Текст книги "Антинародная мудрость"

Автор книги: Олег Овчинников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Олег Овчинников
Антинародная мудрость

«И так идет за годом год,

Так и жизнь пройдет,

И в сотый раз маслом вниз

Упадет бутерброд,

Но, может, будет хоть день,

Может, будет хоть час,

Когда нам повезет…»

(В. Цой)

После сорокового повторения я внезапно почувствовал, что правая рука начала уставать. Опускаю правую руку и произвожу следующие десять подтягиваний на левой. Затем, из чистого пижонства, подтягиваюсь еще пять раз, держась за перекладину одним мизинцем.

Ну что ж, пожалуй, хватит! Пятьдесят пять раз – не так плохо для человека моей комплекции.

Правда, в данной ситуации я не испытываю особой гордости. Даже абсолютно не развитый физически человек в определенных условиях может продемонстрировать способности супермена.

Невесомость разрушает стереотипы…

С сожалением отцепляюсь от перекладины и «плыву» вдоль коридора, ведущего в рубку управления.

На один из ложных иллюминаторов транслируется изображение с окуляра мощного телескопа. Через него можно рассмотреть поверхность астероида в подробностях.

Астероид по размеру слишком мал, чтобы удерживать вокруг себя атмосферу. Однако каким-то образом удерживает. Бортовой компьютер вывел на дисплей результаты атмосферного зондирования. Здешний воздух содержит 20 процентов кислорода, 75 – азота, и еще около трех процентов аргона, углекислоты, водорода и прочих добавок. Куда подевались остальные два процента, компьютер не сообщил. Неплохо, можно будет обойтись легким скафандром и не таскать за собой громоздкие кислородные баллоны.

Та часть поверхности астероида, которую можно рассмотреть через просветы в облаках, покрыта зеленью. Травяные луга и небольшие рощицы, невысокие горы, иногда – узкие ленты рек и озерца, которые сверху кажутся голубыми каплями, разбрызганными по земле. Астероид с высоты полета космического катера напоминает Землю. В масштабе один к семистам. Или это просто ностальгия?

Я не сильно удивляюсь, когда замечаю на поверхности астероида ряд построек, как это принято говорить, «явно искусственного происхождения». Наличие атмосферы подразумевало присутствие ее создателей, естественным путем она здесь возникнуть не могла.

В Академии меня знали под именем Редуард Кинг. На самом деле я русский. Мое настоящее имя – Дмитрий, а псевдоним Редуард Кинг я себе выбрал незадолго до вступительных экзаменов. Мотивация этого поступка осталась неясной даже мне самому.

Лет сто тому назад мои предки жили в небольшой деревушке под Вологдой. Я сам приезжал в те места несколько раз: в детстве, вместе с родителями, потом уже самостоятельно, в период академических каникул. Что-то неясное влекло меня туда, может, пресловутая тяга к корням?

То, что я видел сейчас через стекло гермошлема сильно напоминало мне маленькую вологодскую деревушку. Дома стояли в несколько рядов, не то чтобы очень ровных. Собранные из круглых бревен, они представляли собой классические избушки, которые строились без единого гвоздя. Зачем гвозди, если можно воспользоваться молекулярным уплотнителем? Впрочем, не думаю, что здешние строители имели представление о молекулярном уплотнителе. Дома выглядели слишком настоящими. Не стилизация под старину, а сама старина.

Все-таки эта деревня отличалась от той, где жили мои предки. Здесь на крышах не торчали тарелки параболических антенн всепланетного телевидения, а вместо площадок для посадки флайеров перед домами были разбиты ухоженные палисадники.

Над одной из избушек из трубы вился легкий дымок. К ней я и направил свои отягощенные пневматическими присосками стопы.

Встроенный в скафандр детектор микробиомассы замигал зеленой лампочкой. Это означало, что вирусы и микроорганизмы, обитающие в здешней атмосфере, мне не страшны. По крайней мере не более страшны, чем мои родные, с Земли.

Забавно, на Земле вот уже полсотни лет нет светофоров. Автомобильный транспорт решительно вытеснен воздушным. Он экономичнее и не загрязняет атмосферу. «Землю – пешеходам!» – так звучал лозунг, распространенный в среде «Рожденных ходить». Мне всегда казалось, что течение это сплошь состояло из людей недальнозорких. В смысле – близоруких. Да еще, наверное, из дальтоников. В общем, те, кому не выдавали автомобильные права, стали усиленно выдумывать себе гражданские. И со своей точки (слабоватого) зрения они были правы: флайером может управлять и слепой. Если, конечно, он не немой вдобавок и может четко произнести адрес пункта назначения. Все управление возьмет на себя компьютер. А вот светофор в воздухе повесить не на что.

Тем не менее, до сих пор все приборы, сконструированные человеком, сообщают красным светом об опасности и зеленым – о ее отсутствии.

Немедленно стягиваю гермошлем с головы. И без того чувствую себя неловко: в космическом скафандре в деревушке, словно выстроенной из моих детских воспоминаний.

На окраине деревни располагалась архитектурная особенность, распознанная мною, как колодец типа «журавль». Еще больше утверждаюсь в мысли, что «все это очень подозрительно».

Местных жителей на улице практически не видно. Лишь один абориген занимается какими-то своими делами в палисаднике перед домом, к которому я как раз направлялся. Из-за дальности расстояния я пока не могу разобрать, действительно ли абориген передвигается на четырех конечностях или просто по роду своей деятельности старается быть поближе к земле.

Правильной оказалась вторая версия. Услышав мои шаги, абориген выпрямился во весь рост и повернулся ко мне лицом. Сказать, что передо мной стоял гуманоид, значит ничего не сказать! Внешностью он обладал чисто земной.

Пожилой человек, если судить по земным меркам, лет шестидесяти. Седая, непонятно когда последний раз причесанная шевелюра. Нос с горбинкой, голубые, чуть выцветшие глаза и седые усы с вкраплениями рыжего цвета. Одет в длинную, до колен, рубаху, стянутую на поясе ремешком. На правом плече – заплата, пришитая большими, неровными стежками. Руки испачканы в земле. У ног – небольшой мешочек с какими-то семенами. Видимо, я оторвал старика от ботанических изысканий.

Активизирую транслитератор – лучшее средство против языкового барьера. Теперь все, что я скажу, будет преобразовано в мыслеобраз и направлено непосредственно в сознание моего собеседника. И наоборот.

– Здравствуйте! – говорю я.

При этом неосознанно склоняю голову к микрофону, вшитому в воротник скафандра. Стараюсь, чтобы голос звучал как можно дружелюбнее. На работе транслитератора это никак не скажется, а вот абориген может правильно распознать интонацию. Подкрепляю вербальный сигнал невербальным – изображаю на лице улыбку, но не слишком широкую, не демонстрирующую зубы. Кто знает, какая в этом обществе реакция на оскал. Ну, вроде ничего не забыл. Курс по установлению первого контакта был моим любимым в Академии.

Абориген не отвечал. Смотрел настороженно. Неужели транслитератор не смог донести до его сознания такой простой мыслеобраз? Может быть, в местном обществе не принято приветствовать друг друга при встрече? Или люди здесь настолько эгоистичны, что никогда не желают здоровья другим, заботясь только о своем собственном?

Следующая моя сентенция тоже из стандартного набора. Она довольно естественно звучит в устах (или какие там у них органы речи?) зеленого карлика с перепончатыми ушами или, к примеру, сгустка разумной протоплазмы в вакуумной упаковке. Мне же произносить ее всегда было неловко. Надеюсь, те, кто составлял учебники по контактологии знали, что делают.

– Я прибыл издалека.

Взгляд аборигена стал осмысленнее. Я безошибочно почувствовал, что контакт состоится!

– Здорово, коль не шутишь! – произнес старик на чистом русском. Если я не ошибся, то даже с легким акцентом, присущим жителям Вологодской области. По крайней мере, лет сто тому назад они тоже в своей речи делали ударение на звуке «о», или, если использовать лингвистический термин, «окали». «ЗдОрОвО» – вот как это звучало.

«Ваш собеседник приветствует вас, в том случае, если вы не пытаетесь своими словами либо действиями поставить его в неловкое положение, высмеять,» – спроецировался в моем сознании перевод транслитератора.

С раздражением я отключил бесполезную машинку.

Вот так! А чего хотел? О чем думал, когда мчался сюда со скоростью мысли? Что надеялся увидеть на этом астероиде, затерянном в космическом пространстве, на расстоянии в двадцать четыре световых года от ближайшей населенной планеты?

Да что угодно, только не это! Обрушьте на мой разум волну психического сканирования! Выстрелите в меня трассирующим лучом из бластеромета! Я, конечно, не обрадуюсь, но хотя бы смогу понять. Вот только не надо обращаться ко мне на моем родном языке, с акцентом, вышедшим из моды задолго до моего рождения!

Это неправильно! Не-хО-рО-шО!

Земная колония?

Черта с два земная колония!

Даже если предположить, что одинокий кораблик с Земли сумел основать здесь колонию, не зарегистрированную в Галактическом Путеводителе. Достижений современной земной науки просто недостаточно для того, чтобы создать на мертвой поверхности астероида пригодную для жизни людей экологию и искусственно удерживаемую атмосферу.

Так что я не заблуждался на сей счет. Тот, кто стоял сейчас передо мной и правой рукой почесывал затылок, не мог быть человеком. Он принял вид человека, видимо, чтобы усыпить мою бдительность. А стоит мне только повернуться к нему спиной, как коварное существо раскроет рот и…

Старик раскрыл рот и спросил:

– Из городских, что ли, будешь?

Я судорожно сглотнул и неопределенно мотнул головой. Этому жесту нас в Академии не учили.

Странно, при облете астероида я не заметил других населенных пунктов. Кого же тогда старик называет «городскими»? И почему его не смущает мой внешний вид? Или среди «городских» сейчас принято разгуливать в космодесантных скафандрах? И, самое главное, как понимать это его «будешь»?

Я уже есть!

– Меня Игнатом кличут, – сказал старик и протянул мне руку. – Зови меня просто – дед Игнат.

– Редуард, – представился я.

– Чего? – не понял старик.

– Дмитрий я. Димка, – быстро поправился я и ответил на рукопожатие.

Если это была иллюзия, то очень правдоподобная. Ладонь старика оказалась шероховатой на ощупь и на удивление крепкой.

– А что сажаешь, дедушка? – спрашиваю.

– Дык, моркву, что же еще? Да ты заходи, че на улице стоять-то?

Аккуратно открываю калитку и захожу.

Откуда-то слева раздается странный звук: полулай-полувой. Резко оборачиваюсь, тело автоматически принимает боевую стойку. Огромная собака! Слава Богу, на цепи.

А собака страшна! В первый момент в глаза бросаются гигантские клыки. Во второй – чрезмерная худоба животного. Ребра рельефно выпирают, шкура натянута на них, как на барабане. Клочья серой шерсти неровно торчат во все стороны.

– Ваша собака? – спрашиваю с невольным почтением в голосе.

– Зачем собака? – удивляется дед Игнат. – Волк.

И добавляет, обращаясь уже к животному:

– А ты, Серый, успокойся. Нечего брехать попусту. Свой это.

И снова ко мне:

– Айда в избу, что ли?

С трудом отвожу взгляд от хозяйского волка. До сих пор мне доводилось видеть волков только на картинках да на экране телевизора.

Иду к дому. У самого порога вновь останавливаюсь и оборачиваюсь, привлеченный новым непонятным звуком. Источник звука появляется из-за угла, везя за собой телегу, заполненную хворостом.

Лошадь!

Просто день зоологических раритетов какой-то! Лошадка понуро плетется, флегматично разглядывая свои передние копыта и помахивая хвостом. Поверх кучи хвороста сидит старушка, в руках у нее – поводья. Старушка одета во все темное, на голове – косынка. Лицо доброе. Вот она спрыгивает с телеги, не выпуская поводьев из рук. Лошадь начинает двигаться еще медленнее, из-под копыт вылетают мелкие камушки.

– А вот и Матрена! – радуется дед. – Матрен, а у нас гости! Митя, из города.

Матрена приветливо улыбается, кивает головой.

– Дык, что ж ты гостей на пороге держишь? Приглашай в дом. Я щас чегонть на стол соберу.

Весь внутренне собравшись, я решительно шагаю через порог.

Обстановка в доме оказалась как раз такой, какой и должна быть. Стол в центре, лавки вдоль стен, половик у порога, громадная печь, занимающая четверть комнаты. Было даже чуть-чуть грустно осознавать, что все вокруг – всего лишь бутафория. Мастерски сделанная, но бутафория. Хотя кое в чем создатели иллюзии перестарались. Незначительная деталь. Если бы я так не увлекался стариной, мог бы и не обратить внимания.

В старинных деревнях в каждой избе был так называемый «красный» угол. Там ставили икону, вешали образки. Обычно это был тот угол, который сразу замечаешь, когда заходишь в избу. Здесь же иконы стояли в каждом углу.

Четыре «красных» угла – не многовато ли?

Вот так, специалисты по воссозданию антуража! Один – ноль в мою пользу!

Как только мы переступили порог, нам навстречу выбежал громадный рыжий котище. Затем, видимо, заметив постороннего, сменил походку на более степенную. С важным видом он подошел ко мне, тщательно обнюхал и принялся тереться спиной о мои ботинки. На усатой мордочке явственно читалось удовольствие. Еще бы! Вряд ли деревенскому обитателю раньше приходилось тереться о ботинки, предназначенные для передвижения по внешней обшивке космического корабля!

– Матвей, – сказал дед Игнат. Затем добавил: – Митрий. Почти что тезки.

Я понял, что мое знакомство с котом состоялось.

А потом был ужин.

Разумеется, рацион космонавта на корабле тщательно продуман, вплоть до последней калории. Он крайне питателен и полезен для организма. Но после такого ужина, каким накормили меня дед Игнат и Матрена, мне кажется, я обречен надолго задумываться всякий раз, прежде чем свинтить колпачок с тюбика с неброской надписью: «Картофель с грибами». Разве ж это картофель? И разве ж это грибы?

В общем, если коварные враги пытались усыпить мою бдительность посредством усиленного питания, они почти добились своего.

За ужином хозяева дома были на редкость неразговорчивы и не проявляли по отношению ко мне повышенного любопытства. Я был благодарен им за это. Что, скажите на милость, я смог бы им ответить, начни они меня расспрашивать о городской жизни? «Как там город? Стоит еще?» Да кто ж его знает?

– А можно я вашего волка покормлю? – спросил я, когда ужин остался далеко позади и я снова почувствовал в себе достаточно сил для передвижений. Правда, пока только на малые расстояния. – Уж больно он у вас тощий.

– Да покорми, – ответил дет Игнат. В голосе его слышалось легкое неодобрение. – Только бестолку это. Все равно ведь никуда не денется.

Я его не понял.

Взял у хозяйки на кухне миску с костями, вышел во двор. Когда кормление подходило к концу, волк уже приветливо помахивал хвостом.

– Серый! Умный песик! – похвалил я и осторожно провел ладонью по его шерсти. Шерсть была шершавой и теплой.

Солнце уходило за горизонт, такой близкий в этих местах. Сгущались сумерки.

Через полчаса я уже лежал на печи, заложив руки за голову, и балансировал на грани сна и бодрствования. Сон мало-помалу побеждал.

Из небольшой круглой дырочки на стыке стены и потолка выползло насекомое. Похожее на таракана, только побольше размером и черного цвета.

«Сверчок! – опознал я и подумал обреченно: – Ну все, сейчас начнет стрекотать!»

Но сверчок отчего-то не спешил начинать ночной концерт. Он суетливо бегал по стенке и шевелил усиками. У меня создалось впечатление, что он что-то искал.

Ладно, думать будем завтра. А сейчас – спать!

Утром голова лучше работает.

Утром голова работала еще хуже!

По-видимому, сказывался удар валенком.

Он был нанесен внезапно, как раз где-то на середине сновидения, оказавшегося на эту ночь последним. Я инстинктивно дернулся и сел на печи, тупо озираясь по сторонам и сжимая рукоять бластера в левой руке. Когда я успел выхватить его из кобуры, я не заметил.

Нескольких секунд хватило мне, чтобы оценить ситуацию и расслабиться.

Валенок свалился на меня с небольшого выступа на печной трубе, всего на мгновение опередив резкий окрик:

– Опять озорничаешь? Смотри, вот возьму веник!..

Должен признать, что никогда раньше валенки на меня не падали. Падало все, что угодно, даже небольшой метеорит однажды врезался в поверхность планеты в непосредственной близости от моей ноги. Но не валенок. Значит, мой жизненный опыт пополнился сегодня еще одним не испытанным ранее ощущением.

В тот момент я и помыслить не мог, сколько еще неиспытанных ощущений готовит мне наступающий день!

Основным блюдом на завтрак были блины со сметаной. Что я могу сказать? Блинами нас в космосе не кормили. Скорее всего из-за того, что запихать блин в тюбик крайне сложно. Но даже если это кому-нибудь и удастся, станет только хуже. Ведь извлечь блин из тюбика уж точно не сможет никто!

Рыжему Матвею, похоже, надоело бестолку крутиться у нас под ногами и в надежде на подачку бросать из-под стола заискивающие взгляды. Решив, что ему некогда ждать милости от хозяев, кот взял инициативу в свои руки. Пардон, лапы. Используя мои колени в качестве плацдарма, рыжая бестия вскочила на стол.

Уверенно вписавшись одной лапой в горшочек со сметаной, а другой – в плошку с вареньем, Матвей принялся сосредоточенно обнюхивать блюдо с блинами.

– А ну, брысь! – строго прикрикнул я, одной рукой пытаясь осторожно столкнуть кота со стола, не разбив при этом посуду.

Ответом мне было обиженное вяканье.

– Да Бог с ним! – добродушно отозвался дед Игнат. – Пусть себе потешится. Масленица все-таки.

– А день какой? – поинтересовался я.

– Четверг, – был ответ.

Пока я пытался решить, какие ассоциации возникают у меня со словом «Масленица», кот, пользуясь щедрым разрешением хозяина, начал тешиться. Выглядело это так. Матвей высвободил свою левую лапу из сметаны и провел ею по поверхности блина, оставив жирный след. Аналогичным образом он смазал блин вареньем. И только после этого принялся его поедать.

Что ж, совсем неплохо для четверолапого!

А о Масленице я смог вспомнить только, что так назывался один из многочисленных народных праздников. По-моему, в этот день надлежало печь блины, красить яйца и прыгать через костер. Впрочем, я мог и ошибаться.

Матвей быстро насытился и прикорнул прямо на столе, положив голову в тарелку с недоеденными блинами.

Блинов почему-то больше не хотелось, поэтому я решил удовольствоваться бутербродом.

Алгоритм приготовления бутерброда чрезвычайно прост. Отрезаю здоровый кусок хлеба. Беру его в левую руку. Пододвигаю поближе блюдце с маслом. Беру в правую руку нож. Отрезаю…

Вот тут-то в алгоритме и произошел сбой! Масло не хотело отрезаться. Может быть, нож тупой? Осторожно провожу по лезвию большим пальцем. Недостаточно осторожно. Нет, если кто здесь и тупой, то уж точно не нож. Пытаюсь пилить ножом кусок масла, но острое лезвие не оставляет ни единой царапины. Задумчиво рассматриваю нож, а в голове– ни одной мысли!

– Да ты вилкой его, вилкой! – сочувственно советует дед Игнат.

Совет оказывается дельным. При помощи вилки легко отделяю большой кусок масла и размазываю по хлебу. Руки по непонятной причине противно подрагивают. Бутерброд летит вниз и падает на пол. В принципе, маслом вверх, но поднимать его все равно не хочется.

И вообще у меня пропал аппетит.

И это была первая странность.

Что это? Еще один прокол таинственных хозяев астероида? Нарушение физических законов? Для чего? Случайность или демонстрация силы? Дескать, землянин, возвращался бы ты на свою Землю, зачем тебе эти опасные игры?

Я мог бы задать себе еще не один десяток риторических вопросов, но тут ко мне подошел дед Игнат и прервал поток моих мыслей.

– Что, так и собираешься весь день просидеть? Шел бы лучше на речку, искупался там, рыбки поудил. Я как раз намедни удочку сладил. Вот и пригодится.

С этими словами дед протянул мне удилище с привязанной к нему капроновой веревкой. На конце веревки болтался сильно погнутый заржавленный крючок.

– А поплавок, грузило? – спрашиваю.

– Да неважно это все! – Дед чуть ли не насильно пытался вытолкнуть меня за ворота. – Нешто ты думаешь, рыба клюнет на красивый поплавок? Рыба – она не дура, она на крючок клюет. Да ты шевелись, шевелись, – он легонько подталкивал меня в спину. – А то до дождя не успеешь.

– А откуда вы узнали, что будет дождь?

Небо над головой было совершенно безоблачным.

– Поживешь здесь с мое, – снисходительно отозвался дед, – и не такое узнаешь!

– А где река-то? – спросил я, находясь уже по ту сторону забора.

– Да там, там, – нетерпеливо ответствовал дед, взмахом руки очертив широченную, едва не всеобъемлющую дугу.

Калитка за мной с легким скрипом закрылась. Удрученный, я поплелся по дороге, стараясь в точности придерживаться указанного направления.

Удочка, выданная дедом Игнатом, была из бамбука. Причем, свежеспиленного. Таким образом общий счет матча стал три – ноль в мою пользу. Если уж неизвестные творцы виртуальных Вселенных старались создать у меня иллюзию, будто климат и природа здесь соответствуют привычной для меня средней полосе России, то откуда здесь, скажите на милость, мог взяться бамбук? А?

Тогда меня это еще позабавило.

Уже через полчаса я перестал следить за счетом. Только пассивно наблюдал, как окружающая меня субъективная реальность наносит удар за ударом по моим нервам, психике и разуму.

Я уже не пытался делать выводы.

Но до этого момента оставалось еще полчаса.

Весьма насыщенные событиями.

Чуть в стороне от выбранного мною пути возвышалась невысокая церквушка. Я решил, что не грех будет слегка подкорректировать маршрут и ознакомиться с местной достопримечательностью.

Церковь была совсем небольшая, но симпатичная. Каменные стены белого цвета, стройная колоколенка, купол, отливающий серебром.

Долго решал, этично ли заходить в Храм Божий с удочкой. В конце концов прислонил ее к стене слева от входа и вошел.

Едва переступив порог, понял две вещи. Во-первых, в это помещение этично было бы войти и с граблями. А во-вторых, хоть это и не новая мысль, внешняя форма крайне редко соответствует внутреннему содержанию.

Внутри церковь была абсолютно пустой. Ни икон, ни алтаря, ни скамеек для посетителей. Даже стены не удосужились разрисовать.

Не знаю, что удержало меня от крепкого ругательства, которое прямо-таки рвалось с моего языка на волю…

Четыре ноль. Я по-прежнему вел в игре.

Поленились придать правдоподобие внутреннему убранству. Понадеялись, что я не замечу, не зайду. А может, в этой деревушке все дома такие?

И есть ли здесь вообще живые люди, кроме деда Игната и Матрены?

По спине пробежал легкий холодок.

Я поплотнее запахнул воротник скафандра.

Спустя всего пару минут выяснилось, что живые люди здесь все-таки есть.

Молодой паренек, лет семнадцати, и девушка, по виду – еще моложе. Они стояли молча, спиной ко мне возле оградки. Его правая рука полуобнимала ее за талию. Парочка сосредоточенно рассматривала какой-то предмет, который парень держал в левой руке.

Не желая привлекать к себе внимания, молча прохожу мимо. Томимый любопытством, незаметно скашиваю глаза вправо. Интересно же, что это они так увлеченно разглядывают?

Ага, оказывается этот таинственный предмет располагается не В руке парня, а НА руке. Это часы. Чуть сощурившись, умудряюсь даже прочесть марку часов. «Полет» – написано мелкими буквами.

Видимо, часы в этой местности – большая редкость. Парочка следит за пробегом секундной стрелки, как загипнотизированная.

Ладно, не буду вам мешать. Счастливо оставаться!

По всему видно, что и без моего общества им хорошо друг с другом.

Очередная странность возникла на моем пути, едва я вышел за околицу деревушки.

Сразу за деревней начиналось широкое поле. И вот посреди этого поля я внезапно увидел… Я зажмурил глаза. Сказал себе: «А может, и вправду лучше вернуться? Да пропади они все пропадом вместе со своим астероидом!» Открыл глаза…

И снова увидел богатыря!

Другого названия тому, что видел, я не мог подобрать. Это был богатырь былинный, богатырь классический, если хотите. Он стоял, широко расставив ноги, и с угрозой смотрел на меня. Длинная кольчуга из крупных звеньев доходила ему до колен, на голове – островерхий шлем, к поясу приторочен короткий обоюдоострый меч в ножнах. В правой руке он сжимал тяжелую палицу. Не вызывало сомнений, что передо мной стоит настоящий боец: звенья кольчуги в некоторых местах были сломаны, шлем с одной стороны сильно приплюснут.

Из-под насупленных бровей богатырь сурово смотрел на меня. Но не делал никаких движений и не пытался заговорить. У меня возникла мысль о былинном богатыре из-под Мурома, который, пролежав тридцать три года на печи, встал «посередь чиста поля» и решил еще тридцать три года простоять.

– Стой, инородец! – властно приказал богатырь.

Я послушно замер. Уверен, на моем месте так поступил бы каждый. Голос витязя был, как это принято говорить, «зычным», а хорошо заметный акцент заставил меня отвергнуть первоначальную гипотезу о его исторической родине. Не из-под Мурома он был. Из-под Вологды.

– Здравствуйте! – поприветствовал я богатыря. Несмотря на сильное волнение, мой голос совсем не дрожал. Чего нельзя было сказать о моей левой коленке. Причем, в отличие от древнего французского императора, в ее дрожании я не ощущал никакого великого признака.

– Из чьих будешь? – вопрошал страж поля.

И правда, из чьих? И почему снова буду?

Может, сработает подсказка деда Игната?

– Из городских, – осторожно отвечаю.

– А…

Никогда не думал, что столько пренебрежения можно вложить в один-единственный звук!

– А пошто идешь? – не унимался защитник сорняков.

– Так купаться, – говорю.

– Ну, иди, – любезно разрешил он. – Купайся. Только далеко не заплывай. А то течением унесет, неровен час, впадешь в Каспийское море.

Богатырь криво усмехнулся, должно быть, оценив собственную шутку. Моря на астероиде не было.

Я вежливо улыбнулся в ответ и «послушно в путь потек». А богатырь остался стоять на боевом посту, без видимых усилий жонглируя палицей и напевая себе под нос мотивчик, смутно напоминающий «Плач Ярославны».

Затылком я чувствовал его взгляд. Пару раз мне хотелось обернуться, но я сумел подавить это желание.

Я не стал учитывать богатыря и увеличивать счет матча.

Вдруг еще обидится…

Не прошел я и пятидесяти шагов, как меня заставил остановиться очень громкий и резкий свист. Он раздавался не сзади, где остался богатырь, а чуть впереди слева, где возвышалась невысокая гора. Казалось, что звук идет как раз с ее вершины. И звук этот был невероятной силы. Я и не подозревал, что люди могут так свистеть!

– Ну, вот и Соловей-разбойник нарисовался, – пробурчал я, резко оборачиваясь на свист и с удивлением ощущая в своей левой руке рукоятку бластера.

И ведь уже второй раз за день! Надо бы последить за своими рефлексами, так и пристрелить кого-нибудь не долго!

Но пристреливать, как оказалось, было некого. По крайней мере, беглым взглядом окинув горный склон, я не обнаружил на ней ни одной стоящей мишени. С другой стороны, я не обнаружил и какого-либо естественного укрытия, за которым мог бы притаиться неведомый чемпион по художественному свисту.

Мне оставалось только недоуменно пожать плечами.

Я сложил руки рупором и прокричал, если быть откровенным, не слишком надеясь на ответ:

– Ааааааууу!

– Уууаааааа! – ответом мне было эхо.

Только очень странное эхо. Не исключено, впавшее в детство.

Предпринимаю еще одну попытку. В голову не приходит ничего лучшего, чем:

– Я – Дима!

Мне просто хотелось продемонстрировать невидимому наблюдателю свою вежливость, представившись первым.

– Амид я! – донеслось издалека.

Так я узнал, что у эха… или у эхо… тоже может быть имя. Необычное имя, химическое.

Я задумался. Если уж местное эхо ведет себя так странно, повторяет все мои слова задом наперед, то можно предположить, что и свистело тоже оно. Наскучило ему сидеть в полной тишине, вот оно и решило привлечь собеседника громким свистом.

Оборачиваюсь в сторону богатыря и понимаю, что ему сейчас нет никакого дела до моей переклички с эхом… с эхо. В данный момент богатырь совершал крайне непонятные с моей точки зрения действия. Его боевой шлем лежал в траве у его ног, а сам он самозабвенно молотил по шлему палицей. В движениях богатыря присутствовала особенная стать.

Да, с этой стороны поддержки не жди.

Слово всплыло в памяти само. Думаю, оно надежно хранилось там с какой-нибудь лекции по курсу «Русские писатели-классики XX века».

– Абырвалг! – крикнул я, ни к кому, в сущности, не обращаясь.

Ответ пришел с пятисекундным запаздыванием и застал меня уже в пути.

В первый раз у меня возникло сомнение в том, что все, происходящее вокруг, срежиссировано специально для меня. Слишком много было лишних, необязательных деталей.

Спектакль ли все это? Играю ли я в нем роль зрителя? А главное – кто управляет действием?

В этих бесплодных раздумьях я вышел к берегу реки. Река оказалась неширокой, но очень быстрой. Упавшие с деревьев листья и мелкие веточки пропадают из поля зрения с поразительной скоростью.

Когда стоишь у самого берега, перспектива «впасть в Каспийское море» уже не кажется столь фантастической.

Сначала – купание, решил я, рыба далеко не убежит. У нее же нет ножек.

Откладываю удочку в сторону. Импровизирую на тему детского стишка: «Трусы и скафандр лежат на песке, а Дмитрий подходит к опасной реке.» Трогаю воду пальцами ноги. Холодная, но терпеть можно.

Пусть другие бросаются в речку с разбега. Я захожу медленно, шаг за шагом, тщательно проверяя дно и привыкая к температуре воды. Главное – погрузиться по ватерлинию, дальше будет проще.

Когда вхожу в реку по пояс, течение внезапно исчезает. Река останавливает свое движение. Небольшая палка, еще секунду назад проплывавшая мимо, теперь лежит в воде смирно, не колыхнется.

Беру палку в руку и некоторое время тупо разглядываю. Похоже, сегодня я обречен оставаться именно с этим выражением лица. Налюбовавшись вдоволь, бросаю палку в воду. Палка падает на поверхность и замирает.

Ладно, думаю. Искупаюсь как-нибудь в другой раз.

Делаю шаг к берегу – и река оживает. Палка, кружась и покачиваясь, уносится вдаль со скоростью срочной телеграммы.

Делаю шаг вперед – течения как не бывало.

Шаг назад – как бывало.

– Да ну вас к черту! – говорю я и ухожу под воду с головой.

Наплескавшись в свое удовольствие в стоячей воде, выбираюсь на берег. Быстро обсыхаю под ласковыми лучами солнца.

И с чего это дед Игнат вздумал пугать дождем?

Для рыбалки выбираю место, где течение поспокойней. Можно, конечно, обойтись совсем без течения, если рыбачить стоя в воде по пояс. Но нет уверенности, что рыба в такой воде не теряет способности к передвижению. В этом случае, разумеется, я мог бы поступить еще проще: пройти вдоль реки и собрать всю волшебным образом обездвиженную рыбу в корзину. Да, но зачем тогда я всю дорогу тащил эту идиотскую удочку?