Текст книги "Призрак идет по Земле (второй вариант)"

Автор книги: Олесь Бердник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Часть вторая. ПЕРЕКРЕСТОК

Не буду рассказывать о своих мытарствах. Это мучительно и неинтересно.

Судьба берегла меня. Могильщик, видимо, не рассказал о моем странном «воскресении». Меня никто не искал. Я несколько дней бродил в горах, заходя в хижины пастухов. Там я находил сыр, сухари, кислое молоко.

В одной хижине мне посчастливилось найти приличную одежду. Переодевшись, я двинулся к морю, уже не боясь агентов. В таком виде меня не узнала бы и Люси.

Прежде всего я вспомнил адрес, оставленный Морисом. К жене идти в первые дни после побега я не смел. Надо выждать, подумать, найти надежное пристанище.

Без особых приключений я добрался до пригорода Филтона. Нашел улицу Арио. Отыскал и коттедж с зеленой звездой. Приятный мягкий огонек виден был издали.

Наконец решился…

Мне открыл пожилой человек с седой шевелюрой. Пронзительные черные глаза ощупали мою фигуру с ног до головы. Я растерянно молчал. Человек жестом попросил меня зайти в дом.

– Чем обязан? – коротко спросил он.

Я заколебался. А вдруг это не тот дом и тут не следует говорить о Морисе? Как быть?

– Я слышал, что вам нужен помощник, – наугад сказал я, чтобы выиграть время.

– Гм… Да. Откуда вы узнали? Мне нужен помощник, но образованный. У вас какое образование?

Я вздохнул свободнее. Стрела, пущенная наугад, попала в цель.

– Я оставил последний курс университета. Факультет физики.

– Вот как? Это мне подходит. Почему не закончили?

– Семья. Обстоятельства…

– Кто за вас может поручиться? Где вы работали?

Я не знал, что отвечать. Надо было играть начистоту. Я глубоко вдохнул воздух, как перед прыжком в воду, и произнес:

– Морис Потр… может поручиться.

Хозяин дома вздрогнул, быстро взглянул на меня.

– Потр? Откуда вы знаете Потра?

«Он считает меня провокатором», – подумал я и уже решительно сказал:

– Он сам дал мне этот адрес.

– Погодите! – воскликнул человек. – Вы Лосс? Из тюрьмы?

– Да, – еле слышно подтвердил я, оглядываясь.

– Вам удалось?

– Да. По плану Мориса. Это было ужасно…

– Представляю себе! Но это потом, потом! Не оглядывайтесь, не бойтесь! Здесь вам ничто не угрожает. Сейчас я позову Мориса… Раздевайтесь. Приготовим ванну, наденете чистое.

Через час я встретился с Морисом. Мы обнялись и долго молча смотрели друг другу в глаза. Да, многое on мог прочитать на моем лице, Я рассказал ему и хозяину коттеджа о своих злоключениях; лица нх стали мрачны и суровы. Никто не произнес ни слова.

Той же ночью было решено, что я останусь в лаборатории профессора Тенка (так звали хозяина коттеджа), но видеться с женой пока не буду. Связь с ней Морис обещал наладить позже.

Я будто снова родился на свет. Тишина, покой, интересная работа, богатая библиотека. Ни угроз, ни побоев, ни оскорблений. Только мысль о судьбе Люси волновала мое сердце,

Прошла неделя. Я освоился на новом месте. Потр показал мне, что надо делать, отобрал необходимую научную информацию. Я быстро осваивал упущенное, знакомился с новинками теории и практики.

Морис рассказал мне о профессоре. Я помнил его по некоторым учебникам. Эдуард Тенк был виднейшим теоретиком в области гравитации и космологии. Но еще в молодости он уединился, проводил почти все время в частной лаборатории, иногда появляясь на мировых симпозиумах. Никто не знал толком, над чем он работал. Злые языки поговаривали, что Тенк рехнулся.

И вот теперь…

Я понял, что идеи Мориса, высказанные им в тюрьме, были отражением работ Тенка. Это было настолько невероятно, фантастично, что я не смел спросить своего друга о характере опытов старого ученого. А Морис молчал. Когда же наконец я заикнулся об этом, он кратко ответил:

– Понимаю, Генрих, что вы хотите знать все. Я многое рассказывал вам в камере. Эго не мечта. Это реальность. Но сейчас не могу сказать ничего. Вы поймете это со временем.

Я вспомнил о побеге Потра, о его сказочном исчезновении из камеры. Спросил ученого об этом. И снова Морис скупо сказал:

– Да, это была моя мечта в действии. Не спрашивайте более об этом, Генрих…

Я познакомился еще с одним помощником Тенка. Это был молчаливый, суровый ученый. Звали его Фридрих Шрат. Он почти не замечал меня. Его красивые синие глаза были холодны и бесстрастны. Они смотрели на людей будто на пустое место. Или мне казалось? Не знаю. Вернее, тогда не знал. Но об этом после. Мне почти не приходилось иметь дела со Шратом. Лишь иногда он просил меня приготовить определенное химическое соединение, коротко благодарил, и на этом кончались наши отношения.

Но скоро в моей жизни произошла резкая перемена.

Я предчувствовал, что надвигается буря.

Я случайно подслушал разговор профессора Тенка с Погром и Шратом. Я сидел на лестнице в библиотеке, искал нужную книгу. Через комнату прошел Шрат. Он не видел меня. Дверь в кабинет Тенка осталась открытой. Вот этот разговор.

Шрат. Здравствуйте, шеф,

Тенк. Здравствуйте, Фридрих. Я вас звал. Садитесь.

Шрат. Благодарю. Что случилось? Я слушаю вас.

Тенк. Я буду откровенен, Фридрих. Я прекращаю исследования. Вы можете уйти.

Шрат (с изумлением). Как? Почему? Когда мы подошли вплотную к победе! Профессор… Это непостижимо! Опомнитесь! Вас ожидает мировая слава, благодарность науки, власть наконец!

Тенк (жестко). Власть над чем, Фридрих?

Шрат. Над умами, над людьми. Вы откроете им новое поле деятельности, работы, изысканий, исследований Новое мировоззрение, новые источники энергии, новые формы связи. Новые миры, наконец!

Тенк. Люди не готовы к этому, Фридрих. Они употребят во зло наше достижение. История достаточно показала это. Мы только расширим поле действия злобы!

Шрат. Рано или поздно это откроют другие ученые.

Тенк. Пусть это буду не я.

Шрат. Вы недооцениваете своей будущей власти! Вы сможете направлять изыскания по определенному пути, ограничивать политиканов…

Тенк. Не будьте наивны, Фридрих, Это стихия. Это джинн, выпущенный из бутылки. Никакой Соломон науки не загонит его обратно. Вспомните творцов атомной бомбы, ракет, лазеров…

Воцарилась долгая пауза. Слышались медленные шаги профессора. Затем снова раздался его тихий, печальный голос: – Фридрих, я понимаю, что вам это неприятно. Вы много лет отдали этой работе. Мечтали. И теперь… Но вы можете продолжить работы самостоятельно. Я не возражаю. Это свободная воля каждого…

Шрат (вкрадчиво). Но я не знаю главных формул. Если бы вы…

Тенк (сухо). Об этом и не мыслите, Фридрих. Пусть лучше погибну я, плоды моих трудов, чем новые миры откроются для насильников и гангстеров!

Шрат. Познания не остановить!

Тенк. Фридрих, не нужно фраз! Мы с вами понимаем им цену. Всему свое время. Прекрасное для прекрасного! Пусть мир станет лучше – тогда мои идеи получат осуществление.

Шрат. Вы решили окончательно?

Тенк. Да, Фридрих.

Шрат (угрюмо). И я свободен в своих действиях?

Тенк. Разумеется, Фридрих. Вы талантливый ученый и многого достигнете. Простите меня!

Шрат. Я могу приходить к вам?

Тенк. Я буду рад, Фридрих. Но…

Шрат. Понимаю. Это направление оставлено. А радонат?

Тенк. Тоже. Это тесно связано.

Шрат. До свидания, шеф. Жаль… Вы многого не понимаете. Вы могли бы перевернуть мир1..

Тенк. Он много раз переворачивался, друг мой. Дело в том, чтобы омыть его, облагородить. А открывать новую бездну для безумцев? Зачем? Нет! Нет! Нет!

Шрат стремительно прошел через библиотеку. Лицо его выражало ярость. Почти столкнувшись со Шратом, в помещение вошел Морис. Он тоже шел к Тенку. И снова я был невольным слушателем странной беседы.

Тенк. Садитесь, Морис. Не буду вас мучить. Вы, вероятно, догадываетесь, о чем я буду говорить с вами?

Потр. Да, профессор, догадываюсь. Это несложно. Наш старый спор. Итак, вы решили?

Тенк. Да, Морис. Я много размышлял, друг мой. Я вспоминал ваши аргументы…

Потр. И что же?

Тенк. Они неубедительны. Я решил прекратить опыты. Я не боюсь, что кто-то в ближайшее время повторит открытие. А если и повторит, пусть это буду не я.

Потр (горько). Самоустранение?

Тенк. Знаю, что вы ученый-политик. Знаю, что вы социалист. И вы чудесный человек! Это не комплимент, Морис. Я люблю вас. Но ваше пристрастие к толпе…

Потр. К народу, профессор.

Тенк. Э, все равно, Морис. Я не верю в массу. Будем откровенны. Мир ужасен! Величайшие достижения гения унижены, превращены в приспособления для удобства жизни, добывания пиши, убийства, обмана, комфорта… Для чего угодно, но только не для познания. И теперь, когда мы подошли к удивительным открытиям, не знаем, что внесут они в наше человечество. Разрушение и хаос?..

Потр. Вы неправы, профессор. Я много раз говорил вам, что наше открытие могло бы помочь совершенствованию мира. Мир в развитии, в движении, в поисках. Да, он противоречив. Но его нужно переделать. Именно социалисты взяли на себя этот труд. В мире есть лучшие силы. Помогите им. Вооруженные новым знанием, эти люди сметут силы угнетения.

Тенк. Красивые слова, Морис! Благие намерения. Ими, как говорят, вымощена дорога в ад. В политике нет красоты, мой друг. Я не удерживаю вас. Идите, сражайтесь! Но обычными методами. Вам я доверил бы многое. Но вы не одни. За вами – толпа. Это стихия!

Потр. Ее можно направить. Именно в эгом долг ученых, творцов. Они плоть от плоти, кровь от крови парода…

Тенк. Вот и будем беречь эту кровь, Морис. Я хочу покоя.

Потр (укоризненно). О, профессор, как вы заблуждаетесь! Нет покоя в мире! Уходя с пути вихря, вы ослабляете фронт сопротивления ему и… сами страшно рискуете. Таков закон битвы!

Тенк. Что ж, пусть…

Морис уходил от профессора тихим и задумчивым.

Утром я встретился с Потром.

Всю ночь тревога не покидала меня. Вид у меня был усталый, измученный. Видимо, Морис заметил это. Открыв дверь з лабораторию, где я подготавливал серию пробирок к опытам, он поздоровался, пристально посмотрел на меня, нерешительно спросил:

– Генрих… вы что-нибудь знаете?

Я вздохнул.

– Значит, знаете?

– Я случайно слышал, был в библиотеке… Разговор с господином Шратом и с вами. Но я многое не понял… Господин Шрат искушал профессора властью над людьми, но тот был неумолим. Как и с вами…

Глаза Мориса потемнели. Он задумчиво сказал:

– Да. Этого можно было ожидать. Опасная ситуация. Фридрих Шрат никогда не нравился мне. Я не буду удивлен, если он…

– Что?

– Ах, не стоит сейчас. Надо бы уберечь профессора. Но как?.. Кстати, наши люди встречались с вашей женой.

– Когда? Где? – радостно встрепенулся я.

– Она живет там же. У нее сын…

– Сын?! – поразился я.

– Да, ваш сын. Георг.

– Георг… Как странно! У меня сын…

– Ей сказали, что вы живы и в безопасности. Она будет ждать. Я уезжаю из Сатданда. Здесь невозможно вести исследования. Для всего мира очень важны идеи профессора Тенка. Я обязан продолжить и завершить его исследования. А вы оставайтесь здесь. Помогайте профессору, любите его. Он чудесный человек! Мои друзья помогут вам и вашей жене уехать за пределы Сатланда, ко мне. Вы согласны?

– О Морис, это было бы счастьем!

– Это будет, Генрих. Прощайте. Ждите и берегитесь!

И вот Морис уехал.

Печаль и неуверенность воцарились в доме. Или мне так казалось?

В лабораторию зашел профессор, прошелся вдоль стендов с гистологическими образцами, дотронулся до сейфа, погладил кожухи мощных конденсаторов. Лицо его было угрюмо, выражение глаз мрачно.

Я взглянул на него, несмело сказал:

– Вы грустны, профессор? Быть может, не стоило порывать с Морисом?

Тенк вздрогнул, пристально посмотрел на меня. Помолчал. Взгляд его потеплел.

– Да, – тихо произнес он, – не стоило, Генрих. Но это неизбежность. Мы слишком разные…

– Он прекрасный человек! – возразил я.

– Знаю! – вздохнул Тенк. – Но дело не в характере. На весы положено многое.

– Быть может, вы не поняли друг друга? – осторожно промолвил я. – Морис тоже опытен, и он не позволил бы…

– Да, – пробормотал профессор, – он не позволил бы… Но разных людей много. Получив возможность, малый злодей станет злодеем космическим… Но почему мы говорим об этом с вами? Вы ведь ничего не знаете?.. Но потерпите, друг мой. Быть может, придет доброе время…

Он попрощался и ушел к себе. Я остался наедине с приборами.

Прошло много дней. Шрат не приходил. Профессор закрылся в своем кабинете, не звал меня, не давал поручений.

Я тосковал, читал книги, иногда подумывал об уходе, но сдерживал себя, помня о последних словах Мориса.

В конце концов мое терпение было вознаграждено. А быть может, профессору наскучило одиночество? Не знаю. Но как-то вечером Тенк пришел в лабораторию, остановился возле окна. Долго глядел на темные каштаны в саду, которые медленно качались на фоне ночного неба.

– Генрих, вы, наверное, обижены? – вдруг спросил профессор.

Я удивился и обрадовался. Вот оно! Старик не выдержал одиночества.

– Нет, – возразил я. – Я не понимаю, почему я должен обижаться. Я обязан вам, профессор, многим…

– Пустяки, – махнул рукой профессор. – Я просто выполнил просьбу Мориса. Но после знакомства с вами я понял, что вы прекрасный человек… Не возражайте. Этикет ни к чему. Да, вы мыслящий человек. Скромный. Вы ненавязчивы. Но вам тяжело сидеть над растворами, формулами, не понимая конечной цели исследований. Это… оскорбляет. Но таковы сейчас объективные условия. Излишнее доверие может привести к катастрофе. К вам я присмотрелся…

– И что же, профессор? – еле дыша, спросил я.

– Я могу вам кое-что рассказать. Слова требовать не буду. Слова – ветер!

– О профессор, я никогда…

– Хорошо, хорошо, верю! Вы останетесь пока что у меня. Поможете мне подготовигь опыт. Вам я доверяю. Вы – вне партий и тенденций. Морис и Фридрих слишком политики. Посвященный в тайну должен уйти от жизни. Таково мое мнение…

– Профессор, вы все же хотите продолжить работу?

– Да. Но втайне. Мы с вами проникнем в удивительные миры. Вы не пожалеете, что избрали этот путь. Но сначала – о сущности открытия…

Заложив руки за спину, Тенк зашагал по лаборатории, глядя себе под ноги, будто что-то выискивая. Остановился возле выключателя, погасил свет.

– Вы не против, если я буду говорить в темноте? – послышался его голос.

Я удивился, но поспешно сказал:

– Нет, профессор. Как вам угодно!

– Вот и хорошо. Люблю темноту. В ней какая-то таинственность. Когда светит солнце или лампа, все кажется обычным, будничным. А темнота… Взгляните хотя бы на эти каштаны. Видите, это уже не деревья, известные вам. В темноте они мне кажутся живыми существами. Их ветви похожи на руки, – они шевелятся во мраке, протягивают к нам бесформенные пальцы, словно умоляют о помощи, жалуются на природу – как это случилось, что им суждено оставаться на месте, без права уйти, улететь, двинуться с земли! Неподвижность и безмолвие – страшная кара!

Я вздохнул. Еще бы, кому об этом судить, если не мне! Каторжная тюрьма была лучшей иллюстрацией к словам профессора.

Тенк помолчал, остановился. Его силуэт четко обозначился на бледном прямоугольнике окна. Затем он тихо продолжал:

– Темнота… Я часто задумывался над этим понятием. Почему люди боятся ее? Разве не так? Когда мы видим солнце, деревья, людей, когда нас окружают видимые вещи, привычные с малых лет, мы воспринимаем все это как необходимое, понятное, обыденное. Но иначе люди ведут себя в темноте. Самые храбрые чувствуют себя не совсем уверенно ночью. Зная, что вокруг все спокойно, вы оглядываетесь, проходя во мраке пустынной местностью. Чем безлюднее место, тем неувереннее чувствует себя человек. Почему? Ведь должно быть наоборот!..

Профессор задумался, а затем продолжал:

– Вероятно, потому, что в луче – только малейшая частица истинного мира. К видимому мы привыкаем, считаем его единственно сущим. Но в темноте человек подсознательно ощущает рядом с собой множество иных форм бытия. Да, да! Не удивляйтесь. Ведь вы физик. То, что мы видим, – это лишь ничтожная частица электромагнитного спектра. А бесчисленное множество других излучений, а гравитация, магнитные поля, поле ядра, психическое поле, биополя разных степеней, а необъятное количество тех сил или проявлений материи, о которых мы понятия не имеем? Вы понимаете, насколько ограничен человек, имея так мало чувств? Правда, благодаря мозгу человек мыслит абстрактно, может синтезировать, допускать нечто сверх ощущений. Но все же природа смехотворно мало уделила нам возможностей для познания мира и самих себя. Человек несчастен потому, что видит свет. Парадокс? Нет. Лучше бы он видел темноту – нескончаемый океан темноты, прячущий в себе удивительные тайны. И вот представьте себе – случайно или не случайно, – люди получат возможность видеть, ощущать все то, что скрыто от нас темнотой! Я говорю не о технических возможностях усиливать наши чувства. Это делается уже теперь. Приборы, счетные машины, все прочее. Нет! Я имею в виду проникновение в такие сферы, где бессильны наши обычные органы чувств. Возможно, здесь придется переделывать наш организм, нашу физическую структуру…

Профессор черной тенью остановился перед моим креслом.

– Почему люди так беспокоятся о себе? И почему до обидного мало думают о смысле бытия, о своем назначении в мире? О, если бы они поняли, что ничем не отличаются от животного, когда занимаются только личным благоустройством! Миллионолетиями природа вела живой мир к созданию человека. А результат? Человек! Он рождается на свет с открытыми глазами – ясными, как темнота, – да, да! Именно темнота межзвездных просторов. Человек призван разгадать великую мудрость мира. Но вместо этого – никчемный, мещанский практицизм, жизнь, лишенная цели…

Я терпеливо, внимательно слушал излияния профессора. Да, он был во многом прав. Почему же они разошлись с Морисом?

Тенк резко обернулся ко мне.

– Вы не считаете, что я ушел в сторону?

– Нет, нет!

– Да, я не уклонился от главного. Веду к тому же. Итак, необходимо расширить возможности познания мира. Раздвинуть узенькую тропинку, оставленную нам природой. Еще с детства я думал над этим. А в университете начал упорно готовиться к борьбе. Я вам расскажу о результате – оставим звенья неудач и ошибок. Не ошибусь, если буду утверждать: мое открытие возвеличит человека! Но какого человека? Современный мир в хаосе противоречий. И я – на перекрестке. Какой путь избрать? Я избрал ожидание. Но об этом – потом… Я начал с проникновения в твердое вещество. Вы понимаете, о чем идет речь? Не о том, чтобы вещество расступалось перед нами, как, скажем, воздух или жидкость. Нет, я думал о том, чтобы твердое тело проводило через твердое без взаимодействия. Теоретически это казалось несложным. Что такое твердое вещество? Это агрегатное состояние, для которого характерно более или менее устойчивое положение атомов или молекул. Молекулярная структура твердого вещества относительно неизменна и компактна. Отталкивающая сила электростатических полей атома создает эффект непроницаемости, твердости. В этом же плане действуют силы молекулярного и ядерного сцепления. Но фактически элементарные частицы, из которых состоит вещество, локализованы в ничтожных по объему масштабах пространства: между ними относительно такие же расстояния, как между планетами. Я испытал первый путь – надо было ликвидировать отталкивающую силу электростатических полей атома. Долгие годы поиска, неудач. разочарований. Наконец несколько лет назад пришел успех.

– Вы хотите сказать, что решили проблему проникновения в твердое вещество? – удивленно спросил я.

– Да! – живо подхватил Тенк. – Я изобрел радоний. Удивительный препарат. Даже мои помощники не знают полной формулы. Я шел не традиционным путем. Был использован синтез современной и древней науки. О, наши предки, особенно египтяне и индийцы, многое знали. Связь времен должна быть неразрывной. Лишь на этом пути придет успех. Но к делу… Покрыв некоторым количеством радония предмет, мы меняем его свойства по отношению к обычному веществу. При соприкосновении подопытного вещества с обычным предметом его элементарные частицы свободно проходят сквозь своеобразные межзвездные пространства материи…

– Так вот почему Морис мечтал об этом! – не сдержался я. – А я считал это пустой фантазией.

– Да, – согласился ученый, – Морис знал об этом. Более того, он первый испытал препарат.

– Значит, его побег…

– Да. Он прошел сквозь стену тюрьмы. Мы его ждали в условленном месте.

– Поразительно!

– Да. Но это был не радоний, мой друг. Радоний не годится для таких целей.

– Не понимаю…

– Я объясню. Дело в том, что проницаемый человек не сможет действовать, жить, двигаться. Подумайте сами. Барабанные перепонки человека не будут колебаться от звука – ведь частицы воздуха свободно пройдут сквозь нее. Человек будет глухим. Язык не будет вызывать колебаний воздуха – человек будет немым. Человек не сможет есть, ему невозможно будет дышать. Наконец, на него будет влиять тяготение планеты – он неминуемо поглотится землей. Короче говоря, такой человек погибнет. Поняв это, испытав препарат на практике, я начал искать новые возможности. И нашел. Я давно верил в многомерность мироздания. Я задумался над микроструктурой пространства… Не понимаете? Мои гипотезы подтверждались и теорией относительности и многочисленными исследованиями мировых ученых. Вероятно, вы читали об исчезновении частиц или о рождении их из ничего?.. Читали? Отлично. Многие считают такие выводы мистическими. Чепуха! Сущая чепуха. Здесь нет ни краха закона сохранения массы и энергии, ни метафизики. Просто частицы, точнее, импульсы энергии исчезают из наших координат времени и пространства и переходят в иные измерения. Законы физики не рушатся, а неизмеримо расширяются, наши знания о мире приобретают более глубокий смысл. Вы понимаете меня, Генрих?

– Да, профессор. Но все это так необычно…

– Итак, я пошел по пути изменения микроструктуры пространства. Я расширил возможности радония, получил новый препарат – радонат. Этот препарат частично изменяет микроструктуру времени-пространства. Подопытное вещество-существо свободно проникает сквозь преграду твердого тела, но не теряет обычных качеств. Морис использовал именно радонат. Да… Но это один из путей. Открылись и другие. Еще более грандиозные. Для всего человечества. Вы не устали, Генрих?

– Я весь внимание, профессор!

– Отлично. Тогда я кратко познакомлю вас с этим новым путем. Именно он стал причиной наших расхождений с Морисом и Фридрихом. Вам знакома теория физического вакуума Поля Дирака?

– Да. Но в общих чертах…

– Я напомню. По его предположению, вакуум – это материальный фон, в который погружен наш физический мир. Вакуум – это не отсутствие материи, а, наоборот, ее бесконечный потенциальный резервуар. Как видите, современная наука подтвердила мои юношеские мечты. Из предположений Дирака возникли гипотезы о существовании античастиц и антивещества. Гипотезы начали подгверждаться экспериментально. Частицы высоких энергий выбивали в фоне Дирака так называемые дырки. Им дали название антипротонов, антинейтронов, позитронов. Высказывались предположения, что в нашей галактике или в иных системах существуют целые антисистемы с антисолнцами, антипланетами, антижизнью. И фантасты и ученые надеялись, что такие антисистемы будут открыты с помощью нейтринной астрономии – ведь они должны излучать поток антинейтрино. Обсуждались даже опасности, ожидающие космонавтов в случае их высадки на антипланеты. Но развитие знания показало, что такие представления примитивны, механистичны. Мы строили модели антимира по образу нашего физического мира. Увы, беспредельность не повторяет себя качественно. В космосе непрерывно течет бесконечно сложный, глубинный процесс эволюции. И этот процесс происходит не в одном «этаже», не в одном плане Вселенной…

– То есть?

– Он происходит в неисчислимых глубинах необъятных времен-пространств. Некоторые ученые начали утверждать, что фон Дирака, или физический вакуум, не инертная нейтральная структура, не только потенциал материи, а реальный мир с материальными процессами, эволюцией и, возможно, жизнью. И что это и есть пресловутый антимир, находящийся рядом с нами, но недоступный для наших органов чувств. Гипотезы о наличии антимира необходимы также для объяснения равновесия начал, для сохранения принципа полярности, диалектичности всего сущего.

– Я не совсем понимаю.

– Попробую объяснить. Энергия мира тяготеет к постоянному уровню. Она безвозвратно рассеивается. Энтропия была бичом всех теорий о происхождении мира. Ученые создавали хитроумные логические построения, но объяснить или обойти явление энтропии не могли. Ведь всюду – в создании новых звезд, в любом процессе – энергия рассеивается, производит работу, но не обновляется. Теория же антимира – другое дело. Рядом с нами существует другой мир, мир негативных энергий, мир античастиц. Он развивается в полярном времени, в антивремени. Вот почему мы не ощущаем его, не видим, вот почему он недосягаем физически. Лишь на очень высоких энергиях – в фазотронах, в космических вспышках – античастицы из того мира перескакивают в наш, моментально исчезая во вспышке аннигиляции. Новая гипотеза объясняет загадку энтропии. Пусть наша Вселенная расширяется, пусть разбегаются галактики, пусть рассеивается энергия. В другой Вселенной, рядом с нами, идет сжатие галактик и концентрация энергии. Происходит взаимный обмен. Ритмическая пульсация единого космоса. Вы понимаете, Генрих, к чему я веду? Недостижимые чувству миры могут открыться перед человеком, преобразить его, дать высший смысл бытия. Но с другой стороны… Если открыть эти глубины сейчас, для людей враждебного, расколотого мира… Это может стать проклятием! Я подготовил эксперимент… Мы с вами заглянем в иной мир. Только мы! Люди не узнают об этом.

– Это странно и страшно, профессор…

– Да, страшно, но и прекрасно! Будьте достойны, Генрих, этого удивительного пути.

В лаборатории царил полумрак. Окна были закрыты. Лишь в центре помещения мерцали призрачные огня установки. Внутри метровой сферы, среди пластин пространственного конденсатора, сидела лягушка. Я видел в маленькое окошко ее бессмысленно вытаращенные глаза.

Послышался глухой голос профессора:

– Поле!..

Я включил рубильник на передвижном щитке. Сразу же потускнели аварийные лампочки – установка поглощала массу энергии.

– Полярность! – приказал Тенк.

Я перевел соответствующий рычажок. Ученый радостно воскликнул:

– Глядите, Генрих! Лягушки нет!

Я взволнованно посмотрел внутрь камеры. Животное исчезло. Мы видели только серебристые призрачные пластины конденсаторов.

– Успех! – прошептал Тенк. – Полный успех. Включаю кинокамеру. Не следует доверять глазам. Так… А теперь положительная полярность!

Я перевел рычажок в исходное положение. Лягушка появилась снова. Но она лежала вверх лапками, смешно подергивая ими. Она прыгнула, перевернулась, ткнулась носом в пластины. Профессор тихонько засмеялся, в его черных глазах вспыхнули озорные огоньки.

– Каково? Генрих, это новая эпоха! Жаль, что лягушка не может рассказать о своих ощущениях. А для нас установка тесна. Но это дело времени.

Тенк молча зашагал вдоль лаборатории, размышляя. Остановился, решительно произнес:

– Генрих, вы согласны сотрудничать со мной?

– Да, профессор.

– Отлично! Мы уедем в уединенное место. В горы. Там подготовим большую установку – для человека. Это будет чудесно, Генрих! Неведомые миры… Наука устремилась к планетам. Быть может, рядом с нами существует богатая другая действительность. Мы можем увидеть ее, Генрих…

– Я согласен, профессор. Но жена?.. Как с нею? Она изучала физику, математику, мечтала помогать мне.

– Тогда великолепно! – воскликнул Тенк. – Сделаем из нее отличную помощницу. Вам сделаем небольшую пластическую операцию. Никто не узнает, имя заменим… Итак, решено!

Профессор быстро прошел в кабинет, оделся.

– Я ухожу, Генрих. Скоро вернусь. Договорюсь о переезде. Медлить не будем. Кстати, предупреждаю вас – к установкам не прикасайтесь. Может быть взрыв. Не удивляйтесь – это не недоверие к вам. Всякие гости могут быть! Ясно? Итак, ждите…

Тенк ушел. Я остался в лаборатории – растерянный и пораженный. Слишком все быстро случилось, нельзя было ни осмыслить событий, ни подумать о следствиях.

Морис, уходя, предвидел трагедию. Его пророчество не замедлило исполниться. Что-то Тенк не учел, где-то недоглядел, выбирая себе помощников. Гроза разразилась внезапно. За дверью лаборатории послышались шаги. В помещение вошел Фридрих Шрат.

– Где профессор? – высокомерно спросил он, оглядывая лабораторию.

– Ушел, – сухо ответил я,

– Куда?

– Не знаю.

– Отлично! – брезгливо произнес Шрат, проходя мимо меня. – Это к лучшему. Кстати, Лосс, или как вас там… Вас не беспокоит ваше прошлое?

Я похолодел. Откуда он узнал? Подслушал? Или, быть может, он связан с полицией? Что делать?

– Что же вы молчите, Лосс? Или забыли каторгу? Да, понимаю. Вы потеряли способность отвечать. Еще бы, воспоминание не из приятных!

Шрат вытащил из кармана широкой куртки небольшой приборчик, начал устанавливать его возле сейфа, не обращая на меня внимания. Из узкой трубки засиял огонек, показалось голубое пламя. Шрат приблизил трубку к сейфу, провел огненной иглой возле ручки,

– Что вы делаете?! – яростно вскрикнул я.

– Тише! – холодно ответил Шрат. – Финита ля комедиа. Старый паяц отпрыгал свое. Его мысли пригодятся в другом месте. А вы, надеюсь, понимаете свое положение? Не усугубляйте его. Я случайно узнал вашу скверную историю. Пусть она останется вашей тайной. Но не заставляйте меня открыть ее полиции. Итак, стойте спокойно на месте…

– Сейф заминирован! – глухо сказал я. – И все приборы тоже!

Шрат яростно выругался, бросил портативную горелку на стол.

– Хитрая лиса! Не ожидал от него…

Затем он шагнул ко мне, резко спросил:

– Вы не лжете?.. Нет? Возможно. Что же, тем хуже для него. Видно, Тенк решил избавиться от соперников. Да, это задача…

Шрат внимательно оглядел лабораторию, подошел к шкафу, где хранились препараты, растворы,

– Здесь не заминировано, надеюсь?

Я отрицательно покачал головой. Шрат открыл дверцу. Внимательно рассматривал что-то на полочках. Вдруг лицо его преобразилось, довольная улыбка появилась на тонких губах. Он взял небольшой металлический флакон, прочитал формулу на полочке.

Меня трясла нервная лихорадка. Мысли путались.

«Кончено, кончено!» – ныл какой-то голос внутри. Снова приближается вихрь. Он подхватит меня, Оросит в водоворот стихий. Кто скажет, удастся ли теперь выбраться из него?

– Послушайте, Лосс, – вдруг мягко сказал Шрат, и его светлые глаза потеплели. – а почему бы нам не стать друзьями?

– Не понимаю… – пробормотал я. – Вы слишком брезгливы, чтобы протянуть руку бывшему каторжнику.

– Забудем, – пожал плечами Шрат. – Все относительно. И все зависит от вас. Дело вот в чем… Вы что-нибудь слышали о радонате?

Я вздрогнул. Почему он спросил о радонате? Откуда знает об этом препарате? Да, он же был помощником Тонка. Ничего странного. Но почему он спросил меня?