Текст книги "Пароль больше не нужен. Записки нелегала"

Автор книги: Олег Северюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

Находясь в лагере, я сильно скучал по удобствам, предоставленным мне на вилле, на которой я провел почти пять месяцев, изучая материалы, регулярно доставляемые нам молчаливым майором Мюллером.

Сняв непривычную для меня, но уже обогретую своим телом русскую военную форму, я с наслаждением окунулся в теплую воду ванной, смывая все, что могло прилипнуть ко мне от моих временных знакомых. Прилипло, вероятно, очень много, так как я смачно выматерился, ударившись коленкой о край ванны.

Густав одобрительно посмотрел на меня и сказал, что я начинаю приобретать черты настоящего русского, инстинктивно реагируя на все внешние раздражители.

В период моей подготовки на вилле в России произошла еще одна революция. На этот раз пролетарская. К власти пришли комиссары во главе с Лениным.

Германское правительство одобрительно отнеслось к революции, так как она объявила об установлении мира без аннексий и контрибуций. Это еще не означало прекращения войны между Россией и Германией, но позволяло сосредотачивать свои силы на Западном фронте.

В связи с предстоящим заданием меня усиленно просвещали о перипетиях политической игры правительств многих стран, чтобы я мог логически оценивать те или иные события, происходящие в стране пребывания и увязывать их с общеполитическими, делая определенные выводы в интересах Германии и ее союзников.

Мне строго-настрого запретили примыкать к той или иной политической партии или группе, хотя и предупреждали, что быть в гуще политики и быть беспартийным – дело очень нелегкое. Можно оказаться между жерновами партий, пришедших к власти, и быть размолотым как зернышко в мельнице пролетарской революции.

– Будь малограмотным, – сказал мне Густав, – пусть тебя глупого учат уму-разуму, а за это время падишах может умереть или его осел, как говорил один восточный мудрец, а может быть, к этому времени немецкий порядок может воцариться на всей территории России.

Глава 8

Изменение обстановки в России задержало мою отправку для выполнения задания. Командование правильно рассчитало, что мы имеем дело с другим государством. Оно может выйти из войны, а, может, и продолжать войну, вести революционные войны с другими государствами, распространять революционные идеи на монархии и буржуазные республики, развязать гражданскую войну внутри страны, что вполне вероятно при радикализме взглядов социал-демократов.

Социал-демократы называют себя коммунистами, прямыми последователями немецкого еврея Карла Маркса, женатого на аристократке Женни фон Вестфален. Во всяком случае, Германия должна иметь беспристрастного информатора, находящегося в гуще российского народа, чтобы подробно освещать его отношение к изменениям в своей стране, что является наиболее точным показателем внешнеполитического и экономического курса нового государства в Европе и Азии.

Для решения этой задачи нужен человек, который не занимал бы высокие государственные должности, постоянно опасаясь стать жертвой бюрократических и политических интриг; не был военным деятелем, но был близким к армейским проблемам; грамотным специалистом, но по своим личным и деловым качествам не способным к большому продвижению, что снизит риск разоблачения во время специальных проверок при занятии высокой должности; аполитичным, но поддерживающим курс новой власти, в то же время не запятнавший себя участием в политических мероприятиях в случае смены власти; женатым, но не обремененным большой семьей и бесчисленным количеством родственников, могущих являться источниками серьезной информации о личности своего нового сородича. Нужна была серая мышка, которая смогла бы пролезть в любой амбар и вдоволь полакомиться то ли свежим зерном, то ли только что купленным швейцарским сыром.

Легенда солдата-сироты была признана самой подходящей. Сразу встает вопрос: как он появляется в России? Из плена? Или плен не должен фигурировать в легенде? Нахождение в плену не считается чем-то позорным в русской армии. Для тех, кто был в плену и бежал, выдается знак отличия, в зависимости от того, в каком был плену, в германском или австрийском. В германском – на знаке ленточка ордена Св. Георгия, в австрийском – ленточка ордена Св. Владимира. Оба – высшие ордена Российской империи. Значит, быть в плену и бежать – это проявление геройства, отмечаемое командованием. А как отнесется к этому новая власть?

Российская контрразведка проверяла всех, кто находился в плену на предмет изучения достойности поведения и возможных контактов с разведывательными органами Германии или Австро-Венгрии.

В новой России будут и новые органы контрразведки. Кроме врагов внешних будут и враги внутренние – офицеры, интеллигенция, буржуазия, зажиточные крестьяне, которые не поддерживают новую власть и будут выступать против нее. Для борьбы с ними нужны карательные органы, а карательные органы в период революции не будут скрупулезно разбираться с каждым подозрительным элементом: к стенке, и нет подозрительного человека. Нет человека – нет и проблемы с ним. Это необходимо будет использовать, когда возникнет необходимость локализовать нежелательные элементы в самой России.

Таким образом, легенда нахождения в плену отпадает. А дезертирство из царской армии будет элементом скорее положительным, чем позорным для строителей нового общества.

Появление в России проблем не должно вызвать. Лучше всего приехать под видом иностранца в ту часть России, которая не была задета войной. Например, Владивосток – дальневосточные морские ворота России. Через Японию в Россию приехал швейцарский инженер (в Швейцарии государственными языками являются немецкий и французский).

Инженер сел на поезд, идущий в Москву, и потерялся по дороге. Заблаговременно на одной из станций ему будет приготовлена солдатская форма, в которую он переоденется и с привезенными тайно документами начнет продвигаться на юг России – в Ростовскую область. Свои вещи и документы предполагается уничтожить. Как бы ни был надежен тайник, но время его использования от одного дня до одного месяца. Рано или поздно он будет обнаружен. Будут вскрыты и признаки нелегального проникновения в Россию определенного человека, которого будут искать во всех населенных пунктах.

Связь предполагается поддерживать по почте и при помощи личных встреч со связниками, которые будут иметь пароль и опознавательный знак. Способы, конечно, не вполне надежные, так как связник может быть задержан при переходе границы, а почта может перлюстрироваться в черном кабинете. Но пока нет других способов поддержания связи.

От использования устаревших палочек из апельсинового дерева и хинного раствора для тайнописи руководство Второго отдела отказалось сразу. Для приготовления тайнописных чернил было рекомендовано использовать раствор фенолфталеина, а в качестве пишущего элемента использовать обыкновенную ручку со стальным пером, кончик которого тщательно шлифуется и обматывается небольшим количеством ваты, чтобы не оставлять царапин на бумаге. Фенолфталеин свободно продается в аптеках в виде слабительного средства под названием пурген. В качестве почтового ящика мне был назван адрес в старинном городе Омске, который я выучил на память.

Мое руководство не знало, сколько времени мне придется добираться до назначенного места, доберусь ли я, и когда состоится первый сеанс нашей связи.

Мне предстояло окунуться в целом во враждебный, но уже в какой-то степени знакомый мне мир, устроиться в нем, занять определенное обстановкой место в структуре общества и начать работать.

Мне казалось, что я прыгаю в бездну вслед за брошенным в колодец камнем. И неизвестно, когда камень достигнет дна, и на каком расстоянии от меня это дно находится. Может быть, в этом колодце нет дна, и я вылечу на поверхность земли где-нибудь в Латинской Америке и приземлюсь мягким местом на большой колючий кактус.

Меня провожал сам начальник Второго отдела Германского Генштаба полковник Вальтер Николаи.

– Gott mit uns, mein Knabe (С нами Бог, мой мальчик), – сказал он, и в конце ноября 1917 года я поехал в свою первую заграничную командировку длиной в целую вечность, во всю жизнь.

Глава 9

Дорога до Йокогамы заняла почти два месяца. Из Германии я, как швейцарский гражданин, выехал в Австрию, из Австрии в Югославию, она тогда называлась Королевство сербов, хорватов и словенцев, из Югославии в Италию, из Италии в Испанию, из Испании в Португалию. В Лиссабоне я сел на корабль до Кейптауна. Из Кейптауна на корабле добрался до Мельбурна. Из Мельбурна до Йокогамы. Из Йокогамы на американском пароходе добрался до Владивостока.

По пути следования эксцессов не возникало. Соблюдая меры предосторожности, я не заходил в германские посольства и консульства. Везде старался держаться в тени, ехал вторым классом, нигде не показывал себя сильно значимой и богатой персоной, хотя у меня были денежные средства. Привлекать внимание к себе, значит изначально провалить все дело.

Я понимал, что у меня нет практического опыта подобной работы. Я направлен в Россию на выживание и, если со мной что-то случится, то потеря будет не так значительна для Второго отдела, как для моих родителей. А мои родители – это тоже песчинка в сравнении с целой Германией.

Поневоле, в интересах самосохранения, мне не по годам приходилось быть серьезным. Когда это не нужно, дамы стаями начинают липнуть к молодому и симпатичному (а я никогда не был уродом) человеку. Солидные мужчины удостаивали меня своим знакомством в надежде иметь виды для создания пары своим дочерям. Священники пытались наставлять на путь истинный. Коммивояжеры охотно давали советы, как лучше поместить деньги. Было такое ощущение, что меня все знают, я весь обмазан медом и все хотят меня облизать.

Действительно, чтобы завязать знакомство, не надо навязываться. Нужно установить некоторую дистанцию, чтобы у людей был соблазн ее преодолеть.

Спиртное в дороге я практически не пил. Пьяный, все равно, что ребенок, его и слабый может обидеть.

Не пытался я применить силу в сложных ситуациях, хотя многомесячные тренировки в борьбе «джиу-джитсу» сделали меня вполне боеспособным человеком, могущим обездвижить отдельные органы тела человека или убить, если это потребуется, коротким ударом по болевым точкам.

Я был серенькой мышкой, над которой посмеивались женщины и скептически ухмылялись мужчины и сверстники. Меня это мало волновало.

– Достоинство человека не в том, чтобы ударом кулака заставить уважать себя, – говорил Густав, – а в том, что он способен выполнить поставленную задачу за счет ума и полученных навыков.

Таможенные проверки в портах назначения меня не особенно пугали. У меня с собой не было ничего, что могло быть запрещено к перевозке через пересекаемые мною границы. Из вещей был только маленький чемоданчик. В нем находились пижама, носки, носовые платочки, бритвенные принадлежности, настолько простые, что вряд ли кто-нибудь позарился на них, перочинный ножик. Даже несессер я не стал брать, потому что несессер являлся аксессуаром состоятельного человека и обязательно включал в себя принадлежности с различными украшениями.

Питался я в ресторане корабля, выбирая блюда в зависимости от их стоимости, а не того, что я хотел бы покушать. Всю жизнь мне вспоминались те экзотические блюда, которые я хотел попробовать, но не попробовал тогда, и не имел возможности в последующем попробовать.

Пароход американской компании медленно втягивался в залив Петра Великого. Владивосток, небольшой по западным меркам городок, разбросан на сопках. Как и все портовые города, он был скопищем людей различных национальностей, специальностей, окрасок и мастей.

В первую очередь, это был крупный военно-морской порт и военно-морская база, где военные моряки занимали доминирующее положение.

Во-вторых, это практически конечная точка Великого транссибирского железнодорожного пути, по которому во Владивосток стекались со всей Европы и России сливки общества, как в прямом, так и переносном смысле этого слова.

Очень чувствовалась близость Владивостока к Японии и Китаю. Как японцы, китайцы и корейцы сами различают, кто из них есть кто, для меня оставалось непостижимым всю жизнь.

Красные китайские, а, может быть, японские фонари призывно приглашали окунуться в нерусскую жизнь в России, где тебе предоставят уголок в тесной комнатке, дадут пиалу с лапшой или рисом, приправленными разваренными каракатицами, трепангами, хрящевато хрустящими грибами или другими природными продуктами, которые не каждый европеец на трезвую голову будет есть. Дадут в рот трубочку с опиумом, подсунут девочку или женщину, обчистят карманы и хорошо, если выбросят раздетого в сточную канаву, а не в залив с перерезанным горлом.

Одно из красивых зданий во Владивостоке – железнодорожный вокзал. Железнодорожное ведомство во все времена в России было государством в государстве. Вокзалы на всех крупных станциях были построены по одному проекту в начале века и работают до сих пор. Центральный вход с башенкой, слева помещения для благородных пассажиров, справа для пассажиров других сословий.

То, что встретило меня на вокзале, никак не совпадало с теми описаниями, которые хранились в делах нашего Генштаба. В помещениях вокзала сутолока. Невозможно определить, к кому можно обратиться с вопросом. Билетные кассы осаждали толпы людей в разномастной одежде. Тут были крестьяне, рабочие, господа в котелках и бобровых шапках, солдаты с котомками за плечами и винтовками, офицеры со споротыми с шинелей погонами. Все лезли к окошечку, все совали какие-то бумажки.

Я был одет в дорожную одежду: фуражка в клетку с клапанами, застегнутыми на две пуговки наверху, светло-серый пиджак, типа военного френча с накладными карманами, рубашка кремового цвета с коричневым галстуком, светло-серые брюки и коричневые кожаные туфли, драповое демисезонное пальто светлого цвета в темную «ёлочку» (или черного цвета в белую «ёлочку»).

В руках у меня был изящный чемоданчик из фибры с металлическими уголками, которые в любом количестве продавались во всех магазинах европейских стран. В этой одежде я выглядел белой вороной среди пестрой толпы. Доставать и показывать валюту, по-моему, было нельзя. Керенские деньги, «керенки» по имени премьер министра Временного правительства А. Керенского и царские деньги, кажется, хождения уже не имели. Надо было как-то осваиваться в новой обстановке.

В стороне от толпы, бесновавшейся в добывании «литеры» (это слово я услышал в выкриках людей), стоял мужчина приятной наружности, одетый в скромный синий костюм, в темной фетровой шляпе, в руке у него была полированная трость, напоминающая суковатую палку.

Я подошел к нему, представился путешественником, несколько лет не бывшим в России, и попросил рассказать, что здесь происходит.

Мужчина внимательно оглядел меня и сказал с сарказмом:

– А надо ли было вам, молодой человек, вообще приезжать сюда?

По этим словам можно было догадаться, что перемены, происходящие в России, не вызывали у него особого энтузиазма, а, может быть, вызывали просто отвращение или ненависть.

– Что здесь происходит? – переспросил мой собеседник. – Революция, батенька. Свобода, равенство и братство. Ах, батюшки светы, как радовались наши доморощенные либералы и слюнтяи разного рода, когда по случаю приезда премьера Франции наш оркестр играл «Марсельезу» – «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног». Вот он, посмотрите, у касс мечется прах цивилизованного общества в котелках и при споротых погонах, который отряхивают со своих ног солдаты и крестьяне, в один час ставшие хозяевами всего мира и наших жизней. Я попробовал призвать всех к порядку, встать в очередь, уступить место дамам. Так такое поднялось, что, спасибо господам большевикам и им сочувствующим, что живым остался. Вместе с тем, отсутствие городовых еще не означает полного упадка стройной организации. Господа большевики, у которых главным является потомственный дворянин господин Ульянов-Ленин, стоят за сохранение четкого порядка. Следовательно, есть орган или должностное лицо, которое ведает организацией перевозок по железной дороге и выдает литеры на проезд. Если вас не затруднит составить мне компанию для солидности, то мы, вполне вероятно, сегодня же сможем отправиться в Москву.

Без сомнения, этот человек отличался от простых обывателей своей уверенностью и способностью приспосабливаться к любой обстановке. Еще недавно он, оплеванный толпой, беспомощно стоял перед солдатами-тыловиками, а сейчас как сенатор или камергер двора Его Императорского величества сановито шагал по широкому коридору в сторону служебных помещений. Встречные люди почтительно уступали ему дорогу, останавливаясь и глядя ему в след, мучительно пытаясь припомнить, где они могли его видеть.

На массивной двери с надписью: «НачальникЪ станции» была прикреплена бумажка с написанными химическим карандашом (карандаш с чернильным грифелем, которым пишут по смоченной бумаге как ручкой с чернилами) печатными буквами «КомендантЪ». Власть сменилась.

Без стука открыв дверь, мой новый знакомец вошел в кабинет, в котором за массивным столом сидел тщедушный мужчина в косоворотке и сером пиджаке, перепоясанном ремнем с кобурой нагана. Около мужчины стояли человек двадцать, все кричали что-то одно и совали в нос коменданту какие-то бумажки с печатями.

– И здесь нам тоже ничего не достанется, – подумал я, но то, что произошло, потом изумило не только меня, но и ошарашило всех, кто находился в кабинете.

Громко стукнув палкой об пол, мой спутник зычно крикнул:

– Смирно!!! Именем революции! Я председатель ревтрибунала восставшего народа Забайкальского края. Неподчинение будет караться высшей мерой защиты революционного народа! Всем немедленно освободить помещение!

Вмиг в кабинете стало тихо, а затем и пусто. Комендант стоял навытяжку с побелевшим лицом и преданно глядел на «высокое должностное лицо», развалившееся на стуле и говорившее с ним лениво-снисходительным тоном:

– Видите, милейший, что такое великая сила революционного искусства. Меня сам Ленин знает. По его заданию я еду в Москву поднимать на мировую революцию пролетариат Западной Европы, ждущий призыва к восстанию. Вам я это могу сказать, но повторяю, разглашение этой величайшей тайны партии большевиков-революционеров не останется безнаказанным. Вы выдадите нам литеру в Москву и никому не говорите, кто мы такие.

Боже мой, какую ахинею из революционных фраз он нес. Прямо артист. Но пренаглейший человек. Комендант просто остолбенел. Другого русского выражения я найти не могу. Хотя, нет, есть такое выражение, но правила приличия допускают его использование только в особых случаях. По выражению его лица было видно, что он то верит, то не верит сказанному. Но, тем не менее, он выписал нам бумажку «Мандать», в котором говорилось, что артист революционных театров Хлопонин Аркадий Михайлович и его помощник Луконин Иван Петрович едут в Москву по распоряжению компетентных органов и все органы местной власти обязаны оказывать нам содействие и помощь. Подпись и печать ревкома станции «Владивостокъ».

Аркадий Михайлович действительно был артист. Профессиональный. Выезжал на гастроли во Владивостокский театр, но после революции театр стал никому не нужен, и он отправился обратно в Москву, где у него была семья, родственники и широкий круг знакомых.

Господин Хлопонин, видя мое недоумение, удивление, а также чувство настороженности в отношениях с человеком, с которым можно попасть в самую неприятную историю, сказал просто и непринужденно:

– Видите ли, мой молодой друг, иногда действительно можно попасть в неприятную ситуацию, которую, если это возможно, можно превратить в шутку. Я постарался превратить мой трагический монолог в шутку, но комендант ее не понял, и, чтобы быстрее сбагрить нас, на всякий случай выдал мандат. А это уже документ, дающий какие-то полномочия. А нас ведь могли и арестовать как самозванцев. И посадить во Владивостокскую тюрьму. Но я видел растерянное лицо коменданта перед нахрапистыми просителями и понял, что этого человека можно и нужно ошарашить, а затем вытребовать для себя все, что нам необходимо, прежде чем он придет в себя и поймет свою ошибку.

С хамом нужно вести себя по-хамски. Хамство – не врожденное качество, а как бы артистическая маска, которой человек пытается прикрыть свою неуверенность в себе. Постепенно хамство превращается в черту характера, но неуверенность остается. При встрече двух хамов всегда побеждает тот, у кого хамства окажется больше, но оба все время готовы капитулировать перед высшим хамством.

Флегматика нужно брать быстрым натиском, быстро думать он не умеет и ему нельзя давать время на раздумья. Он сделает для вас все, чтобы быстрее отвязаться.

С людьми холерического склада надо вести себя как откровенному флегматику, растягивая слова, обдумывая каждое слово. Привыкший делать все быстро, он быстро выйдет из себя, сразу ухватит суть дела и быстро сделает то, о чем вы и не мечтали, лишь бы вы поскорее убрались от него подальше.

К меланхолику надо подходить с родственными меланхолическими чувствами. Если ваша история жалобная, берущая за душу, то вы можете рассчитывать на все, что находится в возможностях вашего визави.

Труднее с сангвиниками, но и на них можно найти управу, если хорошенько присмотреться. Мотайте себе это на ус юноша.

Странно, но на эти практические темы у нас не было бесед с всезнающим Густавом.

Вопросы психологии всегда считались какой-то заумной наукой, но знание элементарных основ и характерных черт личности человека, могли бы помочь людям быстрее понять друг друга и избежать конфликтов, возникающих, как правило, на совершенно пустом месте. Век живи, век учись.