Жалкой, трепетной.
 

^{27 февраля 1995}

К весне-4

 
Сутки прочь
Я спокойна,
Я почти благодарна
Обещали помочь.
Все пристойно
И почти календарно.
Что скрывать
Суеверна
Или просто природна
Календарь почитать
Непомерно
Или как вам угодно.
Да, больна,
И надолго
Это стылого дома
Колебанья до дна.
Жаль иголкой
Я теперь невесома.
 

^{27 февраля 1995}

К весне-5

 
Игра в слова
Что игра с огнем:
Узнал – пропал,
Не узнал – засох,
Ну кто же знал,
Что темнее днем,
Когда бы так
Быть светлее мог.
Гляжу, темна,
Не боюсь глядеть,
Закон слепых
Глаз закрыть не смей,
Такой спине
Бесполезна плеть,
И сладок яд
Отравись – но пей.
И томно пью,
Мой такой каприз
Хоть суди меня,
Хоть умащивай,
И синим пламенем
Занялись
Слова
А про срок не спрашивай.
 

^{1 марта 1995}

К весне-6

 
Чтобы заживо сгнить не успеть
От щедрот Твоих, от щедрот
Ты пошли мне когда-нибудь быструю смерть,
От щедрот своих, от щедрот.
 

 
Чтоб в прыжке, чертыхаясь навзрыд,
В высшей точке, паденья до,
До минуты, которой прыжок перекрыт,
Мне текущей застыть водой.
 

 
Как гордыня больная поет:
Вон из кучи, из ряда вон!
От Твоей ли игры, от Твоих ли щедрот
Мой – минутой застывший – стон?
 

^{6 марта}

К весне-7

 
Мне жить и жить,
Все потому лишь
Со мной Ты шутишь,
Меня обжулишь,
Со мной шалишь
Не отмеряешь
(Так обмираю,
Как чуть ужалишь),
Как чуть кольнешь
Щенком виляю,
Все представляю,
Что обновляю,
Но чуть блеснешь
И снова блекну,
И солнцу меркнуть,
Что светит мелко,
И меры сверх
Жестокосердый
По мелким меркам,
Высокомерно
Сердит и сер
Чуть отмеряешь,
Дразнишь-играешь,
Я ж – обмираю.
 

^{10 апреля 1995}

Мало

 
Неотвратимо – необратимо,
Как холод снизу до поясницы,
До рези в горле, песка в ресницах
Когда бы только – когда бы мимо!
 

 
С какой бесовкой хожу в обнимку,
С какого сглаза едала хлеба,
Чего-то ради – какого неба
По дну царапаюсь, невидимка?
 

 
Кусок не к горлу, душа не к месту,
Рукам неволя – хороших много,
Бери любого – его не трогай,
Да все сестренка, а не невеста,
 

 
Да все чужая, а не сестренка,
Кого пригрела – кого украла,
Душите, черти! – неужто мало?
Давите слева, где бьется тонко,
 

 
Сама узнала – сама сказала,
Душите, черти! – неужто мало?
Дерите струнку – рвалась бы звонко
Мол, «душно, няня» и про Тантала,
Душите, черти! – неужто мало?
 

^{14 марта 1995}

Терпеливым

В мире, где всяк сгорблен и взмылен,

Знаю – один мне равносилен.

М. Цветаева

 
С моей – ни одна душа
Не ведала равноценность.
Не тронута. Чуть дыша
Терплю неприкосновенность.
 

 
Безжалобна и жадна
Чувствительная бесплотность
Беззвучно терпеть вольна
Житейскую непригодность.
 

 
Смертелен любой исход
(По смерти в году, не реже),
Исчисленный – новый – год,
Зубовный скрывая скрежет,
 

 
Стерплю. Терпеливым – пост,
Изветренность, сушь, измена…
Как жаден, изветрен, прост
Ты – что неприкосновенен.
 

^{10 апреля 1995}

Беглянка

 
Краткосрочно затишье у смуты,
Жизни час – тем цветам на столе,
Ежезимне – вздыхать по кому-то,
Ежевесно – изменой болеть…
 

 
Впрочем, кто говорит про измену?
Неизменно творя произвол,
Я вдыхаю разреженный воздух – подменный!
В нем дыхания нет твоего.
 

 
Одиночество небезысходно
Ни печали, ни гнева, ни зла.
Только даже у самых свободных
В мире делится все пополам!
 

 
Впрочем, верую – верят же дети
В нахождение двух половин…
Вероятно, в каком-нибудь прошлом столетьи
Задыхался и ты без любви.
 

 
Знаю, скоро ты сгинешь в пустыне,
Если так – я сильнее тебя.
За беспечную эту гордыню
Все задетые мною скорбят,
 

 
Впрочем, страшно ли быть неугодной?
Слишком поздно – себе изменять,
Я дышу этим воздухом – резким, холодным
Значит, время не судит меня.
 

 
Тишина – только смуты изнанка,
Жизни час – тем цветам на столе,
Называют отныне беглянкой
А беглянок не чтут на земле…
 

 
Впрочем, кто говорит про измену?
Неизменно творя произвол,
Я вдыхаю разреженный воздух – подменный!
В нем дыхания нет твоего.
 

^{14 апреля 1995}

Рана-1

 
В рыке рыси раненой
Нет нытья – житья осколок:
Быть тебе украденной,
Дольний твой недолог
 

 
Путь – вокруг да около,
Пуще майся – пообтешут,
Уж тебя потрогают,
Уж тебя почешут,
 

 
По рукам, да по глазам
Прутья хлестче, да с оттяжкой,
По следам – по полосам
Не тебя, бродяжку,
 

 
Прочитают голосом
Светлым, будто и нездешним…
Что ж, кудрявым волосом,
Жалобой потешной
 

 
Умилила – досыта?
Рыка моего не слышно!
Пропадет ведь пропадом
Мой осколок лишний.
 

^{5 июня 1995}

Рана-2

 
Живая – открытая рана,
Живая – измученный бес,
Глядящий отчаянно-странно
Из тела, бескровного, бестелесного даже, немого,
Беспомощного, все в обрез
Дано. Но живого, живого!
Как мой кровоточащий бес.
Живая – без сна и молитвы,
Живая – за шаг до любви,
Как будто грядущие битвы
Знакомы до боли – зови:
Я нежностью все затопила,
Я ровня, я злая оса
Твоей ностальгии, я сила… Ж
ивая – за шаг до конца.
 

^{5 июня 1995}

* * *

 
Так осторожна, чтоб самой
До времени не пробудиться
Не прикоснусь живой рукой:
Сорваться – только опалиться.
Так терпелива, чтоб самой
До времени не закружиться
Еще не грежу высотой:
Сорваться – только расшибиться.
 

 
Так иронична, чтоб самим
Терпением не возгордиться
Томлюсь над родником сухим:
Сорваться – только утолиться.
Так невесома, чтобы мной,
Нелегковесной, не прельститься
Мне узелок нести одной:
Сорваться – только разлучиться.
 

^{16 июня 1995}

Другая

 
Случайные, нелепые слова
Лепечутся вошедшими в немилость:
Топор. Приговоренной, голова
Должна была скатиться.
И скатилась. Но я-то до сих пор еще жива?
Предсказанное впрок – осуществилось
А я-то до сих пор еще жива!
Так дышится теперь, как отжила
Та женщина, терзаемая мною
Печальна, беззащитна и мила… —
Земная ты, и я тебя не стою
Твой взгляд уже теряют зеркала,
А я не пожалею, не прикрою
Кусками ткани мертвого стекла.
Лукавить не посмею – не со зла
Не прячу – потому, что замечаю,
Что снова разбиваюсь пополам,
И в новом отраженьи оживает
Бесстрашна, горделива и светла
Другая. Я почти ее не знаю,
И в новом отражении – светла.
 

^{18 июня 1995}

Дорожное

 
Лица не помню: разные черты,
Как близишься, на свете проступают.
Я вижу новый сон – в беспамятстве, как ты,
И каждый предыдущий забываю.
 

 
Избавленной от прошлого вполне
Мерещится при соприкосновеньи:
Две тени в пустоте, в дорожном полусне
Нездешнее бездомное мгновенье.
 

 
Тогда иду, не ведая пути,
Попутчика в лицо не узнавая,
И новые слова хочу произнести,
Но каждое до времени растает.
 

 
Напомнишь ли: предчувствием беды
Еще вчера мне виделось сближенье?
Но ты забыл мои вчерашние черты,
Насмешливостью пряча удивленье.
 

^{21–22 июля 1995}

* * *

 
Из сна в другой – а снится, что проснулся,
Запутались волокна тонкой пряжи,
Забылся, заблудился, не вернулся
Твой ангел ничего тебе не скажет.
 

 
Урывки сна – растерзанные клочья,
Бессонница: на лбу и пальцах сажа…
Ты можешь спать спокойно этой ночью
Твой ангел ничего тебе не скажет.
 

 
Держите чутко ушки на макушке:
Такие откровения – не лажа,
Храните просветленных под подушкой…
Но ангел ничего тебе не скажет.
 

^{Август 1995}

* * *

 
Тлели угли: последним
Ожидала я утро
Я, покорная ветру,
Разбросавшему кудри,
 

 
Быть блаженной до стона
В предвкушении смерти
Почитала и знала,
Что хожу не по тверди,
 

 
Что моя оболочка
Так бессмысленно вскрыта
В неприкрытые щели
Не грешно, не сердито
 

 
Свищет мглистый мой ветер
Он погубит беззлобно
Тело слабой улитки,
Оголенной, ознобной.
 

 
Это будет не больно
Все давно отболело,
Я просила у ветра,
Чтоб меня пожалели,
 

 
Чтоб задули последний
Уголек оголтелый,
Я играла, шутила
И его проглядела,
 

 
И во сне прошептала:
Этот – будет последним,
А последнее утро
Будет трепетно-летним,
 

 
И во сне проходила
По знакомой дороге
Всем чужая, хмельная:
Ты, прохожий, не трогай,
 

 
Я тебе не попутчик,
Не судья и не благо,
Хорошо, что ненужной
Догорела бумага…
 

 
Он пришел, ураганный
Я смеялась и пела
(Уголечек последний,
Как же я проглядела?)
 

 
Он пришел, ураганный
Я навстречу, дурная,
Растопырила руки:
Так, от края до края,
 

 
Весь ли мною впитался?
Или вынул из тела…
Чтоб со мной он ни сделал,
Знаю только – летела.
 

 
Я летела, летела!
Как сладки сновиденья,
Если, жалости чуждой,
Не страшиться паденья,
 

 
Я себя не жалела
Невеликое дело
От такого разбиться,
И летела, летела.
 

 
До печенок родное
Упоение ветром
Я вдыхаю и слышу:
Так волнуются недра
 

 
Пробужденных вулканов,
Нет сквознячного страха!
Из последнего пепла
С небывалым размахом
 

 
Скоро вырвется пламя,
Так покорное ветру,
Разбросавшему кудри,
Что, на жалость не щедрый,
 

 
Раздувает последний
Уголек. Засыпая,
Я его проглядела.
И проснулась – живая.
 

^{Июнь 1995}

Молитвы куклы

 
Вне удивленья и вне ожиданья событий
Жизнь ли? —
О Небо, терпенью не будет конца!
Связаны руки.
А я покоряюсь —
Ведите,
Но, умоляю,
Снимите повязку с лица.
 

1

 
Я верую: прекрасно мирозданье,
В котором место есть такой рабе,
Что предпочтет смиреннейшей мольбе
Нелепое подчас негодованье.
 

 
Сосуд, пустышка, кукла – как невинно,
Не плакавши от битого стекла,
Я требую, чтоб кровью истекла
В трагедии высокой героиня.
 

 
Чем громче каюсь, тем строптивей ропот
Гордыни – возвеличивая роль,
С готовностью приму любую боль…
Но истекаю – клюквенным сиропом.
 

2

 
Если бы снегом до крыши мой дом занесло
Ждать бы тогда у окна, торжествуя поминки:
Исчезновение старой до зуда картинки,
Исчезновение мира за мутным стеклом…
Размыкается круг – жаль, что не навсегда,
Разрушается мир – жаль, что не без следа,
А за ним, как ни тщусь, пустота.
 

 
О распахни, о помилуй, дорога длинна
Снова искать оправдания собственной тени?
Не пожалею уставшую от пробуждений
Вечную девочку возле слепого окна:
Лишь добавить огня, и притворства чуть-чуть,
Бить себя по рукам и клевать себе грудь,
А зачем это было – забудь.
 

 
Сколько отдашь за грошовую эту войну,
Сколько закланий и жертв возвратится обратно?
Слух – это дар из даров, раз глуха – виновата:
Гордостью всей – непомерной, ненужной – тону.
Это горлом идет исторгаемый яд,
Это тают снега, это близится март,
Слышишь – громче и громче – набат…
 

 
Это не страх, это – стыд за потерянный зов,
Жалкая смерть в ожиданьи инструкции свыше,
Чтоб, научившись молчать, наконец-то услышать
Собственный голос – тишайший из всех голосов…
 

^{Декабрь 1995}

Хвостики мышиные

 
Серо поле широко простирается,
Солнце медленно над ним поднимается,
Пусто в поле том – ни огурца, ни деревца,
Подождем, пока туманы рассеются.
 

 
Вдаль пройдемся мы по серому полюшку,
Оглядимся, налюбуемся волюшкой:
Вольно тут кусты растут лопушиные,
И мелькают бойко хвостики мышиные.
 

 
Тает серенький туман потихонечку,
Мы рассмотрим наконец это полюшко,
Посредине – что там?.. – Чучело корявое,
На нем тряпочка повешена дырявая.
 

 
И, раскинув руки, будто распятое,
Вдаль глядит, немного подслеповатое,
Из-под шляпищи дырявой соломенной
Слезы капают в лопух пересоленный.
 

 
А на ниточке, жестоко привязанный,
Червячок висит, за подлость наказанный,
И упрямо извивается и крутится
Все надеется, что увильнуть получится.
 

 
Дальше по полю пойдем, прочь от пугала,
Понемногу отойдем от испуга мы…
Там и тут кусты растут лопушиные,
И мелькают грустно хвостики мышиные.
 

^{6 июля 1989}

Сосна

 
Я хотела бы жить одинокой сосной
В каменистых просторах, над гладью морской,
Чтобы солнце сжигало столетние сны,
Что рождались в мерцающем свете луны.
 

 
Стройных сосен стволы так прекрасны в лесу,
Но, душою любя их земную красу,
Не средь них я хотела бы жить и уснуть
Жадно к солнцу усталые ветви тянуть.
 

 
Незаметно вдали растворяются дни,
Пусть печальными сказками станут они,
То украшены легким узорным снежком,
То обласканы ветром и птичьим крылом.
 

 
В них расскажет таинственный шепот ветвей,
Как рождается жизнь из бесплотных теней,
И о том, что найти ее смысл нельзя,
Он запутался, в звездах устало скользя.
 

 
Я хотела бы жить одинокой сосной…
 

^{Июль-август 1989}

Дожди

 
Подставлю руки под ряды косые,
Как нищий, песенку спою:
Подайте, капли дождевые,
На бедность жалкую мою.
 

 
Касаясь рук холодной лаской
И за навязчивость кляня,
Хоть миг своей свободы царской
Не пожалейте для меня.
 

 
Даруйте мне немножко света,
Что, через вас пройдя, зажег
Рай красоты и многоцветья
Лучистый радуги мосток.
 

 
И, пожалев, шепните тихо
Мне утешения слова,
Пусть в сердце вновь надежда вспыхнет,
Раздвинет тяжкий обруч голова.
 

^{20 июля 1989}

Клен

 
И снова серых туч
Давящая тоска,
И душный липкий луч
Плывет издалека,
 

 
Едва пробившись, он
Коснулся болью глаз,
Перескочил на клен,
Тихонечко угас.
 

 
Как душно и темно,
Тревожно на душе…
Взметнулся пыльный столб,
И ветер гнет уже
 

 
Тот клен и гонит прочь
Тревожный душный день.
А дождь приносит ночь
И жажду перемен.
 

^{1 июля 1989}

Аршанская первая

 
Над домиком с теплыми окнами
Летит горный вихрь-чародей,
Снегами сентябрьскими мокрыми
Швыряя в пугливых людей.
 

 
Беспомощно сосны сердитые
Дрожат от порывов его.
Потреплет березкам одежды осенние
И ставни подергает с остервенением,
И в щели заглянет тайком.
 

 
А в полночь совсем разбуянится,
Свирепо, как загнанный зверь,
Он лапой огромной потянется
Ломиться в закрытую дверь.
 

 
Людским непокорством уязвленный,
Нахмурится и закричит,
Сломает березку, с калиткой повозится
И вдруг засмеется легко, успокоится,
И в горы к себе улетит.
 

 
И спрячутся поутру домики
В уютный покров тишины,
Смешные убогие гномики
Предчувствуют зимние сны.
 

 
Тревоги, вчера пережитые,
Осенним зачеркнуты днем…
А горные склоны, снегами покрытые,
Недавно косыми дождями умытые,
Спят тихим ласковым сном.
 

^{Сентябрь 1989 – июнь 1990}

Аршанская вторая

 
Вдоль речушки, с гор сбегающей,
Извивается тропа,
Под ногами снег нетающий,
Ключ играющий,
День сверкающий,
Тих пока еще Листопад.
Помнишь прошлый сентябрь
Ты к любви не своей
Убежать так спешила,
Серой скатертью с гор
По долине дорога оттуда стелилась.
Как теперь туда вернуться,
В буйный ветер окунуться,
На долину оглянуться,
Птицей дикой встрепенуться!
В кабинетах серых суженных
Утомительна игра
В дело важное и нужное,
Страсть наружная,
Спесь натужная,
Зло окружное,
Прочь пора!
Помнишь прошлый сентябрь
Ты к любви не своей
Убежать так спешила,
Серой скатертью с гор
По долине дорога оттуда стелилась.
Как теперь туда вернуться,
В буйный ветер окунуться,
На долину оглянуться,
Птицей дикой встрепенуться!
Я опутана-окутана,
Душит крепкий поводок,
А свобода рядом – вот она,
Бередит струна,
Шелестят слова
Как счастливого
Сна глоток!
 

^{Сентябрь 1991}