Текст книги "Кольцо фараона"

Автор книги: Олег Северюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 68 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

Глава 27

Ровно через неделю я был в Буэнос-Айресе 2008 года. Я был одет в соответствии со временем и никто не обращал на меня никакого внимания, как и на тысячи находящихся рядом со мной и одетых так же граждан.

В почтовой ячейке лежал пакет DHL. Написано положить в ячейку, туда и положили пакет. Прямо на почте я заполнил необходимые бумаги на получение виз для поездки в турпутевку, поставил необходимые подписи. Подошел к окошечку экспресс почты и отправил свое сообщение в Россию. Приемщица достаточно удивленно посмотрела на меня и приняла пакет.

– Сеньор гражданин Аргентины, – спросила она меня.

– Си, сеньора, – ответил я и сделал жест, что сейчас достану из кармана документы.

– Сеньору не нужно беспокоиться, его почтовое отправление в течение трех дней будет у адресата, – улыбнулась мне девушка.

Конечно, интересный пакет по всей вероятности будет обследован спецслужбами, моя фамилия и имя будут внесены в базу данных и мое "прибытие" по турпутевке не останется незамеченным. Я думаю, что когда я сбрею "дон-педровскую" бородку, то вряд ли меня узнает какая спецслужба.

Из Интернет-кафе отправил сообщение Дарье об отправке пакета с документами и попросил, чтобы ровно через две недели она ждала моего письма по электронной почте и подготовила информацию о ходе оформления путевки. Сделал приписку, что почтовый адрес уже не действителен. Не хватало мне еще быть задержанным по подозрению в чем-то в момент извлечения корреспонденции.

В поисковике в интернете набрал фамилию "Григоревич" и просто поразился. Это просто ас разведки. Ничего себе знакомец по дипломатическому приему.

Иван Карлович Григоревич родился в 1913 году в семье врача. В 1930 году вступил в Компартию Польши. В 1933 году выехал во Францию, где учился в парижской Высшей школе социальных наук и одновременно являлся членом редколлегии одного из коммунистических журналов. Затем был направлен на нелегальную партийную работу по линии МОПР в Аргентину.

В сентябре 1936 года ЦК Компартии Аргентины направил Григоревича в Испанию, где он являлся адъютантом начальника штаба армии Мадридского фронта генерала Рохо.

С марта 1937 года начал выполнять спецзадания советской внешней разведки. В начале 1938 года направлен в спецкомандировку в Мексику. Являлся активным участником первого покушения на Льва Троцкого, за что был отмечен орденом Красной Звезды.

В конце 1940 года вернулся в Аргентину в качестве руководителя нелегальной разведывательно-диверсионной группы НКВД. Перед Григоревичем была поставлена задача организовать диверсионную работу по срыву снабжения Германии продовольствием, горючим, другим стратегическим сырьем из Латинской Америки, а также подбирать агентуру для засылки как в оккупированные немцами, так и в нейтральные страны. Группа Григоревича заложила более 150 мин на судах, направлявшихся в германские порты. Общая численность созданной группой агентурной сети достигла 200 человек. По итогам работы в годы войны разведчик был награжден орденом Красного Знамени.

После войны он находился на нелегальной разведработе в Мексике и Коста-Рике. В конце 1950-х годов Григоревич уволился из органов и занялся научной работой.

Справку я перечитал раз десять, потому что был уверен, что неспроста мне эта фамилия постоянно лезет на ум. Судя по другим данным, Григоревич покинул Аргентину в августе-сентябре 1945 года. Как бы перед своим отъездом он еще не преподнес мне какой-нибудь подарок.

Глава 28

Дни шли за днями. Работа моя была бумажная. Читаю справки об обстановке, справки об объектах потенциальной опасности для государства, справки о фактах конкретной враждебной деятельности и прочие документы для общей оценки, которые необходимо взять за основу новой концепции деятельности спецслужб, а уж затем на основе концепции будут вноситься изменения в организационно-штатную структуру.

Необходимо понять, насколько объективны факты, которые приводятся в справках, потому что от нагнетания обстановки зависит уровень финансирования и авторитета спецслужб. Можно так запугать руководство и общество, что оно будет уповать только на спецорганы, а не на законы, которые должны соблюдаться в первую очередь правоохранительными органами, и суд, который должен стоять на страже исполнения закона всеми в этом государстве.

Через неделю после моего возвращения я получил визитную карточку советника посольства Григоревича с приглашением отужинать вместе в одном из ресторанов. И была приписка "p.p.c" . Знак прощания в связи с отъездом без нанесения официального визита. Я приложил свою визитную карточку в знак согласия и отправил ее с посыльным, принесшим приглашение.

Почти сразу после покушения я стал носить с собой кожаную папку для бумаг со стальной пластиной. Стилизованный бронежилет. Винтовочную пулю не остановит, но пуля пистолет-пулемета или пистолета может и не пробить с дистанции свыше тридцати-сорока метров, а с более близкой дистанции велика вероятность рикошета. Все тело не защитить, но жизненно важные органы уберечь можно.

Интересно, что же задумал Григоревич? На второе покушение он не пойдет. Учтет, что встреча может обеспечиваться и сотрудниками контрразведки, выделенными для моей охраны. Да и достаточно респектабельный ресторан это не место для сведения счетов. А, впрочем, посмотрим, что из этого получится. Обсуждаться будут русский и германский вопросы. Больше нас ничего не объединяет.

В условленное время я приехал в ресторан со своей неизменной папкой. Извинился, что прямо с рабочего места и не было времени даже папку домой завезти. Я открыл папку, чтобы мой собеседник видел, что кроме нескольких листов бумаги в ней ничего нет. Самые миниатюрные магнитофоны были слишком велики, чтобы незаметно уместиться в папке. Григоревич этот жест понял и ответил на него улыбкой с долей ехидцы.

– Какой сегодня выберем стол, сеньор Гомес, – спросил хозяин.

– Вообще-то выбор стола прерогатива приглашающего, но раз хорошей водки в ресторане не найдется, то можно устроить русский стол с коньяком, – с улыбкой сказал я.

– Поверьте, сеньор Гомес, – сказал Григоревич, – придет время, когда русский стол с водкой, закуской из селедки, вареного картофеля, соленых огурцов, грибов, соленой и копченой рыбы, черной и красной икры будет самым модным во многих развитых странах мира.

– У меня тоже нет в этом сомнений. Хорошая водка в умеренных количествах делает всех людей добрыми, поэтому и русские в подпитом состоянии готовы пожалеть весь мир, – с улыбкой добавил я.

Стол накрыли быстро. Григоревич был заводной человек и рюмки летали над столом, ненадолго задерживаясь на белоснежной скатерти.

– Как говорят в России – между первой и второй перерывчик небольшой, – провозгласил дипломат и мы закусили коньяк совсем уж по-русски жареным мясом с овощами.

– Сколько же таких тостов в России? – поинтересовался я у него, прекрасно зная, что тосты заканчиваются тогда, когда собутыльник доходит до состояния "на посошок" .

– А вот посчитайте, сколько их сегодня будет, – улыбнулся Григоревич и провозгласил, – а между второй и третьей пуля не успеет пролететь, это так говорят.

– Хорошо, если только говорят, а если действительно пули полетят? – задал я провокационный вопрос.

– Ну, что вы, это просто выражение такое, старинное, – начал оправдываться собеседник.

Выпили.

– Господин Гомес, на каком языке вам легче всего общаться, – поинтересовался мой собеседник.

– Я даже и не знаю, господин советник, – задумчиво сказал я, – может, попробуем на французском?

Григоревич с интересом взглянул на меня и согласился. По-французски он говорил хорошо. Все-таки три года учебы во Франции не прошли даром. Я тоже почти три года провоевал во французской авиации, и парижане принимают меня за своего земляка.

Разговор шел о том, какая хорошая страна Аргентина и о том, что жалко покидать такую страну, с которой у СССР сложились отношения, можно сказать, дружеского характера.

– А вы умеете говорить по-русски, – спросил Григоревич.

Вот оно. Началось.

– Могу, – сказал я.

– Тогда давайте продолжим разговор по-русски, – предложил мой визави.

– Давайте попробуем, – согласился я.

– Я что хочу сказать, – начал Григоревич, – сейчас весь мир переходит в новую эпоху. Послевоенную эпоху. Война закончилась. Все государства подписали между собой мир и занимаются восстановлением разрушенного. Работы очень много. Все люди, вынужденные бежать из своих стран, возвращаются на свою историческую родину. Немцы, русские, украинцы, бельгийцы датчане, французы, поляки... Идет великое послевоенное переселение народов. К нам в Союз возвращаются люди, чьи имена являются мировой гордостью.

– Кто же из известных людей вернулся в СССР из эмиграции? – задал я вопрос.

– Бунин, например, – сказал Григоревич, – и еще многие другие.

– А я слышал, что тех, кого английская администрация передала советским репатриационным органам для отправки в СССР, массово кончали самоубийством. Причем глава семьи убивал всех членов семьи, а потом стрелялся сам, – сказал я.

– Это все ложь. Это клевета со стороны враждебно настроенных эмигрантов. Все, кто возвращается в СССР, живут полной жизнью советского человека, – пытался парировать Григоревич, – в СССР по Конституции 1936 года соблюдаются все права и свободы граждан. У нас есть даже такие гражданские права, которых нет в странах капитализма. Да, те, кто запятнал себя сотрудничеством с фашистами, понесут заслуженное наказание, но те, кто был угнан в рабство, те являются жертвами фашизма и пользуются всеми правами, которые у них были отняты.

Я сидел и размышлял. Мы уже дошли до той "кондиции" , когда должно последовать деловое предложение. Но вопрос возврата в СССР очень гнилой и у Григоревича нет никаких конкретных доказательств того, что эмигранты валом валят в СССР, признав советскую власть. Кому об этом не знать, как не мне, знакомому со многими документальными свидетельствами того времени.

Пригласит он меня вместе с ними строить коммунизм? На некоторых это действовало безотказно, особенно на тех, кто был обижен в своей стране и общество, где каждый работает по своим способностям и получает по своим потребностям, сводило с ума даже грамотных людей, умеющих рассуждать логически. Но эти люди должны сначала заслужить право попасть в коммунистический рай. А заслужившие приезда получали такое разочарование, что стали считать свою жизнь законченной не там, о чем они мечтали, каждодневно рискуя своей жизнью.

– Давай, Григоревич, – мысленно подбадривал я его. – Мы с тобой почти ровесники, ты года на два меня постарше, но у тебя огромный опыт оперативной работы. Не соглашаться на приглашение вместе поужинать очень невежливо и, похоже, что мы оба знаем, кто мы, только не знаем, в чью пользу будет результат нашей встречи.

Глава 29

– Сеньор Гомес, на дворе лишь начало августа 1945 года, еще идет война на Дальнем Востоке, но после окончания войны с Японией в СССР хлынет поток эмигрантов, живущих сейчас в Китае, оккупированном Квантунской армией. Это все общие вопросы, я хотел поговорить конкретно о вас, – начал исправлять ситуацию Григоревич.

– А что же вас интересует во мне? – спросил я.

– Мы знаем, что вы русский и что вы не совершили никаких преступлений против советской власти. Я мог бы выступить ходатаем в решении вопроса о предоставлении советского гражданства лично вам, – сделал, наконец, прямое предложение сотрудник НКВД.

– Что же вы знаете обо мне? – спросил я, решив немного притормозить бойко начавшего чекиста.

Григоревич вкратце рассказал обо мне то, что известно почти всем, с кем я общался, сказав, что я мог бы сам более подробно рассказать о себе, если я имею твердое намерение получить российское гражданство.

А если я не имею такого желания? А что я буду иметь от того, что получу советское гражданство? По всему выходило, что инициатива в этом разговоре принадлежит мне.

Григоревич умный человек. Наша с ним встреча должна была закончиться тремя пулями в область сердца, но не получилось. Сейчас ему перед отъездом поставили задачу попытаться прямо "в лоб" сделать предложение о сотрудничестве человеку, о котором известно лишь то, что он является советником президента по особым вопросам и, возможно, умеет говорить по-русски. Маловато информации. Не хочется подводить Григоревича, потому что неудачу занесут в его послужной список и это повредит его карьере.

– Зачем вы послали человека стрелять в меня, – прямо спросил я.

– Мы никого не посылали. Это не мы, – сразу отпарировал советник.

– А кто, – не унимался я.

– Возможно, что это местные левые, – выкручивался мой собеседник.

– А что же я им мог сделать? – пытался выяснить я.

– Они, вероятно, не хотят, чтобы вы поддерживали кандидата в президенты Перона, – сделал предположение русский разведчик.

– А почему стрелок говорил на чистом русском языке? – спросил я.

– Сеньор Гомес, я этого не знаю, – постарался завершить разговор Григоревич.

– Давайте договоримся так, – предложил я, – вы сделали мне предложение помочь вам здесь, пока вы будете решать вопрос о моем гражданстве, а я отказался, сказав, что благодарен Аргентине за предоставленное гражданство и буду и дальше работать в Аргентине.

– Сеньор Гомес, вы говорите так, как будто всю жизнь проработали в органах разведки или контрразведки, – пошел в атаку Григоревич.

Терять ему было уже нечего. Вопрос сорвался. Сейчас как на ринге, кто больше заработает очков, выудив как можно больше информации. Если я скажу, что знание специальных терминов я получил от чтения детективных романов и просмотра огромного количества кинофильмов на эту тему, то этому никто и не поверит в 1945 году. Признавать, что ты сотрудник разведки, еще глупее. Нужно находить какой-то нейтральный выход из ситуации.

– Ни то и ни то, господин Григоревич, просто я логически мыслящий человек, умеющий анализировать ситуацию, – сказал я. – Я проанализировал наши встречи, ваши ордена, особенно довоенный орден Красной звезды, покушение на меня, как в свое время на Троцкого и понял, для чего должна состояться сегодняшняя встреча. Кроме того, о вас я знаю намного больше, чем вы обо мне.

– Что же вы знаете обо мне, – усмехнулся дипломат.

– Да почти все. Где вы родились, где учились, в каких партиях состояли, что делали в Испании и в Мексике, чем занимались здесь в Аргентине, но мне это не нужно, потому что я не собираюсь вас в чем-то убеждать, – сказал я. – Давайте выпьем за ваш отъезд и забудем все, что мы до этого говорили.

Григоревич молча поднял бокал и выпил. Я встал, попрощался и ушел.

По дороге домой я размышлял. Сам факт беседы уже сам по себе идет не в мою пользу.

Первое. На меня в НКВД есть солидное досье с фотографиями, с биографическими данными и со слухами, которые ходили вокруг меня. Мои возможности и какой интерес я представляю – либо как враг, либо как источник информации. О дружбе речь и не шла, тем более о гражданстве. Уверен на все сто, что Григоревич заберет и мой бокал, чтобы снять отпечатки пальцев. Причем не сам, а кто-то из двух его помощников, сидевших через стол от нас.

Вероятно, это воспринимается как анекдот в СССР, но русского человека видно везде. В любой толпе иностранцев, если присмотреться, можно обнаружить пару-тройку своих соотечественников. По каким признакам? Это трудно объяснить, но когда вы их увидите, то сами поймете, почему. Это как чукчи на первомайской демонстрации. Как они не одевались, а все говорили, что это чукчи идут. Почему же так получалось? Да потому что у них на транспаранте, по-нынешнему – на баннере – было написано: "Да здравствует мир, труд, май, июнь, июль, август!" . Так и у русских написано – русский.

А как я? Точно так же. У всех первое подозрение, а не русский ли он? И про любого неизвестного человека, какой бы он ни был национальности, тоже думают, а не русский ли он? Потому что, побыв какое-то время в России, человек приобретает неистребимые русские черты, которые потом проявляются и в его потомках. Что это? Генный вирус или вирусный ген? Никто не знает, но посмотрите, сколько знаменитых исконно русских фамилий имеют совершенно нерусское происхождение, но по русскости эти люди могут дать фору любому Иванову.

Второе. Как скажутся на мне результаты беседы? Бесследным это не остается. О рыцарстве в этом деле пишут только те, кому дали заказ показать кэгэбэшника, фэбээровца, цэрэушника, бээндиста, царандоевца или моссадовца в самом выгодном свете в виде ангела с белыми крылышками и в венке из лавровых веток.

Демократичные американцы, как правило, калечат несговорчивых клиентов, царандой и Моссад не вспоминают об этом и никто не вспоминает об этих клиентах, бээндешники делают шаг назад и выжидают. Если все тихо, то и они не шумят, записав пару единиц на ум. Но, частенько вслед за неудавшейся беседой следует череда каких-либо публикаций, прямо или косвенно задевающего солидного клиента, а мелкие клиенты получают скалкой по темечку от своих супруг за то, что в домашних условиях не используют те позы, которые представлены на качественно сделанных фотографиях, или вдруг милиция предъявит обвинение в спекуляции по наводке какого-то патриота или доброхота.

Хотя, мне как Мальчишу-Кибальчишу "нужно только день простоять, да ночь продержаться" . Я получил сообщение, что путевка уже оформлена и 1 августа прилетит самолет с нашей туристической группой. Есть и номер рейса. И мой паспорт там. И Дарья тоже. Боже, как я устал в этом насыщенном различными войнами веке.

Глава 30

Вся последующая неделя ушла на то, чтобы точно по схеме определить место современного международного аэропорта аргентинской столицы и определить место, где мне нужно находиться, чтобы попасть в зону оформления пассажиров, прибывших из-за границы.

Без одной отметки о прохождении пограничного контроля еще как-то можно обойтись, а без двух отметок это вообще катастрофа. Не так я встань, то окажусь в стороне от аэропорта. Сколько мне пришлось прошагать с шагомером и с компасом в современном аэропорту от сохранившихся ориентиров до нужного мне места. По нескольку раз проверял, вроде бы все правильно сходится.

В старом Буэнос-Айресе это пока только пустырь за городом. И по этому полю гуляет странный человек в костюме, делающий какие-то замеры. Наконец, я все-таки определил нужную мне точку. Результаты трех замеров как три пули при кучной стрельбе попали в круг диаметром десять сантиметров. И по времени нужно точно быть в двенадцать часов дня. Почему, спросите, я так мудрю? Не проще ли было приехать в аэропорт и там попытаться пройти в зону прилета иностранных пассажиров? Проще, но эта зона охраняется как государственная граница и прорыв через эту границу может оказаться роковым не только в судьбе, но и во всей жизни.

Первое августа. Одиннадцать часов тридцать минут. Я стою на коленках в поле, поливаю себе воду из фляжки и сбриваю себе бородку. Сбрил. Как это, попробуйте мужчины. Найдите где-нибудь в загашниках родителей старенькое лезвие типа "Спутник" (про "Неву" я даже не говорю) для безопасной бритвы и побрейтесь. Я, например, это считаю своей промашкой. Мог бы элементарно купить себе приличный станок современного типа, но что-то не подумал, зная, что бритвенные принадлежности у меня есть.

Одиннадцать пятьдесят пять. Пора. Главное попасть в день. Если что, придется корректировать. Кручу кольцо. Делаю энергичные движения руками, чтобы началось. Потемнело в глазах. Очнулся. В большой комнате с большим зеркалом и десятью умывальниками в ряд. Рядом стоят женщины, подкрашиваются, смотрят на меня как-то скептически. Другие женщины выходят из двери, на ходу поправляя юбки. Ба. Да это же дамская комната. Сделав невозмутимое лицо, вышел.

На табло дата – 1 августа 2008 года. Объявляют о прибытии самолета рейса такого-то по маршруту Москва-Лиссабон-Гавана-Буэнос-Айрес. Спешу к выходу из пассажирского рукава. Точно, идут русские и среди них Дарья. Шум не поднимаем. Она мне передает паспорт, билет, путевку.

Нас встречает работник турфирмы. Организованно ведет на пункт контроля. Ставят штампы. На моем паспорте загвоздка. Нет штампа о вылете. Почему? Объясняю через переводчика, что при посадке был несколько в загруженном состоянии и моя подруга, показываю на Дарью, меня поддерживала и подала вместе два паспорта. Возможно, что по ошибке штамп поставили только в одном. Так и просится шедевральное: "Аааа, руссо туристо, облико морале" .

Этот момент не помнит никто, потому что при вылете из Москвы все были в хорошем состоянии и были больше заняты маханием руками и посылкой воздушных поцелуев провожающим, но что-то там точно было, кого-то тащили и ругались, что русским в таком виде в самолет можно.

Им все можно. Что русскому хорошо, то иностранцу смерть и тому подобное. Ставят штамп. Прошу, чтобы в месте, где должен стоять штамп о выезде они чего-нибудь черканули своим коллегам. Пишут по-испански – нужен штамп. Получится, что не русские пограничники выявили отсутствие штампа, а их аргентинские коллеги указывают на неполадку с документов, а это уже две большие разницы. Садимся в автобус. Едем в гостиницу. До чего же здорово говорить по-русски и быть среди русских.

Русский это не национальность, это состояние души, а душа поет: "Широка страна моя родная, много в ней лесов полей и рек" . Дальше песня обрывается. Как только будет соответствие песни реальности, то ее снова запоют все и, может быть, сделают ее гимном.

Мы ездили по экскурсиям, я узнал то, что не мог увидеть во время кратковременных вылазок в современный Буэнос-Айрес и даже не знал много из того что происходило в 1945 году и вообще историю города с момента его образования.

Вот это погружение в историю и путешествие во времени. Мы с Дарьей находили время для того, чтобы походить по центру Буэнос-Айреса. Я покупал ей все, что только нравилось, благо с деньгами особых проблем не было, а часть денег я оставил на своем счете: мало ли что. В тайге охотник приходит в заброшенную заимку и находит там все, что спасет его жизнь, но, покидая заимку, он обязан создать такой же запас для другого человека, которому придется спасаться в этом домике. Так и здесь. Если есть возможность заготовить какую-то опорную точку, то не поленись, сделай это.

Во время прогулки около президентского дворца ко мне подошла девушка примерно моего возраста и спросила, говорит ли синьор по-испански. Я ответил утвердительно, и тогда она попросила меня подойти к ее бабушке, сидящей в кресле на колесиках. Ей девяносто два года, но она что-то хотела сказать сеньору наедине. Оставив Дарью и девушку вдвоем, я подошел к женщине. Даже старость не уничтожила то, чем от природы была наделена красавица Мария.

– Антонио, ты помнишь, как мы учили испанский язык, – спросила она, взяв меня за руку. В ее руке еще была сила и нежность.

– Я помню все, Мария, – сказал я.

– Ты вернулся к себе? – спросила она. – Я все время чувствовала, что ты со мной и не со мной и скоро должен будешь вернуться к себе. Ты исчез внезапно и никто ничего о тебе не знал. Это твоя жена? Красивая. Ты с ней будешь счастлив так же, как я была счастлива с тобой. Посмотри на девушку. Это твоя внучка. Дочь преподает в университете и будет только вечером. Прощай, Антонио, я часто видела тебя во сне именно таким, какой ты есть сегодня и мой сон превратился в реальность, прощай, любовь моя...

Я наклонился и поцеловал ее руку. Она погладила меня по голове, и мы расстались. Она все поняла. Другие люди не смогли бы этого понять. Это вообще невозможно. Может быть, внучка, рассматривая старые фотографии, увидит знакомое лицо, и какие-то смутные догадки посетят ее, но и она в это не поверит. Разве бывают на свете чудеса? Не бывают.