Текст книги "Ответ Империи"

Автор книги: Олег Измеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

7. Леди де Венчур

«И кто хочет поговорить?» – подумал Виктор. «Представители органов? Контакт с иностранцами? Я человек случайный. Проходил мимо, попросили помочь. Много говорил? Ну дык для престижа страны… отпор идеологическим диверсиям, и этим… провокациям. Журналист за невозвращенчество агитировал, смолчать – будет неправильно истолковано. Меня ж никто не инструктировал. Пауль Вольф… может, их заинтересовало, кто такой Пауль Вольф… не условный знак ли? Ну дык из фантастического рассказа. Чьего рассказа, кто автор? Да черт возьми, я и автор, я его сочинил, незаконченный, если надо, сам и запишу, что Наташа рассказала. Да… Дурак был этот Пауль, от такой бабы в горячие точки мотался.»

– Я не спешу.

– Идемте.

Через коридор за торговым залом они прошли в небольшую комнату, на двери которой красовалась табличка "Директор". С виду это был обычный скромный офис, в интерьере которого необычно и приятно сочетались цвета кофе с молоком и выгоревшей травы; разве что опять-таки монитор не на столе стоял, а проглядывал в просвет тонированной стеклянной столешницы. Принтера видно не было – на тумбочке, где обычно его ставят, мягко струилась вода в минифонтанчике. У окна высокие металлические стоечки под сидюки служили опорой для вьющихся цветов; на стене висело несколько почетных грамот и дипломов с советским гербом. Вообще цветы располагались по всему кабинету: украшали стол, возвышались из пластиковых кадок на полу, образовывали живописную горочку в углу, свисали из настенных кашпо, и, конечно, обрамляли большое окно с пластиковыми рамами; здесь Виктор понял, от кого шла идея превратить торговый зал в зимний сад. В активных колонках под потолком тихо щебетали виртуальные птицы. Щелкнул автоматический кофейник.

– Извините, если заставила вас ждать, – раздался за спиной сильный, чистый голос. Виктор обернулся и привстал: перед ним была Полина Геннадьевна. Легкий сквознячок от двери от двери донес до Виктора изысканный аромат "Злата Скифов", замысловатый букет-воспоминание о дореволюционной роскоши, где бергамот, пачули и амбра соседствовали с ванилью и сандалом.

– Сидите, сидите! Вы нас сегодня так выручили, просто невежливо было бы вас просто так отпустить, – она открыла шкаф и вынула оттуда небольшую плоскую бутылочку коньяка и две рюмочки.

– Нет-нет, спасибо, не надо! Любой на моем месте поступил бы так же.

"Еще неизвестно, где сегодня ночевать придется. На всякий случай не надо, чтобы спиртным пахло."

– Врачи не позволяют?

– Почему, позволяют. Просто еще сегодня по делам бегать.

– Тогда, кофе, если не возражаете, – она налила две чашечки кофе, по классической традиции советских времен капнув туда рижский бальзам из глиняной бутылочки. – Собственно, если вы не против, хотелось бы узнать ваши координаты, чтобы, если что, связаться.

– Понимаете, Полина Геннадьевна, я только сегодня приехал в Брянск, еще не успел устроиться.

– Раньше работали за рубежом, в недоразвитых странах?

– Вы просто Шерлок Холмс.

– Ничего удивительного. Во-первых, лейблы фирм Юго-Восточной Азии, во-вторых, вы на "ты" с продуктами Майкрософт, а наше вроде как в новинку… ну и непринужденно говорите с иностранцами – хотя это уже многие так. Наверное, это интересная работа?

– Ну… к сожалению, я лишен возможности пускаться в подробности… в общем, так: трудная, но интересная.

– Я поняла. А вы у нас надолго собираетесь?

– А еще ничего не решено. Но пока все складывается к тому, что надолго.

– То-есть, на какую-то работу будете устраиваться?

– Да с работой, честно говоря, пока еще ничего тоже не решено. Первый день только.

– А у нас не хотели бы поработать? У нас кооператив развивающийся, с перспективой.

– Да с удовольствием, только вот паспорт пока у родственников, тут маленькие организационные вопросы.

– С разменом квартиры, что ли?

– Ну… быт, от него никуда не деться.

– Да, тут долгая песня… Понимаете, можно устроить подработать без официального оформления… ну, нет правил, которые нельзя обойти, знаете, но с зарплатой тогда выйдет не более полутора минимумов. Устроит ли?

– Ну… а в принципе, пока паспорт не передадут, никуда все равно не устроиться, а если действительно надолго, то пока устроит. Ну а потом с паспортом нормально оформим. Понимаете, не привык без дела болтаться.

– Я тоже. А если бы осрамились с этим ноутбуком в международном масштабе, нас бы точно прикрыли. Это же не наша частная собственность, а хозаренда у государства.

– И всех бы выставили на улицу?

– Нет, у нас же Союз, а не Сомали… Вернулись бы на завод, но начинать снова, организовывать, столько нервов, да и доверия такого уже не будет. А почему вы не спрашиваете, что за работа?

– Насколько я понял, это поддержка компьютерных систем, создание и поддержка мультисервисных сетей, информационная безопасность…

– И вебмастеринг. Не сталкивались?

– Сталкивался.

– Отлично. В общем, наш кооператив относится к венчурным предприятиям, то-есть проектирует и реализует комплексные ИТ-решения (она произнесла "и-тэ", а не "ай-ти") производственного и социального назначения, а также обслуживает нестандартную, редкую технику, для которой на местах нет сервисной сети. Так что скорее получайте паспорт, чтобы по-настоящему развернуться. Вы, кстати, где остановились?

– Да пока еще нигде.

Дверь приоткрылась, и в нее заглянул Кондратьев.

– Ну мы пошли, Полина Геннадьевна! Отчет за день я вам в папку сбросил!

– Хорошо, Ваня! Всего доброго! Слушайте, – продолжала она, обращаясь к Виктору, – у нас тут в дежурке кровать стоит, чистое белье постельное в шкафу в пакете. Тут единственно, что надо, если вдруг телефон позвонит, ответить. То-есть, автоответчик запишет вызов, а звонок в дежурке разбудит. Сегодня как раз дежурить некому, у всех дела, наших комсомольцев зачем-то срочно в оперотряд вызвали на вокзалы дежурить… Вы, случайно, не в курсе, что стряслось? Случайно не президент приезжает?

– Нет, ничего не слышал…

«Президент… при сталинизме у них президент? А почему бы и нет? О чем это говорит? Что роль партии не выпячивают. Ну дык не построила коммунизм, вот и… Ребрендинг, смена имиджа.»

– Кстати, у Самолета проверяли эти… сотовые.

– Тогда кого-то ловят, не было такого раньше… Может, маньяк завелся, и не хотят население пугать?

"Как бы еще на меня не того…"

– А что, может быть. Говорят, процент маньяков на душу населения во все века одинаковый.

– Уж думала, самой оставаться придется. Вы можете у нас сегодня и заночевать, а там уже и определиться, а то и вообще у нас пока поживете.

– Простите, это… то есть, Полина Геннадьевна, я ведь незнакомый человек с улицы… не совсем понял… А вдруг, простите за глупый вопрос, я украду здесь чего-нибудь?

На лице бизнес-леди отразилось неподдельное изумление.

– Ну, украдете – сядете. Тут, где матценности – сигнализация, видеокамеры, фотография ваша уже есть, запись голоса… Смысл-то какой жизнь калечить? Не понимаю… А у вас там что, часто воруют?

– Ну да, конечно… Народ бедный, нищих, бомжей, ну, этих, бродяг, много… правоохранительные органы коррумпированы, суды… наркомания, проституция… зато Интернет есть…

"Боже, что я несу… Боже, какую чушь я несу…"

– Тогда понятно. А у нас это – покушение на госсобственность. Это же арендуемое имущество, и налог в казну идет.

– Да. Вы простите, я, наверное, глупость сказал…

– Ну что вы! Я же понимаю, что там совсем по-другому живут. Когда-то у меня тетя ездила Асуанскую плотину строить – боже, какая там у египтян нищета была! Ни образования, ни медицины, вот только торговаться и бакшиш просить – это там поголовно все умеют. Она приехала, говорит – какое счастье, что мы в Союзе родились.

Виктор внезапно почувствовал себя Гулливером, который попал в страну великанов. Или на остров гуигнгнмов, разумных лошадей, где в его сородичах видят жалких оскотинившихся йеху, только из вежливости в глаза не говорят.

А ведь государство в этой ситуации у них даже не за граждан борется, подумал Виктор. Оно борется за себя. Оно, его номенклатура или как там у них называется, охраняет свои ценности, свою способность защищаться, чтобы его не растащили. Оно у них существует, как целое, а не просто как сумма людей, каждый из которых на своем месте рвет одеяло на себя. Неужели хотя бы этого достаточно, чтобы для обычного, еще не увязшего в криминале человека, не стало соблазна воровать?

– Большое вам спасибо! А то действительно, что вам тут оставаться, тем более, как в семье посмотрят?

– В семье – нормально. – Полина улыбнулась, но как-то по другому, и Виктор почувствовал в ее голосе горькую каплю грусти. – Я вообще-то одна с дочерью, уже давно, дочь взрослая, учится в Ленинграде в экономическом, уже определила себе будущего спутника жизни, так что дома скандалить некому. А ваши как, где учатся?

Виктор пожал плечами.

– Знаете, у меня была семья, но…

– Разошлись?

– Нет. Стихия природы.

– Простите. Не хотела напоминать…

– Ничего. Если честно, я здесь именно поэтому.

– Мы тоже не разошлись… Он был специалист по топливной аппаратуре. Гонка вооружений… Тогда еще не было лобанцевской теории ошибок.

Она промолчала несколько секунд, словно собираясь с мыслями.

– Виктор Сергеевич, тогда вам надо обо всем этом не думать, а просто окунуться в работу. Для меня, знаете, тоже эта фирма – как семья. Или как дачный участок – человек не просто с него что-то имеет, он им живет. Деньги, знаете – всех их все равно не заработаешь и на тот свет не возьмешь, а вот это, – и она обвела рукой пространство, – после тебя людям останется.

– Все остается людям?

– Тоже любите этот фильм?

– Да. Такой вопрос, извините, если несколько странный: на моей памяти Союз был несколько другим… Скажите, а вот бюрократия кооператив не сильно зажимает? Взятки не вымогают? Вообще, вы не боитесь, что государство все это в один раз возьмет и ликвидирует просто так? Тем более, не собственность, а аренда?

Полина Геннадьевна растерянно пожала плечами, словно найдя вопрос странным.

– Это же не троцкизм, а сталинизм. А сталинизм – это модернизация.

– Да, в нашей стране многое изменилось… – задумчиво протянул Виктор, ничего не поняв, и тут же поспешил добавить, – к лучшему.

– Еще бы! Вы же помните, как мы к восьмидесятому по компьютерам отставали? Копировали, а что копировать? Запад уже новые создавал. Зато сейчас иностранцы приезжают и удивляются, что сетями у нас, оказывается, пользуется больший процент населения, чем в Европе. Можем, оказывается, все можем, главное, чтобы паразиты всякие народ не тормозили… Слушайте, я, наверное, вас заговорила? Пойдемте, покажу, где устраиваться.

Дежурка напоминала скорее комнату психологической разгрузки: много цветов, диван, кресла, столик, пластмассовый электрокофейник, одежный шкаф конца 50-х и старая микроволновка «Электроника», с одним переключателем и без гриля. Видимо, сюда стаскивали, кому что больше не нужно. Правда, в комнате не оказалось даже самого вшивого телека, что крушило надежды Виктора идейно подковаться в местном сталинизме, зато была слегка покоцанная магнитола JVC оруэлловского года.

Леди де Венчур, как Виктор мысленно прозвал Полину, попрощалась и вышла, оставив в комнате брелок с несколькими ключами, карточку сигнализации входной двери и ностальгическую атмосферу "Злата Скифов". Пора было обдумать свое положение.

8. Права первой ночи

Читатель наверняка уже заметил, что в начале каждого попадания главный герой занимается одним и тем же: ищет стартовый капитал, жилье, источник доходов, изучает ОБЖ, то есть, как жить в новом мире и не высовываться, и только потом начинает думать о своей легализации, а уж ситуации, требующие от него высокого гражданского создания и долга, его либо найдут, либо нет. Однако если те же вещи вдруг произойдут с большинством из нас, то-есть, если уважаемый читатель попадет в другую страну, или наоборот, другая страна попадет к нему в результате реформ и демократических процессов, то ему придется заниматься практически тем же. И хорошо, если в бывшей собственной стране не выяснится, что ему заново придется получать гражданство, доказывать, что он не верблюд и вообще не придется учить другой язык, который по демократическому волеизъявлению одного из живущих здесь народов объявлен государственным. Очень мало вероятности, что в первый же день своего пришествия в такой мир наш читатель будет мерить шагами планету с двухручным мечом за спиной, отфутболивая разношенными берцами головы врагов, и каждые сто метров повергая красавиц от восемнадцати до двадцати восьми на нескошенные ромашки. Сэ ля ви.

Осмотрев свой приют, Виктор обнаружил, что воровать, действительно, особо нечего. Помещения и кабинеты закрыты и поставлены на сигнализацию, и, кроме служебки доступны коридор, санузел и маленькая кабинка душевой. По сравнению с вариантом остановиться на квартире ничем не хуже – разве что смущает, что все время на виду. Хотя, если гастарбайтера тут не прячут, ничего особенного. Может, это даже и лучше – мелькать все время на виду, скорее привыкнут. Купленные продукты надо было уничтожать, начиная со скоропортящихся. То-есть, с молока, сметаны, творога и сосисок. Сосиски придется готовить в микроволновке, а это ужасно – они лопнут, вывернутся, и станут совершенно безвкусными. Ладно хоть не тридцать восьмой, и не надо объяснять, почему они в пластиковой оболочке.

Так. Переходим к конспирации. Деньги легендировали и поменяли. Мобилу и паспорт на месте работы прятать не будем. Хватит уже, научены второй реальностью. И с собой таскать не будем, как в третьей. Ах черт, надо же еще и диски с прогами двадцать первого века сховать. Вот бы для отвода глаз еще Live CD из местного сорца забацать… Хорошо в двадцать первом, их готовых навалов, так и нужды не было. Ладно, подумаем, обмозгуем идею с местными гениями. А насчет, где спрятать… В Брянске три вокзала: Брянск – Орловский, Брянск-Льговский и Орджоникидзеград. Сделаем, как гражданин Корейко – будем таскать с вокзала на вокзал по камерам хранения. Типа приезжий. На вокзалах, однако, оперативники. И что? Документы проверять будут? Большинство народу в СССР по вокзалу шастало без паспортов, особливо кто на электричку. Да и дальнего следования без паспорта брали, это вам не на самолет.

Стоп. Ну, то, что приезжий набрал продуктов, как для семьи, это еще ладно. Может, он из голодной страны или живет старыми представлениями о совке, как о стране дефицита. Это проглотят. А вот то, что он не взял в поездку мыло и чем бриться, но при этом таскает с собой портмоне с любимыми дисками – это не катит даже для ботанов. Срочно фиксить.

"Где ж достать, где ж достать… Пол восьмого. Черт, все небось тут уже в семь позакрывали, да и где тут галантерея– парфюмерия… Стоп. Универмаг у Драмтеатра. Никуда он не делся, и, может, до восьми. Так, какой у них от входных…"

Светодиод на коробочке у черного входа благополучно мигнул. За дверью подъезда лицо обрызгал вечерний холодок, легкое напоминание о надвигающейся осени. Небо с розовато-сиреневыми облаками грустило о только что ушедшем солнце. Виктор бросился вдоль отмостки в сторону Дуки, чуть не наткнувшись на углу на коричневую будку, такую же, как видел на Старом Базаре – «Понатыкали их тут…».

К "Телерадиотоварам" подкатывал очередной бесплатный тролль, и через мгновенье за спиной Виктора облегченно вздохнули средние двери.

…Универмаг оказался до девяти, как и после реформы. Очередей и пустых прилавков Виктор не обнаружил, хотя народу ходило достаточно. Продовольственный отдел почему-то исчез… ах да, он забыл, сейчас в доме рядом должен быть гастроном. Теперь в его реальности продуктовый в универмаге, а гастроном частично заполнен мелкими промтоварными лавочками, часть на втором этаже, часть в подвале. Кто сказал, что рыночная стихия – это больше удобства для покупателя?

Предметы личной гигиены предсказуемо оказались на втором. Будем пока экономить. Правда, зубную возьмем "Жемчуг", не утянет, мыло любое из дешевых с пластмассовой мыьницей, а одеколон можно тоже бюджетный – "Русский лес" или "Наташа"… "Шипр" не будем, "Шипр" и "Тройной" в застой это как для парикмахерских. Нет, стоп. Не будет состоявшийся, степенный человек даже в конце восьмидесятых, брать "Наташу", и на кризис тире переходный период не спишешь, какой тут кризис. Возьмем "Консул", в благородной бордовой коробочке, и пусть он на тумбочке на виду стоит. Кстати, если у нас сейчас кто-то будет душиться одеколоном под названием "Наташа", его не сочтут пассивным геем?"

Виктор перевел глаза на стекло прилавка, где расположился ассортимент бритв, и изучил ценники.

"М-да. "Микма" с сеточкой, она же бывший "Филиппс" – это хорошо, но пока дороговато, как и "Харьков" с плавающими ножами. Всякие бюджетные электро – не стоит, механическим "Спутником" пусть броется тот, кто это чудо придумал. Возьмем безопаску. Мокрое бритье – это не экономия, а стиль, чище бреет. Станок взять с регулировкой – накладно… а, вот, он еще и здоровый, неудобно в дороге. Вот простой алюминиевый в коробочке самое то. К тому же у человека моего возраста это может быть просто привычка. Черт, как много тонкостей в простых вещах."

Из лезвий Виктор выбрал нержавеющие "Ладас" в бело-голубой коробочке с силуэтом бегущего спортсмена и надписью "После бритья сушить, но не вытирать", что свидетельствовало об остроте лезвия, а кисточку, стаканчик и крем взял первые попавшиеся, на них мало кто обращает внимания. Кстати, для бритья, помимо кремов, уже были аэрозоли и гели.

"А лезвий возьму-ка я на всякий случай пару упаковок. Или больше. И вообще, как с ними тут?"

– Скажите, а нержавеющие лезвия у вас часто бывают?

– Всегда!

– В смысле?

– Но вы ведь всегда бреетесь?

– Всегда. Ну, если войны не будет.

– И они теперь всегда. Ну, если войны не будет.

Продавщица, судя по возрасту, хорошо помнила другие времена, но старалась перестроиться.

– Из кремов после бритья, лосьонов что-нибудь возьмете? Зеркальца? Шампунь выберете? Туалетную бумагу, бумажные полотенца, в дорогу ж, наверное, собираетесь?

– Нет, спасибо. Вот эту расческу еще пробейте.

…Вернувшись в дежурку, Виктор принялся готовить подобие ужина и размышлять.

Попал он, конечно, удачно. Устроиться, хоть и временно, без прописки и документов… Хотя кто еще знает. Может, просто кинут, поработает, и скажут – а мы вас, гражданин, никогда не видели. Нет, нет, не скажут. Забугорный журналист видел, а тут уж бомж, не бомж, а торг уместен. Странный и подозрительный гражданин? Ну так что же вы странного и подозрительного такому гостю порекомендовали? А вдруг я ему на ноут троян с кейлоггером запиндюрю, а? Нет, тут если разойтись, то по хорошему. С другой стороны, рабочих рук здесь дефицит, ситуация понятна, почему не нанять квалифицированного шабашника? Ша-баш-ник. Вот как это тут называется. Ша-баш-ник. Мало кому в Союзе было интересно, кто такие шабашники: поработали, рассчитались – а порой и налом рассчитались – и всего доброго. Статус понятен.

Перед тем, как положить сосиски в микроволновку, он порезал и на мелкие кружочки и положил на хлеб. «Не так стремно, а на будущее чего сообразим.»

Теперь о международном положении, подумал Виктор. Когда и как произошла развилка – это, пожалуй, сейчас не главное. То, что декларируемый сталинизм неожиданно сочетается с элементами перестройки и развитием кооперации – тоже возможно. Чего только у нас не провозглашали, это не значит, что это и будут делать. Неясно другое.

Во-первых, странный рывок в компьютерной технике. Причем развиваются другим путем – не стали догонять в персоналках (пережиток капитализма эти персоналки), а ухватились сразу за сети и сетевые сервисы, хотя основной проблемой должна быть пропускная способность этих самых сетей. Правда, в этом есть своя логика. Сети хорошо развивать централизованно – раз. Юзеров в сетях проще контролировать – два. Для киберсталинизма и то и другое очень важно. Что там еще? А, высокая стоимость жестких дисков в девяностых. Сами, помнится, делали сети на "пустышках" с загрузкой от новелловского сервера. Коряво было, но зато быстро разворачивали, с минимумом средств. Даже Гейтс пытался в это время делать сетевой компьютер, но заглохло у него. А, может, он просто посчитал, что тогда он меньше заработает, чем при предустановленных виндах? Или больше риска, что другие конкуренты отъедят часть рынка ОС? И прощай, мировая гегемония? Интересно, интересно… Но сейчас об это некогда.

Некогда, потому что возникает это самое "во-вторых". В принципе, если в Союзе сосредоточить средства на какой-то отрасли, то можно быстро догнать и перегнать. Вон в шестидесятых с паровозов на тепловозы и электровозы перешли, на автосцепку – а в Европе она до сих пор не везде. Но деньги откуда взялись? За счет чего они это дело провернули? Заглохших отраслей что-то не видать (пока), сумки с продуктами не удивляют, нефть еще не дорогая, откуда богатство-то взялось? Или может, у них половина народа за пайку в лагерях вкалывает, чтобы вторая жила нормально? А, кстати, надо радио послушать, может, чего прояснят.

JVC, несмотря на возраст, был классной машинкой – в свое время за такие в комке просили две тысячи, не то что «Шарп» какой-нибудь. Правда, УКВ был только на второй FM-диапазон, и конвертера Виктор не обнаружил («Ладно, сами потом спаяем»), а на КВ ловить он не решился – мало ли тут что за прослушивание вражьего голоса. Раз видеокамеры в зале есть, могут быть и микрофоны, даже в сортире, и местные не предупредят – оно, может, вроде как в порядке вещей быть.

Он воткнул вилку в сеть и включил былую гордость японской промышленности. Из динамиков мелодично и распевно потянулось:

 
– …И под конвоем, своей работой тяжкою,
Быть может, смерть свою найду.
 

«Это что же, у них блатняк свободно?» Виктор поспешно убавил громкость и проверил, какой диапазон. Все-таки УКВ. Он слегка добавил громкости, так, чтобы не было слышно соседям сверху, и продолжал слушать. Певец исполнял шлягер очень красиво, распевно, и главное, душевно, безо всяких этих сипов, хрипов и всхлипов, непременных спутников наших звезд этого жанра. По стилю исполнения это скорее было похоже на народную песню.

– Мы продолжаем передачу "Русский шансон", – мелодичным голосом проворковала ведущая, – а теперь послушайте в исполнении…

После третьего хита Виктор понял принципиальную разницу русского шансона нашего и здешнего. В нашем шансоне главное – зрелище, шоу человека за гранью общества. Показать типаж человека, который, в отличии от Остапа Бендера, не чтит уголовный кодекс или, на худой конец, попал под волну репрессий, выставить его героем или романтиком, вызвать жалость или что-то вроде восхищения – вот основной смысл. В здешнем же было главное донести до слушателя обычные человеческие чувства: любовь, ненависть, зависть, мщение. В общем, раскрывали перед слушателем внутреннее естество тех, о ком поется, со всеми их сложностями. Наш шансон воспевает тех, кто живет не по законам, а по понятиям; в здешнем герои песен – это такие же люди, как мы, только попавшие в особые обстоятельства.

– Василий Ефимович, – пропела ведущая после того, как смолкла очередная песня, – радиослушатели часто спрашивают нас, как и когда возникла идея этой передачи. Ведь еще лет двадцать назад никто бы не подумал, что песни такого содержания можно исполнять по радио, и, самое главное, они будут так звучать.

– Еще в семидесятых стало ясно, что надо что-то противопоставить так называемым "эмигрантам", песенной субкультуре, которая у нас распространялась магнитофонной перезаписью. Вы, наверное, помните?

– Да, конечно. "Цыпленок жареный, цыпленок пареный…" Многие тогда переписывали, просто потому что на советской эстраде, в советской музыкальной культуре ничего другого в этом стиле не было, был вакуум.

– Это вы правильно сказали – был вакуум, и заполнялся он низкопрофессиональным, как теперь говорят, андерграундом, который обращался к протестным настроениям, романтизировал человека антиобщественного. А ведь этим терялся слой народной культуры, который профессиональные деятели искусств должны были переосмыслить. Вот, например, "Камаринская" – протестная, хулиганская песня, но в ней увидели самобытный мелос, основу для классического произведения. Да и вообще, если вспомните биографию Сталина – он ведь участвовал в действиях, нарушавших законы Российской империи, его арестовывали, он был в местах заключения, так что, замазывая эту часть народной культуры одной краской, мы бросаем тень и на революционное прошлое, не так ли?

– Несомненно. И все-таки хотелось бы уточнить, в чем задача нынешней работы по восстановлению именно этой части фольклора, кроме противодействия эмигрантам? Ведь есть же и другие темы.

– Задача очень проста: помочь человеку, утратившему связи с обществом, в него вернуться, дать ему возможность почувствовать, что он на самом деле такой же, как все, что он воспринимает мир так же, как все, что общество, как мать, все еще ждет его на пороге дома…

«Все это хорошо, но где же Пушкин…» Виктор покрутил настройку. Следующая станция оказалась чисто рекламная, а если точнее, то на ней рассказывали новости о разных товарах, взвешенно и без заманух для покупателей. Третья по счету, судя по всему, была что-то вроде канала «Культура» и там транслировали итальянскую оперу, естественно, без перевода, а по четвертой шла трансляция с матча. Общественно – политические и новостные видимо, были островами среди недоступной импортному реликту части мегагерц.

А, собственно, ничуть не хуже нашего, решил Виктор. В нашей реальности на FM с десяток каналов, но особо выбора нет. На большей части более или менее удачный подбор попсы, перемежаемый мерзкой, режущей слух местной рекламой, когда авторы роликов, чтобы доораться в уши покупателю, выводят уровень аудиосигнала до искажения, ибо фирме больше хвастаться нечем, а остается тупо орать в уши. И даже если будет цифровое вещание, все равно ничего не изменится – везде будет набор попсы, реклама и туповатые шоу, рассчитываемые на одноклеточную рефлексию слушателя.

«А вот, кстати, забыл спросить», подумал Виктор, «как тут с криминалом. Типа рэкет, разборки, наезды и такая святая вещь, как замочить конкурента. А то ведь заснешь тут, а проснешься – черт знает…»

Помыв тарелки (о наличии горячей воды в умывальнике было нетрудно догадаться по наличию душевой), Виктор постелил на диване и продолжил разбор ситуации.

«А ведь Полина намекнула на то, что она свободна», подумал Виктор. «Интересно, встречается ли она с кем-нибудь? А что, это шанс. Дама она деловая, со связями… может, через нее есть возможность и паспорт получить. Изучить интересы, начать ненавязчиво ухаживать, строить отношения… К тому же, она просто красавица, весьма недурно сложена, наверняка спортом занимается, или фитнесом; еще любой комсомолке фору даст во всех отношениях. Полезное с приятным.»

"Нет", подумал он спустя минуту. "Пошло это и грязно – пользоваться одиночеством женщины ради личной карьеры. Еще бы понятно, была бы она каким уродом, не физически, а по совести – людей кидала, выдрючивалась… а вдруг она хороший, умный человек и толковый руководитель? Это же у нас такая редкость, особенно последнее. Для такой надо быть просто другом и ангелом-хранителем. "

И, модумав, малость, мысленно добавил:

"Да и эпоха не та."

С этими словами автор оставляет главного героя мирно спящим на диванчике в подсобке и ждет, что же подарит ему следующее утро.