Текст книги "Мальчик на качелях"

Автор книги: Олег Жилкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Я приехал в Америку в сорок семь лет, с женой и двумя детьми, а уехал в пятьдесят три один. Мне одновременно осточертела и Америка и моя семейная жизнь. Приехал летом и уехал тоже летом. Кстати, в Америку невозможно приехать, в нее можно только приплыть или прилететь. Я прилетел. Как жук, бабочка или еще какое-нибудь безмозглое насекомое с крыльями. Я не сравниваю себя с птицами – птицы умнее, гораздо умнее человека. У птиц для сезонных миграций есть причина, у меняя ее не было, чистое любопытство, не более того, ну и расчет на то, что любые перемены будут полезны для нашей семьи. Так оно и случилось, я сделал то, что давно хотел сделать – я развелся. Сперва получил гражданство страны, которую не любил и вскоре уехал из нее навсегда – ну, ни странно ли? Разве я не насекомое? Тупое насекомое с неутоленной страстью к размножению. К производству себе подобных особей, к беспорядочному флирту и упорядоченному сексу – со всеми по порядку, как говорит моя подружка.

Вот, теперь, когда я рассказал главное о себе, можно перейти к деталям. Всех же интересуют детали: где, что, почему? Но мне, даже спустя год после моего бегства, не очень-то хочется о них вспоминать, я выпилил эти шесть лет жизни из памяти, ровно так же, как выпилил из памяти двадцать семь лет своего гребанного брака. Мне сейчас пятьдесят четыре, я вот уже как месяц разведен и живу с замужней женщиной, замещая, как в плохом анекдоте, мужа, находящегося в долгосрочной командировке в Москве. Я тоже живу почти в Москве и езжу к его бабе каждые две недели, как к себе домой. Муж за год навестил супругу всего дважды, почти сразу сбегая от нее, как черт от ладана на рыбалку, из которой привозил только запах перегара. За неполный год знакомства мы с его женой трижды съездили в Ессентуки, ухитряясь по дороге совокупляться как кролики в поезде, навестили могилу моей мамы, взошли на самую высокую точку в Кисловодском парке, причем в первый раз мы прошли только половину пути, но моя девочка тогда еще была на костылях и этот подъем произвело впечатление на отдыхающих в парке.

– Смотри – сказал один мужик своей жене, когда мы уже спускались вниз – вон баба на костылях идет, а ты всё ноешь!

Впрочем, я знал, что мы это обязательно сделаем. Мы то и дело совершали поступки, идущие вразрез со сложившейся практикой реабилитации после операции по замене тазобедренного сустава. Так, мы возобновили занятия сексом в первую же неделю после её выписки из больницы, тем самым, раздвинув стандартный коридор для послеоперационного коитуса. Быть может это полезно будет знать последующим поколениям больных: хороший секс значительно ускоряет процесс восстановления. То, что некогда было невозможным в полной мере, теперь моей женщине удавалось с легкостью – она научилась, наконец, без напряжения широко раздвигать свои бедра.

Сказать по-правде, мы не сразу нашли друг друга. Сначала я прилетел в Россию из США, как бы, в отпуск, на 10 дней. Дело было в июле, и мне позарез нужно было в краткие сроки выполнить свою программу. В мои планы входило найти себе женщину, заняться с ней сексом, снять со счета, накопившиеся от сдачи квартиры рубли, перевести их в доллары и благополучно вернуться на свое рабочее место уборщика в средней школе, где я без малого проработал три с половиной безрадостных года. План изначально провальный, и даже не потому, что я так и не затащил в отмеренные сроки в гостиничную койку ни одной бабы, а потому что я в глубине души понимал, что назад я по доброй воле не вернусь. Купленный обратный билет, на самом деле, был элементарной уловкой, наивной попыткой обмануть себя и жену, которой, впрочем, я недвусмысленно намекнул на своё желании остаться, опубликовав накануне в сети на своей странице графоманского портала стишок под названием: «Невернусь».

Я наверно не вернусь,

Я люблю святую Русь,

Я должно быть этим летом

Попрощаюсь с Новым Светом,

Я наверно остаюсь.

Хорошо писать куплетом

Вместе с богом в облаках,

У меня занятий нету,

Да и он не при делах -

Хорошо нам в облаках!

Я люблю бродить по свету,

Что мне делать не пойму,

И других занятий нету,

Как любить свою страну.

Я люблю и Крым, и Сочи,

Хорошо, но, да, не очень,

Залегла на сердце грусть,

Я наверно не вернусь.

У меня билет обратный

Самолет он, будь неладный

Что ж не весел ты шофер?

Стоп, машина! – светофор.

Я стою на светофоре,

За горами плещет море,

За горами океан,

А за ним сплошной туман

В океане океан.

В океане плещут рыбы,

Вольно плавают киты,

У меня на сердце ты, блин,

А в душе поют коты,

А в душе уже не ты.

Хорошо и горя мало,

Тем, кто с горя не сгорел,

Ждет меня под камнем мама,

Не дождалась, не успел.

Не успел я сесть в машину,

Чтоб до дома долететь,

Что ж теперь мне делать сыну?

Остается песни петь.

Буду петь я песни с вами,

Дорогие вы мои,

У меня билет в кармане,

А в душе поют коты.

Лучше бы мне котов не слушать,

Да со трезвой головой

Вбить бананы себе в уши,

И лететь назад домой.

Только где мой дом, кто мне скажет?

Кто покажет, поселит,

Для меня маршрут не важен

Я согласен на транзит.

Отведи меня в сторонку

Да, на ушко нашепчи,

Затянула жизнь в воронку,

Что мне делать, научи.

Научи, прошу, как друга,

Как товарища прошу,

Я скольжу, скольжу по кругу,

По периметру скольжу.

Хорошо бродить по свету

Через поле, вдоль межи,

А где счастье? Счастья нету,

Хочь бежи, хочь не бежи.

Жена стихи прочитала в день публикации. Пример того, как поэзия служит коммуникации. Очень полезно в качестве учебного пособия для супругов, ищущих взаимопонимания.

Летом труднее всего удержаться в привычных рамках работа-дом. Работать летом в школе труднее всего хотя бы потому, что вместо уже привычной вечерней смены, когда ты работаешь один, приходится переходить в дневной режим и работать в команде, состоящей из четырех человек, двое из которых твои непосредственные начальники. Начальник начальнику рознь, в моем случае это довольно амбициозные и недалекие люди, которые, как тебе кажется, поставили целью своей жизни усложнить условия деятельности до предела, доходя в своих усилиях до абсурда. Лето для меня это период стресса, я жду его наступления с содроганием, вот уже четвертый год. Дом воспринимается как привычные интерьеры одиночества, в которое можно завернуться, как в одеяло, и постараться ни о чем не думать, хотя мысли все-равно выпрыгивают из тебя словно блохи из ковра и каждая из них норовит тебя укусить, хоть и не больно, но довольно раздражающе: «Как же мне все надоело», «Поскорее бы все это закончилось», «Хочу домой!». Последняя мысль наиболее абсурдная – я и так, казалось бы, дома, чего мне хотеть? Нет, я понимаю, что дом не здесь, он где-то. Где? В России. Да, в России, в Подмосковье у меня квартира, которую мы сдаем. Я хочу туда.

Разобравшись со своими мыслями, я захожу в интернет и бронирую билет до Москвы, затем беру билет из Москвы в Минеральные Воды и обратно, бронирую на восемь дней гостиницу в Ессентуках – в Ессентуках могила моей мамы, умершей через год после нашего отъезда в Штаты от рака, – беру подстраховочный обратный билет из Москвы до Портленда. Все. Я успокаиваюсь. На все ушло пара часов. Жена приходит с работы, мы сидим у себя во дворе, курим, я объявляю о своем решении, говорю ей, что уезажаю в Россию.

– Когда? – я вижу как дрожит сигарета в ее пальцах.

– Через месяц. Я вернусь. – обещаю я жене, – Я взял обратный билет. – но она уже прочла мои стихи, и знает, что моим словам нельзя верить. Я и сам еще не знаю, насколько трудно мне будет вернуться. Ниточка оборвалась.

Америка из России, поверьте, представлялась мне тюрьмой, в которую я если бы и вернулся, то только в наручниках и под конвоем. Мое внутреннее напряжение в последние месяцы перед отъездом достигло апогея, я даже был уже готов к тому, что рано или поздно спровоцирую драку, в которой обязательно кого-нибудь убью и сяду за это в тюрьму, для полноты, так сказать, жизненного опыта, которому недостает пребывание в заморских застенках. Мне действительно интересен всякий экстремальный опыт, так, как если бы я читал книгу своей жизни глазами скучающего читателя.

Так, уж, я наверное устроен – внутри меня сидит другой человек – наблюдатель, и я часто выкидываю для него что-то, лишенное практического смысла, исключительно руководствуясь желанием его как следует развлечь и потешить.

В первый же день моего пребывания в Ессентуках произошло маленькое чудо. Я оставил вещи в гостинице – номер был еще не готов к заселению, нужно было подождать пару часов – и отправился к источнику попить водички и присмотреться к обстановке.

На подходе к источнику я услышал гитарные аккорды. В Ессентуках жила семья близких друзей моей мамы – Валера – глуховатый гитарист, его жена Люда, и сын Николай – тоже гитарист, глубоко верующий баптист, имеющий четверых детей. Четыре года назад через знакомых я получил весточку, что Валера скончался, что было не удивительно, поскольку в свой последний приезд в Россию, когда я вступал в наследство год назад умершей мамы, Валера был плох, у него началась гангрена пальца. С учетом его возраста – семьдесят пять лет, – шансов выжить у него было немного.

Я шел на звук и размышлял в довольно эллегистическом ключе: Валеры уже несколько лет нет на этом свете, но звуки гитары на улицах города напоминают о его былом присутсвии. А что если это Коля, его сын? Я скучал по Валере, по времени, когда он жил в соседнем доме и время от времени приходил к нам, чтобы сыграть со мной партию в шахматы.

Но нет, силуэт человека с гитарой не походил на молодого паренька, играл человек в солидном возрасте, и чем ближе я подходил, тем очевиднее становилось, что это давно упокоившийся в моем сознании Валера, о котором я с таким сожалением только что размышлял.

– Бог мой, Валера, это ты?! – воскликнул я изумлении.

– Да, я. А кто вы, я что-то не узнаю?

– Я Алик, Алевтины Павловны сын. Ты меня не узнал?

– Алик! Как ты здесь очутился? Ты же в Америке!

– Приехал в отпуск. Это мой первый день. Я так рад, что тебя увидел! Представляешь, мне сказали, что ты умер!

– Неужели? От кого ты мог это слышать? Я сильно болел, мне сделали сложную операцию, всего разрезали, заменили артерии, вставили трубки, и заново собрали. И вот, как видишь, я опять в строю, играю, зарабатываю себе на жизнь, еще Коле помогаю. Ты же не знаешь, Коля развелся.

– Как развелся? У него же четверо детей!

– Вот так, все бросил, детей, бизнес и уехал в Геленджик. Сейчас там пытается бизнес наладить. Ничего не получается. Он же не торгаш по натуре. Я ему говорил: бросай ты это дело, возвращайся в специальность, зарабатывай тем, на что учился. Он ведь неплохой музыкант, закончил косерваторию, что он с этими шмотками связался? Взял кредиты, сейчас эти кредиты на нас повисли, приходиться работать, чтобы проценты платить, а он сбежал и в ус не дует. Жена, дети малые. Жена эта, правда, никчемная. Не работала ни дня, дома бардак, я его понимаю, ему тяжело было, крутился как мог, а она только на шее у него сидела, все заграницу мечтала уехать. Ты, вот, был там знаешь, как там тяжело. А им же молодым не объяснишь, они лучше нас все знают.

– Вот это новости! Не ожидал такого от Коли. Все же четверо детей, он же на аллиментах раззориться.

– Да жена уже хочет в тюрьму посадить, машину у него забрать, у него же нет ни шиша, одни долги. Она и квартиру нашу обчистила, все продала, что только можно было, котел нагревательный сняла, забрала детей и к родителям в Астрахань умотала.

– А в церковь Коля ходит, не знаешь?

– Ушел он из этой секты, слава Богу! Хоть с этим закончил, мало того, что долгов как шелков, так он еще и десятину столько лет платил. Везде деньги. Банки нас достали. Коллекторы звонят каждый день, пришлось телефоны поменять. Жена сейчас процедуру банкротства на Колю оформляет, там тоже деньги на адвоката нужны, но куда деваться, иначе, говорят, посадят.

– Да не должны. Разве что если он от аллиментов будет уклонятся.

– От этой стервы все можно ожидать. Она грозилась, что в суд подаст за то, что он машину на мать записал. Дела, в общем. Сам-то как? Как тебе Америка, в Россию не тянет?

– Как не тянет, вот, не выдержал, приехал в отпуск, нужно отдохнуть, хочу оградку маме на могиле поставить. Раньше запрещали их на социальном кладбище устанавливать, теперь вроде можно, все ставят.

– Да, мама у тебя хороший человек была. Добрая очень, гостеприимная. Когда заболела, никому даже вида не показала. Для меня шок был, когда узнал, что она умерла. Жаль, на похоронах ее не удалось побывать.

– Как же не удалось, Валера, ты еще гроб помогал нести. Мужиков не хватало, пришлось тебя просить.

– Правда? Я что-то уже забывать начал. Ты меня извини – возраст. Что тебе сыграть? Я так рад, что тебя увидел!

– Я-то как рад, Валера! Для меня это лучшая новость, что ты жив.

– Ну, значит долго жить буду!

– Да куда теперь торопиться! У тебя сын, внуки, работа. Играй что сам желаешь, я рядом постою послушаю.

– Закурить у тебя есть?

– Ты что ли еще и куришь?

– Я и выпить могу, у меня в подвале сорок литров вина стоит. Заходи вечерком, посидим, поговорим. Я Люде скажу, она стол сообразит. Столько лет не виделись!

Я достал сигареты, мы закурили. Валера взял несколько аккордов и заиграл вальс Доги из фильма «Мой ласковый и нежный зверь». Сухие пожелтевшие пальцы музыканта перебирали гриф, не всегда успевая за мелодией, но, в целом, Валера выглядел хорошо – в белой рубахе, аккуратно отглаженные брюки. Он чем-то напоминал мне уличного музыканта из еврейского местечка на ярмарке. Ярко светило утреннее солнце, мимо шли праздные люди, я курил и чувствовал себя счастливым – первый мой день в Ессентуках подарил чудо встречи с близким человеком, который выкарабкался с того света, чтобы не просто коптить небо над головой, но еще и дарить радость другим людям, зарабатывая ежедневным трудом средства для поддержания своих близких.

С этой встречи с Валерой я окунулся в атмосферу сказочного места, насыщенную возможностями для завязывания новых знакомств, флирта, общения, разговоров по душам.

      Я хотел стать частью всего, говорить с каждым встречным, любить всех женщин, приводить в дом сирых и убогих, слушать их запутанные истории жизни и воображать себя посланником небес, призванным решить их проблемы одним фактом своего физического присутствия. Я наслаждался Россией, русским языком, опьяняющим чувством свободы.

А знаете ли вы, что такое свобода? Возможно ли быть свободным на чужбине, в стране, где принципы свободы и право человека на счастливую жизни прописаны в Конституции? Я специально интересовался этим вопросом и, вот, что я понял: свобода это возможность. Возможность быть, действовать, добиваться, наслаждаться, испытывать чувства, делиться ими и разделять чувства других людей, сохраняя, при этом, естественность и непринужденность, глубоко зная и проникая в самую суть вещей, процессов, законов, умело обходя препятствия, используя намеки, интуицию, опыт в качестве подсказки к действию, умение легко ориентироваться в той, или иной, нестандартной ситуации, искусно выбирая стратегии и подходы к достижению поставленных целей. А теперь, представьте, что вы недостаточно хорошо говорите на языке жителей той страны, в которой вы живете. У вас смешной акцент, вы тупо не въезжаете с первого раза в избитые шутки, не понимаете намеков, не радуйтесь тому, что вызывает в них счастливые реакции на автомате. Вы просто слабоумный калека, с трудом учащийся произносить слова после перенесенного инсульта, овощ, растение, колорадский жук с крылышками. Лети, жук, домой! – сказал я себе и становись принцем.

Свобода это возможность быть полноценным человеком, иметь преимущества, ставить цели и добиваться их.

Чтобы было понятно, цель у меня была одна – бабы.

То, что я не люблю свою жену стало очевидным. Я позвонил ей по телефону и сказал, что перенес вылет на сентябрь.

– Ты не хочешь возвращаться из-за меня или из-за Америки? – спросила она меня.

– И из-за тебя, и из-за Америки. – ответил я честно, хотя эта честность стоила мне определенного мужества. Впрочем, возможно, дело было как раз в том, что мне не хватило мужества быть со своей семьей до конца. Только я подозреваю, что конец мог бы быть трагичным. Я просто боялся возвращения и того, что за ним неминуемо последует – депрессия, одиночество, растущая изоляция, отчуждение в семье. То, что ситуация тупиковая, я уже не сомневался. Плохо было то, что никакого рационального плана действий у меня не было, я руководствовался исключительно инстинктом и эмоциями. По сути, я был в довольно болезненном состоянии и надеялся, что разрыв с семьей облегчит мне принятие решений, что кто-то и что-то мне подскажет, как действовать дальше.

Мы не годимся для Америки. Мы слишком для нее своенравны. Чтобы победить эту своенравность в себе, нужно стать другим человеком. Другим человеком я не стал. Я просто осознал свою чуждость этой стране и ее культуре. Первое время я пребывал в эйфории. Мне казалось, что еще немного, и страна с ее безграничными возможностями откроется для меня, и я в один миг стану сильным, свободным и независимым. Вместо этого, она загнала меня в резервацию для белых. Я испытал на себе все невидимые глазу механизмы угнетения и унижения, которые работают с безжалостностью жерновов, перемалывая дух и тело, нагружая их словно вьючное животное тяжелым физическим трудом, поглощая время, прививая уродливые формы отношений, лишенные интеллектуальной радости и привычной с детства непосредственности общения между людьми.

Все в этой стране говорило мне, что я чужой. Слишком сложный, слишком ранимый, слишком требовательный и неблагодарный. Я инвестировал в эту страну свой труд, время и деньги. Страна высосала меня и выплюнула как бесполезный инородный организм, раздражающий простых американских парней, живущих представлениями и предрассудками девятнадцатого века, с их наивной верой в грубую силу, семейные ценности, приземленного и глуповатого Бога.

Я с детства хотел выучит английский. Теперь, когда я мог читать, писать и говорить на этом языке, я понял, что больше не хочу на нем общаться. Мне не о чем говорить с этими людьми. Я хотел побыть в тишине, я все больше и больше погружался в молчание и одиночество.

В качестве компенсации, в мою жизнь вошел алкоголь и, разрешенная в Орегоне, марихуана. В последний перед отъездом в Россию месяц я курил ее каждый божий день после работы. Траву можно было приобрести, предъявив водительские права, в которые никто даже не заглядывал. Десятидолларовой дозы хватало на неделю.

Первое время мне казалось, что это прекрасная замена несостоявшимся надеждам на нормальную адаптацию. Сидя на заднем дворе своего дома, который мы приобрели в кредит через два года после приезда, я часами наблюдал в небе порнографические шоу, которые устраивали в мою честь облака. Однажды я увидел огромную вагину, которая хотела меня поглотить и понял, что с меня довольно.

– Кончай свои шуточки – обратился я к Богу, – давай поговорим серьезно.

– Давай! – согласился Господь, и с тех пор наши беседы с ним стали привычным элементом досуга. Согласитесь, не каждый способен отказаться от такого общества.

Мои диалоги со Всевышним большей частью носили шутливый характер. Я любил немного подразнить старика. Я понял, как ему скучно с серьезными до уныния поклонниками. Господь любил мои шутки и прощал мне мою дерзость. Постепенно я понял, кто я для него. Я был мальчиком на качелях в его саду.

К счастью, наркотик не успел стать моей привычкой, хотя, когда я уезжал в Россию, жена всерьез интересовалась, как я там смогу обходиться без травы. Я лишь усмехнулся – я знал, что там она мне не понадобится.

Я все еще верил в удачу и желал как можно дольше оставаться мальчиком на качелях в саду у Господа своего.

Я и не предполагал тогда, что возвращение будет таким долгим и мучительных процессом, гораздо более трудным, чем эмиграция.

Два первых года эмиграции я находился в эйфории, которая не позволяла мне впадать в панику, я был деятелен, энергичен и верил в свои силы.

Через три что-то случилось. Я сломался. Я устал биться за место под солнцем на этой земле. Я не был способен ни на сложные расчеты, ни на многоходовые операции. Получив гражданство США, я посчитал проект законченным. Жена, пройдя свой нелегкий путь адаптации, уже не верила в успешность возращения на Родину. Мои аргументы не имели никакой силы, да и что я мог ей обещать? Мой план состоял в том, чтобы снять кассу и бежать. Снять кассу не означало ограбить банк, набрав кредитов, я всего лишь хотел продать дом, который за четыре года вырос в цене и с этими деньгами вернуться к Россию, чтобы вложить их в недвижимость, а потом сдавать ее, имея какой-то минимальный доход. Жена не верила, что этих денег может хватить. Кроме того, она не верила в то, что сможет найти себе работу в стране, в которой за шесть лет нашего отсутствия многое изменилось. Но главное, что она не верила мне, она больше не верила в мою адекватность и способность реализовать сколько-нибудь сложный проект.

Всех этих разговоров перед моим отъездом было предостаточно. Самое смелое и отчаянно решение какое она могла принять: ты летишь и пробуешь сам что-то сделать и как-то состояться, а мы уже, через полгода, приезжаем на подготовленную площадку. Но как можно было подготовить площадку без денег?

Я понял, что наш разрыв углубляется, мне предстоит действовать на свой страх и риск, полностью доверившись своему растущему желанию вернуться и остаться на родине без каких-либо гарантий и сторонней поддержки.

Умом я понимал все риски подобного импульсивного решения, понимал всю серьезность и необратимость последствий своего поступка, но ничего не мог с собой поделать.

Надо честно признать, что я был вне себя. Находясь в состоянии сильнейшего стресса, я был постоянно на адреналине, и незаметно для себя вошел в зону психопатических реакций с непредсказуемыми последствиями.

Я безостановочно курил, очень мало спал, нервная система была возбуждена, физический тонус повышен. Из напитков я употреблял три раза в сутки минеральную воду, вечером пил полусладкое вино или коньяк.

Однажды вечером я познакомился сразу с двумя красивыми женщинам – они были подругами, одна из них была яркая брюнетка, другая чувственная блондинка. Мы заняли столик в открытом кафе и пили шампанское. Я откровенно признался, что мне они обе нравятся, но я не могу сделать выбор. В результате, я так много выпил вина, что когда мы, наконец, расстались, вдоволь нацеловавшись, я был рад, что не пришлось воплощать в жизнь своё желание переспать с ними обоими одновременно. Таких эмоционально окрашенных вечеров было много, но желанного мною секса так и не случалось.

Я жил в странном мире сбывающихся эротических фантазий. Я действовал очень самоуверенно, если не сказать, нагло.

Тем летом я познакомился с небывалым количеством вдов. Вдовы почему-то сразу воспринимали меня очень серьезно. Они рассказывали мне о своей нелегкой женской доле, попутно интересуюсь моими взглядами на жизнь. Кажется, вопреки своей легкомысленности и открытости, граничащей с патологией, я производил на женщин хорошее впечатление. Впрочем, я довольно быстро их огорчал своим безответственным поведением, легко находя им замену – мне вовсе не хотелось строить серьезные планы, мне больше нравилась непредсказуемость и мимолетность курортных отношений, которой я наслаждался с непосредственностью мотылька. Если бы мне кто-то сказал, что мне предстоит умереть осенью, я бы даже не удивился. Я был готов заплатить за эту фантастическая легкость бытия любую цену. Женщины интересовались мною так, как никогда прежде. На контрасте с аскетичной американской жизнью последних шести лет, это переживалось как нескончаемая восточная сказка, которая, наверняка, была весьма плотно населена своими джинами и демонами, но я рассчитывал на покровительство высших сил и готов был идти на риск ради сохранения динамики сюжета авантюрного романа.

Я сочинил себе легенду, которая служила мне поводом для знакомств и служила катализатором отношений. По легенде, я был гидом-консультантом – редкая несуществующую профессия, сочетающая в себе профессию гида на туристическом маршруте – чем в пору юности я зарабатывал себе на жизнь в Сибири, и профессию психолога. В 90-е мне удалось за год получить второе высшее образование, которое позволяло мне при необходимости представляться тем, кем я никогда в своей профессиональной деятельности не был, однако, университетский диплом психолога говорил сам за себя – мне не нужно было ничего доказывать.

Метод, который я изобрел, заключался в том, что психолог спускался с небес и погружался в гущу реальных событий, находя себе пациентов прямо в толпе. Я не навязывал потенциальному клиенту никакой терапии, я предлагал ему маршрут, на котором мы могли исповедовать друг другу свои тайны, проблемы, планы, мечты и фантазии. Маршрут служил метафорой терапевтического сеанса. Он имел свое начало и свой конец. Мы находились в равной позиции по отношению к друг другу, но только мне принадлежала привилегия объявить маршрут законченным и прекратить всякие отношения, если на тот момент я считал, что основной конфликт выявлен и дальше клиенту предстояло самому решать, как, и на каких условиях, он будет с ним разбираться. Это был абсолютно филантропический проект с элементами экспериментальной психологии, исключающий всякую ответственность, поскольку я не назначал своему «клиенту» никакой цены, удовлетворяясь роскошью человеческого общения.

Надо признать, что метод работал, хотя бы потому, что у меня с моими собеседницами очень быстро создавалась иллюзия давнего знакомства друг с другом. Это был эффект «случайного попутчика», который срабатывал всякий раз, как только я начинал использовать свой «метод». У меня даже зародилась горделивая мысль, что я стал автором уникальной психологической технологии, которая в скором времени должна будет принести мне славу и материальное благополучие. В общем, надо признать, что для человека пятидесяти трех лет, без сколько-нибудь серьезного образования, профессии и каких либо планов на будущее, я был настроен крайне нереалистично. Как и подобает гению в стадии обострения, я планировал завоевать мир щелчком пальцев еще до конца курортного сезона.

Пару раз мой совершенно бескорыстный интерес к общению, женщины принимали за профессиональное кокетство. В первом случае женщина называла себя успешным предпринимателем, раскручивающим в регионе проект по строительству мусороперерабатывающих заводов. Вечер становился томным, после пары бокалов вина мы покорили танцпол, где на нее неодобрительно поглядывали со скамеек грузные матроны, приехавшие на лечение. На следующий день я составил ей компанию в поездке в Кисловодский парк, где мы забрались на Красное Солнышко и там она дала волю своим чувствам, рассказав о драматическом эпизоде гибели своего мужа в автокатострофе.

Собственно говоря, идея стать гидом-консультантом пришла мне именно здесь, поскольку я заметил, что непосредственное общение на курорте невероятно быстро сближает людей. Лучше, если общение происходит на природе, в горах, где вы ставите перед собой некую условную цель, которую нужно достичь. Это, своего рода, «хадж» – восхождение, в ходе которого преодолевается некое физическое ограничение и одновременно с этим снимаются психологические барьеры.

Все эти мысли мне пришли в электричке на обратной дороге, пока женщина, совершенно расслабившись, рассказывала мне о своем молодом любовнике из Египта, который всякий раз с нетерпением ждет ее подарков на берегу Красного моря. Она даже позволила себе назвать меня «котиком», что уже совершенно вывело меня из себя. Я, вдруг, увидел себя ее глазами, и на меня накатил приступ тошноты. Женщина явно намекала на продолжение отношений уже в качестве ее любовника.

Собственно, именно тогда я и решился на то, чтобы поблагодарить женщину за интересную компанию в этом небольшом путешествии, в ходе которого я получил возможность вновь почувствовать себя гидом на маршруте, как в былые годы, когда я работал в туристиской компании на Байкале.

– У всякого путешествия есть свой маршрут, – сказал я. – точка отправления и точка прибытия. Мы сейчас достигли конечной точки, наш маршрут закончен, большое спасибо за доставленное удовольствие.

Женщина от неожиданности сошла с лица. Я впервые в жизни наблюдал такую резкую смену настроений. Представляю, каких трудов ей стоило взять себя в руки и не разрыдаться прямо в вагоне.

Я вызвался проводить женщину до входа в санаторий, чтобы смягчить резкость с которой я подвел итог нашей дружбе. В пути я развлекал ее историями из своего прошлого, одна из которой ее особенно потрясла. Речь шла о женщине, с которой у меня случился роман здесь же в Ессентуках, когда я приехал, чтобы вступить в наследство маминой квартирой через год после ее смерти. Я знал, что она замужем, но кто ее муж я даже не догадывался. Мне об этом подсказал голос, который я услышал во время нашего с ней первого секса в маминой квартре.

– А сейчас ты ебешь попадью. – очень спокойно сказал голос, но я, разумеется, ему не поверил. Я счел это за свою эротическую фантазию. Лишь по возвращению в Америку мне удалось найти ее в соцсети и догадка – если это была догадка, – меня просто поразила своей точностью.

– Это что же, – патетически восклицала она, округлив в ужасе глаза – это значит на свете нет ничего святого? Нет ни ада, ни рая, все перемешалось?1

В этот момент я услышал как за ее спиной раздался удар. Я пригляделся и увидел лежащую на земле девочку лет десяти. Она была без сознания. Ее велосипед только что врезался на полном ходу в колонну, стоявшую у входа в парк.

Шляпница.

Каждое утро я ходил на рынок за свежими овощами. Мой стол был прост и неприхотлив. Я покупал картошку, помидоры, огурцы, кабачки, баклажаны, зелень и сыр. В Америке я соскучился по натуральным продуктам, выращенным под жарким южным солнцем.

Путь к рынку пролегал мимо магазинчиков с курортным ассортиментом. На третий день своего пребывания, в открытых дверях шляпного салона, я углядел продавщицу, поразившую мое воображение. Это была довольно высокая брюнетка с пышными формами, которые едва прикрывал легкий летний сарафан с глубоким декольте.

Я вошел в салон и сделал вид, что интересуюсь стендом с мужскими летними кепками. Продавщица сдержанно и даже холодно ознакомила меня с ассортиментом и удалилась в глубину салона, общаясь с другой покупательницей.

Даже если я куплю кепку, у меня не будет повода сюда вернуться – рассудил я и, приценившись к одной из них, обещал продавщице подумать.