Текст книги "Курортная зона (СИ)"

Автор книги: Олег Евсюнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

  Я впервые видел Игоря в таком состоянии. Закрытые глаза, изуродованное хищным оскалом лицо и гнев, и страдание, и беспомощность, и желание действовать одновременно. Он бился в конвульсиях, сквозь зубы повторяя все время одно и тоже удивительно знакомое сочетание малопонятных звуков.

  «Дурак, дурак...», – вот что шептал Игорь, но не на русском, английском или испанском, а на нашем родном языке. На языке, который полностью блокируется к восприятию во время трансформации!

  – Игорь, успокойся, все нормально, – я испуганно потряс плечо друга. – Все нормально.

  Он обмяк. Припадок окончился. Открыв глаза, Игорь спокойно и даже несколько насмешливо посмотрел на меня.

  – Знаешь, во что мы вляпались? Скорее всего, нас уничтожат. В любом случае и при любом раскладе.

  – Думаешь, все-таки перепрофилируют?

  – И это может стать наименьшим из бед. ЭТИ ребята могут нас и физически устранить. Ради собственного спокойствия... Мы влипли. И все только из-за моего дурацкого стремления к дешевым эффектам!

  – А что же будет с этой планетой?

  – Ничего не будет. В настоящее время местные в качестве сырья для производства энергии в основном используют углеводороды, а много из обычной химии не выжмешь. Поэтому они начали разработку более насыщенных в энергетическом плане атомных источников, но и это вряд ли поможет им справиться с дефицитом, тем более что является еще и «шагом в сторону» от решения проблемы. Слабые источники энергии, их ненадежность, породит цепную реакцию в развитии общества. Они элементарно загнутся.

  – Так, значит, Барнс прав?

  – Прав-то он прав. Но, думаю, отменить законы о невмешательстве не под силу даже ему. А предлагается, что мы станем преступниками по самой сволочной статье, которую только можно выдумать.

  – Убийства у нас вроде бы тоже запрещены?

  – Ну не убьют, так перепрофилируют – тебе от этого легче?

  Перепрофилирование. Таким образом это переведено на земные языки. Одно из самых гуманных и одновременно самых ужасных наказаний, когда-либо придуманных разумным существом по отношению к себе подобным. Хотя у Вас в словаре есть термин, куда более подходящий. «Зомбирование».

  Существу, признанному неисправимым или совершившему преступление высшей категории, устанавливаются блоки, подавляющие его собственное "я" и превращающие его в полностью законопослушного гражданина. У перепрофилированного даже мысли не может возникнуть о нарушении. Он всегда и везде действует в рамках строго очерченных правил. Мечта общества – да и только!

  Только превращается он из разумной личности в простейший механизм выполнения набора команд. Без собственной воли и собственного мнения. Видел я таких. В основном, среди клерков. Ты ему хоть в глаза наплюй. А он: «Спасибо. Вы несколько неучтивы...» Но, говорят, чувствуют они себя при этом неплохо. Только я не желаю. Брр...

  – Тогда какие мы имеем варианты? Давай откажемся.

  – Прямой путь к растительному образу жизни.

  – Можем пожаловаться.

  – Куда? Нас с этой планеты даже не выпустят. На том конце телекоммуникатора уже ждут... Хочешь попробовать?

  – Так что же?

  – Будем выполнять заказ.

  – Вот я и говорю – не нервничай. Все равно возвращаемся к тому, с чего начали. Как думаешь действовать? Как с Бойлем и Мариоттом?

  – Нет. Двоих больше брать не будем. Такие казусы слишком заметны. Идея энергетических полей, по местным меркам, идиотская, должна прийти в голову только одному.

  – Откуда возьмем?

  – Из России, конечно. Надо выполнять законы мира, где находишься. А патриотичность здесь – одно из основных правил, – Игорь улыбнулся. – Сейчас мы все-таки – русские...

  II

  Институт к вечеру опустел. Закрытые, опечатанные двери лабораторий с удивлением провожают одинокую фигуру человека, неторопливо двигавшуюся по длинному коридору. Кажется, двери даже шепчутся между собой на понятном только им одним деревянном языке, с ехидцей посмеиваясь над недотепой, зачем-то оставшемся после работы, когда остальные давно ушли, и уже давно закончилось оплаченное рабочее время.

  Пятница. День, не терпящий задержек на работе. Впереди – краткий миг выходных, и найти человека, добровольно согласившегося сократить на несколько часов сладостные мгновения отдыха практически невозможно. Хотя, судя по факту, возможно. Вот он, вносящий сумбур в такие стройные дверные рассуждения, заведующий сектором прикладной механики, Николай Степанович Хорошеев.

  Так никого и не встретив ни в коридоре, ни на широкой, отделанной белым мрамором, центральной лестнице, Николай Степанович спускается в некогда огромный, а сейчас поделенный перегородками турникетов на небольшие отсеки, холл института.

  И здесь ни души. Нет даже вахтеров, всегда чинно восседающих в своих стеклянных кабинках и с высоты выданной им казенной формы «Служба внутренней безопасности» строго требующих предъявления пропуска только в развернутом виде.

  Никого!

  Несколько озадаченный подобным Николай Степанович направляется к своему турникету два, сразу за которым виднеются огромные дружелюбно распахнутые двери, так призывно манящие знакомым запахом улицы и отдыха. А отсутствие вахтера... Что ж, просочиться через неработающую вертушку – таких проблем у рядовых сотрудников никогда не возникало. Тем более что и ломаются эти самые вертушки чуть ли не ежедневно.

  Одним резким, но в то же время плавным и слитным движением, Хорошеев перебрасывает послушное тело через преграду... И вновь стоит рядом с парадной лестницей...

  «Глупый розыгрыш...» – досадливая мысль о том, что какой-то шутник сразу за вертушкой установил энергетическое поле с обратным потоком, тем самым закрыв выход, тягостно свербит в мозгу.

  Надо в обход. Еще раз улыбнувшись, Николай Степанович быстрым шагом направляется к кабинке номер один.

  ...Следующий полет проходит в более замедленном темпе, оставляя намного менее приятные впечатления.

  Сразу за вертушкой тело плавно тащит вверх, и, прокрутив несколько раз возле люстры, резко, головой вниз, бросает на мрамор ступенек. Хорошеев в ужасе закрывается руками, дернувшись всем телом в попытке уклониться от неминуемого удара...

  Падение прекращается также внезапно, как и началось. Лишь кисти рук, прикрывавшие голову, на мгновение успевают почувствовать неприятный холодок от соприкосновения с полированной мраморной поверхностью... Он вновь стоит на ногах...

  Черт подери! Зав сектором исподлобья осматривает кабинки за номерами три и четыре. Что ожидать там?

  Глубокий, протяжный стон.

  Для решения поставленной задачи требуется всего лишь детектор энергетических полей – небольшой приборчик, который можно собрать буквально за час из подручных элементов. Но Николай Степанович, имея для сборки все, кроме свободного времени, откладывал и откладывал работу...

  «Нельзя быть таким глупым...» – тихо, но очень отчетливо произносит голос.

  Хорошеев оборачивается – никого.

  «Нельзя быть таким глупым, глупым, глупым...» – голос становится громче. Отражаясь многократным эхом от гладких стен, он наваливается на Николая Степановича со всех сторон, будто говорит не один человек, а множество.

  «Как же теперь? – Хорошеев в отчаянье вспоминает о пикнике, намечавшемся на выходные. Целый месяц подготовки, уговоры жены и друзей, и вот... – Но я же... я же... Я же уже закончил работу и вышел отсюда!»

  Странное ощущение де жа вю. Нет... Все это уже было и не может происходить вновь.

  Очередной протяжный отчаянный стон...

  ...

  – Коля, что с тобой?

  Ничего. Просто спит в неудобной позе. Подушка попала под горло, да скомканное одеяло давит на ребра. Все хорошо. Это всего лишь сон. Сон, с дьявольской злонамеренностью преследующий и не дающий как следует выспаться уже вторую неделю подряд.

  Николай тихо встает.

  – Ты куда?

  – Пойду, покурю.

  Лариса. Лара. Свернувшись калачиком на самом краю кровати, она тихо, по-детски, посапывает в кулачек и разговаривает с мужем, не просыпаясь.

  Николай с мягкой улыбкой смотрит на свою вторую половинку. Вот так они спят. Он, развалившись звездой и заняв почти все свободное пространство, и она, скромно приютившись у него бод бочком.

  Сначала, сразу после свадьбы, Лара еще оставляла надежды отвоевать для себя хотя бы треть общего ложа. Но потом... С Колькой можно сладить лишь, когда он не спит... А так... Раз о переселении одного из супругов на диван речи не заходило, пришлось смириться. В конце концов, не такая уж она и большая, и много места не занимает ...

  ...А в город уже спешит новый день. Дома окутались мягкой предрассветной дымкой. Утренняя прохлада неслышно струится по длинным, украшенным зелеными кронами тополей, улицам. Чирикнул и тут же испуганно смолк первый взбалмошный воробей, чтобы буквально через мгновенье получить веселый ответ от своих собратьев. Где-то вдалеке, натужно гудя мотором, несется одинокая машина.

  Такое раннее утро, а кто-то уже (или еще?) не спит...

  Облокотившись о подоконник, Николай выпускает вверх первую задумчивую струю дыма. На балконе прохладно. Набегающий свежий ветерок приятно холодит лицо и грудь. Шестнадцатый этаж. Он выше всех. Внизу расстилаются заспанные дома, а чуть дальше, над зданием городской думы мерцают табло-часы. Двенадцать минут пятого... Какая рань...

  Светлеет. Молодой день в очередной раз празднует победу над старухой-ночью. Во двор влетает первый, заблудившийся в диком каменном мешке города, торопыга-луч. Остановившись у детской площадки, он замирает в воздухе тонким серебристым заборчиком.

  «Вот оно – энергетическое поле...» – странная мысль – воспоминания о еще не ушедшем из памяти сновидении.

  Нет. Надо ложиться. Скоро за руль, а это уже галлюцинации...

  Потушив сигарету в поставленной рядом консервной банке-пепельнице, Николай бредет в спальню. Он тихо, стараясь не потревожить спящего рядом человечка, ложится на краешек кровати.

  Когда они проснутся, он опять будет лежать звездочкой...

  * * *

  ...Одно из многочисленных мест, где так удобно расположиться на стоянку. Возле потрясающей, будто только что сошедшей с картины Шишкина, небольшой лесной речушки. На поросшей редкими деревьями поляне, к которой ведет пусть узкая и тряская, но все же проезжая дорога.

  Сейчас здесь расположились три автомобиля, четыре куполообразные палатки, пара складных туристических столиков, восемь матерчатых кресел и столько же весело смеющихся человек.

  Склонившись над мерно кипящим на медленном костре каном, Николай Степанович...

  Боже ж ты мой! Какой еще Николай Степанович? Босиком, в мятой кепке, шортах и компании одногодков – бывших сокурсников, да еще в неполные тридцать один год отроду. Николай, Коля, Колян, Колюха... Жердяй, в общем.

  Почему Жердяй? Потому что длинный, тощий, с впалыми животом и ягодицами. Так уж прилипло на первом курсе. А Николай Степанович... Жердяй стал Николаем Степановичем совсем недавно и неожиданно, получив назначение на должность заведующего сектором.

  Это назначение и отмечается на пикнике за городом. В знатной компании.

  На поляне присутствуют: Птолемей (в миру – Вадик), на одном из застолий в общаге громче всех кричавший, что есть только один центр Вселенной – человек. Продвинутый (Серега) – любитель найти в литературе никому, включая написавшего, непонятную теорию и утверждать о новом сверхоткрытии. И Гера – Александр, особо незаменимый в лесу, у реки и везде, где требуется грубая медвежья сила.

  Кто же еще, в течение получаса, не вспотев, может притащить, распилить и наколоть дров для всей гоп-компании на всю ночь, да еще так, чтобы более половины осталось после отъезда? На такое способен только Геракл, пальцами одной левой руки заворачивающий сотый гвоздь в кольцо. Правда, он – левша. Но недоверчивые могут попробовать сделать то же самое правой...

  И, конечно же, на полянке возле лесной речушки находятся также и жены вышеуказанных человекообразных существ. Лара, Света, Маша и Юля, не имеющие студенческих прозвищ и как-то не стремящиеся их получить. Просто красивые, веселые и любимые своими мужьями девушки, хлопочущие за разделкой припасов к ужину.

  Приближается вечер, а с ним уха, шашлыки и прочая, прочая, прочая...

  А пока... Пока Колька делает одну за другой неудачные попытки длинной деревянной ложкой вытащить из кана уже сварившуюся рыбу. И, хотя все нормальные люди совершают подобную работу с помощью половника, Продвинутый, главный рыбак и идейный вдохновитель «настоящей» ухи, категорически против присутствия в ней металла. При этом химический состав как тарелок и ложек, так и самого кана его не заботит. Сказано – дерево, значит – дуб. Сидя в раскладном походном кресле, он все время подсказывает, не принимая никакого участия в разгоревшейся нелегкой битве.

  Проклятия Жердяя в адрес ложки и всей пойманной и не пойманной рыбы под довольные комментарии из кресла продолжаются уже минут пять. Использование архаичного инструмента приносит минимум удачных попыток. Но все же...

  – Лара! – выловив, наконец, последний кусок, победно кричит Колька. – Засыпай, я кончил...

  – Зачем же так громко? – слышится удивленный голос из кресла.

  – И зачем сразу спать? – хихикают девчонки. – Время детское, еще разик успеете...

  – Но-но! – Жердяй улыбается. – Не маленький, сам знаю чего, когда и сколько.

  – Ой, Ларочка, какая ты счастливая!

  – А что, мы с ним всегда так, – Лара ссыпает приготовленную картошку и пшено в кан. – Серега, дальше твоя забота...

  – Кончать?!...

  ...Солнце склонилось к закату. Дождливое лето, выдавшееся в этом году, может, от щедрот, а может быть, извиняясь за прошлое, одарило чудесной погодой с небольшим ветерком, сдувающим кровососущих в сторону, и великолепной рыбалкой. На безбрежно голубом небосводе не то, что тучки – легкой дымки за целый день не промелькнуло. Даже Продвинутому понравилось, а уж он-то редко когда и чем бывает доволен.

  В костре весело потрескивают дрова, и запах свежей ухи все сильнее и сильнее манит к столу...

  Пикник удался.

  Будто огненная стрела пролетает через поляну и, ударившись о капот Колькиного УАЗика, рассыпается на тысячи мелких осколков. Или нет, лезвие огромного солнечного топора беззвучно разрубает пространство на две почти равные части прозрачной золотистой стеной.

  – Что это?

  – Где?

  – Вот... – Колька показывает на протянувшуюся в бесконечность стену солнечного света, разрезавшую капот машины.

  – Здесь ничего нет...

  – Стена!

  – Колька, ты меня пугаешь, – проследив направление взгляда товарища, смеется Гера. – Мы еще за стол как следует не сели, а у тебя уже глюки... Ты что, первый раз в жизни закат видишь?

  – Не приставай к страшному научному сотруднику, – это уже Птолемей-Вадик. – Понимать надо: кому-то дано видеть то, что другим (особенно таким, как ты) не под силу. Предлагаю по этому поводу сделать первый подход к столу и принять небольшую установочную дозу. Как говорил генерал: «За видение...»

  Стена, только-только ясно стоявшая перед глазами Николая, исчезает, остаются лишь лучи закатившегося за кроны деревьев солнца. И один из них действительно упирается в капот автомобиля...

  Колька подходит к машине и недоверчиво гладит освещенное место. Ничего. Просто блик. Черт подери! Он вновь увидел это! Свою навязчивую, преследующую по пятам, идею. Энергетический экран. Он даже знает, что экран никуда не исчез, и, более того, что тот не единственный, и что все их можно легко обнаружить.

  – Ты долго там? – кричат ему из-за стола. – Прокисает ведь, ей Богу...

  * * *

  ...Вечер плавно переходит в ночь. Спустившаяся ночная прохлада заставляет натянуть на себя свитера и куртки. Зато комары, высыпавшие было после заката, вновь убираются в лес. Над рекой – ровная дымка невесомого тумана. Луны нет. Только звезды. Немыслимое число, в городе столько не увидишь. И млечный путь, протянувшийся от края до края...

  На столе громоздится ворох использованной посуды и несколько початых бутылок. Под столом также бутылки, но – опорожненные...

  Компания покинула место трапезы. Начинается самое главное. То, из-за чего ребята и приехали сюда, за сотню верст от города, в места, лишенные цивилизации и элементарных удобств. Ночное бдение. Возле весело пляшущего на подброшенных дровах костра, под гитару и тихий душевный разговор.

  Недоеденную рыбу и шашлыки разложили рядом, на небольших пенечках. Но вот водку... Водку оставили на столе. Дабы не напиться. Из принципа. Хочешь выпить – подойди, а если уже не можешь – значит, норма, хватит...

  Бесконечные, под тихий перебор струн, песни. Новые и старые, лирические и воровские, времен совдепа и современные... Хотя современных – меньшинство. И, конечно же, Митяевская «Как здорово...», по традиции исполняемая Птолемеем, с традиционным всеобщим: «Эх, хорошо», – в конце.

  Хорошо, действительно хорошо...

  – Эх, хорошо... – Николай слышит свои собственные, произнесенные вслух, мысли.

  Он с трудом поворачивает захмелевшую голову в сторону расплывшегося в кривоватой улыбке Серегу.

  – Хорошо, Коль... – повторяет Продвинутый, еле ворочая языком. – Как тогда, в институте, помнишь?

  Выждав паузу, которая всегда необходима при более-менее осмысленном ответе, Николай согласно кивает.

  Конечно, он помнит. Помнит, как, будучи студентами, ежегодно брали байдарки и отправлялись вниз вот по этой самой реке. Помнит, как однажды долго искали самую лучшую стоянку, отвергая все попадающиеся, и уже глухой ночью остановились в такой дыре... Помнит, как, попав под ливень, втроем кутались в материи не поставленной палатки, и, если бы не «то, что было с собой»...

  – А помнишь, как в комариный год мы, где-то здесь, на четвереньках, под одеялами, голова к голове отмечали призыв в армию? – язык во рту Продвинутого заплетается все сильнее и сильнее. – Ты тогда еще орал, что больше ни за что не полезешь в наши авантюры?

  – Я-а?!

  – Ты, ты... – Продвинутый раскачивается. Он еле-еле удерживается в кресле, но, слава Богу, пока еще ему помогают прочные ручки... – Вот ведь времечко-то было!... И все-таки, Николай Степанович, зря вы так упорно не желаете заняться энергетическими полями, – внезапно Серегино лицо приобретает строгий вид. – Вы хотя бы представляете себе, что это за источник энергии? Огромный, неисчерпаемый, легко доступный и абсолютно безопасный...

  – Что-о?!!! – Колька трезвеет. – Что ты сказал?!! – но Продвинутый уже вновь несет какую-то чушь про былые времена.

  – Жердяй, ты мой самый лучший друг...

  Сергей делает опасную попытку встать, но, как только его тело выползает за пределы подлокотников – валится на землю.

  – Номер один, – смеется Гера. – Куда его?

  – В палатку, куда ж еще?

  * * *

  ...Николай Степанович спускается по длинной широкой лестнице. В холле никого нет... Один в один....

  Нет, не так. Ухмыльнувшись, Николай Степанович вынимает из кармана детектор. Нет. Не один в один, по-другому... Вот этот небольшой приборчик с легкостью распознает любую ловушку, где бы и кем бы она ни была поставлена...

  Заведующий сектором медленно проводит глазком аппарата по внутреннему пространству холла. Так... Через вертушки не пройти – заблокированы обратными потоками. Через комнату охраны – тоже. Что ж, попробуем в другом месте...

  Он разворачивается. Черт, черт, черт!!! Поле сияет и здесь, перед лестницей! Ловушка захлопнулась.

  А как же пикник?

  – А-а-а!!!...

  ...

  – Коля, что с тобой? На работе плохо? – это Лара.

  Нет, все хорошо. Все уже кончилось. Они тихо лежат в палатке, на надувном матрасе, укрытые теплыми спальниками. Снаружи – лишь шелест деревьев от налетевшего ночного ветерка, да мерное похрапывание товарищей, спящих по соседству...

  Только вот голова раскалывается от засевшей в нее принципиальной схемы детектора. И всего-то надо: старый сотовый телефон со встроенным фотоаппаратом да пара микросхем из отслужившего свой век радиоприемника.

  Но как давит...

  «Да пошли вы все! Приеду домой – соберу. Все равно работать не будет...»

  Ему почему-то становится легче. Засыпая, он вновь разваливается «звездочкой», оттесняя Лару в угол палатки.

  * * *

  Утро начинается к обеду. Заспанные, ничего не понимающие туристы поодиночке тяжело выползают из палаток и, с жадностью прильнув к котелку холодного вчерашнего чая, сваливаются в реку. Прохладная вода слегка ободряет, но реальность от этого краше не становится. Веселье прошло, душу мучает необходимость борьбы за дальнейшее существование и жажда.

  На стоянке, как по мановению волшебной палочки, исчезают все припасенные компанией запасы питьевой воды: и минералка, и вчерашний чай, и просто вода, набранная из колодцев по дороге. Под хохот девчонок ребята совершают и совершают круизы в сторону реки. Наконец, это начинает приносить плоды. Могучие, привыкшие и не к такому, организмы, получив хороший пинок под зад водными процедурами, медленно возвращаются к жизни.

  Трудно поверить, но всего через два часа на поляне вновь горит костер, а в котелке уже варятся макароны. Скоро будет «горячий ленч», за ним – сборы и возвращение домой. Мгновение единения с природой закончилось. Пора.

  Мусор аккуратно пакуется в пластиковые пакеты, недопитая водка по-братски делится между семьями, палатки сворачиваются. Стоянка после отъезда должна остаться такой же, как была. Это пока еще соблюдающееся правило ребята чтут свято.

  К вечеру поляна пустеет, и лишь рокот двигателей, еле доносящийся из леса, указывает на то, что буквально полчаса здесь отдыхала веселая компания.

  А вечером...

  Вечером Николай с остервенением крушит старый, уже не работающий китайский приемник, доставая из его чрева нужные микросхемы. Кто сказал, что все это будет работать? Что эти самые радиоэлементы еще «дышат»?

  Колька улыбается. Вещий сон... Туфта... Вещих снов не бывает!

  Но все, ВСЕ! элементы находятся как раз на тех местах, где он ожидал их увидеть. Мистика... А, может быть, просто провал в сознании.

  Соединив тонкими проводками раскуроченные аппараты, Колька с интересом включает телефон в режим съемки...

  Все, теперь это уже не отремонтируешь, сотовый придется покупать заново...

  ...По экрану телефона ползут какие-то линии, он оживает. Постепенно проступают ничего незначащие квадраты и, наконец, проявляется комната, будто тонкими разноцветными ширмами поделенная на множество миниатюрных кубиков.

  ЭТО работает!

  И он даже знает, как ЭТО можно использовать...

  * * *

  Впервые он спит спокойно. Впервые за две недели в его снах нет ни треклятой лестницы, ни института, откуда невозможно выйти. Лишь на мгновенье, почувствовав рядом движение, Колька открывает глаза и его затянутое туманом сознание различает чье-то присутствие в комнате.

  Две плохо различимые в сумраке фигуры. Одна совсем рядом. Она поднимает с прикроватной тумбочки опутанный проводами детектор, включает его и с удовлетворением возвращает на место.

  – Нормально, – слышится тихий, похожий на шелест, голос.

  – Вот и славненько, – усмехается в ответ другая. – Надо же, до чего недоверчивый попался!...

  Колька просыпается. В комнате никого нет. Это – опять всего лишь сон...

  III

  – Ты что делаешь?

  – Курю.

  – А мне можно попробовать?

  – Нет. Девочкам нельзя.

  – А я – девочка?...

  Девочка, девочка.

  Развалившись в мерно покачивающемся гамаке, с сигарой в руках, я настойчиво и даже несколько беспардонно разглядываю загорающую Галинку. Какая девочка! Все при всем. Личико, налитая свежим соком вздыбленная грудь, чувственный животик и кругленькая, слегка оттопыренная назад, попка... И при этом еще воркующий сладкий голосок и напрочь отсутствующее чувство стеснения...

  Она просто не понимает, как выглядит в своем мини-бикини минимум на пару размеров меньшем, чем это требуется исходя даже из элементарных правил приличия.

  Что поделаешь. Сексуальность для нас – неизвестное и трудно переводимое понятие. Продолжение рода – всего лишь физическая потребность и, находись мы сейчас у себя дома, я вряд ли бы даже взглянул в ее сторону. Тем более что мы разных видов и спаривание между нами невозможно по определению.

  Но здесь, на Земле...

  Я подсаживаюсь к Галинке и нежно провожу рукой по ее телу от подбородка вниз, до самых ног. Отзываясь мягким подрагиванием, она удивленно смотрит на меня и в ее глазах настойчиво читается самый, что ни на есть, земной вопрос. Значит, поняла, что она – девочка.

  В принципе, будь мы у себя дома – можно и начинать. Никто не обратит никакого внимания.

  Здесь правила иные. И, подчиняясь этим правилам, я вдруг осознаю, что они мне нравятся. Несвершившееся заводит, будоражит сознание... Вечером, самое главное будет вечером... С застенчивой улыбкой я поднимаю руку и ловлю на себе игривый ответный взгляд. Она все прекрасно поняла. И все обязательно будет... вечером... ночью...

  ...На острове очередная вечеринка.

  Восторгаясь свалившимися на них новыми ощущениями, друзья с завыванием гоняют по пляжу. Как дети. И конечно, не обходится и без эксцессов. Вот товарищ под кодовым именем Витька прямо босиком махнул на окаймляющие площадку остроконечные камни.

  Итог – разрезанные в кровь ступни и благой ор.

  Мы – привыкшие. А для таких вот, от переизбытка чувств забывающих правила пользования чужими организмами, имеются восстановительные аптечки. Так что уже через пяток-другой минут Витька вновь прется на те же камни... А кто-то, помнится, говорил, что на одни и те же грабли наступают только...? Поверьте, не только.

  Я с трудом отвожу взгляд от Галины. Молодец Игорь, придумавший пригласить на пикник особей другого пола. Вот уж не думал, что так здорово получится.

  Недалеко от берега гоняют два гидроцикла. Это ревеанцы, буквально помешанные на технике, стараются как можно полнее восполнить пробел в своем общении с водой. По-настоящему они должны бы бежать от нее. Тем более что большинство растворенных в океане элементов для них смертельно опасны. Ничего, пусть потешатся. Утонуть этим исключительно сухопутным мы не дадим.

  В общем, гвалт и кавардак. Как на суше, так и в воде.

  Зато запах от почти приготовленного барбекю все настойчивее и настойчивее призывает перейти к следующей фазе.

  Коньяк с сигарой для мальчиков, вино с конфетками для девочек. А те из них, которые только впервые попали на Землю, еще узнают много и много интересного. За Игорем не встанет, дай только с барбекю разобраться...

  * * *

  – Кто к нам пожаловал! – громкое восклицание Игоря перекрывает безобразие, творящееся на пляже. – Это же инспектор Барнс! Здравствуйте, инспектор. Очень, очень рады вас видеть.

  Увязая по щиколотку в песке, к нам действительно приближается тот самый, в строгом черном костюме.

  – Инспектор, вы к нам надолго? И для чего такой официоз?

  Наряд высокого правительственного чиновника действительно никак не увязывается атмосферой веселого праздника царящей на острове. Белая ворона в черном среди сорока, одетых разве что в купальники и плавки.

  Хотя, надо отдать ему должное – ни один мускул не дрогнул на этом грозном лице. (Если только эмоции не отключены специально). А ведь Барнс явно не ожидал встретить здесь такую разнузданную компанию.

  – Я должен переговорить с владельцами острова, – монотонно-скучным голосом произносит инспектор, терпеливо дождавшись, когда выкрики смолкнут.

  – Ой, а мы-то чем хуже? – вновь наши друзья.

  – Я – по официальному делу и не могу...

  – Какой строгий!

  – Ты только посмотри...

  – И претензии, наверное, тоже имеет официальные...

  – Я должен переговорить с владельцами острова, – бубнит Барнс все тем же лишенным эмоций голосом.

  – Хорошо, хорошо, – Игорь с улыбкой отстраняет толпу в сторону. – Ребята, посторонитесь. Это же представитель властей, не видите, что ли...

  – Отойдем, – инспектор хмуро кивает в сторону дальней части пляжа.

  – Зачем? Или вы не можете просто поставить звуковой барьер?

  – Отойдем.

  Мы отходим.

  – И так, ваше поручение выполнено, – как только мы остаемся наедине, голос Игоря меняется, он испытующе смотрит в глаза Барнса. – Замечания?

  – Только по поводу вашего собрания. Не помню, чтобы мы договаривались встретиться с вами в такой шумной обстановке.

  – Не помню, чтобы мы вообще договаривались с вами о встрече, а, тем более, о ее формате. И так?

  – Руководство довольно проделанной вами работой. Единственное замечание – вы дали местным знания, чрезвычайно превосходящие нынешний уровень развития этой планеты. Не проще ли было начать с технологий, более понятных и немного более старых?

  – Помнится, вы раньше не заявляли, какая именно технология подлежит внедрению. Так что предложенная нами новейшая вполне подходит. А если у вас были какие-то другие виды на решение проблемы – предупреждать надо. Мы – не разведчики. Так вы довольны?

  – Повторяю: руководство полностью удовлетворено вашей работой.

  – И я повторяю: ВЫ довольны? – я даже удивился, настолько акцентировано Игорь произносит слово «вы».

  – Руководство довольно.

  – Это мы уже слышали.

  Барнс замолчал. Слегка поклонившись, инспектор исчез... и через мгновение появился опять, и снова исчез, чтобы вновь появиться.

  – Не мерцайте, Барнс, – жестко замечает Игорь. – Расстояние до наших галактик слишком большое, портал перехода получает мало энергии, и блокировать его не составляет особого труда.

  – Это... это – насилие!

  – Ох, ты, какие слова! А ведь вы можете надолго застрять на этой планете. И всего лишь из-за того, что отказываетесь ответить на практически никчемный вопросик: ВЫ ДОВОЛЬНЫ?

  – Действуя подобным образом, вы рискуете...

  – Конечно, рискуем. Так ВЫ довольны? ДА или НЕТ?

  – Да... Я доволен.

  – Прекрасно. Можете лететь.

  Барнс исчез.

  – Вот и все, – Игорь устало садится на песок. – Теперь и мы можем без опаски вернуться домой. Для маринцев заявление: «Я вами доволен», – все равно, что охранная грамота или индульгенция на отпущение всех смертных грехов.

  – Думаешь – снимут блоки?

  – Почти уверен. Кроме того, не будут же они ради двоих человек уничтожать сорок, да еще с разных планет. Слишком заметно. При полном-то признании наших заслуг... Так что праздник продолжается... На этой планете нам осталось так мало, Юрка ...

  * * *

  Да. Нам осталось очень мало.

  Даже не смотря на секретность, лет через двадцать пять вся ваша планета будет знать об открытии нового источника сверхэнергии. Промышленность резко скакнет вперед, и еще лет через пятьдесят вы создадите свои первые мега-города. Потом – вступление в Межгалактический союз. И планета Земля станет как две капли воды похожей на наши. И здесь уже не будет места для тех дивных уголков, ради которых мы поселились здесь.